Текст книги "Правила возвышения"

Автор книги: Дэвид Коу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 42 страниц)

Гости пробормотали в ответ какие-то вежливые слова, понимающе покивали головами, и, когда слуги подали на стол новые блюда, разговор постепенно возобновился. Все вновь принялись за еду.

Все, кроме Шоны, которая сидела, уставившись на свои руки и стараясь сдержать слезы. Вскоре она почувствовала на себе чей-то взгляд и, подняв глаза, увидела, что молодой Маркуллет пристально смотрит на нее с выжидательным выражением на юном лице.

Если Тавис и станет кого-нибудь слушать, то только Ксавера. Она вздохнула и коротко кивнула.

Мгновение спустя мальчик вышел из-за стола и стремительно направился к двери, за которой скрылся Тавис.

Ксавер знал, где искать друга. У Тависа было несколько излюбленных мест, куда он уходил во время приступов хандры, когда хотел оказаться подальше от замка и от своих родителей. Одним из них была запруженная народом рыночная площадь, где ярмарочные певцы, танцоры, акробаты и фокусники развлекали сегодня жителей Керга. Но там находилась палатка предсказателя, а нынче вечером, насколько понимал Ксавер, сын герцога постарается держаться от нее подальше. Вторым таким местом являлся дворик у крепостного рва, куда они заходили этим утром после пробежки по башням. Ксавер не думал, что друг вернется туда так скоро.

Следовательно, оставалось третье место: высокая крепостная стена в северной части замка, между монастырской и океанской башнями. Со стены открывался вид на скалистый берег пролива Вантре. В обеих башнях несли дозор часовые – обычно днем и ночью двое стражников ходили взад-вперед по стене, но, когда туда поднимались Тавис и Ксавер, они всегда оставляли мальчиков одних. Еще никто ни разу не нападал на Кергский замок со стороны пролива, взобравшись по прибрежным скалам. Высокие и отвесные, они служили цитадели надежной защитой.

Поднявшись на океанскую башню, Ксавер столкнулся с двумя стражниками, которые казались высокими и могучими в свете факелов. Он знал обоих в лицо, но не по именам; им же, разумеется, было известно, кто он.

– Вы ищете сына герцога, господин? – спросил один из них.

– Да. Он здесь?

– На стене, как обычно.

– У него прескверное настроение, господин, – добавил второй мужчина. – Таким я его еще не видел. Он едва не набросился на нас с кинжалом, хотя мы всего-навсего пожелали ему доброго вечера.

Ксавер глубоко вздохнул. «Что же Тавис увидел в Киране?»

– Спасибо за предупреждение.

Он вышел на стену и поискал взглядом друга. Сначала он не увидел ничего, кроме залитого розовым светом лун коричнево-золотого знамени Керга, которое развевалось над монастырской башней, хлопая на соленом ветру. Ксавер решил было, что Тавис просто прошел к следующей башне и там спустился вниз, не замеченный стражниками. Потом, на миг похолодев от ужаса, он вдруг вообразил, что молодой лорд бросился со стены на скалы внизу. Но когда его глаза привыкли к темноте, он наконец разглядел Тависа, который сидел на каменной дорожке, прислонившись спиной к парапету и обхватив руками колени.

– Тавис?

Молодой лорд кинул на него короткий взгляд и снова уставился перед собой.

– Оставь меня. Я не расположен разговаривать.

Ксавер медленно двинулся вперед.

– Нам не обязательно разговаривать. Я просто посижу с тобой немного.

– Я же сказал, Ксавер, оставь меня. Я хочу побыть один.

– Ты всегда так говоришь. – Ксавер продолжал приближаться. – Я уже давно тебе не верю.

– Стой! – Тавис вскочил на ноги. Лунный свет блеснул на клинке кинжала, который он держал перед собой в дрожавшей руке.

Ксавер кивнул и остановился всего в нескольких шагах от молодого лорда.

– Хорошо. – Он прислонился к парапету и посмотрел на воду.

– Лучше уйди.

– Я сейчас уйду. – Ксавер указал на тусклый желтый огонек, качавшийся на волнах в отдалении, рядом с темным берегом острова Вантре. – Там корабль. Помнишь, раньше мы часто сидели на стене и считали, сколько кораблей пройдет за ночь?

