Текст книги "Рождение Зимы"

Автор книги: Брайан Ракли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 35 страниц)

Брайан Ракли
«Рождение зимы»

Говорят, мир сильно изменился…

Сначала существовала только одна раса. Но она не оправдала ожиданий Богов, и те, не без боли в сердце, истребили ее. Вместо нее они создали пять новых рас и населили ими мир. Это были расы Второго Века: врейнины, саолины, хуанины, киринины и анайны.

Солнце пронеслось по небу тысячи тысяч раз…

Под непрестанным наблюдением Богов их чада благоденствовали. Города и империи возникали и угасали. Однако, в конце концов, хуанинам и кирининам надоели жесткие законы. Вопреки воле Богов пошли они войной на врейнинов и уничтожили их. В результате одна из рас исчезла из времени и истории. За это хуанинов и кирининов назвали Порочными. Надежды Богов рухнули, поскольку они увидели, что их создания, испорченные междоусобицей и гордыней, исправлению не поддаются. Боги держали совет на самых высоких пиках Тан Дирина, где вращающаяся твердь небесная искрит, задевая за горные вершины, и постановили больше не считать себя ответственными за несбывшиеся мечты и не мучиться из-за мятежного детища. Они покинули мир и отправились в места отдаленные, отрешившись от мыслей и грез о спасении собственных детей. И с ними ушло многое, что было лучшего в людях…

На этом закончился Второй Век и начался Третий. И он оказался Безбожным…

Так говорят.

Пролог

I. Третий век, год 942

Редко кто беспокоил диких козлов, расселившихся на крутых скальных склонах Долины Камней. Эта долина служила единственным путем через высокие горы Тан Дирина, однако эта дорога вела в никуда: мрачная земля севера служила приютом лишь свирепым варварским племенам. Тут ничто не могло привлечь ни торговцев с юга, ни завоевателей из земель Крови Килкри.

Когда человеческая река внезапно потекла вверх по Каменной Долине, это вызвало естественное волнение среди обитателей отвесных круч. Козлы отчаянно топали копытами и созывали козлят. Скоро все уступы опустели, и только молчаливые скалы наблюдали за тем, что происходило внизу. Десять тысяч человек двигались походным порядком в холодные земли – в изгнание.

Огромную колонну вела сотня (может, немного больше) конных воинов, у многих из которых свежи еще были раны после сражения на полях Кан Эвора. У всех, как знак полного изнеможения, были бледные лица и воспаленные глаза. За всадниками шла толпа женщин, детей и мужчин, хотя последних осталось очень мало – множество вдов появилось за этот год.

Тяжелый исход. Их путь пролегал через суровые горы, где тропы усеяны острыми камнями, из-за которых подворачивались ноги и множились раны. Но останавливаться нельзя. Если кто-то падал, его подхватывал шедший сзади и помогал подняться, ободряя воплями, как будто ругань могла вернуть силы уставшим ногам. Если же упавший подняться не мог, его оставляли умирать. Уже дюжины канюков и воронов лениво кружили над колонной. Одни птицы следовали за людьми с самого юга долины реки Глас, другие – обитатели гор – покинули неприступные насесты в надежде на обильную мертвечину.

Кое-кто из спасавшихся прежде был состоятельным торговцем в Гласбридже или крупным землевладельцем под Кан Эворо. Сейчас же они потеряли даже то немногое, что им удалось захватить с собой в паническом бегстве, потому что мулы, перегруженные тюками, спотыкались, падали и, несмотря на плети погонщиков, не могли подняться. Груз рассыпался по земле из-за того, что не выдерживали колеса и оси телег. Слуги-носильщики, на которых уже не действовали ни уговоры, ни посулы, ни угрозы, норовили бросить хозяйское добро. Они так устали, что уже ничего не боялись. Никто не обращал внимания на то, что богатства, на обретение которых у кого-то ушла целая жизнь, валялись по всей долине, словно клочки кожи, содранные с тела толпы каменными стенами коридора.

Тан Крови Гиров, Эванн ок Гир, провозгласивший себя защитником символа веры Темного Пути, возвышался над простым людом. Мужчины, поклявшиеся охранять тана днем и ночью, его Щит, давно уже перестали тратить силы на то, чтобы разгонять толпу, то и дело сбивавшуюся вокруг своего господина. Тан же не обращал внимания на толкотню. Он низко опустил голову и даже не пытался править конем, отдавшись на волю потока.

