Текст книги "Сердце с горьким ядом (ЛП)"
Автор книги: Бринн Уивер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Я замедляю движения. Мускулы постепенно каменеют. За несколько тактов музыки я становлюсь почти статуей.
– Чего ты хочешь? – требую я. Мой голос низкий, напряженный. Ни намека на игривость, флирт или шутки. Музыка продолжается вокруг, будто оставляя нас на холодном, пустом берегу. – Чего ты хочешь? – повторяю я, когда он не отвечает.
Ашен слегка отстраняется, но его губы все еще близко к моему уху, а рука сжимает мою. Я чувствую, как он напрягается. Его запястье все еще передо мной – как обещание.
– Поговорить. Наедине.
Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох, наполняя легкие, чтобы отвлечь сердце чем-то реальным.
– Ладно, – отталкиваю его запястье. Поворачиваю голову ровно настолько, чтобы он услышал каждое слово, но не увидел моего лица. – Но мне не нужны твои жалкие клятвы.
Его пальцы ослабляют хватку, но это я в конце концов отпускаю его руку.
ГЛАВА 16
Я отхожу от Ашена, но знаю, он последует за мной. Направляюсь к выходу на террасу. Мысли шепчут, что я выиграла небольшую битву с собой, но в груди ноет, будто уже проиграла.
Не оглядываюсь, пока пробираюсь через танцпол. Взгляд Эрикса ловит мой сквозь толпу. В его глазах вопрос, когда он замечает Ашена за моей спиной. Мой едва заметный кивок, кажется, успокаивает его. Он отвечает тем же и наблюдает, но не идет за мной.
Ночь прохладна, и мурашки пробегают по коже, когда мы выходим на пустую террасу. Воздух кажется разреженным без солнца. Звезды ярко горят над морем. Я подхожу к каменному ограждению и смотрю на обрывы, уходящие в ночной берег.
Ашен останавливается рядом, опираясь руками на камень. Достаточно близко, чтобы чувствовать его тепло, но не касаться. Он не смотрит на меня, но ощущаю, как его внимание ловит каждое мое движение – от сжатых ладоней, чтобы не теребить платье, до вздоха, когда тишина затягивается.
– Ты добился своего, Жнец. Говори, – мой голос звучит устало, а не раздраженно. Смотрю на океан, пока не всплывает мимолетное воспоминание о доме с сестрами, терзая меня.
Ашен слегка опускает голову. Вижу, как он смотрит на берег.
– Прости, Лу.
– За что, Жнец? За то, что уже сделал, или за пытки, которые еще планируешь?
Из него вырывается горький смех. Чувствую, как он бросает на меня взгляд, но не отвечаю взаимностью.
– Я пытаюсь помочь. Твое состояние не стабилизируется, пока ты не закончишь то, что начал Семен.
Я и так чувствую эту правду внутри. Мои способности к исцелению вернулись, но тело и разум работают нестабильно. Видения приходят почти против моей воли. Кажется, во мне есть сила, которую я не контролирую. Как и мочевой пузырь, судя по всему.
Но даже зная это, я не буду с Ашеном играть в вежливость. Напротив, моя вечно тлеющая ярость вот-вот закипит.
– Конечно, теперь ты эксперт. Эмбер лично принесла тебе отчеты? Или ты наблюдал через скрытую камеру?
Ашена напрягается. Я будто вижу, как каждый его позвонок смыкается.
– Ты знал, что она участвовала вначале? Пока все не стало слишком ужасным даже для нее.
Ашен молчит. Напрягает челюсть, когда смотрит на руки.
– Что ты узнал о моем состоянии, раз стал таким экспертом, Ашен? Что-то понял после той херни, которую ввел мне Галл? Или, может, после сломанных костей? Вырывание ногтей по одному дало понять, как меня «починить»?
Его сердце бьется чаще. Слышу, как учащается дыхание.
Поворачиваюсь к нему, красный свет моих глаз скользит по ограждению, пока не останавливается на его лице. Сжимаю челюсть, пока мы таращимся друг на друга. Смотрю сквозь горячие слезы, которые обжигают кожу. Даже не заметила, как они появились.
Ашен выпрямляется и поворачивается ко мне. Пламя разгорается в его глазах.
– Лу...
– А когда... – голос срывается.
Ашен делает шаг вперед, а я назад, вытягивая руку, чтобы остановить его. Мой голос низкий и яростный, когда я наконец беру себя под контроль.
