Текст книги "Апокалипсис (СИ)"

Автор книги: Даниил Аксенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

  – Да ты вообще не стерва, – ответила я. – Почему стерва? Каждый выживает как может. Ты ведь согласилась на то, чтобы сжечь Книгу. Хочешь остановить Влада. Я так думаю и для того, чтобы прекратить все это. Из-за нас в мире ужас что творится. Хочешь, я прямо сейчас помогу тебе с Владом? Или еще лучше – давай его выдадим Хранителям. Пусть все закончится наконец! А потом мы просто вернемся домой. Я могу тебя поселить в своей квартире, если тебе негде жить. Будешь жить у меня сколько тебе угодно!

  Зорро посмотрела на меня с интересом.

  – А квартира-то большая? – спросила она.

  – Однокомнатная, – ответила я. – Но ничего. Мы поместимся.

  Блондинка расхохоталась.

  – Ну ты, Аня, даешь! Да я в твоем возрасте уже жила в пятикомнатной в центре, которая принадлежала мне! Ты посмотри на своих мужиков – они же стелятся перед тобой. Пусть спонсируют!

  – Я от мужчин принимаю только музыку, стихи... или цветы. Только это они дарят хорошо, от чистого сердца. А еще можно принимать время. Я как-то встречалась с одним крупным биржевым игроком. От подарков отказывалась, но он все дни проводил со мной. Представляешь, сколько он мог бы заработать? И получалось, что все-все-все тратит на меня! Весь свой доход!

  – Но ведь этих денег у тебя не было! – поразилась Зорро, широко раскрыв глаза.

  – Да, но все равно он их тратил на меня.

  Блондинка покачала головой и задумалась, а потом спросила и снова невпопад:

  – Аня, а где твой Почтальон?

  Мои брови удивленно поднялись. Какой еще почтальон?

  – Ты о чем?

  – Ну, Первый Дом разве не дал тебе Почтальона? Он ведь его почти всем дает, кто прошел пару этажей. Человек... точнее, не человек, а некто для связи. Мне рассказывали, что эта традиция, возможно, зародилась еще во времена Инквизиции. Хотя кто точно знает? Претендентам иногда нужно было вступать в переговоры с властями, но как это сделать, если народ запуган и все отказываются быть посредниками? А те, кто не отказывается, может выдать! Вот Первый Дом и дарит Почтальона. Он не человек, а расходный материал. Сражаться не может, но выполняет поручения. Туда сходить, то принести-отнести... Он не выдаст, если его схватят, будет твердить одно и то же. Если схватят вдали от Претендента, то Почтальон говорит, что знать никого не знает. А если рядом, то прикидывается родственником. Например, мой говорил, что он мне муж. Даже предъявлял настоящий паспорт! Вот смеху-то. Но погиб вместе с моей свитой. Думаю, что скоро снова появится. Новый всегда приходит, если старый гибнет.

  Признаться, история меня огорошила. Оказывается, мне полагался какой-то Почтальон! Где же он?

  – Аня, а сколько этажей ты уже прошла? – вкрадчиво осведомилась Зорро.

  – Меня ждал шестой, – я решила ответить честно, – но уже, конечно, не пойду.

  – Шестой? – блондинка удивленно потерла лоб наманикюренным пальцем с синим лаком. – И у тебя нет Почтальона?

  – Нет, – сказала я, недоумевая.

  – Н-да... значит, ты и правда такая... Бедная девочка!

  – Почему бедная? – живо заинтересовалась я. Если кто-то называет тебя бедной, то получается, что он – богат, не так ли?

  – Претенденты не получают Почтальона только в одном случае, – пояснила Зорро, с жалостью глядя на меня, – если они слишком добрые и никогда не смогут этим Почтальоном пожертвовать. Он тогда просто бесполезен!

  – Я не такая уж и добрая...

  Зорро вздохнула и хмыкнула, скептически качая головой.

  – Аня, а к шестому этажу ты успела подготовиться? Оружие у тебя есть?

  – Есть, – ответила я. – У меня очень красивый меч. Но теперь им уже не воспользуюсь, конечно.

  – Покажи-ка, – произнесла Зорро, расправляя полы халата под столом и поглядывая на большие желтые часы на стене. Мне показалось, что блондинка нервничает.