На щеке Эванна коркой засохла кровь. Он был в гуще сражения под Кан Эвором, своим любимым городом, и уцелел только потому, что Щит, не обращая внимания на приказы и угрозы, вытащил его с поля боя. Однако силы у него отнимала не рана на щеке – тоже не простая царапина, а другие раны, скрытые под одеждами и окровавленными повязками. Копье всадника из войска Килкри пронзило Эванна насквозь, вышло из спины и оставило занозы на всем пути через танскую плоть. В свиту тана входило несколько прекрасных целителей, и, если бы нашлось время на то, чтобы раскинуть палатку, отдохнуть и заняться его ранами, они, может быть, даже спасли бы ему жизнь, но Эванн не разрешал останавливаться и отказался пересесть с коня на носилки.

Все что осталось от армии тана, сейчас следовало за ним. Еще два года назад воины Гира считались лучшими на всех землях Крови Килкри. Но с тех пор непрерывные и кровопролитные сражения уничтожили силу его воинства так же неумолимо, как безнаказанный огонь уничтожает сухостой. В конце концов практически все годные к военной службе мужчины (и многие женщины) Темного Пути, собранные не только из Гиров, но и из других Кровей, были призваны на поле битвы при Кан Эворе. И все-таки противник имел тройное превосходство. Теперь от войска осталось едва пятнадцать сотен человек – потрепанное прикрытие бегущего на север народа Темного Пути.

Человек, проложивший конем путь через толпу и занявший место рядом с таном, был так же изнурен и слаб, как и все остальные: шлем во вмятинах, кольчуга натруди запятнана кровью, весь в зазубринах круглый щит треснул там, где боевой топор ударил под удачным углом. Тем не менее воин держался хорошо, и глаза его еще сохраняли живость.

Он наклонился к Эванну и тихо произнес:

– Правитель, это Тегрик.

Эванн пошевелился, но не поднял головы и не открыл глаз.

– Подошли мои разведчики, – продолжал воин. – Враг поблизости. Всадники Килкри не более чем в часе или двух от нас. Они прижмут нас раньше, чем мы уберемся из долины.

– Что бы нас ни ждало, все давно предрешено, – сплюнув кровь, пробормотал Тан Гир. – Мы не должны бояться того, что записано в книге Последнего Бога.

К ним подъехал один из щитников тана и остановил на Тегрике неодобрительный взгляд.

– Оставь Тана в покое, ему следует беречь силы, – потребовал он.

Услышав это, Эванн вздрогнул, поднял голову и открыл глаза.

– Смерть придет за мной в назначенный час, а до тех пор я не какая-нибудь старуха, чтобы кутаться в шали и питаться жидким бульоном. Тегрик еще смотрит на меня как на тана. Насколько больше это пристало бы моему собственному Щиту?

Щитник кивнул, принимая выговор, но не отъехал.

– Позволь мне дождаться их здесь, – так же тихо попросил Тегрик. – Дай мне сотню. Мы будем держать долину, пока все наши люди не пройдут ее.

Тан оглядел Тегрика.

– На севере нам может понадобиться каждый человек. Дикие племена не обрадуются нашему появлению.

– Мы можем вообще не добраться туда, если враг застигнет нас в долине. Позволь мне остаться здесь, и я обещаю тебе полдня, может, и больше. Здесь каменные осыпи, а скалы над головой сходятся совсем близко. Я смогу долго держать дорогу. Достаточно пролить кровь врагов, и их авангард будет ждать подхода основных сил, прежде чем второй раз сунуться в долину.

– И вас будет сотня против… пяти тысяч? Или шести? – проворчал Эванн.

– По меньшей мере, – улыбнулся Тегрик.

Какой-то старик из толпы упал и вскрикнул, ударившись коленом о камень. Седовласая женщина (наверное, жена), бормоча: «Вставай, вставай», кинулась ему на помощь. Десятка два людей, в том числе и тан с Тегриком, протекло мимо пожилой пары, прежде чем старик сумел подняться. Его жена тихо заплакала, когда старик, прихрамывая, двинулся вперед.

– Многие погибли, защищая нашу веру. – Эванн ок Гир ссутулился в седле, опять склонил голову и закрыл глаза. Казалось, он даже стал меньше ростом. – Если ты дашь нам хотя бы полдня (раз уж так записано в книге Последнего Бога), тебя и твою сотню будут поминать долго. Когда же отобранные у нас земли опять станут нашими, тебя назовут первым и самым благородным среди погибших. Как только этот горький и жестокий мир переменится, как только Боги вернут нам свою любовь, мы с тобой увидимся, и тебе воздадутся почести, которые будут положены тебе по праву.

– Мы свидимся снова в перерожденном мире, мой Тан, – кивнул Тегрик.

