Текст книги "Город смерти"

Автор книги: Даррен О'Шонесси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

В тот день один из ребят решил подшутить. Не со зла. Дети тебя обожали – и вечно разыгрывали. Ты их никогда не ругал. Конечно, предупреждал, когда они слишком уж чудили, но от суровых кар воздерживался. Идея пришла в голову мальчику по имени Стив Грир. Он поделился ею почти со всем классом. Шутка показалась им ужасно смешной. Ты бы тоже посмеялся, если бы вышло по-другому – хотя потом сдержал бы смех и втолковал им, как это опасно.

Он намазал «козла» жиром. Думал, что ты соскользнешь на маты и плюхнешься на задницу. Думал, что пострадает только твоя гордость.

Ты подбежал к «козлу» в своей обычной манере, надменно задрав нос. Дети засмеялись. Ты оттолкнулся от трамплина, подскочил высоко в воздух, развернул свое тело на сто восемьдесят градусов и начал падать. Голова и руки были устремлены вниз, ноги – вытянуты вертикально. Ты коснулся руками деревянного упора, чтобы оттолкнуться. Но это не удалось. Руки скользнули по дереву, и ты рухнул на пол.

Падая, ты ударился головой о «козла». Твои шейные позвонки не выдержали. Дети говорили, что раздался звук наподобие выстрела. Они оставили тебя лежать там, где ты упал – хоть это уяснили себе из медицинских программ по телевизору, – и побежали за директором и медсестрой. Но было слишком поздно. «Скорая» отвезла тебя в больницу. Но поздно. Поздно.

Деб перестала раскачиваться, перестала говорить, чуть ли не перестала дышать. Ее пепельно-серое лицо было исполнено решимости не поддаться ужасу этого воспоминания. Я сжимал ее холодные, обмякшие руки.

– Там-то я и исчез бесследно? – спросил я. – В больнице?

Она уставилась на меня так, словно я сказал что-то неприличное.

– ЧТО? – процедила она.

– Это из больницы я исчез?

Она заморгала, словно бы просыпаясь от сна, словно впервые увидев меня таким, каков я на самом деле.

– Больница? – повторила она. – Ты думаешь, что исчез из больницы?

– А разве нет?

– Ты меня не слушаешь, Мартин, – произнесла она и расхохоталась ужасным, леденящим кровь смехом, в котором слышалось брезгливое фырканье дьявола. – Ты сломал себе шею, – прошипела она. – Ниоткуда ты не исчезал. – Она снова начала раскачиваться. Отвернулась к стене. – Ты умер, – внятно произнесла она. – Сломал себе шею и умер.

И вновь обернулась ко мне. Ее губы колебались между презрительной ухмылкой и отчаянным криком. В широко распахнутых глазах горел огонь безумия.

– Мартин, ты мертв, – выдохнула она.

* * *

Я стоял у окна и смотрел наружу, на освещенный ярким солнцем пейзаж. В кронах деревьев я высматривал снайперов, за кустами – шпиков, но, насколько хватало глаз, вокруг было все спокойно. Если меня и проследили до Сонаса, то затем потеряли след. Но, может быть, коттедж прослушивается?

Отвернувшись от окна, я вновь присел. Несмотря на источаемое печью тепло, в комнате царил ледяной холод. Лицо Деб превратилось в недобрую, отрешенную, застывшую маску.

– Значит, случилась ошибка. Другого объяснения нет.

– Ошибка? – Губы Деб растянулись в зловещей улыбке. – Какие там ошибки? Ты умер. Врачи подтвердили. Я своими глазами видела твой труп. Господи, или я мало тебя оплакивала?

– Они ошиблись, – не смирялся я. – Падение меня не убило. Я просто получил травму, вот и все.

– Я тебя видела, Мартин, – твердила Деб. – Глаза у тебя были раскрыты. Шея – свернута набок. Сердце не билось. Ты не дышал и не шевелился. Ты сломал шею и умер. Никакой ошибки быть не могло.

– И все-таки была! – взревел я. – Посмотри на меня. Я что, похож на мертвеца? Деб, я жив. Я хожу и говорю, шевелюсь и дышу. Произошла ошибка. В могилу вместо меня положили другого, либо меня украли перед самым погребением, либо я выбрался из могилы потом. Это было нехорошее, темное дело. Преступление. Но я не умирал.

