Текст книги "Рождение Зимы"

Автор книги: Брайан Ракли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)

– Я есть хочу, – настаивала Эньяра.

– Тебе не вредно поголодать, – наконец медленно ответил на'кирим, на этот раз голосом спокойным, звучным и низким. Звук его слов странным образом успокоили Эньяру. – Твой голод не так уж велик. Такая сильная девочка, как ты, может несколько часов обходиться без еды. Даже дней. Лучше думай о том, чтобы не свалиться с ног. Пусть твоей единственной мыслью будет этот ритм. У тебя сильные ноги. Не обращай внимания на голод.

Эньяра почувствовала, что у нее как бы сместился разум, самоощущение. Эглисс был прав: ей стало легче шагать, ноги сделались как будто устойчивее. Она уже не спотыкалась. Она погрузилась в ходьбу и остальное слышала уже словно издалека, не вникая в смысл.

– Некоторое время она помолчит, – сказал Эглисс. – Мой голос всегда был одной из сильнейших моих способностей. Я могу быть очень… убедительным, но с ней особенно легко справиться.

Иньюрен огрызнулся:

– Она очень устала. Она ослабла от голода и потрясений. А твой голос – это детские штучки. Сомневаюсь, что тебе удалось бы так же сыграть с кем-нибудь бодрым и здоровым.

– Ага, но могу же, могу. Я сильнее, чем ты думаешь. Но наконец-то ты хоть что-то сказал, а то уж я думал, что так и буду разговаривать сам с собой.

– Уверен, что для тебя это не обременительно.

– Ну хватит, Иньюрен. Нам с тобой нельзя ссориться. Мы оба на'киримы. У нашего роду-племени достаточно врагов и без войн между собой.

– Эту войну не я начал и предпочел бы, чтобы мне не напоминали о том, что мы одного и того же вида.

– И все же одного, – настойчиво повторил Эглисс. – Я ведь спас тебя, не так ли? Не дал воронам убить тебя, а? Девчонку они сами с удовольствием забрали живьем. На'киримы должны стоять друг за друга, потому что больше за них никто не заступится.

– Прости, что я не благодарю тебя за спасение от убийц, которых ты сам привел.

Эглисс нетерпеливо вздохнул:

– Я желал только твоей дружбы, Иньюрен. Ты видел, что я умею делать. Во мне пробуждается сила Доли, сам видел. Но я еще слишком молод, мне нужно учиться. Я слышал, что нет никого сильнее тебя в знаниях Доли. Кое-кто отзывался о тебе с восторгом. Вот почему я пришел в Колглас. Инкаллимы пришли за семьей тана. Я пришел за тобой.

Когда Иньюрен не ответил, Эглисс продолжал еще настойчивее:

– Ты мог бы научить меня. А я мог бы поделиться с тобой своей силой. Многие ли смогли бы противостоять твоей проницательности, как я? А я мог бы возвысить нас обоих. И у меня есть могущественные друзья. Без меня Белые Совы никогда не согласились бы помогать Крови Гир. А без этой помощи никто из них ничего не смог бы. Горин-Гир в долгу передо мной. Когда все закончится, я стану самым могущественным. И ты можешь стать частью этого.

– Оставь меня, – сказал Иньюрен.

Эглисс некоторое время молчал, а потом сказал:

– Ну хорошо, со временем передумаешь. Девочка. Эньяра!

Внезапно ставший резким голос встряхнул Эньяру. Она подняла налившуюся тяжестью голову. В глазах у нее прояснилось, поскольку пелена, накрывавшая рассудок, в тот же миг рассеялись.

– Ты голодна, девочка? – спросил Эглисс.

И в тот же момент голод вернулся, и сильнее, чем когда-либо начал терзать желудок. Он высасывал последние силы из ног. Она почти перестала их чувствовать и упала. Иньюрен взглянул на нее, озабоченно и словно с некоторой болью. Она постаралась улыбнуться, но вряд ли ей это хорошо удалось. Она рискнула быстро оглянуться. Эглисс уходил, вот-вот скроется из виду.

– Я почти спала, – сообщила она.

– Не совсем, – мрачно ответил Иньюрен. В этот момент резкий рывок веревки напомнил им о великой мудрости молчания.