  Я достала меч из ящика в спальне и принесла его на кухню. Моя новая подружка им не заинтересовалась, лишь бросила быстрый взгляд на белую рукоять и сказала:

  – Ты бы его держала при себе. Хорошая ведь вещь. Не расставайся с ним. Я слышала, что так все фехтовальщики делают – просто носят свое оружие. Чтобы привыкнуть.

  – Странно, – удивилась я. – Никогда такого не слышала. Но зачем мне меч? Обойдусь. Сдам его в какой-нибудь музей, когда все закончится.

  – А я говорю, держи его при себе, – неожиданно твердо сказала Зорро. – Не выпускай из рук.

  – Но почему? – я ничего не понимала.

  – А вдруг придется бежать.

  – Куда бежать? Зачем?

  Блондинка встряхнула головой, отчего ее прическа растрепалась и показались тщательно спрятанные уши.

  – В Первый Дом, Аня, в Первый Дом. Если вдруг кто-то сюда нагрянет, то Первый Дом спасет. Но на шестом этаже без оружия делать нечего.

  И вот тут я поняла.

  – Ты навела на нас Хранителей? – мой голос был тих. – Нет, не может быть! На тебе же ничего не было, а за вами никто не следил! Ты бы не могла подать сигнал! Прости, прости... я сама не знаю, что говорю. Конечно, ты не могла предать.

  – На мне ничего не было, а во мне было, – зло усмехнулась Зорро. – Этот твой толстяк не гинеколог же. Иди в Первый Дом, Аня. Иди сейчас. А то будет поздно.

  Я вскочила со стула, чуть его не опрокинув, но Зорро быстро схватила меня за руку.

  – Послушай, девочка, – горячо зашипела она. – Я договорилась с Хранителями, что приведу их к тебе. Но если ты успеешь убежать, то моей вины нет. Беги! Забудь о своих поэтах. Спасайся! Ты не должна встречаться с Хранителями! Они все – мерзавцы и подонки, а их главарь Доберман, – просто безжалостный монстр! И он будет здесь, понимаешь?! К вечеру Хранители получат Влада. Я решила выйти из игры. Ну его нафиг, лучше синица в руке, чем пуля в башке. И ты сделай так же. Беги и я замолвлю за тебя словечко! Скажу, что ты раскаялась и после смерти Влада твоя Книга сгорит. Но сейчас не жги или я одна останусь против Влада, да и не спасешься ты! Просто беги, дурочка! Первый Дом тебя почему-то любит, он не даст пропасть... Беги!

  Я с силой вырвала руку. Мои мысли были ослеплены безумными вестями.

  – Рома, Витя... ребята! Бегите! Скорее! – я кричала изо всех сил, скатываясь вниз по громким деревянным ступеням. – Прочь отсюда! Прочь!

  – Что случилось?! – Виталий Петрович выскочил откуда-то сбоку.

  – Думаю, шмара сдала нас, – раздался сверху скрипучий голос Малыша. – Скоро начнется балет.

  – Что вы стоите?! Скорее в машину! – я теребила руками майку толстого рыцаря. – Бегите же!

  Ответом было клацание затвора, донесшееся из открытой двери, ведущей на чердак.

  – Поздно, босс, поздно. Балетмейстеры прибыли.

  Виталий Петрович резко прижал меня к себе и отпустил.

  – Аня, ты беги, – выдохнул он. – Скройся в Первом Доме!

  Мужчина бросился к окну, наполовину закрытому темно-зеленой шторой, и схватил автомат. Тогда я еще не знала, что это были последние слова толстого рыцаря, которые я услышала.

  Моя решительность вернулась ко мне!

  – Витя, сдавайся! – закричала я. – Ляг на пол! Старик! Слушай меня! Я хочу сжечь...

  Мне не позволили закончить. Что-то тяжелое сбило меня с ног, а потом раздался выстрел.

  Я сильно ударилась затылком об пол и даже помотала головой, чтобы перестало двоиться в глазах. На мне лежала блондинка. Она прыгнула с лестницы, чтобы помешать, а Виталий Петрович выстрелил в нее.

