Текст книги "Сказание о Юэ Фэе. Том 2"
Автор книги: Цай Цянь
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)
Глава шестьдесят восьмая
Отважные юноши приносят жертвы на могиле погибшего полководца. Честные горожане возносят молитвы в храме речного божества
Плачу вместе со всеми, обливаясь слезами,
Поклоняюсь смиренно священной могиле.
На холме одичавшем, на холме сиротливом
Сохнут дикие травы, что зелеными были…
Перед всею вселенной скорбь свою изливаю,
Потому что напрасно сгубили героя.
Обличая злодеев, предателей алчных,
Плачу вместе со всеми, слезы льются рекою!
Итак, мы прервали рассказ на том, что Юэ Лэй попросил хозяина трактира объяснить, что такое арена Поединков.
– Правителя области Линьань зовут Чжан Цзюнь, – начал свой рассказ хозяин. – Его сын Чжан Го-цянь очень любит военное дело. Несколько месяцев тому назад он пригласил двух учителей, братьев Ци Цзи-цзу и Ци Гуан-цзу. Говорят, что они сыновья Ци Фана, который когда-то служил под знаменами Юэ Фэя. Так вот: Чжан Го-цянь научился у них кулачному бою, и сейчас вызывает на поединок всех героев Поднебесной! Уже двадцать дней идет соревнование, и никто не может его победить! Пойдите, полюбуйтесь – интересное зрелище!
Хозяин увлекся своей речью, но тут слуга его прервал:
– Гости приехали!
Пришлось идти встречать. Через некоторое время слуга пронес мимо вещи новых постояльцев и скрылся в дверях домика напротив. Слышно было, как кто-то громко спросил:
– Хозяин, вы не знаете, где тут арена Поединков?
– У кумирни Светлого счастья. Хотите посмотреть?
– Посмотреть?! Мы сами хотим потягаться с вашим Чжан Го-цянем!
– Если победите, получите чиновничью должность!
– Должности нам не нужны! Потеху людям хотим устроить!
Разговор прекратился, и хозяин вышел.
– Слышали? – сказал Юй Лэй. – Они хотят победить! А что, если и мы померимся силами с этим Чжаном?
– Не торопитесь, – прервал братьев Юэ Тин. – Сперва я разузнаю, что здесь творится.
Он прошел в домик напротив, где остановились новые постояльцы, почтительно приветствовал их и спросил:
– Откуда вы, уважаемые господа?
– Из Хугуана.
– А кто вы такие?
– Я – У Лянь.
– Не приходитесь ли вы родственником У Сян-чжи из Таньчжоу? – спросил Юэ Тин.
– У Сян-чжи – мой отец.
Так Юэ Тин нашел еще одного брата, сына верного соратника Юэ Фэя.
У Лянь представил Юэ Тину Хэ Фына, сына Хэ Юань-цина, и Чжэн Ши-бао, сына Чжэн Хуая, – своих названых братьев, – и рассказал о себе. Оказывается, его отец, распустив войско в Чжусяньчжэне, вернулся домой и от расстройства умер, а вдова отправила сына принести жертвы на дядиной могиле.
Юэ Тин тоже представил братьев У Ляню, и молодые люди стали советоваться, кому из них выйти на поединок.
До поздней ночи сидели юноши за столом.
Утром они купили трех баранов и четыре корзины всякой снеди и отправились к могиле Юэ Фэя.
Юэ Тин с У Ляном, Юй Лэем, Хэ Фыном и Чжэн Ши-бао решили сначала осмотреть арену Поединков. У кумирни Светлого счастья уже собрался народ. Над толпой высился помост, а по обе стороны от него виднелись шатры телохранителей.
На помост поднялся Чжан Го-цянь. За ним следовали его учителя Ци Гуан-цзу и Ци Цзи-цзу.
Чжан Го-цянь показал несколько приемов кулачного боя и сел на стул посреди помоста. Ци Гуан-цзу обратился к толпе:
– Слушайте, люди! Господин Чжан – прославленный герой. Прошло уже двадцать дней с начала состязаний, и он до сих пор не нашел себе достойного соперника. Через три дня состязания закончатся. Ну, кто посмелей? Выходи!
Из толпы вынырнул человек лет тридцати, с головой как у барса и круглыми глазами.
– Ты кто такой? – спросил Чжан Го-цянь, поднимаясь ему навстречу.
– Кто не знает Чжао У-чэня из Шаньдуна, по прозвищу Тигр, переворачивающий горы! – хвастливо ответил тот. – Хочу помериться с вами силой.