* * *

Они шли по самой неровной и тяжелой местности. Длинные, невысокие горные хребты бежали через лес, и компания вынуждена была то подниматься и переваливать через них, то спускаться. Они переходили ручейки и петляли среди огромных валунов, которыми были усыпаны склоны. Здесь лес был редкий и представлял собой смесь березы, сосны и поросшего лишайником дуба. Эньяра была уверена, что они все еще находятся на землях ее Крови, но не видела никаких признаков ни скота, ни людей. На эти дикие земли пастухи забредали только летом и то только если не могли найти подходящего пастбища ближе к дому.

Вскоре после полудня они действительно натолкнулись на нескольких человек Ланнис-Хейга. Но никакой радости это не принесло. Они свернули вниз по склону к ручью, журчание которого Эньяра слышала в скалах над головой. Когда они подошли к потоку, она увидела там лагерь охотников. Он был разрушен, палатки опрокинуты, костер, на котором готовилась пища, залит водой. Трое мужчин, хозяева лагеря, лежали там же, у костра, мертвые. Эньяра смотрела на них, когда проходила мимо. Один из них лежал на спине, лицом вверх, с высунутым языком. Совсем молодой, лет шестнадцать. Как Оризиану. У нее перехватило горло. Она отвернулась.

Вскоре после этого их опять вздернули на лошадей, и вся компания прибавила скорости. Желудок Эньяры уже давал себя знать едва ли не болью. Да еще ей приходилось изо всех сил бороться со сном. Но руки сидевшего сзади наездника-инкаллима не давали ей упасть. Она вяло соображала, что теперь они поднимаются вверх по какому-то довольно ровному склону.

Позже, в полубессознательном состоянии, она почувствовала ветерок на лице, и сильные руки столкнули ее с коня. Она рухнула на землю и так и осталась лежать, не в состоянии пошевелиться. Потом все-таки подняла тяжелые веки и увидела облака, стремительно бегущие по сумеречному небу. Впервые за показавшееся вечностью время никакие ветви не мешали ей смотреть. Высоко-высоко над ней, на недосягаемой высоте, над лесом царственно парил орел. А она, лежа на кочковатой тропе, наблюдала за ним некоторое время и представляла себе, как огромные крылья уносят ее далеко отсюда, в покой.

Инкаллимы сооружали лагерь, устраиваясь на ночь. Они остановились на более или менее свободном месте почти у самого гребня гряды. На этом коротком отрезке земля вздымалась над мантией леса и была похожа на спину огромного кита, всплывшего на поверхность моря.

Потом около нее опустился на колени Эглисс. Он наклонился и закрыл ей вид. Она увидела его лицо. Она глядела в серые глаза и ничего не видела. Он перевернул ее и ножом разрезал веревки. В руках сразу болезненно начала пульсировать кровь и стали прокатываться горячие волны. Оказывается, на запястьях была содрана кожа.

– Вставай, – приказал Эглисс и потянул девушку вверх. Эньяру качало. Неожиданно ее за талию поддержали чьи-то руки. Иньюрен.

– Смотри, – велел Эглисс.

Она не поняла, что он имел в виду, и в полном изнеможении всем телом прислонилась к Иньюрену. Он поддерживал ее, помогая держаться на ногах. Потом Эглисс стиснул плечо девушки.

– Смотри, – прошипел он и ткнул пальцем.

Она проследила за простертой рукой. Под ними по длинному склону сбегал вниз лес, а дальше начиналась лесистая равнина. Она смотрела поверх Анлейна и чувствовала, как от этого вида у нее кружится голова. Деревья тянулись почти до горизонта, но там, далеко на севере, появлялся некий намек на открытую землю, а еще дальше, так далеко, что казалась всего лишь черточкой, шла полоса гор: Кар Крайгар неясно вырисовывался над долиной Гласа.

– Что? – спросила она и не узнала собственный голос.

Рука Иньюрена крепче стиснула ее талию, и она не поняла почему.

– Смотри, дым, – подсказал Эглисс.

Она опять посмотрела. И с трудом различила, что где-то между лесом и горами поднимался вверх и расплывался в небе черный дым. Ей пришло на ум, что, должно быть, это очень большой пожар где-то у реки.

