Текст книги "Город смерти"

Автор книги: Даррен О'Шонесси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Я выступил вперед. Время слов и угроз миновало. Я подошел к Зейдельману. Теперь он дрожал как осиновый лист, и, несмотря на храбрые речи, в его глазах брезжила растерянность. Ему уже доводилось проходить через огонь и воду, но тогда он знал сценарий. Теперь же он не мог понять, насколько далеко я готов зайти.

Легкий ветерок сдувал ему челку на глаза. Моргнув, он встряхнул головой, отбрасывая волосы со лба. Я подошел поближе, раскрыл пакет и позволил ему заглянуть внутрь. Он ждал увидеть что-то другое: револьвер, клещи, нож. Какое-нибудь орудие зверств. К зверствам он был готов. Но не к этому.

Съежившись всем телом, он заплакал.

– Нет, – взмолился он. – Вы не имеете права. Я человек. Такой же, как и вы. Нельзя воскрешать прошлое. Это не по-божески.

– Подпишите бумаги, – тихо проговорил я, вновь проведя рукой по его волосам, успокаивая его, точно ребенка. – Подпишите или я достану эту штуку и включу. Она работает на батарейках. Прогресс, nein?

Он смотрел на меня. В его глазах промелькнули отвращение, ненависть и, что было важнее всего, страх. Я нажал на кнопку, и механизм сердито зажужжал. Выждав несколько секунд, я выключил его.

– Подписывайте.

– Нелюди, – всхлипывал он.

– Да, – подтвердил я. – Мы с Адольфом и Германом. Все мы нелюди. А вы – наша жертва. Давайте, подписывайте, чтобы нелюди оставили вас в покое. В этом ваша единственная надежда. Решайте сами – мучиться или нет. Все в ваших руках.

– Нет, – произнес он, взяв у меня ручку, которую я уже держал наготове. – Я ничего не решаю, демон. Ваши нелюди переломали мне руки много лет назад. Руки и волю. Я думал, что им это не удалось, но я ошибался. Эту бумагу подписывают не мои руки. – Он поднял на меня глаза. – А ваши. – Поставив финальный росчерк, он сунул мне ручку и документы и умолк.

Мы бросили его на фабрике. Он стоял, одинокий, плачущий, голый, сломленный. В машине царило гнетущее молчание. Тассо с Винсентом думали, что повидали все на свете и сделались глухи к жестокости и боли, которыми изобилует мир. Сегодня они обнаружили, что ошибались. Капак Райми продемонстрировал им новый вид жестокости – новый и в то же самое время старинный способ, с которым они дотоле сталкивались лишь в учебниках истории.

Когда машина подъехала к моему отелю, Винсент ухватился за пакет.

– Дай посмотреть, что там, – любопытство прям гложет.

– Смотри, – заявил я. – Мне нечего скрывать.

Он открыл пакет медленно, осторожно, опасаясь увидеть внутри какую-нибудь отвратительную живую тварь. Но при виде пресловутой вещи его лицо вытянулось от недоумения.

– Что-то не врубаюсь, – пробурчал он. Запустил руку в пакет, потрогал таинственный предмет, вытащил наружу, включил. – Никак не могу врубиться, чего он так сдрейфил, а? – произнес он, меж тем как я выбрался из машины и хлопнул дверцей. – Что такого жуткого в электробритве? – задал он риторический вопрос.

* * *

На следующее утро Адриан вновь не явился на работу. Меня опять возил Томас: молчаливый, покорный, понурый. Туман рассеивался, и до моего офиса мы добрались без проволочек. По дороге я позвонил по мобильному в фирму Адриана и спросил, что с ним. Ответила мне девушка на коммутаторе: Адриана она не знала. В офисе я поискал Соню, но ее не было. Попытался позвонить Адриану домой – там никто не подходил.

Его отсутствие меня нервировало. Может, стряслось что-нибудь? Но, наверно, он бы тогда позвонил… Я решил, что после работы заскочу к нему домой и наведу справки.

Добравшись до своей комнаты, я устроился в кресле с первой за этот день чашкой кофе. Но тут же зазвонил телефон. Это был Форд Тассо:

– Сегодня вечером тебя желает повидать Кардинал.