Поединок начался. После нескольких схваток Чжан Го-цянь внезапно сделал ложный выпад, отскочил в сторону и с такой силой ударил противника ногой под зад, что тот кубарем полетел с помоста. В толпе послышались возгласы восхищения. Пристыженный Чжао У-чэнь поспешил скрыться.
Ци Цзи-цзу покатывался со смеху.
– Ну, кто еще?
Никто не отзывался. У Лянь хотел было открыть рот, но Юэ Тин его одернул:
– Не торопись, брат! Сперва попробую я. Если не добьюсь победы, уступлю ее тебе.
Юэ Тин выбрался из толпы и одним прыжком вскочил на помост.
Чжан Го-цянь с пренебрежением посмотрел на худощавого подростка и спросил:
– Ну, а ты кто такой?
– Потом скажу! Сначала поборемся! – отвечал Юэ Тин.
Чжан Го-цянь распахнул на груди атласный халат и встал в позу «всадник с плетью». Юэ Тин избрал позу «всадник с копьем». На его выпад Чжан Го-цянь ответил приемом «Цзиньган топает ногой». Юэ Тин мгновенно принял позу «отрок кланяется богине Гуань-инь». Чжан Го-цянь начал горячиться и нанес противнику удар, который называется «черный тигр крадет сердце». Тогда Юэ Тин присел на корточки, схватил противника одной рукой за левую ногу, другой – за шиворот, поднял в воздух и сбросил вниз с помоста.
Толпа одобрительно загудела.
Чжан Го-цянь так ударился при падении, что потерял сознание. У Лянь подскочил к нему и изо всех сил ударил ногой под ложечку. Изо рта Чжан Го-цяня хлынула кровь, и он испустил дух.
Братья Ци хотели схватить Юэ Тина, но тот уже соскочил с помоста и скрылся в толпе, а Юй Лэй выхватил молоты и разбил помост.
Телохранители Чжан Го-цяня пытались преследовать Юэ Тина, но Чжэн Ши-бао сунул юноше меч, и они вступили в бой с врагами. Ци Гуан-цзу пытался зарубить Юэ Тина, но Юй Лэй ударом молота выбил из его рук оружие. Ци Цзи-цзу хотел было пустить в ход копье, но Хэ Фын взмахнул плетью, и копье отлетело в сторону.
Телохранители Чжан Го-цяня побежали к отцу погибшего, а толпа стала расходиться. Воспользовавшись суматохой, юноши благополучно выбрались из города. Братья уже ждали их на могиле Юэ Фэя. Четыре телохранителя расставили жертвенную утварь, юноши сожгли бумажные деньги и оплакали умерших.
После жертвоприношения Юэ Тин отправил телохранителей Цзун Фана обратно в Нинся, а сам вместе с братьями прямиком через горы двинулся в Юньнань.
Чжан Цзюнь, которому слуги донесли о гибели сына и бегстве братьев Ци, послал за ними в погоню два вооруженных отряда, но те вскоре вернулись ни с чем.
А сейчас пойдет речь о Ван Нэне и Ли Чжи, которые вот уже три года со дня гибели Юэ Фэя носили по нем траур, постились, жгли благовония и во всех храмах молились о мщении.
Время шло, а изменники по-прежнему оставались в силе. Тогда терпение богомольцев лопнуло – в гневе стали они громить храмы и проклинать святых.
Подошло восемнадцатое число восьмого месяца. В этот день река Цяньтан широко разливалась. Наблюдать за бушующей стихией было излюбленным зрелищем жителей Чжэцзяна. По этому поводу даже написаны стихи:
Цзы-сюй на белом жеребце
Явился в час прилива,
Бросали волны к небесам
Клокочущие гривы.
Ударил гром… Из берегов
Вода на волю рвалась,
Подули ветры – и весь мир
Вдруг превратился в хаос!
Ты, одинокая ладья,
В стремнине билась гордо…
Звучит печальная свирель,
Звучит протяжно, скорбно.
Слагая оды, знал Му Чэн
Не только стиль высокий,
И не были ему чужды
Стихов Чжан Ханя строки… [55]55
Му Чэн(эпоха Хань) и Чжан Хань(эпоха Воюющих царств) – знаменитые поэты древнего Китая; первый прославился своими одами, второй – лирикой. Автор стихотворения говорит о том, что, повествуя о событиях, нельзя умалчивать о чувствах людей.
[Закрыть]
В этот день Ван Нэн сказал другу:
– В нашем мире изменники блаженствуют, а честные люди страдают. Жаловаться духам на несправедливость и молить Небо – бесполезно. Хоть помирай с досады! Давай посмотрим разлив, – может быть, на душе легче станет!