Тавис не ответил. Он просто стоял неподвижно в мягком рассеянном свете лун-любовников.

– Что случилось, Тавис? Что ты увидел в камне?

Друг отвернулся и бессильно привалился к стене.

– Это не имеет значения.

Ксавер едва не расхохотался:

– Не имеет значения? Ты напился, ты оскорбил родителей, ты угрожал кинжалом двум стражникам – и ты хочешь, чтобы я поверил, что это не имеет значения?

– Мне наплевать, веришь ты или нет. – В голосе молодого лорда послышались ожесточенные нотки. – Я же сказал, что хочу побыть один. Не заставляй меня повторять это еще раз.

– Скажи мне, что ты увидел?

– Нет.

– Что-то должно случиться с твоим отцом или с тобой? Дело в этом? Ты увидел свою смерть?

Тавис жутко рассмеялся:

– Смерть показалась бы счастьем в сравнении с этим.

– Ты поэтому пришел сюда? Чтобы умереть?

Тавис посмотрел на него; его глаза мерцали в розоватом свете лун и отдаленных факелов.

– Я думал об этом, – признался он. – Я надеялся, что у меня хватит мужества броситься в пролив, если я напьюсь. Но даже во хмелю я остаюсь трусом.

– Ты не трус, Тавис.

– Да неужели? – Он потряс головой. – Я боюсь смерти – даже больше, чем позора, больше, чем падения дома Кергов.

Ксавер пожал плечами:

– Кто из нас не боится? Мы еще молоды, Тавис. Слишком молоды, чтобы умирать. Значит, ты боишься Подземного Царства. Ну и что тут особенного?

– Действительно, что? – Тавис посмотрел на свой кинжал.

– Пойдем, я провожу тебя в твои комнаты, – просительным тоном сказал Ксавер, медленно подходя к другу. – Ты ляжешь спать.

Тавис попятился:

– Не подходи, Ксавер. Я не пойду к себе. Я вообще никуда не пойду.

– Утро вечера мудренее. – Он протянул руку. – Просто возьми мою руку и…

Все случилось так быстро, что поначалу Ксавер ничего не почувствовал. Он увидел, как кинжал молодого лорда тускло блеснул в темноте, описав стремительную дугу; увидел, как на каменной дорожке появилось темное пятно, потом другое. Мгновение спустя он понял, что это кровь, его кровь. Он отдернул руку, еще не веря в происходящее, и увидел распоротый рукав и глубокий длинный порез на предплечье.

– Ты ранил меня. – Он тупо уставился на рану.

Тавис уронил кинжал.

– Разрази меня гром! – прошептал он.

Ксавер поднял глаза.

– Извини, Ксавер. Я правда не хотел.

Ксавер ничего не ответил. Он повернулся и пошел прочь, к океанской башне и стражникам. Он спиной чувствовал взгляд Тависа, но молодой лорд не окликнул его и не пошел за ним.

Один из стражников увидел, что он возвращается, и приветственно вскинул руку.

– Полагаю, с ним нет смысла разговаривать, когда… – Он осекся и вытаращил глаза. – Боги милосердные! Неужели это его работа?

– Ничего страшного, – сказал Ксавер, хотя уже начал чувствовать пульсирующую боль в предплечье. – Но, вероятно, мне все равно следует обратиться к хирургу.

– А лорд Тавис? – спросил стражник.

Ксавер бросил взгляд назад. Он с трудом различил в темноте фигуру Тависа, который неподвижно стоял на прежнем месте.

– Оставьте его в покое, – сказал он, не в силах скрыть свою горечь. – И мне стоило сделать то же самое.

ГЛАВА 6

Предзакатные колокола, с которыми закрывались городские ворота, уже давно прозвонили, когда предсказатели закончили свою работу. В первый вечер ярмарки так было всегда, куда бы они ни приезжали. Чаще всего дети страшно уставали не только потому, что долго ждали своей очереди, но и потому, что обычно ложились спать много раньше. Но, простояв у палатки целый день, они уже не хотели уходить и назавтра снова вставать в очередь. А всех способных проявить подобное малодушие обычно сопровождали родители, которые не собирались отступать.