  Я подумала, что Зорро умерла, и оттолкнула ее, не обращая внимание на кровь на своей груди. Но сказать мне не дали. Сверху застрекотал пулемет. Виталий Петрович вскинул автомат, стоя спиной ко мне, но тут же упал как подкошенный. По его голове струилась кровь. Я взглянула на толстое обмякшее тело, еще не понимая, что произошло, а потом заметила, что за окном, на белой дорожке, лежит Роман, мой музыкант. И сразу же вспомнила, что он собирался проветрить мотоцикл, который выгнал из гаража и поставил за домом.

  Я все воспринимала как в тумане. Пулемет на чердаке как-то вдруг замолчал. Я ошарашенно оглядывалась то на тело Виталия Петровича, то на Романа и даже не сразу отреагировала на странный шепот:

  – Старик, открывай дверь.

  Медленно обернулась и увидела Зорро, которая приподнялась, держась за перила лестницы. Блондинка была вся в крови. Пуля попала в бок.

  – Иди... Иди же, идиотка! – слова давались Зорро непросто, на ее губах появились странные розовые пузыри.

  Я хотела пойти к ней, чтобы помочь, но заметила движение. Кто-то в черной одежде несся прямо на окно! Он был совсем близко. Я, кажется, взвизгнула, прыгнула к лестнице и тут же заметила дверь. Зорро все-таки открыла ее для меня.

  Глава 15. Андрей: 'Новый игрок'

  Оказывается, Фантомас живет в скромном домишке. Всего два этажа, балкон с резными перилами, аккуратный палисадник, в котором растут пара деревьев и розовые кусты, – наша Аня нетребовательна. Интересно, что же в ней нашел Первый Дом или просто дал курочке приоритет по причине первородства?

  Признаться, ни к одной дамочке я так не торопился на свидание, как к этой брюнетке. Бегу, едва не споткнувшись о труп, по дорожке, выложенной белой плиткой, вхожу в окно, забывая его открыть, приземляюсь на второй труп какого-то толстяка... и что же вижу? Скромная Аня исчезает в стене, а на перилах висит задыхающаяся Зорро! В ее боку – дыра, но совсем не для красоты.

  Я быстро оглядываюсь по сторонам. Похоже, в доме нет других выживших. Ребята штурмуют двери и окна. Рассерженно звенит стекло, возмущенно скрепят дверные петли – дом принимает новых постояльцев. Прежние уже не возражают.

  Мне жаль видеть Зорро в таком состоянии. Она вот-вот отбросит копыта. Нет, я не принадлежу к обществу борьбы за вечную жизнь блондинок, но эта дамочка обещала мне выдать Фантомаса и Влада. Ладно, пусть с Фантомасом почти справилась, а вот что с Владом? К тому же, Зорро – мой агент. Я ими не разбрасываюсь из принципиальных соображений.

  Подбегаю к блондинке и обнимаю ее нежнее, чем бутылку с чистым тринитроглицерином. Отрываю руки от перил и расслабленная девушка падает на меня. Кажется, она не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Это скверно.

  – Аптечку со стимуляторами! Живо! – я кричу в микрофон, висящий около рта.

  Еще есть шанс. Пытаюсь остановить кровь – дамочка бледна, как смерть. Если бы помогло, то лично впихнул бы ее в Первый Дом, но, увы, он излечивает Претендентов не на входе, а на выходе. Зорро к выходу не доберется, нужно поднимать ее своими силами.

  Сзади подбегает Миша, одним движением поднимает рукав дурацкого шелкового розового халата и вкалывает внутривенно эликсир под названием 'Я поживу еще минут пять, спасибо современной медицине!'. И действительно, помогает.

  Зорро слегка вздрагивает, открывает глаза и смотрит на мой нос. На ее лице нет прежней суетливости и желания куда-то успеть. Это кажется мне еще одним плохим знаком.

  – Тише, тише, – успокаиваю дамочку. – Мы тебя вылечим. В моих объятиях женщины умирают не от ран.

  Сухие губы Зорро размыкаются, я весь превращаюсь в слух, чтобы уловить что-то полезное для дела, но блондинка говорит неожиданно сильным голосом:

  – Добер... Андрей. Договорись с ней.

  – С кем? – на всякий случай уточняю я.

  – С Анной, – следует столь же разборчивый ответ. – Она – дурочка, просто несчастная дурочка.

