Текст книги "Седьмое таинство"

Автор книги: Дэвид Хьюсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА 19

Эти катакомбы он не знал. И не было теперь успокаивающего ощущения нити между пальцами. Только черные влажные стены, тянувшиеся, казалось, без конца, как змеи. Алессио шел впереди, остальные шестеро тащились следом, с трудом пробираясь вверх по грубо вырубленному в камне коридору. Студенты не сводили глаз с фонаря в руке мальчика, с желтоватого круга света, все больше слабевшего, по мере того как садились батарейки.

Потом они вышли к крутому повороту, ставшему для них полной неожиданностью. Кто-то упал с болезненным вскриком и тихо, испуганно выругался. Электрический свет мигнул, сначала превратился в слабый отсвет цвета сухой соломы, а напоследок вспыхнул яркой охрой, как луна в загаженном выбросами римском небе.

И все. Теперь их окружал полный мрак. Лудо начал безумствовать, орать и требовать, чтобы кто-нибудь посветил ему.

Ноу них уже не было ничего подходящего. Батарейки сели, и остались только две спички, которые Ла Марка зажег одну за другой и которые тут же погасли под сильными порывами сквозняка, налетавшего из темноты, а откуда – Тони определить не мог.

Торкья совсем взбесился. Алессио отлично распознал нотки, звучавшие в его голосе: страх и ярость в равных долях. Они спорили друг с другом, и хрупкая связь взаимопомощи, что держала их вместе, рвалась и пропадала во всепоглощающем мраке.

Мальчик тоже был напуган. Уверенность, которую вселял свет фонаря, исчезла.

Богатое воображение рисовало ему самые скверные картины. В этот момент фантазер всей кожей ощущал, как давят на него тонны и тонны камня и мертвой красноватой земли. Давят на голову, сжимают тело со всех сторон, стискивают горло, чтобы забрать из легких последние остатки воздуха.

Это очень похоже на могилу, думал он. Да это и есть могила, во всяком случае, для многих, стоящих рядом с ним.

Когда он попробовал позвать: «Папа! Папа!», он едва услышал собственный голос. В ответ сзади раздался только смех Торкьи, злобный, полный ненависти, возникающий откуда-то из каменных внутренностей Авентино.

– Папа! Папа! – издевательски кричал Лудо. – Где же это он, мой мальчик? И где мы сами оказались?..

Заблудились, хотел ответить мальчик. Потерялись и заблудились в логове зверя, загнанные Минотавром, который вообще-то не был никаким монстром – теперь Алессио это хорошо понимал.

Все надежды на победу, на то, чтобы выставить остальных в качестве приза, исчезли. И бравада, еще недавно переполнявшая все его маленькое существо, уступила место ужасу. Фантазеру хотелось увидеть отца. Хотелось ощутить его сильные обнимающие руки, и чтобы они вывели его отсюда к свету и безопасности.

Сколько времени он уже отсутствует, бросив сына на произвол судьбы? Алессио не знал – он потерял счет времени: может, они бродили по этим пещерам минут десять, а может, целый час. Теперь уже невозможно определить. Он знал только одно: ни разу за все это время он не услышал голоса отца. Ни разу.

«Тебе все равно, – тихо прошептал мальчик. – Тебе на все наплевать за исключением самого себя».

Перед глазами тут же встала картина. Джорджио и мама о чем-то спорят, а его выгнали из комнаты. После чего он сел, скорчившись, под дверью и подслушивал, гадая, что будет дальше.

В голове поднялся шум. Мальчик уже знал, что это непременно произойдет, давно знал. Так всегда бывает, когда люди начинают выяснять отношения и применять при этом силу. Теперь шум происходил из двух источников: гудело в голове, а позади началась свалка, яростное мельтешение кулаков и ног. Шестеро в темноте пытались его найти, схватить и грубо выместить на нем злобу и отчаяние. Именно так ведут себя перепуганные люди, будучи не в состоянии помыслить ни о чем ином; для них это единственный естественный выход из положения.

