Текст книги "Город смерти"

Автор книги: Даррен О'Шонесси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

– Нет. Я говорю только одно: несколько лет назад, когда о Капаке Райми еще ни слуху ни духу не было, Соня Арне мне сказала, что близких родственников у нее нет. Следовательно, эта загадка – загадка, на которую ты наткнулся – возникла не при тебе, а раньше. На мой взгляд, тут возможны три варианта. Первый: тогда Соня соврала – брат у нее есть, и стряслось что-то нехорошее и тревожное, если она опять взялась отрицать его существование. Но в это я не верю. Зачем ей было врать тогда, давным-давно? Зачем теперь менять легенду?

Второй вариант: ты спятил, и Сонин брат – твой глюк. Не самая приятная идея, но задуматься над ней ты должен. Разум – странный инструмент. Иногда он исподтишка подкладывает нам свинью. Мне этот вариант кажется маловероятным – психом ты мне никогда не казался, – но если тебя действительно интересует истина, сбрасывать эту перспективу со счетов не стоит.

Третий вариант. Самый вероятный. Никакого Адриана Арне никогда не было. Был самозванец.

– Самозванец? Она нас сама познакомила. Сказала, что он ее брат.

– Ну и что? Значит, соврала.

Уверенность И Цзы ошеломила меня. Да, дело очевидное. Соня соврала. Я моментально осознал, что все было именно так, и проклял себя за глупость.

– Она хотела внушить тебе, будто у нее есть брат, – продолжал И Цзы, – вот и навешала тебе лапши на уши. Он был в курсе. Обмануть тебя было легко – ты не имел причин подозревать недоброе, вот и попался. А теперь они хотят закончить комедию. И они перестали врать. Проще пареной репы. Кто заметит исчезновение парня, которого никогда не было?

– Но зачем столько труда? – призадумался я. – Какая разница, верю ли я, что у Сони есть брат? Какой смысл? Зачем ломать комедию?

– Ой не знаю. Тут еще копать и копать, если ты решишь заняться этим делом. Но я тебе скажу одно: за всем этим стоит кто угодно, но не Соня. Мне кажется, это кто-то другой, кто-то с извращенной логикой, тот, кто верит в неразрывную связь между задницей и фондовой биржей, тот, кто любит играть в бессмысленные игры, сам не зная для чего.

– Кардинал?

– А что, ты знаешь другого подходящего кандидата? Присмотрись к деталям этой головоломки. На каждой – его безумный росчерк. Говоришь, ты порылся в архивах «Парти-Централь» и ничего не нашел? Что ж, если отвлечься от того факта, что если он ей не брат, его фамилия не «Арне» («Черт, – подумал я, – этого я тоже не учел!»), кто властен над архивами? Маленькая горстка людей, и каждого из них Кардинал держит на очень коротком поводке. Такие вещи без его ведома не делаются.

– Нет. Тут еще… И Цзы, я, знаешь ли… – Я замялся. Рассказать о вчерашней встрече? И Цзы я доверял, но… Нет. Никаких «но». Доверять так доверять. Если я и с И Цзы не могу разговаривать, остается только все бросить и уйти в монахи. – Вчера вечером я встретил одну женщину, – произнес я шепотом, прикрыв ладонью рот – вдруг Томас умеет читать по губам? – Там, когда поднимался по лестнице. Не знаю, что она там делала, но явно что-то эдакое. Она была одета, как домушник, и…

– Домушница? – вновь расхохотался И Цзы, теперь уже во всю глотку. – Не выдумывай. В «Парти-Централь» домушников не бывает. Это просто невозможно. Ноль шансов.

– А я тебе говорю, И Цзы, я ее видел. Значит, как-то она туда проникла. Она спускалась по лестнице, на довольно высоком этаже…

– А я тебе говорю: «Парти-Централь» охраняется лучше, чем любая другая крепость на всем белом свете. У цоколя стоит лагерем крутая армия, а есть еще автоматика на каждом этаже, газовые баллоны, которые самооткупориваются, если их волоском пощекотать, лучи и лазеры, каких и в научной фантастике не сыщешь, скрытые видеокамеры, ловушки, все, что твоей душе…

– Скрытые камеры? – Сердце у меня упало, и мне живо представилось, как Кардинал, сидя у телевизора, жует сандвичи и наблюдает за моими утехами с давешней девицей.

