Текст книги "Седьмое таинство"

Автор книги: Дэвид Хьюсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА 28

Ощущение было такое, словно вернулись добрые старые времена. Вдоль длинного окна в офисе Фальконе, который только что освободил другой инспектор, отосланный Бруно куда-то еще, сидела группа из пятнадцати сотрудников, и все трудились не покладая рук: звонили по телефону, стучали на компьютерах, просматривали архивные дела в поисках возможных ниточек, – словом, пытались выяснить, где, в каком уголке родного города может прятаться ученый, превратившийся в убийцу. Результаты этой деятельности были ожидаемы: никакого ответа на этот вопрос. Мотороллер, которым воспользовался Браманте, чтобы сбежать с места нападения в Монти, был обнаружен брошенным на боковой улочке возле вокзала Термини. Пытаться обнаружить беглеца на основании подобной скудной информации будет делом нелегким. Он мог сесть на метро прямо там, где бросил скутер, а также на трамвай, на любой автобус, на поезд…

Или, подумал Коста, убийца мог поступить так, как в подобных обстоятельствах, вероятно, поступил бы любой римлянин, – уйти на своих двоих. Рим на самом деле не такой уж большой город. От вокзала Термини Браманте – во всех смыслах человек активный и тренированный – мог рвануть пешком в любой пригород и добраться туда за час. А что потом? Ник чувствовал, что инстинктивно уже знает ответ. Джорджио Браманте отнюдь не дурак и наверняка понимает, что самый простой способ стать невидимым – это скрыться в толпе. Со временем полиция, конечно, прочешет районы, где обитают бродяги и бездомные, безымянные, вечно мигрирующие с места на место, в среде которых легко может укрыться любой беглец. Браманте, возможно, познакомился в тюрьме с такими. И теперь может возобновить старую дружбу или попросить об одолжении, сославшись на общее прошлое. Для человека, готового жить в примитивных условиях, способного скрываться в лабиринтах катакомб, в отдаленных кварталах или небольших парках, которых в городе полным-полно, Рим был очень удобным местом, чтобы спрятаться. Фальконе дал людям задание составить нечто вроде каталога уловок, обычно применяемых преступниками в таких случаях. Но обычные средства – по большей части видеокамеры наружного наблюдения – здесь бесполезны. Слишком широк район поисков, слишком много данных, чтобы быстро их обработать. Браманте играл по собственным правилам. И это давало весьма эффективный результат: превращало его в невидимку.

Телевидение гнало старые фото из своих архивов. Утренние газеты повторят все это вместе с просьбами о помощи и номерами телефонов, куда следует звонить в случае обнаружения беглеца. У Косты от последней встречи с Браманте нынче утром не осталось четкого представления о его внешности. Ник был слишком обеспокоен тем, что происходило с Лео Фальконе, чтобы думать о будущих поисках.

И тем не менее кое-что полицейский запомнил: преступник был весь в черном, шапка низко надвинута на лоб, рот закрыт шарфом, лицо вообще едва можно разглядеть. Этого хватило, чтобы понять – фото Джорджио Браманте, имевшиеся в их распоряжении, безнадежно устарели. Четырнадцать лет назад это был красивый, чисто выбритый мужчина с длинными темными волосами. На большей части фото, сделанных до ареста, он выглядел тем, кем и был тогда: интеллигентный, видимо, несколько высокомерный университетский профессор. А из того немногого, что успел заметить утром, Коста ясно понял: Браманте теперь не имеет ничего общего с давнишним образом. И теперь ничего нельзя принимать на веру. Они, как в ловушку, попали в путаницу событий, последовательность которых преступник, видимо, планировал долгие годы. И в отличие от детективов оказался к этому готов, разработав свои планы заранее. Следователи отлично понимали, что злоумышленник, по всей вероятности, сумел выследить спрятавшегося Дино Абати, под какой бы фамилией тот ни скрывался. Абати сейчас, наверное, года тридцать три. Родители уже много лет не имеют от него никаких известий. Но полтора года назад Дино был зарегистрирован в числе въезжавших в страну из Таиланда. С того момента никаких данных о его выезде из Италии через какой-либо международный аэропорт не поступало. Но, принимая во внимание свободу передвижения по всей Европе для любого имеющего итальянский паспорт, легко предположить, что его можно искать в любом месте – от Великобритании до Чешской республики. И не один Коста посоветовал бы сейчас Абати оказаться в любом другом месте планеты, но только не в Риме.