Предсказав будущее Тавису и Ксаверу, Гринса некоторое время отдыхал, предоставив поработать Кресенне, а потом Трину – самому старшему предсказателю и заведующему палаткой, – после чего принял нескольких оставшихся человек. К концу вечера предсказатели-кирси были так же измучены, как и последние дети, входившие в палатку за пророчеством Приобщения.

Даже в этот поздний час, когда они вышли из палатки, над городом разносились звуки музыки и веселый смех. Танцоры кружились на улицах под бой разноголосых барабанов, и Гринса слышал, как где-то в отдалении поют непристойные куплеты, рассчитанные на вкус непритязательной публики.

– Я не прочь поесть и выпить пива перед сном, – сказал Трин, бросая взгляд на луну-кирси. – Кто-нибудь хочет ко мне присоединиться?

В любом другом случае Гринса отказался бы. Он мечтал о теплой постели. Но ему нравилась Кресенна, и он взглянул на девушку, ожидая ее ответа.

Она уже смотрела на него, улыбаясь зазывной улыбкой.

– Я бы с удовольствием, – сказала она.

Трин кивнул:

– Отлично. Я знаю тут один трактирчик неподалеку. Кажется, он называется «Серебряная чайка». Там обслуживают кирси, и там подают лучшее тушеное мясо во всем Керге.

Гринса невольно рассмеялся. О трактирах всех эйбитарских городов Трин знал больше любого другого на ярмарке. Впрочем, Гринсу это не удивляло. Алтрин джал Кассой был не только тонким ценителем изысканных блюд, но и единственным толстым кирси, которого он встречал в жизни. В большинстве своем его соплеменники отличались худобой, порой доходившей до степени болезненной. Но Трин, со своими пухлыми щеками и мясистым подбородком, внешне напоминал молочного поросенка. Однако в других отношениях он был таким же слабым, как любой кирси, а возможно, и еще слабее. При самом незначительном физическом усилии он багровел, обливался потом и задыхался. Гринса часто задавал себе вопрос, как Трину удается переносить тяготы кочевой жизни, не говоря уже о жаре и духоте палатки предсказателей.

Они вышли с рыночной площади и двинулись по широкой улице в западном направлении, к храму Элинеды. Трактир, о котором говорил Трин, находился перед самыми воротами храма. Со своей обшарпанной дубовой дверью, серым каменным фасадом и грязными, тускло светившимися окнами, он ничем не отличался от прочих заведений такого рода, расположенных ближе к замку и центру города. Ничем, кроме вывески. На ней была изображена призрачного вида чайка с золотыми глазами и распростертыми крыльями. В каждом городе Эйбитара – собственно говоря, почти в каждом городе Прибрежных Земель – имелся по крайней мере один такой трактир. «Белая сова» в Тримейне, «Серебряная лошадь» в Торалде, «Белый дракон» в Джистингаме, «Серый сокол» в Трескарри, в южной Санбире. Правители-инди ничего не имели против подобных заведений: деньги есть деньги, и не важно, из чьего кармана они поступают. Но всеми упомянутыми трактирами владели кирси, и обслуживали они тоже в основном своих соплеменников.

Внутри трактир также не отличался от всех прочих трактиров Эйбитара, за исключением одного обстоятельства: почти у всех людей, находившихся там, были белые волосы и желтые глаза В теплом воздухе витал запах сладкого пива и пряностей, от которого у Гринсы потекли слюнки.

– Трин, жирный плут! – воскликнул высокий мужчина, выходя из-за стойки с распростертыми руками.

– Привет, кузен. – Трин обнялся с мужчиной. – Ты прекрасно выглядишь.

Мужчина отступил на шаг.

– Хотелось бы сказать о тебе то же самое.

Трин приподнял бровь:

– Как мило с твоей стороны, кузен.