– Да? – У меня сердце упало в пятки. – И что, есть какой-то конкретный повод? Не из-за нашей вчерашней поездки, часом?

– Хотел бы он прислать письмо – прислал бы с гребаным курьером, – взревел Тассо. – К одиннадцати ноль-ноль чтоб был здесь, засранец, и не опаздывай.

– Ладно. Увидимся… – Но он уже повесил трубку.

Мне стало уже не до работы. Моя вторая аудиенция у Кардинала! Очевидно, он уже слышал, как я выпендрился с Зейдельманом. Что же, он хочет поздравить меня лично? Или раскритиковать мою тактику? Может, я слишком много себе позволил? Повышение по службе или отставка? Я ума не мог приложить.

В офисе я выдержал ровно сорок восемь минут и не секундой больше. На месте мне не сиделось. Шелестеть бумагами и вчитываться в древние сухие документы стало совсем невмоготу. Я еще ни одного рабочего дня не пропустил. Давно, давно пора украсить своим именем список прогульщиков. Потехе час, делу время – пока дело с ума тебя не свело.

Я вызвонил Томаса, выскользнул из здания через задний ход и велел шоферу просто покатать меня по городу. Опустил стекла, впуская в салон свежий воздух. Мне требовалось подумать. Моя первая встреча с Кардиналом словно бы приснилась мне во сне. Меня приволокли к нему без предупреждения – я не успел ни сопли вытереть, ни ботинки почистить. Я понятия не имел, какое впечатление произвел на него тогда, но теперь твердо решил: на сей раз надо выказать перед ним собранность. Продемонстрировать, чему я научился. Доказать, что в его организации я на своем месте.

Вот только…

Подхалимы день и ночь скачут вокруг Кардинала на задних лапках. Всякий знает, что он их недолюбливает. Ненавидит поклоны, расшаркивания, отрепетированные речи. Терпит, конечно, – ведь даже Кардинал не в силах изменить светских условностей, но это не значит, что они ему по сердцу. А вот я ему в первую нашу встречу вроде бы пришелся по сердцу – если у него вообще есть сердце. Мы вполне поладили: судя по всему, ему было приятно со мной общаться. Возможно, его позабавили мои непротокольные манеры. Возможно, и эту работу он мне дал именно потому, что я резал правду-матку, не подумавши, ножками не шаркал и вообще не…

Нет, так и мозги вывихнуть недолго. Значит, лучший способ подготовиться к встрече – это к ней не готовиться? В моих ли это силах? И нужно ли ему это от меня? Может, он, наоборот, желает на сей раз увидеть лощеного светского льва?

Головоломка замучила меня вконец. И тогда я решил: а пошло оно все на фиг! Пусть Кардинал думает. Я приду таким, каков я есть. Не оправдаю его ожиданий – увы и ах. Жизнь слишком коротка, чтобы трястись из-за всякой ерунды.

– Томас, вы знаете какие-нибудь хорошие спортивные центры?

– Да, сэр, – ответил шофер.

– Отвезите меня в какой-нибудь.

– Какие будут пожелания, сэр? Я Знаю много центров для людей с самыми разными вкусами. Боулинг, бадминтон, легкая атлетика?

– Все равно. Мне просто хочется подвигаться. Как следует поднапрячь тело, чтобы перестать думать о… – Тут перед моим мысленным взором вновь возникло лицо «той женщины». И не только лицо, но и рука с теннисной ракеткой. Смеясь, она подавала мяч. – А какой-нибудь хороший теннисный корт знаете? – спросил я опасливо. Прикрыл ладонью лоб, силясь удержать в памяти образ незнакомки. И вновь не удержал. – Для начинающих?

– Да, сэр.

– Тогда нажмите на газ, Томас, и не сбавляйте ходу, пока мы туда не приедем.

– Да, сэр.

Кто она? Почему все время мне мерещится? Откуда она взялась и что для меня значит?

Я записался в теннисный клуб – один из самых фешенебельных на Северо-Западе. Шампанское со льдом в холле, компьютерный мониторинг игры, обслуга в щегольских костюмах и галстуках-бабочках; теннисисты – все сплошь холеные, загорелые, лоснящиеся от вкусной еды, в моднейших шмотках. В перерывах между сетами звонят своим брокерам.