– А когда он разрезал мой живот, чтобы проверить, смогу ли я теперь выносить ребенка благодаря сыворотке Семена, Ашен? Как тебе такое? А когда он и твоя сестра взяли... Когда они...
Сжимаю губы. Дыхание сбивается. Взгляд падает на пол, и я пытаюсь загнать все воспоминания о подземелье в глухую тюрьму разума. Не могу пережить это снова. Что они делали со мной. Что вводили. Что вырезали. Что украли.
– Лу...
Эти две буквы звучат из его уст с такой яростью, болью и скорбью. И все же, этого недостаточно. Вообще.
С огромным усилием заталкиваю горе обратно под ярость, что живет под кожей. Вытираю слезы и делаю глубокий вдох. Поворачиваюсь к морю. Лучше пусть меня преследуют воспоминания о сестрах, чем ужасы этого нового ада.
– Я умру, но ты не заточишь меня в том подземелье, Ашен. Умру, но не стану твоим оружием и не позволю сделать с другими то, что сделали со мной.
– Мне жаль, Лу, что с тобой это произошло, – говорит Ашен. Вижу, как отчаянно он хочет приблизиться, но сдерживается. – Я не делал этих ужасных вещей. Не видел и не наблюдал. Я сделал все возможное, чтобы исправить это.
Горько смеюсь.
– Ашен, ты заставил меня пообещать делать все, как ты говоришь, а когда пришло время – промолчал. Буквально.
– О чем ты?
– В «The Maqlu». Заставил пообещать: если ты попросишь бежать или оставить тебя – я должна сделать это. Но ты не просил. Ни в клубе. Ни когда стоял на помосте в Царстве Теней и смотрел на меня сверху вниз. Я доверилась тебе, как ты просил. А ты подвел меня.
– В «The Maqlu» не было времени, вампирша, – Ашен игнорирует мои колкости. – А в Зале ты едва стояла. Мы были окружены.
– Я была окружена. Ты стоял на помосте и смотрел на меня свысока.
– Ты правда думаешь, у меня был выбор? Ты не представляешь, насколько могущественны Эшкар и Имоджен, Лу. Мы уступали в численности и стратегии. Если бы я умер, какие шансы были бы спасти тебя? Твоя судьба была бы одинаковой в любом случае, голос Ашена резок от отчаяния и собственной ярости. – Тебе некуда было бежать. Единственный выход был – терпеть.
Я презрительно фыркаю, пока гнев поднимается по горлу и оседает ядом на языке.
– Терпеть. Тебе легко говорить. А что ты терпел, пока меня пытали в твоем подземелье? Ужины, вино и танцы в «Bit Akalum»? Свободу путешествовать между мирами? Любовь женщины, которую потерял давно и получил назад как награду за мою поимку?
– Она не ты, – рычит он, голос гремит в ночи, свет в глазах становится черным пламенем. Он делает шаг ко мне, затем еще один. Я впиваюсь ногами в пол, отказываясь отступить, хотя адреналин кричит, чтобы я бежала. – Я использовал все связи. Заключал сделки. Нарушал каждое правило. И хуже всего – знал, что каждый момент может быть твоим последним.
Ашен останавливается так близко, что мои ресницы дрожат от его дыхания. Сжимаю зубы, пока не кажется, что они треснут. Ногтями впиваюсь в ладони, пока не чувствую запах крови.
– Если ты готов на такое ради своего оружия, то мне жаль тебя, Жнец. Потому что ты приложил все усилия, и все равно проиграешь войну. Я позабочусь об этом. Лучше я превращу твой мир в пыль. Лучше умру, чем буду сражаться за Царство Теней, о великий Мастер Войны.
Рука Ашена молниеносно сжимает мое горло. Дым клубится за его спиной, когда крылья разворачиваются, заполняя пространство. Искры сыплются на каменный пол.
– Так в тебе все-таки есть много демонического, – говорю я, запрокидывая голову, словно приглашая сжать сильнее. – Однажды я поверила, что ты не такой, как другие в твоем мире. Докажи, что я ошибалась в последний раз, на случай, если не усвоила урок. Прикончи меня, чтобы мне не пришлось делать это самой.
Его большой палец медленно скользит по линии челюсти, ласка настолько нежная, что ее можно принять за воображение.
– Какая же ты стихийная, вампирша. Едкая. Храбрая. Безрассудная, – его взгляд скользит по моему лицу.