Ли Чжи согласился, и друзья отправились к берегу. Но, как назло, река в этот день не разлилась. Разочарованные Ван Нэн и Ли Чжи решили прогуляться по берегу. Прошли немного и вдруг увидели храм, с надписью над входом «Храм покровителя речных разливов».
– Мы уже молились всем богам, и только духа разливов не уважили, – сказал Ли Чжи. – Может быть, зайдем.
– Какой от этого толк? Кому только мы не кланялись, и никто не помог! Думаешь, этот дух лучше других?!
Друзья вошли в храм, огляделись. На алтаре стояла табличка с надписью: «Покровитель разливов – У Цзы-сюй».
– Вот этот святой нам и нужен! – воскликнул обрадованный Ван Нэн, – Великий дух, ты нас поймешь! Ты погиб от клеветы Бо Пи, но потом совершил чудо: когда злодей переправлялся через реку, ты поднял бурю и утопил его! Неужели ты не возмущаешься тем, что изменники погубили Юэ Фэя?
– Да что ты кланяешься этому истукану! – воскликнул рассерженный Ли Чжи, схватил камень и вдребезги разбил статую У Цзы-сюя.
Поистине:
Беспричинно героев
На смерть обрекшие люди
Зря о долге и чести
Лицемерный ведут разговор.
Их в небесных чертогах
Судить будут высшие судьи,
Час возмездия близок —
И будет суров приговор!
– Вот! Теперь на душе стало легче! – перевел дух Ван Нэн.
Друзья покинули храм и зашагали дальше. Тут они почувствовали, что проголодались, и свернули к трактиру, расположенному у самой реки, в живописном месте. Поэт воспел его в стихах:
Жизнь прервалась!
Мне все равно, —
Лишь было бы вино!
Из всех десятков тысяч дел
Мне не наскучит лишь одно:
Тянуть вино…
Цветы раскрыли лепестки,
Щебечет воробей —
Смеется, видно, надо мной!
– Ну, пей! Коль налил, пей!
С одним товарищем своим
Развеял грусть-печаль,
С тобою тоже за вином
Не привелось скучать.
А чаша вот уж вновь полна —
К чему теперь слова?
Мы ляжем спать – коль станет вдруг
Тяжелой голова…
Оба зашли в трактир и сели за столик. Подошел слуга:
– Что прикажете, почтенные господа? Вы, должно быть, купцы?
– Мы не купцы и не господа, – отвечал Ван Нэн, – Подай нам вина и закусок – мы расплатимся!
Слуга накрыл на стол, и друзья принялись за еду. Попивая вино, они то смеялись, то плакали, то пели. Так и просидели до вечера.
Глядя на них, слуга пожимал плечами:
– Не везет мне! Попались какие-то сумасшедшие. Не поймешь их: то плачут, то смеются!
Наконец он потерял терпение и спросил:
– Господа, вы в городе живете или за городом?
Только теперь посетители вспомнили, что собирались в город. Они спустились с башни и бросили слуге слиток серебра:
– Вот, возьми! Лишнее оставь себе.
Когда охмелевшие друзья добрели до города, ворота уже оказались запертыми.
– Придется ночевать у холма Тысячелетних сосен! – сказал Ван Нэн.
Оба кое-как добрались до холма, повалились на траву и уснули. Вдруг откуда-то сверху прозвучал голос:
– Юэ Фэй, прими высочайший указ!
Ван Нэн и Ли Чжи раскрыли глаза и увидели перед собой Юэ Фэя. Он стоял на коленях, а У Цзы-сюй держал в руках развернутый указ и читал:
«Владыка яшмовых ворот на небесах объявляет: закон повелевает награждать людей честных и беспощадно карать изменников. Нечестивцы, что платят за добро черной неблагодарностью, будут наказаны в аду.
У Цзы-сюй доложил нам: сунский министр Цинь Гуй предался цзиням и вредит государству. Его жена, урожденная Ван, вступившая в недозволенную связь с Учжу, помогает ему творить бесчинства.
Тюремщики Ван Сы-во и Ло Жу-цзи, домогаясь почестей и славы, помогали предателю губить ни в чем не повинных людей.
Посему объявляю: Юэ Фэй не жалел сил для блага государства, почитал родителей, был предан трону. Редко встретишь такого замечательного человека! И потому мы надеемся, что твоя душа найдет обидчика, а служители ада его накажут.
Ван Нэн и Ли Чжи поносили святых, разбивали их статуи, а посему подлежат самому суровому наказанию. Но поскольку они делали это из добрых чувств к Юэ Фэю, прощаем их!»
Юэ Фэй поблагодарил праведника за милость и исчез.
Ван Нэн и Ли Чжи очнулись, протерли глаза – никого вокруг не было.
