Текст книги "Хорошая работа"

Автор книги: Дэвид Лодж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Пропустив обвинение мимо ушей, Чарльз поинтересовался, как все прошло.

– Нормально. Но тебе было бы очень скучно.

– А тебе не было?

– Мне было интересно посмотреть на Уилкокса в домашней обстановке.

– И как у него дома?

– Шикарно. Вопиюще безвкусно. В гостиной висит репродукция – негритянка с зеленым лицом. А камин – это что-то невероятное. Сооружение из разноцветного камня, высотой до потолка. Смотришь на него, и хочется обвязаться веревкой и совершить восхождение. Камин, конечно, trompe-l’œil[14]14
  Обман зрения (фр.).


[Закрыть] – газовый. Дрова в нем горят вечные, и ко всему этому – представь себе! – старинный бронзовый каминный набор. Напоминает Магритта. – Робин вдруг стало стыдно, что она ударилась в кембриджский снобизм. Она почему-то не стала рассказывать Чарльзу о том, какой интересный разговор они вели с Уилкоксом во время прогулки. Чарльза проще заинтересовать домашними зарисовками раммиджской буржуазности. – Да, и еще у них четыре туалета! – вспомнила Робин.

– Тебе так часто пришлось туда ходить? – засмеялся Чарльз на том конце провода.

– Нет, об этом мне таинственным шепотом сообщил отец Уилкокса. Он немножко расист, но впрочем очень милый старик.

– А остальные?

– Ну, о хозяйке почти ничего не могу сказать. По-моему, она меня опасалась.

– Да, Робин, ты у нас очень опасная.

– Глупости.

– Я имею в виду – для женщин, не блещущих интеллектом. Вы говорили о теории литературоведения?

– Конечно нет. За кого ты меня принимаешь? Я со всеми говорила о том, что им интересно, но у хозяйки никаких интересов не обнаружилось. Может, их и совсем нет. По-моему, это типичная задавленная домохозяйка, которой нечем заняться, потому что дети уже выросли. Вся сцена напоминала комедию положений в духе Фрейда. Старшему сыну двадцать два, но он все еще страдает эдиповым комплексом. К дочери Уилкокс испытывает инцестуальные чувства, но подавляет их, и они замещаются тем, что он ее постоянно пилит.

– Ты говорила ему об этом?

– Ты шутишь?

– Поддразниваю.

– Я сказала ему, что с моей точки зрения он подавляет свою жену.

– И как он отреагировал?

– Я думала, он выйдет из себя, но обошлось.

– Знаешь, Робин, – вздохнул Чарльз у себя в Ипсвиче, – вот бы мне тебя в качестве консультанта.

– В каком смысле?

– Ты прирожденный педагог. Всех вокруг заставляешь стоять по стойке смирно, и вместо того чтобы обижаться или возмущаться, люди проникаются чувством глубокой признательности.

– Я не уверена, что Уилкокс был мне признателен, – возразила Робин. А потом вдруг злобно прибавила: – Черт! Не было у тебя никакой простуды. А вот у меня, кажется, уже есть.

Когда в следующую среду Робин не появилась в назначенный час, Вик очень удивился тому, что ее отсутствие его беспокоит. Он никак не мог сосредоточиться на ведении совещания с менеджерами по продажам, и финансовый директор несколько раз поправлял его, уточняя цифры – к вящему удовольствию Брайана Эверторпа. В половине одиннадцатого совещание закончилось, и Вик позвонил Робин в Университет. Там ему сообщили, что ее по средам не бывает. Тогда он позвонил по домашнему номеру. Звонка после пятнадцатого, когда Вик уже хотел повесить трубку, он услышал хриплый голос:

– Алло?

У нее простуда. Или даже грипп. Судя по голосу, ей совсем плохо.

Она сказала, что как раз спала.

– Тогда простите, что потревожил. Но вы не предупредили…

– У меня нет телефона возле кровати, – перебила Робин. – Чтобы ответить на звонок, мне пришлось спуститься. Видимо, у вас вошло в привычку звонить мне в неудобное время.

– Извините, – обиженно ответил Вик. – Возвращайтесь в постель. Примите аспирин. Вам что-нибудь нужно?

– Ничего кроме тишины и покоя. – И она повесила трубку.