Разумеется, они не были кузенами – по крайней мере, насколько Гринса знал. Кирси часто обращались друг к другу таким образом. Эта невеселая шутка получила распространение после нашествия кирси и сохранилась по сию пору. Тогда, после провалившейся попытки завоевания Прибрежных Земель, в живых осталось так мало воинов-кирси, что все дети-кирси, родившиеся в последующие годы, считались связанными родством. Одни говорили, что после войны уцелело лишь две тысячи мужчин и женщин из Южных Земель, другие клятвенно утверждали, что не более полутора тысяч. В течение минувших девяти веков население кирси увеличивалось медленно: женщины-кирси рожали мало детей. Даже сейчас, спустя столько времени – хотя через Пограничную гряду в Прибрежные Земли непрерывным потоком продолжали идти кирси, – на каждого представителя племени беловолосых здесь приходилось по меньшей мере пятнадцать-двадцать инди.

– Кто твои друзья? – спросил мужчина, мельком взглянув на Гринсу, а потом широко улыбнувшись Кресенне.

– Бедное дитя, которое ты пожираешь плотоядным взглядом, – это Кресенна джа Терба. Она присоединилась к ярмарке только в этом году. – Трин указал толстой рукой на Гринсу. – А это Гринса джал Арриет, один из наших предсказателей. – Трин посмотрел на Гринсу, потом на Кресенну. – Позвольте вам представить Зивена джал Агашу. Он хозяин «Серебряной чайки».

– Джал Агаша? – повторил Гринса. – Вы сын Агаши джа Пертон, что жила в Ривервее, в Везирне?

Зивен удивленно вытаращил глаза:

– Да. Вы знали ее?

– Моя мать как-то встречалась с ней, много лет назад. Говорят, она была лучшей поварихой в северных королевствах.

– Точно. – Зивен ухмыльнулся.

– Известие о смерти вашей матери огорчило меня. Надеюсь, Байан был добр к ней.

– Благодарю вас! – Зивен повернулся к Трину. – У меня была мысль заставить тебя подождать, Трин. Я хотел посмотреть, не похудеешь ты хоть немного, истекая тут потом. Но раз твой друг понимает толк в приличной пище, я усажу вас за стол сейчас же.

– Великолепно, кузен. В глубине помещения, если можно. Я не хочу, чтобы чьи-нибудь возмущенные родители помешали нам ужинать. Ты знаешь поговорку: «Будущее открывает Киран, но виноваты всегда кирси».

– Конечно. – Зивен улыбнулся. Он поманил пальцем одну из подавальщиц. – Исанна вас проводит.

К ним торопливо подошла невысокая тоненькая девушка со светлыми глазами и белой кожей. Но в отличие от остальных кирси, волосы у нее были цвета воронова крыла. Она приняла Приобщение год-два назад, не больше.

– Ты нанимаешь полукровок, Зивен? Вот уж не думал дожить до таких дней.

Гринса мысленно поморщился. Многие его соплеменники относились к детям от смешанных браков с предубеждением, и он часто слышал подобные высказывания от Трина, но они все равно резали слух. Сам Гринса был чистокровным кирси, но в прошлом он был женат на женщине-инди. Если бы она не умерла от чумы вскоре после свадьбы, у них наверняка были бы дети – и все полукровки.

– Придержи язык, Трин! – В голосе Зивена послышались металлические нотки. – Это дочь моего брата, она приехала ко мне из Везирна.

Трин покраснел:

– Прошу прощения. – Он взглянул на девушку. – У вас обоих.

– Проводи их в заднюю комнату, Исанна, – сказал Зивен. – И не обращай внимания на болтовню толстяка.

Девушка опустила глаза, сдерживая улыбку:

– Хорошо, дядя.

Лавируя между столами, она повела их через полный людей зал, почти непрерывно кивая в ответ на летевшие со всех сторон просьбы подать еще еды или выпивки. Она привела их в пустую комнату, где стояло только три свободных стола и несколько стульев. На всех столах горели свечи, и на стенах висело несколько канделябров. Лунный свет струился в единственное окно, находившееся напротив двери.

– Это именно то, что надо. – Трин улыбнулся девушке. – Спасибо.

Она кивнула, не глядя на него:

– Сейчас я принесу вам еду.

Трин проводил взглядом Исанну, вернувшуюся к стойке.

– Я дурак и неотесанный болван. Мне не следовало трепать языком при девушке.

– Она полукровка, – сказала Кресенна, опередив Гринсу. – Уверена, ей и не такое приходилось слышать.

Толстяк наклонил голову, словно признавая справедливость замечания.