– Но что тогда? ЧТО? – Ее лицо было бледно, губы поджаты. Она ждала моего ответа. Ответа я не знал, но понимал, что она не сдвинется с места, пока я не подсуну ей какое-нибудь объяснение.

Я призадумался.

– У тебя есть хорошее зеркало? – спросил я. – Такое, знаешь, увеличительное, чтобы краситься? – Она кивнула. – Принеси-ка. – Не задавая вопросов, она вернулась с небольшим зеркалом. Я осмотрел свое лицо. Синяки исчезли, нос выпрямился. Никаких ссадин. Никаких засохших корочек. Все в первоначальном виде.

– Деб, – сказал я, поглаживая ладонью свою щеку, – как, по-твоему, мое лицо нормально выглядит?

– В каком смысле?

– На нем нет ссадин или чего-нибудь в этом роде?

– Нет, конечно.

– Вчера я участвовал в драке, – сообщил я. – Мне влетело по первое число. Я был в жутком состоянии: нос сломан, уйма ссадин, синяков, царапин. А теперь, хотя не прошло и полутора суток, я снова как новенький, будто меня никто и пальцем не трогал. – Положив зеркало на стол, я уставился на Деб. У меня возникла мысль. Не самая блестящая, но единственная, на которую можно было бы опереться в данный момент. – Дар регенерации, – произнес я, хватаясь за соломинку.

– Повтори-ка, – недоуменно глянула она.

– Дар регенерации. Ну знаешь, как в фильмах ужасов и в фантастике? Может быть, я – аномальное явление. Может быть, я действительно сломал себе шею и с медицинской точки зрения превратился в мертвеца. А потом сам привел себя в порядок, исцелился без чужой помощи.

– Бред какой-то.

– Знаю. Но я-то здесь. А ты сама видела тело в морге. Как иначе такое возможно? – Теперь уже я задавал вопросы, на которые нет ответа, а ей приходилось ломать голову над логичным ответом.

– Но как ты выбрался из могилы? – спросила она. – Если верно, что ты исцелился – почему мы раньше не заметили, до того, как тебя закопали? Как ты ушел? Процарапал ногтями крышку гроба и выкопал туннель наружу?

– Кард… Кто-то меня выкопал, это уж точно, – возразил я. – Они знали обо мне. Кто-то обратил внимание на мой дар, выждал и в подходящий момент уволок меня.

Очень даже похоже на правду. Кардинал за такими вещами следит. Тому порукой – и досье в «Парти-Централь», и его увлечение сверхъестественным. Сон, который он мне рассказал, – о человеке, которого ничто не берет, который, невредимый, с улыбкой, прошел через град пуль… Может быть, это и не сон был, а чистая правда, подвох, проверка моей памяти. Почему Кардинал так заинтересовался мной? Что такого особенного в Капаке Райми? Похоже, я на правильном пути.

– Это единственная разгадка, – произнес я вслух, почти сам себя убедив. – Других вариантов нет.

– Есть, – прошептала Деб.

– Да? Это какие же?

Она сложила руки на коленях. Уставилась на свои пальцы.

– Мартин, можно нам удариться в полный бред? – спросила она. – Можно нам проверить все безумные идеи и безрассудные теории? Ты согласен зайти так далеко?

– Поделись со мной своей мыслью, Деб.

– Ты точно хочешь ее услышать? Это из репертуара шизофреников.

– Уж не бредовее правды.

– Ну ладно. – Она снова начала раскачиваться. – Возможно, ты призрак.

– Ты это что, серьезно?

– Я ж говорю: шизофрения.

– Деб, я… я… Пощупай меня! Я тебе кажусь призраком? Я на призрака похож? Или я себя веду как призрак?

– Не знаю, – протянула Деб, – ни одного раньше не встречала. Может быть, все призраки такие: вполне материальные, нормальной внешности, неотличимые от обычных людей. Может быть, ты зомби, вурдалак, что-то типа вампира.

У меня глаза вылезли на лоб.

– Ты в это веришь?

– Нет, я просто предлагаю тебе альтернативные варианты. Еще хочешь? Могу продолжить.

– Продолжай, пожалуйста.

– Пришельцы украли тебя из могилы и вернули к жизни. Чокнутый врач выкопал тебя, чтобы позабавить своих гостей фокусом в духе Франкенштейна. Тайно разработанный военными эликсир случайно просочился в землю и воскресил тебя. Над тобой экспериментировали – потом извлекли твое тело из могилы, а ты сбежал. Ты – клон; ученые взяли ткани Мартина Робинсона и создали его двойника.