Днем Вик заказал в Раммиджском супермаркете корзину фруктов с доставкой на дом, но почти сразу же перезвонил и отменил заказ, вспомнив, что Робин придется снова вставать с постели и спускаться, чтобы принять подарок.

В следующую среду Робин появилась – немного бледная, даже вроде бы похудевшая, но выздоровевшая. Когда она вошла, Вик не смог сдержать довольную улыбку. За несколько недель Робин Пенроуз непостижимым образом превратилась из обузы и головной боли в человека, которого Вик был рад видеть больше всех на свете. Он считал дни до очередного ее появления в «Принглс»: неделя теперь начиналась со среды. Когда Робин Пенроуз ходила за ним по пятам, как тень, он все делал правильно. Когда ее не было, он вел себя так, словно она рядом, и старался заслужить ее аплодисменты. Только с ней он мог поделиться своими надеждами и планами, касающимися компании, обсудить любые проблемы и найти их решение. Никому из сотрудников он не доверял настолько, чтобы вести с ними подобные разговоры, а Марджори попросту не поймет, о чем речь. Робин тоже не разбиралась в деталях, но ее цепкий ум быстро ухватил основные принципы, а беспристрастность делала ее справедливым судьей. Именно Робин помогла ему понять, что бессмысленно мстить «Фаундро» по принципу «зуб за зуб». До Вика дошли слухи, что у «Фаундро» возникли финансовые проблемы – неудивительно, если они снабжают «Ролинсон» себе в убыток. Уилкоксу оставалось только подождать, когда «Фаундро» выдохнется или совсем прогорит, и тогда возобновить с Тедом Стокером переговоры о поставках по разумной цене. Брайан Эверторп не одобрил эту выжидательную тактику, но его вообще не спрашивают, не так ли?

О пантомиме на диване с участием Эверторпа и Ширли Вик старался не думать. И в этом ему тоже помогла Робин Пенроуз. Рядом с ней, молодой и стройной, Ширли казалась старой коровой. Кроме того, Ширли явно ревновала к Робин, а Брайан Эверторп злился, не понимая, почему Вик берет над ним верх. Он с самого начала недвусмысленно намекал на близкие отношения между шефом и его тенью. Когда Робин обмолвилась о том, что ее должность в Университете называется «утешение декана», Эверторп не смог сдержать ликование.

– А как насчет «утешения директора», Вик? – спросил он. – Не нужно будет для поднятия тонуса ходить в «Сауну Сюзанны». Можно обойтись своими силами.

Если бы Робин выказала хоть малейший признак недовольства, Вик нашел бы способ отвести Эверторпа в сторонку и попросить его прекратить дурацкие шутки. Но Робин сохраняла железное спокойствие, а Вик не возражал против того, чтобы Эверторп подозревал интрижку между шефом и Робин, тем более что, по иронии судьбы, мысль эта посещала и самого Вика. Ему было приятно думать об этом по дороге на работу и с работы. В эти дни Вик слушал в основном Дженнифер Раш: ее голос – глубокий, дрожащий, сильный, звучащий на фоне нервного ритмичного аккомпанемента – странным образом волновал его, окружая мечты надежными стенами звука. Она пела:

 
Когда случившееся – правда,
Уже не нужно убегать,
Ведь если на душе тепло,
Тогда пора начать.
 

Она пела:

 
Сдавайся! Есть у тебя один лишь шанс —
Сдавайся! И поскорей пойми —
Ее глаза тебе ответят: «Навсегда».
 

Вик так часто слушал эту кассету, что выучил слова наизусть. Его любимой песней была последняя на второй стороне – «Сила любви»:

 
Потому что я твоя женщина,
А ты мой мужчина,
Когда бы ты ни пришел,
Я сделаю все, что сумею.
 
 
У нас все впереди,
Там, где я не бывала.
Иногда я боюсь,
Но готова выучить все
О силе любви.
 

Однажды, отсидев подряд несколько совещаний по рационализации с младшими менеджерами, Робин спросила Вика, не хочет ли он посвятить и рабочих в тонкости основной стратегии компании. Эта мысль никогда не посещала Вика, но чем больше он о ней думал, тем больше она ему нравилась. Люди воспринимают свою работу как маленький вклад в общее дело, а следовательно, любые изменения кажутся им попыткой начальства получить от них больше, недоплатив при этом. Конечно, на самом деле так оно и есть. Но если Вик объяснит им, что эти изменения связаны с общим планом, который в будущем принесет всем защищенность и экономическое процветание, тогда у него будет больше шансов получить их поддержку.