Но вдруг появился третий источник звуков. Из темноты впереди.

Кто-то ухватил его за плечо, но мальчик в страхе стряхнул руку.

– Алессио…

Голос был напряженный, но не враждебный. Фантазер узнал его: Дино, этот слабак.

– Тут поток воздуха идет в тоннель! Вот отсюда! Давайте туда! Быстро!

Маленький проводник не стал ждать. Он вполне отдавал себе отчет в том, что за звуки сейчас издают остальные: вопли животного страха и отчаянного стремления выбраться, вопли смертельно перепуганных человеческих существ, опасающихся за жизнь.

Алессио Браманте вдыхал влажный воздух, поток которого был едва ощутим во тьме, и пытался определить, откуда он идет. Алессио побежал, не обращая внимания на камни и острые выступы, торчащие отовсюду. Мститель знал, что у них осталась только одна надежда выбраться на свободу и она находится близко. А в свете дня, под ярким и всепрощающим солнцем, знакомые улицы приведут его домой, к маме.

Патер.

Это слово вдруг выплыло из закоулков памяти и завладело всем его существом. Вот кем хотел стать Джорджио Браманте. И не сумел. Настоящий Патер оберегает своих детей и, подвергая их испытаниям, наблюдает за ними из тени, готовый вмешаться и в случае необходимости прийти на помощь.

«Ты оставил меня», – с горечью в сердце думал мальчик и, спотыкаясь, шел дальше, чувствуя, как бьющий в лицо поток затхлого воздуха становится свежее. И тут из живого мира сюда, в эту мрачную и холодную гробницу, вдруг ворвался сладкий, похожий на аромат цветущего апельсина, свежий и нежный аромат жизни.

И тогда все звуки, что яростно бушевали в голове, вдруг стали реальными, осуществившись где-то впереди.

Он остановился. Кто-то налетел на него сзади. И вновь раздался голос Дино, низкий, требовательный:

– Вперед!

Абати толкнул мальчика вперед, тот вновь остановился, замерев на месте. Впереди слышались два голоса, и звуки, которые издавали люди, были ему совершенно не знакомы. Это был сплошной поток жарких эмоций с примесью какой-то первобытной, животной свирепости.

Его снова подтолкнули сзади, и фантазер метнулся вперед, видя теперь свет, бледный, слабый свет настоящих электрических ламп. Еще три шага, и он вошел в помещение. Остальные последовали за ним, натыкаясь друг на друга, натыкаясь на маленького проводника. Тишину нарушили голоса студентов, нестройные, сконфуженные. Они тоже это увидели.

Увидели.

Все замолчали. Никто не смел произнести ни звука.

Алессио Браманте, широко раскрыв глаза, уставился на зрелище, что открылось перед ними. Это было похоже на картину какого-то безумного художника – два тела, плотно прижавшиеся к стене, двигаются в каком-то странном, нечеловеческом ритме. Мальчик задержал дыхание, гадая, сможет ли он, если очень постарается, напрочь выкинуть из памяти эту сцену, открутить время назад, к той минуте утром, когда смотрел в замочную скважину на дворец рыцарей Мальтийского ордена и видел через эти идиотские очки «мушиный глаз» мириады миров, ни в одном из которых не существовало красоты собора Святого Петра, огромного и прекрасного.

Но это не сработало, и Алессио знал почему. То была детская игра, а он с этого момента перестал быть ребенком. И уже никогда не сможет им стать.

Нередко – мальчик теперь это понял – Минотавру вовсе не нужно охотиться. Добыча приходит к нему сама, по собственной воле, как подарок, как жертвоприношение; они сами доставляют себя прямо в логово зверя.

ГЛАВА 20

– Скажи что-нибудь, Ник, – велела Тереза. – Изобрази Лео. Мне как-то не по себе.