Я захохотал, ожидая, что Деб ко мне присоединится. Она молчала, а потому и мне вскоре стало не до смеха.

– Ты совсем зарапортовалась, – заявил я. – Да, конечно, тут какая-то бредятина, но тебя вообще черт-те куда понесло. Пришельцы? Клоны? Зомби? Такими разговорами делу не поможешь. Не будем терять здравый смысл. Я перед тобой. Я настоящий. Я живой. Остается выяснить, как это вышло и по какой причине. В истерики впадать бессмысленно. Давай рассмотрим вопрос всерьез. Я прожил целый год, считая себя другим человеком. Я хочу знать, как я до этого дошел, как я стал Капаком Райми.

– А может, этого не было? Может, весь этот год тебе пригрезился?..

– Деб…

– Я не шучу. Все другие версии я тебе подбросила, чтобы ты осознал: твоя теория – тоже полный бред. Но на сей раз я говорю серьезно. Ты позабыл всю свою здешнюю жизнь, но отлично запомнил тогдашнюю? Прожил где-то целый год с амнезией, даже не сознавая, что забыл свое прошлое, и никто больше этого не заметил – тебе не задавали вопросов, не интересовались, почему у тебя нет никаких документов? Мартин, вот это все – реально. Твоя жизнь, твоя смерть, наш брак, твое прошлое. Это реальность. Здесь ты был учителем, блестящим теннисистом-любителем, хорошим человеком, любящим мужем. Это все правда. А в этом твоем городе – кем ты был?

Я замялся, подумал, не соврать ли, но предпочел чистосердечное признание.

– Я был гангстером.

Деб громко рассмеялась. Я побагровел от досады.

– Ты? Гангстером? Да ты и мухи не обидишь! Про мух я буквально – ты их просто в окно выгонял. Правда, тебе нравились фильмы о гангстерах – «Крестный отец», «Однажды в Америке», всякие там старые с Джеймсом Кэгни и Хэмфри Богартом.

Нам нужна правда? Как тебе нравится вот это: ты не умер, врачи истолковали твои симптомы чересчур мрачно и ты каким-то образом выжил. Но ты и не ездил в этот твой город, не превращался в человека по имени Капак Райми. Это все галлюцинация. Твое лицо невредимо? Это потому, что ни в какой драке ты не участвовал. Она случилась только в мире твоих грез.

Где же ты прожил весь этот год? Не знаю. Наверно, скитался, точно в бреду. К тебе медленно возвращался рассудок. В твоей голове происходили стычки с гангстерами и прочие приключения – тем самым ты подсознательно боролся со своей болезнью, помогал себе найти дорогу домой. Ну как, похоже на бред? На фоне других вариантов – ничуть. Тут, конечно, нет никакой великой тайны: ни сверхъестественного дара, ни потусторонних сил, ни заговоров. Ты остался в живых после смертельной травмы, отделался поврежденным мозгом. Год ты прожил в царстве фантазий, а когда твой мозг сам собой поджил, ты вернулся домой. Подумай об этом городе, Мартин: можно ли его назвать обыкновенным? Кажется ли он тебе реальным теперь, когда ты о нем вспоминаешь? Там живут нормальные люди? Никаких логических неувязок не замечаешь, когда оглядываешься назад?

Я стал вспоминать: мой первый день в городе и дождь. Смерть дяди Тео и мое спасение. Кончита с ее юным лицом и дряхлым телом. Женщина с лестницы – Ама, – готовая предаваться любым безумствам с незнакомым человеком. Кардинал, строящий империю на фундаменте из совпадений и вонючих задниц. Паукар Вами – таким бессердечным, по моему разумению, может быть только вымышленный персонаж. Бесследные исчезновения людей, пропадающих, точно и не существовали. Что это, норма? Заурядно? Правдоподобно?

Ни в малейшей степени.

– Но как же могила? – схватился я за последний шанс. Мне очень не хотелось отказываться от единственной реальности, которую я ясно помнил. Говоря по чести, я предпочел бы оказаться не психом, а зомби; странный набор реальных воспоминаний лучше, чем полное их отсутствие. – Как ты объяснишь могилу? Как я выбрался наружу?