«Правду ли говорил святой, сейчас узнаем в городе, – подумали они. – Если дух Юэ Фэя действительно свершил чудо в доме предателя, мы выберем счастливый день, вновь отстроим храм У Цзы-сюя и отольем из золота его статую».
Погубив Юэ Фэя, первый министр Цинь Гуй все же не обрел покоя.
«Юаньшуай умер, но живы его сторонники Хань Ши-чжун, Чжан Синь, Лю Ци, У Линь и У Цзе, – думал он, – Если их не уничтожить, беды не миновать».
В тот день, о котором идет речь, Цинь Гуй уединился на Цветочной башне и писал приказ. Он вознамерился бросить в тюрьмы всех честных людей и расправиться с ними.
В это время в башню и явился дух Юэ Фэя. За ним следовали души Ван Хэна и Чжан Bao. Юэ Фэй заглянул в бумагу, над которой корпел Цинь Гуй, и в гневе ударил предателя молотом:
– Злодей! Твои преступления не знают предела. Конец твой близок, а ты не унимаешься!
– Пощади! – в ужасе закричал Цинь Гуй.
– Займись им! – приказал Юэ Фэй Чжан Bao. – А я пока разделаюсь с Ван Сы-во, Ло Шу-цзи и Чжан Цзюнем.
Юэ Фэй посетил дома всех предателей и навел на них такой ужас, что у тех чуть языки не отнялись.
Жена Цинь Гуя услышала вопли мужа и послала служанок узнать, что с ним случилось. Служанки поднялись на башню, но Чжан Bao всех столкнул вниз. Многие при падении разбились.
– На башне злой дух! – в страхе кричали они.
Тогда женщина послала на башню Хэ Ли. При его появлении Чжан Bao исчез, Цинь Гуй валялся на полу в беспамятстве и выкрикивал:
– Юэ Фэй, пощади! Пощади меня!
Испуганный Хэ Ли упал на колени и взмолился:
– Доблестный Юэ Фэй, пощади моего господина! Завтра я в кумирне Успокоения духов принесу тебе какие угодно жертвы!
Цинь Гуй понемногу пришел в себя и с помощью Хэ Ли спустился вниз.
– Почему вы кричали, господин? – спросила его жена.
– Когда я писал, на башню спустился дух Юэ Фэя и ударил меня молотом.
– Я поднялся на башню и вижу – господин лежит на полу, – рассказывал Хэ Ли. – Тут я дал обет принести жертвы душе Юэ Фэя, и только после этого господин пришел в себя.
Цинь Гуй подарил Хэ Ли двести лян серебра на жертвоприношения в кумирне Успокоения духов и сказал:
– Мы с женой завтра тоже приедем в кумирню и воскурим благовония.
Когда Ван Нэн и Ли Чжи узнали об обетах, которые дали изменники, друзей охватила радость. Они выбрали счастливый день, отстроили храм У Цзы-сюя и поставили новую статую святого.
Поистине:
Обманом солнце не затмить —
Пробьются ясные лучи.
Там, в небесах, святой судья
Поднимет меч длиной в три чи!
Того, кто зло другим творил,
Ждет незавидная судьба:
В конце концов твое же зло
Падет, преступник, на тебя!
Если вы не знаете, что произошло в дальнейшем, то прочтите следующую главу.
Глава шестьдесят девятая
Безумный монах говорит намеками в кумирне Успокоения духов. Благородный воин жертвует жизнью у моста Всеобщего спокойствия
Все в мире обратимо,
Все в мире преходяще,
Обидчика настигнет
Обиженный и мстящий!
Вокруг опоры твердой
Недолговечен хаос,
Иначе жизнь людская
Ему б и подчинялась!
Измена государю!
Измена государству!
Доныне знало ль Небо
Столь низкое коварство?
Продажным гневно мстящий
Вершит не подвиг разве?
Ведь с их имен не смоет
Никто смердящей грязи!
Итак, на следующий день Цинь Гуй с женой прибыл в кумирню Успокоения духов, чтобы воскурить благовония и помолиться. Монахи с поклонами проводили их в молитвенный зал. Цинь Гуй поклонился Будде и, приказав монахам удалиться, зажег благовонные свечи.
– Первую свечу воскуриваю за то, чтобы ты, великий дух, защитил нас с женой, дал нам счастье и долголетие, – стал читать он молитву, – вторую свечу воскуриваю с мольбой – повели душам Юэ Фэя и его сыновей не терзать меня. А третьей свечой заклинаю тебя – помоги мне уничтожить врагов!