– Хватит тратить мое время на снисходительные жнецовские речи. Убей меня уже.
– Я не причиню тебе вреда. И не позволю тебе сделать это самой.
Его глаза вспыхивают решимостью. А затем в выражении мелькает намек на извинение. Прежде чем я успеваю среагировать, его другая рука раздавливает хрупкую ампулу на цепочке у моей груди. Жидкость смешивается с кровью из мелких порезов на нашей коже и стекает между грудями.
– Что за...
– Sabbi Leucosia libbu amaru nanam. Batiltu iskakku shul libbu istu abatu ana simtim alaku.
Резкий вдох разрывает жжение в горле. На мгновение мы просто смотрим друг на друга.
– Ублюдок, – шиплю я.
Не отрывая взгляда, выхватываю кайкен из ножен на бедре и пытаюсь поднести к горлу, но рука дрожит, будто ее сдерживает невидимая сила. Вкладываю всю силу в движение. Стискиваю зубы, рыча, пытаюсь приблизить лезвие. Оно не двигается ни на миллиметр.
Но я уже знаю, почему. Потому что понимаю его слова.
«Сердце Леукосии – буря. Останови оружие от уничтожения собственной судьбы».
Ашен отнял у меня возможность покончить с собой, забрал последний шанс сбежать из этого ада.
Чистейшая ярость течет по побелевшим костяшкам, и я направляю нож на Ашена, успевая поранить его плечо, прежде чем он выбивает клинок. Его хватка возвращается к моему горлу, и он прижимает меня к стене. Сердце бешено бьется под его ладонью, вонзающей осколки от ампулы глубже в кожу.
– Отлично. По крайней мере, я еще могу ранить тебя.
Мы смотрим друг на друга. Его дыхание обжигает кожу. Пепел и дым от его крыльев заволакивают пространство, скрывая свет звезд на небе.
– Я не причиню тебе вреда, – повторяет он тихо. Черное пламя пляшет в его глазах. Я чувствую его жар, когда он изучает мое лицо, задерживаясь на губах.
– Ты уже причинил. Снова. Буквально через две секунды после обещания. Или ты забыл, что до сих пор вдавливаешь стекло мне в грудь, гребаный мудак?
Будто и правда забыв, Ашен медленно убирает руку. Осколки падают на пол. Некоторые остаются в коже. Он смотрит на мою окровавленную грудь, морщится и вытаскивает один осколок, затем другой, не обращая внимания на те, что торчат из его ладони.
– Прости, – шепчет он, не отрывая взгляда от моей кожи. – Я сделал единственно возможный выбор, чтобы спасти тебя.
– Извинения ничего не значат, когда ты совершаешь непростительное. Ну не знаю, например, заставляешь кого-то довериться тебе, а потом предаешь, чтобы его месяц морили голодом и пытали в гребаном подземелье.
– Это сделал Эшкар, не я, – говорит Ашен все тем же тихим голосом. Он прижимает большой палец к моей челюсти, когда вытаскивает длинный осколок.
– Ах да, прости. Ты просто стоял и смотрел, ничего не делая. Зато успел обнять другую девушку через несколько часов после того, как трахнул меня в своей машине. И в доме. В домах, прошу прощения.
Его взгляд скачет между моими глазами.
– Это не то, что ты думаешь.
– Какая неожиданность. Правда – это ложь. Реальность – иллюзия. А общий знаменатель во всем этом дерьме – ты.
Мы застываем в напряженной тишине. Моя ярость пылает под кожей, горло под его хваткой. Как и в комнате, когда он прижал меня к стене, кажется, я могу вырваться, если захочу. Часть меня хочет бежать как можно дальше. Другая, более безрассудная, – чтобы он сжал руку, пока мир и все его страдания не исчезнут. Но больше всего, хоть и не признаюсь, я хочу остаться здесь. Как парус в ветрах страха, привязанный к его руке.
Горе и желание пожирают борьбу в моей плоти, клетка за клеткой. Сколько ни сражаюсь, мое сердце упрямо бунтует против разума.
– Зачем, Ашен? – шепчу я. Гневные слезы наполняют глаза. Это слезы ярости, потери и тоски. – Зачем ты это делаешь? Скажи мне правду. Хотя бы раз, если больше никогда не скажешь ничего честного.
