Текст книги "Рождение Зимы"

Автор книги: Брайан Ракли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц)

Они вышли из воды и, пригибаясь, двинулись по скалам, а потом, примерно в шаге от стены, растворились в темноте. Они пробирались вдоль стены шаг в шаг, прижимаясь к холодным камням, уверенно ступая по неровной и скользкой поверхности. У следующего угла они остановились. Только один из них осторожно пополз дальше на животе по покрытым твердой коркой камням, чтобы осмотреть закрытые ворота. Начинался отлив, то тут, то там грубая поверхность мощеного брода уже прорывала водную поверхность между замком и берегом. В городе полно было света от факелов и костров. Но ни костра, ни факела не было здесь, у замка, возле воды. Разведчик так же на животе вернулся к остальным, снял со спины меч и тоже стал ждать в тени старинного сооружения.

* * *

А во внутреннем дворе замка все было в огнях и движении. Публика столпилась у стены главной башни и возле конюшни, криками и аплодисментами поощряя акробатов и требуя от них новых подвигов. Кеннет стоял на верхней площадке лестницы главного входа. Оризиан стоял на ступеньку ниже его и с удовольствием чувствовал на плечах отцовские руки.

Толпа неистовствовала и беззлобно толкалась, выбирая местечко получше. Оризиану со своего места были хорошо видны кувыркавшиеся в освещенном центре двора акробаты. При этом они еще двигались по кругу и на ходу успевали перебрасываться горящими факелами. Потом появились те два длинных шеста, которые, как он сам видел, они принесли с собой. Двое мужчин подняли шесты торчком, и по каждому из шестов проворно взобралась босая женщина. Добравшись до вершины, женщины на какое-то мгновение напряглись, а потом вдруг одновременно перепрыгнули с шеста на шест, обменявшись местами, при этом во время полета они как-то ухитрились развернуться и опять остаться лицом друг к другу. Шесты резко качнулись в момент приземления, но женщины держались цепко и непринужденно раскланялись в ответ на восхищенный рев толпы внизу.

Оризиан услышал, как изумленно вскрикнул отец.

– Отличное зрелище, правда? – прокричал Кеннет ему на ухо и стиснул плечи сына.

Оризиан энергично кивнул. Стоявшая рядом Эньяра взглянула на него и улыбнулась, и он почувствовал, как полегчало у него на сердце. Наконец-то опять можно наслаждаться Рождением Зимы.

Вот вверх подбросили факелы, женщины поймали их и тут же бросили обратно, и так они на сумасшедшей скорости некоторое время обменивались факелами. Те, что оставались внизу, опять принялись кувыркаться, а мужчины оторвали шесты от земли, подняли на вытянутых вверх руках, приняв на себя полный вес, и с напряженными от усилий и сосредоточенности лицами начали осторожно, шаг за шагом продвигаться к сторожке у ворот.

– Что они делают? – спросил подошедший к Оризиану Иньюрен. На плече на'кирима опять сидел Идрин. Ворона склонила голову набок и, помаргивая, смотрела на Оризиана.

– Не знаю, – не отрываясь от представления, ответил Оризиан.

– Что-то неладно, – пробормотал Иньюрен.

Один из акробатов поднял над головой большой бочонок, его лицо даже затвердело от усилия. Оризиан отвел от него глаза и взглянул на Иньюрена.

– Что?

– Не знаю. Не могу сосредоточиться. Что-то с этими людьми… но мне до них не добраться, – ответил Иньюрен.

Ворона вдруг взметнулась с плеча Иньюрена, захлопала крыльями и темным лоскутом начала подниматься к черному пологу ночи.

– Ну и не беспокойся, – засмеялась Эньяра. – Наслаждайся зрелищем.

Иньюрен хмыкнул и тряхнул головой. А у Оризиана упало настроение. На'кирим умел чувствовать склад мыслей в человеческой голове. Оризиан никому так не доверял, как Иньюрену, и если того что-то беспокоит, значит, тому есть какая-то причина.

