Текст книги "Апокалипсис (СИ)"

Автор книги: Даниил Аксенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

  – Где вход?

  – А что со мной? – тварь не лишена чувства самосохранения.

  Я объявляю мораторий на вежливость – моя рука тянется к мечу.

  – Вы не найдете вход, – глаза твари смотрят на меч так, как ни один самый голодный ребенок еще не смотрел на леденец. – Обычный человек его не найдет. Только демон-принцепс или мы.

  Мои мысли задумчивы (филолог, помни о сокрушительном кулаке!) 'Бантик' явно предлагает сделку. Он показывает нам вход, но надеется туда прошмыгнуть. Плохо, конечно, что предупредит своих, но, с другой стороны, мы уже тут изрядно пошумели. Я принимаю условия – испытаем везение твари.

  – Здесь есть женщина? – мой последний вопрос звучит так.

  – Не знаю. Может и есть. Внизу не был.

  Мои пальцы складываются в знак Льва. Это – последнее, на что я способен. Теперь на полчаса выбываю из когорты гребаных чудотворцев. Знак получается слабым, но достаточным, чтобы разрушить свою противоположность – Водолея.

  'Бантик' встает, отряхивается, скалит зубы, напоминающие редкую желтую деревенскую изгородь, и подчеркнуто медленно идет к выходу из комнаты. Я следую за ним бодро, устраивая перекличку, чтобы узнать, у кого сколько Знаков осталось. Думаю, достаточно, чтобы взять еще один ярус.

  Тварь идет в конец коридора и останавливается напротив тупика. Там никакой двери нет, ребята нервничают. Я уже собираюсь поторопить нашего временного агента, как вижу, что перед лицом босона формируется красный шар. Я уже сталкивался с такими штуками. Они, в целом, не очень опасны, но болезненны. Наверное, их требуется десяток, чтобы кого-то убить.

  Стас поднимает свою граблю, по ошибке именуемую рукой.

  – Смирно! – командую я. И сразу, на упреждение. – Заткнись!

  Программер затыкаться не собирается, даже издает какой-то звук, но шар, летящий в сторону тупика, заставляет Стаса забыть наши разногласия. Красная штука врезается в стену и там появляется дверь!

  'Бантик' живо распахивает ее с твердым намерением прикинуться ручейком воды и просочиться внутрь, но Знак одного из наших превращает ручеек в глыбу льда. Миша обрабатывает замершую тварь мечом и идет вперед. Что ж, я дал 'агенту' шанс, сегодня просто не его день, пусть попробует в следующий раз.

  – Они уже тут здорово окопались, – шепчу я. – Ну просто как взвод гитлеровской пехоты под Смоленском.

  Винтовка Миша согласна со мной. Она говорит 'да' много раз.

  Мы врываемся внутрь. Там – короткая лестница и труп еще одной твари. Наш отряд быстро выносит всех, кто в длинном темноватом коридоре, зачищает комнаты и останавливается только перед запертой дверью. На ней номер двадцать три. Облезлая синяя краска цифр тускло блестит в свете фонарей.

  Стас лихо бьет ногой по двери и отскакивает, держась за щиколотку. Его нога сразу же настраивается на миролюбивый лад и начинает убеждать нас, что за дверью – основательная подпорка. Мы ей верим.

  Верзила Федор из Твери – замечательный минер. Я с ним познакомился два дня назад. Он сумеет уговорить любой замок, перед которым пасует супермедвежатник. Федор залепляет хищный глаз замка аппетитной пластиной, мгновение – и взрыв. Дверь трескается пополам, словно сверху на нее опустился гигантский топор.

  Миша помогает двери раздвоиться. Мы заглядываем, чтобы увидеть подпорку и, конечно, видим... это массивный коричневый стол. Думаю, что до нашего вторжения коллекционер антиквариата дал бы за этот стол немалые деньги, но сейчас достойный предмет мебели приходит в негодность на глазах. Миша трудится в поте лица, доламывая раритет, и вскоре мы вваливаемся в комнату.

  Меня посещает чувство дежа вю. Словно я снова нахожусь в каком-то министерстве, куда пришел, чтобы выяснить у руководства, на самом ли деле чудесным образом пропали вагоны с государственным товаром или этих вагонов никогда не было.