Вначале администратор задрал нос: недвусмысленно намекнул, что здесь не приветствуются посторонние, которые являются в клуб без предварительной договоренности. Но получив солидные чаевые и услышав имя Кардинала, встретил меня как родного.

Вначале пришлось приобрести экипировку. Мне сказали, что при желании я могу воспользоваться прокатом, недвусмысленно намекая, что эта услуга – для лохов и скряг. Небрежно отмахнувшись от совета, я выложил больше денег, чем предполагал, за тоненькую тенниску, шорты и парусиновые туфли, которые в любом приличном магазине в центре города обошлись бы мне вдесятеро дешевле. Ну да ладно – что деньги-то жалеть? Авось сведу здесь знакомство с потенциальными клиентами и еще до вечера отобью свои расходы. Хорошая, кстати, мысль. Надо будет не зевать. Метод продаж «Свой брат-спортсмен» я еще не пробовал, но у нас в офисе было несколько его приверженцев и они, надо сказать, преуспевали.

Проиграй клиенту на корте, осыпь его комплиментами, подольстись, и – если мои коллеги не врут – он пригласит тебя в гости, подпишет не глядя все что угодно, да еще и жену под бок подложит.

Инструктор, теннисист полупрофессионального класса, спросил, играл ли я прежде. Я помнил лишь, как «та женщина» подавала мне, да еще какие-то игры с мячиком в детстве. И больше ничего.

– Нет, не играл, – ответил я.

Он начал объяснять мне основы. Делал он это дотошно, вдаваясь в детали, на каждом шагу подчеркивая, что это всего лишь первый из, будем надеяться, множества уроков, что я должен не торопиться и не ждать слишком многого от первого раза.

Я сунул ему пухлую пачку купюр и заявил, что теннис как хобби на всю жизнь меня не интересует. Мне просто хочется выпустить пар, прочистить мозги, часа два хорошенько попотеть, выбросив из головы мысли о работе.

– Подавайте мне мячи, – распорядился я, – как можно быстрее и жестче. Жалость и милостыня в виде легких подач мне ни к чему. Когда время истечет, свистнете.

Инструктор оказался практичным человеком и заявил, что твердо придерживается принципа «Клиент всегда прав». Сунул деньги в карман, отошел на тот конец корта и дал мне жару.

Сначала мне здорово досталось. Я гонялся за безнадежными мячами, скакал по корту туда-сюда, пыхтел, сопел, чувствовал себя настоящим идиотом. Инструктор спросил, не желаю ли я передохнуть.

– Заткнитесь и подавайте дальше, – отрезал я. Он послушался. Похоже, ему со мной нравилось. Не каждый день ему удавалось заткнуть за пояс клиента.

К концу первого сета я немножко набрался мастерства. Совершенствовался я быстро. За пару геймов я отучился робко сутулиться, выработал хорошую спортивную стойку, стал уверенно держать в руке ракетку, приосанился, перестал упускать из виду мяч, ускорил темп. Пошел второй сет. Еще несколько геймов, и я уже отбивал все подачи инструктора, да и сам его размочил. Теперь уже я диктовал стиль игры, а соперник пытался за мной угнаться. Я колошматил его почем зря, смешивал с грязью, и он ничего со мной не мог поделать. Тоже мне, полупрофессионал!

Второй сет я выиграл со счетом 6:4, а третий – со счетом 6:1.

После матча он, весь напыжась, подскочил ко мне и взревел:

– Да вы не начинающий!

– Ошибаетесь, – процедил я. – Сегодня я играл впервые.

– Брехня! Вы меня разбили в пух и прах!

– Новичкам везет, – улыбнулся я.

– Ага, нашел дурака! – И он ткнул меня пальцем в грудь. – Или я не вижу, что ты, мать твою, профессионал? Разве любитель против меня бы устоял? Да против меня полупрофессионалы ни к черту не годятся. Кто тебя послал? Признавайся, это тебе Шерил заплатила, чтобы меня унизить? Тоже мне, остроумная нашлась! – Он вновь ткнул меня в грудь.