В дальнем конце офиса обозначилось движение. Они с Фальконе одновременно оторвались от лежащей на столе стопки рапортов и посмотрели в сторону двери. По проходу шли Джанни Перони и Тереза Лупо, раздавая направо и налево пакеты с panini [27]27
  Хлебцы, булочки (ит.).


[Закрыть]и банки с колой – прямо-таки парочка Санта-Клаусов, явившаяся на детский утренник.

Лео засмеялся. Открыто, свободно – такого смеха Коста от него уже давненько не слышал. Смех человека, вернувшегося наконец в знакомую среду.

– И чего это он взялся их подкармливать? – весело спросил инспектор. – В конце концов, они в любой момент могут сбегать домой. Можно подумать, что мы тут в осаде сидим. Что нас насильно тут держат. Ерунда какая-то!

– Для тебя это вовсе не ерунда…

Фальконе удивленно поднял брови.

– Он мог вас убить сегодня утром, – пояснил Ник.

– Да, мог. И почему он этого не сделал?

– Не знаю. Может, считает, что это тоже своего рода ритуал. Все следует делать соответствующим образом. Ни один из убитых не умер легко и сразу. Мощная струя воды внутрь грудной клетки…

– Их он ненавидел больше, чем меня, – уверенно возразил Фальконе. – Не спрашивай, откуда мне это известно. Просто знаю. В сущности… – Он покачал головой, как будто расстроенный собственной проницательностью. – Бог ты мой! Было бы совсем неплохо освободиться сейчас от всех эмоций. И мыслить четко и непредвзято. Как, по-твоему, я веду дело, Ник? Только честно! Я, наверное, чересчур подозрителен, но у Бруно достаточно причин поручить это расследование именно мне. Да, ты можешь сказать, что это по праву мое дело. Но если я его провалю, как провалил Мессина-старший, ему совсем не трудно будет таким же образом отдать меня на заклание, не правда ли?

Об этом Коста не подумал. Внутренние интриги и разборки обычно не привлекали его внимания.

– Думаю, мы делаем все, что в наших силах. Людей нам дали, действуем привычными методами. Если кто-то увидит Браманте…

– Теперь никто, в сущности, не знает, как он выглядит. За исключением того, кто ему помогает – кто бы это ни был. Мы, конечно, будем выполнять все рутинные маневры, но надежды мало. И что тогда?..

Старый полицейский трюизм, который большинство копов всегда старается забыть, потому что он некоторым образом принижает важность этих самых «рутинных маневров». Их все равно никак не избежать при ведении обычного расследования.

– Статистика все же обнадеживает… Таких часто ловят на улице… Когда они думают о чем-то совсем другом. О своих дальнейших планах. Или… – Ник заставил себя это добавить: – Или о путях отхода.

Фальконе с энтузиазмом покивал. Его обширная лысина за зиму утратила свой обычный загар. В этом году Лео будет пятьдесят, и он выглядел вполне на свой возраст.

– Совершенно верно. Но вот тебе другая статистика: хотя сегодня такое редко прочтешь в газетах, но на самом деле ребенок подвергается гораздо большей непосредственной опасности в собственной семье или среди друзей, нежели со стороны какого-нибудь чужака. Обычно детям нужно бояться не человека за углом. И даже не какого-то там любителя побродить по Интернету. А тех, кто рядом с ними.

Коста кивнул. Конечно, он знал. Но с самого начала сложилось мнение, что Браманте – образцовая семья среднего класса, крайне фотогеничная, и это в глазах многих означало, что трагедия делалась еще более ужасной.

– У нас ведь никогда не возникало подозрений, что Джорджио или его жена издевались над своим сыном, не так ли?

