Текст книги "Пианистка (СИ)"
Автор книги: Даша Львова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)
У моего сегодняшнего ночного гостя явно отличная фантазия, стоит это отметить, когда он изволит явиться. Я уже битых пол часа сижу, наслаждаясь чудесными видами.
И я, кажется, уже не впервые, не на природе. Передо мною сцена. Я в театре.
Никогда не любила театр, ибо ничего не было понятно. За всю свою жизнь была там всего несколько раз. Правда, последний визит на британский мюзикл «Призрак оперы», над которым я и бьюсь уже несколько дней, меня впечатлил. Мелодии чудесные, не поспоришь. Интересно, а не он ли мне сегодня явится? Не господин ли Уэббер, автор этих шедевров? Обстановка подходящая.
Мягкие кресла, тусклое освещение от множества ламп на стенах, яркий свет огромной хрустальной люстры над моей головой. Лакированная сцена с остатками каких-то декораций. Интересно, что же здесь ставили? Мое воображение любит подкидывать мне самые разнообразные обстановки для моих снов.
Решив посмотреть поближе, залезаю на сцену. Только сейчас отмечаю свой сегодняшний наряд, который мне весьма помешал взобраться. Чем-то он напоминает мне платье главной героини из пьесы о Дон Жуане, на которую мама как-то раз сводила меня в детстве. Мельком гляжу на декорации. Ковер, несколько витых стульев, прочный дубовый стол. На столе графин с каким-то напитком, который, видимо должен выступать вином, ваза с одной единственной розой и толстая, увесистая папка.
«Вот законченный клавир – Don Juan Triumphant!» – вспоминаю я слова Призрака, незаметно шепча их себе под нос. В памяти услужливо всплывают моменты с мюзикла, на который мы с Реем ходили несколько недель назад. Маскарад, цветастые блестящие костюмы, тайная помолвка виконта и Кристин…
– Как ты догадалась, что в папке? – интересуется кто-то, приближаясь ко мне.
Оборачиваюсь. Как только мои слова достигли его ушей?! Ах, акустика театра помогла? Я читала, что еще не так давно акустику театра проверяли одним нехитрым способом. Сажали людей в самых дальних углах зала, и кто-то должен был раздавить на сцене орех, в полной тишине зала. И этот звук должен быть слышен в любом конце зала. Это потрясает.
– Доброй ночи, господин Эндрю, – улыбаюсь я. – Интуиция.
– Говоришь на английском? – он окидывает меня изучающим взглядом.
– Видимо, нет. Смотрю на нем спектакли, и во сне, видимо, говорю, – отзываюсь я, не совсем понимая, к чему он клонит.
Лишь затем вспоминаю, что он англичанин. Хотя, к примеру, Людвиг был немец, он никак не мог знать французский. Видимо, это какая-то особая магия моих снов.
– Поешь? – краткость – сестра таланта. Он – тому подтверждение.
– Нет. То есть, не совсем, – слегка путаюсь в словах, с чего бы?
– Сможешь процитировать еще что-то, из той же постановки? Не спеть, просто процитировать. Музыка сама «явится».
Я осталась далека от смысла его слов. Слишком уж быстро он говорит, так недолго и свихнуться.
– Angel or father? Friend or Phantom? – задаю я вопрос, вспоминая слова Кристины.
Надеюсь, мое весьма кривое английское произношение не режет ему слух.
– I am forgotten your angel, – отвечает он. Кажется, знает это творение наизусть. – Еще.
Слегка нервно сглатываю, боюсь опозориться перед композитором. Напрягая память, вспоминаю главную тему фильма и дуэт Призрака и Кристины.
– Ко мне являлся он, в ночной тиши. Он пел мне музыку моей души. Но не во сне теперь, а напрямик, в мой разум Призрак Оперы проник. Он мой двойник!
– Когда стихает шум и меркнет свет, звучит наш сладостный ночной дуэт, – довольно улыбается композитор. – Знаешь, приятно, что это произведение так запомнилось следующему поколению.
– Вы написали его?
– Я написал музыку для него и продюссировал мюзикл. Либретто было написано не мною, – он качает головой. – Хорошо, раз уж ты хорошо ознакомлена с произведением, что тебе интересно? Один вопрос, я на него отвечу. Любой. И затем я вынужден буду покинуть тебя, Розмари.