– Ага. Уйма. На каждом этаже, снимают во всех ракурсах.

– Даже на лестнице?

– Естественно.

– Блин. – Вот еще одна беда на мою голову. Эту неделю надо бы просто-напросто стереть из анналов и прожить заново. – Значит, ты думаешь, что все это – штучки Кардинала? Либо он приставил ко мне Адриана, чтобы меня одурачить, либо заставил его исчезнуть на манер всех остальных, о ком ты мне говорил, типа Гарри Гилмера?

– Гарри? A-а, понял. Да, возможно. С него стан…

– И Цзы, – прервал я его, поскольку мне в голову внезапно пришла одна мысль, – а человека по имени Паукар Вами ты знаешь?

На том конце провода воцарилось долгое молчание. Затем мой собеседник тихо спросил:

– Откуда ты знаешь Вами?

– Я его не знаю. По большому счету, нет. Какое-то время назад наши пути скрестились, а сейчас, вот прямо в эту минуту, мне просто вспомнилось его имя. Он на Кардинала работал, верно?

– Кто тебе сказал?

– У меня свои источники.

– Вами… – замялся И Цзы. – Да, действительно, люди редко видят, откуда Вами берется и куда исчезает, и человека он умеет убрать, не оставив следов, но в данном случае, Капак, он, по-моему, ни при чем.

– Но проверить эту версию стоит?

– Я бы проверять не стал, – заключил И Цзы. – Вами – не нам чета. Он играет в те же игры, что и мы, но по своим правилам и ради своей выгоды. С Паукаром Вами не связывайся ни при какой погоде. Если он примется тебя выслеживать – тебе хана.

Мы еще немного поболтали о всякой ерунде, и И Цзы повесил трубку. Мы с Томасом долго сидели в пробке – для поездки я выбрал не самое удачное время, – но в итоге, спустя много часов, как показалось мне самому, доехали до места. Приятно было вернуться к обыденным делам.

Над дверью красовалась простая и ясная вывеска: «У КАФРАНА». Никакого показного шика: ни колонн, ни драпировок, ни меню с длиннющими названиями блюд, напечатанными витиеватым золотым шрифтом. Незатейливое местечко. В такие ходят скорее ради беседы, чем ради еды. Зал с пластмассовыми пальмами по углам был освещен яркими желтыми лампами, на стенах висели картины с деревьями и реками, тихо звучала музыка того сорта, что нравится почти всем: старые эстрадные песенки перемежались кантри-балладами и ритм-энд-блюзовыми вещицами.

Хорошенькая администраторша на входе вызвала хозяина, а официантка проводила меня за столик у стены. Дожидаясь Кафрана, я присматривался к клиентам. По-видимому, среди них я был самым молодым, а также единственным, кто не страдал язвой желудка и не принимал пилюль перед едой. Вылитая столовая при санатории.

Спустя пару минут появился Кафран. Я сразу понял, что передо мной тип, который не перестанет улыбаться даже на похоронах своей собственной матери. Один из тех неунывающих клоунов, что видят все через розовые очки. Хороший человек, но в обществе таких, как он, я никогда долго не выдерживал. Десять минут бесконечных благостных улыбочек – и я на стену полезу.

Это был пузатый приветливый коротышка, лысый как коленка. Лицо усеяно веснушками, подбородок – одна сплошная ямочка. На носу лихо сидели очки в красной оправе, слишком крупные для его малюсеньких глаз и ушей: вылитый персонаж мультика, нарисованный бездарным художником. Его чопорный костюм смотрелся бы более или менее нормально, если бы не оранжевые подтяжки и огромная розетка с надписью «У КАФРАНА КОРМЯТ, КАК У МАМЫ», пришпиленная к пиджаку в районе сердца. Он заговорил со мной бодрым звонким голосом:

– Итак, мистер Райми, вы – последний из направленных ко мне грозных рыцарей. Давненько ко мне не хаживали визитеры. Я как-то даже и соскучился. Еще вчера сказал об этом Аме – это моя дочка – и вот, вуаля! Легки на помине. Желаете что-нибудь заказать? Отбивные на этой неделе близки к великолепию, поэтому, если вы не вегетарианской веры будете…

– Отбивная – это замечательно, – с улыбкой заявил я.