Он повернул коня и направил его против человеческого потока.

* * *

Тегрик привалился спиной к большому валуну, снял тунику и начал не спеша зашивать разошедшиеся на ней швы. Короткую кольчугу он аккуратно разложил на камне, щит и зазубренный меч положил рядом, шлем пристроил у ног. Это было все что у него осталось, а больше ему ничего и не нужно. Коня он отдал какой-то захромавшей женщине, которая с трудом поспевала за основной колонной. Небольшой мешочек с монетами перешел к мальчику, который то ли от потрясения, то ли в результате ранения лишился речи.

Сверху с отвратительными криками кругами снижались канюки. Тегрик знал, что они слетаются к трупам, которых отсюда не видно. Он с сотней своих людей мог бы одним присутствием надолго распугать падальщиков, но ему не хотелось тратить силы понапрасну. Те, кто когда-то обитал в ныне мертвых телах, больше не нуждались в этих оболочках, ведь, когда в новый мир вернутся Боги, павшие получат новые тела… В том, перерожденном, мире все народы будут исповедовать смирение Темного Пути…

Тегрик видел внизу длинное покатое ложе Каменной Долины. Время от времени он отрывался от работы и бросал взгляд на дорогу, по которой пришли беглецы. Где-то там, далеко-далеко, лежал Грайв, город, в котором он прожил большую часть своей жизни. Грайв, с его зелеными лугами, на которых паслись тучные стада… Как отличалась от него эта суровая Долина Камней! Воспоминания вызвали в Тегрике непривычное волнение. Остальные члены его семьи не видели той истины в вере, которую видел он. Когда Эванн ок Гир, их тан, провозгласил Темный Путь, родным пришлось покинуть Грайв. С тех пор они навсегда исчезли из жизни Тегрика. В каждой Крови, даже Крови самих Килкри, нарастающее влияние Темного Пути раскололо огромное число семей, разорвало узы, крепко связывавшие одно поколение с другим. Но, по мнению Тегрика, об этом не стоило жалеть и этому не следовало удивляться, ибо истина так же трудна для понимания, как и то, что Темный Путь ничем не мог помочь своим последователям. Если только занять более высокую должность среди чиновников.

Тяжело опиравшийся на посох старик в грубом коричневом плаще, хромая, взбирался вверх по долине. Наверное, он был самым последним из беглецов. Даже здесь, на перевале, солнце, и так уже измучившее безоблачное небо, жгло в полную силу, и неудивительно, что лоб человека усеяли капли пота. Он остановился перед Тегриком, всем телом навалившись на посох, и тяжело перевел дух. Воин разглядывал мужчину, слегка щурясь от солнечного света.

– Сильно ли я отстал от остальных? – превозмогая одышку, спросил старик.

Тегрик обратил внимание на обмотанные тряпками ноги и трясущиеся руки.

– Более или менее, – осторожно ответил он.

Старик невозмутимо кивнул и вытер лоб подолом плаща. Ткань сразу намокла и потемнела.

– Вы здесь ждете? – спросил он, и Тегрик кивнул в ответ.

Мужчина внимательно оглядел рассыпавшихся между огромными валунами воинов.

– Сколько вас?

– Сотня, – ответил Тегрик.

Старик неопределенно хмыкнул.

– Значит, вы прошли свой путь до конца. Вся сотня. Пожалуй, я лучше потороплюсь и узнаю, что Судьба уготовила мне.

– Давай, – так же спокойно отозвался Тегрик и некоторое время еще наблюдал, как старик неуверенно шагал по тропе, по которой до него уже прошли тысячи и тысячи людей. Странный, хоть и еле заметный, у него акцент – ничего общего ни с говором Крови Гир, ни с наречием долины Гласа, где правил Эванн.

– Откуда ты, отец? – крикнул ему в спину Тегрик.

– Из Килвейла, земель Килкри, – ответил старик.

– Значит, ты знаком с Рыбачкой? – спросил Тегрик, не сумев скрыть удивления в голосе.

Человек остановился и по-старчески осторожно повернулся, чтобы взглянуть на воина.

– Я знал Рыбачку до того, как ее убили, и слышал, что она говорила.

– Знай же, наступит день, когда Темный Путь опять пройдет здесь, но тогда мы будем двигаться с севера, а не на север. И мы пройдем весь путь, до Килвейла и дальше, – объявил Тегрик.

Старик коротко и горько хохотнул.