– Да, это, похоже, сложная задачка… – Она заулыбалась. – Нет, все просто. Твой гроб стоял открытый. Потом, вечером, накануне дня похорон, крышку завинтили, но пока неплотно. Должно быть, ночью ты ожил, сдвинул крышку, незамеченным выбрался из церкви и, сам себя не помня, побрел невесть куда. Не знаю уж, как ты выскользнул из города, как ты мог идти со сломанной шеей, чем ты питался и где жил все эти месяцы. Но это все объясняет, Мартин. С начала до конца, – просияла Деб. – Вполне возможно. Конечно, такое не каждый день случается, но вероятность есть.

– Но неужели те, кто нес гроб, не заметили, что он слишком легкий?

Я сознавал логичность ее рассуждений, прочно опирающихся на здравый смысл, но одновременно я явственно видел здания города, залы и кабинеты «Парти-Централь», лица Форда Тассо, Амы, Тео и Кардинала. Неужели разум способен сотворить ложную реальность, неотличимую от правды?

Может, и способен. Ведь я спокойно смирился с вариантом, будто мой рассудок обходился без прошлого и даже не замечал чистого листа на месте двух десятков лет. Так почему бы не признать за рассудком дар не только разрушать, но и строить, замещать царство тьмы царством света? Всякое действие рождает противодействие. Я утратил связь с реальностью и со своим прошлым – и пустоты пришлось заполнять моему рассудку. Вот он и сочинил для меня текущий момент, игровой мир, сценарий, который я должен был прожить в качестве персонажа, чтобы заново сформироваться, заново научиться жить, не навредить себе, пока мой рассудок занят собственным ремонтом и стараниями постепенно вернуть меня в мир нормальных людей.

– Гроб был тяжелый, – возразила Деб. – А несли его молодые парни, твои друзья – по-моему, только одному из них приходилось это делать раньше. Они и не могли заметить. – С каждой минутой, с каждым словом у Деб укреплялась вера в ее идею. Она была убеждена, что докопалась до истины. Я уже склонялся к тому, чтобы согласиться с ней. Фантазия, придуманный мир…

– Кладбище, – выпалил я. – Где меня хоронили. Оно отсюда далеко?

– Мили две.

– Мне туда нужно.

– Хочешь раскопать могилу? – спросила она.

– Да, хочу раскопать могилу, – подтвердил я.

Деб покачала головой:

– Вот что я тебе скажу, Мартин, не стоит этого делать.

– Почему вдруг?

– Это называется «осквернение». Нас могут посадить в тюрьму. И вообще… – нахмурилась она, – это же твоя могила. Не думаю, что у меня хватит духу…

– Деб, если ты права, это вовсе не могила. – Я сжал ее руки. – Деб, если ты права, гроб окажется пустым. Пустые могилы раскапывать не грешно.

– Даже не знаю… – От моей идеи ее явно передергивало, но она знала, что этого не избежать, и сама жаждала, чтобы ее уговорили.

– Деб, другого способа нет, – сказал я. – Иначе мы никогда не будем уверены до конца. Когда мы ее раскопаем и увидим, что она пуста, можно будет думать о дальнейшем. Все равно это дело всплывет – стоит мне объявить, что я жив, как вместо нас могилой займется полиция. Давай сделаем это сейчас, Деб. Давай опередим их и выгадаем время на подготовку. Может быть, это даст мне ключ и я выясню, что было со мной потом. Вдруг у меня память окончательно проснется.

Еще немного поколебавшись, Деб неохотно кивнула:

– Ты прав. Без этого нельзя. – Она посмотрела в окно. – Только давай подождем до ночи. Такие дела легче проделывать в темноте, – заявила она, точно всю жизнь занималась ограблением могил.

Чем больше мы обсуждали мою историю, тем больше склонялись к мысли, что Деб права. Я выжил благодаря инстинктам, но рассудок у меня помутился – вот мне и пригрезился год жизни в городе. Прямо-таки сериал «Даллас». Вот только мне самому эта версия казалась дурацкой. У меня в голове не укладывалось, что морок может быть таким осязаемым, таким реальным. Ладно бы, если бы у меня случались периодические приступы, если бы я погружался в свою искусственную вселенную и тут же выныривал из нее, как шизофреник с распадом личности…

Но галлюцинация была последовательной. Я мог отчитаться за каждый день, за каждого персонажа, за каждую мысль и встречу. Верно, что мир этот был странноватый и я, как теперь понимаю, вел себя в нем странно. Но он казался не менее реальным, чем этот. Никаких перескоков, никаких сбоев – если не считать последних двух дней: чудесное заживление ран, приезд сюда. Неужели помраченный рассудок способен на такую чистую работу?