– Не понимаю, – пробормотала она.

– Поймешь, – рассмеялся Эглисс и ушел.

Она взглянула в лицо Иньюрену. Он смотрел на север, потом вздохнул и опустил голову.

– Думаю, теперь я знаю, где мы находимся. Это Андуран. Горит Андуран.

III

Воздух был полон резким дымным смрадом. Ветер возносил его над городом и кружил вокруг замка. За серой завесой солнце выглядело бледным диском. Кросан ок Ланнис-Хейг наблюдал за тем, как пепел его города поднимается к небу.

Он стоял на верхней площадке главной башни замка. Где-то под ним, в зале, его советники и чиновники держат совет. Все они забрались на эту самую выгодную для обзора точку, когда почувствовался запах дыма. Через несколько минут он всех отправил обратно вниз и остался один, не в силах оторваться от вида горящего города. То в одном месте, то в другом среди домов взвивались языки пламени. Но больше всего было просто дыма. Как будто сама земля исходила смрадным испарением. Странно, что с такого расстояния доносился, и то еле слышно, только треск дерева и грохот очередного обрушившегося здания. Ни криков, ни стонов, ни рыданий на улицах. Это жуткое молчание добавило к печали Кросана еще и отвратительную дрожь. Все выглядело так, словно город уже умер и идет его кремация.

Они были в огромном новом зале на площади, когда появился вестник. Кросан не мог припомнить, когда еще был так счастлив. Его переполняло светлое воодушевление и нетерпеливое возбуждение, что больше приличествовало бы ребенку. В зале было полно людей, все смеялись, болтали без умолку, ожидая начала грандиозного праздника Рождения Зимы. Потом появился вестник, и все обратилось в прах.

Человек без остановки гнал коня из Тенври и привез сообщение о том, что по Долине Камней движется армия, повторяется кровавая пляска Темного Пути и Истинных Кровей. С последнего появления здесь армии прошло уже больше тридцати лет. Тогда Кросану было семнадцать, и он получил первый боевой опыт под стенами Тенври, отправившись туда верхом с отцом и братом, чтобы отбросить силы Горин-Гира. Слушая измученного гонца, окруженный сверкающим и ни о чем еще не ведающим шумным праздником Кросан сразу вернулся в юность. Ничего не изменилось за все прошедшие годы. Тан опять должен выехать из Андурана и лицом к лицу встретить врага своей Крови.

Через час после появления вестника две сотни человек – половина гарнизона города – уже выходили из северных ворот Андурана. Всадники Кросана рассыпались по всем сельским пригородам, собирая людей в армию. Через пару дней у него уже было почти полтысячи людей, готовых выступить к Тенври. Но выступать не пришлось.

Глубокой ночью один из его щитников потребовал доступа к тану. Кросана нашли в верхней комнате башни, где он заперся с Нарадином и его капитанами для обсуждения ситуации. Они уже выработали план, которому не суждено было осуществиться.

– Это фермер, мой господин, – мрачно говорил щитник. – Сначала мы прогнали его прочь, но он явился снова и с ним другие. И все говорят одно и то же. Иначе мы не пришли бы.

– О чем ты говоришь, – строго спросил Кросан. Его прежнее, веселое настроение исчезло, испарилось. Щитник подтолкнул от дверей взъерошенного человека с всклокоченной шевелюрой и спутанной бородой.

– Темный Путь, правитель! – выкрикнул он. – Они идут из Анлейна. Тысячи. Жгут фермы, жгут дома.

Вокруг стола раздалось недоверчивое бормотание. Тогда щитники тана дружно приподняли фермера и понесли из палаты.

– Моя ферма, собственная, на опушке леса, пропала, господин! – надрывался человек.

– Так говоришь, остальные рассказывают то же? – спросил Кросан.

И довольно скоро этому поверили все. Сельские работники и пастухи, лесорубы и охотники пришли в Андуран, все они бежали из своих разрушенных домов и разоренных земель. Всего через несколько часов после наступления сумерек из лесной тишины армия вышла на открытые поля. Каким-то непостижимым образом враги пересекли всю дикую ширь и бездорожье Анлейна, прошли по владениям этих дикарей, кирининов Белых Сов, и подошли к самому Андурану. Совершенно невероятный проход.