  Зорро закрывает глаза. Ее дыхание сбивается.

  – Носилки! – командую я и тут же спрашиваю, пытаясь поймать последний шанс. – Так ты знаешь, где Влад или нет?

  Губы Зорро складываются в подобие улыбки. Я наклоняюсь к ней в ожидании ценной информации.

  – Дурочка, – повторяет блондинка. – Окружила себя поэтами, а денег нет.

  Я срываю свой шлем, чтобы озадаченно почесать макушку. Мне приходилось видеть, как умирают люди, и помню, что они говорили напоследок. Кто-то надеялся выкарабкаться, кто-то строил планы, кто-то грозил врагам, но чтобы так... 'Окружила себя поэтами, а денег нет'? Разве эта фраза тянет на заключительную, подводящую итог жизни? А ведь у Зорро была насыщенная жизнь!

  Я кладу голову девушки на пол. Миша в порыве усердия бросается реанимировать, но знаю, что не поможет. Остается обыскать дом и – на выход.

  Поднимаюсь по лестнице и почему-то оглядываюсь. Блондинка не подает признаков жизни, несмотря на мишины хлопоты. Еще бы! Зорро уже сделала все, что смогла, а что не сумела сделать, то сказала. Готов поспорить, что у нее не было ни одного поэта.

  Еще во время обыска пытаюсь связаться с шефом. Странная вещь. Его нет на месте. Телефоны отвечают равномерными гудками. Такое – в первый раз! ЖЗ обычно на связи в любое время дня и ночи.

   Я теперь знаю расположение ставки шефа. Он мне сам сказал, что обитает на углу Земляного вала и Казенного переулка. Я не спрашивал, но ЖЗ в наш последний разговор явно демонстрировал доверие. Вот только зачем? Я – его следующий зам? Ну, возможно.

  Ребята тоже беспокоятся. Что с шефом? Радио вроде молчит об очередных катаклизмах. Нужно все выяснить перед тем, как целиком брать командование на себя. Я обхожу дом сверху донизу, но вижу столько же интересного, сколько встречается при разбирании древнего пистолета ТТ. Ничего!

  Оставляю дачу Фантомаса и иду мимо тихих аккуратных домиков с цветами, виноградом и невысокими деревьями. Местные жители, услышав выстрелы, попрятались за плющом, взобравшимся на их стены. Я направляюсь к машине, которая припаркована вдалеке. Мы подъехали вплотную к даче на фургоне газовой службы, но свита Анны что-то заподозрила и приветствовала нас из РПК-47. Дамочка времени зря не теряла! Любопытно, почему Зорро назвала ее дурочкой?

  Сажусь в машину и несусь к центру. У меня нет и тени прежней уверенности в удачном завершении аномалии. Фантомас в Первом Доме, а Влад неизвестно где. Их осталось двое – форс-мажор, я просчитался. Собирался ранить Фантомаса и взять в плен обеих: ее и Зорро. Потом выпустить Зорро, чтобы она выдала Влада. Но блондинка подвела... еще как! Случилось худшее из всего, что могло быть: мой агент умер. Меня устроил бы любой другой вариант.

  Московские дороги уже не такие как прежде. Они пустынны. Нет потока машин, азартной толчеи, некого даже подтолкнуть! Я выжимаю все, что можно, из восьмицилиндрового движка, и многоэтажки проносятся со свистом, словно кегли, вылетевшие из взорвавшегося кегельбана.

  Мои заметки наверное подходят к концу. Влад проскочил все девять этажей и теперь хочет открыть последнюю дверь наружу. Открыть ее мало, нужно еще получить разрешение на выход. Но открытие – первый шаг. Если дверь откроется, то все оставшиеся в живых Претенденты будут принудительно затянуты в Первый Дом. Стражи лестниц сгинут и Претенденты предстанут перед очередным выбором: проходить этажи в экспресс-режиме или оказаться внизу неподготовленными. Понятно, что преимущество получает тот, кто первым добрался до последней двери. Но сейчас Дом ждет Фантомаса и не торопится ничего открывать.

