Текст книги "Сердце с горьким ядом (ЛП)"
Автор книги: Бринн Уивер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
Давление в голове начинает нарастать. Просто ныряешь в глубину, однажды сказал Ашен. Но прежде чем грусть воспоминаний успевает зарыться в грудь, нас окружает взрыв цвета и сверкающих звезд – будто мы стали бомбой, взорвавшей само время.
Когда осколки рассвета опускаются к нашим ногам, мы уже стоим в другом мире.
Царство Света.
Я отступаю от Эрикса и кладу руку себе на грудь.
Да. Ну. Нахрен.
Пространство вокруг живет криками радости и взрывами смеха. Что-то гремит и грохочет – я поднимаю глаза и вижу, как вагонетку аттракциона уносит по синим рельсам. Вдалеке слева крутится Небесный Крикун, справа – колесо обозрения смотрит на ярко-голубую бухту. Я вижу силуэты, скользящие по волнам, накатывающим на берег. Горки и водные аттракционы извиваются вокруг нас, ларьки с сахарной ватой, попкорном и мороженым. Маленький поезд едет по рельсам прямо перед нами, гудя в приветствии, а дети на его вагончиках хихикают и машут. Звучит музыка, кто-то танцует, здесь пахнет чурросом и карамелью, повсюду игровые автоматы, и тут даже собаки – просто собаки, а не те мерзкие трехногие твари, шипящие тебе в лицо. Это счастливые собаки, они виляют хвостами, играют с детьми, подбирают упавший попкорн с земли.
Раздается хлопок, и я смотрю вверх – в небе расцветают фейерверки.
Это словно передоз мороженым и сладкой ватой. Все здесь – приторно-сладкое, нелепое и… МНЕ ЭТО НРАВИТСЯ ЧЕРТ ПОДЕРИ.
Я оборачиваюсь к Эриксу с ошеломленной, сияющей улыбкой.
«Это все по-настоящему?» – шепчу.
– Ну, не весь мир тут такой, конечно… но, согласись, это круто, да?
Он выглядит немного неуверенно, будто боится, что я сочту это глупостью. Но я так не думаю. То есть, да, это глупо. Но глупо в самом офигенном смысле. Это не просто круто.
«Это чертовски эпично», стараюсь сказать я.
– Ты в состоянии прокатиться пару раз перед тем, как мы откроем портал в Саккару?
Нет. Но все равно прокачусь!.
Я отпускаю его руку и с криком мчусь к первой горке. Конечно же, там нет очереди. Здесь все слишком идеально, чтобы существовали такие вещи, как очереди. Мы все еще мокрые, садимся рядом, и защитные дуги опускаются на плечи, фиксируя нас на месте. Эрикс сидит, подогнув сверкающие крылья. Мое сердце колотится – не от страха или боли, хотя физические раны все еще ноют, – а от восторга. Может, из-за этого меня еще раз вырвет, кто знает? Но сейчас, глядя на Эрикса и видя ту же радость в его лице, мне плевать. Я просто хочу веселиться. И не удивляйтесь так: как я уже говорила, я не та древняя ворчливая вампирша из вашего воображения. Мне, может, пять тысяч лет, я наизусть читаю «Плач о гибели Уре» на шумерском, но… зачем? Когда есть американские горки?
Шестерни скрипят, и вагонетка дергается вперед, неся нас вверх по крутому подъему. Отсюда я вижу землю и море, окружающие нас. В воде раскиданы острова, словно архипелаг, некоторые с белыми строениями, устремленными в небо. Прямо перед нами парк развлечений тянется вдоль каньона, прорезанного рекой, над которой перекинут мост к великому белому городу. Слева аттракционы граничат с высокой стеной, а за ней – зеленые равнины с травами и полевыми цветами, колышущимися под мягким ветром. Я указываю туда, когда мы приближаемся к вершине.
– Это город Анур, прямо перед нами, – говорит Эрикс, показывая на белые башни и дворцы. – Дом Добродетелей управляет этим парком и ближайшим кварталом города. А те равнины слева – под опекой Дома Эсагилы. Там зиккурат3, видишь верхушку с золотым куполом?
Зиккурат выглядит массивным и внушительным, окруженным укрепленной стеной. Золото сверкает на солнце, придавая строению одновременно красоту и строгость. Я хочу услышать больше об этом месте. Хочу узнать все. Но земля уходит из-под ног, и прежде чем я успеваю что-либо подумать, мы летим вниз, мчась по рельсам цвета летнего неба.