Но очередной восхищенный вопль толпы немедленно вернул его взгляд к акробатам. И как раз вовремя. Он увидел, как две женщины с вершин шестов перепрыгнули на парапетную стенку над сторожкой у ворот. Стражник подошел к краю стены, чтобы посмотреть, что происходит. Всем показалось, что одна из женщин врезалась в него, и оба упали за зубец, исчезнув из виду. Это было очень неуклюже и совершенно разрушило очарование представления. Оризиан полуобернулся к отцу и хотел что-то сказать.

Мужчины, державшие в воздухе шесты, вдруг отпустили их, и те начали падать, сначала медленно, потом все быстрее, на зрителей, которые испуганно закричали и начали толкаться, стараясь убраться с дороги. Человек в центре, державший над головой бочку, издал оглушительный вопль и швырнул ее вниз. Она ударилась в конюшню, разлетелась на куски и из нее вывалились короткие мечи.

Те двое, что держали шесты, начали бросать в толпу горящие факелы. Ошеломленная толпа закричала.

– Что это, – услышал Оризиан над ухом голос озадаченного и непонимающего, что происходит, Кеннета.

Шесты с грохотом упали на землю. Что-то большое и темное слетело, кувыркаясь, со стены над сторожкой и рухнуло на булыжники. Это был стражник. Во вспышке света от факела Оризиан мельком увидел неестественно вывернутую шею и открытые мертвые глаза воина. Мужчины, бросившие шесты, оказались у ворот. Они подняли тяжелый засов и уже растаскивали створки. Мечи, спрятанные в бочонке, расхватали остальные акробаты, мужчины и женщины. А потом они развернулись против тех, кто только что их приветствовал. В тот же миг весь внутренний двор замка Колглас превратился в сплошной хаос и сражение.

* * *

На скрип расползающихся створок поднялись прятавшиеся под стеной воины и понеслись к воротам. В это же время, нахлестывая коня по крупу и поднимая фонтаны брызг, по мощеному броду со стороны города к замку приближался всадник, молодой еще человек.

– Поднимайте замок! Поднимайте замок! – кричал он. – Совы напали на город! Белые Совы вторглись в город!

Почти вся прятавшаяся группа уже вбежала во двор и присоединилась к рукопашной схватке своих товарищей, но один из них не побежал, а припал к земле, чтобы встретить наездника. Он поднял над плечом руку и плавным движением вытащил меч из ножен. Вестник не замедлил хода, только еще громче закричал. За секунду до того, как попасть под лошадиные копыта, воин отступил чуть в сторону и хлестнул коня по передней ноге. От сильного удара меч вылетел из руки воина, а лошадь громко заржала и рухнула вместе с наездником. Молодой человек попытался вскочить, но сломанная при падении рука помешала ему подняться. Воин вытащил нож из башмака и перерезал человеку горло. Не обращая внимания на стоны искалеченного коня, он подобрал меч и тоже направился во внутренний двор замка, держа по клинку в каждой руке. Во дворе царили паника и грохот. Собравшийся на праздник народ разбегался и отбивался изо всех сил, в тщетной надежде найти спасение. Те, что представлялись акробатами, вместе с воинами, проникшими через ворота, явно целенаправленно двигались сквозь паникующую толпу, не слишком обращая внимание на горожан и замковую прислугу. Они прокладывали себе путь мечами примерно так же, как вырубают подлесок, чтобы проложить лесную тропу. Их добычей должны были стать сражающиеся люди замка Колглас.

Тут и там среди толпы взлетали клинки. Это была неравная битва. Конечно, воинов Ланнис-Хейг было больше, но их захватили врасплох, и половина из них к этому моменту хоть немного, да опьянела. Даже когда кто-то из них наносил удар врагу, все равно это было похоже на бой с тенью. Нападавшие действовали с быстротой мысли. Каждый взмах меча, направленный против захватчиков, чаще рассекал пустой воздух, чем попадал в цель, или отбивался ударом с поворотом, который затем плавно переходил в колющий выпад.

Оризиан, не веря своим глазам, увидел, как вражеский воин зарубил одного из щитников Кеннета. Грубая толстая рубашка незнакомца в сражении была разрезана на спине, порвана и висела клочьями. Под каплями еще не высохшей морской воды, которая покрывала мощную спину, он увидел нечто черное, растянутое между лопатками. Татуировка: зловещее изображение ворона с распростертыми крыльями. Оризиан обмер, так вот что это значит!