Окончив молитву, он вызвал настоятеля и приказал ему устроить жертвоприношения во всех храмах и кумирнях города. Потом первый министр с женой погуляли, осмотрели кумирню и вернулись в молитвенный зал отдохнуть. И вдруг на стене перед алтарем Цинь Гуй увидел стихотворение. Оно было написано недавно, потому что тушь еще не успела высохнуть.
В стихотворении говорилось:
Цинь Гуй прочитал стихотворение, и его охватила тревога.
«В первой строфе явный намек на наш разговор с женой у восточного окна. Неужели кто-то нас подслушал?» – подумал он и обратился к настоятелю:
– Кто написал эти стихи?
– Не знаю. Они, наверное, написаны давно. При вас никто из монахов и посторонних в молитвенный зал не входил, – ответил удивленный настоятель.
– Стихи написаны недавно. Тушь еще не высохла! Видишь?
– Может быть, сумасшедший монах? – в раздумье проговорил настоятель. – Объявился у нас недавно такой, не углядишь за ним: все мажет и мажет что-то на стенах!
– Позови-ка его ко мне.
– Боюсь, господин. Этот безумный целыми днями болтает всякий вздор. Как бы он и вам не сказал чего-нибудь неприятного.
– Ничего, зови! Если он больной, я не буду с него взыскивать.
Настоятель послал послушника на розыски сумасшедшего монаха. Тот оказался на кухне.
– Убогий, ты что там намазал на стене? – сказал монаху послушник. – Министр Цинь увидел и рассердился! Идем, он велел тебя привести!
– А я как раз сам хотел его повидать! – ответил сумасшедший.
– Берегись, с первым министром шутки плохи! – предупредил послушник.
Сумасшедший ничего не ответил и вышел. Послушник проводил его в молитвенный зал.
Цинь Гуй не мог удержаться от улыбки, когда увидел грязного монаха в даосском одеянии из перьев; волосы его были растрепаны, рот перекошен, руки кривые, ноги покрыты язвами.
Цинь Гуй усмехнулся:
– Ну и монах! Знаешь ли ты, что:
Монаху с головой лохматой
Внимать не станет гордый ван,
Нельзя читать творенья Будды,
Когда в грязи монаха лик;
Клятвопреступником ты станешь,
Хэшана принимая сан;
Монах, утративший рассудок,
Ты не монах уже, старик!
Выслушав его, сумасшедший дерзко отвечал:
– Я грязен телом, зато совесть у меня чиста! Не то что вы, – слова говорите святые, а на сердце у вас яд змеиный…
– Я спрашиваю: этот стих ты написал?
– Неужто только вам писать дозволено?
– А зачем ты сюда явился с метлой?
– Выметать зло и измену.
– Что там у тебя в другой руке?
– Огненная труба.
– Оставил бы ее на кухне!
– Нельзя было оставить. В ней есть отверстия, приходится закрывать их пальцами, не то дым повалит.
– Глупости болтаешь. Скажи лучше, когда ты заболел?
– Когда увидел на озере Сиху торговца, который продавал восковые шарики. С тех пор и стал заговариваться!
– Почему же ты не позовешь лекаря? Он бы тебя полечил, – вмешалась жена Цинь Гуя.
– Я простудился у восточного окна, госпожа, а от этой простуды никакие лекарства не помогают!
– Да этот монах совсем потерял рассудок! – воскликнула Ван, обращаясь к мужу. – Говорит какими-то дурацкими намеками! Отпустите его, господин, бесполезно с ним разговаривать!
– Троих вы уже «отпустили», а теперь и меня хотите?!
– Есть у тебя монашеское имя? – спросил Цинь Гуй сумасшедшего.
– Есть! Есть! Есть!
Меня зовут
Монахом Е Шоу-и,
Склад благовоний
Здесь я сторожу.
Мне сил небесных
Кары не страшны,
Где ложь, где правда —
Знаю и скажу!
Опять Цинь Гуй с женой ничего не поняли, и сомнения овладели ими.
– Слушаю я тебя и думаю: не умеешь ты сочинять стихи, – сказал Цинь Гуй. – Может быть, стихотворение сочинил кто-нибудь другой, а тебе велел переписать на стену? Признайся, и я пожалую тебе ставленую грамоту! [57]57
Ставленая грамота– документ, свидетельствующий о повышении священнослужителя в духовном сане.
[Закрыть]
– Стихи я сам сочинил! – заявил монах.
– Что-то мне не верится! Тогда напиши еще одно стихотворение при мне.
– Можно. О чем писать?
– Хотя бы обо мне, – сказал Цинь Гуй и велел послушнику принести бумагу, кисть и тушь.
– Не надо, у меня все с собой!
Монах вытащил из кармана лист бумаги и положил на пол.