Я теряюсь. Так, что делал Бетховен?! Он рассказывал о мелодии, напомнил мне об Элизе… Заставил проникнуться его мелодией, чтобы я смогла ее исполнить. Слишком часто я его вспоминаю. А интересно, он встретил свою возлюбленную? Трясу головой, отгоняя посторонние мысли. Всего один вопрос. Но у меня их десятки!
– Что стало с Призраком? Кто он такой?! Расскажите мне о нем. Какова его судьба.
Уэббер присаживается в витое кресло и поглаживает рукой кожу клавира, на которой поблескивают оттиснутые символы. Вглядываюсь.
– Так мы… в том самом театре?
Он лишь кивает в ответ. Театр «Опера Популер» – величественное место. От него захватывает дух.
– Что ж, – прерывает мою мысль композитор. – Я обещал ответить. Знаешь, я никогда не считал Призрака злодеем, – «как и я» – так и рвется с языка, но молчу. – Он, скорее, жертва. Несчастная, израненная душа талантливого человека, который не был признан лишь из-за внешности. А что в сути внешность? Обертка. Но, как бы ни прискорбно это звучало, если обертка плохая, то большинство будет судить по ней. Он талантлив, хитер, умеет любить, но до последнего не понимает, что не все в этом мире можно получить, – композитор качает головой.
– Что стало с Призраком после событий мюзикла? – присаживаюсь около него, беря в руки клавир. Папка приятно холодит кожу.
– Не знаю, – он пожимает плечами. – Каждый из нас имел на этот счет свою версию. Лично я считаю, что он выжил, пережил всех остальных персонажей. И продолжил свое вечное странствие в мире музыки, оставшись непонятым и непризнанным обществом – гением. Ведь, как ты знаешь, он принес розу на могилу Кристины, – горько вздохнул, впервые за весь наш разговор. – Ангел музыки не покинул девушку даже после ее смерти.
– Все ангелы так делают?
– Девочка, – он обращается ко мне тем тоном, которым доктор втолковывает маленькому ребенку, что нужно открыть ротик и сказать «А». Такое неуважение весьма унизительно. Пусть он и великий композитор, это не дает ему права смотреть свысока на меня, без пяти минут Пианистку. – Призрак не был ангелом. Он лишь называл себя таковым. Настоящих ангелов не…
– Вы лжете! – вскакиваю. – Они существуют! И он был ангелом воплоти, ее ангелом!
– С чего ты это взяла? – с непоколебимым спокойствием отзывается Уэббер.
– Да потому что я сама видела ангела! Мой ангел музыки, пусть он не настолько коварен и хитер, пусть он не носит маску и лицо его не обезображено, но для меня он всегда будет…
– Angel of music?
– Да. Он будет для меня моим Призраком. Прощайте, господин Эндрю. Ваша позиция мне ясна, – вздыхаю я. Ожидала от композитора большего, но не все в этом мире прекрасно и соответствует мечтам юной девушки.
Слышу за спиной грохот. Это со звоном падает хрустальная люстра, разрывая своим падением всю тонкую ткань моего видения…
========== 5.05 ==========
Комментарий к 5.05
в планах было разбить эту главу на две, но я понял, что мне не простят потомки, а до этого меня прикончат теперьки.
письмо читать под
>Ludovico Einaudi – Experience
Шалле, кажется, вообще не планировал меняться. Он встретил вернувшихся друзей первыми ноябрьскими дождями и слегка потрепанными после множества демонстраций и облав улицами. В остальном город не изменился и, кажется, даже праздновал День всех Святых несколько дней назад. Тут и там еще можно было заметить атрибутику этого праздника.
Стоило вернуться домой, как Рей тут же принялся разбирать стопку полученной за время его отсутствия почты. А Роза с Зелманом вынуждены были переждать хлынувший дождь дома, играя в пасьянс с радостным Жераром. Он признался, что ему было чертовски одиноко. Ведь, как выяснилось, Гильом вообще не воспринимал азарные игры, не курил и в свои шестьдесят с хвостиком лет совсем не пил!
– Тоска зеленая, а не человек! – причитал Жерар.
