Текст книги "Правила возвышения"
Автор книги: Дэвид Коу
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 42 страниц)
Желание любить, однако, возвращалось гораздо медленнее. Он часто менял женщин – это обычное дело, когда странствуешь с ярмаркой. Но времени на любовь не оставалось, что тоже вполне его устраивало. Лишь недавно Гринса начал понимать, что ему недостаточно этих случайных связей. И, только встретив Кресенну, он в полной мере ощутил себя готовым полюбить снова.
Дело заключалось не только в красоте девушки, хотя ею Кресенна отнюдь не была обделена. И не в том, что она была ярмарочной предсказательницей, а следовательно, у них двоих могло быть будущее. Как ни странно, Гринса осознал, что готов полюбить снова, когда увидел, какую ненависть она питает к Картаху. Та же самая ненависть убила Фебу. То обстоятельство, что его непреодолимо влекло к Кресенне, больше всего прочего свидетельствовало о том, что он исцелился. Феба навсегда останется частью его души. Он никогда не переставал любить свою покойную жену и никогда не перестанет. Но боль утраты наконец притупилась. Он почувствовал готовность отдать свое сердце другой женщине.
Возможно, для начала стоило немного приоткрыть правду, хотя Кресенна едва ли могла понять значение этого его шага.
– На самом деле я обладаю и другими магическими способностями, – сказал Гринса, внезапно приняв решение.
Он сел в постели, и одеяло соскользнуло с его груди.
– Что ты имеешь в виду? Я думала…
– Я хороший предсказатель. Но в других областях магии я мало искушен. Поэтому предпочитаю помалкивать. – Он ухмыльнулся. – И все же я могу показать тебе кое-какие забавные вещи.
Вытянув руку вперед, как делала недавно Кресенна, Гринса вызвал из пустоты маленькое облачко тумана. Сначала расплывчатое, словно одинокое белое облако в чистом небе, спустя несколько мгновений оно начало вращаться, постепенно набирая скорость, и вскоре превратилось в миниатюрное подобие вихря, порожденного самой Морной. Это не стоило Гринсе особых трудов. Любой кирси, наделенный способностью вызывать ветра и туманы, запросто мог сделать то же самое. Но это было все, что он решился показать Кресенне.
Позволив крохотному смерчу несколько секунд повращаться на своей ладони, Гринса подбросил его в воздух, и он повис между ними. Было невыразимо приятно употребить свои способности на нечто отличное от простых предсказаний, и он на мгновение закрыл глаза, наслаждаясь ощущением магической силы, протекавшей сквозь его тело. Друг-инди однажды спросил его, каково это – обладать такой силой и владеть тайнами магии.
– С таким же успехом ты можешь спросить солдата, каково держать меч в руке, – ответил Гринса. – Или спросить музыканта, каково играть на музыкальном инструменте.
Друга такой ответ не удовлетворил, но Гринса не нашел лучшего объяснения. Во многих отношениях магия кирси ничем не отличалась от ремесел инди. Они еще в детстве обучались магии, точно так же как дети-инди овладевали разными ремеслами. И точно так же приобретали навыки в магии, как приобретают навыки в любом другом деле, пока акт использования волшебной силы не становился естественным и стремительным, как мысль. Разница была лишь в том, что магический дар, которым обладал Гринса, отнимал у него частицу жизни всякий раз, когда он его использовал. Немногие инди знали это. Было общеизвестно, что кирси живут гораздо меньше, чем инди, и обычно слабее и болезненнее них. Но мало кто из представителей другого племени знал, что использование магии сокращает жизнь беловолосых. Такое знание заставило бы людей, которые полагались на магический дар кирси (как герцог Кергский полагался на дар Фотира), раздумывать и колебаться всякий раз, когда требовалось прибегнуть к магии. Или стало бы мощным оружием в руках людей, ненавидевших кирси. Так или иначе, соплеменники Гринсы не считали нужным делиться с инди этим секретом.