– Нет, не возникало, – пожав плечами, согласился Фальконе. – В семьях среднего класса такого обычно не бывает, верно ведь? По крайней мере чтобы это становилось известно.

– Если вам кажется, что мне следует этим заняться…

– Уже занимались. – Инспектор ткнул пальцем в папки, лежащие на столе, синие, какими в квестуре не пользуются.

– Перед тем как ты пришел, я связался со службой социальной помощи. Ничего, как и следовало ожидать. Но нам все равно нужно прошерстить факты более внимательно, чем прежде. Мы позволили себе отвлечься, уйти в сторону – это журналюги виноваты. То направление расследования, которому мы следовали, было нам навязано общественным мнением. Офицер полиции должен идти своим путем. Вместо правосудия погнались за местью, а это гнусная практика, которая не щадит никого – ни виноватого, ни правого. И самое любопытное здесь вот что. У меня сложилось впечатление, что Джорджио Браманте был отнюдь не против такого развития событий. Он уже знал, что будет делать, еще до того, как мы направили дело в суд.

И Лео рассеянно осмотрел полную полицейских комнату. Некоторые из них пересмеивались с Перони и Терезой, но большинство сидели, вперившись в компьютеры.

– Ну и вот, прошло почти пятнадцать лет, и теперь мы надеемся, что на сей раз нам удастся получить какие-то ответы от машины. От компьютера. Прогресс… Ну, что ты думаешь, Ник? Как нам раскрыть это дело?

У Косты уже сложилось готовое мнение по этому поводу.

– Браманте не обычный убийца. Он, видимо, и не рассчитывает, что ему в конечном итоге удастся от нас уйти. Может, полагает вновь стать героем. Дескать, его будут считать отцом, с которым обошлись несправедливо, а он вернулся, чтобы осуществить правосудие в отношении тех мерзавцев, что в предыдущий раз ушли от суда.

Фальконе кивнул:

– А также в отношении офицера полиции, которого считает виновным. Об этом ни в коем случае не следует забывать.

– Возможно, – ответил Коста.

– Возможно?! – переспросил Фальконе.

– Вы ж сами так сказали. Не думаю, что это было направлено непосредственно против вас. Или Тони Ла Марки. Или Дино Абати, или как его там теперь величают. Это связано не лично с каждым из вас. Прежде всего связано с самим Джорджио Браманте и с тем, что произошло с его мальчиком. Если бы мы только сумели понять ход его мыслей…

Лео вновь засмеялся и свободно откинулся на спинку своего огромного черного кресла, заложив руки за голову.

– А знаешь, ты недаром практиковался под моим руководством. И где теперь тот юный невинный офицер полиции, которого я чуть не выгнал пару лет назад?

– Понятия не имею, – тут же отреагировал Коста. – Наверное, свалил туда же, куда отправился этот циничный старый урод, инспектор полиции, который сидел в этом кабинете до вас, инспектор.

– Поосторожнее на поворотах, агент. Мне еще пять лет служить. Не больше. Может, даже значительно меньше. И хотелось бы думать, что, когда я отсюда уберусь, мое кресло займешь ты.

Ник почувствовал, что краснеет. О повышении по службе он стал бы думать в последнюю очередь. И в последнюю же очередь об этом стал бы думать офицер вроде Фальконе, на которого в последние годы свалилось столько неприятностей. Да и нынешнее его положение вряд ли располагало к подобным предложениям.

– Как я понял, комиссар Мессина уже напоминал тебе, что экзамены на получение должности начальника отдела будут нынешним летом. Значит, пора садиться за книги. Таким образом, к свадьбе получишь прибавку к жалованью. Неплохая вещь…

– Инспектор!..

Коста был очень благодарен Перони и Терезе, что они подошли в этот самый момент. Джанни держал в одной руке нечто, более всего напоминавшее остатки гигантского сандвича с сыром и помидорами, а в другой – сумку с напитками в банках.

– Питание на все время наших бдений. Мы с Терезой проверили, куда нас поселили. Номер люкс «ГУЛАГ» достался нам. А вы можете занять все крыло «Абу-Грейб». [28]28
  Тюрьма в Ираке недалеко от Багдада, печально известная жуткими условиями содержания заключенных и пытками; действовала и во времена режима Саддама Хусейна, и в период американской оккупации Ирака.