То и дело я окидывал Деб испытующим взглядом. А она-то настоящая? Может быть, сон, завихрение в мозгах – именно городок Сонас? Может быть, Кардинал вломил мне сильнее, чем я думаю. В любой момент окажется, что я валяюсь на ковре в его кабинете и тешусь фантазиями, а охранники тем временем хватают меня за ноги и выволакивают в коридор, чтобы добить. Вот почему опасно тревожить ткань реальности: она легко распускается, и ты повисаешь среди бесконечных нитей, которые на самом деле – ядовитые и скользкие змеи, и за них не уцепишься – укусят.

Весь день мы проговорили о прошлом. Деб достала старые фотографии, снимки маленького мальчика с моим лицом, моих родителей, нас самих в ранней юности, моих друзей. Я на фоне школы – то в роли ученика, то в качестве учителя. Оказалось, что осязание надежнее зрения и слуха: прикасаясь к предметам – ключам, спортивным наградам, дипломам, книгам, – я вспоминал связанные с ними события, переживания и чувства. Они укрепляли во мне ощущение реальности этого города, этого дома, этого человека по имени Мартин Робинсон. Зато от слов, лиц и имен мне не было толку.

– А что, если гроб не пуст? – спросил я.

– Даже не думай, – отрезала Деб.

– Как же тут не думать. Что, если в нем кто-то лежит?

Она перестала возиться с фотоальбомами.

– Да пуст он, это точно! – убежденно заявила она. – Или ты не здесь? Ты же не можешь находиться в разных местах одновременно. Во всю эту фигню с призраками я вообще-то не верю. Ты не умер, а значит, тебя не похоронили. Иначе тебя бы здесь не было.

Аргумент неопровержимый.

– Но если…

– Мартин! – сердито уставилась на меня Деб, с силой захлопнув альбом. – Хватит об этом говорить. Этого не случится. Мы и так на пределе. Ты нас обоих с ума сведешь, если не перестанешь зря болтать. Нет там никакого трупа. Мы это докажем, докажем, что ты жив и здоров, а потом отправимся к психологам и врачам. Они помогут.

– Надеюсь, что ты права, – пробурчал я.

– Мартин, – парировала Деб, – я не могу ошибаться.

* * *

На кладбище мы отправились в десять вечера. За время пути – а идти было долго – мы оба изнервничались. Ночь выдалась холодная и темная – непроглядная, как моя память. Вначале мы шли поодиночке, стесняясь друг друга, избегая соприкосновений; но, осилив с полмили, сблизились и зашагали бок о бок – вместе было как-то теплее. Тяжелые лопаты прибавляли в весе на каждом шагу. Клубы пара, вырывавшиеся из наших ртов, поднимались кверху и сливались в одно облако, массивное, как туча пепла над вулканом. Оно окружало наши головы, тянулось за нами кильватерным следом. Слышались крики сов; мелкие зверюшки суматошно разбегались с дороги и прятались по канавам.

Людей мы, к счастью, не встречали. Да и не ожидали встретить – кто будет шататься среди ночи в окрестностях клуба для мертвецов? Любители прогулок – и те угомонились. Не их время. Дети давно спят, да и любовники, утомившись, дремлют. Мир отдыхает, видит во сне утро. Пробил час вампиров, вервольфов и грабителей могил.

– Наши с тобой прогулки вспоминаются, – заметила Деб.

– Мы здесь гуляли? Не может быть!

– Да нет, дурачок. Но мы часто выходили из дома примерно в это время, если погода была хорошая, и болтались до утра. Нам это нравилось – уединение, ощущение, будто мы – единственные живые люди на свете.

– В месте, куда мы идем, так оно и окажется, – пробурчал я.

– Да.

Я сказал это в шутку, но Деб не рассмеялась.

Ворота – зловещая преграда между миром живых и миром мертвецов – были на запоре. Их столбы были увенчаны замысловатыми горгульями, чьи недружелюбные взгляды я почувствовал на своем затылке, когда мы стали перебираться через невысокую стену кладбища. Мы ступили за грань, отделяющую поведение добропорядочных людей от всяких гадостей. Оправдываться нам было нечем: мы знали, что поступаем дурно, но наши намерения были тверды.

