Текст книги "Синтез (СИ)"

Автор книги: Борис Ярне

сообщить о нарушении

Текущая страница: 91 (всего у книги 93 страниц)

– Иди программку попроси, – предложил Гашек.

– Как успехи? – спросил Яна Максим. – Ты так ничего не увидишь. Походить нужно. Может, вообще, сменишь курс?

– Нет, курс я менять не хочу. Если совсем безнадежно всё будет, то тогда да.

– На Купера посмотри!

Джон незаметно для всех покинул своё место, не успев его занять, и пытался познакомиться с озорной блондинкой, сидевшей с компанией через стол. Причем, судя по всему, блондинка была не одна. Купера узнавали в лицо. Это его спасало от неприятностей. Всему Городу были известны его неподражаемые манеры, равно, как и его любовь к выпивке. Максим сходил за другом, оттащил его, извинился, и усадил дебошира на место.

– Так мы долго не протянем, – заметила Сара. – Может ему притормозить?

– Мне? – искренне удивился Купер. – Вы, мадам, меня ранили в сердце. Гарсон! Бутылку джина будьте добры, безо льда. Я сейчас вам покажу.

– Я беру свои слова обратно, – смеясь, говорила Сара.

Постепенно компания распалась. Рик, Сандра, Ренат и семья Фогелей были одной её частью, остальные, во главе с Купером – другой.

– Подарки когда будут раздавать? – спросил Купер.

– Боюсь, это не предусмотрено, – разочаровала его Сара.

– Там целый блок кровопийц, и не могли мешочек собрать? Я у себя в клубе на корпоративных пьянках и то символически одариваю своих гостей. Благо, в минусе не остаюсь. А эти в плюсе от всего Города…

– Джон, давай сменим тему, или иди им всё и выскажи.

– Это, Сара, ты зря, это-то он может, – остановил её Максим.

– Слушай, Максим, у тебя траур? Костюм у тебя шикарный, но черный с черной рубашкой, а ты ещё и галстук снял.

– У меня пальто белое, – нашёлся Максим.

– А мне с ней жить, – жалостливым голосом пробубнил Кальман. – Джон, ты заказал, что хотел?

– Давно. Тут не очень оперативная обстановка. Верно, капитан?

– Я майор, – не поднимая глаз, сказал Гашек.

– Твою мать, у нас столько поводов, а её не несут!

– Джон, мы в ресторане, на балу, следи за языком, – приструнила Купера Сара.

– А тебе с ней жить, – обратился к Кальману Купер.

– Дамы и господа, объявляется первый танец! Маэстро! – объявил ведущий.

– Наконец-то, – проговорила Сара.

– Что, принесли? – спросил Купер.

Кальман пригласил Сару, Рик Сандру, Акира Лалу, Фогели остались на месте, и вся мужская компания там же. Через десять секунд вскочил и убежал Ренат.

– Если мы будем сидеть и ждать, пока нас пригласят, то мы можем не дождаться до следующего Нового года, – заметил Джон.

– Ты я вижу первый кавалер, – смеясь, сказал Гашек.

– Я? Видишь вон ту, в синей кофте, шатенку. Запомни её.

Купер вскочил, направился, слегка шатаясь в сторону шатенки, обратился к ней, обратился ещё, развел руками, поднял одну руку верх, шатенка рассмеялась и поднявшись, положила свою руку на плечо Джону.

– Так-то, – сказал Максим.

– Ладно, пойду, поброжу, – грустно объявил Гашек и направился бродить по залу.

Максим встал со своего места, улыбнулся Фогелям, прошёлся взад-вперед, остановился перед зеркалом. «Сара была права: этот чёрный цвет, чёрный костюм, чёрная рубашка и эти чёртовы лакированные туфли. Ну, и ладно. Какая, в общем-то, разница». Дело было совсем не во внешнем виде Максима. Ему срочно нужна была Маргарита. Он чувствовал, что без неё он разваливается по частям, он не находил себе места, он плавал среди этих бессмысленных тел. Танец закончился.

– Её зовут Татьяна! – объявил Купер.

– Ты её поведешь домой? – спросила Сара.

– Почему? – искренне удивился Джон.

– Эх, Макс, и как ты провел с этим чудовищем столько времени в пути? Чем вы там занимались?

– Мы постигали жизнь во всей её красе, – томным голосом произнес Купер.

– Я сейчас, – сказал Максим и вышел из зала.