С другой стороны, поскольку они платили такую дорогую цену за использование своих способностей, каждое магическое действо, совершенное одним кирси для другого, обретало огромное значение. Даже огненная перчатка Кресенны и крохотный смерч, вызванный для нее Гринсой, считались необыкновенно щедрыми дарами, а возможно, даже объяснением в любви.
– Это замечательно. – Кресенна завороженно смотрела на вихревое облачко, улыбаясь детской улыбкой. Она осторожно подняла руку. – Можно потрогать?
– Конечно.
Девушка бросила на него быстрый взгляд и снова стала наблюдать за крохотным смерчем. Она поднесла к нему снизу руку, и Гринса опустил облачко ей на ладонь.
– Какое холодное! – Кресенна рассмеялась. – Такое ощущение, словно снежные хлопья падают на ладонь.
Он ничего не ответил. Ему было достаточно просто смотреть, как она зачарованно смотрит на маленький смерч. Через минуту она опустила руку, и вихревое облачко снова повисло в воздухе. Гринса подождал еще несколько секунд, а потом вызвал легкий ветерок, который пронесся сквозь облачко и рассеял его, – только тонкие струйки тумана еще несколько секунд вились в воздухе, словно дым от угасавшей свечи, а потом исчезли.
– Спасибо, – сказала Кресенна после непродолжительного молчания. – Это было чудесно.
– Не стоит благодарности.
– Все же, по-моему, ты скромничаешь. По части ветров и туманов ты настоящий мастер.
Несмотря на то что питал к ней такие чувства и сейчас сидел в ее постели, спрашивая себя, не влюбился ли уже, Гринса услышал звон набатного колокола в глубине своего сознания – словно где-то вдали горел храм.
– На самом деле нет. – Он старался говорить беззаботно. – Это практически все, что я умею. Это не значит, что я могу вызвать настоящий смерч, обладающий разрушительной силой.
– Ты уверен? А по-моему, вызывать и подчинять своей воле такие вот маленькие смерчи даже труднее, чем большие.
Конечно, Кресенна была права. Она загоняла Гринсу в угол, и он сам помогал ей в этом. В любых других обстоятельствах, с любым другим человеком здесь, в Прибрежных Землях, он почувствовал бы себя в опасности.
– Пожалуй, ты права, – сказал Гринса, отогнав прочь неприятные мысли. – Когда-нибудь я попытаюсь вызвать ветер посильнее. А ты мне поможешь.
– С удовольствием. Только вряд ли тебе понадобится помощь.
Гринса ухмыльнулся, но ничего не ответил, надеясь, что разговор закончен.
– Ты слышал, что герцог с сыном едут в Кентигерн? – чуть погодя спросила Кресенна.
На эту тему ему тоже не хотелось говорить. Но что он мог поделать?
– Да, слышал.
– Похоже, Тавис оправился после своего Посвящения. Леди Бриенна будет прекрасной герцогиней и королевой.
Гринса кивнул:
– Несомненно. – Но при одном упоминании о предстоящей поездке Тависа в Кентигерн у него испортилось настроение. Видение, которое он вызвал в Киране во время Посвящения молодого лорда, по большей части оставалось загадочным для него самого – в частности, обстоятельства заточения Тависа. Тавис, явившийся в камне, был молод; следовательно, роковых событий не придется ждать долго. Но с другой стороны, Гринса был уверен, что сына герцога никогда не посадят в кергскую тюрьму, а это позволяло надеяться, что у него еще есть время подготовиться. Объявление герцога о предстоящей поездке в Кентигерн все изменило. Несмотря на договоренность о браке, отношения между двумя домами не отличались теплотой; Гринса почти не сомневался, что тюрьма, которую он видел в камне, находится в Кентигернском замке.
– Тебя смущает этот брак? – спросила Кресенна, нахмурив лоб.
– Вовсе нет.
– Тогда в чем дело?
Гринса заколебался, пытаясь решить, насколько он может быть с ней откровенен.
– В Посвящении, да? – спросила она, прежде чем он успел ответить. – То, что тебе открылось в Посвящении Тависа, произойдет в Кентигерне?
– Точно не знаю. – Но это прозвучало как признание.
– Ты боишься, что именно так и будет.