Вик зашел к директору по персоналу, чтобы обсудить с ним этот вопрос. Джордж Прендергаст сидел на полу посреди кабинета, скрестив ноги по-турецки и положив руки на колени.

– Что вы делаете? – удивился Вик.

– Дышу, – ответил Прендергаст, поднимаясь на ноги. – Дыхательные упражнения по системе йогов – от моего несварения желудка.

– Если позволите мне высказать свое мнение, вы производите впечатление чокнутого.

– Но они помогают, – ответил Прендергаст. – Ваша тень мне посоветовала.

– Она сама вам их показывала? – Вик почувствовал совершенно необоснованные уколы ревности.

– Нет, я по вечерам хожу на занятия, – сообщил Прендергаст.

– Что ж, на вашем месте я оставил бы упражнения для вечерних занятий, – сказал Вик. – Я не хочу, чтобы вы медитировали посреди завода. Это может отвлечь рабочих. Кстати, раз уж о них зашла речь… У меня есть предложение.

Прендергаст буквально загорелся этой идеей.

– В наши дни обучение рабочих имеет огромное значение, – говорил он. – Это называется диалог руководства и персонала. – Прендергаст закончил бизнес-колледж и обожал подобный жаргон.

– Ну, диалога тут будет мало, – уточнил Вик. – Я произнесу речь, в которой расскажу, что мы собираемся делать.

– А вопросы задавать будут?

– Если они возникнут, можно и ответить.

– Пожалуй, потом я организую обсуждение по цехам, – предложил Прендергаст.

– Только не переусердствуйте. Мы не собираемся открывать вечерний институт. Назначьте серию встреч во время ленча, хорошо? Скажем, человек по триста. Начнем со следующей среды. – Вик специально выбрал этот день недели, чтобы Робин смогла присутствовать на вступительном собрании.

Брайан Эверторп отнесся к плану скептически и заявил, что он только выбьет людей из колеи и вызовет у них подозрения.

– А кроме того, они не скажут тебе спасибо за то, что ты съел у них половину обеденного перерыва.

– Присутствие будет добровольным, – сказал Вик. – Для всех, кроме дирекции.

Настроение у Эверторпа явно упало.

– Ты хочешь сказать, что мы должны приходить на каждую встречу?

– Бесполезно распинаться перед рабочими, что мы должны трудиться сообща, если они будут знать, где в этот момент мои директора – в «Лунатике», пьют пиво.

В следующую среду, в час дня, Вик сидел на импровизированной сцене в старом транспортном цехе – тускло освещенном ангаре, пустовавшем с тех пор, как «Принглс» стала пользоваться услугами транспортных компаний по контракту. Иногда здесь проводились собрания, если столовая была занята. Вик сидел в окружении своих директоров, устроившихся на пластиковых стульях. На полу в несколько рядов расставили скамейки и стулья лицом к сцене, и Вик удивился, заметив, что не только Робин, но и Ширли уже на месте. Остальные слушатели толпились позади скамеек, под прикрытием облака табачного дыма. Изо рта у всех шел пар. Хотя Вик и распорядился включить в тот день отопление, в ангаре все еще было сыро и холодно. Директора сидели в пальто, но Вик остался в одном костюме, который считал своей рабочей одеждой. Он оглядел зал и потер руки.

– Пожалуй, можно начинать, – шепнул он Прендергасту, сидевшему рядом с ним.

– Хотите, чтобы я вас представил?

– Нет, они все меня знают. Давайте начнем. Здесь настоящий ледник.

Вик вдруг почувствовал непривычный нервный спазм, когда встал и сделал шаг к специально установленному микрофону, подсоединенному к паре переносных колонок. Зал утих. Вик пробежал глазами по лицам собравшихся – выжидающим, угрюмым, насмешливым – и пожалел, что не заготовил какую-нибудь шутку, чтобы разрядить обстановку. Но он никогда не отличался чувством юмора и забывал анекдоты через пять минут после того, как ему их рассказали. Вероятно, потому что они не казались ему смешными.