  Так вот, в комнате царит такая же рабочая атмосфера, как и в министерстве. Стоят темные лакированные столы, жесткие стулья для посетителей и удобные кресла для персонала. На стене висит большая карта Москвы и прямо на ее фоне чернеет лысоватая шевелюра сурового старикана в пиджаке и с самой квадратной головой из всех квадратных голов, которые я видел, включая кукол и игрушечных роботов. Мне кажется, что эта комната – один из штабов Влада, а старикан... кто такой старикан, никак не могу понять. У него мерцающая инфракрасная аура, а движения, да и поза, насквозь фальшивы.

  – Присаживайтесь, – голос у чудака, одетого в черный пиджак, как у трубача, когда тот, напившись, пытается кричать в раструб тромбона.

  Я подаю знак нашим – спокойствие! То, что кто-то восседает за столом, еще не повод в него стрелять (хотя некоторые пенсионеры, вечные ходоки в собес, со мной поспорят).

  – Ты кто такой? – да-да, я знаю, что невежлив со стариками, сидящими на вторых ярусах заброшенных бомбоубежищ.

  – У меня к вам деловое предложение, – вместо ответа говорит незнакомец, трогая свой нос-картошку неловким движением. – Это касается Первого Дома. Вы знаете о ритуале, который может помочь туда проникнуть?

  Старик явно торопится выложить козыри, опасаясь, что мы устроим здесь небольшой погром. И он прав. Козыри очень веские. Об этом ритуале я уже думаю третий день. Манускрипт утверждает, что он выполним, а здравый смысл – что нет.

  – Ты кто такой? – повторяю вопрос.

  – Меня зовут Альв, – следует краткий, вежливый и ничего не значащий ответ.

  Старик выглядит как Черчилль, попавший под каток, но именно это отдаленное сходство наводит меня на мысль, что здесь готовы к переговорам.

  – Миша, Стас, останьтесь. Остальные – держите коридор, – мой приказ ясен и ему все подчиняются, хотя знают, что Манускрипт предписывает нечто другое.

  Наш 'учебник' при встрече с моролом (то, что старик – морол, устанавливаю методом исключения – тут больше никого не осталось) советует немедленно убить тварь, в разговоры не вступать и памятные фото не делать. Но начало разговора поймало меня, как паутина шмеля.

  – Ты работаешь на Влада? – спрашиваю у старикана.

  – На Первый Дом, – уточняет тот, двигая носом вверх и вниз. – Сотрудничество с Владом – лишь небольшая веха в нашей истории.

  Вы оценили пафос? Старикан вещает с верой в собственную значимость. Но у меня нет уважения к авторитетам. Я даже не умиляюсь, когда хожу в музеи – там выставлена ветошь, которой место на помойке. Мое желание – заполнить музеи красивыми и полезными вещами: соковыжималками, тостерами, пулеметами и надувными матрасами. Я бы оставил только древнеегипетские мумии, в назидание, чтобы показать, что случается с теми, кто думает, что он круче всех и достоин вечности.

  – Мне предлагается сделка? – когда надо, догадливость бежит впереди меня.

  – Да, – подтверждает старикан, его нос замер, но теперь начал шевелиться широкий лоб. – Первый Дом обязуется не чинить препятствий для проникновения в него, не разрушать устоявшийся порядок раньше времени, а вы – оставить в покое всех демонов-принцепсов женского пола хотя бы на несколько дней.

  Миша смотрит на меня и приподнимает правую бровь. Я не вижу его бровей под каской, но точно знаю, что правая сейчас устремилась вверх, как шпиль католического собора.

  По поводу всяких дел с Первым Домом манускрипт выражается яснее ясного – застрелитесь. Я взвешиваю на руке меч. У Миши остались неиспользованные Знаки, он ждет приказа. Мой рот открывается и... вместо того, чтобы выплюнуть одно-единственное резкое слово, я разряжаюсь целой речью:

  – Что значит не разрушать устоявшийся порядок?