Я заломил ему руку за спину и стал крутить, пока кость не заскрипела, готовая переломиться. Он завизжал.

– Еще раз на меня полезешь, – процедил я, – и вскоре сможешь подавать разве что миски с фасолью. Никто меня не подкупал. Никто меня не присылал. Сегодня я впервые взял ракетку в руки. Значит, либо я прирожденный теннисист, либо ты не такой уж мастер. Вот тебе мой совет: возьми деньги, которые я тебе дал, улыбнись, проглоти обиду и почаще играй на корте с мячиками вместо того, чтобы девиц кадрить. А теперь вали отсюда и больше мне на глаза не попадайся.

Я отпустил его руку и удалился, упиваясь азартом. Я готов был вызвать на бой весь мир. Ничто не сравнится с хорошей разминкой на спортплощадке и короткой дракой, в которой ты – хозяин положения!

Я поболтался на площадках, где играли в сквош и гандбол. Там я проявил себя несколько хуже, но все равно сам удивился своим атлетическим способностям, о которых и не подозревал. Надо будет как-нибудь сюда вернуться. Если я так преуспел с первого же раза, что ждет меня впереди, после целеустремленных тренировок? Может, не рэкетом мне надо на жизнь зарабатывать, а ракеткой?

Потом я забрел в «Шанкар». Все тело у меня пело от радости двигаться, дышать, жить. День обещал быть удачным. Я уже видел, как Кардинал сжимает меня в объятиях, называет «сын мой», вручает ключи от своей империи и право распоряжаться всем царством по моему усмотрению.

Ага, держи карман. Когда раки засвистят «Мишель-мабелль».

Я поужинал с И Цзы и Леонорой. Рассказал им о назначенной мне аудиенции. Они очень обрадовались, особенно И Цзы.

– Он тобой интересуется, – проскрипел он. – Раньше я не был в этом уверен. Догадывался, но… Возможно, это начало, Капак. Мне кажется, сегодня он мало что скажет – со стороны это будет выглядеть не бог весть как, – но от того, что случится сегодня в одиннадцать, зависит все твое будущее.

– Как мне себя вести? – спросил я. – Может, развязно? Хлопнуть по спине, точно старого армейского дружка? Или потупить глазки и первым рта не открывать?

– Веди себя естественно, – посоветовала Леонора. – Насколько я могу предполагать, все эти месяцы Дорри держал тебя под пристальным наблюдением. Он знает, что за человек Капак Райми. Покажи ему сегодня этого человека. Будь верен себе. Не актерствуй. Будь искренен, отвечай на его вопросы честно. Не пытайся умничать. Не лезь из кожи вон, пытаясь ему понравиться. Будь собой.

– Да, – согласился И Цзы. – Никаких спектаклей. Ты – волевой, упрямый, благоразумный молодой человек. Первое: ты его уважаешь, и он это знает. Лизоблюдство ни к чему. Второе: ты о себе высокого мнения. Это он тоже знает. Пускать ему пыль в глаза не обязательно. Он не ждет от тебя искрометного остроумия или показной силы. Просто хочет проверить, как дела у его новейшего новобранца. Возможно, он даст тебе поручение. Если тебе нравится возвышенный стиль, «поручит миссию». Какое-нибудь личное поручение, скорее всего мелкое. Это будет знак доверия с его стороны. Оно ничем не будет отличаться от друшх поручений – но оно будет ДЛЯ него. Если так случится, отнесись к этому поручению как ко всякому другому, словно так и надо.

– Понял, – произнес я, кусая гамбургер. Здесь их готовили превосходно. Они были черные, как сердце грешника, с нужной – ни граммом меньше, ни граммом больше – дозой соуса и салата. Одной четвертьфунтовой отбивной от «Шанкара» можно было бы совлечь с пути истинного половину всех вегетарианцев в мире. – Слушайте, а Адриана никто из вас не видел в последнее время? – спросил я, на секунду оторвавшись от еды.

– Кого? – переспросила Леонора.

– Адриана. Моего шофера.

Леонора слегка нахмурила лоб:

– По-моему, я его не знаю. Мы встречались?

– Вряд ли, – ответил я, – но вы наверняка его иногда со мной видели. Молодой парень, вечно улыбается, немножко на клоуна смахивает.