– Обычно все речи начинаются с шутки, – произнес Вик. – Но я ее не заготовил. Буду с вами откровенен: управлять нашей компанией совершенно не смешно. – В зале раздались смешки. Лед был растоплен. – Вы все меня знаете. Я начальник. Вы, наверно, думаете, что я здесь царь и бог и могу делать все что угодно. Но это не так. На самом деле по собственному почину я не могу сделать вообще ничего.

По мере выступления Вик становился все увереннее в себе. Слушали его внимательно. Скуку и непонимание выражали лишь несколько лиц. И вдруг, когда Вик явно достиг определенных успехов, все лица неожиданно расплылись в широких ухмылках. Раздались хлопки, уханье, свист и гогот. Вик, который знал, что не сказал ничего смешного, замолчал на полуслове. Он огляделся и увидел направлявшуюся к нему девушку.

С головой у нее явно было не все в порядке, потому что шла она в одном нижнем белье. Девушка дрожала от холода, ее руки и плечи покрылись гусиной кожей, но улыбалась она кокетливо.

– Мистер Уилкокс? – спросила девушка.

– Уходите, – сказал Вик. – Здесь собрание.

– У меня для вас сообщение, – продолжила она, приподняла согнутую ногу в сетчатом чулке и достала из-под резинки сложенный листок бумаги.

Толпа одобрительно загудела.

– Покажи нам сиськи! – выкрикнул кто-то. А другой поддержал: – Снимай штанишки!

Девушка улыбнулась и нервно помахала залу рукой. За ее спиной Вик увидел красное и надутое, как воздушный шарик, ухмыляющееся лицо Брайана Эверторпа.

– Снимай! Снимай! Снимай! – скандировала публика.

– Убирайтесь вон! – прошипел Вик.

– Это очень быстро, – сказала девушка и развернула послание. – Будьте человеком!

Вик схватил ее за руку, намереваясь стащить со сцены, но девушка так завизжала, что Вик отпрянул, словно обжегся. Прильнув к микрофону, она запела:

 
В «Принглс» звон, в «Принглс» звон, звон идет с утра:
Под Уилкоксом работать весело всегда!
В «Принглс» звон…
 

– Мерион! – окликнула ее Робин, неожиданно появившись у самого края сцены. – Немедленно прекратите.

Девушка посмотрела вниз и остолбенела.

– Доктор Пенроуз! – взвизгнула она, впихнула послание Вику в руки, развернулась и упорхнула.

– Эй! Хотелось бы дослушать до конца! – прокричал ей вслед Брайан Эверторп.

Толпа свистела и вопила, глядя, как девушка исчезает через дверцу в конце ангара.

– Почему вы не продолжаете? – спросила Робин и поспешила следом за девушкой. Вик даже не успел спросить, почему та ее послушалась.

Он постучал по микрофону, призывая к вниманию.

– Итак, я говорил о том…

В зале добродушно загоготали, после чего дослушали до конца.

Когда встреча закончилась, Вик нашел Робин в своем кабинете. Она читала книгу.

– Спасибо, что помогли избавиться от девицы, – поблагодарил Вик. – Вы с ней знакомы?

– Она моя студентка, – объяснила Робин. – У нее нет стипендии, а родители не могут платить за обучение, вот ей и приходится подрабатывать.

– И это вы называете работой?

– Я, разумеется, осуждаю сексуальный аспект. Но ей хорошо платят, и работа не занимает много времени. Между прочим, называется «поцелограмма». Хотя сегодня до финального поцелуя не дошло.

– Благодарю Тебя, Господи, – сказал Вик, уселся в крутящееся кресло и достал сигареты. – Вернее, благодарю вас.

– Могло быть и хуже. Есть еще такая штука под названием «гориллограмма».

– Мне и этого хватило. Еще минута, и встреча была бы сорвана.

– Я поняла, – кивнула Робин. – Поэтому и вмешалась.

– Вы спасли мою шкуру, – улыбнулся Вик. – Могу я пригласить вас выпить и съесть по бутерброду? Увы, на полноценный ленч уже нет времени.

– Бутерброд – это то, что нужно. Спасибо. Мерион очень переживала, что не получит денег, ведь она не доделала свою работу. Я сказала, что если понадобится, вы возместите убытки.