Я поднимаю руки и кричу от восторга и страха, хоть звука изо рта все равно не выходит. И обычно это молчание разрывает сердце тугой петлей, но сейчас нет на это времени. Особенно когда Эрикс, сидящий рядом, просто визжит от восторга. Все, что я могу – смеяться, смеяться и еще раз смеяться.
Вот так мы и проводим утро. Вопим. Смеемся. Ну, может, один-два раза меня рвет. Ладно, три. Этот чертов «Рогатый Слингшот» и правда пугает даже в Царстве Света. И да, мне все еще плохо. Слишком жарко. Голова гудит. Но, по правде – оно того стоит. Несмотря на боль, слабость, и то, что мозг ощущается как поджаренная гофра внутри черепа... оно все равно стоит того. Два дня назад я сидела в камере. Думала, никогда больше не испытаю ничего хорошего. А теперь я выжимаю из этого все. К черту последствия.
Именно об этом я думаю, поедая сахарную вату и идя рядом с Эриксом, который макает чуррос в шоколад с выражением полного блаженства на лице. Я редко ем человеческую еду. Чаще всего она мне не на пользу. Но чистый сахар хотя бы легко переваривается. Как я уже сказала: к черту последствия.
– Попробуй, – говорит Эрикс, заметив мой взгляд. Он отрывает кусочек, обильно покрывает его шоколадом и протягивает мне. – Коул приготовил мне чуррос на десерт во время нашего первого свидания. Его были вкуснее.
Я кладу кусочек в рот. Это очень вкусно. И неожиданно хорошо сочетается с сахарной ватой. Я жестикулирую, задавая вопрос и подкрепляю его беззвучными словами:
«Как вы познакомились?»
– А, он меня убил, – просто отвечает Эрикс, совершенно серьезно кивая. Я давлюсь чурросом.
«Что?!»
Эрикс хлопает меня по спине, пока я кашляю, и смеется с легкой грустью:
– Да, он правда меня убил. Я тогда был человеком. Он тоже. Именно так он и привлек к себе внимание Царства Теней.
Я озираюсь, чувствуя, как земля под ногами качается, будто где-то рядом затаилась еще одна тайна. Я делаю вращательное движение рукой, чтобы он продолжал.
– Он заключил сделку. Если он откажется от своих крыльев ради этой миссии, то любая человеческая жизнь, которую он отнимет в Живом Мире, чтобы попасть на радары демонов, получит шанс стать больше, чем просто душой в Царстве Света. У меня был выбор: стать ангелом, – Эрикс пожимает плечами и улыбается, отрывая кусочек жареного теста. – Звучало довольно заманчиво. И на деле – да, круто. Летать с ножевыми крыльями – это, скажем честно, охренительно. Не находишь?
Я улыбаюсь шире. Да, правда, звучит круто. Я киваю, и Эрикс, похоже, немного успокаивается, ему приятно, что я не осуждаю.
Он ведет меня к перилам, откуда открывается вид на каньон и реку, впадающую в море. Мы стоим рядом, глядим, как вода петляет между скал.
– Когда мне рассказали, почему Коул сделал то, что сделал, я вызвался присоединиться к попытке сохранить равновесие. Я сам его нашел. Хотел, чтобы он знал – я простил его, – говорит Эрикс, едва улыбаясь, погруженный в воспоминания, и поворачивает взгляд к городу Анур. – Ушло немало времени, чтобы убедить его, что это правда. Он злился на себя, хоть и сделал то, что должен был. Иногда он до сих пор злится, особенно когда ему приходится забирать бессмертную душу и отправлять ее в Царство Теней.
Эрикс замолкает надолго, и мне кажется, мы оба теряемся в мыслях о Коуле. У меня сжимается грудь при одной мысли о том, каково это – отказаться от самого себя, делать ужасные вещи ради права жить среди врагов день за днем. Стать одним из них – просто ради шанса остановить войну. Я сглатываю и снова смотрю в сторону моря.
«Ты злился?» – спрашиваю я спустя несколько минут, стуча по его груди и изображая жест. Он молчит немного, потом мягко улыбается, глядя на свои ладони.
– Да. Иногда. Но я также видел, каким человеком является Коул. Он хороший. Смелый. Несмотря на то, что он сделал со мной и с другими. Он принимал тяжелые решения, не те, что хотел. Полюбить даже самые темные его стороны было несложно. Именно с них я и начал. С худших.