– И все же одно дело – оскорблять хозяина трактира. И совсем другое – оскорблять подавальщицу. – Он улыбнулся. – Нам повезет, если мы останемся в живых после ужина.

Кресенна рассмеялась, и мгновение спустя Гринса тоже, хотя и через силу. Они выбрали один из столов и едва успели усесться, как вернулась Исанна с тремя кружками сладкого пива.

– За трудный день, – сказал Трин, когда девушка ушла. Он поднял свою кружку и кивнул сначала Кресенне, потом Гринсе. – Первый из многих, которые нам предстоит провести в Керге.

Они выпили. Пиво было вкусное, хотя Гринса предпочитал горькое светлое пиво, которое варили в Везирне и на востоке Эйбитара.

– Неужели так будет каждый день? – спросила Кресенна. – Что, очереди всегда такие длинные?

– Да нет, не всегда, – ответил Трин. – Самое трудное – первые два дня, когда все малыши приходят за Приобщением. В середине будет затишье, а под конец наплыв старших детей, которые ввиду нашего скорого отъезда поспешат получить пророчество Посвящения, чтобы рассеять свои страхи. – Он отхлебнул еще пива. – Ты согласен, Гринса?

– Похоже на правду. Хотя даже в период затишья каждому из нас придется принимать по десять или более человек ежедневно. Именно тогда в город стекаются дети из окрестных поместий.

– И так будет везде?

Гринса улыбнулся:

– Тяжелее всего приходится в крупных городах. А сейчас мы находимся на самом трудном отрезке пути. Ты присоединилась к нам только к концу нашего пребывания в Кентигерне, но отсюда мы направимся в Галдастен, а потом в Торалд. Однако после Торалда в течение трех месяцев мы будем разъезжать по небольшим селениям, прежде чем сделать остановку в Глендивре, самом спокойном из крупных городов. Сейчас действительно самое трудное время.

– Что ж, это утешает, – сказала Кресенна, протягивая руку к кружке.

– По правде говоря, я предпочитаю крупные города, – сказал Трин. – Гринса по обыкновению выполняет основную часть работы, а еда и солдаты здесь мне нравятся гораздо больше.

Несколько мгновений Кресенна смотрела на него с недоуменным видом, потом, похоже, поняла и густо покраснела, потупив глаза.

– Ах, ты не знала, что я питаю слабость к мужчинам? Прошу прощения, дорогая. Я думал, это всем известно.

Гринса отхлебнул пива, не желая смотреть ни на одного, ни на другого. Кресенна явно чувствовала себя неловко, а извинения Трина звучали неискренне. Он любил вгонять людей в краску. Это тоже все знали.

– Все в порядке. – Она натянуто улыбнулась. – В сущности, это не мое дело.

– Вообще-то ты должна испытать огромное облегчение. Представь, насколько хуже было бы, если бы я увлекся тобой, как мой друг Гринса. – Он бросил быстрый взгляд на Гринсу; в его глазах плясали веселые огоньки, похожие на крохотные язычки пламени. – Даже я знаю, что хорошеньким молодым женщинам не нравятся домогательства толстых стариков.

– Прекрати, Трин, – сказал Гринса.

– Я должен извиниться еще раз, дорогая. Очевидно, Гринса еще не готов признаться в чувствах, которые питает к тебе. – Он повернулся на стуле и посмотрел Гринсе в глаза. – Но ведь я прав, верно?

Гринса не смог сдержать улыбки. Он взглянул на Кресенну и увидел, что она тоже улыбается, хотя ее лицо по-прежнему оставалось красным.

– Возможно, – наконец сказал он.

– Возможно? – переспросил толстяк, поднимая брови.

– Ну ладно, Трин. – Гринса рассмеялся и потряс головой. – Твоя взяла. Да, мне приятно проводить время в обществе Кресенны.

– Приятно проводить время, – повторил Трин. Он взглянул на девушку и театрально вздохнул. – Он не признается, что пылает страстью, даже если на нем загорится рубашка. – Он потянулся через стол и положил ладонь на тонкую руку Кресенны. – Ну а ты, моя дорогая? Ты отвечаешь нашему другу взаимностью?

– Трин!

– Успокойся, Гринса! Ты еще скажешь мне спасибо. Вы оба скажете.