  Старик задыхается. Квадратная физиономия синеет, глаза выпучиваются. Сначала мне кажется, что у него астма или инфаркт, и он вот-вот отбросит коньки, но потом выясняется, что я не прав. Старикан просто смеется.

  – Согласитесь, трудно ловить демонов-принцепсов, когда земли под ногами нет, – этот юморист говорит сквозь булькающие хрипы. – Хранители летают плохо. Но Первый Дом сохранит все, как есть, пока вы выполняете свою часть договора.

  Это – самое прямое, дурацкое и глубокомысленное предложение из всех, которые я получал. Из него следуют столько выводов, что просто теряюсь. Я не знаю, что делать – прикончить морола или продолжать слушать. Этого не знают и Миша со Стасом, судя по тому, что их лица посетила редкая гостья – задумчивость.

   И что делает нормальный человек, когда сталкивается с неразрешимым рабочим вопросом? Как вы думаете? Пишет заявление об отставке? Грабит собственную бухгалтерию? Идет бить морду начальнику отдела кадров? Нет, не угадали. Он просто-напросто звонит шефу.

  Так поступаю и я. Достаю сотовый, нажимаю кнопку, докладываю ситуацию и слышу трескучий вопль:

  – Андрей, ты меня разочаровываешь! Все силы – на Претенденток!

  – А если это обманка? – спрашиваю я. – Если Первый Дом на самом деле хочет, чтобы мы увлеклись дамочками и оставили в покое мужиков?

  ЖЗ отвечает даже без паузы:

  – Это возможно, но есть только один способ проверить – отказаться!

  Логика шефа мне пока непонятна, но я верю ему на слово.

  – Прикончить! – вот он, долгожданный приказ!

  Миша поднимает руку, Стас вскидывает винтовку, я заношу меч, но кирпичеобразная голова старика мгновенно исчезает под столом. Удар моей ходули отбрасывает рухлядь в сторону, но я только вижу, как нога в черном лакированном ботинке втягивается в нижнюю часть стены. У стервецов здесь функционирующая дверь!

  Я бы пришел в неистовство, если бы не был так занят. Быстро просматриваю лежащие на столах бумаги. Белые и желтые листы валяются тут и там, некоторые аккуратно сложены в папки.

  – Бумаги забрать! – командую. – Берите все!

  Сам еще раз окидываю взглядом помещение. Карта! Я не причисляю себя к географам, они слишком приземлены, но эта карта завоевывает мое внимание. На ней – пометки. Быстро срываю плотную бумагу со стены, сворачиваю в рулон, собираюсь отдать еще пару нужных и полезных команд, включая приказ взорвать тут все к чертовой матери, но чувствую, что ноги меня не держат.

  Сходные ощущения испытывают и Миша со Стасом – они почти падают, хватаются за столы, всем своим видом показывают желание остаться в вертикальном положении, свойственном homo sapience, но сейчас больше напоминают цепких человекообразных обезьян. Пол и стены дрожат, мелкие куски потолка быстро покрывают все белой пылью... кажется, что какой-то гигант схватил наше бомбоубежище и трясет его, как погремушку.

  – На выход! Все на выход! – я делаю одновременно два дела: ору и пытаюсь встать на ноги. Это нелегко, когда пол танцует под тобой, словно палуба под пьяным матросом во время шторма.

  Роняю меч, но держу карту. Миша и Стас на четвереньках ползут в коридор, я следую за ними со скоростью сломанного катафалка. Удар сверху прижимает мою голову к земле. Большой кусок штукатурки ошибочно принял себя за барабанную палочку, а мою каску – за сам инструмент. Еще один кусок падает на плечи Миши, превращая того в черепаху с белым панцирем. Это – п-ц! Громко делюсь своим выводом с народом и встречаю лишь сопящее одобрение.

  Мы втроем кое-как выползаем из комнаты в коридор. До лестницы на первый ярус всего ничего – метров шесть. Пытаюсь встать с четверенек, чтобы пронестись как гепард, опираясь на ноги и руки, но успеваю сделать лишь один прыжок. Стена коридора трескается с громким звуком.

  – Быстрее, быстрее! – я и сам не знаю, кого подгоняю: себя или других.