Я смотрю на свои руки, переворачивая ладони вверх, глядя на засохшие ссадины, шрамы и синяки, все еще покрывающие мою кожу. Я думаю об Ашене, о том, почему он сделал то, что сделал. Это были трудные решения? Или легкие? Он пытался защитить себя? Или интересы своего царства? Я не могу с уверенностью сказать, что им двигало нечто благородное. И после всего, что я пережила, не уверена, что это вообще важно. Потому что ярость и боль внутри меня все еще горят – и горят ярко.
Я сжимаю кулак и снова смотрю на море.
«Это не одно и то же», – шепчу я, не ожидая, что Эрикс заметит, как шевелятся мои губы. Но он замечает. Он кладет руку мне на плечо и притягивает ближе.
– Ашен – демон, Лу. Если ты отдаешь сердце созданию из тьмы, ты должна научиться любить не только звезды, но и саму тьму.
Мы долго молчим. Я снова и снова прокручиваю его слова в голове, пока за спиной вращаются аттракционы, звучит музыка и льется смех. Каким-то образом атмосфера этого места теряет свою яркость, когда мои мысли погружаются в пучину темноты.
ГЛАВА 10
Эрикс ведет меня к возвышению неподалеку от места, где мы появились – к порталу обратно в Мир Живых. Нас окутывает водопад света и выбрасывает в полную темноту, в которой запах известковой пыли перемешивается с ароматом коричной кожи ангела. Я открываю глаза в тьме такой плотной, что она кажется осязаемой. Она давит на лицо. Прежде чем я успеваю вдохнуть, слабое сияние начинает выталкивать тени прочь. Эрикс светится – будто кожа лишь полупрозрачная оболочка, сквозь которую сияет внутренний свет. Он освещает древние фрески на стенах вокруг нас. Я беру его под руку и, не скрывая восхищения, веду пальцем по видимой жилке – тьма над светом, и под моим прикосновением свет становится ярче.
– Коул зовет меня своим светлячком, – говорит он.
Я фыркаю.
«Еще бы».
Эрикс закатывает глаза, но все равно улыбается, берет меня за руку и ведет из предкамеры пирамиды Усеркафа.
– Мой светлячок покажет путь.
Мы идем по длинному и узкому коридору к выходу. Утренний свет медленно пробирается в темноту, жара пустыни начинает подползать все ближе. Тело Эрикса постепенно тускнеет, возвращаясь к нормальному состоянию, и мы выходим наружу в тот момент, когда на горизонте встает солнце. Вокруг никого.
– Пойдем, – говорит Эрикс, поворачиваясь ко мне с распростертыми руками, предлагая снова зацепиться за него. – Давай вернем тебе силы.
Я отвечаю ему тревожной улыбкой и прижимаюсь щекой к мускулам его ангельской груди, обвиваю его руками и ногами, когда он поднимает нас в воздух. Мы пролетаем над Серапеумом, и я думаю, сколько времени понадобилось, чтобы моя кровь исчезла в песке. Остались ли пятна среди тех же песчинок, где я стояла на коленях рядом с Ашеном?
Помню, как я думала тогда: «Asallah libakkunu», снова и снова, когда мы мчались в город на мотоциклах.
Я покоряю твое сердце.
Эрикс сажает нас на крышу дома мистера Хассана, и мы спускаемся на два этажа к его двери. Когда он открывает, его лицо расплывается в сочувственной улыбке, но она быстро исчезает. Эдия и Коул появляются за его спиной, и оба испытывают облегчение, когда старый аптекарь впускает нас внутрь. После краткого знакомства с Эриксом мы устраиваемся в гостиной, а Хассан заваривает свежий мятный чай и готовит мне чашку с кровью.
– Azizati, – говорит он, похлопывая меня по руке, когда садится рядом на бархатный зеленый диван. Он протягивает мне кружку, и я наслаждаюсь ее теплым, пряным запахом, идеально прогретым и подслащенным каплей меда манука.
«Спасибо, что принял нас», – показываю я жестами, Эдия переводит. «Извини, что поставила тебя в такую ситуацию».
Старик тепло смеется и легко хлопает меня по руке:
– Глупости. Я рад видеть тебя.
Странно. Для него прошло всего около месяца с нашей последней встречи. Для меня – будто целый век. И я задумываюсь о времени: как иногда годы проходят без особых перемен, а потом все вдруг переворачивается вверх дном.