Всю ночь в город целыми семьями стекались беженцы, кто на груженых повозках, кто верхом на худых лошаденках. К сумеркам страх закрался уже в каждое сердце. Богатые и бедные, могущественные и незначительные одновременно пришли к одному и тому же выводу, что их надежда на спасение только в бегстве. С первым же зимним рассветом вся южная дорога на Гласбридж оказалась запружена плотным потоком горожан. И с тем же рассветом в виду стен замка появилась армия.

Кросан понял, что Тенври все-таки пал. Этот город всегда был самой надежной защитой его Крови от Темного Пути: на его силу всегда полагались, если требовалось преградить врагу путь через Долину Камней. Стены самого Андурана были в плохом состоянии, половина гарнизона – и так уменьшенного по требованию Гривена ок Хейга – была на пути в Тенври. Замок Кросана еще как-то мог выдержать нападение; Андуран не мог.

А еще он понял, что он и его Кровь забыли то, что когда-то знали, и разучились делать то, что когда-то умели. Губительные пробелы в их памяти появились в результате долгого мира. Они забыли, что для противостояния непримиримому Темному Пути требовался тот же огонь в крови и сердце, что горел в северянах; что никогда нельзя снижать уровень своей обороны. Кросан подумал, что он сам в первую очередь обязан был заботиться о безопасности. Сейчас, дыша дымом Андурана, зная, что половина жителей города в ужасе бежала даже раньше, чем появился враг, он прочувствовал цену неверных решений.

От черных мыслей его отвлек звук шагов за спиной.

– Не следует так стоять, на виду у врага, – сказал Бихоман Тоул да Хейг. – Я там внизу видел арбалеты. – Бихоман встал рядом и тоже стал сквозь мглу разглядывать городские крыши. – Они слишком увлеклись пожарами. Им еще придется пожалеть об этом, когда пойдут дожди и станет холодно.

Кросан проворчал:

– Они не дураки. Они оставляют большую часть домов и склады. Знают, что делают.

– Я пришел спросить, не вернетесь ли вы на совет. Там, внизу, начали немножко нервничать. Вашим людям нужна твердая рука, которая поведет их.

– Понятно, опять мои люди. Они принадлежат Гривену, когда он в них нуждается, чтобы сражаться за него на юге, но теперь они опять мои.

Бихоман пожал плечами. С тех пор как началась осада, в его высокомерном безразличии что-то изменилось.

– Я тут ни при чем.

– Возможно. Но этого никогда не случилось бы. Верховный Тан думает о юге, и только о юге. Он истекает кровью над богатствами Вольного Берега и Тал Дира, как лиса на поле в момент рождения лисят. Когда правили Килкри, другие земли посылали сюда людей, чтобы принять меры против Темного Пути. А теперь наших людей потребовали на юг. И вот результат: все небо в дыму от наших горящих домов.

– Нет смысла обсуждать, кто прав, кто виноват. По чести говоря, и у меня не очень к этому лежала душа. Моя семья попала в ту же ловушку, что и ваша. Но что сделано, то сделано.

– Сделано, – сдержанно отозвался Кросан.

– Город не защитить, – продолжал Бихоман, словно прочитав мысли тана. – И если вы будете стоять здесь, на стене, вместо того, чтобы быть в замке, мы скорее всего тоже все умрем.

– Сам знаю. Хотя в любом случае мертвых будет много.

– Больше вы людей принять не сможете. Все коридоры забиты семьями. Людей больше, чем лошадей в денниках.

Кросан кивнул. Странно было, что Казначей Гривена совсем не спорит и не ссорится.

– Вы можете уехать, – сказал он, глядя в глаза Бихомана.

– Это правда, но я здесь – Казначей Тана Танов, и у меня есть понятие о долге. – Бихоман задумчиво посмотрел на запад. – Возможно, это глупый выбор, но сейчас я вынужден доверить безопасность жены и детей стенам вашего замка.

– Надеюсь, что они будут в безопасности, – ответил Кросан.