В тот же миг откуда-то из толпы донесся крик, от которого Оризиан сразу пришел в себя.

– Инкаллимы! Это инкаллимы!

Отец Оризиана с мечом в руке пронесся мимо него вниз по лестнице. Он был неузнаваем в ярости.

– Инкаллимы! – бросил он на ходу Оризиану, врезался в свалку и пропал из виду.

Инкаллимы, вороны Кровей Гир. Они принадлежали к военной элите Темного Пути. Они служили вере лучше любого тана. И у них была жуткая слава. Оризиан стряхнул с себя оцепенение. Эньяра стояла рядом с ним, железными пальцами схватив его за руку, и с ужасом смотрела на развернувшееся по всему двору сражение. Несколько мужчин и женщин (Оризиан узнал торговцев с городского рынка) бросились к лестнице, ища убежища в башне. Не обращая внимания на Оризиана и Эньяру, они хлынули вверх по ступеням.

– Постойте! – взывал Оризиан, но все было напрасно, их с сестрой отбросили в сторону, и они мешками упали с лестницы. Причем Оризиан упал на булыжник, а Эньяра оказалась сверху и так придавила его своим весом, что он не мог ни охнуть, ни вздохнуть.

Откуда-то издалека он услышал голос, кажется, Рота, перекрывший шум битвы и крики ужаса:

– Ланнис! Ланнис! Защитим своего правителя!

Потом чьи-то сильные руки подняли его, и оказалось, что он смотрит прямо в лицо Килана.

– Ты ранен? – спросил щитник.

Оризиан покачал головой. Дышать он еще не мог.

Килан крикнул вниз:

– Эньяра, ты ранена?

– Нет, со мной все в порядке. Только ушиблась, – ответила она, пытаясь встать на ноги.

Воздух, наконец, огромным глотком проник в легкие Оризиана, и он почувствовал облегчение.

– Где отец? – еле выговорил он.

– Где-то в самой гуще, – ответил Килан. – Нам нужно выбираться в безопасное место. Ты вооружен?

Оризиан показал пустые руки. Килан сунул ему нож. Юноша спросил:

– Иньюрен? Где Иньюрен?

– Не знаю, – ответил щитник. – Забудь пока об этом, сейчас все дело в тебе и Эньяре.

Эньяра хотела закричать, чтобы предупредить его, но каким-то непостижимым образом Килан, не столько увидев или услышав, сколько отзываясь на собственное шестое чувство, уже двигался. Он низко нырнул, увернулся и ударил воина инкаллима, который бросился к ним с ножом, мечом по правому колену, и, когда тот упал, перерубил ему шею. Потом он освободил меч и оглянулся на Оризиана и Эньяру.

– Держитесь за моей спиной. Вплотную. Мы спрячемся в главной башне.

Они кивнули.

Он повел их вокруг толпы к лестнице, и ужас происходившего в замке предстал перед ними в полной мере. Весь внутренний двор был завален мертвыми телами. Безоружные горожане лежали вперемешку с воинами. По булыжнику бежали темные ручьи крови. Возле самой казармы инкаллимы окружили кучку людей. В воротах стояли пятеро инкаллимов, кто-то из них спокойно наблюдал за резней, другие смотрели в сторону мощеного брода. Слева в дальнем конце двора с переменным успехом шло ожесточенное сражение. У Оризиана дрогнуло сердце. Он увидел, как отец, Рот и полдюжины других воинов замка с отчаянным безрассудством сражаются с таким же числом инкаллимов, появившихся со стороны залива. Он замер, пораженный увиденным. Одного из воинов Ланнис ударили булавой по колену, и он упал. Кеннет встречным выпадом отвел от его головы удар, который оглушил бы раненого, и сам зашатался как пьяный. Оризиан, машинально стиснув кинжал, кинулся через двор.

– Оризиан, – отчаянно закричал Килан, поднявшийся уже до середины лестницы.