Я смотрю на аптекаря и пытаюсь улыбнуться.
«Мне плохо. Я не восстанавливаюсь, как должна. Хотела спросить, можешь ли ты мне помочь».
– Да, твои друзья рассказали мне все, что знали. Дай-ка взглянуть на тебя, tifl alshaati almashur.
Я бросаю тревожный взгляд на Эдию, и она уверенно кивает. Ставлю кружку на стол и разворачиваюсь к старику. Его сморщенные пальцы берут мою руку, и он осматривает незаживающие раны, царапины и коросты. Его мутные глаза медленно скользят к моему горлу. Большой палец находит точку, где серебро выжгло мой голос.
Он начинает шептать, едва слышно. Потом громче. Его ладонь ложится мне на шею, и с каждым словом жжение в горле становится невыносимым. Гораздо хуже, чем обычная боль, к которой я пыталась привыкнуть. Жар нарастает. Пот выступает у корней волос, струится по вискам. Дыхание сбивается, я сжимаю челюсть, терпя, пока могу. Наконец не выдерживаю, хватаю его за запястье и отталкиваю руку, качая головой.
– Dhiaab alshaytan, – произносит он, как бы сплевывая на пол. Потом вздыхает, берет мою кружку, снова вручает мне и кивает. Я делаю долгий глоток, и он снова забирает ее, ставит на стол, берет обе мои руки в свои. Смотрю на Эдию, она серьезна, напряжена, но собрана. Я вижу, как ей тяжело.
– Azizati. Серебро мешает твоему телу восстанавливаться. Сколько бы крови ты ни пила – это не поможет. На металле лежит заклятие. Единственный способ избавиться от него – растворить серебро.
Растворить его… да чтоб вас. Это вообще не обнадеживающе звучит. Ни капли.
«Азотная кислота?» – спрашиваю я жестом, глядя на Эдию. Она кивает. В ее взгляде – решимость, но еще и страх.
– Мы будем вводить кровь через зонд, – говорит она. – Чем больше серебра растворим, тем быстрее ты начнешь восстанавливаться, если будет постоянный приток. Установим трахеостому, чтобы ты могла дышать.
– Вопрос. А почему мы не можем дать ей кровь через капельницу? – спрашивает Коул. Эдия медленно поворачивается к нему, прищуриваясь.
– Вопрос. Когда ты голоден, Эрикс кидает сэндвич в блендер и заливает тебе через катетер?
Коул моргает, бледнеет под ее взглядом:
– ...нет…
– Вот именно, – Эдия снова смотрит на меня, закатывает глаза и слегка качает головой. Боже, как же я ее люблю. – Нам нужно влить в тебя как можно больше крови заранее, чтобы все запустить. Потом уже держать процесс через зонд.
– Sahira сможет использовать заклинание, чтобы ускорить восстановление, – добавляет Хассан, указывая на Эдию. Морщины на его лице углубляются, и он смотрит на меня прямо, не давая увлечься панике. Звучит серьезно. И, судя по его лицу, все действительно чертовски серьезно. – Мы не сможем заглушить боль. Заклятие в твоем горле – охранное. Никакая магия не снимет страдания.
– А усыпить ее нельзя? – спрашивает Эрикс, беспокойно переводя взгляд между аптекарем и ведьмой.
– Нет, – тихо отвечает Эдия. Она опускает плечи. – Мы можем ввести ее в каталепсию, но тогда метаболизм замедлится, станет только хуже. Вампиры невосприимчивы к обычным седативам. Она должна сделать это в сознании.
Вот и последняя капля в колодец страха. У меня дрожит все тело, так сильно, что хочется сбежать. Эдия поднимается и опускается передо мной на колени, кладет руки мне на бедра. Пытается улыбнуться настолько тепло, насколько может. Но я вижу это. В ее глазах.
Она боится, что это может быть прощание.
– Эй, милая, – говорит она тихим голосом.
Я кривлю губы в полуулыбке.
– Слушай внимательно. У тебя есть выбор. Ты можешь продолжать жить как сейчас. Практически человек. Ты всегда будешь больна, как сейчас. Вряд ли станет лучше. Голос не вернется. И рано или поздно ты умрешь.
Я аккуратно высвобождаю руки из ладоней мистера Хассана.
«Да ты прям как долбанный лучик света во тьме», – жестикулирую я.