  Трещина в стенах стремительно увеличивается, переходит на пол и... Федор проваливается. Я успеваю заметить, что он схватился пальцами за край пропасти, но пол продолжает расходиться, словно лед на весенней речке. Пальцы исчезают, никто ничего не может сделать! Из расщелины поднимается белый пар.

  Стас заглядывает вниз и отшатывается.

  – Бл... бл..., – заикается он. У него неважный вид человека, стоящего на активированной мине. Наш программер никогда не умел смотреть в лицо опасности!

  Осторожно подбираюсь к расщелине и сам заглядываю вниз.

  – Бл-дь! Бл-дь! – теперь мне понятны речи Стаса, я даже помогаю их закончить. Эта мина очень большая, мы все на ней стоим. Там, в глубине трещины, что-то краснеет и светится. Готов поставить последний рубль, что знаю, как правильно называется эта красная жидкость. Название начинается на 'м' и заканчивается на 'а'. Но мне милее другое, универсальное – 'Бл-дь!'

  – Прыгай! – кричу Стасу. – Что встал?! Быстро!

  Тот отрывается от стены и сигает через пропасть, неловко подогнув ноги. Сумка, наполненная трофейными бумагами, срывается с его плеча и летит вниз, превращаясь в растопку.

  Прощайте, коварные планы Влада! Я скоро встречусь с вами не в виде букв, а лицом к лицу!

  Я прыгаю тоже. Карта прижата к груди так сильно, словно она – свидетельство о расторжении брака, случайно заключенного в Лос-Анджелесе под давлением обстоятельств и виски.

  Преодолеваю лестницу без проблем, если не считать разрушающихся на глазах ступеней, выскакиваю в коридор первого яруса. Там – та же трещина, только шире. На полу перед ней лежит винтовка. Еще кто-то провалился.

  Впереди меня народ довольно бодро карабкается на поверхность. Я – замыкающий. Несмотря на трясущийся пол, пытаюсь взять разгон. Прыгаю, но одна нога соскальзывает с края пропасти. Красная жидкость внизу приветливо моргает, обещая мне теплую встречу. Карта жутко мешает восстановлению равновесия. Хватаюсь за ручку ближайшей двери. Раздается неприятный треск. Дверь вываливается прямо на меня вместе с частью косяка. Наверное, ей кажется, что она – мое надгробие.

  Эта ошибка лишний раз подтверждает тот факт, что двери не умеют думать. Рывка за ручку достаточно, чтобы вновь обрести равновесие. Падающая дверь лишь слегка задевает спину, я же несусь вперед.

  Передо мной – Миша. Он похож на белого медведя в каске альпийского стрелка. С потолка идет штукатурочный снег. Во время сильных толчков снег превращается в град. Последние метры я прорываюсь сквозь строительный мусор.

  Выползаю наружу словно неуклюжий крот. Кроты слепы, я тоже. Пыль, мусор, штукатурка покрыли шлем толстым слоем грязи. Вот это поход! Всем походам поход. Еще до того, как снимаю каску, интересуюсь потерями. Трое. Двое провалились, еще одного насмерть задавило рухнувшее перекрытие.

  Наконец шлем снят. Помните девятиэтажный дом, который мы обходили, когда двигались к бомбоубежищу от машин? Этот дом нуждается в том, чтобы его запомнили, потому что никакого дома больше нет. Все, баста! Управдом теперь не будет ни о чем переживать, ибо не о чем. Может смело идти в отпуск.

  Наших машин тоже не видно, но двое Хранителей, которые были рядом с джипами, откликаются по рации. Машины завалило и расплющило. Это досадно. Мы изо всех сил укрепляли их таранную мощь, но удар был нанесен сверху.

  Подъезжает синий, белый, желтый и красный транспорт с мигалками. Мне кажется, что здесь некого спасать. Дом не просто сложился как китайская акробатка, он еще и провалился. Я теперь понимаю, что имел в виду шеф. Первый Дом действительно дорожит Претендентками. Единственно, что неясно – зачем было подставлять под удар этих девушек? Мы ведь все равно не отступим, даже если полмира полетит в тартарары. Нужно на досуге поразмыслить над этой логикой.