– Вы правда так сказали?

– Да. – Спокойные серо-зеленые глаза смотрели на Вика испытующе.

– Хорошо, – кивнул он. – Я заплачу вдвое, если она скажет, кто заказчик.

– Я уже спрашивала, – пожала плечами Робин. – Она говорит, что имя клиента не разглашается. Его знает только шеф агентства. А у вас есть предположения?

– Только подозрения.

– Брайан Эверторп?

– Да. Тут кругом его отпечатки пальцев.

Вик не повел Робин ни в «Лунатика», ни в «Королевскую голову» – там они наверняка встретили бы его коллег. Вместо этого он поехал чуть дальше, в «Кожу да кости» – весьма оригинальный старый паб, построенный в местечке, изобилующем заброшенными шахтами, где до сих пор шло оседание пород, и поэтому дом здорово перекосило. Двери и окна переделали, и они стали ромбовидными, чтобы скрыть кривизну. А пол был настолько кривым, что приходилось придерживать свой стакан, иначе он бы съехал со стола.

– Забавно, – осматриваясь, сказала Робин, когда они уселись возле камина. – Я уже сейчас чувствую себя пьяной.

– Что вам заказать? – спросил Вик.

– В таком месте, как это, пожалуй – пиво. Полпинты лучшего темного.

– А поесть?

Робин заглянула в меню.

– «Завтрак крестьянина со стилтоном».

Вик одобрительно кивнул.

– Здесь его отлично готовят.

Вернувшись от стойки бара со стаканами в руках, он сказал:

– Впервые покупаю темное бочковое для женщины.

– В таком случае, у вас небогатый жизненный опыт, – улыбнулась Робин.

– Вы чертовски правы, – ответил Вик без тени улыбки. – Ваше здоровье! – Он глотнул пива. – Иногда на рассвете я лежу в постели и не могу снова уснуть. Тогда вместо того чтобы считать овечек, я считаю вещи, которых никогда не делал.

– Например?

– Никогда не катался на лыжах и не занимался серфингом. Никогда не учился играть на музыкальных инструментах, говорить на иностранном языке, ходить под парусом, ездить верхом. Никогда не лазил по горам, не ставил палатку, не ловил рыбу. Никогда не видел Ниагарского водопада, не поднимался на Эйфелеву башню, не любовался пирамидами. Никогда… Нет, этот список можно продолжать до бесконечности. – Он чуть было не сказал «никогда не спал ни с одной женщиной, кроме своей жены», но решил промолчать.

– У вас еще есть время.

– Нет, слишком поздно. Все, что мне осталось, – это работа. И это единственное, на что я гожусь.

– Но это уже немало: иметь работу, которую любишь и хорошо умеешь выполнять.

– Да, это немало, – согласился Вик и подумал, что на рассвете кажется, будто это ничтожно мало. Но и этих слов он не произнес вслух.

Они замолчали. Первой неуютную тишину нарушила Робин.

– Что ж, – сказала она, оглядываясь по сторонам, – когда кончится семестр, по средам все будет иначе.

И тут Вика как обухом по голове ударило.

– А когда кончится семестр? – в ужасе спросил он.

– На следующей неделе.

– Что? Но ведь еще не было Пасхи!

– Этот семестр десятинедельный, – сказала Робин. – Сейчас девятая неделя. И приходится признать, что девятая среда уже кончается.

– Не понимаю, как люди оправдывают столь долгие выходные, – пробурчал Вик, чтобы скрыть разочарование. Он знал, что Теневой Резерв – явление временное, но не подсчитывал, когда все закончится.

– Каникулы – совсем не выходные, – страстно произнесла Робин. – И вам следовало бы знать об этом. Мы занимаемся научной работой, консультируем дипломников.

Им принесли заказ. Это позволило Вику не отвечать. Робин с наслаждением переключилась на «Завтрак крестьянина». Вик достал органайзер.

– Итак, осталась всего одна неделя, – подытожил он. – Здесь записано, что в следующую среду я еду во Франкфурт. А я и забыл.

– Что ж, – ответила Робин. – В таком случае, эта неделя последняя. Позвольте мне тоже угостить вас стаканчиком.

– Нет, не последняя, – возразил Вик. – Вам придется поехать со мной во Франкфурт.