Розе этого было не понять. Она не имела никакого отношения ни к сигаретам, ни к тому же алкоголю. Рей это, конечно же, одобрял, ведь и сам не сильно уважал эти увлечения. Он, конечно, мог пропустить бокальчик-другой в честь какого-то праздника или просто в хорошей компании вроде вечно веселого Зелмана, но не более. К сигаретам же вообще относился скептично, считая, что это вообще такой себе изощренный способ самоубийства для трусов.
В конце концов, вымотанный от бумажной волокиты, Рей заявил, что ему позвонили из суда, в котором каким-то образом уже прознали о том, что Салэс вернулся в город. Его в срочном порядке просили приехать туда, ведь у них, как всегда, случилось нечто такое, что никак уж не могли решить без лучшего адвоката города. Он вынужден был тут же уехать, оставив Розу на попечение Зелмана. Жерару же пришлось отправиться вместе с Реем, на этот раз выступая кем-то вроде его телохранителя. Все же Аркур был прав: на улицах города все еще было неспокойно, хотя военное положение в стране так и не было введено.
– Дождь закончился, – констатировал Зелман, закрывая окно.
Он избегал курить при Розе, заботясь, таким образом, об ее здоровье. Посему распахивал окно и высовывался на улицу, нюхая растущие прямо под окнами цветы. Которые, к великому сожалению аристократа, цвели далеко не круглый год.
– Да? – оторвавшись от фортепьяно, Розмари выглянула из-за пюпитра. – И?..
– Мы можем пройтись по городу, – он пожал плечами.
– Ты же сказал, что на улицах сейчас опасно. Тем более в это время суток, – девушка покосилась на часы, которые не так давно отзвонили одиннадцатый час вечера. – И где только Рей пропадает?
– Не настолько опасно, чтобы стать домашней черепахой, – фыркнул Зелман. – За него не переживай, он когда-то часами мог зависать в своем кабинете. Однажды я пришел на работу под утро, и встретил его. Как выяснилось, Рей даже не покидал здания ночью, просто слегка заработался.
– Вау, – Розмари присвистнула. – Это же как только надо любить свою работу.
– Не знаю, – рассмеялся Аркур. – В любом случае, больше чем я. Не появлялся там уже несколько месяцев, делаю вид, что я умер.
– Не говори так!
– Ладно-ладно, что поступил на службу к Воланду и теперь у меня есть дела поважнее. Пойдет? – продолжал лукаво улыбаться аристократ. – Не бойся, зайчонок. Пройдемся! До ближайшего кафе. Я, между прочим, голоден.
– А попросить Гильома…
– Я не доверяю людям, которые не пьют!
– Допустим, я сделаю вид, что поверила в это, – отмахнулась Роза, вставая и направляясь к лестнице. – Подожди здесь, я переоденусь и вернусь.
– Помочь кофточку расстегнуть? – тут же подорвался Зелман, широко и довольно улыбаясь.
– Я в платье!
***
На этот раз даже Роза успела отметить для себя то, что отражавшееся в глазах Зелмана пламя делало его образ поистине демоническим. Особенно учитывая бокал красного вина в длинных пальцах парня и хитрую ухмылку на губах.
Они сидели в небольшом и уютном ресторанчике неподалеку от дома Рея. Здесь, как выяснилось, подавали чудную баранину. В камине горел огонь, одинокий скрипач играл какую-то не приедающуюся мелодию, пахло мясом и дымом, а еще здесь были невероятно большие порции и красивые деревянные стулья с резной спинкой.
– Мне понравилось, – констатировал аристократ, откладывая приборы на опустевшую тарелку.
Как выяснилось, он умел не только быстро говорить, но и быстро есть. За те краткие пять минут, что Роза пыталась разобраться, с какого конца лучше подступиться к огромному куску баранины в остром соусе, Зелман уже успел съесть половину. К тому моменту, что Розмари таки разобралась с приборами и приступила к трапезе, аристократ уже доедал. Так что последние минут двадцать он лениво покачивался на стуле, попивал вино и смотрел на огонь, о чем-то задумавшись.
– Поддерживаю, – улыбнулась Розмари, салфеткой вытирая остатки соуса с губ. – Только мяса было слишком много. Кажется.