Но было поздно. В голове у Оризиана грохотало, а ноги сами несли к схватке. Из числа охранявших ворота к нему рванулись мужчина и женщина. Оризиан резко остановился и полуобернулся. Подсознательно он понимал, что не успеет ни добежать до отца, ни вернуться под защиту башни. Вражеские воины были уже близко. Шум битвы постепенно стихал, и он расслышал, как гулко бьется его сердце.

Килан пронесся мимо Оризиана и встал между ним и нападавшими воинами. Щитник успел поднять меч и отбить первый удар. Но от этого же удара его клинок выпал, и слишком далеко, чтобы успеть парировать занесенный слева клинок женщины-воина, направленный на его незащищенный бок. Он выставил на пути меча левую руку и принял всю его силу между запястьем и локтем. Клинок отрезал ему руку, кисть отлетела в сторону, оставив после себя торчащий обрубок кости. Килан качнулся и взмахнул правой рукой, оставив неглубокую красную борозду поперек бедра своей противницы. Судя по лицу, она не заметила удара, а спокойно последовала за Киланом, который отшатнулся в сторону и, держа меч двумя руками, одним махом снесла голову щитника с плеч.

От злости у Оризиана что-то заклокотало в глотке, он закричал и бросился вперед. Он слышал, как от дверей башни ему что-то закричала Эньяра, но накинулся на инкаллима, убийцу Килана. Женщина оттолкнула его локтем в сторону, и он растянулся на земле, а потом почувствовал, как у него в животе что-то чмокнуло. От сильного пинка его подняло в воздух и развернуло. И тут его сознание затуманилось.

– Мальчишка? – Ему показалось, что он слышал этот вопрос женщины. Он попытался подняться, но резанувшая по ребрам боль опрокинула его обратно. В глазах чуть-чуть прояснилось, и он увидел занесенный над собой меч.

И в этот момент появился Рот. Огромный щитник летел к ним. Инкаллимы начали отступать от Оризиана в разные стороны. Застонав от боли, которой это ему стоило, юноша приподнялся и крепко всадил кинжал в пятку ближайшего инкаллима. Удивленный воин дернул ногой, и кинжал выскочил из руки мальчика, но этого удара оказалось достаточно, чтобы воин на мгновение потерял равновесие, и тут Рот внезапным выпадом сбил его с ног. Оризиан вцепился в рукоять выпавшего у человека меча так, как утопающий во время наводнения хватается за ветку. Рот парировал удар женщины, повернув острие ее клинка вниз. В левой руке он держал нож с длинным лезвием, и в одно мгновение дважды по рукоятку всадил его ей в живот. Она упала. Как только Рот отвернулся, второй инкаллим сбросил слабую хватку Оризиана и поднялся на колено. Меч Рота снес почти всю челюсть человека.

Рот поднял Оризиана. Женщина-воин еще была жива. Она свернулась в клубок и, зажимая руками живот, издавала странные кашляющие звуки.

– Килан, – пробормотал Оризиан, и жгучая боль пронзила его грудь, больше он говорить не мог. Да Рот его и не слушал.

Прислонившись к щитнику и чуть не лежа на его боку, Оризиан увидел, что вход в башню закрыт. Он огляделся. Эньяры нигде не было видно. Сражение почти закончилось. Осталась еще горстка людей около казармы. Спотыкаясь о мертвецов, они сражались со спокойным отчаянием, их участь была решена. Слева возле стены плотная шеренга инкаллимов окружила и прижала к стене Кеннета и нескольких, еще оставшихся в живых, его защитников, в том числе и Иньюрена. Рот оставил отца, чтобы прийти ему на помощь, понял Оризиан. И что делать с этой мыслью?

Он посмотрел в сторону ворот, почти ожидая увидеть, как в них входит гарнизон, чтобы спасти их. Если это всего лишь ночной кошмар, то они обязательно уже должны быть у ворот. Отряд, входивший в ворота, действительно появился со стороны залива, но это не были их люди. Одни инкаллимы, некоторые верхом. А возглавлял их человек, чья внешность только добавила нереальности происходящему: на'кирим. Более молодой, чем Иньюрен, более высокий и гибкий, но определенно дитя двух рас.

Потом Рот тащил его через двор к конюшне.

– Башня закрыта, – рычал Рот. – Нужно выволочь тебя отсюда.