  У нас еще есть небольшой шанс победить. Влад караулит последнюю дверь, но не может быть там постоянно. Первый Дом похож на старого спортивного судью. Он справедлив, придирчив и никому не позволит отсидеться в безопасности. Самые успешные Претенденты начинают 'мерцать'. Они входят в Первый Дом на полчаса, а потом их выбрасывает в наш мир тоже на полчаса. И все это – в случайном порядке в ограниченном радиусе. Такие Претенденты уязвимы.

  Зорро мертва, Влад об этом уже знает или скоро узнает – гримуар откажет в связи с ней. Фантомас – в Первом Доме, с ней тоже нет контакта. Такой подозрительный тип, как Влад, не позволит нашей брюнетке оказаться перед последней дверью без присмотра. Я чую его мысли. Мой бывший коллега не верит Первому Дому, не понимает его. Вдруг в нарушение всех правил Фантомас выйдет наружу? Влад боится этого. Ему остается лишь 'мерцать', прыгать туда-сюда. Думаю, что он скоро начнет.

  Посты расставлены, все наготове, но я хочу проверить шефа. Подъезжаю к месту, паркуюсь около восьмиэтажного бело-желтого здания сталинской постройки, прохожу в П-образный дворик и бегу на третий этаж. Там – желтая деревянная дверь с тремя замками, один из которых – замаскированный дополнительный глазок. К нему наверняка присоединена камера, ЖЗ не любит лишних движений.

  Замки еще те, несговорчивые. Проходит минут пятнадцать, прежде чем я обучаюсь их языку. Но ничего, способности полиглота всегда со мной. Осторожно вхожу в коридор. Там тишина, если не считать гудения компов. О, шеф их любит. У него один – рабочий, второй – игровой, третий – для наблюдения, а остальные – вообще непонятно для чего. Я миную небольшую кухню и шествую в зал, ожидая подвоха. А подвоха-то и нет. В зале – командный центр. Огромный черный стол стоит посередине, на белой стене мерцает проекция подробной карты какого-то района Москвы, мониторы включены, а основательное кожаное кресло пустует. ЖЗ испарился.

  Я мог бы и не утруждать себя обыском. Квартиры, в которых нет обитателей, даже пахнут особенно. Но обыск все равно идет на пользу. Нахожу скрытые камеры. Их тут тонны! Шеф снимал каждый закоулок своей обители. Странный тип... уж не был ли он раньше кинооператором?

  Ладно, сейчас посмотрим. Сажусь в кресло шефа и после недолгого поиска нахожу записи камер. Остальное – пустяки. Прокручиваю на десять минут назад. Вижу эту комнату и кресло. Пустое. На час назад – шеф сидит в кресле, подперев рукой толстую щеку. На полчаса назад – ЖЗ уже нет. В конце концов обнаруживаю интереснейший фрагмент. Шеф по-прежнему сидит за столом, что-то набирает на клавиатуре, поднимает голову к потолку и... исчезает. Исчезает не то, чтобы постепенно и плавно, как здравый смысл перед женитьбой, а мгновенно. Вот шеф есть, а секунду спустя его уже нет.

  Полагаете, я пришел в смятение? Поразился? Начал думать, что свихнулся в самый ответственный момент? Все мимо. Когда надо, я могу вообще не думать. А просто делать. Так поступаю и на этот раз. Снова хватаю мышку и смотрю список недавно редактированных документов. Открываю какую-то смету, матерное послание шефу лондонских Хранителей и нечто вроде дневника. Вот это любопытно! Дневники вообще – занимательное чтение, но меня сейчас интересует лишь последняя запись. Иду в конец файла и – вот она! 'Скоро последний удар. Имеет ли смысл спасать тех, кто остался?'

   Теперь я действительно озадачен. Дело даже не в том, что в обычных конторах шефы исчезает иначе: они уходят на повышение, умирают в объятиях молоденьких любовниц и попадаются на взятках. Суть в другом: откуда ЖЗ знает, что скоро некий 'последний удар', и что это за пораженческие настроения?

  Мне только кажется или действительно нанесен очередной удар в спину? Чтобы развеять сомнения, набираю номер чикагского приятеля, Хранителя. У меня есть более близкий знакомый, который живет в Нью-Йорке, но после недавнего цунами менеджмент местных офисов дышит жабрами.