– Нет, – произнесла Леонора. – Я с ним не знакома.

– А ты? – обернулся я к И Цзы.

Тот с широкой ухмылкой пожал плечами:

– Нынче для меня все молодые на одно лицо.

– Много же от вас толку, – скривился я.

– Возраст есть возраст, дорогой, – улыбнулась Леонора. – Когда проживешь столько же, сколько мы, поймешь, о чем я говорю. Рассудок начинает барахлить. Память отказывает. Бывают дни, когда я с большим трудом вспоминаю, как меня саму зовут. Правда, И Цзы?

– Кто? – захохотал он.

– Если я доживу до ваших лет, – проговорил я, – то, надеюсь; какой-нибудь добрый, благожелательный человек будет так любезен, чтобы избавить меня от дальнейших страданий. – Я встал. – Что ж, был бы рад еще посидеть, послушать ваши бессвязные склеротические россказни, но меня ждут непрожитая жизнь и несделанная карьера. Знаю-знаю, час еще ранний, но раз уж курам ранний час на пользу, то и мне тоже. Увидимся.

– Увидимся, – откликнулся И Цзы.

– Прощай, Капак, – произнесла Леонора.

Из ресторана я вернулся в «Окошко». Принял душ – третий раз за этот день: этот город умел заездить человека до седьмого пота. Воды, выжатой из моей одежды, хватило бы на неделю для всех нужд небольшой африканской деревеньки.

Я вышел из душа, обвязанный полотенцем, и обнаружил в номере Кончиту.

– Приветик, – заорала она. – Я сегодня «Королеву Африки» заказала. Слабо посмотреть?

– Извини, – сказал я. – Этот речной круиз мне придется пропустить. Мне нужно встретиться с начальником. Может, меня повысят. – Я открыл дверцу шкафа и стал подбирать одежду. Ничего вызывающего. Аккуратно отутюженные брюки и рубашка, не слишком туго завязанный галстук. Пиджак надевать не стоит – жарковато. – Ну, как я выгляжу? – спросил я, кружась на воображаемом подиуме.

– Как старомодный хрыч, – захохотала она.

– Фу. Протестую. Я не старомодный. Я элегантный.

– Зануда, вот ты кто. – Она включила телевизор. – Во сколько вернешься?

– Не знаю.

– Тебя дожидаться?

– Не стоит беспокоиться. Побудь тут пару часов. Может, я и рано приду. Позвоню из «Пар…» из офиса, если получится. – Я избегал произносить при ней слова «Парти-Централь» или «Кардинал». Она по-прежнему считала меня простым страховым агентом, и я очень хотел, чтобы так осталось и впредь. Узнай она о моей работе, о Зейдельмане, о Кардинале, наши отношения осложнились бы. Меньше знаешь – крепче спишь. – Если к двенадцати я не дам о себе знать, замнем, – предупредил я. – Возвращайся наверх, а завтра увидимся.

– Идет. Значит, увидимся, когда увидимся.

– Адьос, сеньора.

Томас молча отвез меня в «Парти-Централь». Он вообще был несловоохотлив – когда я пытался его разгозорить, отвечал кратко и скупо, уклоняясь от наводящих вопросов. Словом, давал понять, что знает свое место и ничего не имеет против незримого барьера между нами. Чем раньше Адриан вернется, тем лучше.

«Парти-Централь» гудел как улей – ночная смена была на трудовом посту. Конечно, до хаоса, который воцарялся здесь к полудню, этим ночным звукам было далеко, но все же в этот поздний час в городе однозначно не было более шумного здания, чем «Парти-Централь». Сфера интересов Кардинала захватывала огромную часть земного шара. Его организация представляла собой круглосуточно работающий механизм, военную базу в режиме постоянной боеготовности; она никогда не отдыхала, никогда не замедляла ход. Вечно голодное чудовище экономики.

Разумеется, у входа дежурили бойцы Контингента, бесстрастные, как инопланетяне. Недавно пресса слегка нас потревожила, как случалось каждые два года: очередной молодой политик, пытаясь сделать себе имя, обрушился на личные вооруженные силы Кардинала, потребовал обезоружить их или вообще расформировать. Обычно запалу у политиков хватало недели на две. За это время простые граждане успевали излить свой гнев и успокоиться, а выскочке затыкали глотку либо деньгами, либо свинцом. На том все и кончалось.