Пламя в его глазах не гаснет. Но сквозь огонь я вижу не только злость и разочарование. Вижу отчаяние. Агонию и страдание. Он пережил новую боль, и она до сих пор терзает его, преследуя каждый вздох.
– А ты как думаешь? – он ждет реакции, но я отказываюсь ее дать. Ашен отводит взгляд и наклоняется. Мурашки бегут по моей шее и рукам. Тепло разливается внизу живота, когда его губы касаются кожи, и он шепчет на ухо: – Libbu isriq, ekimmu.
Слова заползают в грудь и обвиваются вокруг костей.
Ты украла мое сердце, вампирша.
– Тогда забери его обратно, – шепчу. – Я не могу быть твоим оружием.
– Я так не говорил.
– Тебе не нужно. Ты явно хочешь больше власти в Царстве Теней.
Его улыбка становится едкой, когда наши взгляды сталкиваются.
– Ты правда веришь, что в этом причина?
– А в чем еще?
– В чем же еще.
Я фыркаю, пронзая его ядовитым взглядом.
– Ты либо не говоришь ничего, либо лжешь. Не знаю, почему ждала, что сейчас что-то изменится.
– Ты все равно сожгла бы мои слова, – его взгляд задерживается на мне, прежде чем снова опускается к груди. Мы погружаемся в тишину, пока он с хирургической точностью и терпением влюбленного вытаскивает осколки. Я хмурюсь, но он не смотрит, сосредоточенный на осколках в моей плоти.
Отворачиваюсь, когда слезы, которые не могу сдержать, текут по щекам. Одна падает на ключицу, задерживается на кости, затем скользит к сердцу. Рука Ашена замирает. Его палец ловит каплю, растирает ее по коже, пока она не высыхает.
– Хватит, – шепчу я, когда он возвращается к крошечным осколкам. Пытаюсь оттолкнуть его, но он отводит мою руку.
На челюсти Ашена дергается мускул, но выражение его лица полно решимости, и он продолжает сосредоточенно вытаскивать стекло.
– Еще не все, – говорит он, но я не знаю, о чем он: об осколках в моей коже или о суровой судьбе, ранящей мое сердце.
ГЛАВА 17
Когда Ашен наконец отпускает меня, я ухожу без лишних слов, оставляя его в пустой ночи, где ему и место. Найдя остальных и выдержав их слабые протесты, я одна возвращаюсь на Виллу Датура, хотя прекрасно понимаю, мое одиночество лишь иллюзия. Ашен достаточно близко, чтобы я чувствовала его присутствие. Он следит, чтобы я добралась благополучно, но держится на расстоянии.
Ощущение, что за мной следят, не исчезает и на вилле. Оно преследует меня, пока я иду через сад к гостевому дому. На кухне я останавливаюсь, чтобы взять бутылку вина, намереваясь устроиться в своей комнате, хорошенько напиться и строить планы мести.
Но, разумеется, судьба посылает этот план к чертям.
Я так поглощена раздражением, что лишь через минуту замечаю равномерное тук-тук-тук из гостиной. Откидываюсь назад, чтобы заглянуть за угол, вглядываясь в темноту.
Пара янтарных глаз смотрит на меня в ответ. Ритм учащается. Это хвост, стучащий по дивану.
Уртур. Гигантский шакал Дома Урбигу. Здесь, в Мире живых. На диване. Еле помещаясь.
Я отступаю на кухню. Делаю длинный глоток прямо из бутылки. К черту бокалы, мы уже давно прошли эту стадию.
Снова заглядываю.
Тук-тук-тук.
Сделав еще один глоток вина, я беру бутылку с собой и направляюсь в свою комнату. Ашен уже там, сидит на краю моей кровати. Конечно же.
– Просто замечательно. Проваливай к черту.
Ашен слегка улыбается.
– Не могу.
– Можешь. Это называется дверь, – указываю я на нее. – Ты встаешь, проходишь через нее и не возвращаешься.
– В гостевом доме больше нет свободных мест.
– Тогда вали на диван.
– Уртур храпит.
– Отлично. Надеюсь, он не даст тебе уснуть всю ночь. Может, у него даже настоящее бешенство, а не ангельское, и тогда ты умрешь медленной и мучительной смертью, лая на свою тень. Я с огромным удовольствием понаблюдаю за твоей недостойной, позорной кончиной.
Ашен отворачивается, пытаясь скрыть смешок.
– Ты такая злая, вампирша.