– Пожалуйста, Люси, две отбивные, – сказал он официантке. – Я сегодня одну уже съел, – доверительно шепнул он мне, – но смотрите не говорите об этом Аме, если ее увидите: она вечно меня пилит насчет здорового питания, похудеть уговаривает. Бр-р. Доктора и дочери, мистер Райми – можно вас называть Капаком? Можно? Хорошо. Доктора и дочери, Капак: либо они прежде времени сводят тебя в могилу, либо заставляют жалеть, что ты еще не в могиле. Но куда же нам без них?

И так он болтал не переставая, пока мы ждали отбивных: рассказывал мне о своих врачах, о ресторане, о клиентах. Я любезно улыбался, кивал головой, выгибал брови, задавал вопросы, как только он умолкал, чтобы перевести дух. Вот за что я больше всего ненавижу работу страхового агента – за эти хождения вокруг да около, за милые глупости, которые приходится произносить прежде, чем удастся перейти к делу. Обычно я терпел, старался за это время изучить клиента, но сегодня я нервничал, голова была забита Адрианом, и приходилось делать большие усилия над собой, чтобы сдержать досаду.

Как только Кафран отводил от меня взгляд, я исподтишка озирался по сторонам, высматривал официантку с отбивными, поглядывал на клиентов. У окна я увидел другую официантку – она подавала десерт. Хорошая фигура. Красивые ноги. Вот эту девицу я бы попробовал охотно!

Кафран заговорил о фокуснике, которого видел вчера по телевизору. Видимо, это было его хобби – он знал уйму несложных фокусов и вызвался попозже показать мне несколько. Я кивнул, сказал, что буду очень рад. Мой взгляд вновь лениво соскользнул на длинноногую официантку, которая продолжала расставлять на столе блюдечки с десертом.

Она обернулась, и я моментально утратил интерес к Кафрану Риду, продаже страховых полисов и Адриану Арне. Это была женщина с лестницы! Вчера я ее толком не разглядел, но при встрече лицом к лицу опознал безошибочно. И это тело – разве такое забудешь!

Она подняла глаза от тележки, заученно улыбаясь. Заметила меня. Улыбка превратилась в кривую гримасу. Рука выронила нож, который, упав, раскрошил пирожное. Овладев собой, она вернулась к работе, а затем, так быстро, как только могла, сохраняя невозмутимый вид, пробралась к моему столику.

Кафран, подняв глаза, улыбнулся.

– A-а, Ама, – протянул он. – Хочу тебя кое с кем познакомить. Ама, это Капак Райми. Капак – моя дочь, Ама Ситува.

– Здравствуйте; Ама. – произнес я, протягивая ей дрожащую руку.

– Здравствуйте, мистер Райми.

В тот миг, когда наши пальцы соприкоснулись, мой член встал торчком, чуть не прорвав брюки. К счастью, этого не было заметно благодаря столу. Вот была бы стыдоба… Но Ама и так обо всем догадалась, почувствовала взрывную волну, которая пробежала по моей ладони. В ее глазах, в ее особенной улыбке я прочел: она поняла.

– Мы, по-моему, уже встречались, мистер Райми. Я не ошибаюсь?

Голос у нее был красивый – экзотический, нездешний, с легким акцентом, который я никак не мог опознать. Голос, рожденный в стране, где слишком много солнца.

– Пожалуйста, зовите меня Капак, – сказал я ей, когда она высвободила свою руку из моей. – Да, думаю, наши пути скрещивались. Всею один раз.

– Правда? – восхитился Кафран. – Вот совпадение, а? Мир – большая деревня.

– Интересно, где мы встречались, – проговорила Ама. – Хоть убей, не помню. А вы… Капак…

– По-моему, на какой-то вечеринке, – заявил я, оскалив зубы в улыбке. – В городе, где-то в районе центра, если я правильно помню.

– Ну разумеется. Теперь я вспомнила. Мы остановились на лестнице, чтобы поздороваться, правда?

– Именно.

– Вы были приятным собеседником, если я правильно помню.

– Да и с вами было нескучно.

– Хм-м.

Ее улыбку я хотел бы вставить в раму и взять с собой домой. В паузах между фразами она имела обыкновение облизывать губы язычком. Прелестная привычка.