Мы спрыгнули вниз. Под ногами захлюпала грязь. Высокая росистая трава пачкала наши брюки и противно щекотала щиколотки: казалось, нас пытаются ласкать мертвецы. По траве, оставляя за собой липкий след, ползали слизни; давя их ботинками, я всякий раз невольно вздрагивал. Один раз, запнувшись о камень, я чуть не растянулся плашмя – но успел упереться ладонями в ледяную землю. Поспешив подняться, я принялся оттирать ладони об штаны, но ощущение холода и сырости не исчезало.

Деб нежно положила руку мне на плечо. Я так и подпрыгнул от неожиданности, а затем, обернувшись, укоризненно скривился. Деб пристыженно развела руками, неуверенно улыбнулась.

– Извини. Ты вообще как?

Уставившись на свои руки, я еще раз попробовал их вытереть.

– Все нормально, – сухо сказал я. – Пошли. Покажи мне где.

Мы незамедлительно отыскали одну из множества посыпанных гравием дорожек, деливших кладбище на квадраты. Под ногами было сухо. Безопасно. Мы шли мимо статуй, памятников, надгробий. Одни были мраморные, другие гранитные, третьи – сверхсовременные, из пластмассы. Меня не оставляло ощущение, что каменные головы медленно поворачиваются, провожая нас глазами, накладывая на нас порчу. Я слышал шорохи, хотя кустов поблизости не было. Тучи в небе ненадолго расступились, сверху неожиданно брызнул лунный свет, и вокруг пустились в пляс причудливые тени. Я покосился на Деб: очевидно, она была встревожена не меньше моего или даже сильнее – и все же, закусив губу, не медля, решительно шагала вперед.

– Вот она.

Деб остановилась у малопримечательного надгробия. Если бы я наклонился и напряг зрение, то смог бы прочесть имя и даты. Но я этого делать не стал. Стоять перед этой могилой – и то было жутко. Зачем себя зря нервировать?

Закатав рукава и поплевав на ладони, я взялся за лопату. Оглянулся на Деб в надежде на одобрение. Но она пристально смотрела на надгробие. Медленно-медленно потянулась к нему рукой… но затем резко отдернула руку. Попятилась. Увидев, что я жду, перевела дух и кивнула: давай, дескать.

Я вонзил лопату в землю. Раздался звук, после которого я минуты две ничего делать не мог – просто замер на месте, дрожа, обливаясь потом, стискивая черенок. Наконец я набрался храбрости и вытащил лопату наружу – пытаясь не слышать чмоканья земли, неохотно отпускающей железо, – а затем второй раз вогнал лопату в грунт. Дальше все пошло как по маслу. Относительно…

Копать было тяжело. Сверху была плотная земляная корка, затвердевшая морозными ночами в прошлую зиму. Ниже пошел каменистый грунт – сплошная галька да сланец. Деб работала наравне со мной. Мы копали молча, тупо, точно бессловесные роботы. Разговаривать было недосуг.

Пробиваясь к гробу, мы извлекали из земли червяков, слизняков и насекомых – обитателей вечного мрака. Они слепо шевелились на комьях, ненадолго воспаряющих с наших лопат в воздух. Мы ломали им жизнь, выворачивали с корнем их миры. Глядя на них, воображая, как однажды они зароются в мою собственную плоть и, беспрестанно работая челюстями, сожрут ее без остатка…

Некоторые из них падали назад в яму – или нам на руки и на головы, застревали в волосах, соскальзывали за шиворот. В этот миг я понял, что такое смерть, и поклялся, что обеспечу себе кремацию. Вот до чего дошло! Тошноту я подавлял усилием воли, зная, что запах рвоты повиснет в воздухе и будет еще хуже.

Деб наткнулась на крышку гроба первой. Звук удара ее лопаты о твердое дерево будет стоять у меня в ушах до конца моих дней. Так Сатана отхлестал одного из провинившихся чертей крестом Христовым. Слышать такое я лютому врагу не пожелаю, тем более если речь идет о твоем собственном (предположительно твоем) гробе.

Мы отчаянно заработали лопатами, чтобы поскорее отмучиться и уйти домой. Раскидали землю, сгребая мелкие комья руками. И я во второй раз за последние дни проклял себя за то, что не додумался прихватить с собой перчатки. Впрочем, мне повезло больше, чем Деб: у меня ногти были короткие, плотно прилегающие к пальцам, а у нее – длинные, и земля забивалась под них целыми горками.