[Закрыть]Также снабдили все номера мылом и свежими полотенцами, поскольку то, что там было…

Перони замолчал, подыскивая нужные слова, но Тереза сразу подхватила:

– Скажем, так, джентльмены. Я бы и пальцем к ним не прикоснулась. Даже в перчатках.

– У-у-х! – Здоровяка даже передернуло. – И почему мы не можем уходить домой, понять не могу…

– Джанни! – вскричала судмедэксперт. – По городу шатается человек, вымывший кому-то сердце из груди с помощью струи высокого давления! Всего лишь вчера вечером! И у него есть наши фотографии!

– И мы присоединились к этой бодяге, чтобы заработать популярность? – спросил Перони.

Лео недовольно крякнул.

– Если комиссар Мессина говорит, что мы на казарменном положении и с ненормированным рабочим днем, стало быть, так оно и будет. И хватит болтаться без дела!

Агент поднял плечи в знак смирения.

– Я вполне серьезно, Джанни, – жестко добавил Фальконе. – Он сделал эти фото с какой-то определенной целью.

– Да знаю я, знаю. Ну, что-нибудь новенькое есть?

Инспектор и Коста не ответили.

– Ох, – вздохнула Тереза. – Но мы ведь ненадолго тут застряли? Я так и не поняла, почему мне нельзя было уехать в Орвьето с прочими дамами.

Лео поднял длинный указательный палец жестом человека, который вдруг вспомнил нечто такое, о чем никогда не должен забывать. Лупо отреагировала мгновенно:

– Орвьето… – Она как-то снисходительно улыбнулась. – Ему же надо подружке позвонить! Джанни, как это мило! Я что-то не припомню, чтобы Лео раньше бывал таким милым. По правде говоря, вообще не припоминаю, чтобы он когда-нибудь был милым. А все очень просто: по городу бродит безумец с нашими фотографиями и с пунктиком – ему нравится вымывать людям сердце струей воды под давлением. Мир стал на редкость приятным местом, вам не кажется?

Косте совсем не понравилось, как в этот момент на него взглянул Фальконе. Выражение его лица было очень далеким от милого и приятного.

– Вообще-то мне сейчас надо поговорить с Эмили. Она наверняка посоветует что-нибудь дельное.

ГЛАВА 29

Через четыре часа, вскоре после полуночи, офис практически опустел, если не считать одинокого уборщика, возившегося со шваброй и мокрой тряпкой в дальнем конце помещения, где стоял длинный ряд письменных столов. В сумерках лица было не разобрать. Коста сидел у окна, устроив себе перерыв. Решил передохнуть перед просмотром еще более огромного количества файлов, поступивших на его компьютер. Он смотрел на полную луну, бросавшую яркий свет на пустые улицы и опущенные «веки» закрытых на ночь магазинов и баров. Хорошее время для тех, кто не спит и пытается думать. В феврале особой ночной жизни не бывает. Вот придет июнь, и в такой час люди еще будут шататься по улицам и переулкам, довольные, с набитым желудком, лакомиться мороженым, купленным в киосках, открытых до самого рассвета. Обычная летняя ночная жизнь большого города. Придет лето, будет свадьба, а потом и ребенок. Напоминание о предстоящих событиях напрочь вытеснило из головы мысли о Джорджио Браманте.

Самое главное в жизни, что имеет особое значение, – это семья. Неопределенная и неопределимая связь, которая не требует объяснений, потому что для тех, кого она объединяет, все столь же естественно, как дыхание. Так же естественна и понятна, как сон рядом с человеком, которого любишь. И так же проста, как чувство долга, которое ощущаешь по отношению к ребенку, рожденному в этом любовном союзе.