Коста на пределе усилий и скорости гнал красный «фиат» без полицейских опознавательных знаков, врубив сирену и включив проблесковый маячок, второпях прицепленный к крыше. Гнал от самой квестуры, мимо Форума, мимо Колизея, к раскопу возле Большого цирка. Движение на улицах было затруднено: повсюду пробки, злобные вопли, шум, гам. Большую часть пути он проехал по широким тротуарам, пугая пешеходов.

Выбор был невелик. Отсюда к нужному месту вела только одна улица, и сейчас она представляла собой непробиваемое скопление металла, выбрасывающего гнусный дым в тяжелый влажный воздух наступающей весны. У Косты голова раскалывалась. Слишком много информации для одного человека. Ко всему прочему его терзала еще одна мысль: Эмили попала в больницу. Последний их разговор был, по сути дела, односторонним потоком информации. Он едва успел спросить ее о самочувствии. Охота за Лео Фальконе вступила в решающую фазу. И ничто другое в данный момент не имело никакого значения. А это, он прекрасно понимал, было сущей иллюзией. Что ни случится с Лео, что бы с ним уже ни случилось, все равно завтра наступит новый день, а за ним еще один и еще – целое будущее, которое предстоит делить на двоих. Агент не мог понять, почему это соображение так легко и просто ушло куда-то на задворки сознания, и не является ли эта жестокая и глупая амнезия естественным подарком, полученным им в качестве генетического наследства.

Сейчас разобраться в этом было просто невозможно. Коста вновь посмотрел на море автомобилей впереди и вырубил двигатель.

– Они оба не могли этого знать, – продолжал он рассуждать вслух. – Если бы Джорджио понимал, что его сын жив, ничего этого не произошло бы.

Перони в ярости уставился на автомобильную пробку. Полицейские все еще находились почти в километре от широкой полосы зелени на той стороне Палатино.

– Согласен, – кивнул здоровяк. – Так кто же тут дергает за ниточки? Получается, что Джудит Тернхаус. Она все эти годы помогала Джорджио убивать несчастных студентов. Почему? Зачем? И почему профессор, Господи помилуй, так вцепилась в этого мальчика? Он-то что ей сделал?

Коста прослужил в полиции достаточно времени, чтобы понимать, что в корне всех человеческих поступков лежат самые простые причины; все те же причины, что существовали и тысячи лет назад: любовь, ненависть и месть.

Решение пришло неожиданно.

Ник рывком распахнул водительскую дверь.

В нескольких метрах перед ними сидел на своем мотоцикле курьер из службы срочной доставки. Он явно валял дурака и просто убивал время. Его мощная и быстрая «хонда» могла бы легко просочиться сквозь пробку.

Коста подошел к нему и показал удостоверение.

– Я реквизирую ваш байк. – Детектив ухватил курьера за отвороты кожаной куртки и стащил с седла. – Джанни! На заднем сиденье поедешь?

Тереза выскочила из машины:

– А я как же?

– Извини.

Курьер выпрямился во весь рост, постучал себя пальцем по груди и спросил:

– А как же я? – Взглянул на Джанни и сник. – Только не поцарапайте!

Коста повернул ключ, ощутил, как мотоцикл просел под огромным весом Перони, попытался вспомнить, как водить подобные штуки и со скрежетом «воткнул» передачу, заметив, как побледнел при этом владелец.

После чего аккуратно въехал на широкую грунтовую тропу для пешеходов, что вела от Колизея к Большому цирку параллельно маршруту трамвая номер три. Это была тихая зеленая дорожка, место приятных вечерних прогулок.

Впереди возникли фотограф и пара молодоженов, позирующая на фоне Колизея. Ник медленно объехал их, стараясь не забрызгать грязью, а затем полностью «открутил газ».

Байк делал стабильные пятьдесят километров в час, продвигаясь вперед по грунтовой дорожке под голыми деревьями, заполняющими эту спокойную сторону Палатино.