– Надо как-нибудь встретиться и поговорить еще разо-о-ок, – промурлыкала она. – Поболтать о старых временах, о друзьях. Да?

– Я не против, – сказал я.

– Отлично. – Она обернулась к Кафрану и заговорила с ним. Я почувствовал, что между ног у меня просто-таки печка пылает. Я ухватился за край стола, сдерживая дрожь.

Ге разговор с отцом я пропустил мимо ушей и опомнился лишь, когда она вновь обернулась ко мне.

– Рада была вас повидать, Капак, – заявила она. – Авось еще сегодня увидимся, когда дойдет до десерта;

– Было бы мило.

Десерт. Да, черт возьми, да! Она на тарелочке с шариком мороженого, совершенно голая, если не считать сахарной пудры. У меня потекли слюнки. И не только…

Она удалилась, вновь стала лавировать по залу с тележкой, время от времени даря мне краткие лукавые улыбки и поигрывая бедрами так, как, верно, научилась у самой Саломеи. Моя работа превращалась в кошмар, Но я сказал себе, что должен сосредоточиться на деле.

– Ну и глаза у вас, ничего не скажешь, – заметил Кафран, когда я наконец вновь перевел на него взгляд. – Смотрите, Капак: не стоит бесстыдно пялиться на девушку в присутствии ее отца.

– О, мистер Рид, извините ради Бога, я…

Он расхохотался и замахал руками – дескать, не надо извинений.

– Да я шучу, Капак. Ама отлично сложена и вообще очень хороша собой. Сказать по чести, я был бы очень рад, если бы более или менее подходящий молодой человек сумел разбудить ее сердце. Моя дочь – совсем не кисейная барышня, но она довольно замкнута и сидит дома в одиночестве гораздо больше, чем мне бы хотелось.

– Она прелесть, – робко сознался я. – Вы сказали, что ее фамилия Ситува. Но она ведь не замужем?

– Нет. Я и ее мать разошлись в разные стороны несколько лет назад. Это не было мирное расставание – она почему-то возомнила, что я – чудовище и женился на ней только ради ее рецептов. Она забрала Аму, вернулась с ней на родину, взяла девичью фамилию и не позволяла нам с дочерью видеться.

– Но как же тогда… – Я указал подбородком на самую лучшую на свете женщину.

Кафран вздохнул. В его голосе прозвучала неподдельная печаль:

– Четыре года назад она умерла. Она была хорошим человеком, Капак, просто с сумбуром в голове. Она внушала Аме, что я – чудовище, поэтому Ама долго не решалась со мной связаться, даже когда осталась одна после смерти матери. Наконец она приехала, чтобы посмотреть на меня своими глазами, обнаружила, что я ни в чем не виноват, и с тех пор мы все время вместе, наверстываем упущенное за эти безрадостные годы. – Оглянувшись на дочь, Кафран ласково улыбнулся. – Мне повезло, Капак. Ама – замечательная собеседница, человек, которого я мечтал иметь рядом с собой всю жизнь. Теперь и вообразить себе не могу, как только я без нее жил. – Он вновь улыбнулся своим мыслям, и я решил больше к нему не приставать.

Вскоре принесли отбивные, и мы с удовольствием принялись за еду. Кафран по-детски чмокал губами. Впрочем, теперь меня не смущала его жизнерадостность. Ведь, как оказалось, он отец девушки моей мечты. Ради того, чтобы оказаться рядом с Амой Ситувой, я стал бы деловым партнером даже клоуна Джинго.

Покончив с отбивными, мы откинулись на спинки стульев и попробовали какие-то импортные мятные пастилки. Кафран потер свой живот – как мне захотелось вот так потереть живот Аме!

– С отменной отбивной ничто не сравнится, – расцвел он в улыбке. – Эти вегетарианцы не знают, что теряют. Ради такой вкуснятины и животных чуть-чуть помучить не жалко. Впрочем, хватит о еде. Вы пришли, чтобы попытаться меня застраховать.

– Да-да, – ответил я, сверкнув зубами в моей лучшей улыбке, излучая надежность и уверенность. – Я тут подобрал очень выгодные полисы с такими ценами, что вы просто запляшете от радости.