Я бросаю на него яростный взгляд, который не дает ничего, кроме, возможно, усиления его веселья.
– Все еще сыплешь комплиментами, я смотрю. Тронута. А теперь проваливай.
Ашен встает, и на мгновение мне кажется, что я выиграла этот раунд. Что, конечно, глупо. Потому что кто-то явно меня ненавидит.
– Есть вторая змея. Ее зовут Зида, – говорит Ашен, приближаясь, пока не оказывается прямо передо мной.
– Я слышала.
– Зида охотится на тебя. Я не могу оставить тебя здесь одну, ты будешь слишком уязвима. Поэтому Уртур охраняет вход.
– Я справилась с Нинигиш сама, чувствуя себя при этом отвратительно, спасибобольшое. И даже не думай приписывать себе мою победу.
Легкий смешок вырывается у Ашена, но когда наши взгляды встречаются, его выражение становится серьезным. Решимость в его глазах разгорается пламенем.
– Зида быстрее. Умнее. Незаметнее. Ее будет гораздо сложнее убить. Когда она придет, мы должны быть готовы.
Ашен поворачивается к комоду. Он берет что-то, прислоненное к нему в тени, и протягивает мне мою катану.
– Это твое, – его голос тихий и низкий. Я ставлю бутылку вина на пол и беру катану обеими руками, закрывая глаза, когда ее вес ложится в ладони, где ей и место. – Пожалуйста, постарайся не убить меня ею. Я устал воскресать в Царстве Теней. Это... крайне неприятно.
– Если не хочешь, чтобы я это сделала, перестань меня раздражать, – говорю я, прижимая меч к груди. Ашен отвечает слабой улыбкой. Смотрю на него, словно бросая вызов, но его улыбка не исчезает. Лишь усиливает жар в его глазах, когда они задерживаются на моих губах. Я понимаю, что его улыбка может быть связана не с моими словами, а с тем, что я вообще могу их произносить. Смотрю в пол. – Спасибо.
Мы стоим в тишине долгое мгновение. Я думаю о Зиде и гадаю, как близко она может быть. Как далеко позади на нашем следу...
Черт.
– Мистер Хассан...
– Я уже предупредил его. Он в безопасности от змеи, – говорит Ашен. Он наблюдает с острым интересом, как я киваю и выпускаю неровный вздох сквозь сжатые губы. С видимым усилием Ашен отворачивается и направляется к кровати. Он берет одну из подушек и кладет ее на пол под закрытым окном, оставляя рядом свой меч и кинжал.
– Ты не свалишь? – говорю я, пока он тащит овечью шкуру от камина к своему импровизированному ложу.
– Нет.
Я фыркаю и поворачиваюсь к шкафу, достаю длинный халат и накидываю его на плечи, затем направляюсь к двери с катаной в одной руке и бутылкой вина в другой.
– Куда ты пошла? – голос Ашена – идеальная смесь недовольства, усталости и раздражения. Звучит восхитительно.
– Пить. В другом месте.
– Вампирша...
– Расслабься, демон. Я лучше посижу с собакой в темноте и рискну подхватить жнецовское бешенство, – говорю я, подходя к двери. Слышу, как он шевелится, когда я на пороге, но не оборачиваюсь. – Мне нужно побыть одной.
Я жду, что он начнет спорить, но этого не происходит. Выхожу в коридор, тихо закрывая за собой дверь.
Сижу на диване с тяжелой головой Уртура на коленях, когда Эдия возвращается с остальными. Оказывается, шакалы – неплохие слушатели для пьяных и разбитых сердцем вампиров, связанных с демонами. Я сижу здесь так долго, что ноги затекли.
– Мы... мы что, завели собаку? – останавливается Эдия, осматривая сцену. Хвост Уртура шлепает по дивану в ответ.
– Уртур, это Эдия. Эдия, это Уртур, демонический шакал. Не знаю, как он тут оказался, но он отличный собутыльник. Я рассказала ему свою грустную историю, и он разрешил мне плакать в его шерсть. Она мягкая и пахнет серой, – обнимаю огромную черную голову Уртура.
Тук-тук-тук.
– Я-я-ясно, – тянет Эдия, бросая взгляд на остальных.
Коул берет бокал с кухонной стойки и проходит мимо Эрикса и Эдии.
– Налей мне вина, и я расскажу, как Уртур обоссал кровать Ашена.