Гринса глубоко вздохнул:
– Да.
– И что ты собираешься предпринять?
Он пожал плечами:
– Не знаю. Что я могу предпринять? Это судьба. – Честность имела свои пределы, даже когда дело касалось Кресенны.
Девушка кивнула:
– Пожалуй, ты прав. – Она опустила взгляд на свои руки, словно внезапно почувствовав неловкость. – А с ним действительно должно произойти нечто ужасное, да?
– Кресенна…
– Извини. – Она быстро помотала головой. – Считай, что я ничего не спрашивала. Наверное, ты и так рассказал мне больше, чем хотел.
Гринса снова улыбнулся и взял ее руку.
– Боюсь, да. Но что я мог с собой поделать?
Девушка залилась румянцем, подалась вперед и легко поцеловала его в губы.
– Ничего, – прошептала она. – Ты ровным счетом ничего не мог с собой поделать.
Кресенна отстранилась – ее лицо сияло в темноте, словно Панья, – и движением, грациозным, как язычки пламени, недавно плясавшие у нее на ладони, через голову стянула с себя рубашку. Она тряхнула головой, и белые волосы рассыпались по ее плечам, обрамляя улыбку, при виде которой у Гринсы часто забилось сердце. Ее ослепительно белая кожа, казалось, светилась. Он перевел взгляд на ее груди – маленькие, круглые, безупречной формы – и медленно, словно помимо своей воли, протянул к ним руки. Она склонилась над ним и снова поцеловала, на сей раз страстно.
Гринса знал: Кресенна права. Он ничего не мог с собой поделать. И в ту минуту ему было все равно.
Лежа в постели в ожидании сна и наблюдая за лучом Паньи, медленно скользившим по стенам комнаты, кирси невольно улыбалась.
Еще несколько дней назад Посвящение Тависа казалось серьезным осложнением – событием, которое могло послужить предостережением молодому лорду и расстроить их планы. Но теперь опасность миновала. Мальчика видели в городе: он таскался по улицам и наслаждался выступлениями ярмарочных артистов. По крайней мере, старался. Все видевшие молодого лорда отмечали его мрачность; некоторые говорили, что он все время еле сдерживает слезы. Но, по крайней мере, он находился вне замка.
Посвящение Тависа по-прежнему оставалось тайной. Однако с каждым прошедшим днем, с каждым новым свидетельством того, что молодой лорд оправился от потрясения, подробности видения, явившегося ему в Киране, казались все менее важными. Насколько кирси понимала, о пророчестве не знал никто, кроме самого Тависа и предсказателя. Людям в Кергском замке и в городе было известно только, что предсказание страшно расстроило молодого лорда. Каковое обстоятельство, как поняла кирси по зрелом размышлении, на самом деле должно было только усыпить подозрения. Если бы пророчество обещало славную и долгую жизнь, страшная участь, ожидавшая Тависа в Кентигерне, возбудила бы воспоминания о Филибе Торалдском и его безвременной смерти. Так или иначе, ровно через месяц жители Керга будут говорить о том, что боги обрекли Тависа на страшную судьбу и что Посвящение показало это самым недвусмысленным образом. Подробности пророчества уже не имели никакого значения.
Сейчас имело значение то, что герцог не отказался от намерения отвезти своего сына в Кентигерн. Прежде ходили слухи, что он собирается отложить поездку, возможно, даже вовсе отменить. Но теперь все устроилось. Боги, похоже, были милостивы к ним. Кентигерн давал убийцам, которых они наняли, великолепную возможность осуществить задуманное. Город находился далеко от ярмарки, что после событий в Торадде представлялось совершенно необходимым условием. Вдобавок Кентигерн был соперником Керга и держал первую линию обороны Эйбитара, проходившую по реке Тарбин.
Теперь единственную опасность для них представлял сам предсказатель, но в конце концов кирси пришла к твердому убеждению, что даже Гринса не сможет помешать им. Традиция запрещала предсказателю раскрывать тайну Посвящения. Оставался единственный вопрос: как долго он станет молчать, если судьба молодого лорда будет слишком сильно отличаться от того, что напророчил камень.