– Сильно сомневаюсь, Капак, – улыбнулся и он. – Плясун из меня никакой. Скажите: вам известна моя репутация? Я никогда не страховался, никогда с тех пор, как обжегся в юности. В страховку я не верю. Это афера по выманиванию денег. Одна из главных причин, по которой я живу в этом городе, это мягкие законы в области страхования бизнеса.

– Этим мы обязаны прежде всего Кардиналу, – заметил я. – Он не позволяет, чтобы законы сели на шею мелкому предпринимателю. Если бы не он, вам пришлось бы пожертвовать принципами.

– Верно, – согласился Кафран.

– Так почему бы не отплатить ему добром за добро? Купите один из наших полисов. Назовем это жестом доброй воли. Услугой…

Кафран засмеялся:

– Подход мэрии к проблеме страхования Кардинал придумал не ради Кафрана Рида. Я ему ничем не обязан. Он правит городом так, как хочет, и тем зашибает монету. Мне лично он не оказал ни одной услуги.

– Но…

Кафран оборвал меня жестом.

– Капак, – провозгласил он, – лучшее завершение хорошей трапезы – это хороший фокус. Люси, сельдерей, пожалуйста.

Пока официантка ходила на кухню, Кафран запустил руку в карман пиджака и выудил маленькую гильотину. С улыбкой аккуратно поставил ее на белую салфетку в центре стола.

– Вот одна из моих любимых игрушек, – сообщил он. – Простенькая вещь. Банальная. Но всякий раз люди ахают, их прямо в холодный пот бросает.

Люси принесла сельдерей. Кафран откашлялся.

– Леди и господа! – возгласил он так зычно, что я аж подпрыгнул. Оглядевшись, я обнаружил, что прочие клиенты улыбаются – видимо выходки хозяина были им далеко не в новинку. – Кафран Великолепный имеет честь представить вам мадам Гильотэн! Прямо из Франции, с родины анархии!

Послышались жидкие, учтивые аплодисменты. Кафран церемонно склонил голову, благодаря за почтение.

– Мастерица-головорубка, ненасытный нож; убийца королей, опаснейшее жало; сталь, которая целует редко, да метко, – декламировал он зловещим тоном, демонически вытаращив глаза. Да, комедию он ломал что надо. – Жертва всходит на эшафот, – он вставил сельдерей в надлежащее отверстие, – нож занесен, – подняв крохотный нож кверху, он отпустил рукоятку, – кровожадные карги нетерпеливо разевают рты. – В зале злорадно захихикали. – Одно нажатие рукоятки, и нож падает! – Выкрикнув эти слова во всю глотку, Кафран проворно надавил на рукоять, и нож мини-гильотины соскользнул по направляющим, перерубив невинный сельдерей. – И вот покатилась голова жертвы!

На сей раз аплодисменты были громче. Кафран подобрал оба обрубка сельдерея, поднял их над головой, чтобы все видели, затем вручил их Люси.

– Ну-с, – бодро проговорил он, потирая руки, – есть добровольцы?

С этими словами он уставился на меня, и неохотно, с глупой улыбкой, я поднял руку. Публика зааплодировала моей смелости, а Кафран потянулся к моим пальцам.

– А знаете, – сказал я, пока он вставлял средний палец моей правой руки в отверстие, – я тут подумал, что есть один веский резон, по которому вам следует купить какой-нибудь наш полис.

– Да? – рассеянно поинтересовался он, морща лоб, сосредоточиваясь на фокусе. – И что это за резон? – Подняв нож, он ослепительно улыбнулся в публику.

– Ваша дочь, – тихо произнес я.

Его улыбка сделалась какой-то деревянной. Он медленно обернулся ко мне всем корпусом.

– Не желаете ли пояснить свою мысль, мистер Райми? – процедил он.

Я улыбнулся:

– Если вы не хотите расставаться с дочерью, Кафран, вы подпишете одну из бумаг, которые у меня с собой. Сегодня же. Немедленно.

– Вы мне угрожаете? – Он мертвой хваткой вцепился в мои пальцы, и я внезапно осознал, что выбрал не самый лучший момент для игр в кошки-мышки. Но отступать было уже поздно.

– Я вам не угрожаю, Кафран. Я делаю вам предложение. Вы заключаете со мной договор о страховании. Я оставляю вам вашу дочь.