Он шёл к телефону. Он знал, что, как минимум, два с половиной часа Маргариты ещё не будет, но терпение иссякало. Он позвонил. Дежурный ответил, что смена возвращалась, но выехала снова, объяснил, что в преддверии праздников и многочисленных корпоративных мероприятий работы очень много. Максима накрыла тоска. Ему нужно было видеть Маргариту.

– Макс?

– Давай!

Все, кроме Акиры пригубили виски.

– Акира, а ты что же это? – спросил его Кальман.

– В отличие от Джона, Акира знает, кого поведёт домой, – объяснила Сара.

– И тебе с ней жить! – хором произнесли Максим, Ян и Джон.

– Новогодние конкурсы! – объявил ведущий.

– Кто у нас самый смелый? – спросила Сандра.

Смелых не оказалось. В этом заведении было достаточно таких, кто принял на грудь значительно больше Купера. Последний был очень раздосадован данным фактом и принялся налегать на виски.

Конкурсы закончились и продолжились танцы.

– Я заметил, господа, – сказал Кальман, – что мы выходим на круг только под медленную музыку. Вам не о чём это не говорит. Сара, я не агитирую.

– Дайте мне гитару, и я устрою им тут дискотеку в стиле панк-рок, – заявил Купер.

– Нужно было идти на конкурсы, – предположил Гашек.

Максиму стало совсем невмоготу. Он не отрывал глаз от часов. Изъявил даже желание пойти домой и дождаться Риту там. Его отговорили, убедив в том, что принцесс довозят на специализированном транспорте под мощнейшей охраной. Его отговорили, и он налег с Купером на коньяк.

Далее ведущий предложил выбрать от каждого столика по королеве красоты. Выдвинули Сару. Она отправилась через зал к президиуму, как его все называли, и вернулась с букетом цветов, подарком и бутылкой шампанского.

– Вот, а говорили, подарков нет!

– Лучше бы, конечно, вместо шампанского… – начал Купер, но передумал.

– И снова танцы! – возобновил дискотеку ведущий.

– А может, пойдем, протрясём свои года! – предложила Сара.

– Какие такие года, старушка? – удивился Купер.

– Как хотите, – сказала Сара и отправилась в зал. За ней последовали все, кроме Максима и Гашека.

– Хлопнем? – предложил Максим.

– Не вопрос, – согласился Гашек.

– Ты, я вижу, бережёшь свои года! – смеясь, заметил Максим.

– Звание не позволяет, – отчеканил Ян.

– Уверен, на том конце зала генералы всех мастей трясут своим всем…

– Да пошли они. Ты чего такой напряженный? Ладно я! Я не ходок на такие вечеринки, хотя не прочь залудить. Да и…

– Как она хоть выглядит? – уйдя от вопроса, спросил Максим.

– Вот честно, ничего, кроме глаз не помню. Но как увижу, сразу узнаю. Клянусь звездой майора.

– Ну, понеслось. Давай тогда Купера догонять.

– А теперь очередная пауза! – объявил ведущий. – С наступающим новым годом вас хочет поздравить главный редактор третьего канала Городского телевидения Ульф Юнсон!

– А где зависают редакторы первых каналов? А, Акира? – спросил Джон.

Зал опустел и в его центр с микрофоном в руках вышел главный редактор.

– Как бы сделать так, чтобы не слушать эту…

На Купера шикнули, и он покорно замолчал. «Шикнули, – ворчал про себя Джон. – Хрен лысый вылез в центр зала, да ещё к каждому лично подходит. Сказать, всё-таки ему что-нибудь? Нет уж, ладно, Кальману с ней ещё жить». Все выступающие взяли за правило, держа речь, проходить по периметру зала, останавливаясь возле понравившихся столиков.

– Дорогие сограждане! Сразу хочу отметить, третий номер канала не значит третье место в соревнованиях, верно?

Аплодисменты.

– И что самое важное в этой гонке? В ней участвовали не только создатели программ, телепередач, но и ты, наш верный зритель и, что греха таить, единица рейтинга. Верно?

Аплодисменты.

– Мы все вместе прошли этот непростой путь, отмеченный и президентской гонкой, и её, слава Богу, успешным, на наш взгляд, финалом. Очень приятно было чувствовать вашу поддержку, а также вашу критику, без критики ни один канал не выживет, вы же это прекрасно все понимаете. Верно?

Аплодисменты.

Это длилось ещё минут пять, в течение которых Купер уговорил треть бутылки коньяка в одно лицо, и в конце речи чуть было не заснул.