– Ты прав. Они выгнали нас из наших домов, и даже вашего тана из его замка, но вера уцелеет. Нам с тобой, друг, не суждено это увидеть, но когда-нибудь Темный Путь будет господствовать в сердцах всех людей, и все дела придут к своему завершению. Хотя эта война не кончится, пока не изменится сам мир.

Некоторое время Тегрик еще глядел вслед удаляющейся фигуре. Потом вернулся к своему занятию.

* * *

Прошло какое-то время, и вдруг рука Тегрика прекратила мерное движение вверх и вниз, иголка повисла на полпути. Он присел рядом с разложенной на камне туникой и осторожно привстал на колене.

Слышно было, как один из воинов слева пробормотал:

– Килкри.

Действительно, нечто, на ярком свету сливавшееся с камнем, вполне могло оказаться всадником… И не одним… И вот уже человек двадцать верховых начали прокладывать себе путь по Долине Камней.

Тегрик машинально положил руку на кольчугу и на прохладном металле под пальцами почувствовал запекшуюся кровь, напоминание о недельных, почти непрерывных сражениях. Он не боялся смерти, только опасался за поднимающийся за его спиной в горы Темный Путь, а если чего-то и страшился, то лишь того, что ему может не хватить смелости встретить лицом к лицу все, что бы его ни ждало, с должным смирением.

– Приготовиться, – скомандовал он так, чтобы его услышали только те, кто был рядом.

Пока его слова по цепочке передавались дальше, Тегрик откусил нитку и накинул тунику, потом поднял над головой короткую кольчугу, и на плечи упала знакомая тяжесть. Снизу словно возносился к небу дымок от только что вспыхнувшего пламени, это отряд всадников, вытянувшись в ленту, то свивающуюся, то развивающуюся, поднял пыль, втягиваясь в долину.

Всем известно, всадники Килкри – лучшие наездники, каких только можно найти среди Кровей, но и такое мастерство мало чего стоит, если остановить их взялся Тегрик. Грандиозный камнепад почти перекроет валунами Долину Камней. Возможно, всадникам даже придется спешиться, но тогда уж мечники и лучники Тегрика получат неоспоримое преимущество.

Разумеется, все они потом, когда подойдут основные силы преследователей, погибнут, но это уже не имеет значения.

Тегрик взглянул на палящее солнце, прислушался к крикам канюков и воронов, легко скользивших темными тенями в синем, совершенно чистом небе. Кажется, неплохое место и неплохой день… чтобы умереть. Пожалуй, когда он пробудится к новой, обещанной Темным Путем жизни, такое воспоминание о последнем дне первой жизни и потерпевшем крушение мире не показалось бы ему неприятным.

Тегрик Вин да Гир поднялся и застегнул портупею.

II. Третий век, год 1087

Туман так задрапировал всю деревню, что и вода, и воздух, и земля слились в одно целое, хотя то тут, то там из утренних испарений расплывчатыми могильными холмиками все-таки выступали куполообразные хижины – крыши из дерна, тоже покрытые росой. Тростниковые заросли окружали деревню. По одному из вилявших каналов рыбак осторожно вывел плоскодонку…

Ни единого признака жизни, только над парой хаток поднимались струйки дыма, но ни малейший ветерок не мешал им взбираться высоко в воздух и теряться в мглистой седине.

Одна хижина, крупнее прочих, стояла отдельно от других на высокой насыпи. Выплывшая из тумана фигура – юноша не старше пятнадцати-шестнадцати лет – направилась именно к этой лачуге, оставляя след на мокрой траве. Не дойдя до хатки, молодой человек на мгновение остановился, огляделся, потом глубоко вдохнул и выдохнул влажный воздух, словно промывая легкие.

Как только перекрывавшая вход оленья шкура повисла за его спиной, он оказался почти в кромешной тьме, которую не мог рассеять ни слабый свет, сочившийся из отверстия в кровле, ни тлеющий последними угольками сырой торф. Можно было разобрать лишь смутные очертания примерно дюжины людей, неподвижно сидевших полукругом. Слабые огоньки углей нет-нет да высвечивали какое-нибудь лицо. Юноша знал их, но здесь и сейчас это было бесполезно – они представляли собой волю этого места, Диркирнона, и нынешним утром действовали заодно. Из глубины, еле слышно даже для его острого слуха, доносились какие-то ритмичные скорбные звуки. Он никогда не слышал такого, но понял, что это пение, обряд, позаимствованный у Герона Киринина. Собравшиеся искали мудрости.

– Сядь, – приказал кто-то.

Юноша опустился, скрестив ноги, на землю и уставился в огонь.

Кто-то другой объявил:

– Мы сидели всю ночь напролет и размышляли над этим делом.