– Сомневаюсь.

– Вы предпочли бы играть в ваши детские игры еще шесть месяцев, ожидая, кто заговорит первым? Не будь дураком. Мы кирси. Мы живем не настолько долго, чтобы позволять себе подобные глупости. Если я предпочитаю мужчин, это вовсе не значит, что я ничего не смыслю в любви. – Он снова перевел взгляд на Кресенну и улыбнулся. – Так признайся же мне, кузина. Ты отвечаешь Гринсе взаимностью?

Девушка открыла рот, собираясь ответить, но потом широко улыбнулась, глядя на дверь.

– А вот и наш ужин, – весело сказала она.

Трин на мгновение закрыл глаза.

– Отлично. – Он отпустил руку Кресенны и откинулся на спинку стула, позволяя Исанне поставить на стол три большие миски с тушеным мясом. – Предоставляю это дело тебе, Гринса, хотя я сильно сомневаюсь в твоей способности завоевать ее сердце. Ты бы преуспел куда больше, если бы позволил мне говорить от твоего имени.

Гринса рассмеялся, и они с Кресенной обменялись многозначительными взглядами, которые наводили на мысль, что Трин уже сделал достаточно.

– Ты был прав, Трин, – сказала Кресенна после непродолжительного молчания. – Здесь готовят великолепно.

– Рад слышать это. Зивен берет слишком дорого, но он действительно находит самых искусных поваров. – Толстяк помолчал, прожевывая мясо. – Так расскажи нам о себе, Кресенна. Новые предсказатели не так уж часто появляются на ярмарке.

Она пожала плечами, снова несколько смешавшись:

– Что именно тебя интересует?

– Откуда ты родом?

– Я родилась в Брэдоне, но почти всю жизнь прожила в Везирне.

Трин на мгновение прекратил жевать:

– В Брэдоне?

– Мой отец был капитаном торгового судна. Там он встретил мою мать. Вскоре после моего рождения они покинули королевство и обосновались на Везирнийской Короне. С тех пор я ни разу не была в Брэдоне.

– И все-таки, – невнятно проговорил Трин, снова принимаясь жевать, – на твоем месте я бы не стал упоминать о своем происхождении при наших эйбитарских хозяевах. Вряд ли ты встретишь теплый прием.

– А чем ты занималась до того, как присоединилась к нашей ярмарке? – спросил Гринса.

– Я была целительницей в нашей родной деревне, как и моя мать. Но когда в год моего Посвящения к нам приехала Везирнийская северная ярмарка, я узнала, что обладаю еще и даром провидения. Я всегда хотела путешествовать по Прибрежным Землям, а ремесло предсказателя давало отличную возможность для этого.

– Почему ты выбрала ярмарку Бодана?

Кресенна снова пожала плечами, и прядь белых волос мило упала на ее лоб.

– Выбор стоял между Санбирийской ярмаркой и этой – все остальные не идут ни в какое сравнение. Эйбитар ближе к моему дому, поэтому такой выбор казался предпочтительным. Но возможно, когда-нибудь я присоединюсь к Санбирийской ярмарке.

Несколько минут они сидели в молчании, наслаждаясь хорошей едой и крепким пивом. Потом Кресенна задала вопрос об одном из старейших предсказателей-кирси, и довольно долго Трин и Гринса развлекали девушку рассказами о ярмарке, которые Трин расцвечивал лишь ему известными подробностями любовных историй, предательств и вражды.

Они вдоволь наелись тушеного мяса – Гринса съел три добавки и уже потерял счет порциям, которые поглотил Трин. Ко всему прочему они выпили много пива. Утомленный и слегка пьяный, Гринса уже собирался пожелать спокойной ночи друзьям, когда кто-то постучал в приоткрытую дверь маленькой комнаты.

Гринса и Трин переглянулись.

– Кто там? – спросил толстяк.

Вместо ответа дверь распахнулась, и они увидели на пороге высокого мужчину-кирси с длинными белыми волосами, редкой белой бородой и желтыми глазами, яркими, как у совы. Гринса явно видел этого человека прежде, но не мог вспомнить, где именно, пока Трин не заговорил.