– Это недолго протянется. Скоро станет легче. Ленор придет из Колкира или ваши люди из Гласбриджа и Колгласа. Темные Путники перестарались, хотя и проповедуют скромность. В городе их не больше нескольких тысяч. Если Тенври там, а мы здесь, продержимся, то дальше на юг они не пройдут.

– О да. Они проиграют эту войну. Но моя Кровь уже заплатила слишком высокую цену за победу. – Кросан вздрогнул как от озноба. – Пойдемте, нам лучше спуститься. Я позволил себе побыть здесь, но у меня тоже есть свой долг.

* * *

Отряд двигался на север, спускаясь с возвышенности сквозь лесные дебри. Эньяра поймала себя на том, что рассматривает спину женщины-инкаллима, идущей впереди лошади. Она никогда не думала, что увидит хоть одну из них. Всякие там воины-инкаллимы, фанатики, палачи и убийцы всегда казались ерундой из детских сказок. От недостатка проверенных и точных знаний появилось такое огромное множество слухов, толков и мифов о них, что в умах тех, кто жил в южной части Каменной Долины, они превратились в колоссальное, промокшее от крови воплощение самой смерти.

Интересно, скольких убила эта худая, гибкая и крепкая женщина, которая шла перед ней? Женщины Кровей Хейг не брали в руки оружие. Но отец как-то рассказал ей, что необходимость сделала это обычным явлением во всех Кровях Темного Пути, и не только среди инкаллимов. Темный Путь нуждался в каждом воине с первых же лет своего изгнания за Долину Камней, где нужно было подчинять дикие племена тарбенов и отражать нападения преследующих их армий Верховного Тана Килкри. Какова бы ни была причина, а женщина-воин служила отличным подтверждением жестоких требований, которые Темный Путь предъявлял своим последователям.

Они остановились ненадолго, и Эньяра села, прислонившись спиной к дереву. Их с Иньюреном опять держали порознь. Один из инкаллимов принес ей несколько сухих галет и освободил руки, чтобы она смогла поесть. Когда он ушел, она стала поворачивать руки и так и этак, чтобы оглядеть влажные полосы на запястьях. Конечно, раны есть, но ничего особенно страшного.

Она откинула голову на ствол и стала смотреть сквозь голые сучья на бегущие по небу тяжелые серые облака. Пошел дождь. Обычно после Рождения Зимы в долине Гласа часто шли дожди. От собственных мыслей ее отвлекло какое-то темное пятно, двигавшееся в кроне дерева, под которым она сидела. Она повертела головой, пытаясь рассмотреть, что это. Почти незаметная в кроне деревьев с ветки на ветку прыгала ворона. Эньяра на всякий случай огляделась и опять посмотрела наверх. Ворона упорно качалась на ветке. Девушке пришло в голову, да нет, она просто уверена, что это Идрин, ворона Иньюрена. Она открыла было рот, но тут же и закрыла, не зная, что делать, посмотрела на Иньюрена, сидевшего шагах в тридцати от нее. Он смотрел на нее. Она приподняла бровь, не зная, как сообщить ему новость. Нельзя сказать с уверенностью, но ей показалось, что Иньюрен чуть-чуть улыбнулся, а потом едва заметно подмигнул ей одним глазом и тут же отвернулся.

* * *

Часы текли один за другим. Она уже потеряла направление. Ночью звезд не было видно, и днем облака скрывали солнце. Ее знобило, она плохо спала, ей нездоровилось. Изредка подъезжал Эглисс, некоторое время наблюдал за ней и загадочно молчал. Она старалась не обращать на него внимания и не видеть его странных, не совсем человеческих глаз.

В эти долгие, тоскливые часы на спине лошади ее одолевали мрачные мысли и образы, которые никак не удавалось отогнать от себя. Огромный праздничный зал и смеющийся отец, глядевший на ловких жонглеров. Он был счастлив тогда. Стоило ей закрыть глаза, и она опять видела его лицо. Еще она видела поникшую у стены замка фигуру. Она не видела тела Оризиана во дворе, и это могло бы означать, что его там не было.

Иньюрен был где-то позади нее в цепочке движущегося каравана, и ей страшно захотелось оказаться рядом с ним. Оризиан был всегда более близок с на'киримом, чем она. Почему-то знание, что один только Иньюрен во всем мире способен заглянуть в ее сердце и разоблачить ее боль и страхи, связывало ее и заставляло держаться от него на расстоянии. И это при том, что он всегда очень по-доброму к ней относился, а сейчас и вовсе был единственным, кто у нее остался. Единственным, кто остался от ее прежнего мира.