Именно это – теперь Ник понял окончательно – изменилось за прошедший год в его отношениях с Эмили. Без влияния Фальконе, без того, каким образом этот старый хитрюга инспектор открыл ему глаза на истинное положение вещей, он никогда не смог бы изменить свое отношение к их связи и превратить ее в то, чего она заслуживает. Лео научил его чувствовать, жить эмоциями, хоть ненадолго отключаться от ежедневной борьбы за то, чтобы мир стал лучше, от попыток решить все проблемы. А потом уж возвращаться обратно к этой изнурительной работе. Этот подарок он никогда не забудет.

Коста взглянул на часы, тяжко вздохнул, ощущая чувство вины за перерыв в работе, и поднял трубку телефона. И Эмили ответила, очень сонным голосом. «Интересно, как она выглядит, эта вилла, – подумал Ник. – И на что похожа ее спальня…»

В. тот вечер они полтора часа провели у телефона конференц-связи, совещаясь, делясь соображениями. Фальконе и Артуро Мессина разговаривали так, словно за прошедшие годы ровным счетом ничего не случилось. Тереза все старалась по максимуму использовать скудные улики, полученные из данных судебно-медицинской экспертизы тела Тони Ла Марки. Полное патологоанатомическое исследование трупа будет проведено завтра утром. Коста и Перони по большей части помалкивали – думали, слушали, обменивались понимающими взглядами, только что не пожимали плечами, словно говоря: может, завтра что-нибудь новенькое прорежется.

– Если ты слишком устала, так и скажи, и я отстану. Просто у меня не было времени позвонить и узнать, как ты себя чувствуешь. А тут еще это совещание… Мне кажется, оно было совершенно не к месту.

Невеста вздохнула. Потом послышалось нетерпеливое шуршание простыней.

– Уже почти час ночи!

– Знаю. Но я-то не сплю. Луна вовсю светит. А я не могу не думать о тебе. Что еще может предложить мужчина?

Он услышал отзвук ее смеха и пожалел, что не может сейчас протянуть руку и прикоснуться к Эмили хоть на секунду.

– Цветы пришлешь, когда появится время. И шампанское – когда я буду в состоянии пить.

– Как ты себя чувствуешь?

– Отлично. А если честно, то так, то эдак. Не волнуйся! Доктор сказал, что так и должно быть. Ничего необычного, Ник. Мужчины, кажется, всегда считают, что их первый ребенок – вообще первый и единственный, когда-либо рождавшийся за всю историю планеты. Женщины в этом лучше разбираются.

– Не лишай меня последних иллюзий. Пожалуйста.

Она вновь рассмеялась. Коста почти представил себе, что лежит рядом с ней в постели. Такие теперь установились между ними тесные и прочные узы.

– Что-то тебя беспокоит. Давай рассказывай.

За всю карьеру он только один раз работал над «глухарем». Тоже было дело об убийстве, но не такое запутанное. Мужчина почти семидесяти лет избит до смерти у себя дома в тихом пригороде ЕУР. [29]29
  ЕУР – EUR, Esposizione Universale (di) Roma – район, застроенный для несостоявшейся Международной выставки; ныне один из жилых районов Рима.


[Закрыть]К расследованию вновь вернулись через восемь лет, и тогда обнаружилось, что теперь соседи вполне готовы признаться в том, что скрывали раньше. Сын жертвы был связан с наркоторговцами низшего уровня, уличными «толкачами». Он пропал без вести через два года после смерти отца, и больше молодчика не видели. Понадобилось три месяца оперативной работы, но в конце концов полиция сумела предъявить обвинение в убийстве старика и его сына одному из качков этой банды. И все из-за жалких трех тысяч евро, которые отморозки задолжали за кокаин. Время точно меняет отношение к совершенному преступлению. Но сейчас, в деле Браманте, оно подобных милостей делать явно не собиралось. Все, чего добилась Эмили, – ворох новых вопросов. Хорошие вопросы, но ответов на них нет.

– Ты сама говорила, что не можешь понять, почему тело так и не было обнаружено. Разве это так уж необычно?

Ему послышалось, что Дикон с трудом подавила зевок.