В конечном счете, решила кирси, бояться нечего. Гринса был всего лишь ярмарочным предсказателем. Даже если бы он попытался поднять вопрос о судьбе мальчика, мало кто стал бы его слушать. Ибо за дни, прошедшие после нападения Тависа на Ксавера, кирси составила план, блестящий план. Он имел мало общего с убийством Филиба, но обещал не менее успешно изменить порядок престолонаследия. В действительности кирси с полным основанием надеялась достичь гораздо большего. Если наемный убийца будет действовать в соответствии с инструкциями, никакие слова или поступки Гринсы не спасут мальчишку.
Самое главное, кирси знала, что события, предусмотренные планом, не вызовут никаких подозрений. Простое убийство могло бы. Еще одно ограбление вызвало бы наверняка. Но только не это. Это будет выглядеть совершенно убедительно, учитывая недавнее поведение Тависа.
ГЛАВА 8
Кентигерн, Эйбитар, луна Элинеды прибывает
Кентигернский замок стоял на вершине одноименного холма, в сорока лигах от Керга. Одинокий всадник, погоняющий своего коня, или даже кавалькада, продолжающая путь после заката при свете лун, могли преодолеть это расстояние за четыре-пять дней. Но герцог Кергский не относился к разряду людей, которые путешествуют с немногочисленной свитой, а поскольку они выехали в первый день месяца, несколько первых ночей никакого лунного света ждать не приходилось.
Накануне отъезда отец Ксавера настойчиво советовал Явану взять с собой большой отряд солдат.
– Дело не только в том, что я не доверяю Кентигерну, – сказал Хаган, – хотя, признаюсь, меня не радует мысль о вашем пребывании в Кентигернском замке в отсутствие надежного человека, который держал бы ухо востро.
– Ты нужен мне здесь, – ответил герцог. – Мне нужно знать, что герцогиня и замок находятся в безопасности.
– Я понимаю. Но вы будете поблизости от Тарбина и нескольких тысяч анейранских солдат. Если мне нельзя поехать с вами, вам следует взять с собой сотню солдат. Или хотя бы восемьдесят.
Яван рассмеялся, положив руку на плечо Хагана:
– Я не могу появиться в Кентигерне с таким многочисленным отрядом. Андреас решит, что я прибыл с намерением устроить осаду, а не помолвку. Кроме того, где он разместит всех солдат?
Хаган попытался улыбнуться шутке герцога, но вместо того покраснел – черта, хорошо знакомая Ксаверу. Отца действительно тревожила предстоящая поездка в Кентигерн. И похоже, его не особо успокаивало то обстоятельство, что Ксавер едет тоже. Рука у мальчика уже зажила, но он начал тренироваться с мечом всего за несколько дней до отъезда.
– Тогда шестьдесят, – сказал Хаган герцогу, словно торговался с лоточником на рынке.
– Я возьму сорок, Хаган. Тавис и Ксавер отлично владеют мечом, да и я тоже. И с нами едет Фотир. Тебе не о чем беспокоиться.
Несмотря на свое упрямство, отец Ксавера знал, когда следует уступить в споре с герцогом.
– Хорошо, милорд.
Даже с относительно небольшим отрядом солдат всего набралось почти семьдесят человек. По обыкновению, герцога и Тависа сопровождали слуги, а также несколько поваров и дегустаторов из кухонь Кергского замка и несколько конюхов. В результате им потребовалось больше недели, чтобы преодолеть основную часть пути, но даже сейчас, на одиннадцатый день путешествия, они едва успевали прибыть в Кентигерн до предзакатных колоколов.
Ксаверу путешествие не доставило никакого удовольствия. Поначалу они двигались по побережью пролива Вантре, откуда открывались красивые виды на остров Вантре и далекие берега Брэдона. Но дальше смотреть было не на что, если не считать реки Хенеи; а когда они переправились через реку и углубились в Кентигернский лес, так и вовсе стало скучно.