– Не-е-е-ет, – кричу я. Коул занимает кресло напротив, а остальные расходятся по комнатам. – Только не шелковое белье для секса.
Демон тихо смеется.
– Ага. Он как-то пробрался в комнату Ашена и застрял там. Обоссал всю кровать. Ашен был не в духе несколько дней.
– Он обожает эти простыни. Не то чтобы я его виню, – мы улыбаемся друг другу и замолкаем, пока я глажу гладкую шерсть Уртура. – Он в моей комнате.
– Не удивлен. Что произошло между вами на улице?
– Он наложил на меня заклятие. Против меня самой, – говорю я, выковыривая соринки из густой шерсти шакала. Моя улыбка гаснет, и я продолжаю смотреть на свои руки. – Если он попытается утащить меня в Царство Теней, я не смогу остановить его. Я больше не могу вычеркнуть себя из уравнения.
Коул вздыхает и долго молчит, прежде чем ответить.
– Мне жаль, Лу. Зная, в каком вы оба состоянии... Я понимаю, почему ты хотела иметь такую возможность. Но не думаю, что он планирует везти тебя туда. Думаю, он просто... боится. Особенно после того, что случилось, когда ты убила Нинигиш.
– Это все равно подлый поступок, – делаю глоток вина.
– Знаю. Но он был в отчаянии. И не знал, что делать. Он демон, в конце концов. Он не всегда поступает правильно, даже когда пытается.
– Правильно, – повторяю я, и когда Коул встречает мой взгляд, я дразняще улыбаюсь. – Это говорит твоя бывшая ангельская оптимистичность.
– Не-а. Ее давно нет, – он откидывается в кресле, закрывает глаза и закидывает ноги на стол.
Я наблюдаю за ним. Его лицо такое же юное и неизменное, как всегда. Настоящая маска для всего, что он видел за свою долгую бессмертную жизнь.
– Почему ты на самом деле отказался от крыльев? – он открывает глаза и смотрит на меня. Слышу тяжелый удар его сердца, полный печали.
– Давно я потерял того, кто был мне дорог. Я должен был защищать его. Это было мое предназначение. Любить его – неожиданный дар, – Коул смотрит в вино, вращая бокал. Вздыхает перед тем, как сделать глоток. – Я долго скорбел. Научился жить с горем. Но не мог найти новую цель. Она словно ускользала. Поэтому, когда появилась эта миссия, я подумал, что она заполнит пустоту. По крайней мере, хоть какие-то перемены. Может, я все еще хотел наказать себя за то, что не защитил любимого человека.
Я провожу пальцами по шерсти Уртура, наблюдая, как Коул крутит бокал. Краткая улыбка мелькает на его лице, и я понимаю – он вспоминает моменты с тем человеком.
– Ты нашел то, что искал? В своей миссии?
Коул усмехается.
– Ну, я нашел страдания, это точно. Мое время смертного было к счастью недолгим. Были приятные моменты. Друзья. Серфинг. Но и много ужасного. Например, ситуация с Эриксом. Ну, пока все не стало хорошо, но мне было трудно это принять.
– Ты словно говоришь, что Царство Теней лучше, чем твоя жизнь смертного.
– Так и есть, – его уверенность удивляет меня. Он смотрит мне в глаза. – Там есть ужас. Да. Ты знаешь. Ты чувствовала. Но там есть и потенциал. Это может стать чем-то другим. Просто нужно исцелиться и снова обрести цель.
– Как исцелить?
– Любовью, Лу. Одну душу за раз. Одного зверя за раз, – Коул указывает бокалом на Уртура, чья голова все еще удобно устроилась у меня на коленях. Его улыбка неожиданно мудра для такого юного лица. – Одного демона за раз.
– Я знаю, к чему ты клонишь. И прежде всего, он уже любил раньше.
– Не так, как тебя. И не думаю, что его когда-либо любили в ответ так, как любила ты.
– Боже, Коул, – стону я, проводя рукой по лицу. Отдергиваю ее, почувствовав запах собаки. – В тебе слишком много от ангела, чтобы одержимо сводить любые пары, какими бы испорченными они ни были, и много от демона, чтобы получать удовольствие, наблюдая, как они неизбежно вспыхивают и разбиваются, как крушение поезда.
Коул смеется.
– Не-а, Лу. Я просто говорю, что вижу. Демона, измученного любовью.