– Идеально, – отмахнулся Зелман. – Ничего ты не понимаешь. Миниатюрная маленькая девочка, – он улыбнулся, наигранно презрительно хмыкнув.
– Совершенно не компактный высокий мальчик, – фыркнула Роза, скрестив руки на груди и откидываясь на спинку стула. – Надеюсь, Рей не будет переживать за нас, если вернется домой до нас. Который, кстати, час?
– Думаю, около часу ночи, – пожал плечами аристократ.
– Что?! – Роза от удивления чуть не поперхнулась глотком сока.
– Медленнее есть надо, так, глядишь, и ночь пройдет да день настанет, – назидательно фыркнул Зелман. – Это заведение работает круглосуточно. А мы пришли в половине двенадцатого ночи.
– Может, стоит вернуться домой? – осторожно поинтересовалась девушка.
– Хорошо. Я тебя провожу.
Зелман поднялся с места и галантно подал девушке ее плащ. На улице крапал мелкий дождик, поэтому плащ был как нельзя кстати. Затем накинул на плечи свой аксессуар цвета изумруда, идеально подходивший к неизменному оттенку его фрака, да и цвету глаз аристократа.
Выбравшись на улицу, Зелман вздохнул, вдыхая воздух полной грудью. Он запрокинул голову, подставляя лицо каплям дождя.
– В Рэмайро дождь – довольно большая редкость, – констатировал он, подавая руку Розе. – Поэтому я…
– Любишь дождь? – опередила его девушка, улыбаясь и вкладывая свою ладошку в руку парня.
– Обожаю его, – зажмурившись, довольно протянул Зелман.
– Да уж, – Розмари окинула взглядом влажную улицу.
Лужи на брусчатке. Капли, поблескивавшие в тусклом свете желтых фонарей. Сверкающие сотнями брильянтов листья деревьев. Где-то Роза слышала, что дождь называют слезами Дьявола. Хотя, его много как называют. И обзывают тоже, куда уж без этого. Девушка тоже любила дождь. Ведь с самого ее детства он всегда приносил с собою запах неба.
– Дождь – лучшее лекарство, – грустно прошептала Роза. – Он делает с душой что-то невероятное. Словно вымывает из нее все тяжести и горечи. Может, поэтому люди так не любят ходить по лужам. Боятся запачкаться?
Зелман, удивленно глядя на девушку, даже слегка отпрянул, дабы внимательнее всмотреться в ее лицо. Такое милое и улыбчивое личико. На ней не было косметики, поэтому дождю нечего было смазывать. Это так удивляло, и при этом очаровывало.
– Хоть я и считаю себя атеистом, – спокойно пробормотал Зелман, слегка разворачивая Розу к себе, – но даже я склонен верить в то, что Бог в дожде.
И, пока девушка не успела опомниться, он наклонился к ней, припадая к влажным губам. Ласково и нежно, так непохоже на самого себя, Зелман целовал ее. Словно впервые. Мило и романтично, под дождем, сжимая в объятиях маленькое и хрупкое тело. Он ведь и сам не осознавал того, что этот поцелуй, по сути, действительно был первым для них вдвоем. Первым настоящим поцелуем. Искренним и каким-то до дрожи осторожным, словно оба боялись разрушить хрупкую магию этого момента, сотканную из тонких паутинок с нанизанными на нее каплями дождя.
– Знаешь, – тихо шепнул Зелман в губы девушки, – каждый раз, когда я целую тебя. То… я делаю это словно в последний раз, – признался он, соприкасаясь с ней лбами.
– Не говори глупостей, – мягко сглотнула Розмари, опуская руки на плечи аристократа.
– Боюсь тебя потерять, вот и накручиваю себя, – он пожал плечами, скинув ладони девушки.
– Сказала бы, что только смерть разлучит нас, но…
– Не надо, – холодно отрезал Зелман, отстраняясь. – Лучше не разбрасываться такими словами.
Он никогда не был суеверным. Но о смерти говорить не любил. Так уж повелось.
***
Под ложечкой у Розы неприятно сосало. Девушка продолжала сидеть в библиотеке, дожидаясь прихода Рея. Даже к пятому часу утра он так и не явил себя. Видимо, как и говорил Зелман, забылся и с головой окунается в работу. Розмари верила в то, что ничего плохого с ним не могло случиться, ведь он был не один. Но на сердце все равно было неспокойно.