Шурупы словно вросли в гроб. Я провозился с ними целую вечность. Поранил в нескольких местах руки – и, слизнув языком кровь, задумчиво уставился на ссадины. Если Деб права и мой годичный отпуск на службе Кардинала – лишь сон, эти ссадины продержатся почти неделю. Но в том случае, если они заживут к утру…

Наконец шурупы сдались моим ударам и проклятиям. Я, тяжело дыша, откинулся на стену ямы. Деб поглядела на меня.

– Страшно? – спросила она тихим, срывающимся на писк голоском.

– Чуть не обделался, – подтвердил я.

– Я тоже. – Ее трясло. Я притянул ее к себе и обнял. – Если там что-то есть… – начала она.

– Нет там ничего, – возразил я. – Ты меня еще дома убедила, помнишь?

– Помню. И тогда я сама верила. Но здесь, среди мертвецов, когда шурупы сорваны… Мартин, а если вправду…

– Тс-с. Ничего не говори. Давай откроем и посмотрим. Время разговоров и переживаний миновало.

Я сделал глубокий вдох. Это не помогло.

– Готова?

Деб молча кивнула. Крышка гроба состояла из двух частей. Я откинул ее верхнюю половинку.

Из гроба нам ухмыльнулся мертвец.

Деб с воплем попятилась, разинув рот шире, чем любой скелет, упрямо качая головой. Наткнувшись спиной на стенку только что вырытой нами ямы, она распрямилась, повернулась задом и проворно вылезла наверх. Судя по звукам, там ее вырвало. Она рыдала, сглатывала слезы, обрывала руками траву.

Я среагировал спокойнее – ведь я отчасти ждал такого поворота событий. Внимательно рассмотрел лоснящееся от гниения тело с оголенными костями. Голова лежала кривовато – ведь шею рассекала трещина. Руки покойника были благочестиво скрещены на груди. Клочья волос упрямо отказывались вываливаться, смиряться с окончательным исходом дела. Ногти длинные. Глаз нет. Среди недоеденного мяса сновали, кривляясь и пируя, черви.

Выбравшись из могилы, я остановился над полумертвой от ужаса Деб. Мое лицо почернело, сердце огрубело. Ее теория была вполне логичной и казалась правдоподобной, вселяла надежду на здравое объяснение произошедшего. Но она оказалась неверна.

Деб подняла глаза. Рот блестел от блевотины и слюны, глаза превратились в черные омуты безумия, подернутые рябью шока. В этих глазах читался страх. Смятение. Сомнение. Но больше всего в них было ненависти. Ненависти ко мне – к нависшему над ней исчадию тьмы, твари с лицом, телом и голосом ее мужа. К самозванцу.

– Кто ты? – прошипела она. – Кто ты, будь ты проклят?

– Не знаю. – Я помолчал. – Вернись к могиле.

– Что-о? – завизжала она.

– Надо, чтобы ты удостоверилась.

– Ты с ума сошел?

– Деб, мне нужно знать наверняка. Там может оказаться кто угодно. Ты должна его опознать.

– Могила Мартина! Гроб Мартина! Кто еще там может лежать, черт подери?!

– Пожалуйста, Деб, – ласково протянул я ей руку. – Взгляни еще разок.

Она резко оттолкнула мою руку. И, пытаясь встать, процедила:

– Не прикасайся ко мне. Даже близко не подходи. Ты не Мартин. Ты чудовище. Нежить. Тебя не может быть. Ты…

Наклонившись, я дал ей пощечину. Изо всей силы. Мне и самому было неприятно это делать, но я не хотел, чтобы она впала в истерику. С самого своего прихода в дом я играл роль Мартина Робинсона, но теперь напомнил себе: кем бы я ни был раньше, теперь я – Капак Райми, гангстер, потенциальный преемник Кардинала. И нуждаюсь в ответах на свои вопросы.

Деб в ужасе уставилась на меня.

– Ты меня в жизни пальцем не ударил, – произнесла она странно спокойным, отрешенным голосом.

– Раз на раз не приходится, Деб, – заявил я. – Я тебя просил по-хорошему, а теперь приказываю: иди туда и посмотри на тело. Возможно, это фальшивка. Мне надо знать.

Молча, прижимая руку к щеке, она переползла к могиле и вновь заглянула в яму. И тут же заплакала, роняя слезы в пустые впадины на месте глаз покойника.