– Лучше… – Оризиан задохнулся.

К ним приближался инкаллим. Рот толкнул Оризиана в денник, и тот растянулся на соломе. Задетая им при падении бадья опрокинулась, и вода из нее вылилась. В нос юноше ударил запах дыма, где-то что-то уже горело. Лошади фыркали и беспокойно переступали с ноги на ногу. Небольшое тело лежало в соломе, пустыми глазами глядя прямо на Оризиана. Бэр. Одной стороны лица у него не было, торчали только кости. Оризиан с трудом поднялся на ноги и прислонился к лошадиному крупу. Конь тяжело задышал, того и гляди запаникует.

Выглянув из конюшни, Оризиан увидел, как Иньюрена ударили в висок рукояткой меча и сбили с ног. Только что появившийся на'кирим закричал:

– Взять его живым. Он мой.

Последний щитник заслонил собой Кеннета и умер, защищая своего правителя. Кеннет с искаженным от ярости лицом успел срубить еще одного инкаллима, прежде чем его самого одолели и прикололи мечом к стене. Потом из его руки выдернули меч и прижали руки к стене. Его держали, а он все пытался ударить ногой хоть одного своего врага, но ни одного не смог достать.

Оризиан дернулся вперед, понимая, что безоружен, но это его не волновало. В этот момент конь качнулся перед ним и преградил ему путь. Это Рот ударил коня плоской стороной меча, выгоняя его и других из конюшни в сторону врагов. Одновременно он повернулся, свободной рукой схватил Оризиана и затащил его обратно в сумрак денника.

– Нет! – услышал Оризиан собственный крик.

Из-за плеча щитника он увидел, что Кеннет с проклятиями плюет в своих захватчиков. Один из инкаллимов выступил вперед и глубоко вонзил нож в грудь Кеннета. Оризиан застонал, но больше ничего не увидел, потому что Рот потащил его к замаскированным воротам в конце конюшни. Он рвался из рук щитника, но Рот уже скинул перекладину на воротах и по короткому туннелю выволок его к наружной калитке.

Они выбрались на обрывистый берег моря, где не было ни света, ни дыма, один только потрясающий ночной воздух. Оризиан брел, спотыкаясь о камни, и в конце концов поскользнулся и упал, но, хоть и с трудом, поднялся на ноги. Потом Рот опять подпирал его плечом, направляя к еле видному пирсу и маленькой лодке Иньюрена.

– Нет! Мы должны вернуться! – кричал Оризиан.

Рот затащил его в лодчонку и следом закинул меч. Потом перерезал удерживавшую лодку веревку и, пыхтя от напряжения, оттолкнул суденышко от пирса.

Оризиана качало.

– Рот, нет! – закричал он и тут же почувствовал сильный толчок в бок. Ноги у него сразу ослабли, он шлепнулся на дно лодки, потом схватился за рукоятку вонзившегося в него ножа и какое-то время удивленно ее разглядывал. Боли не было.

На скалах показалось несколько фигур. Инкаллимы так быстро продвигались вперед, как будто стоял ясный день.

Лодка закачалась на вольной воде, и в нее запрыгнул Рот. Он встал на колени рядом с Оризианом и начал грести единственным веслом. Они потихоньку отходили из-под стен замка в открытый залив.

Оризиан откинулся назад, чувствуя, как мир ускользает от него. Он всмотрелся в небо, усеянное тысячами холодных звезд. Волосы на затылке у него намокли от набравшейся в лодку воды. Он чувствовал как по руке, все еще лежавшей на кинжале, течет кровь. Он слышал трудное дыхание Рота и шлепанье бьющих в нос лодки волн. Он видел перед собой лицо отца.

Оризиан закрыл глаза.

2. Киринины

Хуанинские писцы скажут вам, что все киринины одинаковы; что их сходство друг с другом объединяет их и противопоставляет всему человечеству. Эти писцы не замечают того, чего не понимают. Когда Блуждающий Бог, Бог, Который Смеялся, проходя по миру, вызвал к жизни кирининов, он создал не один клан, а много. Хуанины и киринины начали резать друг друга задолго до того, как Боги покинули мир; киринины принялись проливать чужую кровь с первого же рассвета своего существования. Но немного найдется таких кланов, которые отмывали свои копья чаще, чем Лисы и Белые Совы.