Перед воротами дома раздался гудок. Девушка, распахнув окно, высунулась наружу, через сад глядя на дорогу. У ворот остановилась небольшая, явно видавшая и лучшие времена машина. Двигатель неприятно фыркал и плевался.
– Кого только принесло, – проскочила недовольная мысль у Розы в голове, пока она, захватив с собой небольшой фонарь и зонт, не вышла из дому.
Как только она пересекла сад, девушка остановилась у ворот, даже и не думая открывать их перед незваными гостями. В конце концов, у Рея был свой ключ. У Зелмана, кажется, тоже.
– Что вам нужно?! – осведомилась Роза, поднимая фонарь на уровень глаз, когда из машины выскочила миниатюрная девушка в белом халате.
– Прошу прощения, мисс, – пролепетала девушка, перекрикивая шум дождя. – Вы Розмари?
– Да, – она кивнула. – А откуда вы знаете мое имя?..
– Меня прислал господин Аркур, – продолжила гостья. – Я подрабатываю в местной больнице санитаркой, и он послал за вами.
Розмари похолодела. Больнице?!
– Что с ним?! – воскликнула девушка, выскакивая за ворота и спешно закрывая их за собой.
– Я не знаю, мисс, но меня просили как можно скорее доставить вас к нему, – отозвалась гостья, запрыгивая на заднее сиденье и подавая Розе руку. – Прошу вас, мисс, лучше будет поспешить. Мне сказали, что это что-то действительно срочное.
Наплевав на все вокруг, Розмари закрыла зонт и спешно запрыгнула в машину, совершенно не заботясь о собственной безопасности. Взревел двигатель, когда санитарка назвала водителю адрес. Роза не сильно задавалась вопросами о том, откуда у медработницы деньги на весьма недешевые по ночам «такси». Она склонялась к варианту того, что Зелман, посылая за ней, просто дал этой девушке приблизительную сумму.
Мимо проносились спящие дома, желтые глаза фонарей, редкие вывески каких-то кафе и публичных домов, коих в Шалле за последний месяц развелось просто неприличное количество. Машина, очередной раз фыркнув, остановилась у какого-то грязно-серого здания. Надпись на двери уведомила пулей пролетевшую мимо нее Розу о том, что попала она в четвертую городскую больницу. Вслед за санитаркой поднявшись на второй этаж, Розмари пробежала несколько светлых коридоров, воздух в которых был пропитан ароматом каким-то медикаментов и запахом спирта.
Подбежав к первому попавшемуся в коридоре доктору, Розмари тут же воскликнула, не сильно заботясь о собственной вежливости:
– Где находится пациент Зелман Аркур?!
– Что? – удивленно отпрянул доктор. – А, вы, кажется, та самая девушка, о которой он говорил.
– Д-да, наверное! Вы его знаете? Где он? Я могу его видеть?!
Окинув взглядом костюм собеседника, Роза сделала для себя вывод, что он, скорее всего, был хирургом. Либо же санитаром. Только они носили бледно-зеленые костюмы на завязках.
– Успокойтесь, мисс, присядьте, – доктор кивнул Розмари на диванчик, притаившийся у окна в конце коридора. – Сейчас, я справлюсь о его здоровье, подождите две минутки.
Благодарно кивнув, Роза отошла, тут же падая на диван и осознавая, как глупо она выглядела. Тут же пришли тяжелое дыхание и одышка как у спортсмена, пробежавшего далеко не одну стометровку. Осмотревшись, Розмари не нашла на палатах ничего, кроме номерков. Ни одного названия. Ладно, значит, это хотя бы не отделение какой-нибудь интенсивной терапии или, того хуже, операционный блок. От сердца слегка отлегло.
– Мисс? – к девушке вышел пожилой хирург в том самом зеленоватом костюме. Она мгновенно вскочила. – Кем вы приходитесь Зелману Аркуру?
– П-подругой, – голос ее предательски дрогнул. Сердце билось удивительно часто. – Что с ним, доктор? Молю, не томите!