Кафран оскалил зубы:

– А я-то думал: «Какой приятный молодой человек!» В конце концов с волка всегда спадает овечья шкура. Но вы кое о чем позабыли, мой юный, порочный друг. Вы не можете причинить вред мне или моей дочери. Кардинал запретил подобные шаги. Если, конечно, он недавно не снял этот запрет.

– Не снял, – спокойно подтвердил я. – Я имел в виду совсем другое.

– Тогда что ты имел в виду, мудила, прошу прощения за грубость?

Я с улыбкой подался вперед.

– Кафран, я не причиню вреда вашей дочери. Даже за все богатства мира я не тронул бы и волоска на ее голове. Но я могу украсть ее у вас. И я сделаю это, если вы откажетесь договориться со мной по-хорошему.

– Украсть? Вы имеете в виду похищение, мистер Райми?

– Нет, мистер Рид, я имею в виду брак.

– Брак? – недоуменно вытаращился он.

– Я намереваюсь жениться на вашей дочери, – пояснил я. – Вы сами видели, какими глазами мы смотрели друг на друга, как только я пришел. Мы встречались раньше и, что бы мы ни говорили, мы оба помним эту встречу и связавшие нас интимные переживания.

– Какой страховой агент так поступает! – шепотом возопил он.

– Страховой агент, который умеет пользоваться любым подходящим случаем, – твердо заявил я. – Когда я сюда приехал, я не знал, что Ама – ваша дочь. Я даже не знал, как ее зовут. Но теперь я все знаю и собираюсь обратить это знание себе на пользу. Видите ли, я убежден, что мы с Амой созданы друг для друга. Нас тянет друг к другу как магнитом, такое со мной впервые. И, даю руку на отсечение, с ней – тоже. Мы – идеальная пара. Она меня любит. Или полюбит, если дать ей время и шанс. Более того – думаю, она в меня так влюбится, что покорится всем моим желаниям. И если я уеду из этого города и отправлюсь в какую-нибудь проклятую Богом дыру, где вы меня в жизни не найдете, она последует за мной. В таком случае вы ее больше не увидите, Кафран. – Я улыбнулся. – Или мне следует называть вас папой?

– Ты рехнулся, – прошипел он.

– Может быть. Но загляните мне в глаза. Загляните в глаза Амы. Вы увидите правду.

Последовав моему совету, он покосился в тот конец зала, откуда наблюдала за нами Ама, иронично хмуря лоб, удивляясь, почему фокус застопорился на середине. Вновь обернувшись ко мне, Кафран облизнул губы.

– Она меня никогда не бросит, – заявил он. – Мы слишком близки. Даже если вы поженитесь и… Нет, она никогда не уедет. Никогда.

– Вы в этом уверены, Кафран?

– Уверен.

Я пожал плечами.

– Что ж, может, это действительно так. Вы ее дольше моего знаете. И лучше. Может, она и останется со своим добрым стареньким отцом, что бы ни говорил ее молодой муж. По, Кафран, разве вам не хочется знать наверняка? Разве вам не хочется гарантировать ее долговременную преданность? – Я улыбнулся своей самой коварной улыбкой, а затем, откинувшись на спинку стула и положив ногу на ногу, стал ждать его окончательного решения.

Он глядел в пол. Его ногти впились в мой палец. Правая рука повисла над ручкой гильотины, ожидая приказа от мозга. Клиенты ресторана удивленно разглядывали нас, перешептывались, чувствуя повисшее в воздухе напряжение, понимая, что фокус может кончиться плохо, предвкушая маленькое занятное кровопролитие.

Кафран поднял голову. Улыбнулся.

– Вынужден признать, Капак, что это без преувеличения самый блестящий пример навязывания добрых услуг, какой я встречал в жизни. Примите мои поздравления. Ваш учитель вправе вами гордиться. – И он надавил на рукоятку. Я машинально выгнулся на стуле, уже мысленно видя свой перерубленный надвое палец, разлетающиеся брызги крови, гарпий и вампиров, жадно присосавшихся к моим жилам.

Нож просочился сквозь мой палец и, не причинив вреда, опустился на нижнюю доску гильотины. Публика ахнула, а затем, когда я вынул из отверстия мой невредимый палец и согнул его, разразилась бурной овацией. Кафран приосанился, поклонился, выслушал аплодисменты и уселся рядом со мной.