– Я не могу, – сказала Робин.

– Всего на два дня. С одной ночевкой.

– Нет, это невозможно. У меня в четверг много занятий.

– Отмените. Или пусть их проведет кто-то другой.

– Это проще сказать, чем сделать, – ответила Робин. – Вы же знаете, я не профессор. Моя должность самая низкая на кафедре.

– Таковы условия Теневого Резерва, – настаивал Вик. – Раз в неделю вы должны следовать за мной по пятам. Если уж так получилось, что в этот день я оказался во Франкфурте, вы обязаны быть там же.

– А зачем вы туда едете?

– Там сейчас огромная выставка промышленного оборудования. Мне нужно встретиться с производителями. Хочу купить новый формовочный станок взамен устаревшего. Вам будет интересно. Никаких грязных заводов. Номер в шикарном отеле. Сходим куда-нибудь поужинать. – Вику вдруг стало жизненно важно, чтобы Робин Пенроуз поехала с ним во Франкфурт. – Там есть рестораны на лодочках, – соблазнял он. – На Рейне.

– Видимо, на Майне?

– Ну да, на Майне. У меня всегда было плохо с географией.

– Кто будет за меня платить?

– Об этом не беспокойтесь. Если не заплатит Университет, заплатим мы.

– Хорошо, я подумаю, – сказала Робин.

– Я распоряжусь, чтобы Ширли сегодня же заказала для вас номер.

– Нет, не надо. Подождите.

– Заказ всегда можно отменить, – напомнил Вик.

– Не думаю, что у меня получится поехать, – сказала Робин.

Возвращаясь домой ближе к вечеру, Робин заметила, что небо еще светлое. Фонари только зажигались, время от времени то там, то тут вспыхивали их желтые огни, украшая собой гудронно-бетонно-кирпичный Вест-Уоллсбери. Обычно Робин ехала из «Принглс» уже в темноте. Но сейчас уже была середина марта. Наступала весна, даже если в воздухе ею еще и не пахло. Слава Богу, что есть пасхальные каникулы. Осталась всего одна неделя бесконечной подготовки к занятиям, неделя лекций, семинаров и проверки работ. Все это интересно, но долго так нельзя – выдохшись на одном литературном шедевре, сразу перескакиваешь на другой, переходишь из одной группы взволнованных, жаждущих знаний бедных студентов в другую такую же. Кроме того, Робин мечтала вернуться к «Домашним ангелам и несчастным женщинам». В этом семестре она даже не заглянула в рукопись, отчасти из-за Теневого Резерва. Не то чтобы Робин жалела о своем участии в программе, особенно теперь, когда осталось совсем чуть-чуть. Опыт оказался любопытным, а результаты деятельности Робин – более чем удовлетворительными. За пару месяцев Вик Уилкокс из врага и обидчика превратился в дружелюбного, открытого человека. Он был явно рад видеть ее по средам на заводе и заметно расстроился, когда она напомнила, что программа подходит к концу. Робин снова оказалась ценным сотрудником. И если Вик Уилкокс напишет отчет, это будет ей крайне полезно.

Робин самодовольно улыбнулась, вспомнив, как она в то утро выпроводила Мерион Рассел, как был ей благодарен Вик и как он настаивал на том, чтобы она сопровождала его во Франкфурт. Это было бы здорово, подумала Робин. Франкфурт – не то место, упоминание о котором заставляет сердце радостно колотиться, но она там никогда не была. Впрочем, в последние два года она вообще не выезжала за пределы Англии, так была занята – сначала поисками работы, потом попытками удержаться на кафедре. Ей вдруг ужасно захотелось попутешествовать, насладиться аэропортовской суетой, новизной иностранной речи и поведения, звоном трамвайчиков и отдыхом в кафе на тротуаре. Во Франкфурте, должно быть, уже совсем весна… Нет, это невозможно. Четверг – самый загруженный день: кроме обычных занятий – семинары по женской прозе в двух группах, самые важные из всех ее еженедельных часов. По опыту она знала, что невозможно перенести их на другое время так, чтобы все студенты смогли прийти: слишком сложное и путаное у них расписание. А провести их в четверг не сможет ни один преподаватель, даже если и найдутся охотники, что тоже сомнительно. Ни у кого, кроме нее, не хватит квалификации. Жаль. Можно было бы неплохо развеяться.