В полдень их с Иньюреном развязали и наконец позволили посидеть рядом, пока лошади купались в речушке. Эньяра прижалась лицом к его плечу. Она все-таки не заплакала, но прикоснуться к нему было насущно необходимо. Иньюрен погладил и похлопал ее по колену, но не обнял за плечи, как было хотел.

– Будь сильной еще немного.

– Да, я знаю, знаю.

– Значит, ты заметила Идрина.

Эньяра ответила улыбкой. Лучше говорить об этом, чем делиться мыслями, переполнявшими ее голову.

– Он что, всю дорогу летел за нами? – спросила она.

– О да. Он всегда был очень упрямым. Вороны вообще отличаются упрямством, а уж у Идрина эта черта – в самом чистом виде.

– Когда мы были маленькими, мы рассказывали друг другу, что инкаллимы умеют превращаться в ворон, – пробормотала Эньяра.

– Наверное, ты слышала, что их называют воронами, а дети часто путают ворон и воронов. Но нет, дар превращения имели только врейнины и саолины. Анайны вообще не имели облика, так что они не считаются.

– Значит, все истории про инкаллимов неправда, – устало сказала Эньяра.

– К сожалению, не все.

Они немного помолчали. Эньяре припомнились и другие свои детские страхи, выросшие из историй, которыми Оризиан и Фариль старались напугать друг друга долгими вечерами.

– Эглисс похож на тех на'киримов, что были раньше? Они были так ужасны?

Иньюрен медленно покачал головой.

– Нет, не думаю. Это было очень-очень давно, Эньяра. Не стоит бояться того, чего давно нет. Эглисс, конечно, сильный: в нем кипит Доля. Но не думаю, что он действительно знает, как ее использовать. Сейчас нас осталось совсем мало, да и забыли мы многое из того, что на'киримы когда-то знали. Добрых три века уже нет таких мастеров, еще со времен Войны Порочных, но и о них в рассказах скорее всего много преувеличений.

– Ну, я надеюсь, что не все эти истории претворятся в жизнь.

– Я тоже надеюсь, – ответил Иньюрен.

И так отстранен и серьезен был его тон, что она вздрогнула. Он это почувствовал и улыбнулся ей.

– Не бойся. Нет больше историй.

Скоро их захватчики поднялись сами и подняли на ноги их.

* * *

Сильный дождь продолжался еще часа два после того, как инкаллимы поставили лагерь. Они раскинули его на краю поля, заросшего бурьяном, с худосочными ольховыми стволами за ним. Несколько кирининов, десять или двенадцать, которые остались с ними после того, как караван вышел из-под полога Анлейна, нашли убежище поддеревьями, переполошив рассевшихся по веткам и пережидавших дождь ворон.

Как только остановились, инкаллимы соорудили навесы из срубленных тонких деревьев с натянутыми между ними накидками и кусками холста. Они кучками сидели под этими навесами, тихо переговаривались, чистили оружие, жевали галеты и вяленое мясо, потом достали несколько котелков, набрали в них дождевой воды и напились. Лошадей привязали на опушке рощицы. Иньюрена и Эньяру оставили со связанными руками и ногами. Они сидели прямо на мокрой траве. Их волосы и одежда промокли насквозь, они наблюдали за животными, спокойно пасущимися в центре поля. До Андурана оставалось не более часа ходу. На севере уже виднелись размытые дождем очертания его зданий. Дыма не было; наверное, дождь притушил пожары.

К ним не спеша подошел Эглисс и, не обращая внимания на дождь, присел рядом на корточки. Иньюрен опустил глаза и стал смотреть мимо сложенных на коленях рук в землю.

– Что случилось? – едва ли не строго спросила Эньяра. – Почему мы остановились?

– Нас должен встретить Кейнин нан Горин-Гир. Это – честь! – улыбнулся Эглисс.

– Наследник Крови Горин-Гир?! Это они все сделали? Но ему, наверно, было бы легче встретить нас в Андуране, под крышей.