– Это Мартин, – сообщила она глухим, скорбным, страдальческим голосом.

– Как ты узнала?

– На груди. Руки. На пальце его обручальное кольцо.

Я посмотрел на кольцо.

– Кольцо они могли надеть на кого угодно. Это ничего не доказывает.

– Это Мартин, – безапелляционно повторила она. – Это Мартин. А если ты еще раз посмеешь сказать, что это не он… – Деб распрямилась и заглянула мне в глаза, – я тебя убью.

Устало кивнув, я присел у могилы. Спустил ноги в яму, немного ими поболтал. Страх и нервное возбуждение оставили меня. Я снова превратился в бесстрастного, хладнокровного, высококвалифицированного забойщика, который буквально на днях убил двоих человек. В миг, когда я снял крышку с гроба, что-то изменилось. Вероятность, что Мартин Робинсон – это я, оказалась нулевой, и, словно отыгравший спектакль актер, я моментально вышел из образа.

– Может быть, это и туфта, – бормотал я, обращаясь сам к себе. – Если верна моя первоначальная догадка, и Кардинал украл мое тело, вполне логично, что он подменил покойника другим. Он любит прятать концы в воду.

– КАРДИНАЛ? – Оказывается, это имя ей известно. – Ты работаешь на…

– Ты его знаешь? – вытаращил я глаза.

– Слышала.

– Вы никогда не встречались?

– Естественно, нет.

– А я?.. А Мартин с ним когда-нибудь встречался?

– Нет, – покачала головой Деб. – Мартин был простым учителем. Всего лишь учителем. – Она отошла от могилы и обошла меня кругом, разглядывая с маниакальным вниманием. – Ты правда работал на Кардинала?

– Да.

– Значит, и то, что ты раньше говорил, правда? О городе, о том, что ты гангстер? – Я раздраженно кивнул. Ее расспросы мешали мне думать. – Ты… когда-нибудь убивал?

– А это важно? – огрызнулся я.

– Я хочу знать, – рявкнула она. – Ты украл облик моего покойного мужа. Я хочу знать, для чего ты его использовал.

– Это не твое дело, – заявил я и, вскочив, подобрал лопату. – Утром я уеду. Здесь мне делать нечего. Ты не знаешь разгадки. Я думал, что до чего-то докопаюсь, но здесь все та же хрень: новые задачки, новые вопросы-. – Швырнув ком земли назад в яму, я покосился на Деб. – Ну так как, будем это засыпать или что?

Она уставилась на меня широко раскрытыми, недоумевающими глазами.

– Господи, каким же надо быть чудовищем… – прошептала она. – Пришел ко мне под видом… Потащил меня сюда и заставил осквернить могилу… могилу мужа! – Она повысила голос, что было весьма рискованно. – А теперь решил, что можно просто уйти без… как ни в чем не бы…

– А что мне еще делать? – спросил я. – Деб, мне очень стыдно, что я причинил тебе боль, честно, но что еще я мог предпринять? Я знаю не больше тебя. Я тоже никакого понятия не имею…

– И ты решил, что можно просто так уйти! – оборвала она меня, встряхивая головой. – Дудки! Я не знаю, кто ты и что ты такое, но черт меня подери, если я позволю тебе просто так уйти, словно мы в игрушки играем, словно можно творить, что на ум взбредет!

– Чего ты от меня хочешь, Деб? – устало спросил я. – Что я могу для тебя сделать?

– Для начала перестань болтать! – рявкнула она. – Ты со мной разговариваешь, словно мы в ресторане, в каком-нибудь… нормальном месте… Черт подери, мы только что могилу разрыли! Хотя бы… хотя бы мертвых постыдись. – И, уронив голову на грудь, она горько разрыдалась. Мне было ее искренне жаль. По-настоящему. Но внутри меня тикала, готовясь к взрыву, бомба. Неспешно, постепенно формировалась она за время моей жизни в городе. Когда я убил тех двоих, эта часть моей личности внезапно и бесповоротно ожила, затеплилась. Я еще не знал, что она собой представляет, но чувствовал: это пустая, холодная, жестокая бездна, чуждая какой бы то ни было человечности. Теперь, рядом с мертвецом, чье лицо когда-то было моим, с кладбищем в голове, полным тайн и сомнений, я не был склонен уступать своему прежнему, праведному, тускнеющему «я». Я больше не мог терпеть эту женщину.