– У него есть родственники? Еще друзья? Адвокат? – сухо продолжил мужчина, перебирая в руках какие-то листки.
– Родственников нет, друзья… да, конечно. Рей Салэс, его же адвокат. А что, собственно за вопросы?
– Хорошо, – кивнул хирург, вновь возвращая все свое внимание девушке. – Мисс, я хочу попросить вас об одолжении, – хирург поправил на носу круглые очки. – Уведомите друзей о его кончине?
Мир перевернулся. Весь воздух из легких словно вышибли одним ударом, оттолкнув девушку. Роза, отступив, уперлась спиной в холодную стену и осела на влажный после уборки кафель. Она жадно глотала ртом воздух, качала головой в разные стороны, сильно сейчас напоминая сумасшедшую. Возле нее на корточки опустился тот самый хирург. Он несколько раз щелкнул пальцами у нее над ухом, что-то говорил, затем перешел на крик.
Розмари не слышала. Все вокруг окутал вязкий туман, сквозь который не пробивались звуки. С трудом она сфокусировала взгляд на стеклянном пузырьке, подносимом появившейся медсестрой к ее лицу. Отстранив его непослушной рукой, Роза немного глупо улыбнулась, тихо шепча:
– Что вы такое говорите? – она взглянула на хирурга. – Это же какой-то розыгрыш, да? – она знала, что говорит полнейшую чушь. Знала, что это неправда. – Это же не может быть правдой. Зелман, мой друг, он… умер?
Утвердительный кивок. Холодное спокойствие во взгляде. Неумолимый вердикт.
– Он не мог умереть, – Роза покачала головой, чувствуя слезы, градом покатившиеся по ее щекам. Перед глазами уже давно стояла мокрая пелена, сквозь которую она смотрела на суетящихся санитаров. – Я же вчера вечером гуляла с ним. Прошло всего несколько часов, – девушка взглянула на часы, висящие на стене. – Мы гуляли ночью, около часа он отвел меня домой. А сейчас всего шесть утра. Он же не мог умереть. Не мог ведь?.. Не мог! – Розмари рванулась вперед, но была успешно поймана подоспевшим санитаром.
– Успокойте ее, – констатировал хирург, что-то кивая подошедшему врачу в белом халате.
Девушку подняли, уложили на носилки. Держали за руки, что-то говорили. Но она все еще не слышала. В вену вошла тонкая игла шприца.
Ее усадили в мягкое глубокое кресло. Закрывая глаза, силясь не подчиняться действию лекарства, сковывающего мышцы и заставляющего разум неизбежно впадать в сон, Роза одними губами продолжала шептать одну фразу, повторяя ее как мантру.
– Не мог…
***
Когда Розмари очнулась, на улице уже давно рассвело. Из открытого окна тянулся слабый сквозняк да доносился тихий щебет каких-то пташек.
Роза с трудом разлепила глаза. У стола, располагавшегося прямо перед ней, на фоне окна выделялась чья-то фигура. Мужчина что-то обсуждал с владельцем кабинета, сидящим за столом. Их разговор невозможно было разобрать. Пробуждающееся сознание выплевывало лишь обрывки фраз.
– Как можно… такое юной девушке?! Она же… вы были бы виноваты! – доносились до Розы чьи-то возгласы, с трудом пробиваясь к ее разуму, словно через пушистую прослойку ваты.
– Приносим свои…
– Да к черту извинения! Что… вкололи?!
– Она уже…
– Розмари! – около кресла присел Рей. Он сжал в руке ладонь девушки, коснувшись ее лба губами. – Роза, ты как? – максимально спокойно сглотнул он.
– Рей… – с трудом разлепила пересохшие губы девушка. – Зелман. Он… это правда?
Аристократ лишь горько кивнул.
– Как? – прошептала девушка, благодарно отпивая из протянутого стакана глоток живительной влаги.
Она уже вполне пришла в себя, и теперь сверлила взглядом психиатра. Или психолога? Какая разница…
– Прочти это, – грустно отозвался Рей, вкладывая в руку Розы свернутый свитком кусочек бумаги.
Надпись на нем гласила: «Для зайчонка».
Дрожащими пальцами девушка разворачивала бумагу. Да, это был его почерк. Такой небрежный, быстрый, мелкий. Зелман еще как-то шутил, что с таким почерком его должны были взять врачом даже без обучения в медицинском университете.