Тавис всю дорогу был против обыкновения молчалив, хотя и настоял на том, чтобы ехать рядом с Ксавером. Герцог и Фотир почти все время держались впереди них, тихо беседуя на разные темы и тем самым лишая Ксавера возможности рассеять скуку.
Ночи были не лучше. После ужина Тавис обычно скрывался в неизвестном направлении с винным бурдюком, оставляя Ксавера в обществе герцога и первого советника. Вероятно, молодой лорд понимал, что ведет себя неблагоразумно, или плевать хотел на все. Но Ксавер неизменно замечал мрачное выражение, которое появлялось на лице Явана, когда он провожал взглядом своего сына, тихо исчезавшего в ночной тьме. После второй ночи Ксавер решил поговорить с Тависом, однако потом передумал. Слишком часто он оказывался меж двух огней. Он не хотел опять становиться между герцогом и своим другом – тем более после недавних событий.
Ксавер больше не злился на сына герцога, но не мог сказать, что негодование прошло окончательно, и сомневался, что это когда-либо произойдет. После разговора, состоявшегося между ними в его комнате, Ксавер каждый день ругал себя за то, что отказался от предложения Тависа освободить его от клятвы. Он понимал, что не мог поступить иначе. И все же ругал себя на чем свет стоит.
– А что, если я возненавижу ее? – внезапно спросил Тавис.
Они ехали бок о бок в густой тени Кентигернского леса; лошади шли ровным шагом. В лесу полдневный зной переносился легче, но все равно лицо Тависа блестело от пота, как и лицо Ксавера.
– Кого?
– Бриенну, разумеется. А вдруг при нашей встрече я пойму, что не смогу полюбить ее?
– Это выгодный брак, Тавис.
– Но не…
Ксавер потряс головой, заставив друга замолчать:
– О любви здесь не идет речь. – Он невольно улыбнулся. – Ты будешь не первым герцогом или королем в истории Эйбитара, который станет искать любовь на стороне.
Он говорил тихо, но, очевидно, его слова разнеслись по лесной тропе, ибо мгновение спустя герцог обернулся, криво улыбаясь.
– У тебя мудрый друг, Тавис, – сказал он. – Тебе стоит держать его подле себя.
Яван и Фотир немного придержали коней, позволив Тавису и Ксаверу поравняться с ними. Кирси кивнул обоим мальчикам, но не произнес ни слова.
– Значит, тебя страшит предстоящая встреча с Бриенной? – спросил герцог сына, когда все четверо поехали бок о бок.
– Не то чтобы страшит…
– Я тебя понимаю, – сказал Яван. – Я тоже так боялся встречи с твоей матерью, что меня вырвало прямо на пиру. Мать Шоны чувствовала себя столь оскорбленной, что хотела отменить помолвку.
Тавис слабо улыбнулся:
– Я уверен, Бриенна станет хорошей женой, отец.
– Надеюсь, если она не очень похожа на своего отца. Или на свою мать, коли на то пошло. – Яван и Фотир разом ухмыльнулись. – Но на самом деле Ксавер прав. Сейчас нам нужен союз с Кентигерном. Этот брак укрепит положение нашего дома, а следовательно, и позиции королевства. Бриенна будет хорошей королевой. А если тебе повезет, она окажется еще и хорошей женой. Если же нет, ты легко найдешь кого-нибудь, кто согреет твою постель, как находили все остальные правители. – Внезапно герцог густо покраснел. – Себя я не имею в виду. Твоя мать всегда была не только моей герцогиней, но и моей любимой женщиной.
Тавис подавил улыбку:
– Разумеется, отец.
– Но это чистая правда!
– Вы лучше продолжайте, милорд, – сказал Фотир, ухмыляясь и незаметно подмигивая Ксаверу.
Яван откашлялся:
– Вы когда-нибудь были в Кентигерне, господин Маркуллет?
– Нет, милорд.
– В таком случае вам есть чего предвкушать. Никто больше меня не любит Кергский замок и не восхищается мастерством строителей, которые возвели его. На протяжении многих веков моя крепость выдерживала осады, способные повергнуть на колени любой другой дом. И все же в своей жизни я видел мало замков, настолько величественных, как Кентигерн, и мало городов, столь же хорошо укрепленных.