  847 – код Чикаго. Идут долгие гудки, чередующиеся с молчанием и потрескиванием. Сначала я думаю, что либо накрылась спутниковая связь, либо сам Чикаго уже перестал существовать, но нет, приятель берет трубку.

  – Хеллоу? Доберман? – меня знают везде.

  – Скажи, а твой шеф на месте? – интересуюсь я.

  Мне не отвечают несколько секунд. А потом:

  – Откуда ты знаешь?

  Все ясно.

  – Проверь остальных из Совета. И сообщи, будь добр. Мне сейчас очень некогда.

  Управление нашей организацией простое. Всем руководит Совет, состоящий из представителей крупных городов. В период аномалий главным считается хозяин территории, на которой она произошла. В архивах нет ни одного упоминания ни о сепаратизме, ни о крупных конфликтах. Ученикам Хранителей объясняют это небывалой крепостью организации. Хотя, если подумать, то... но никто о таком не думает – нам учителя вбивали в голову правильные мысли неправильными методами.

  Я не забываю уведомить ребят о том, что теперь командование ложится на мои широкие плечи. Выхожу из дома, раздавая приказы по телефону. Что бы ни случилось с шефом, это еще не повод остановить поиски. Я примеряю на себя невидимый генеральский мундир, но он жмет и расползается по швам. Не потому, что ребята меня не слушают, а потому, что я – калиф на час. Точнее, минут на десять, хотя об этом и не подозреваю.

  Мне не станет известно о том, что моя команда уже заняла все места по расписанию, и о том, каковы шансы поймать Влада в пустынной Москве, и о том, сколько людей пораскинут мозгами и решат, что сегодняшний день настолько прекрасен, что заслуживает чести быть последним днем их жизни. Почему мне об этом не станет известно, спросите вы? Ну что же, отвечаю.

  Сейчас стоит хорошая погода. Светит солнце, птички поют (точнее голуби, летающие гиены, отрывисто смеются, но не будем портить очарование момента реалистичными сравнениями). Что еще? Не успевшие эвакуироваться длинноногие девушки мимоходом разглядывают себя в лужах, а после еще усиленнее делают вид, что их таз навеки утратил чувство равновесия. Столь же редкие мужчины еще издалека цепко высматривают красавиц, а приблизившись, разочарованно хмурятся и тоже разглядывают лужи. Идет обычная жизнь наполовину разбежавшегося города.

  Примерно через десять минут после того, как я покидаю здание и медленно выезжаю на проспект, возникает первый толчок. Он внезапен и силен. Но за ним следуют другие! Кажется, что великан перепутал мою машину с баскетбольным мячом и вот-вот устремится к сетке, хлопая автомобилем по дороге.

  Я держусь за руль, как за спасательный круг, и краем глаза вижу, как дома вокруг быстро теряют свою высоту и накопленную за годы репутацию прочных строений. Они рассыпаются на составные части, и мелкие камни летят на крышу и капот авто, оставляя белые царапины и вмятины. Досадно – что-то мне подсказывает, что автомастерскую уже не найти.

   Пытаюсь выехать на середину дороги, Земляной вал – широкая улица, посередине безопасней. Машина поддерживает мой порыв, разгоняется, но огромный камень пробивает черный металл и врезается прямо в двигатель. Меня заносит так, что влетаю правым боком в железобетонный блок, лежащий на краю дороги. Стальная 'шпала' пронзает машину через боковое заднее стекло и я становлюсь похожим на наездника бабочки, пришпиленной к листу бумаги.

  Кое-как открываю дверь покореженного авто и выхожу. Очередной толчок бросает меня на землю. Однако Первый Дом не шутит! Ему не дают покоя лавры землетрясения в Алма-Ате 1911 года, он явно идет на рекорд.

  Прячусь за машиной и жду, пока стихнет град камней. Мне жаль, что я не йог, который может не дышать, не пить, не есть, не шевелиться, не мыслить и при этом себя неплохо чувствовать. Или не труженик средневековых каменоломен, способный прожить целых шесть месяцев после начала знакомства с каменной пылью. Мне не протянуть и пяти минут.