– Да разве можно писать на такой измятой бумаге? – упрекнул монаха Цинь Гуй.
– Ничего! В восковом шарике бумага тоже была измята!
Тут он растер тушь, написал стихотворение и подал Цинь Гую. Стихотворение гласило:
Увы! Он верен
был своим решеньям,
Задумав
государя погубить,
Уже давно
он перешел к чжурчжэням,
Раз душу продал —
так тому и быть!
Потом мечтал
покончить с сунским троном,
Ачестных
отослать на эшафот,
Таким путем —
постыдным, незаконным —
Отчизну погубить
и весь народ.
Речь на дорогах
об одном идет…
В каждой строке раскрывались самые сокровенные мысли Цинь Гуя, но он ничем не выдал своих чувств, только спросил:
– Почему ты не дописал последнюю строку?
– Потому что «вся правда» [58]58
Игра слов: выражение «вся правда»звучит по-китайски «ши цюань» – точно так же, как имя одного из названых братьев Юэ Фэя – Ши Цюаня.
[Закрыть]грозит предателю смертью! – сказал монах.
– Запомните! – обратился Цинь Гуй к приближенным. – Если вам встретится человек с именем Ши Цюань, хватайте его и ведите ко мне!
– Этот сумасшедший мелет какой-то вздор! – сказала жена Цинь Гуя. – Не стоит его слушать.
– Вздор! – усмехнулся монах. – А вы прочтите сверху вниз первые знаки каждой строки, и поймете!
Цинь Гуй прочитал – получилось слово «узурпатор».
– Ах ты лысый осел! – рассердился он. – Ты еще смеешь оскорблять первого министра! Слуги, хватайте его и бейте палками до тех пор, пока он не сдохнет!
Слуги Цинь Гуя набросились на монаха, как свора собак. Монах уцепился за ножку стола и вопил:
– За что меня хотят убить? Я же никого не погубил!
Жена потихоньку шепнула Цинь Гую:
– Оставьте пока этого сумасшедшего. Все равно ему некуда деться. А завтра ваши люди его прикончат. Зачем поднимать шум из-за пустяков?
Цинь Гуй признал разумным совет жены и приказал:
– Отпустите его! Да чтоб больше не болтал! Эй, послушник, дай ему две лепешки с медовой начинкой, и пусть уходит.
Послушник принес лепешки, но сумасшедший швырнул их на пол.
– Что хлебом кидаешься? – упрекнул его Цинь Гуй. – Если сейчас не хочешь, съел бы после!
– Пусть едят другие, кому хочется! Кто знает, чем вы эти лепешки начинили?!
В каждом ответе безумного Цинь Гуй чувствовал намек на какой-нибудь свой бесчестный поступок и едва сдерживал гнев.
– Убогий! – сказала Ван. – Уходи-ка ты в западный флигель и не говори глупостей господину первому министру. Тебя там накормят чем-нибудь постным.
Монахи бросились к сумасшедшему и стали выталкивать его вон.
– Не толкайте! Не толкайте! – кричал он. – Госпожа посылает меня в западный флигель есть постное, а сама будет есть рис [59]59
Выражение «есть рис»звучит по-китайски так же, как и выражение «замышлять измену».
[Закрыть]у восточного окна!
С трудом удалось монахам вывести сумасшедшего за дверь. Расстроенный Цинь Гуй заторопился домой. Монахи, обливаясь от страха холодным потом, проводили первого министра до ворот кумирни и долго отвешивали земные поклоны. Сумасшедшего посадили под замок, чтобы он не сбежал; ведь если он понадобится Цинь Гую, а его не будет на месте, всем монахам придется распроститься с жизнью!
А сейчас речь пойдет о Ши Цюане, который обосновался в горах Тайхан и все время думал о том, как отомстить за Юэ Фэя. Однажды он явился к Ню Гао и заявил, что уходит в разведку.
Добравшись тайком до Линьани, Ши Цюань поплакал и принес жертвы на могиле Юэ Фэя. Узнав о том, что Цинь Гуй молится в кумирне Успокоения духов, и возвращаться будет через мост Всеобщего спокойствия, он спрятался под этим мостом.
А в это время первый министр в окружении свиты ехал обратно и ломал голову над странными речами монаха.
«Как мог этот сумасшедший проникнуть в наши с женой тайны?»
Эта мысль не давала ему покоя.
У моста Всеобщего спокойствия конь вдруг взвился на дыбы. Цинь Гуй изо всех сил натянул узду – конь захрапел и отступил на несколько шагов назад.