– Кузен, – без всякого восторга сказал толстяк, кисло улыбаясь. – Вы явились сюда в качестве герцогского советника или в качестве простого кирси?

Первый советник. Ну конечно.

– Не думал, что мне придется выбирать между первым и вторым, кузен, – ответил Фотир столь же холодным тоном. – Но я здесь не по поручению герцога, если вы об этом.

– Я не об этом. Что вам угодно?

Первый советник вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

– Я хотел бы знать, кто из вас сегодня присутствовал при Посвящении Тависа.

Прежде чем Гринса успел заговорить, Трин поднял руку, призывая его и Кресенну к молчанию.

– А почему вас это интересует?

– После Посвящения мальчик находился в состоянии, близком к безумию. Герцог и герцогиня встревожены.

– Обычное дело, кузен. Если бы я получал по пять киндов за каждого мальчика и девочку, которые убегают домой в слезах после предсказания… – Он пожал плечами. – Ну, скажем просто, я был бы еще толще, чем сейчас.

– А когда сын герцога является на официальный обед с опозданием и в пьяном виде, набрасывается с кинжалом на своего вассала, а потом исчезает в ночи, – по-вашему, это тоже обычное дело?

– Боги милосердные! – прошептал Гринса.

Фотир посмотрел на него, прищурившись:

– Это были вы?

– Да. Что с молодым Маркуллетом?

– Он поправится. У него глубокая рана на предплечье, но ничего страшного.

Гринса едва не вызвался пойти в замок с Фотиром и помочь с исцелением, но у герцога наверняка были свои доктора. Кроме того, он не имел права открывать тайну пророчества.

– Теперь вы знаете, что это был Гринса, – сказал Трин. – Если это все, то вы можете идти своей дорогой.

Фотир взял стул, стоявший у ближайшего стола, поставил его подле Гринсы и сел, проигнорировав слова Трина.

– Что вы можете рассказать мне о Посвящении лорда Тависа? – спросил он, пристально глядя на Гринсу.

– Ровным счетом ничего, – резко сказал Трин. – Вы сами знаете, Фотир. Предсказания не подлежат огласке. Мы не вправе открывать тайну пророчества.

– Я также знаю, – сказал первый советник, посмотрев на толстяка волком, – что предсказания не всегда являются тем, чем кажутся. К видениям будущего, которые являются детям, вы имеете такое же отношение, как и Киран. Если не большее.

– Это верно только в случае с Приобщениями, – сказал Трин, словно защищаясь. – Пророчества Посвящений исходят от камня.

– Только потому, что вы позволяете. Ничто не мешает вам точно так же влиять на пророчества Посвящений. Верно ведь?

– Что вы хотите знать о Посвящении Тависа? – спросил Гринса.

Фотир перевел взгляд на него:

– Я хочу знать, что он увидел.

Гринса помотал головой:

– Этого я не могу сказать. Как справедливо заметил Трин, предсказания не подлежат огласке. Вам следует спросить Тависа.

Фотир стиснул зубы:

– Это будет довольно трудно, если учесть, что никто не знает, где он. Его мать боится, что он бросился вниз с северной стены замка. Начальник стражи собирается на рассвете отправить людей на поиски тела, если мальчик не объявится этой ночью.

– Сожалею. Но я не понимаю, каким образом сведения о пророчестве Кирана могут помочь вам в поисках. Разве недостаточно того, что Тавис встревожен?

– Пожалуй, – пробормотал первый советник, уставившись в истертый каменный пол. Мгновение спустя он снова посмотрел Гринсе в глаза. – Вы можете по крайней мере сказать мне, соответствовало ли видение действительности?

– Да, – ответил Гринса. Он собирался высказаться определеннее, но вовремя спохватился. Он сказал правду. Пока этого довольно.

– Вы знаете, что он увидел. Вас удивляет, что мальчик так отреагировал на пророчество камня?

Гринса отвел глаза и произнес сквозь зубы:

– Нет.

Фотир кивнул:

– Понятно. Признаться, я не удивлен.

– Я немного поговорил с ним перед Посвящением, – сказал Гринса. – Это был непростой разговор.

– Не понимаю. Вы к чему клоните?