Все заняло не более пары минут. По дороге им встретились всего несколько туристов и толпа любопытных зевак, зато вокруг открытой площадки сгрудилось невероятное количество полицейских машин, самих полицейских и журналистов.

Перони достал удостоверение и, свесившись с седла, показывал всем. Впрочем, здоровяк был узнаваем в лицо и без этого.

Никто их не остановил, пока они не добрались до желтой ленты, преграждавшей всем дальнейший доступ. Отсюда были видны часть гоночной дорожки и травяного поля вокруг, кучка синих полицейских вэнов перед ней и несколько человек в форме и в штатском.

И вновь удостоверение Перони послужило им пропуском. Коста остановил байк, дал Джанни встать на ноги, с трудом установил тяжелую машину на подставку и высмотрел в толпе полицейских Мессину. Комиссар прямо-таки светился от накопившейся нервной энергии.

– Где Джудит Тернхаус?

Мессина недовольно уставился на него.

– Вас отстранили отдела, сынок. Перестаньте испытывать мое терпение. У меня и без того достаточно к вам претензий, но я предъявлю их вам позже.

Вид у него, правда, был не столь уверенный, как он старался изобразить. Перони оттолкнул Печчью, который пытался преградить агентам путь, а Коста, набрав в грудь побольше воздуху, начал объяснять Мессине – насколько мог подробно и точно, – что удалось выяснить.

По мере объяснений смуглое лицо шефа квестуры бледнело. Командир спецназа тоже замолк и побледнел.

– Так, где сейчас Филиппо Баттиста? – осведомился Коста.

Взгляд Печчьи устремился в сторону входа в подземелье, где колыхалось море синих мундиров.

– Нетрудно догадаться, – вмешался Перони. – Он же доброволец, не так ли? Пошли, хватит болтать.

И они двинулись вперед. Печчья начал выкрикивать новые приказы: больше людей, больше оружия…

– Ну уж нет! – рявкнул Коста. – Вы разве еще не поняли, зачем мы здесь оказались? И что вообще здесь происходит?

– Так просветите нас, агент, – спокойно предложил Мессина.

– Мы здесь оказались, потому что нас пригласил Джорджио Браманте. И Джудит Тернхаус. Лео – это часть замысла Джорджио. Что касается женщины… я просто не знаю. – Ник помолчал, затем продолжил: – Но одно я знаю точно: чем больше людей и оружия вы пустите в дело, тем больше шансов, что начнется стрельба. Если инспектор и Алессио Браманте погибнут, у вас будут большие неприятности.

Резервная группа Печчьи стояла наготове. У всех – автоматы со складными прикладами, на головы натянуты черные маски. Печчья также держал в руках автомат. Он оглянулся на Мессину с плохо скрываемым презрением:

– Сейчас мы этим займемся.

– У вас внизу и так уже четверо, и один из них – сын убийцы! – рявкнул Мессина. – И женщина…

– Я уже говорил вам, что нам женщина не нужна. Баттиста – один из нас. И мы сумеем обо всем позаботиться…

– Лео Фальконе – мой друг! – перебил Коста таким бешеным тоном, что заставил обоих замолчать. – И я не намерен больше ждать!

– Нет, – тихо произнес Мессина. Он стоял, закрыв глаза, с видом человека, готового вот-вот окончательно сломаться. – Послушайте… – начал комиссар.

– У меня нет времени, – оборвал Ник. – У нас нет времени!

– Да послушайте же, черт бы вас побрал! – заорал шеф квестуры.

В глазах его было такое потерянное выражение, что агент взглянул на часы и решил: ну ладно, подождите еще несколько секунд.

– Мне очень жаль, – продолжал комиссар. – Мой отец провалил это дело четырнадцать лет назад, поддавшись эмоциям. Я надеялся все поправить, отстранившись от него, как бы стоя в стороне, если вы понимаете, что я хочу сказать. Я не…

Он помотал головой и уставился на золотистые стены развалин на покрытом зеленью холме, словно желая оказаться сейчас где-нибудь в другом месте.