Я закатываю глаза. Чувствую, как румянец поднимается по шее к щекам. Коул улыбается, и я опускаю взгляд в шерсть Уртура.
– Никто из нас не может быть уверен. Мы не так долго были вместе.
– Ты знаешь так же хорошо, как и я, что секунда может значить столько же, сколько день, неделя или даже годы.
Черт. Я знаю это, но все равно хмурюсь.
– Мы даже не знаем, вдруг это все игра ради власти. Он никогда не говорит, что чувствует. Так что любовь, которую ты в нем видишь, может быть иллюзией.
– Да ладно, Лу. Ты убиваешь его несколько раз, а он все равно возвращается. Он носится по Миру живых, когда должен готовиться к войне, но вместо этого грозится превратить глаза людей в кейк-попсы, потому что беспокоится о тебе. Он мог бы уже десять раз вернуть тебя в Царство Теней, но добровольно терпит общество бессмертных, которые его презирают, лишь бы быть рядом с тобой. Черт, он даже общается с Эриксом, своим смертельным врагом.
– Не думаю, что угрозы вырвать Эриксу крылья и скормить их Уртуру можно назвать общением, – хвост шакала шлепает по дивану, и я не уверена, то ли он откликнулся на свое имя, то ли мечтает закусить ангельскими крыльями. – Нет никаких доказательств, что он любит меня или кого-то, кроме себя. И я не собираюсь прощать его только потому, что это полезно для Царства Теней. Я ничего не должна ему и его Царству. Без обид.
– Лу, – тянет Коул, наклоняясь вперед в кресле. Его взгляд проникает прямо в меня. – Я говорю это не ради него или Царства. Я говорю, потому что вижу, как ты сама себя мучаешь. Ты злишься, тебе больно, и у тебя есть на это право. Но я также видел, как ты смотрела на Ашена, когда он ворвался в ту комнату в Каире. Ты хотела, чтобы он был там, и злилась на себя за то, что приняла его помощь. Я говорю не о крови, а о заботе и поддержке. Я прав?
В горле встает ком. Я отвожу взгляд в угол комнаты. Киваю.
– Я понимаю, Лу. Когда Эрикс нашел меня, я тоже не хотел принимать его прощение. Не хотел чувствовать его любовь или свою. Я был слишком зол на себя. Боялся ошибиться снова или потерять. Со временем я научился позволять себе чувствовать. – Коул допивает вино и встает, проходя за диваном. Останавливается по пути на кухню и кладет руку мне на плечо, наклоняясь к уху. – Ты можешь позволить себе любить его. Тебе не нужно наказывать себя за это. Не нужно наказывать себя за то, что принимаешь его любовь. Ты можешь чувствовать все.
Я не поворачиваюсь к Коулу. Не хочу, чтобы он видел слезы в моих глазах. Но кладу свою руку на его и сжимаю. Слегка киваю, потом снова таращусь на бокал.
Коул целует меня в макушку и уходит. А я еще долго сижу в темноте с шакалом, размышляя о словах, о том, как исцелить сломанный мир. Как исцелить сломанную душу, сломанное сердце. Это происходит по одному моменту любви за раз.
Вот бы и меня она исцелила.
ГЛАВА 18
Голова гудит. В висках словно роятся шершни.
Кажется, я моргаю, но перед глазами лишь белая пелена. Я в метели. Снежные вихри скользят по коже. Здесь так холодно. Я потерялась, и вокруг лишь холод и белизна.
– Перестань стоять над ней. Ты ее пугаешь.
– Она уже напугана, ведьма.
– Ну, так ты напугаешь ее еще больше, демон с дымными крыльями и огненными глазами. Просто остынь, черт возьми. Возьми ее за руку. Нет, за руку, а не за рукав, тупица.
– Какая разница…
– Отпусти, – шипит Эдия, когда я начинаю дергаться и вырываться. – Именно так ее хватали, чтобы утащить из камеры.
Тишина. Я чувствую, как тепло покидает мою руку, и сопротивление уходит из тела. Сознание будто расколото надвое: одна часть осознает, но не может пошевелиться, другая – заперта где-то далеко и страшно.
– Хочешь помочь по-настоящему? Научись делать это правильно. Возьми ее за руку. Говори спокойно.
Теплая ладонь смыкается вокруг моей. Кажется, это единственное, что удерживает меня на земле.