– Может, да, а может, нет. Именно это и вызывает беспокойство. Поисковики тогда использовали самое лучшее оснащение. Даже термодетекторы притащили, они же «тепловизоры». Судя по рапортам, эти катакомбы уходят далеко вглубь. И чем глубже, тем уже, туда опасно лезть… Мне по-прежнему как-то не по себе, что тело так и не нашли. Но если оно не под землей, то где?

Коста глянул на экран компьютера.

– Да где угодно.

ГЛАВА 30

Лабиринт катакомб держал исследователей в плену в своем каменном чреве в глубинах холма. Лудо Торкья вел группу вперед, таща Алессио за тонкую руку. Остальные двигались следом, все больше и больше пугаясь и запутываясь с каждым следующим шагом.

Через несколько минут Гуэрино здорово расшибся о какой-то выступ, порезал руки и выпустил петуха. Тот улетел во тьму, вереща, словно насмехаясь. Абати был этому только рад, а вот Торкья совершенно взбесился. Перед ними теперь стояли более серьезные задачи, чем принесение в жертву какой-то птицы. Забрались глубоко под землю, ориентиров нет… А единственный человек, который мог их спасти, Джорджио Браманте, несомненно, придет в не меньшую ярость, чем Лудо, как только узнает, что тут произошло.

Дино Абати прекрасно знал, что он будет кричать, когда вернется. Это было понятно.

«Алессио! Алессио! Где ты?»

И это казалось странным уже само по себе. По мнению самого Алессио, прошло уже минут тридцать, как отец оставил его в одиночестве в этом большом зале, своего рода вестибюле при входе в катакомбы. И чем Джорджио занимается все это время? И зачем ему вообще понадобилось тащить сюда Алессио?

Но у диггера не было ни времени, ни сил, чтобы думать над этими вопросами. Ему было не очень хорошо. Голова болела; в том месте, куда Торкья ударил камнем, толчками била боль. Перед глазами все время вспыхивали яркие разноцветные круги. Теперь все семеро бежали в глубь какой-то адской бездны, освещая путь слабыми фонарями, надеясь, что где-то впереди, в неизведанной путанице подземных коридоров отыщется какой-нибудь другой выход наверх, в светлый мир. Это поможет им всем – может, даже и Алессио – избежать неотвратимого гнева Джорджио Браманте.

Исследователи миновали еще один слепой поворот; едва не падая, побежали, спотыкаясь на крутом спуске. И вдруг перед ними возникла каменная стена. Абати внимательно осмотрелся вокруг и почувствовал, как душа уходит в пятки. В районе митрейона они находились на относительно прилично освоенной человеком территории. Тоннели и небольшие помещения там были вырублены в туфе достаточно аккуратно – видимо, с определенной целью. Здесь же беглецы попали в зону первоначальных разработок, расположенную так глубоко, что ему не хотелось даже думать об этом. Грубо отесанные стены, обломки камней на полу, узкие, все время извивающиеся тоннели, такие низкие, что в них едва удается выпрямиться… все здесь говорило о небрежности древних проходчиков. Да, это не подземный храм тайного культа, где все сделано аккуратно с целью обеспечить полную закрытость от посторонних. Они явно оказались где-то на периферии древних разработок, в проходах, которые в античные времена пробили в самое сердце Авентино. Никто теперь не мог сказать, что находится по соседству, все было неясно, непонятно, так же непонятно, как римским рабам, что надрывались здесь две тысячи лет назад, не представляя, что ждет их впереди: то ли новый коридор будет держаться, то ли погребет под смертельной лавиной камней. Или вдруг откроется естественный водный резервуар – вода кругом, и это означало, что холм внутри никогда не был монолитен, – и тогда ловушка захлопнется и все потонут.

Мальчик споткнулся и упал. И по коридору разнесся его вскрик фальцетом – детский голосок, невнятный крик, который полетел вдаль, то замирая и пропадая, то вдруг обнаруживаясь громким эхом. У Абати возникла надежда, что он вырвется где-нибудь в открытый мир и поведает людям о необходимости заглянуть за ржавые железные ворота возле Апельсинового садика и попытаться выяснить, что там происходит.

– Да ничего ты себе не повредил, – рявкнул Торкья ребенку, рывком поднимая мальчика на ноги и нащупывая упавший фонарь.