Эдия усмехается:
– Просто говорю как есть, милая, – она глубоко вдыхает, и ее взгляд говорит, что время шуток прошло. Живот сжимается в тисках тревоги. – Ты проходила через дерьмо и раньше. Но всегда оставалась собой. Настоящей вампиршей. Способной исцеляться. Если мы сделаем это...
Моя губа дрожит, когда я вижу слезы, блестящие в глазах Эдии. Она опускает взгляд, собирается с силами и сжимает мои колени до боли. Когда она поднимает на меня свои стеклянно-черные глаза, мое сердце холодеет.
– Если мы сделаем это, Лу… будет больно. Если сработает – возможно, мы сможем обратить то, что сделал Семен. Есть шанс, что твое состояние стабилизируется, когда вернутся способности к исцелению. Но ты должна знать: такие же шансы, что ты не выдержишь. Если не успеешь исцелиться – умрешь.
Жизнь в качестве больного человека или страдания и высокая вероятность смерти за шанс вернуть себя прежнюю.
«Выбор между говном и диареей», – показываю жестами я.
Эдия слабо улыбается и кивает:
– Да. Типа того. У тебя есть время подумать.
Я вдыхаю воздух, который обжигает горло и усиливает пульсирующую боль в голове. Чувствую, как пот стекает по спине.
Оглядываю комнату: Коул с его мальчишеским лицом, скрывающим столько жертв; Эрикс, вырванный из Мира Живых, но нашедший в себе прощение и любовь; мистер Хассан, похлопывающий мою руку с отцовской нежностью, будто знает, что я не знала подобного в детстве, которого, возможно, и не было. И наконец Эдия – моя лучшая подруга, моя верная спутница. Моя родственная душа. Женщина, которая была со мной в самых темных временах.
Если я рискну, возможно, верну не только то, что потеряла. Может, их жертвы обретут смысл. Если выживу, мы сможем сохранить баланс между Царствами. И за это стоит бороться.
«Нет. Мне не нужно время. Давайте сделаем это».
ГЛАВА 11
Ну, конечно. Наивно было ожидать, что подготовка к этой процедуре займет какое-то время. Не знаю, с чего я вообще так решила, учитывая, что мистер Хассан – аптекарь. У него есть все: трубки медицинского качества, скальпели, антисептики и, конечно, целая куча зелий. Азотная кислота и кровь – в изобилии. Так что… да… времени, чтобы передумать и выпрыгнуть в окно на свободу, у меня почти не остается.
Старик усаживает меня в угол спальни, где готовит подносы с инструментами и одним глазом следит за мной, пока я поглощаю больше крови за один присест, чем за последние годы. В комнату входит Коул, и мистер Хассан уже собирается попросить у него донорство, но не успевает договорить – демон уже закатывает рукав. Я благодарно киваю, прежде чем вцепиться в его запястье. Его кровь дымная и сладковатая, но не такая насыщенная, как у Ашена. Никакого вибрационного отклика в венах, когда его рука отрывается от моих губ.
«Спасибо», – шепчу я, когда он сжимает мое плечо и отходит, прижимая салфетку к укусу.
Коул улыбается мягко и отступает, его внимание переключается на аптекаря.
– Не стоит.
– Попробуй мою! – сияет Эрикс, протягивая руку, заходя в комнату.
– Плохая идея, – говорит Коул.
Я качаю головой, соглашаясь с Коулом.
Эдия фыркает:
– У нас мало веры в чудо. Попробуй.
Мы с Коулом кривимся, пока Эрикс подносит свое коричное запястье к моему носу.
– Ну же, я хочу знать, какой у меня вкус, – весело настаивает он. Клыки у меня еще в яде и крови, когда я извиняюсь перед Коулом, и тот закатывает глаза, готовясь ловить своего парня, если что.
Я делаю долгий глоток ангельской крови. Она – как мед, только в десять раз слаще. Поднимаю взгляд на сияющую улыбку Эрикса и с усилием делаю еще один глоток, прежде чем отпустить.
– Ну как?..
Я стараюсь держать лицо, но Эдия уже хохочет, и я сдаюсь, соскребая вкус с языка, как пес, пытающийся избавиться от арахисового масла.
«Слишком сладко», – показываю я, снова принимая руку Коула, чтобы запить ангельский сироп чем-то менее мерзким. Просто отвратительно.
– Не расстраивайся, любовь моя. Ты просто слишком чистый для столь злобного создания, – говорит Коул, подмигивая мне.