Белая Сова впитывал ненависть к Лисе с молоком матери. А младенец-Лиса, еще не умея говорить, знал, что Белая Сова – его враг. Когда кланы кирининов были на вершине своей славы, еще до того, как закончилась Война Порочных и Тейн, этот дивный город, мечта любого сердца, пал и погрузился в Дебри Анайна, Лисы и Белые Совы уже не знали мира. Многое изменилось в ходе разных переустройств, последовавших за разгромом их рода хуанинами, но они сохранили ненависть друг к другу, оберегая ее так же ревниво, как берегли огни своих зимних лагерей. Родиться Лисой означало быть противником Белой Совы, а быть Белой Совой – значит, от первого вздоха до последнего быть врагом Лисы. Вражда их прочнее камня.

из «Истории кирининов» Адимнана Геройского

I

Армия расположилась лагерем в верхней части долины. Море палаток накрыло траву, из которой то там, то тут выступали голые скалы. Сотни спутанных боевых коней бродили по пологим склонам. Солнце стояло над самой долиной. Орлы и вороны медленно парили в небе, обозревая с высоты столь значительное вторжение в их горные владения.

Гривен ок Хейг стоял перед самой большой палаткой. Он сверкал в своем облачении: малиновая мантия Тана Танов, кираса из блестящего металла под ней; ножны усыпаны драгоценными камнями и огромная, еще прадедовская, золотая цепь на шее. Его руки покоились на рукояти меча, воткнутого в землю возле ног, словно показывая, что сама земля покорна ему. Кейл и еще несколько человек из Щита Верховного Тана стояли по обе стороны от него. Сотни воинов собрались перед ними громадным полукругом. В центре полукруга перед Гривеном стоял на коленях Игрин ок Даргеннан-Хейг. На шею разгромленного тана была надета тяжелая колода, запястья связаны грубой веревкой, уже содравшей с них кожу. Еще одна веревка обвивала его шею более свободно.

Гривен разглядывал пленника с нескрываемым удовольствием.

– Где же твоя гордость, Игрин? – спросил он.

Игрин не ответил. Только голова опустилась еще ниже.

– Связан, как простой вор, – издевался Гривен. – Подходящая судьба для изменника, согласен? Для неверного пса? Для того, кто меньше знаком с долгом и почтением, чем даже вольные люди.

Над рядами собравшейся толпы пронеслись возгласы одобрения и насмешки. Гривен поднятой рукой умерил крики и оглядел плотные ряды. Он провел взглядом по рядам, давая понять, что заодно с ними.

– Смотрите, до чего дошел ваш враг! – вскричал он. – Смотрите на плоды его наглости. Он опрокинут и унижен силой ваших рук.

Это вызвало еще более восторженные крики.

– Подними ему голову, – приказал он Кейлу.

Кейл подошел к Игрину и, крепко ухватившись за густые рыжие волосы, откинул назад голову пленника так, чтобы его превратившееся в месиво лицо было обращено к Тану Танов. Борода Игрина свалялась и запеклась кровью. От виска до подбородка шла свежая рваная рана, края которой еще кровоточили.

Гривен продолжал:

– Твоя семья пришла к моему деду и молила о помощи против армии Дорнака, когда вы были не больше чем грабителями и головорезами. Ценой той помощи был твой обет верности Хейгу и Веймауту. Благодаря нашей помощи вы возвысились до Танов в своем праве и из мелкой бандитской вотчины превратились в Кровь. Лучшие люди, чем ты, и лучших Кровей, имеющих такую долгую историю, о которой ваши даже не мечтали, уважают и соблюдают такой обет. И вот ты его нарушил и надумал отбросить его, как будто это не больше, чем платок. Ты отказываешься от десятины, которая принадлежит мне, даешь убежище пиратам и запираешь моего Казначея. Хуже того, мы только что обнаружили, насколько ты забыл свое положение. Ведь ты подкупил людей Дорнака, чтобы они служили тебе против меня! Ничего не скажешь в свою защиту, Игрин? Не стыдишься позора?