Алессио Браманте поднял голову и выругался. Подобных слов от детей такого возраста Абати не слышал никогда в жизни. Да, Джорджио Браманте явно необычный папаша.

У Торкьи расширились глаза:

– Это же игра! Игра, ты, несчастный избалованный маленький ублюдок!

Мальчик стоял неподвижно и молчал, глядя на студентов отца круглыми умными глазами. Взгляд его словно говорил: «Я знаю вас всех, я вас запомню, и вы за это заплатите».

– Лудо, – тихо произнес Абати самым спокойным тоном, на какой был способен. – Это не самая удачная мысль. Мы не знаем, куда забрались. Не знаем, насколько безопасно в этих пещерах. Я в этих делах разбираюсь лучше тебя, лучше знаю и понимаю эти катакомбы, но сейчас не чувствую себя в безопасности, да еще без нужного снаряжения.

Остальные с надеждой уставились на Дино. Ждали. Не то чтобы он мог что-то сейчас предпринять – сверкающие круги перед глазами, грохот в голове донимали его все сильнее.

Слева обнаружился проход. В спешке его просто не заметили и едва не прошли мимо. Еще одна черная дыра, в которую нужно нырнуть. Еще одна тщетная надежда на возможное открытие.

– Нет, – просто отрезал Торкья.

– Джорджио все равно узнает, что мы были здесь! Пожалуйста! – возразил Виньола.

Его круглое лицо было все в поту. И выглядел Сандро совсем плохо.

Какое-то время все молчали, затем Абати отчеканил:

– Давайте-ка возвращаться. Надо просто идти назад. Если встретим Джорджио, то по крайней мере вернем ему потерявшегося сынка. Не будем ухудшать собственное положение.

И Торкья вновь бросился на диггера, схватил за горло, вперился взглядом тому в лицо, чуть не касаясь носом. Лудо был страшен, как страшен может быть безумец, потому что ему сделалось безразлично, что станет с ним самим или с кем угодно еще. Абати сразу вспомнил, как ему досталось камнем по голове. Тот удар мог оказаться смертельным. И одно это воспоминание чуть не лишило его сознания.

– Я привел вас сюда, засранцы неблагодарные, – прошипел инициатор похода. – И я вас отсюда выведу. Вот я какой!

– Какой? – спросил Абати, отодвигаясь и отчетливо и с облегчением понимая, что ему самому теперь наплевать, что станется с Лудо Торкьей и остальными, включая его самого. Все это зашло слишком далеко, чтобы еще об этом думать. – Так кто ты? Патер? Настолько свихнулся, что веришь во всю эту чушь? Думаешь, достаточно лишь набрать семь человек, затащить их сюда, прирезать идиотскую птицу, и все сразу как-то образуется?

– Ты же сам на это согласился!

– Я согласился участвовать с одной только целью: чтобы с вами, идиотами, ничего тут не случилось, – спокойно возразил Абати. – А теперь мне хочется снова видеть дневной свет.

Виньола тронул его за рукав:

– Только не бросай нас здесь, Дино.

– Не бросай нас здесь, не бросай нас здесь!.. – передразнил Торкья. Он совершенно вышел из себя, наскочил на сокурсников, брызгая слюной. – Конечно, он нас не бросит. Правда, Дино? Солдат никогда не должен покидать свой батальон. Нельзя же так подводить боевых товарищей!

Абати покачал головой.

– Ты спятил, – пробормотал он. – Мы попали в беду, Лудо. Это тебе не спортплощадка и не приключение в парке. Мы уже огребли неприятностей выше крыши.

– Вздор! Даже если Джорджио догадается, что здесь кто-то был, откуда он узнает, что это были мы? Ну откуда?

Неубедительность его аргументов была ясна всем. Дино даже не стал высказываться вслух, потому что знал – это лишь ухудшит положение.

И тут возник Виньола, и диггер пожалел, что не успел схватить его за шкирку и не заткнул не в меру трепливую пасть.

– Даже если профессор не догадается, парнишка все ему расскажет. Тебе так не кажется, Лудо?