– И как, черт возьми, вам с Фальконе удается со всем этим ладить?! Это… просто неестественно.

– Мы справляемся, – тут же ответил Коста. – А теперь прошу меня извинить.

Печчья тут же присоединился к ним, едва детективы направились ко входу.

– Оставайтесь тут, – приказал Мессина. – Под мою ответственность. И ничью больше.

Один из людей в черном замер на месте. Затем протянул агентам свой короткий автомат: добровольный дар.

Мессина отмахнулся.

– Там, внизу, уже есть трое вооруженных до зубов, на которых я вполне могу положиться. Думаю, оружия уже вполне достаточно. Агент?

Коста, уже направлявшийся ко входу в подземелье, остановился.

– Предоставьте мне эту честь, – отчеканил комиссар и прошел вперед.

ГЛАВА 21

От ножа Джорджио Браманте отразился луч солнечного света, проникший сюда сквозь щель в потолке. Фальконе смотрел на него, не двигаясь и размышляя. Убийца связал ему руки за спиной и подтолкнул в угол. Совсем не похоже на то, решил Лео, как обычно обращаются с человеком, которого намерены убить. Все внимание Браманте обратилось на другое. Присутствие Фальконе в этом сыром тесном подземном помещении возле алтаря было важной частью задуманной им акции. Но инспектор играл роль статиста. Выступал примерно в той же роли, что и в Монти, когда Браманте как будто хотел его похитить. Да и в квестуре тоже, позавчера ночью.

Из коридора донесся какой-то отдаленный звук. Оттуда, по его предположениям, должны были прийти. Щель в каменной толще была узкой, в нее едва могли протиснуться два человека. То немногое, что Фальконе знал о тактике, говорило, что атаковать сквозь подобное отверстие невозможно. Любой, кто попытается проникнуть сюда, сразу же станет открытой мишенью для Браманте.

Донесшийся издали звук, безусловно, был женским голосом. Ее итальянский имел явственный американский акцент. Джудит Тернхаус. Фальконе узнал ее монотонный суровый голос, он хорошо запомнил его после краткого разговора на берегу Тибра. И сейчас не мог себе представить, что за причина заставила археолога оказаться здесь и почему полиция разрешила ей нарушить молчание.

Лео и Браманте стояли, выпрямившись во весь рост перед алтарем, и ждали, как актеры на сцене. Женский голос слышался все громче и отчетливее. Когда группа подобралась ближе, Браманте ухватил Фальконе за куртку, притянул к себе и приставил нож к горлу. Оба теперь стояли прямо на линии огня.

Фальконе не стал сопротивляться и спокойно сказал:

– Скверная постановка, Джорджио. И я рад, что обнаружил хоть что-то, в чем ты не преуспел. Это делает тебя более похожим на нормального человека.

– Помолчи, – буркнул Браманте, не сводя глаз с темного входа в пещеру. Там уже плясал, словно светлячок, луч фонарика – еще один признак того, что сюда приближаются.

Фальконе так и не смог выбросить из головы слова Терезы Лупо, сказанные на берегу Тибра позапрошлой ночью, когда он на короткое время поверил, что загадки наконец разгаданы, а судьба Алессио Браманте выяснена. И вспомнил то, что сказал Джорджио Браманте в Монти, когда чуть не захватил его; когда, если уж быть до конца честным с самим собой, можно было захватить и самого Браманте, если бы он и дальше продолжал испытывать судьбу.

– Седьмая жертва. – Фальконе посмотрел прямо в глаза своему пленителю, в которых теперь плясал страх, также делавший археолога похожим на нормального человека. – Но это буду не я, не так ли? Все ведет к тебе самому, Джорджио. И всегда вело. Тебе что, самоубийства недостаточно? Неужели мертвый ребенок, что застрял в твоем воображении, хочет заполучить и кровь собственного отца помимо крови всех остальных?