И пока девушка читала, на глаза ее наворачивались все новые и новые слезы. Срываясь с ресниц, покупая мгновение счастливого полета и вдребезги разбиваясь о бумагу, оставляя на ней влажные кляксы.
«Зайчонок, как бы ни банально это звучало, но, если ты это читаешь – то меня уже нет в живых, и я в этом уверен на все сто. Не смей плакать, а то размоешь слезами чернила и бумагу промочишь! Никакой качественной бумажки я выпросить у этих докторов не смог.
Я обещал показать тебе тот ресторанчик в подвале. Прости, что не сдержал обещания.
Я долго думал, что мне написать. Хоть и прочел много книг, но так и не научился говорить красивые слова. Тем более, знаешь, когда тебе остается жить считанные минуты, нет времени красиво излагать последние мысли, тем более таким некачественным пером (теперь я полностью понимаю, почему доктора пишут так мелко и неразборчиво – экономят чернила!)
Зайчонок, я сделал в этой жизни много плохого. Но надеюсь, ты не запомнишь меня как сумасшедшего извращенца с пошловатыми мыслишками. Хотя, наверное, я не стою более. Прости. И не морщи носик, тебе это не к лицу! Появятся морщинки.
А еще, у меня к тебе маленькая, но очень важная просьба. Такое никогда не говорят в реальной жизни, ведь никогда не знаешь, сколько тебе осталось. Я хочу, чтобы ты написала надгробную речь. Для меня. Это было бы очень приятно.
Мне не нужны красивые слова, ведь ты, как и я, далеко не поэт и не Булгаков. Мне-то, по большому счету, уже ничего не нужно. Эта предсмертная записка просто дань человеку, которого я ценил, намного больше, чем остальных. К тому же, я знаю, что ты больше всех будешь лить слезы, и не отрицай этого. Ты же такая чувствительная, Розочка. (Вытри слезы, я сказал!)
Когда тебе скажут, что я мертв – выйди на улицу. Посмотри на небо! Я хочу, чтобы ты посмотрела на небо, и представила, что я вижу тебя. Оттуда. И я увижу, зайчонок! Представь мою улыбку, и я улыбнусь тебе. Ты ведь сама знаешь, что люди не уходят бесследно. И я останусь, только верь в меня. Хорошо, Розмари Салэс?
P.S Не смейте хоронить меня в дождь! Ненавижу глупые стереотипы. Буду являться с того света, и греметь цепями по ночам. Хоть и стереотипно, но эффектнее чем похоронная процессия под черными зонтиками, в черных плащах, оплакивающая черный гроб, черными слезами.
Ах, да, ты наверняка захочешь знать, что же случилось. Я всего лишь попросил прикурить у какого-то прохожего, у которого оказался нож. Он нагнал меня у до…»
Фраза обрывалась на полуслове. Видимо: «у дома». На бумаге отчетливо были видны несколько клякс. Наверное, это перо выпало из руки аристократа.
Зелман Аркур – умер.
========== 5.06 ==========
Комментарий к 5.06
*сквозь слезы*
Слез больше не было. Остались только холодное осознание истины и пустой взгляд. Красные выплаканные глаза и искусанные ногти на руках. Розмари не могла смириться с тем, что слова Зелмана о том, что каждый поцелуй был для него подобен последнему, могли так легко, по одному щелчку пальцев, стать явью. Девушка уже приняла эту мысль, но все еще обнимала подушку, периодически покусывая ее уголок и сжимая в тонких пальцах том «Мастера и Маргариты».
Как выяснил Рей, на Зелмана напали обычные грабители. Они забрали деньги, что не удивительно. И аристократ мог бы выжить, если бы не попытался ударить одного из нападавших. А тот возьми да ударь его ножом в живот. По итогу Зелман скончался от обильной кровопотери, ведь до больницы ему пришлось добираться самому. Он бы даже не успел написать свое письмо, если бы его не подобрал какой-то добрый извозчик.
– Малышка, – присев около Розы, Рей с грустью заглянул ей в глаза. – Не хочется об этом говорить, но… ты поедешь на похороны?
– Куда? – одними губами прошептала девушка.