  Сейчас у меня на примете лишь двое дамочек: Зорро и неизвестная ловкая брюнетка. Решение очевидно – вторая умрет первой, а Зорро, если окажется полезным агентом, можно попробовать склонить к уничтожению ее личной версии гримуара.

  Пока я любуюсь развалинами и тучами дыма с пылью, украшенных проблесковыми маячками, раздается звонок. Это – шеф.

  – Андрей, возвращайся, – командует он. – Пока ничего больше не будет. Проведем совещание.

  Откуда ЖЗ знает, что будет, а что нет? Этот вопрос тоже достоин осмысления. Но не сейчас. Мы выполняем приказ и, перехватив попутные машины, возвращаемся.

  После того, как наш офис приказал долго жить из-за очередного предателя, Хранители разбились на группы. Каждой группе – свой бункер. Туда не допускается никто из посторонних, а где окопался шеф, не знает никто. Все совещания – в режиме телеконференции.

  По пути мы узнаем, что землетрясение получилось не очень большим. Все разрушения видимо из-за трещины. Вскоре мы с Мишей и Стасом врываемся в полуподвальное помещение, замаскированное под склад холодильников, и врубаем связь. Шеф уже на проводе. Он сидит в глубинах монитора, двигает толстыми губами, шевелит могучими бровями и демонстрирует галстук в розовый горошек.

  Я несусь с места в карьер, рискуя жестикуляцией сбросить комп с видеокамерой с хлипкого белого столика.

  – Полагаю, что землетрясение и мой разговор с моролом – не совпадение, – глубокомысленности моего голоса мог бы позавидовать сам Эйнштейн. – Это что – ответ на наш отказ?

  Шеф вежливо кивает головой и улыбается. Он нацепил на себя личину посла супердержавы. Моя глубокомысленность борется с его светскостью!

  – Да, Андрей, – отвечает ЖЗ, подкручивая пальцами левую бровь как мушкетер ус, – мы ведь заключили сделку с Первым Домом.

  – Какую сделку? – осведомляюсь я. – Мы отказались!

  – С Первым Домом всегда так: отказываешься или нет, а сделка заключена.

  Мы с Мишей и Стасом переглядываемся. Ненавижу ребусы! Но еще больше – тех, кто их сочиняет. Этим людям нечего делать. Лучше бы посещали тир, что ли.

  Шеф откашливается. Он так поступает, когда хочет начать издалека.

  – Представь, что ты – сотрудник спецслужб, работаешь в отделе А.

  Мы с Мишей синхронно киваем. Плавали, знаем.

  – Ты расследуешь дело с несколькими подозреваемыми. Но однажды тебя вызывает начальник отдела Б, которому ты не подчиняешься, и говорит: оставь одного из подозреваемых в покое. Как ты поступишь?

  – Если я честный сотрудник, то уделю этому подозреваемому повышенное внимание, – отвечаю без колебаний.

  – Да, – соглашается шеф. – Но после этого разговора начальник отдела Б получает моральное право расправиться с тобой. Он предупредил, ты отказался, все квиты. Так делаются дела.

  – Но он может убрать меня без предупреждения, – возражаю я.

  – Может, но не будет, – улыбается шеф. – Беспредельщик никогда бы не стал начальником отдела спецслужб. Он следует правилам, иначе его не поймут и не поддержат.

  – У Первого Дома есть правила в отношении Хранителей? – хватаюсь я за последнее слово.

  – Конечно, – вздыхает ЖЗ, поправляя галстук так, чтобы самая крупная горошина была посередине. – Первый Дом сузил круг самых важных для нас Претендентов. Дал полезную подсказку. Но потребовал оплату – полную свободу действий. Мы согласились заплатить.

  – Постойте-ка, – говорю я. – Получается, что мы согласились на то, чтобы Первый Дом устраивал тут землетрясения и крушил население в обмен на наши знания о дамочках?

  – Естественно, – пожимает широкими плечами шеф. – Это ведь наш мир. Мы его Хранители. Сделка состоялась, Андрей, даже если ты отказался. Только уже другая сделка. С Первым Домом так всегда.