– Ну-с, – заявил он, пряча в карман свое магическое приспособление, – где бумаги, на которых вам нужна моя подпись? – Пауза. Обаятельная улыбка. Палец, с дружеским упреком треплющий меня по подбородку. – Сынок.

Поблагодарив Кафрана за обед, я обменялся с ним рукопожатием в честь нашего договора и удалился. Он все еще качал головой и печально улыбался, разрываясь между отвращением и уважением ко мне.

Снаружи ожидала Ама. Она стояла, скрестив руки на груди, серьезная, как судья, собирающийся огласить приговор о повешении. Я подошел к ней. Несколько минут мы молча смотрели друг на друга, сомневаясь сами в себе. Я понимал, что она запросто может оказаться лучшим киллером Кардинала, получившим задание соблазнить и убрать некоего Капака Райми; она понимала, что я могу оказаться верным лакеем Кардинала, посланным исправить вчерашнюю оплошность. Ни один из нас не знал, что воплощает в себе другой – любовь или смерть. Ни один из нас не знал, что тут сказать и сильно ли мы рискуем. Это было бы даже смешно, если бы на кону не стояла моя и ее жизнь.

Ама прервала молчание первой.

– Понравилось вчера? – спросила она, неуверенно улыбаясь.

– А то! – отозвался я, и мы разом захохотали. Опасность временно миновала. – Я никогда еще не делал этого на лестнице.

– И я тоже. Совсем другое ощущение, да?

– По-моему, как-то особенно возбуждает.

– И пьянит. И освежает силы. А еще это неслыханная, невозможная глупость.

– Я знаю. Трахаться, как кролики, на лестнице в «Парти-Централь», Можно было бы выбирать из тысячи более безопасных мест. Если бы нас застукали… – Меня вновь разобрал смех. – Черт, дело кончилось бы либо нашей смертью, либо массовой оргией, правда?

– Наверно. – Она закусила верхнюю губу. – Значит, ты – Капак Райми.

– А ты – Ама Ситува.

– Ты обо мне до сегодняшнего дня слышал? – спросила она.

– Нет.

– А я вот о тебе слышала.

– Да? От подруг, что ли?

– Нет. Я прочла о тебе в архивах «Парти-Централь».

Я помешкал. Мне ужасно не хотелось возвращаться к серьезной подоплеке вчерашней встречи.

– Ты можешь мне сказать, что ты там делала? – спросил я.

Она начала нервно озираться по сторонам, переминаясь с ноги на ногу.

– Капак, насколько ты близок к Кардиналу? Ты ему очень предан? – произнесла она, испытующе глядя на меня, точно сова – на крота.

– Не знаю, – честно ответил я. – Еще пару дней назад я сказал бы, что предан ему до последнего вздоха. Он был ключом ко всему, что мне нужно от жизни, – к богатству, к славе, к власти. Теперь я засомневался. Один мой друг исчез, и мне Кажется, что при этом не обошлось без Кардинала, и еще я задумался, чего он от меня хочет, каковы его намерения. Я ни в чем не уверен. Но если на меня надавить, я скажу, что предан ему.

Она прислонилась к стене. Глаза у нее были восхитительные. Мне хотелось прижаться к ней и начать их облизывать, пока у меня язык не отвалится.

– В «Парти-Централь» я пробралась тайком, – созналась она. – На третьем этаже есть маленькое окошко, которое никто не охраняет. Я туда лазаю по веревке. Я забираюсь туда ночью, три-четыре раза в неделю, ищу тайные досье на верхних этажах. Я накопила столько улик, что от Кардинала только мокрое место останется. Я могу погубить его в мгновение ока. Если захочу, прямо завтра. У меня есть фотографии, копии и даже кое-какие оригиналы. Никто из его преданных слуг не может оставить меня в живых. Любой, кто не убьет меня или не сдаст, – сам изменник.

Ну и байка – одинокая женщина без чужой помощи проникает в «Парти-Централь». Если бы не наша встреча и не любовь, заставлявшая меня верить каждому ее слову, я бы ей в жизни не поверил.

– Ты собираешься использовать информацию, которую собрала? – спросил я.

– Наверно. Рано или поздно.