Я записался в книгу посетителей у администратора и сдал ботинки. Тем, на кого жара действовала неблагоприятно, предлагали бесплатные тюбики дезодоранта для ног.

Времени у меня было полно – добрых полчаса в запасе. Ожидая лифта, я заметил справа дверь на лестницу. С той, первой ночи я бывал в «Парти-Централь» много раз – прикасался, так сказать, к административному сердцу империи Кардинала. Сначала мне пришлось явиться сюда за новыми документами, официальными бланками и удостоверениями, закреплявшими за мной законный статус члена организации и снабдившими меня биографией на тот случай, если кто поинтересуется (своих документов у меня не было – наверно, позабыл дома, когда отправился в город). Также я много здесь работал, пользовался огромными архивами здания; они занимали восемь этажей и были самыми полными и всеобъемлющими в городе, с досье на всех и каждого, от политиков до молочников и бродяг. Доступ к ним был ограничен, и меня пускали только на три этажа, но от одного количества бумаги, затраченной на досье, бросало в трепет: должно быть, пришлось срубить целый тропический лес… Электронные хранилища информации Кардинал не одобрял – утверждал, что к ним слишком легко подключиться и риск сильно перевешивает возможные достоинства.

Однако лестницей я не пользовался еще ни разу. Да и зачем – ведь здание было оборудовано великолепными, быстрыми и удобными лифтами. Но после энергичной встряски на теннисном корте меня так и тянуло подвигаться, и идея взбежать на пятнадцатый этаж по лестнице меня увлекла. Время я скоротаю. Вспотею, конечно, но всегда можно забежать в туалет и сполоснуть подмышки. Приняв решение, я проигнорировал раскрытые двери лифта и ступил на лестницу.

Освещена она была тускло. Безусловно, это было самое сумрачное место в озаренном яркими лампами «Парти-Централь». Вплоть до одиннадцатого этажа я не встретил ни души. Лестницей здесь просто не пользовались, даже для того, чтобы спуститься или подняться на один этаж. Виной тому была не всеобщая лень, а неписаный бюрократический указ Кардинала: в его здании, где самое время принадлежит ему, человек должен как можно быстрее добираться до цели, а не тратить драгоценные минуты на пешие прогулки.

Здесь было прохладно – желанная свежесть после душного, облипающего легкие воздуха этой ночи. Хотя здание «Парти-Централь» было оснащено кондиционерами, никакие чудеса современной техники не могли аннулировать эффект от круглосуточно толкущихся там людских орд.

На подступах к седьмому, кажется, этажу мне на ум вновь пришла «та женщина». Я сбавил ход, прищурился и увидел ее так явственно, как никогда еще в жизни. Она представала передо мной в самых разных ситуациях и позах. Эти «кадры» сменялись с интервалами в несколько секунд. Вот она на кухне, вот склонилась над шашлычницей, вот подает теннисный мяч, целует меня, валяется у камина совершенно голая, а перед ней стоит шахматная доска, вот она, хохочущая, за рулем машины, вот она стонет в экстазе (подо мной? Наверное, хотя самого себя я на этих картинках видел редко), подбрасывает на сковородке блинчик, нервно – как знать, почему? – крутит на пальце свое обручальное кольцо, поливает цветы, хохочет – она вообще много хохочет.

Кто бы она ни была – реальная женщина или плод моей фантазии, – смеяться она любила. Веселый от природы человек, с легкими морщинками вокруг глаз и рта – от постоянного смеха. И стоило ее губам растянуться в улыбке, как в груди у меня что-то сжималось, и мне становилось тепло, словно я в нее влюблен. Вот странное дело. Почему воображаемая женщина вызывает у меня такую бурю страстей?

Я попытался вспомнить своих былых подружек. Может, она из их числа, просто я ее забыл? Либо это собирательный образ, мой идеал женщины: губы от одной, нос от другой. Теперь я не шел, а еле полз.

Я НЕ МОГ ИХ ВСПОМНИТЬ.