Эглисс пожал плечами:

– Кто его знает, почему сильный делает то, что делает. Говорю тебе, он хотел встретить нас за городом.

– Он все равно убьет нас. Наверное, хочет сделать это не на виду, – буркнула Эньяра.

– Только не тебя, – заверил ее Эглисс. – Он будет доволен, что кого-то из твоей семьи взяли живьем. Я уверен, он придумает, как тебя использовать. Или его сестра. Вот уж если надо кого-то бояться, то, пожалуй, ее.

Он посмотрел на Иньюрена, который упорно не желал вступать в разговор.

– Естественно, у твоего друга может быть другая история. Наследник Крови предпочел бы видеть его мертвым. Если только я не смогу отговорить его, конечно.

Иньюрен со скучающим видом поднял глаза:

– До сих пор никто из Крови Гир не славился милосердием, и я сомневаюсь, что такой, как ты, сможет как-то на него повлиять.

– Такой, как я? Да я привел Белых Сов на сторону их Крови. Если бы Белые Совы подняли свои копья против него, вместо того, чтобы стать его проводниками и снабжать его армию питанием, как бы он провел свою армию через Анлейн? Без меня он не расположился бы сейчас лагерем у ворот Андурана. Я думаю, ты сам увидишь, что Наследник Крови Горин-Гир не забывает своих друзей.

– Белые Совы не забудут то, что ты сделал, – сказал Иньюрен.

– Ты-то что волнуешься, Лиса? Они посчитают нас достаточно хорошими, когда исчезнут Ланнисы.

Иньюрен оглядел собравшихся под навесами воинов.

– Лучше Ланнисы, чем инкаллимы и Крови Темного Пути. Белые Совы уже достаточно хорошо это знают. – Он опять повернулся к Эглиссу. – У тебя мать или отец из Белых Сов?

Молодой человек поколебался, захваченный вопросом врасплох. Показалось, что ему не хочется отвечать.

– У меня и мать, и отец были из крови Горин-Гир. Так что думай, когда говоришь, старик, – ответил он.

Иньюрен некоторое время рассматривал его.

– Наверное, ты родился вскоре после битвы при Тенври, лет тридцать назад, – сказал он. – Твой отец после поражения армии Горин-Гира бежал в Анлейн? Он был захвачен Белыми Совами?

Все произошло слишком быстро, Иньюрен не успел отклониться, и сильный удар по лицу свалил его на землю. Эньяра бросилась на Эглисса, но ее он просто оттолкнул. Иньюрен несколько секунд лежал, потом опять сел. Из уголка рта у него текла кровь, но ее быстро смыл дождь.

Глаза Эглисса налились холодной злобой, Эньяра видела, как ходят желваки на скулах. У нее на мгновение появилось ужасное ощущение, что на'кирим сейчас взорвется и опрокинет на них какой-то страшный, пылающий дух гнева и ненависти.

Эглисс ткнул пальцем в грудь Иньюрена:

– Лучше не говори того, чего не знаешь, – прошипел он и поднялся.

Уже уходя к инкаллимам, он оглянулся через плечо:

– Давайте подождем и посмотрим, что Кейнин захочет с вами сделать.

Озабоченная Эньяра повернулась к Иньюрену. Тот неизящно сплюнул.

– Все в порядке, – сказал он. – Для него происхождение – явно болезненная тема. – Он наклонился к ней поближе. – Остерегайся ее касаться. И что бы со мной ни случилось, держись от него подальше. Он может быть опаснее, чем я думал.

– Он и так уже кажется очень опасным, – пробормотала Эньяра.

Он покачал головой:

– Это все хвастовство, пустые угрозы. Но под всем этим его гложет боль и гнев. Он отравлен этим. Как бы то ни было, он сам не сознает, сколько в нем сил. Когда он так сердится, Доля клубится в нем, как грозовые тучи. Если он научится извлекать эти силы, то будет способен на большие дела.

– Во всяком случае, с тобой ничего не случится, – с напускной легкостью ответила Эньяра.

Иньюрен улыбнулся:

– Только помни, держись от него подальше.