– Мой отец говорил мне то же самое, милорд.
– Не рассчитывайте увидеть город, который способен сравниться с Кергом размерами или красотой. Во многих отношениях Кентигерн больше похож на крепость. Иным он и не может быть, поскольку находится у самого Тарбина. Но как первое укрепление Эйбитара, стоящее на пути анейранцев, он редко подводил нас за минувшую тысячу лет.
Тысяча лет. Замок был древнее самого королевства – как и вражда между Эйбитаром и Анейрой. Согласно легенде, войны за Тарбин начались еще во времена Бинтара и древних войн кланов, когда враждующие племена севера объединяла единственно ненависть к южным кланам.
– А Кентигерн когда-нибудь сдавался? – спросил Тавис.
– Один раз, во время Войны Даррила. Тогда анейранцам удалось удерживать замок некоторое время, и вся мощь оборонительных сооружений обернулась против эйбитарского войска. Но Григ, тогдашний герцог Кентигернский, знал крепость лучше, чем анейранцы. Однажды ночью – после того, как Даррил послал большую часть своего войска на север с приказом взять Керг и Хенею, – Григ с небольшим отрядом сумел проникнуть в замок через потайные ворота, использовавшиеся для вылазок. Они вытеснили захватчиков из крепости, и Григ убил Даррила. – Нахмурившись, Яван посмотрел на сына, потом на Ксавера. – Вы должны знать все это. Тем золотом и серебром, что я выплатил вашим учителям на протяжении многих лет, можно было бы вымостить все улицы Керга.
– О самой Войне мы знаем, отец. Но занятия по истории боевых действий учителя предоставили проводить Хагану, а он считает своей главной задачей обучить нас искусству фехтования. Он говорит, что все остальное может подождать до той поры, когда мы научимся защищать себя.
Яван бросил взгляд на Ксавера, который пожал плечами.
– Это правда, – сказал мальчик. – Отец никогда не видел особой пользы в истории, даже в истории войн.
Герцог покачал головой, нахмурившись еще сильнее:
– Я поговорю с ним на эту тему, когда мы вернемся. – Он взглянул на Фотира. – Сделай соответствующую заметку.
Кирси кивнул и вынул из-под своего походного плаща маленький свиток и гусиное перо.
– Вы рассказывали нам о Войне Даррила, отец, – напомнил Тавис.
– Больше рассказывать особо не о чем. После смерти Даррила анейранская армия пришла в смятение. Королевским войскам не составило труда оттеснить неприятеля обратно за Тарбин.
– И это был единственный раз, когда Кентигерн пал? – спросил Ксавер.
– Насколько мне известно, да. Крепость выдерживала осады анейранцев в ходе Войны Бастарда и Осенней Войны, а также отражала осады других эйбитарских домов во время Первой Междоусобной Войны и Торалдо-Кергского союза.
У Тависа округлились глаза.
– Мы тоже осаждали Кентигерн?
– Да, Скерис Третий осаждал, но это было больше трехсот лет назад.
– И мы не сумели взять замок?
Яван покачал головой:
– Нет, не сумели. Честно говоря, я бы не стал пытаться даже сейчас, когда там командует Андреас. – Он бросил взгляд на Ксавера. – Только не вздумай сказать своему отцу, что я говорил это.
Все хором рассмеялись. Мгновение спустя Тавис задал отцу еще какой-то вопрос об одной из междоусобных войн, и долгое время они ехали рядом вчетвером, пока герцог читал Ксаверу и Тавису длинную лекцию по истории Эйбитара. Впервые с момента отъезда из Керга Ксавер испытал настоящее удовольствие от путешествия с герцогом и его сыном; с нетерпением ожидая прибытия в Кентигерн, он от души наслаждался последней частью пути.
Они выехали из Кентигернского леса, когда солнце начало опускаться к проливу Вантре. Было жарко, и на востоке, над болотом Хэриер, собирались тяжелые, темные грозовые тучи. Впереди возвышался замок, похожий на огромного орла, сидящего на скалистой вершине белого Кентигернского холма.