  К счастью, в багажнике машины есть противогаз. Натягиваю его и лупоглазо взираю на мир. Уже нет обилия красок. Сквозь серую пелену видны обломки зданий. Разве может быть в Москве прямая видимость хотя бы в километр? Ведь везде дома. Но зато теперь их нет. Смотри сколько хочешь в любом направлении. Когда осядет пыль, то из центра Москвы можно увидеть все Подмосковье, никуда не поднимаясь.

  Не знаю, сколько времени проходит, прежде чем толчки прекращаются. Я встаю на ноги. Кто бы мог подумать, что этот город состоял из одной пыли! Двигаюсь почти наощупь. Не видно даже дыма пожаров.

  Проверяю телефон. Он умолк. Ностальгия (она развивается стремительно в век быстрых высоких технологий) заставляет меня вывести на дисплей карту Москвы. Смотрю на улицы, переулки, дома, площади – ничего этого уже нет. Нахожу свое местоположение: я не успел отъехать далеко от Казенного. И тут мой взгляд ловит желтый крест. Это – один из знаков, срисованных с карты Влада. Крест совсем близко.

  Любопытство мучает меня, как жажда безголового верблюда. Автоматически отряхиваю куртку и пытаюсь сориентироваться, куда идти. Нужно просто пересечь Земляной Вал и – рукой подать. Что ж, обхожу машину и решительно шагаю к обозначенному месту, перепрыгивая через камни. Впереди лишь два квартала руин. Видимость уже лучше – теперь заметны даже отблески огня. Горит все, что состоит не из пыли, чтобы тоже превратиться в пыль.

  Я почти у цели. Пытаюсь высмотреть прямо по курсу хоть что-то и спотыкаюсь о железную пластину. На ней надпись 'Московский государственный университет инженерной экологии'. Вот это повезло ребятам. Вокруг – неисчерпаемое поле деятельности. Изучай хоть до конца жизни.

  За руинами универа красноватая дымка. Подхожу туда и – надо же! – там пруд. Для формалистов, верящих, что пруд всегда искусственного происхождения, назовем его озером. Оно кипит, дымится и вообще ведет себя весело.

  Я стою на самом берегу, мелкие камни сыпятся из-под моих ног прямо в лаву. Вот это и есть желтый крест. Разлом метров двадцать на пять. Сколько таких разломов сейчас в Москве? Скажу точно – пятьдесят шесть по числу крестов. Полный п-ц.

  Мне хочется верить в судьбу. Она не зря подбрасывает загадки и отгадки. Если это озеро не подходит для ритуала, то я – разноцветный конь. Теперь мне снова кажется, что концерт можно отыграть назад. Я даже мысленно настраиваюсь на победу (как всякий выживший водитель протараненной глыбой машины, не могу долго быть в депресняке). С ритуалом все просто: либо он успешен, тогда я оказываюсь в Первом Доме, либо не успешен, тогда мне место в лаве. Вопрос лишь в том, хватит ли у меня дурости туда прыгнуть.

  Это – философский вопрос. Размышляя над ним, я хожу кругами по камням, разыскивая хоть какую-то дверь (если помните, она нужна для ритуала). Мне попадаются бетонные блоки, бесформенные деревяшки, даже нечто, напоминающее оконную раму, но двери нет. Это кажется несправедливым. Ведь одно к одному: если подумать, то во всем случившемся есть закономерность. Сначала нас предает коллега, затем мы терпим поражение за поражением (что очень редко происходило раньше), наше руководство исчезает в самый ответственный момент, но тут, когда уже полагаю, что все пропало, рядом со мной появляется озеро 'жидкого огня'. Если Первый Дом решил дать мне шанс, то где же дверь? Все остальное для ритуала у меня с собой.

  На втором круге голова просветляется. Я ищу то, что находится буквально в паре кварталов. У моей машины тоже есть двери. В Манускрипте ничего не сказано о том, что нужно использовать исключительно двери домов (вот как размышляют люди, ставшие на скользкий путь жульничества).

  Что же, иду обратно к авто. Машина издалека напоминает пронзенного стрелой дракона. Я могучим ударом выбиваю водительскую дверь. Это проще, чем кажется. Помню, однажды на моих глазах раззява-водитель распахнул дверь спортивной машины перед несущимся на велосипеде качком. Пострадали трое – дверь, велосипед и раззява-водитель. Почему последний? У кого есть воображение, тот поймет.