Стоявший рядом человек вздрогнул.

– Если он мертв, – продолжал нажимать Фальконе, – ему этот спектакль уж точно не нужен. А если нет, думаешь, Алессио будет рад и счастлив, если об этом узнает?

Умные темные глаза на мгновение вспыхнули.

– Ничего-то ты не понимаешь, – пробормотал Браманте. – Ты ведь не имеешь представления, что у меня в голове.

– Я бы с удовольствием послушал. Вот если бы мы поговорили тогда, четырнадцать лет назад…

Лицо Джорджио застыло в мертвой гримасе.

– Тогда ты возненавидел бы меня еще сильнее, чем ненавидишь сейчас, Фальконе. Тут все очень просто. Они убьют меня. Или я убью тебя. И никаких других вариантов. Какой больше нравится?

Инспектор не ответил, пытаясь осмыслить собственное физическое состояние: что действует, а что все еще возвращается к норме. За последние три дня он не стал слабее, просто тело получило некоторые повреждения.

Тут в помещение ворвался поток желтого света: четыре фонаря, нащупывающие цель. Нашли.

Фальконе, собрав силы, какие только мог в себе найти, резко развернулся на здоровой ноге, крутанулся всем телом, одним быстрым и мощным движением вырвался из захвата Браманте, упал на пол и откатился влево. Внимание похитителя вынужденно раздвоилось – между упущенным пленником и группой, возникшей перед ним: четверо мужчин в черных комбезах и черных масках и профессор археологии с сияющими глазами. Она походила на фурию, ведущую солдат в бой.

– Убрать оружие! – рявкнул Фальконе, откатываясь еще дальше в сторону, достаточно далеко от Браманте, чтобы тот не мог до него дотянуться. – Оружие убрать! Это приказ!

Темные фигуры по-прежнему стояли перед алтарем в замешательстве, не зная, как на это реагировать.

Четыре ствола поднялись одновременно и уставились прямо на человека с ножом в руке. А тот замер перед ними в ожидании…

Женщина верещала что-то, чего Фальконе не мог разобрать.

– Взять его! – приказал он. – Нож у него заберите! Один – вперед, остальным – прикрывать!

Одна фигура в маске без слов выдвинулась вперед. Боец опустил автомат и сделал один шаг.

Браманте выставил сверкающее лезвие прямо перед собой – острие могло сейчас ударить куда угодно.

– Да опусти ты его, ради Бога, – крикнул инспектор, с трудом поднимаясь на ноги и прислоняясь к сырой стене в углу помещения. У него только начало успокаиваться дыхание, и чувствовал он себя просто отлично. И уже думал о том, что будет дальше, в квестуре, в камере для допросов. Командовать парадом будет по-прежнему он. Срок договора, который удалось выторговать у Мессины, еще не истек. – Кто-нибудь из вас, подойдите ко мне и перережьте веревки!

Лео закрыл глаза, дожидаясь, пока в голове прояснится, но это заняло некоторое время. Он всегда гордился тем, как быстро ему удается прийти в себя, вернуть себе хоть в какой-то мере уверенность, командный тон, решительность и сообразительность, даже в самых отчаянных ситуациях. Это особое умение, и он его не утратил.

– Нам еще нужно с тобой поговорить, Джорджио, и мы непременно поговорим. Я хочу наконец со всем этим покончить, раз и навсегда…

Лео открыл глаза, готовый взять ситуацию под полный контроль. И замер. Эти двое так быстро все проделали, так бесшумно, что он, пребывая в некоторой отключке, не услышал ни звука. Трое бойцов в черном уже отступали, безоружные, к стене, ближе к Браманте, подняв руки вверх. Один из автоматов был в руках Джудит Тернхаус, ствол смотрел в их сторону. Еще два валялись на полу, далеко, не дотянуться. Четвертый спецназовец водил автоматом из стороны в сторону, нацеливая его то на Браманте, то на коллег.