Пленник тана разлепил губы, во рту у него тоже была кровь.

– Ничего, – ответил он.

Если Гривен и был разочарован, то виду не показал.

– Очень хорошо. До Веймаута далеко, может быть, ты снова обретешь свой язык к тому времени, как мы туда вернемся. Потом мы обсудим, кто может стать подходящей тебе заменой на месте тана этих презренных земель.

Верховный Тан поднял меч, вложил его в слишком нарядные ножны и повернулся спиной к коленопреклоненной фигуре. Кейл отпустил волосы, и голова Игрина опять упала, а сам он покачнулся. Гривен поманил Кейла. Он говорил тихо, и слова его слышал только мастер его Щита.

– Я не хочу его смерти. Полезно иметь живое напоминание для тех, кто хотя бы на словах рвется в бой со мной. Мысль о гниющем в тюрьме Игрине скорее всего на время заставит их придержать языки. Но пленник, притязающий на трон, все-таки может доставить много хлопот, поэтому пусть живет, но будет не годен на правление. В свое время Короли знали как это делается. Их Милость хорошо послужила в прошлом. Настало время восстановить эту традицию. Проследи за этим сегодня вечером.

* * *

Игрина уволокли прочь, оживленная толпа начала расходиться. Тейм Нарран проталкивался сквозь нее, не поднимая глаз. Он не хотел бы встретиться взглядом с каким-нибудь ликующим воином Хейга и притворяться, что разделяет те чувства, которые разделить не может. Он подошел посмотреть позор плененного Тана только потому, что обязан быть свидетелем момента, ради которого погибло так много его людей. Теперь ему хотелось только одного: остаться одному в своей палатке, отгородившись от всех, а если уж без компании не обойтись, так пусть это будут его оставшиеся в живых товарищи. Он на всякий случай распорядился поставить палатки для своих людей вне лагеря остальной армии, на некотором расстоянии от превосходящих числом банд Хейга, Эйта и Тарала, воины которых составляли большую часть сил Гривена.

Погруженный в мысли Тейм проходил вдоль ряда огромных фургонов, когда услышал знакомый и сердитый голос. Он поднял взгляд и увидел, что кричит Рорик нан Килкри-Хейг. Лицо сына тана раскраснелось от гнева. Он в пух и прах разносил мастера каравана, а тот сохранял абсолютно невозмутимый вид, и непонятно было, знает ли он, кто такой Рорик и каково его положение.

– Рорик, – тихо позвал Тейм и взял молодого человека за руку.

Рорик резко обернулся и едва не испустил очередной поток брани, но, узнав Тейма, тут же справился с собой и только тяжело выдохнул.

– Извини, я думал, это кто-то из лакеев Гривена, – пробормотал он.

– Пойдем ко мне, у меня есть вино, да и добрая солонина найдется. Можешь разделить их со мной, – пригласил Тейм.

Бросив через плечо сердитый взгляд на мастера, Рорик позволил себя увести. Краска на щеках потихоньку таяла.

– Я знаю, это нехорошо, – заговорил он, словно предупреждая выговор Тейма. – Но они ведут себя так, словно презирают нас. Этот тип урезал питание для моих раненых. Он сказал, что всех лечат одинаково, но что-то я не вижу, чтобы хейги ходили голодными.

– Я могу поделиться с тобой продовольствием, – спокойно ответил Тейм. – Мы придержали их на дорогу домой.

– Я не просил об этом, – опять вспыхнул Рорик.

– Знаю, но это – честное предложение. Ланнисы и Хейги заодно, помнишь?

– Спасибо.

Дальше они шли молча. Потом им пришлось обойти небольшую толпу. По траве катались двое, нанося друг другу нечувствительные удары. Воюющие стороны заносило то в одну сторону, то в другую, зрители отступали и смыкались снова, подбадривали дерущихся криками, требовали большего усердия, может быть, даже небольшой крови.

Тейм проворчал:

– Наконец-то дело сделано. Игрин захвачен, больше сражений не будет.

– Не будет, – согласился Рорик и с беспокойством взглянул на Тейма. – Я потерял больше тысячи человек, а ведь это люди отца.