  Наше обсуждение длилось почти полчаса. Вскоре присоединились другие и, если бы не твердая рука шефа, собрание превратилось бы в гвалт. Мы уже собирались отключаться, как в мою голову забрела отличная мысль. Такие мысли ко мне всегда приходят, когда зол или голоден. То есть очень часто.

  – А что, если мы их эвакуируем? – спрашиваю я.

  – Кого? – удивляется шеф.

  – Всех!

  – В каком смысле всех, Андрей? – интересуется ЖЗ голосом доброго лечащего врача, только что применившего электрошок не к тому пациенту.

  – Всю Москву! Вы только подумайте – какой ход! Если Первый Дом снова начнет действовать, то мало кто пострадает. К тому же, чем меньше народу, тем больше шансов поймать Претендентов. Они-то никуда не денутся!

  Претенденты почти до самого конца остаются привязанными к местности, откуда все началось. В мире есть крохи справедливости!

  На лице ЖЗ отражается раздумье, придающее ему сходство со старым лисом, ошибочно поймавшим вместо кролика скунса.

  – Не знаю, не знаю... Это ведь большая работа... не быстрая...

  Шеф говорит таким тоном, словно лично собирается выводить людей из домов. Все-таки тесное общение с аферистами ни для кого не проходит даром.

  – Хотя... что-то в этом есть, Андрей. Ладно! Так действительно будет лучше. Завтра же нажму на рычаги. Посмотрим, что выйдет.

  Завтра настает не скоро. Я плохо сплю ночью. В голову лезет какая-то фигня о Первом Доме и его странной логике. Развлекаясь, перебираю в уме знакомых мне Претендентов и пытаюсь понять, на основании чего они вербуются. Сейчас у нас есть лопух, которому везет (это наш пленник), прошедший огонь и воду мерзавец (Влад), дамочка-пиявка (Зорро), неизвестная худышка и еще пара трупов, о которых мало что знаю. Если сравнивать с предыдущими наборами, описанными в архиве, то напрашивается вывод: Первый Дом перебирает случайные комбинации в надежде нащупать наиболее эффективную в данный момент времени. Что ни говори, а успех одного Претендента зависит от остальных.

  Меня будят не утренние солнечные лучи, а душераздирающий крик одной известной теннисистки. Нет, она не увидела паука под моей кроватью, и, если на то пошло, длинноногой лапочки вообще тут нет. Крик, который теннисистка издает во время удара, записан на сотовый. Это – звонок, его настроил вчера вечером. Кажется, он подходит к ситуации. Беру трубку. На проводе шеф.

  У ЖЗ обычно все выходит замечательно. Так получилось и на этот раз. Шеф сообщает, что да, его ночные совещания увенчались успехом, многие в правительстве согласны, но мнения разделились. Президент колеблется, а несколько авторитетных чиновников против. Утверждают, что угроза слабая, большие издержки и все в таком же духе. Они скажут, что угодно, лишь бы не отрывать задницы от кресел!

  – Имена несогласных, – говорю я, надевая кобуру.

  Шеф тихо смеется в трубку:

  – Андрей, мой мальчик, я тоже думал поручить тебе продвижение этого проекта. Сейчас предупрежу спецслужбы, чтобы тебя не замечали, если что.

  И вот тем же утром я стою на сияющем паркете, любуюсь строгой позолотой стен и стряхиваю пылинки с черной тройки. Серый галстук придает мне вид как минимум начальника департамента (этот галстук посоветовал надеть шеф). Мои глаза сурово смотрят на проходящих мимо бюрократов. Иногда я даже с осуждением качаю головой, словно вот-вот спрошу – а вы по какому делу бродите тут, перед лифтами? У вас работы мало, может, подбросить? Короче, выгляжу как мудак-ревизор, берущий взятки за право дать мне взятки. Я в доску свой в этом здании!

  Минут двадцать назад я пришел сюда по волшебному пропуску и уже начинаю терять терпение. Мне кажется, что информация о том, что Иван Сергеевич имеет странную привычку часто спускаться в буфет, устарела. Думаю о том, чтобы просто ворваться в его кабинет, но ведь там могут быть излишне бдительные посторонние... Дилемма.