Мои подруги, прежние любовницы, те, с кем я спал. Те, с кем я познакомился после приезда в город, всплывали в памяти легко, но до приезда… Ничегошеньки. Опять пустота, пустота, на которую я все чаще натыкался в последнее время, пробел в памяти, обрывающийся лишь с моим приездом в город. Это что же такое, болезнь? Преждевременный старческий, склероз? Но почему же он распространяется лишь на мою жизнь за пределами города? Почему все, что случилось после приезда, вспоминается мне четко, а то, что-было до, теряется в непроглядной мгле? До приезда сюда у меня наверняка были подруги. Но ни одной из них я никак не вспомню. Блин, да я с трудом припоминаю даже лица собственных роди…

И тут меня шатнуло, словно от головокружения, и я замер на площадке одиннадцатого этажа. До меня дошло, что я вообще не помню их лиц. Мать, отец… Есть ли у меня братья и сестры? ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЮ! Куда ни ткнись – пустота. Вместо дней, вместо лиц, вместо всего, что я мог или не мог соверш…

Боковым зрением я заметил, что навстречу мне по лестнице кто-то спускается. Я и не обратил бы внимания, если бы эта женщина шла как нормальный человек, которому нечего скрывать, громко топая по ступенькам. Но она кралась на цыпочках, а при виде меня замерла, попробовала юркнуть в тень. Как ни смешно, именно это движение, эта попытка спрятаться заставила меня насторожиться. Пройди она с наглым видом мимо меня, я бы, раздумывая о заморочках моей дурной головы, и вслед не поглядел.

Но я посмотрел на нее, и она застыла как вкопанная, застигнутая с поличным. Побег стал невозможен, поимка же – неизбежна. Она была одета во все черное – отличительная масть ночных домушников всех времен и народов. Разглядывая ее, я поднялся еще на одну ступеньку, чтобы лучше видеть – а она, словно бы смирившись с судьбой, вышла на свет и показалась мне во всей красе.

Она была высокая, как минимум с меня ростом – впрочем, при взгляде снизу я мог и ошибиться. Фигура что надо: ноги, красиво изгибаясь, переходили в роскошные бедра, тонкая талия, здоровенные, остроконечные, как у египтянки, груди оттопыриваются под тесным пуловером. Узкое скуластое лицо ни по каким меркам нельзя было назвать красивым, но с ее телом оно сочеталось идеально. Кожа казалась почти черной – может быть, просто в тусклом свете. Острый подбородок, ушей не видать под гривой черных волос. Почувствовав, что у меня встает, я огромным усилием воли приказал себе думать не членом, а головой.

– Что вы здесь делаете? – сурово спросил я, поскольку девушка явно пришла сюда не с самыми добрыми намерениями. Но как она проникла в здание? «Парти-Централь» всегда казалась мне неприступной крепостью, защищенной лучшей техникой, какую только можно купить за деньги. Может, она сотрудница Кардинала, обтяпывающая какие-то левые делишки? Или все еще серьезнее? – Кто вы? – накинулся я на нее, засовывая правую руку за спину – авось подумает, что я вооружен. – Как вас зовут? Почему вы…

Тут у меня перехватило дух, потому что она приблизилась и теперь пристально разглядывала меня, с вопросительным видом склонив голову набок. Наморщила лоб, словно узнает меня, но никак не может припомнить. Затем, с такой сексапильной улыбкой, каких я в жизни не видывал, она прижала руки к бедрам, сделала движение сверху вниз и… и сбросила свои широкие брюки.

Забыв о моем воображаемом револьвере, я изумленно вытаращился на нее. Она была в длинных белых панталонах, скорее удобных, чем соблазнительных, но в данный момент показавшихся мне самым шикарным на свете бельем. Правда, смотреть на них мне довелось недолго – спустя несколько секунд они шлепнулись на скомканные брюки у ее ног.

Она спустилась ниже. Я ничего не видел, кроме темного ларчика между ее ног. В руке она наверняка держала нож – но мне было плевать. Мой взгляд был прикован к зарослям ее волос: черным, блестящим, упругим. Если я умру на этой лестнице, то умру завороженным и счастливым, страстным и бессильным.

Она остановилась, не дойдя до меня четырех ступенек.