– Возьми немного моей, – предлагает Эдия, но Хассан рычит со своего места:
– Оставь свою жизненную силу, sahira. Тебе нужна будет каждая капля. Кроме того, мы готовы начинать.
Слова старика вытягивают из комнаты весь прежний смех. Как по команде, пот на моей коже начинает литься вдвое сильнее – как будто паразит, что отказывается отпускать свою жертву.
Я отпускаю руку Коула, он поднимает меня за влажную ладонь и ведет к узкой кровати, застеленной чистыми простынями. Я расстегиваю рубашку и ложусь.
Начинаем с гастростомы: Эдия обезболивает левую сторону живота зельем, пахнущим антисептиком, корой ивой и какой-то ведьминой дрянью вроде полевого шпата и жженой змеи. Шепчет заклинание с сосредоточенной уверенностью. Она направляет руку Хассана – его движения точны, уверены, и хотя я чувствую запах собственной крови, ощущаю только давление. Эрикс отвлекает меня историями, Коул вешает пакеты с кровью для капельной подачи. У каждого – своя роль, и от осознания этого чуть не плачу.
Через минут сорок пять трубка установлена и подключена. Ребята переходят к трахеостомии. Та же сосредоточенность, та же точность. То, что они работают так близко к моему лицу, по иронии судьбы вызывает у меня удушье, учитывая их конечную цель, и страх, который окутывает мой мозг, словно пленка, проникает в мое тело, заставляя дрожать. Через пару таких мгновений я уже дышу через трубку.
Когда все готово, Хассан отступает, кивает и похлопывает меня по руке. Затем поворачивается к столу, где стоят стеклянные шприцы с азотной кислотой.
– Все хорошо, милая, ты справляешься, – говорит Эдия, склонившись надо мной. Я вцепляюсь в ее взгляд, как лодка в причал посреди шторма. Сердце грохочет в груди, уши закладывает. Эдия улыбается, и эта улыбка разрывает меня пополам. – Борись, Лу, – шепчет она. – Борись, а когда захочется сдаться – борись дальше. Я здесь, я с тобой.
Я пытаюсь улыбнуться. Губы дрожат.
Пора собраться с духом и сражаться, как вампир. Снова.
«Обещаю», – беззвучно шепчу. Готова поплатиться за это кровью. «Люблю тебя».
– И я тебя.
Хассан поворачивается к нам, в его руке шприц с желтой жидкостью. Я чувствую резкий запах кислоты. Слева щелкает отсос.
– Удачи, azizati. Прости за эту боль, – говорит он. Я киваю. Мой взгляд снова на Эдии, в ее глазах – глубины космоса. Тьма, галактики, чужие планеты и древняя сила. Это первозданная красота, одновременно пугающая и величественная. Если это последнее, что я увижу, то пусть.
– En alsikunusi ilimes musiti ittikunu alsi musitum kallatum kutumtum, – произносит она. Ее голос вьется вокруг меня, будто звуковая лента, окутывающая тело слоями заклинаний.
Я призываю вас, Боги Ночи. Вместе с вами я зову Ночь – Невесту вуали.
Аптекарь медленно подносит кончик иглы к моей коже. Он ведет ее по следу проклятия, тому самому, что украло у меня голос.
– Alsi bararitum qablitum u namritum.
Я призываю Сумерки, Полночь и Рассвет.
Он смотрит мне в глаза. И в его глазах я вижу то, что разбивает меня – он не верит. Он думает, что это не сработает. Что он отправляет меня на смертт.
«Все в порядке», – шепчу я, улыбаюсь. Но из горла выходит только тихое шипение дыхания сквозь трубку. Я хочу попробовать. Даже если шансов почти нет. У меня почти ничего не осталось.
Я обвиваю пальцами его руку, когда он прижимает иглу к моей плоти.
– Tuub libbi tu seri liirtedaani, ema usaammaru suummiratiia luuk suud.
Пусть здоровье и счастье всегда сопровождают ее; пусть она обретет все, чего желает.
Я стараюсь сохранить свою улыбку, глядя на старика, и нажимаю пальцем на его, вдавливая первые капли кислоты в горло.
Поначалу – почти привычно. Жжет, да, но не больше, чем обычно. Просто знакомая, постоянная боль от серебра.
Но это быстро меняется.
Огонь усиливается. Дыхание сбивается, сердце бьется, как в клетке.