  Мимо проходит дамочка в деловой юбке с глубоким вырезом. Шатенка на тонких каблуках. Она бросает на меня взгляд из серии 'а вы действительно занимаете ту должность, на которую выглядите?' Я отвечаю ей одними глазами: 'даже круче, и если мы познакомимся поближе, то сделаю вас своей помощницей'. Шаги дамочки замедляются, она разворачивается и идет ко мне, надевая очаровательную улыбку с такой же скоростью, какая требуется опытному солдату химзащиты, чтобы натянуть противогаз. Я тоже улыбаюсь ей, прикидываю шансы сделать все, не покидая здания, и нахожу эти шансы очень высокими. До встречи с шатенкой остается пять метров... четыре... три... и вдруг за ее спиной вижу знакомую физиономию. Иван Сергеевич! Точь в точь, как на фото.

  Я слегка пожимаю плечами и прохожу мимо дамочки. Мои глаза говорят: 'Только что пришла информация, что место помощницы уже занято. Когда откроется следующая вакансия, то сообщу дополнительно'. Улыбка тускнеет, но я уже не вижу, как она гаснет полностью. Вхожу в лифт вместе с Иваном Сергеевичем. Дверь за мной закрывается.

  Иван Сергеевич могуч как вязальная спица. Он лысоват, но чисто выбрит, намазан благоухающим лосьоном и упакован по полной программе. Его темный костюм стоит как неплохая машина, а светлая рубашка – как мотоцикл. На руке – платиновый ролекс с бриллиантами. Прикид как раз для того, чтобы общаться с народом, призывая этот самый народ переждать временные лишения и надеяться на светлое будущее.

  Но я так же далек от народа. Цепляю на свою физиономию выражение 'свой-чужой' и Иван Сергеевич тут же опознает своего. Этому помогают мои костюм и золотые часы. Взгляд чиновника становится мягче, можно начинать разговор.

  – Мне порекомендовали вас как опытного и знающего человека, – говорю с трепетом в голосе. – Поэтому решил встретиться с вами в приватной обстановке по очень щекотливому делу.

  – Бизнес? – тонкие губы Ивана Сергеевича изгибаются под влиянием привычного слова. – Кто рекомендовал? Чем занимаетесь? Опишите ваш бизнес в трех словах, я очень тороплюсь!

  Вздыхаю. Все мы торопимся. Но пусть будет в трех словах.

  Доверительно наклоняюсь и говорю:

  – Мордобой, убийства, пытки.

  Лицо Ивана Сергеевича меняет цвет на бледно-розовый. Он надеется, что у меня туго с чувством юмора и я так шучу. Понимаю его. Но шутка здесь в том, что это не шутка.

  Моя рука тянется к кнопке экстренной остановки лифта и в этот самый момент думаю о том, что лучше бы Иван Сергеевич купил лишнюю машину вместо этого костюма. Одежда такая недолговечная.

  Через два часа я свободен как птица. Проект 'Эвакуация' стремительно набирает ход. Несогласных нет, все изменили свое мнение и горят желанием сотрудничать. Все-таки мое ораторское искусство на высоте.

  Но я не останавливаюсь на достигнутом! Человек должен стремиться к самосовершенствованию, поэтому решаю попробовать себя и в эпистолярном жанре. Кто знает, может быть я – новый Достоевский?

  Возвращаюсь в бункер, открываю ноут и пишу на все известные мне электронные адреса Влада:

  'Привет!'

  Мне не нравится начало. Вытираю его и пробую по новой.

  'Послушай'.

  Тоже не нравится. Как-то пресновато, тут требуется уважительное обращение. На секунду задумываюсь, но талант берет свое. Решение найдено, дальше буквы льются рекой, мне даже самому страшно из-за глубины моего дарования.

  'Послушай, говнюк,

  Если ты думаешь, что самый крутой, то сливай воду. Первый Дом дал понять, что ставит на одну из дамочек. Пока они живы, ты до конца не дойдешь.

  Застрелись.

  Доберман'

  Мне иногда кажется, что я похож на шефа. Так же люблю перекладывать работу на чужие плечи. Влад отлично справится с ликвидацией. Интересно, ожидал ли Первый Дом, что я сделаю такой ход? Время покажет.