– Зачем? Что ты искала? Зачем ты туда лазала?

– До объяснений дойдет позже, если жива останусь. Но я это делала в личных интересах. За мной никто не стоит. Я одна. Если ты решишь его предать, ты сделаешь это ради меня, ради незнакомой женщины, ради женщины, которую ты однажды трахнул на лестнице, ради женщины, которой мерещится, что она, невесть за что в тебя влюбилась. Если ты его предашь, Капак, то ради меня. Ради любви. – Она страдальчески улыбнулась. – И если это кажется тебе разумным, значит, ты такой же псих, как и я.

Ее била легкая дрожь. Я держал в своих руках ее жизнь. Мне – совершенно незнакомому человеку – она доверила все, что имела: свое тело, свое сердце, свою жизнь. Еще никто и никогда не удостаивал меня такого доверия. Мне и в жизни не пришло бы в голову, что так бывает. Я словно бы воспарил над полом. Под ложечкой приятно сосало.

Мне пришел в голову только один вопрос:

– Скажи, ты знаешь парня по имени Адриан Арне?

Это был единственный вопрос, который был для меня решающим. Предать Кардинала я был намерен только из-за его возможной причастности к убийству Адриана, если Адриан и вправду убит. Мое доверие к жителям этого города было подорвано, когда они начали отрицать очевидные факты и отрекаться от друзей. Мне не хотелось добровольно лишиться всего, что я добился, но если мне удастся найти человека, который признает существование Адриана, человека, который знает, почему он исчез, и даже поможет его спасти, если он еще жив… Предам ли я Кардинала ради этого? Наверно.

– Лично – нет, – ответила Ама. – Только по имени. Он числится в списке «Айуамарки».

– Каком списке? – Это слово я уже где-то слышал…

– Списке «Айуамарки». Его-то я и искала в «Парти-Централь». Это ответ на вопросы, которые накопились у меня с самого моего приезда в город. Мне пока не удалось проникнуть в тайну, но я знаю, что это ключ к разгадке. Нутром чувствую. В списке полно имен. Там и я, и Адриан Арне, и Леонора Шанкар, и ты. Десятки имен, и к каждому прилагается головоломка.

Отойдя от стены, она поправила платье.

– Мне пора, – сказала она. – Я нужна отцу. В это время по вечерам много народу, а несколько наших штатных официанток заболели.

– Я хочу опять с тобой встретиться, – сказал я ей. – Я хочу узнать побольше об этом списке, и об Адриане, и о том, что ты ищешь.

– Я согласна.

– Когда? Где?

– Завтра, – отозвалась она. – В порту. Пятнадцатый пирс. Приходи часов в шесть вечера. У тебя будет достаточно времени, чтобы хорошенько все обдумать. Возможно, ты решишь, что я слишком опасна. Возможно, ты решишь сохранить преданность боссу. Я не буду тебя винить: я прошу от тебя очень много, больше, чем вправе. Возможно, ты решишь явиться с Фордом Тассо и целым стадом быков. – Она задумчиво вздохнула. – Дело сделано, руки у меня связаны. Ты сделаешь то, что сочтешь своим долгом. Если я совершила ошибку и переоценила твои чувства, мне конец.

Она ушла. Я стоял перед рестораном, уставившись на дверь, разинув рот. Спустя пару секунд она вернулась – высунула голову в дверь с последним вопросом на устах.

– Капак, скажи мне, ты помнишь свое детство?

– Что?

Вероятно, я так и подпрыгнул, потому что она улыбнулась и погладила меня пальцем по носу.

– И я тоже не помню, – сообщила она и вновь удалилась, на сей раз окончательно.

* * *

Я вернулся в офис, чтобы отчитаться. Соня сидела, надув губы, уставив на меня ненавидящие глаза. Правда, при виде подписанных договоров она просияла: раскрутить Рида она пыталась почти столько же лет, сколько и Кардинал. Соня спросила, как мне это удалось. Ей явно хотелось со мной помириться, но я только хмыкнул и отвел взгляд. Нас разделяла стена, которая, как мне казалось, никогда уже не рухнет. Она солгала мне, обманула – и продолжает ломать комедию до сих пор. Я сунул ей договоры для окончательного оформления, сухо извинился, что не могу остаться на работе, и ушел.