Робин передумала. Она приняла решение отказаться от поездки. Надо не забыть завтра позвонить Вику Уилкоксу.

Тем же вечером ей позвонил Бэзил, чем ее очень удивил. Он сказал, что звонит из офиса, откуда все уже ушли. По его голосу Робин показалось, что он немножко, самую малость пьян.

– Ты давно видела Чарльза? – спросил он.

– Довольно давно, – ответила Робин. – А что?

– Вы что, разбежались?

– Конечно нет. Просто он давно не приезжал. Сначала приболел, или ему казалось, что приболел. Потом у меня был грипп… А в чем дело, Бэзил?

– Ты знаешь, что он встречается с Дебби?

– Встречается?

– Да, встречается. Ты поняла, что я имею в виду.

– Я знаю, что он собирался заехать к ней на работу.

– Куда больше. Он провел с ней ночь.

– Ты хочешь сказать, что он переночевал у нее?

– Да.

– Ну и что? Наверное, он повел Дебби ужинать, опоздал на последний поезд, и она пригласила его переночевать.

– Вот и Дебби так говорит.

– Тогда в чем дело?

– Ты не находишь это подозрительным?

– Конечно нет.

На самом деле Робин насторожило только то соображение, что во время их телефонного разговора Чарльз ничего ей об этом не сказал. Но Бэзилу она в этом не призналась.

– А если я скажу тебе, что так было уже дважды?

– Дважды?

– Да. В первый раз – на прошлой неделе, а второй – вчера. Опоздать на один поезд – невезение, опоздание на два уже выглядит подозрительно. Ну, что скажешь?

– Откуда ты это узнал, Бэзил? Я думала, вы с Дебби не встречаетесь в будние дни.

– В прошлый четверг я позвонил ей в десять часов вечера, и к телефону подошел Чарльз. А вчера я за ними следил.

– Что ты делал?

– Я узнал, что он снова в городе, трудится над своей дурацкой статьей, или еще над чем-то. После работы я за ними следил. Сначала они поехали в бар, а потом я видел, как они прошли к Дебби. Я ждал, пока они не выключили свет. Последним погасло окно в спальне.

– Что ж, это в порядке вещей, разве нет?

– Да, если он спал в комнате для гостей.

– Бэзил, у тебя развивается паранойя.

– Даже параноикам иногда изменяют их девушки.

– Я уверена, что всему есть очень простое объяснение. Впрочем, спрошу у Чарльза. Я увижу его в выходные.

– Что ж, уже легче.

– Почему?

– Дебби утверждает, что на выходные поедет к родителям. Ума не приложу, что вы, женщины, находите в Чарльзе? По-моему, он просто снулая рыба.

– Я не хочу обсуждать с тобой достоинства Чарльза, – сказала Робин и повесила трубку.

Через некоторое время позвонил Чарльз.

– Дорогая, – сказал он, – ты не рассердишься, если я все-таки не приеду в эти выходные?

– Почему? – спросила Робин и удивилась, отметив, что ее слегка трясет.

– Хочу дописать статью про Сити. В Кембридже есть один парень, который сотрудничает с «Марксизмом сегодня», так вот он заинтересовался моим творением.

– Значит, ты не поедешь навестить маму Дебби?

В трубке повисло удивленное молчание.

– А почему, собственно, я должен это делать? – наконец спросил Чарльз.

– Мне только что звонил Бэзил, – объяснила Робин. – Он сказал, что ты ночевал у Дебби. Дважды.

– На самом деле трижды, – спокойно уточнил Чарльз. – А что, есть причина, по которой я не могу там переночевать?

– Конечно нет. Просто интересно, почему ты мне об этом не рассказал.

– Я не счел это существенным.

– Понятно.

– Честно говоря, Робин, мне кажется, что ты немножко ревновала меня к Дебби, и я не видел необходимости лишний раз тебя провоцировать.

– Я ревновала? С чего бы это?

– С тех деньжищ, которые она заработала.

– Мне глубоко плевать, сколько она заработала, – с чувством сказала Робин.