Юноша кивнул и крепко стиснул губы.

– Печальный долг и тяжкое бремя вынуждают нас говорить, – продолжал второй заговоривший. – Диркирнон – это убежище, открытое для любого из наших сородичей, кто не смог найти мира и безопасности в окружающем мире. Тем не менее мы собрались все вместе, чтобы принять решение о том, будешь ли ты, Эглисс, изгнан отсюда.

Эглисс ничего не ответил, лицо его оставалось невозмутимым, а взгляд напряженным.

– Тебя приняли, дали тебе покой и утешение. Твой мир умер бы рядом с матерью, если бы тебя не нашли и не привели сюда. А ты сеешь раздор. За дружбу, доверие и поддержку, оказанную тебе, ты вознаградил нас бессердечием и жестокостью. Теперь Диркирнон страдает от твоего присутствия. Эглисс, ты оставишь это место, не обменявшись ни единым словом ни с кем, кто нашел здесь дом. Мы изгоняем тебя.

Что-то промелькнуло в лице юноши, слегка дрогнул уголок рта, и затвердели скулы. Он опустил веки. От сырого торфа в хижине скопилось слишком много дыма: першило в горле, и слезились глаза.

– Ты молод, Эглисс. – Голос из-за дымящего огня стал немного мягче. – Может быть, возраст научит тебя тому, чему не сумели научить мы. Если такое случится, ты будешь призван сюда еще раз.

С холодным гневом во взгляде юноша пристально разглядывал едва освещенное лицо напротив. Потом заговорила женщина.

– Ты пришел к нам из бури и принес бурю. Не в наших силах ее приручить. Она пустила в тебе слишком глубокие корни. Когда она уйдет из твоей души или будет побеждена, возвращайся к нам. Мы отменим решение. Ты здешний.

Во всеобщей тишине вдруг раздался его резкий смех. И хоть глаза юноши наполнились слезами, которые даже побежали по щекам, но на голосе это никак не отразилось.

– Я не здешний, я – ничейный, – ответил он и поднялся на ноги. – Я не принадлежу ни этому месту, ни какому-либо другому. Вы чураетесь меня… вы, которые должны бы понимать более других. Вы говорите о доверии и поддержке, но в лицах вокруг себя я вижу только тревогу и страх. От вашего страха воняет. Он причиняет мне боль. – Юноша сплюнул в уголья. Пепел зашипел, клубок дыма поднялся в воздух.

Эглисс поискал кого-то в царившем мраке:

– К'рина? Ты здесь? Я чувствую, что ты здесь. Ты тоже отвергаешь меня?

– Не отвечай, К'рина, – приказал кто-то.

– Вот именно… «Не отвечай, К'рина», – фыркнул Эглисс. – Делай, что тебе говорят. Здесь только этого и требуют. Ступать тихо, всегда тихо, чтоб ничего не потревожить. Ты обещала любить меня, К'рина, вместо моей покойной матери. Это и есть твоя любовь?

Ему никто не ответил.

– Я любил тебя, К'рина. Любил! – Он сплюнул это слово, как яд с языка. Он ничего не видел из-за слез. – Я только хотел… – Слова замерли у него на губах. Он втянул в себя воздух. – Это не по правилам… Что я сделал? Ничего такого, чего не делают другие. Ничего!

Темнеющие фигуры не ответили. Их непреклонная воля стеной стояла между ним и ими. С проклятием, которое почти потрясло их, Эглисс повернулся и вышел.

После его ухода долго стояла напряженная тишина, но вот откуда-то из темноты сначала чуть слышно, затем все громче послышались сдавленные рыдания.

– Прибереги печаль, К'рина. Он ее недостоин.

– Он – мой пасынок, – пробормотала женщина.

– Больше нет… И это к лучшему. В нем слишком много дикости и жестокости. Мы не можем избавить его от этого, как бы ни пытались.

Повергнутая в горе К'рина затихла.

– В одном он прав, мы его боимся, – сказал кто-то еще.

– В этом нет ничего позорного. Эглисс на все времена сильнее всех в Доле, даже если еще не знает, как можно использовать эту силу в полной мере. Пока он только играл в жестокие игры, наушничал и по-детски проказничал, мы могли смотреть на это сквозь пальцы, но теперь… Девочка все еще плачет по ночам. Если он останется среди нас, то в конце концов мы испытаем большое горе.

– Куда бы он ни отправился, там будет большое горе, – заметил человек со странным рисунком из темных спиралей, запечатленным на лице. – Лучше отказаться от него. Кровь будет наполнять его следы, где бы он ни прошел.