– Эй, – проговорила она тихо, низким, томным голосом. Я неохотно поднял глаза и встретился с ней взглядом. Облизнув губы, она набросилась на меня.

Мы моментально свалились на ступени, целуя и кусая друг друга, охваченные пылом страсти. Мои руки ухватились за ее груди, а потом беспардонно прогулялись сверху вниз по ее телу, чтобы пощупать ягодицы, а затем – и приласкать огонь в ее заветном влажном камине. Она безжалостно укусила меня в шею, застонала, принялась облизывать. Ее пальцы обнаружили мою ширинку, расстегнули, чуть не разорвав, молнию, выпустили на свободу мой член. Ее ногти вонзились мне в яйца, настойчиво подталкивая меня к ней (словно меня еще надо было подталкивать).

Природа привела меня в пышный оазис так же скоро и безошибочно, как первого мужчину на земле, спихнула меня в этот водоворот жизни и любви, притянула к нему как магнитом. Мы бесились, как кошки, – толкались, пихались, вертелись волчком. Перекатились по лестнице. Потом, так и не расцепившись, к стене. Вскочили. Сначала я прижал ее к стене, но она решила поменяться со мной местами и пришла моя очередь ощутить всей задницей холод здания. И опять на ступеньки, все ниже и ниже, ну и силища, да я в жизни еще… сейчас точно взорвусь, ну и плевать. В тот момент на свете не было никого, кроме нас. Кроме сладостного союза моего меча с ее ножнами. Весь остальной мир перестал существовать.

Я выудил из-под пуловера ее правую грудь и жадно припал к ней. Еще никогда секс не был мне так вкусен. Мечта всех малолетних школьников, лучшая фантазия онаниста, осуществленная в реальности. Не побоюсь пошлости и скажу: в эти краткие минуты я почувствовал себя будто в раю.

Я кончил, но это было не важно. Я все равно продолжат работать членом, по-прежнему твердым и неутоленным. Она тоже кончила несколько раз, но распалилась не хуже меня. Нас захлестнуло что-то сверхъестественное, мы стали пешками в игре, над которой не имели власти. Никто из нас не хотел прерваться. Никто из нас не был в силах. Никто – пока заряд не иссяк.

Но в конце концов он иссяк.

Я откатился в сторону, тяжело дыша. Поглядел на нее. Она привстала, потряхивая головой, поглаживая одной рукой колено, а другой – осторожно, благоговейно – свой пах. Она поглядела на меня. Ухмыльнулась, вскочила, натянула панталоны и брюки. Наклонилась ко мне, чмокнула в щеку и, не сказав ни слова, начала спускаться вниз.

Беспомощный, я проводил ее взглядом. Может быть, она подложила в здание бомбу и, поднимаясь наверх, я иду навстречу гибели – но это было не важно. Жизнь и смерть потеряли значение. Я открыл для себя сексуальный экстаз.

Спустя некоторое время я с трудом застегнулся и встал. Поглядел на часы. Запас времени у меня еще был – приключение продлилось куда меньше, чем мне показалось. Я поспешил в туалет и привел себя в порядок. А затем, весь красный, часто дыша, отправился к Кардиналу.

* * *

У двери в его кабинет ожидало несколько человек из самых разных слоев общества: кто в костюме, кто в лохмотьях, кто даже в одежде священника. Секретарша поманила меня рукой – мол, идите без очереди. Мне в спину вонзились испепеляющие завистливые взгляды.

Когда я вошел, он играл со своими марионетками, скрючившись на корточках позади небольшого столика. Между ножками столика был натянут кусок тонкой белой ткани, примерно в полметра длиной, подсвеченный сзади мощной лампочкой. Кардинал держал в руках пару маленьких марионеток – незатейливые темные силуэты, прикрепленные к длинным тростям. Он прижимал кукол к ткани и заставлял дергаться, а с той стороны экрана они казались самостоятельно движущимися тенями.

– Китайские, мистер Райми, – сказал он мне, не поднимая глаз. – Привозные. Им триста лет.

Он заменил одну из фигурок – мужчину в большой шляпе – другой, мелким дракончиком, которого заставил ловко кружиться в лучах света.