– Дебби оказала мне неоценимую помощь в подготовке статьи. Поэтому я и остался у нее – спокойно поговорить. Не понимаю, как она вообще работает. Это же кромешный ад в одной отдельно взятой комнате. Невероятно.

– Так ты не спал с ней?

И снова тяжелое молчание.

– В техническом смысле – нет.

– Как это – в техническом смысле?

– Ну, я делал ей массаж.

– Ты делал ей массаж?! – Перед глазами Робин возникла живая и неприятная картина: обнаженная Дебби извивается от удовольствия под жирными от масла пальцами Чарльза.

– Да. Она была очень взвинчена. Конечно, это специфика ее работы, постоянный стресс… Она страдает мигренями…

Пока Чарльз описывал симптомы недомоганий Дебби, Робин быстро проанализировала двусмысленную ситуацию. Он делал ей массаж, их массаж. Можно ли считать этот массаж изменой, если он сделан третьему лицу? И можно ли вообще говорить об измене применительно к ней и Чарльзу?

– Честное слово, мне не интересны все эти подробности, – сказала Робин, перебив Чарльза на полуслове. – Я просто хочу прояснить самое главное. У нас с тобой свободные взаимоотношения, лишенные каких бы то ни было обязательств, во всяком случае после моего переезда в Раммидж.

– Именно так я и думал, – ответил Чарльз, – и я рад услышать это от тебя.

– Но Бэзил относится к этому иначе.

– Не беспокойся о Бэзиле. Дебби все уладит. Мне кажется, она была слегка охмурена им. А он – типичный собственник. По-моему, она хочет с моей помощью поставить его на место.

– И ты не возражаешь против того, что тебя используют?

– Но я ведь ее тоже использую. Для написания статьи. А у тебя как дела? – вдруг спросил он, явно стараясь перевести стрелку.

– Отлично. На следующей неделе я еду во Франкфурт.

Она сказала это вдруг – просто вырвалось, потому что только об этом и думала.

– Правда? Каким образом?

– По Теневому Резерву. Вик Уилкокс в среду летит туда на выставку, и мне придется поехать с ним.

– Слушай, это просто здорово.

– Вот и я так подумала.

– И сколько ты там пробудешь?

– Два дня с одной ночевкой. Вик говорит, что в шикарном отеле.

– Могу я приехать в следующие выходные?

– Пожалуй, нет.

– Хорошо. Ты ведь на меня не сердишься?

– Конечно нет, – ответила Робин и засмеялась чуть резче, чем было нужно. – Я тебе позвоню.

– Хорошо. – В голосе Чарльза слышалось облегчение. – Что ж, желаю насладиться Франкфуртом.

– Спасибо.

– А что с занятиями, пока тебя не будет?

– Посоветуюсь с Лоу, – сказала Робин. – В конце концов этот Теневой Резерв – его затея.

На следующее утро после десятичасовой лекции Робин постучалась в дверь кабинета Филиппа Лоу и спросила, может ли он уделить ей несколько минут.

– Да, да, входите, – пригласил Лоу. В руках он держал толстую пачку каких-то ксерокопий, и вид у него был измученный. – Вы случайно не знаете, что такое «вирамация»?

– Извините, нет. А в каком контексте?

– Это документ, касающийся следующего совещания ректоров и деканов. Здесь сказано: «В настоящее время ресурсы распределены по всем кафедрам для использования руководством без права их вирамации».

Робин покачала головой.

– Никаких догадок. Более того, это слово мне явно раньше не встречалось.

– Вот и мне тоже, пока не начались сокращения. Потом оно вдруг стало появляться чуть ли не во всех документах – в протоколах комиссий, отчетах рабочих групп, циркулярах УГК. Вице-канцлер его просто обожает. Но я до сих пор не знаю, что за ним скрывается. Его нет в «Кратком Оксфордском словаре». И в других моих словарях тоже.

– Как странно, – сказала Робин. – Но почему вы не спросите кого-нибудь, кто знает? Например, того, кто написал этот документ.

– Казначея? Я не могу спросить его лично. Я месяцами просиживал на заседаниях комиссий и горячо обсуждал вирамацию при казначее. Теперь я не могу признаться, что не понимал, о чем шла речь.

– Возможно, этого вообще никто не знает, но все боятся в этом признаться, – предположила Робин. – Может правительство выдумало это слово, чтобы запугивать университеты?