Он отличался суровой простотой. Как верно заметил Яван, об изяществе здесь не могло быть и речи. Подобно большинству замков крепостного типа, включая Одунский замок в Городе Королей, Кентигерн состоял из наружной крепостной стены и внутренней, более высокой; по форме обе они представляли собой правильный многоугольник и были сложены из крупного серого камня. Многочисленные башни на обеих стенах были разной толщины, но все одинаково высокие; несомненно, они обеспечивали часовым хороший обзор в сторону Тарбина и территории на другом берегу реки. Над башнями на горячем ветру лениво реяли знамена – почти все с гербом Кентигерна: серебряная рысь на вершине белой горы, изображенная на ярко-синем поле. Но над двумя башнями, расположенными по сторонам ближайших ворот, развевались пурпурно-золотое знамя Эйбитарского королевства и коричнево-золотое знамя Кергов.
Даже сейчас Кентигернский замок, залитый золотым светом предзакатного солнца, нельзя было назвать красивым – таким красивым, каким слыл Галдастенский замок или Реннахский. Скорее он представлялся грозным и неприступным, как гора, на которой возвышался. Он казался древним, как камни, из которых были сложены его стены, – словно стоял здесь с тех незапамятных времен, когда Элинеда впервые простерла свою руку над Прибрежными Землями. И Ксаверу подумалось, что у самой богини никогда не хватило бы силы сокрушить сию твердыню. Глядя на башни и стены Кентигерна, он не понимал, как кому-то вообще могло прийти в голову нападать на такую неприступную крепость. Вероятно, подобной же мыслью руководствовались и строители, возводившие замок.
Маленькие домики на склоне холма и на широкой равнине у подножия оного, казалось, преклоняли колена перед Кентигернским замком, подобно жрецам и жрицам Ина, молящимся своему богу в монастырях. Эти небольшие строения окружала мощная стена, которая поднималась по склону холма до самой крепости. На ней, на равном расстоянии друг от друга, возвышались башни, и с опушки леса Ксавер увидел по меньшей мере двое хорошо укрепленных ворот. Он увидел также шпили храма, возносившиеся над стеной в юго-восточной части города. Ксаверу никогда еще не встречался храм со столь высокими шпилями, и он невольно задался вопросом, кому из четырех богов поклоняются жители Кентигерна.
– Вы смотрите на храм? – тихо спросил Фотир.
Удивленный, Тавис повернулся к нему:
– Да, верно. Вы не знаете, кому из богов поклоняются тут?
– Такие высокие шпили, – сказал кирси, не сводя желтых глаз с храма. – Жители Кентигерна поистине любят своего бога. Или боятся.
Ксавер промолчал, ожидая ответа на свой вопрос. Но он уже знал, что скажет первый советник.
– Это храм Байана. Они поклоняются Лукавцу. – Фотир посмотрел на Ксавера и улыбнулся значительной улыбкой, от которой у молодого человека побежали мурашки по телу. – Да не пугайтесь вы так, господин Маркуллет. Жители Кентигерна постоянно живут под угрозой нападения. В то время как многие эйбитарские дома на протяжении многих веков не знали войн, Кентигерн выдержал не один десяток боев с анейранцами за последние пятьсот лет. Стоит ли удивляться, что они поклоняются богу Подземного Царства?
– Нам еще нужно преодолеть больше полулиги, – сказал Яван, прежде чем Ксавер успел ответить. – Мне бы хотелось достичь ближайших ворот до предзакатных колоколов.