– Я ни к чему не клоню. Мне просто интересно знать, чем вызвано ваше беспокойство за молодого лорда. Во время нашего разговора он держался высокомерно и враждебно и не выказывал ни малейшего почтения ко мне и моей магии. Он не произвел на меня впечатления человека, способного вызвать особую любовь у своих подданных – тем более у советника-кирси.

– Вы знакомы с его отцом, кузен?

– Нет, – ответил Гринса. – Хотя я знаю, что он не очень-то одобряет брак Джегора и Ории.

– Вы делаете поспешные выводы. Слишком поспешные, как мне кажется. – Фотир бросил беглый взгляд на Трина. – Ничего удивительного, если учесть, с кем вы водите дружбу. Но всем кирси пора понять, что судить о достоинствах инди следует не только по тому, какие чувства они испытывают к нашему народу. Герцог – доброжелательный, умный человек; безусловно, более доброжелательный и умный, чем многие известные мне кирси. Как у каждого человека, у него есть свои недостатки, но он будет прекрасным королем. Независимо от достоинств и недостатков своего сына, Яван действительно заслуживает преданности своих подданных.

– Речь, достойная любимой шавки хозяина-инди, – сказал Трин.

Фотир резко встал:

– Напрасно я сюда пришел. Вы всего-навсего шуты в ярмарочном балагане. Вы думаете, мы такие разные. Где бы вы были, если бы не инди? Неужели вы и вправду считаете, что ваша ярмарка смогла бы существовать без них? В Эйбитаре есть поселения кирси – пусть небольшие, но они есть. Однако я никогда не слышал, чтобы ярмарка Бодана останавливалась хоть в одном из них. Нет, вы всегда выбираете города, дворы правителей-инди. Вы ничем не отличаетесь от меня, все вы. Только я – советник герцога, а вы – его шуты.

Он повернулся и стремительно вышел из комнаты, не удостоив взглядом ни одного из них.

Несколько мгновений Гринса и его товарищи сидели молча, потом Трин тихо рассмеялся.

– Нет, вы только посмотрите на этого дурака, – сказал он. – Он вышел цветом волос и глаз, но в душе он инди.

Это ядовитое изречение стало распространенным еще во времена войн, когда один из военачальников-кирси по имени Картах совершил предательство, научив врагов тайным приемам борьбы с магией кирси в обмен на золото и обещание предоставить убежище ему самому и его солдатам. То обстоятельство, что его соплеменники до сих пор повторяли это расхожее выражение, и по-прежнему с такой злобой, глубоко удручало Гринсу.

– Меня не интересует, кто он в душе, – сказал Гринса, вставая и направляясь к двери. – Меня интересует, что творится на душе у Тависа.

Он быстро прошел через все еще полный главный зал трактира и выскочил на улицу. Невдалеке он увидел Фотира, который стремительно шел в сторону замка; белые волосы кирси сверкали в свете двух лун.

– Первый советник, подождите! – крикнул Гринса.

Мужчина остановился и повернулся к нему:

– Что вам угодно?

– Я просто хочу извиниться. Трин говорил только от своего имени, не от моего. Если вы утверждаете, что герцог достоин вашей дружбы, я вам верю безоговорочно.

Фотир подозрительно уставился на него, но спустя несколько секунд кивнул.

– Это все?

– Я хотел бы помочь, если смогу.

– С чего вы взяли, что можете нам помочь?

Гринса пожал плечами:

– Я предсказатель. Я умею не только читать по камню. Возможно, я окажусь вам полезным.

– Вы обладаете еще каким-нибудь даром, кузен?

Несмотря на страстное желание исправить несчастливые последствия своего предсказания, Гринса не сумел удержаться от лжи. Он скрывал правду слишком долго.

– Нет.

– Между прочим, – сказал Фотир, – я тоже предсказатель. Вдобавок я умею вызывать туман и ветер, а равно воздействовать на формы. В замке есть несколько целителей и одна женщина, говорящая на языке животных. – Он едва заметно улыбнулся. – Меньше всего мы нуждаемся в помощи еще одного кирси, который к тому же обладает столь ограниченными способностями.

Первый советник повернулся и пошел прочь, но на сей раз Гринса не последовал за ним.

– Такие, как он, не просят помощи у таких, как мы, – раздалось позади него.