– Я говорил с его нотариусом, – вздохнул аристократ. – Нельзя разглашать завещание, но он сказал мне, что Зелман еще устно завещал похоронить его на семейном кладбище в Рэмайро.
– Поеду, – сглотнула Роза. – Можно… воды?
Она даже не шептала. Практически хрипела. Голос девушка не сорвала, но связки явно перетрудила. Она плакала более пяти часов к ряду, рыдая в голос.
– Конечно.
Рей поднялся со своего места. Налил из стоявшего на столике графина полный стакан воды и, с опаской протянул его девушке. А затем, плюнув на все это, слегка дрожащей рукой поднес стакан к губам Розы, помогая той выпить. Она не была против. Скорее, наоборот.
Стоило последней капле воды коснуться ее губ, как Розмари рванулась вперед, утыкаясь носом в плечо Рея. Слез уже не осталось. Она просто тихонько скулила от безысходности, медленно сползая куда-то вниз. И уже через минуту девушка клубочком свернулась на коленях аристократа, позволяя ему прижимать ее к себе и гладить по волосам, шепча что-то неразборчиво успокаивающее.
– Он попросил меня написать надгробную речь, – прошептала Розмари, открывая роман, который все это время сжимала в руках, и глядя на оставленные Зелманом пометки.
– Ты можешь этого не…
– Это было его просьбой ко мне, – сглотнула девушка, поднимаясь. – Я не могу отказать.
Рей провел ее удивленным взглядом, когда Розмари босыми ногами прошлась по паркету. Вышла на крыльцо, затем на лужайку в саду перед домом. И, запрокинув голову, взглянула на небо, до крови прикусывая губу, чтобы вновь не разрыдаться.
Хмурое осеннее небо, казалось, было неумолимо. Но даже оно, видя Розмари такой слабой и беззащитной, прослезилось. Первая капля дождя упала на щеку девушки. Затем вторая и третья. А уже через минуту ливень стоял стеной, заставляя редких прохожих со всех ног бежать домой.
А Роза стояла под дождем, молча всхлипывая и не заботясь о том, что мокрые одежда и волосы липли к телу. Как ночью.
– Бог в дожде? – одними губами прошептала Розмари. А затем, сглотнув, добавила. – Для меня ты навсегда останешься Богом, который приходит вместе с дождем. Мой Бог дождя.
***
Говорят, что дождь в Рэмайро бывал крайне редко. Но во время приезда туда Розы и Рея все небо было затянуто непроглядными тяжелыми, словно налитыми свинцом тучами.
Не успев даже заскочить домой, эти двое прямо с поезда направились в поместье Зелмана, во внутреннем дворе которого и находилось небольшое семейное кладбище семьи Аркур. Зелман должен был стать последним его обитателем, ведь он не оставил после себя наследников, у него не было преемников. Этот человек жил сегодняшним днем, потому не позаботился о будущем. Хотя завещание он и переписывал каждые несколько месяцев. Как выяснилось, не зря. Аркур словно чувствовал, что Смерть дышала ему в спину. И осознавал, что не завтра, так сегодня, она догонит его и подарит ему свой последний поцелуй.
На похоронах собралось на удивление много народу. Большинство из присутствующих были даже не знакомы, но не понаслышке знали о состоянии Зелмана и отсутствии у него близких родственников. Таким образом и вылезли всякие троюродные тети по линии двоюродной бабушки. В этом обществе было некомфортно. Складывалось ощущение, что многие пришли банально «закусить на поминках», как говаривал классик.
В массе черных нарядов Розмари чувствовала себя уютно только в объятиях Рея. Темной вуалью от шляпки она скрывала лицо, руки закрыла перчатками. Девушка словно пыталась скрыться от окружающего мира, напоказ выставив лишь тонкую полоску белого золота на пальце.
– Слово предоставляется близкой подруге умершего, Розмари Вэлис.
Внутри у Розы все напряглось. Она не боялась того, что ошибется, собьется. В руках она сжимала небольшой листок бумаги. А еще книгу. Выйдя к черному лакированному гробу с букетом на крышке, она вздрогнула, прикоснувшись к нему. Девушка, выдохнув, развернула свой листочек и, прикрыв глаза, начала.