Тернхаус яростно, злобно и угрожающе пялилась на Фальконе.

– Вы полагаете, что вам удастся у меня все это отнять?! – буквально выплюнула она в лицо инспектору. – После стольких лет?!

– Прошу меня простить, – честно ответил он. – Я просто ничего не понимаю.

Полицейский глянул на Браманте, который сейчас выглядел совершенно беспомощным, что было совсем на него не похоже.

– Но я не один так заблуждался, – добавил Фальконе. – Синьора Тернхаус…

Черный, смертельно опасный автомат в ее руках был направлен прямо ему в голову. И к собственному удивлению, инспектор обнаружил, что именно сейчас, впервые за все время, прошедшее с его ухода из квестуры вчера вечером, он реально опасается за собственную жизнь.

– Еще одно слово, – пригрозила археолог, – и я с огромным удовольствием разряжу эту штуку вам в башку. Клянусь!

Она прошла вперед и, не сказав ни слова, вырвала у Браманте нож. В ответ не раздалось ни звука протеста.

Бывший профессор помотал головой, развел руками, посмотрел на американку, оглянулся на Фальконе и вновь перевел взгляд на Джудит.

– Что происходит? – спросил он потерянным тоном, в котором звучала и нотка гнева. – Мы же обо всем договорились!

– Я хочу вам кое-что показать. – Ученая дама кивнула человеку в черном, стоявшему рядом с ней.

Тот сунул автомат под мышку и свободной рукой стащил с головы маску.

Молодой человек, симпатичный, как показалось Фальконе. Немного юный для такой службы. Несколько наивный, еще не вполне владеет собой. Он стоял выпрямившись, примерно такого же роста, как Браманте, похожий на него лицом и телосложением, хотя черты его отличались большей свежестью.

Алессио уронил маску, вновь поднял ствол автомата и направил его – небрежно или неуверенно, этого Фальконе так и не понял – в сторону фигуры перед алтарем.

– Посмотри на него, Джорджио, – потребовала Тернхаус. Голос ее звучал возбужденно и нервно, а луч фонаря светил прямо в лицо молодому человеку. – Ну, видишь?!

Браманте смотрел на него, а ее руки между тем опустились на голову изгоя, стали гладить по волосам, потом скользнули вниз, дотянулись до промежности, а губы уже касались шеи, влажные, голодные, жаждущие… Беглец замер, и только глаза его неотрывно смотрели на стоящего перед ним молодого человека.

– У него твои глаза, – бормотала она. – И твои губы. Твое лицо. – Профессор улыбнулась, ее белые зубы сверкнули на мгновение в полумраке. – Все твое. Я воспитала его так, чтобы он был моим, а ты никогда об этом и не догадывался.

Мальчик – Фальконе не мог думать о нем никак иначе – что-то пробормотал, как будто возражая. Джудит этого не слышала.

– Алессио? – хрипло спросил Браманте, протягивая руки вперед. Его лицо исказила жалкая гримаса – шок и замешательство. – Алессио?!

Фигура в черном отшатнулась, отмахиваясь автоматом:

– Не называй меня так! Не смей меня так называть!

У Фальконе кровь застыла в жилах. Услышав этот выкрик, он замер. В голове роились страшные мысли.

Голос звучал как-то не так, слишком высоко, почти фальцетом. И в нем играли невообразимые боль и обида, сквозь которые пробивался гнев.

Объятия Тернхаус вдруг обратились в жесткий захват. Ее пальцы, сильные и уверенные, вцепились в голову Браманте, в его великолепную черную шевелюру, и профессор повернула Джордано лицом к себе.

Затем ухватилась за ствол автомата, который сжимал в руках молодой человек, и ткнула им прямо в грудь Браманте.

– Помнишь?! – произнесла она.