Не дожидаясь ответа, герцог пришпорил своего коня, и все остальные последовали за ним. Но Ксавер не переставал думать о словах Фотира. Первый советник, безусловно, был прав. Он рассуждал здраво, но Ксавер с трудом представлял себе, как можно поклоняться богу смерти. Последнего называли Лукавцем, поскольку, согласно легенде, он соблазнил Элинеду, богиню земли, приняв обличье Амона, ее супруга, и таким образом произвел на свет трех темных сестер: Орлу, богиню войны, Зиллу, богиню голода, и Мурнию, богиню чумы. При одном только виде храма Байана Ксавер снова вспомнил об опасениях, которые отец выражал Явану перед их отъездом. Герцог отмахнулся от всех предостережений, сведя их к шутке, и Ксавер забыл о них, едва они выехали из Керга. Но сейчас мальчик вдруг ясно осознал, что они направляются прямо к Тарбину. Если разразится война с Анейрой – каковая возможность оставалась постоянно, независимо от времени года, – первый бой вынуждены будут принять они. Ксавер не придержал коня, но внезапно вспомнил о кинжале, висевшем у него на поясе, и почти бессознательно протянул руку назад, чтобы убедиться, что завернутый в промасленную ткань меч по-прежнему приторочен к седлу.
Дорога к городу и замку плавно вилась через широкие поля, между разбросанных здесь и там ферм. Они проехали мимо маленького мальчика, который стоял у обочины с большим стадом овец. Разинув рот, он с минуту таращился на отряд всадников, а потом круто развернулся и бросился обратно к своему маленькому дому, истошно крича матери, что на замок идет неприятель.
Когда они преодолели примерно половину остававшегося пути, Яван приказал всем остановиться и подозвал к себе двух солдат, которым велел встать во главе отряда, по обе стороны от себя, и развернуть знамена Эйбитара и Керга.
– Дальше Тавис поедет со мной и этими людьми впереди, – сказал герцог, оборачиваясь к Фотиру. – Вы с Ксавером будете держаться позади нас, за вами последуют солдаты, а за ними слуги.
– Хорошо, милорд, – сказал Фотир. – Я сам за всем прослежу. – Он развернул своего коня и поехал назад, выкрикивая приказы.
Яван повернулся к Тавису, а потом к Ксаверу:
– Ничего не говорите, пока к вам не обратятся. Держитесь с достоинством, но не забывайте улыбаться. Мы здесь гости. Любой наш поступок может иметь последствия для дома Кергов.
– Да, отец.
– Конечно, милорд.
Мальчики ответили одновременно и переглянулись, обменявшись улыбками. У Ксавера учащенно забилось сердце, и он осознал, что волнуется куда больше, чем ожидал. Судя по лицу Тависа, молодой лорд чувствовал то же самое.
Скоро вернулся Фотир.
– Все готово, милорд.
– Хорошо. Тогда вперед.
Отряд вновь двинулся к замку. Теперь Ксавер отчетливо видел ворота и стражников, стоявших слева и справа от них. Когда они приблизились, к стражникам присоединились еще два человека – с золотыми горнами, блестевшими на солнце. Они поднесли горны к губам и заиграли «Деяния Бинтара», военный гимн Эйбитара; звуки музыки зазвенели над равниной, словно лязг мечей. Закончив гимн, они сразу заиграли «Флот Ролдана» – балладу, прославлявшую Ролдана Второго из дома Кергов, под командованием которого Эйбитар на заре истории королевства одержал победу на море над Везирном. Все время, пока горнисты играли, Ксавер и отряд всадников из Керга продолжали приближаться к городским воротам. Когда на самом подъезде к городу они придержали коней, музыканты как раз закончили вторую вещь и перешли к следующей. Ксаверу не было известно, как называется песня, но он знал, что она прославляет Грига, героя из дома Кентигернов, о котором недавно рассказывал герцог. И когда первые ноты баллады взмыли в теплый воздух, заставив Ксавера проникнуться торжественностью момента и затрепетать от волнения, Андреас, герцог Кентигернский, выехал из ворот навстречу гостям.
Ксавер никогда не видел герцога прежде, хотя уже много лет слышал рассказы о нем. Его называли Холм на Холме – и сейчас Ксавер понял почему. Высокого роста и широкий в поясе, он действительно напоминал гору. Волосы и борода у Андреаса были цвета ржавого железа, не тронутые сединой, хотя все говорили, что он одних лет с Яваном, если не старше. У него были светлые глаза – цвета серых стен Кентигернского замка – и красное, словно обветренное, лицо. Несмотря на близко посаженные глаза и слишком крупный нос, герцог не производил отталкивающего впечатления.