И вот она – боль. Настоящая. Обрушивается, как цунами. Беспощадная, всепоглощающая. Жжет так, что даже глаза будто плавятся в глазницах. Я хочу выдрать это из себя, но Коул держит меня за руку.
Мои глаза полны слез. Я борюсь с кашлем. Во рту появляется вкус крови.
Хассан вводит еще больше кислоты.
Эдия продолжает заклинание, но я уже не слышу слов.
Хассан отдает приказы. Какие – не разобрать.
Отсос скользит в мой рот. Очередная порция кислоты впрыскивается в горло. Я не могу закричать. Не могу пошевелиться, меня удерживают.
Еще кислота. Еще кровь. Еще боль, такая жгучая, что невозможно выдержать. Будто я глотаю огонь. Будто пью расплавленную лаву. Отсос захлебывается. Я чувствую запах… плавящейся плоти.
Перед глазами темнеет. Я отталкиваю тьму. Я дала обещание. Я должна продолжать бороться. Борись, Лу.
Очередной шприц. Снова кислота. Как ее может быть еще больше?! Я готова поклясться, она уже прожгла меня насквозь.
Слышу, как Коул ругается.
Хассан рявкает на него:
– Отсос, мальчик.
– Она слишком медленно исцеляется!
– Меняй пакеты с кровью.
Боль становится сокрушительной. Отчаянной. Я бы пошла на все. Отдала бы все. Свою жизнь. Свою душу. Я умоляю, чтобы они остановились. Хассан читает это по моим глазам.
– Мы должны закончить начатое, azizati, – говорит он.
Я плачу, когда игла снова вонзается в мое горло. Это в сто раз хуже, чем было с серебром. Словно сам металл не хочет меня отпускать.
Отсос захлебывается. Что-то забивает насадку. Кусок моего горла. Оно буквально сжигается.
Я не хочу. Я не справляюсь. Я не могу.
Когда думаешь, что не можешь – продолжай.
– Почему это не работает?!
– Снова меняйте пакеты. Мы должны идти до конца.
– Но она умрет!
– Мы обязаны идти до конца.
Я не могу. Я не могу. Я не могу. Я не могу. Я не могу.
Хочу, чтобы они остановились. Хватит. Хватит. Хватит.
Ничего хорошего. Никакого покоя. Только боль. Больше ничего.
Раздается грохот из другой комнаты. Что-то разбивается. Дерево разлетается в щепки.
Мир замирает. Эрикс отпускает мои лодыжки и бросается к двери.
Ангел сталкивается лицом к лицу с разъяренным демоном.
По полу стелется дым. Вспыхивает свет – он исходит от Эрикса, его кожа сияет. Крылья распахиваются. Он заслоняет собой вход, преграждая Жнецу путь в комнату.
Мой взгляд встречается с глазами Ашена.
Ангел света. Ангел смерти. Значит, пришло время моей душе уйти. Кто-то услышал мою мольбу. Кто-то пришел, чтобы забрать меня.
– Вы ее убиваете, – шипит Ашен. В его голосе, кажется, отчаяние. И ярость. Он готов сжечь мир. Я уже однажды думала об этом.
Клинок Ашена вспыхивает пламенем. Я пытаюсь закричать Эриксу, чтобы он отошел. Из горла вырывается только хриплая булькающая жидкость.
Заклинание Эдии меняется, но мистер Хассан тянет ее назад.
– Сохрани ей жизнь, – говорит он. Потом поворачивается к двери:
– Ануннаки, пусть он войдет.
Я чувствую, как рядом напрягается Коул. Он хочет броситься к Эриксу.
– Но…
– Это мой дом, – гремит Хассан. – Пусть Жнец пройдет.
Эрикс бросает взгляд через плечо на старика. Тот лишь молча кивает. Эрикс убирает крылья ровно настолько, чтобы Ашен мог пройти, не задев лезвий.
– Еще раз встанешь между нами – я вырву тебе крылья и скормлю их своему шакалу, ануннаки, – рычит Ашен, толкаясь плечом о плечо с ангелом, проходя в комнату.
Он останавливается рядом со мной. Лишь на мгновение окидывает взглядом это жуткое зрелище. Его глаза замирают на моем горле, потом – на Эдии. Затем – на шприце в руке Хассана. Он замечает трубку для кормления и мешок крови на стойке. Снова смотрит на Хассана – в его глазах пылает черное пламя.