В тот же момент на Цинь Гуя с кинжалом бросился Ши Цюань. Он уже поднял руку, чтобы нанести удар, и тут почувствовал, что она онемела. Подскочили телохранители Цинь Гуя, сбили Ши Цюаня с ног, связали и потащили во дворец первого министра.
Дорогой читатель, ты знаешь, что Ши Цюань – отважный военачальник, способный в одиночку сражаться с целым войском! Почему же его так легко одолели? А потому, что Юэ Фэй не позволил своему другу убить предателя, ибо это убийство запятнало бы и его честное имя. К тому же Юэ Фэй хотел, чтобы Ши Цюань тоже прославился своей честностью и преданностью долгу!
Между тем Цинь Гуй приехал домой и, когда самообладание к нему вернулось, приказал ввести Ши Цюаня.
– Ты кто такой? – рявкнул он, – Как у тебя хватило смелости поднять на меня руку? Говори, кто тебя подослал? Если сознаешься – пощажу!
– Мерзкий предатель! Ты обманываешь государя, губишь честных людей, продаешься врагам родины! Каждый настоящий воин Поднебесной съел бы тебя живьем! Знай же, я – Ши Цюань, бывший подчиненный Юэ Фэя! Я пришел мстить! Но, видно, судьба не назначила тебе умереть сейчас! Погоди же, придет и твой конец!
Ши Цюань обрушил на Цинь Гун такую лавину брани, что тот и рта не мог раскрыть. Он только приказал страже увести преступника в тюрьму при храме Правосудия и на следующий день казнить на базарной площади.
Потомки сложили стихи, в которых воспевают доблесть Ши Цюаня:
Гремит молва о том, кто был
Великой силой наделен,
Путь к добродетели – увы! —
Не прост и для таких, как он!
Юй Жан [60]60
Юй Жан– древний герой, чье имя впоследствии стало олицетворением благородного мстителя.
[Закрыть], что жил в года «Чуньцю».
Отмстил и умер, не дрожа,
А Ши Цюань эпохи Сун
Ужели не второй Юй Жан?
Велик был благородный гнев,
Он мог повергнуть реки в дрожь,
Могуч был богатырский пыл —
Он ужаснул бы звездный Ковш!
Пусть светит солнце высоко,
Пусть проплывают облака,
Героев славных имена
Переживут века!
После того как Ши Цюань ушел в разведку, Ню Гао места себе не находил от беспокойства и наконец послал самых опытных разведчиков на розыски. Те скоро вернулись с печальной вестью.
Ню Гао метал громы и молнии. Он хотел немедленно двинуть войска в Линьань, чтобы отомстить за брата, но Ван Гуй его отговорил:
– Дух Юэ Фэя с самого начала не хотел, чтобы мы за него мстили. Брат Ши Цюань сам виноват! Зачем полез в ловушку? Разве можно быть таким легкомысленным?
Поплакали о погибшем, устроили жертвоприношения, с горя выпили.
Скорбь Ван Гуя и Чжан Сяня была так велика, что в ту же ночь они слегли. Но лекарство принимать отказались и через несколько дней скончались. Ню Гао тяжело переносил этот новый удар.
А теперь вернемся к Цинь Гую. Покушение Ши Цюаня на его жизнь так потрясло первого министра, что он заболел.
Встревоженная жена говорила ему:
– Господин мой, вы помните стихи, которые сочинил сумасшедший монах, когда мы были в кумирне Успокоения духов? Нет сомнения, этот негодяй был в сговоре с Ши Цюанем.
– Ты права, жена! А я об этом и не подумал! – воскликнул Цинь Гуй и велел Хэ Ли доставить во дворец сумасшедшего монаха.
Верный слуга с десятком стражников явился в кумирню и объявил монаху волю первого министра.
– И что вы так торопитесь? – улыбнулся тот. – Взгляните: я – карлик, у меня не хватит сил даже на то, чтобы справиться с курицей. Неужели вы думаете, что я от вас убегу? Я сам знаю, что рассердил министра дерзкими речами, и поэтому заслуживаю смерти. Но прежде чем явиться к нему во дворец, позвольте мне хоть умыться!
– Хорошо, иди! – согласился Хэ Ли. – Только поживее собирайся!
Монах скрылся в келье. Прошло довольно много времени, а он не выходил. Хэ Ли забеспокоился: «Что такое? Может быть, он покончил с собой?»
Хэ Ли приоткрыл дверь и заглянул в келью – там было пусто! На столике стояла шкатулка с надписью на крышке: «Все, что есть внутри, принадлежит Цинь Гую».