Вдруг среди инкаллимов поднялось какое-то волнение. Они вскочили на ноги. Сквозь серую пелену дождя Иньюрен и Эньяра увидели группу всадников, направлявшуюся к ним с дальней стороны поля.

– Это Кейнин. Наследник Крови прибыл, – сказал Иньюрен.

Наследник тана Крови Горин-Хейг был высоким, сильным человеком, наверное, старше двадцати лет. Черная густая шевелюра намокла и спуталась под дождем, что придавало ему жуликоватый и довольно потрепанный вид. Не знай Эньяра, кто это такой, она, возможно, посчитала бы его даже красивым. А сейчас она почувствовала только прилив ненависти. Из всех кровей Темного Пути Горин-Гиры с их цитаделями в северной части Долины Камней представляли собой самую реальную угрозу.

Наследника сопровождала дюжина воинов его Щита. Их кольчуги мягко позванивали, когда они спрыгивали с коней. Щитники привязали коней, не обращая внимания на то, что среди деревьев находятся киринины, и свободной толпой двинулись следом за Кейнином нан Горин-Гиром.

Эглисс подошел приветствовать наследника крови, но тот прошел мимо него и даже не удостоил на'кирима взглядом. Кейнин огляделся, острый взгляд его пробежался по инкаллимам, один за другим выбирающимся из-под навесов, по воинам кирининам, уже поднявшимся на ноги, но так и оставшимся среди деревьев, и, наконец, по Иньюрену и Эньяре, сидевшим связанными на мокрой траве. Он приглаживал затянутой в кожаную рукавицу рукой мокрые волосы и пристально смотрел на пленников.

– Кто эта полукровка, – спросил Кейнин. Голос у него был громкий, с нотками бессознательной властности, что, очевидно, объяснялось происхождением.

Эглисс несколько напрягся:

– Советник Кеннета. Мы подумали, что он может быть полезен.

Кейнин пошел к Иньюрену и Эньяре. Его воины последовали за ним. Он опустился на одно колено, взял Иньюрена за подбородок и повернул его голову так, чтобы их взгляды встретились.

– Я слышал о тебе. Иньюрен, да?

Иньюрен промолчал. Кейнин отпустил его и повернулся к Эньяре.

– А это племянница тана, я полагаю. Хорошенький трофей.

Эньяра сердито смотрела на него.

– Но сейчас явно не в лучшем настроении, – сдерживая веселье, сказал Кейнин и поднялся на ноги. – Ты бы лучше привыкала к новым порядкам, эта долина возвращается к своим истинным хозяевам.

– Вы это уже когда-то пробовали и потерпели неудачу, – колко заметила Эньяра.

Наследник крови засмеялся. Весело и громко.

– Не на этот раз. На этот раз прошлое будет предано погребению.

Он повернулся к инкаллимам:

– Колглас?

Один из воинов вышел вперед, весь ленивая четкость и сдержанная властность.

– Сожжен, – ответил он.

– А Кеннет и его сын?

– Брат тана мертв. А мальчишка удрал по воде, но он ранен и сейчас, наверное, тоже уже умер.

Тихий стон сорвался с губ Эньяры. Кейнин не обратил на это внимания.

– Наверное? – с еле заметным сарказмом произнес он. – Значит, ребенок удрал от знаменитого Боевого Инкалла? Все Ланнисы должны быть мертвы или захвачены. Вот что было важно!

Инкаллим стиснул зубы.

– Мы отвечаем перед Шревой. Здесь она командует Боевым Инкаллом, не ты.

Пару секунд двое мужчин стояли под дождем лицом к лицу. Глядя на них, Эньяра поняла, что инкаллимы – не простые воины. Этот человек смотрел на сына тана Горин-Гир, как на равного, без особого почтения.

Кейнин успокоился первым и вытер лицо:

– Очень хорошо. Вы найдете Шреву где-нибудь недалеко от рыночной площади. Можете рассказать ей эту историю. В конце концов, тан и его выводок заперты в замке. – Он передернул плечами, потом улыбнулся Эньяре и Иньюрену. – Суровая погода, но я подобрал для вас хорошее пристанище.

Он повернулся и направился к коню, но вдруг остановился, словно вспомнив что-то не очень важное, что только сейчас пришло ему в голову, и посмотрел на Эглисса.