– Второй ящик слева, – говорит Хассан, кивая в сторону комода. Кажется, я слышу в его голосе одобрение. Может, даже улыбку.
Глаза Ашена сужаются от решимости, и он поворачивается к ящику. Перебирает содержимое, пока не находит то, что ищет.
– Что ты делаешь? – спрашивает Коул.
– Ей нужна моя кровь.
Ашен придвигает стул к кровати и садится. Наклоняется ко мне. Его пальцы дрожат, когда он пытается вскрыть стерильную упаковку. Я никогда прежде не видела, чтобы его руки дрожали. Но, может, все это просто… не по-настоящему. Ведь реальна только боль. Запах горящей плоти. Клубы едкого дыма. Остальное, возможно, иллюзия. Я брежу.
Я слышу звук у двери и вижу Давину. Она стоит на пороге. Осматривает комнату. Ее глаза широко раскрыты, невинны. Останавливаются на Ашене.
Пиздец. Я просила хоть что-то хорошее, а не еще больше боли. Кислота будто уже прожгла мое сердце.
– Эрикс, выведи ее, – говорит Ашен, не отрывая взгляда от своих дрожащих рук. Эрикс колеблется, его взгляд цепляется за Коула. Ашен словно чувствует их нерешительность – из его крыльев вырываются клубы ярости, дым и искры. Смотрит на каждого присутствующего. – Выйдите. Все. Нахрен.
Эрикс и Давина молча выходят. Коул остается, чтобы продолжать отсасывать жидкость. Ашен подключает свою кровь к трубке. Заклинание Эдии все еще звучит, заполняя комнату, но ее взгляд полон ярости на Ашена. Она готова разорвать его. Он не обращает внимания. Его глаза прикованы только ко мне.
Хассан готовит следующий шприц, но Жнец останавливает его. Вокруг нас дым. Он наклоняется ближе. Его лицо – все, что я вижу. Глаза цвета коньяка, охваченные черным пламенем. Темные волосы, пряди которых падают на лоб. Напряженная челюсть, подрагивающая от сдержанной злости и боли.
Я должна бы оттолкнуть его. Мне и так больно во всем теле. Я не выдержу и боли в сердце. Но я не могу. Просто не могу.
Он касается моего потного лба. Его ладонь теплая.
– Все в порядке, вампирша? – шепчет он.
Я зажмуриваюсь. Слезы вырываются наружу. Он стирает их. Я помню, как он говорил это в ту первую драку. В Царстве Теней.
Я все еще хочу его так же сильно, как прежде. Сейчас – больше, чем когда-либо. И я ненавижу себя за это.
Бью кулаком по кровати. Показываю ему средний палец. Его тихий смех окутывает пространство.
– Вот она, моя вампирша. А теперь направь всю эту злость туда, где она нужна.
Аромат его крови пробивается сквозь клубы страха и страданий. Он втыкает иглу себе в вену. Я смотрю, как он поднимает руку, и кровь стекает по трубке… ко мне.
В ту же секунду, как она попадает в мое тело – я чувствую это. Искорки. Гул в венах. Как звезды, вспыхивающие в животе, как пламя надежды, разгорающееся в груди.
Ашен берет меня за руку, и я позволяю себе забыть. Про боль. Про ярость. Про предательство, пульсирующее, как яд. Сейчас я просто хочу держаться за что-то хорошее, пусть даже на одно мгновение. Пусть даже по памяти.
Я сжимаю его руку. Он сжимает в ответ.
Жнец склоняется к моему уху. Его дыхание теплое. Его лоб касается моего. А в это время Хассан вжимает в меня иглу. Мои плечи сотрясаются от боли и страха.
– Останься со мной, вампирша, – шепчет он. Его слова как кислота. Растворяют мысли. Растворяют разум. Приносят и боль, и надежду.
Аптекарь нажимает на поршень и моя плоть словно превращается в жидкость. Агония превышает все, что я когда-либо ощущала. Мир проваливается в черноту.
Жнец шепчет у меня на ухо. Это колыбельная. Или заклинание. Я не различаю всех слов, но некоторые ловлю, как искры сквозь мрак: Baltu. Живи. Mamitu. Клятва.
Я утопаю в боли и тенях. И когда мир окончательно тонет во тьме, мне кажется, я слышу нечто невозможное. То, чего не может быть. Нечто волшебное. Смертельное. То, что демон никогда не должен чувствовать к существу, прикованному к Миру Живых.