– Вампирша. Проснись… – что-то касается моего лица, и оно кажется мокрым. То ли это моя кожа, то ли его рука, не знаю. Все тело влажное. Я стону и слышу шепот Эдии, но не разбираю слов. Когда Ашен говорит снова, в его голосе меньше тревоги, но она все равно проскальзывает: – Лу, ты в безопасности. Проснись.
Я зажмуриваюсь. Гул стихает, и, открыв глаза, я наконец вижу. Но мне не нравится то, что передо мной.
Хорошая новость: я не обмочилась.
Плохая новость: я переделала ванную. Своей кровью.
Мой кайкен лежит на полу рядом. Тело покрыто потом и темными брызгами. Я дрожу от холода, будто костный мозг выкачали и заменили снегом. Пальцы ноют. Я все еще наполовину в метели, наполовину здесь, на кафельном полу.
Я в полном, блять, недоумении. Я была в постели?.. Кажется?.. Это последнее, что помню. Легла, а Ашен сидел у окна, наблюдал, как я бросаю ему последний пьяный, подозрительный и слегка расфокусированный взгляд, прежде чем натянуть одеяло до подбородка и отвернуться. А теперь он стоит на коленях рядом, держа мою руку, а Эдия присела с другой стороны. Оба выглядят серьезными. Обеспокоенными.
– Что за херня-я-я, – выдыхаю я. Голос хриплый, горло саднит. Язык кажется слишком толстым и липким. Внезапно накатывает усталость, будто я не спала, а бежала.
Эдия встает, берет полотенце. Включается вода. Ашен остается рядом. Когда полотенце готово, он берет его у Эдии и осторожно вытирает мою кожу. Я смотрю на его лицо, на глаза, следящие за движением руки по моей щеке и шее. Он замечает мой взгляд и встречает его. Пытается успокоить улыбкой, но морщина между бровями выдает слишком много тревоги.
Взгляд скользит к зеркалу. Поверхность которогоиспещрена древними шумерскими символами – шевронами, линиями, треугольниками.
– Не припоминаю такого в журнале «Жизнь Марты Стюарт», – говорю я, разглядывая текст, растянувшийся по зеркалу и части стены. Ашен хмурится, и я чувствую его недоумение.
– Октябрьский выпуск прошлого года. «Бюджетный Хеллоуин: декор из собственной крови», – отвечает Эдия.
– Точно. Получилось на ура. Бьянка будет в восторге.
Ашен бормочет что-то невнятное, похожее на «haramenzen» – шумерское «хулиганы». Я ловлю взгляд Эдии, и она на мгновение улыбается, пока Ашен подхватывает меня с пола, накидывает полотенце на плечи. Когда я стою более уверенно, поворачиваюсь к зеркалу.
– Gasaan tiildibba me zi ab. Dul susi giskasilim tilla. Nigkulli duma galu barama niingar, – шепчу я, читая первую строку. – Первые строки моего заклинания в Сэнфорде.
– «Королева, дарующая жизнь умирающим. Оружие – сладкий голос. Моя музыка не позволит творить ни одному смертному», – переводит Ашен. Наши взгляды встречаются в отражении. Кровавые буквы – словно маска на наших лицах.
– «Umunzid kian utudza angim sunutega. Gasaan utud muszid kesdi. En utud sag men mama», – продолжает Эдия, читая следующую строку. Вместе с первой они повторяются снова и снова. – «Истинный облик, созданный небом и землей, ты была сотворена, как небо – неосязаема. Потомство царицы, облаченное в истинную форму. Потомство жреца, чья голова увенчана короной».
– Что это значит? – спрашивает Ашен, вглядываясь в буквы, будто ждет, что текст выдаст ему тайный смысл. Оба смотрят на меня в зеркале, но я лишь пожимаю плечами.
– Не знаю. Я ничего не помню, – говорю я, пытаясь выудить из памяти сон, который выманил меня из комнаты и привел сюда. Но там лишь метель, туманные мгновения перед пробуждением. Я смотрю на Ашена. – Ты что-нибудь слышал?
Он качает головой, и тревога в его глазах сменяется досадой.
– Нет. Я проснулся, а тебя не было. Вышел разбудить остальных и услышал, как ты разговариваешь в ванной. Ты повторяла строки заклинания. – Его челюсть напрягается. Когда он поднимает глаза, в них пляшут языки пламени. Взгляд скользит к Эдии. – Как это возможно? Я читал заклинание, которое должно было уберечь Лу от самоповреждений.