Хэ Ли не оставалось ничего иного, как забрать шкатулку и вернуться во дворец первого министра. Цинь Гуй открыл шкатулку – в ней лежал лист бумаги со стихами:
Я в облике безумного монаха
Пришел в тот мир, где люди зло творят,
И, обличив предателя Цинь Гуя,
Вновь возвратился в свой старинный сад!
А если ты и впрямь узнать захочешь,
Где я живу, где жил я до сих пор, —
Иди прямым путем к юго-востоку,
Меня найдешь на первой же из гор.
Прочитав стихи, Цинь Гуй в гневе напустился на Хэ Ли:
– Ах ты пес! Недавно я посылал тебя схватить колдуна Дао-юэ, а ты за взятку его освободил! Сумасшедшего тоже отпустил, а теперь какой-то шкатулкой морочишь мне голову! – Тут первый министр повернулся к своим приближенным и приказал: – Всю его семью бросьте в тюрьму! Завтра же он пойдет на эту самую Первую юго-восточную гору и приведет мне сумасшедшего монаха! Не приведет – казню его вместе со всей родней!
Перепуганный Хэ Ли только кивал головой да поддакивал.
На следующий день он стал искать на карте Поднебесной Первую юго-восточную гору. Такая гора была, но на ее вершине находилась обитель бессмертных. Разве подняться туда простому смертному?
Однако другого выхода не было – пришлось выполнять приказание. Хэ Ли явился в тюрьму, попрощался с матерью, женой, детьми и отправился в путь.
После казни Ши Цюаня первый министр Цинь Гуй постоянно ощущал тупую боль в пояснице. Через несколько дней на спине у него появилась опухоль. Гао-цзун прислал придворных лекарей.
К сожалению, вести рассказ можно только об одном событии. Поэтому оставим пока Цинь Гуя и вернемся к Юэ Тину.
Поклонившись могиле отца, Юэ Тин и его названые братья направились через горы в Юньнань. Долго они шли. Наконец добрались до владений Чай-вана, явились во дворец и приветствовали хозяина и его мать. Юэ Тин представил госпоже Юэ своих названых братьев и рассказал о дорожных приключениях.
Молодые люди от души благодарили госпожу Чай за ее заботу о госпоже Юэ, и старуха расчувствовалась.
– Смотрю я, как вы почтительны, и очень хочу, чтобы вы побратались с моим сыном! – воскликнула она.
– Не смеем даже надеяться на такую высокую честь!
– Не отказывайтесь, я так хочу!
– Конечно, матушка! Об этом не стоит и говорить! – подхватил Чай-ван.
Он тут же велел принести столик и курильницу, и молодые люди поклялись отныне быть братьями.
Подошел праздник Середины осени. Во дворце Чай-вана был устроен большой пир.
– Давайте поедем завтра на охоту в горы, – сказал за столом Чай-ван. – Кто убьет тигра или барса – за тем первый подвиг, за сайгу или оленя – второй, а за всякую мелочь – штраф три чашки вина.
Эта затея всем понравилась, и на следующий день юноши отправились со слугами в охотничий стан.
Об этой охоте сложены такие стихи:
Минуя утром фениксовы стены,
Мы от столицы двинулись к востоку,
Где отмели песчаные пестрели
Среди болот, окутанных осокой.
Наш алый флаг затмит луны сиянье,
Солнцеподобный – он источник света!
Все дальше кони белые несутся
Вослед порывам западного ветра…
В руках у нас – надежное оружье,
И стрелами наполнены колчаны,
Крутой дугою согнутые луки
Висят за богатырскими плечами.
Вот всадники коней остановили
И в поднебесье устремили взоры,
Но плавно пролетающего гуся
Уже сокрыли дальние просторы…
Четвертый сын юаньшуая Юэ Фэя, Юэ Линь, то и дело подхлестывал коня – юноша страстно мечтал убить зверя покрупнее. Когда он миновал две горы, из чащи вдруг выскочил золотистый барс. Юэ Линь выстрелил – барс покатился по земле. Быстроногий конь вмиг подскакал к раненому зверю, и Юэ Линь прикончил его копьем.
Воины, сопровождавшие Юэ Линя, хотели забрать добычу, как вдруг перед ними как из-под земли вырос военачальник из племени мяо с десятком телохранителей.
– Стойте! – крикнул он. – Это мой барс! Я его преследовал!
– Зверь мой, я его убил! – запротестовал Юэ Линь. – В нем еще торчит моя стрела!
– Стрела твоя, а добыча моя! – крикнул в ответ военачальник. – И попробуй не отдать!
– Если хочешь взять барса, сперва победи меня! – заявил Юэ Линь. – Останешься без головы, пеняй на себя!
– Желторотый юнец! – рассвирепел военачальник. – За такую наглость ты отведаешь моего меча!