– Ты не потерял бы так много, если бы их у тебя не забрали.

– Все-таки стыдно. Отец ужаснется, когда увидит, сколько нас вернулось. Может, даже поставит Гирена вместо меня.

– Ленор выбрал тебя, а не твоего брата, – прервал его Тейм. – Он не будет упрекать тебя за то, что случилось, и ты не упрекай себя. Если бы вместо тебя здесь был Наследник Крови, было бы то же самое. Уж Гривен постарался бы.

– Знаю. В глубине души я это знаю. Но как же все противно! В моей семье тоже были Верховные Таны, а сейчас мы все обязаны подчиняться Гривену ок Хейгу. По его команде мы тут раболепствуем и суетимся. Мы сто пятьдесят лет вели Истинные Крови. Именно таны Килкри преградили дорогу Темному Пути, когда тот явился; это мы удержали Крови вместе, когда Гир угрожал все развалить. Тейм, это Ланнисы больше века держат границы против них. А как обо всем этом заботится Гривен? Никак. Сейчас правит Хейг, и это единственное, что для него имеет значение.

– Рорик… – попытался успокоить товарища Тейм.

– Ты знаешь, что это правда. Эйт и Тарал так тесно связаны с Хейгом, что вряд ли еще достойны называться Кровью. Даргеннан уже разбит, и теперь Хейг не сводит с нас глаз. В один прекрасный день он назовет себя королем. Или сына. Вот увидишь.

– Я не знаю, что случится в будущем. Сейчас меня заботит то же, что должно бы волновать и тебя: я должен вернуть по домам людей, которые у меня еще остались. Пусть Ленор и Кросан решают, что будет после. Зима, Рорик. Веди своих людей к их очагам, теплым постелям и любящим женам. У нас еще будет время сердиться.

Вряд ли Рорик был полностью убежден и согласен, но все-таки промолчал. Тейму захотелось положить ему руку на плечо. Конечно, Рорик – сын тана, но было все же что-то ребяческое в его неистовом гневе и уязвленной гордыне.

* * *

С наступлением ночи в долине похолодало, даже подморозило. Но, несмотря на крепкий холод, в лагере царил праздник. Сбившиеся вокруг ярких костров кучки людей, забыв об усталости, пели, кричали и напивались. Кое-где среди них бродили женщины, которые следовали за армией от самого Веймаута. Собаки с лаем носились от костра к костру, от группы к группе и путались под ногами. Хотя было еще рановато, уже многие валялись на земле, а некоторые, шатаясь, выбирались из круга и брели куда-нибудь прочь от костра, не в силах побороть навеянную вином сонливость. Морозная ночь могла прихватить еще несколько жизней, сэкономленных в битвах прошлой недели.

Тейм Нарран пробирался сквозь этот хаос. Он протискивался в каждую толпу и отмахивался от мехов с вином, которые ему предлагали. Такой кутеж был ему знаком. Когда-то, молодым еще человеком, он после победы над Кровью Горин-Гир в Долине Камней, потрясенный и взволнованный азартом первого сражения, несколько дней предавался излишествам в Тенври. Это была не самая крупная битва: всего несколько тысяч захватчиков, которых не поддержали другие Крови Гир. Тем не менее это опьяняло. Кровь Ланнис противостояла старинным врагам, обменивалась с ним ударами и вышла победителем.

Однако сегодня вечером ни радости, ни волнения он не ощущал, только какое-то неопределенное чувство облегчения, что еще жив, и при этом он сам как бы осуждал это облегчение: и дело здесь не в вине за то, что выжил, хотя так много человек, которых он сюда привел, уже нет. Просто он устал не только телом, но и душой.

Тейм подошел к палатке Гривена ок Хейга и стал ждать, пока один из стражников испрашивал разрешения пропустить его. Прохаживаясь перед входом, чтобы спастись от холода, он вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Недалеко палатки, почти скрытый тьмой, стоял Кейл и невозмутимо наблюдал за ним. На какое-то мгновение их взгляды встретились. Тейм отвел глаза первым.

– Пришел просить объедки с высокого стола? – вкрадчиво произнес Кейл.