  С автомобильной дверью в руках я выгляжу как идиот, но ведь никто этого не видит, не так ли? Наедине с собой многие занимаются странными вещами, несравнимыми с тем, что делаю сейчас.

  Я возвращаюсь к разлому, складываю из камней два столбика и ставлю между ними дверь. Потом царапаю на ней всякую фигню, обдирая краску острым белым булыжником. Осторожно обхожу шаткую конструкцию сбоку и заглядываю вниз. Ну что, кто-то принял меня за самоубийцу, готового прыгнуть в лаву? Конечно, я же лихой рубака, в моем котелке пушечный снаряд, в глазах – Вечный огонь, а в ушах – звон медалей. Вы обо мне плохого мнения. Там, внизу, небольшой порожек. Насыпь из обвалившихся камней. Если я войду в дверь, прыгну вниз, а ритуал не сработает, то попаду не в лаву, а как раз на этот порожек. Получится, что вроде бы сигаю в озеро, но в то же время нет. Жульничество, скажете? А автомобильная дверь как вам? Если возможно одно, то возможно и другое. Конечно, не факт, что подействует, но попытка не пытка.

  У меня все в порядке. Есть дверь, есть озеро, есть блокнот Влада, а в него вложены две пряди волос 'влюбленных наивных девиц' (дамочки вряд ли выжили, теперь их чувства ко мне ничто не способно поколебать). Осталось выбрать того Претендента, о котором надо думать перед прыжком: Влад или Фантомас? А если тот, о ком подумаю, не там, а здесь? Как тогда понять, не сработал ритуал или Первый Дом оскорбился на жульничество?

  Раздумье не длится долго. Мне хочется снять наконец противогаз и это подстегивает мыслительный процесс, как всякое неудобство. Я предполагаю, что оба Претендента внутри Первого Дома. Почему? Да потому, что он бы не решился их угробить своим землетрясением! Ему нужны именно двое: реальный вариант и запасной. И чтобы они выясняли отношения друг с другом прямо перед дверью, ведущей наружу. Во избежание недоразумений, так сказать. Фантомас, хоть и первый Претендент, но все-таки девушка. Тут возможен любой финт.

  Итак, отхожу на пару шагов, помещаю в голову образ черноволосой курочки, похожу к двери деловым шагом Последнего Чиновника Москвы (нужно держать марку перед лицом вечности) и хватаюсь за ручку...

  Скользить по твердой стене вниз не очень-то приятно. Какой-то камень царапает бок, голова бьется о выступы, противогаз удары не смягчает, но это быстро заканчивается. Я жестко приземляюсь на порожек. Н-да... фиаско. Первый Дом явно решил, что имеет дело с жуликом, и никуда меня не перенес.

  Протираю стекла, запорошенные пылью. Оглядываюсь... и мое мнение о Первом Доме сразу идет вверх. Он не мелочится, этот каменный пройдоха. Ему, похоже, уже все равно, есть у меня мозги или нет, прыгаю я в лаву или пытаюсь увильнуть от этой чести. Первый Дом просто-напросто решил к двум имеющимся у него факторам добавить третий – меня. И я даже догадываюсь, почему.

  Я совсем не в Москве. Передо мной на плитчатом сером полу под тусклым светом плафонов, вмонтированных в потолок, стоит девушка, одетая в розовый халатик. Ее черные волосы растрепались, а в руке – небольшой меч. У девушки лицо Анны-Фантомаса, и смотрит она на меня как на диковинного зверя, только что сожравшего ее любимого кролика.

  Признаться, я отвык от злобных взглядов женщин. В последний раз дамочки на меня так смотрели еще до появления в моей жизни принципа 'никаких выяснений отношений с глазу на глаз, прощаться с любовницами надо так, чтобы они при этом были как можно дальше'. Я ведь, следуя этому принципу, заботился о девушках, не о себе. Разве им хотелось, чтобы в моей памяти вместо симпатичной мордашки бывшей любовницы сохранилось лицо разгневанной фурии? Не думаю... однако вернемся к Фантомасу.

  Лапочка взирает на меня яростно, с огоньком, ее меч опасно покачивается – в обычных условиях я бы не стал принимать курочку всерьез, но не сейчас. Она ведь – Претендент с кучей невероятных способностей!