Аплодисменты.

– Браво! – громче всех кричал Джон.

– Ты сдурел совсем? – возмущалась Сара.

– Что мне в тебе нравится, Сарочка, – Кальман, не слушай, – так это то, что если бы не ты, то господин майор нас давно бы всех сдал. Да, Ян? Нет, не так. Верно?..

И снова танцы. Максим не пьянел. Возможно, ему мешал Купер, поглощавший всю винно-водочную продукцию, что, впрочем, не мешало ему мило флиртовать с дамами и даже приглашать их на танец.

Время замерло. Максим весь извёлся. Оставалось ещё полтора часа, не меньше, он опять ходил звонить в больницу, но всё также безрезультатно.

– Сейчас я хочу объявить танец, который некоторые из вас, возможно, ждут с самого начала бала. По разным причинам. У нас так весело, что мы про него даже забыли. Но, восполним упущение. Итак, белый танец! Дамы приглашают кавалеров!

– Интересно, – говорила Сара Кальману, – эту мрачную статую в черном костюме кто-нибудь заметит? Если полминуты никого не будет, то его беру я.

Как только Максим услышал об объявлении белого танца, внутри него похолодело ещё больше. Именно белый танец свёл его с Жанной Роллан, именно она пригласила его, перейдя дорогу Маргарите. Как хитра эта жизнь и загадочна судьба!

Максима никто не пригласил. Сара пришла к нему на помощь.

– Что с тобой, Макс?

– Что-то не в себе я, честное слово.

– Это я поняла. Что тебя беспокоит? Рита? Её привезет кортеж прямо из дворца. Это сюрприз и для тебя, только не выдавай меня. Я разговаривала вчера с Ритой. У неё будет феерическое вступление в зал, после чего вы станцуете фламенко. Я всё знаю. Так что, не переживай. Я тебя развеселила?

– Это всё хорошо, но что-то не так, не то что-то. Нужна она мне сейчас… Чёрт возьми, я не знаю, как объяснить… Не знаю, прости, Сара.

– Успокойся. Всё будет хорошо.

Снова танцы. Шум. Веселье. Купер с Гашеком оказались в одном измерении, и оба готовы к бою за женское сердце. Причем, любое.

И снова конкурс. На этот раз с каждого стола нужно было выбрать короля ужаса, персонажа, немного неуместного для такого светлого праздника. С Купером было лучше не связываться. Максим в своем траурном облачении подходил для этого лучше всего.

– Принесешь шампанское, – сказал Купер, – убью!

Максим направился по проторенной тропинке через зал к президиуму и встал в очередь. Ещё подходя, он видел, что победителям выдают черный колпак, какой-то подарок в треугольной коробке и бутылку водки. Он добросовестно стоял в очереди плохих мальчиков, выстроившихся вдоль стола президиума, как где-то посреди очереди его глаза пресеклись со знакомым взглядом. Это был Томас Шнайдер. Несомненно, он узнал Максима. На лице Томаса заиграла загадочная улыбка, встретившаяся с непроницаемым выражением глаз Максима. Шнайдер наклонил голову. Максим прошёл мимо. Томас поднял голову, и они снова встретились взглядами. Максим увидел улыбку, улыбку, выражающую чувство превосходства.

– Ты бог, Макс. Какой ты злодей? Открывай быстрее, а то я полчаса, как заказал. Тут нужно сразу ящик забивать и не париться. Поехали. Ян. Ян! Проспишь всех кареглазых, или я уведу. Надеюсь, твоего начальства тут нет.

Максим ощутил немыслимое напряжение. Он даже станцевал по инерции с симпатичной брюнеткой, весь танец пристававшей к нему с вопросом, он ли жених принцессы или так чертовски похож на него?

Снова танцы. Шум. Веселье.

– И вновь пауза! – объявил ведущий. – С Наступающим Новым годом вас хочет поздравить представитель парламента от партии «Наш Город» и глава юридической корпорации «Центр» Томас Шнайдер! От себя хотелось бы добавить, что по совместительству он ещё и сын премьер-министра Города Фридриха Шнайдера.

– Добрый вечер, дамы и господа! – бодро начал Томас. – От себя лично я хочу добавить, что Фридрих Шнайдер отец парламентария Томаса Шнайдера.

Смех и аплодисменты.

– Что вам сказать, мои избиратели? Я намеренно начал с местоимения «мои». Будучи избранным вами, я преклоняю голову. Я преклоняю голову. – Томас встал на одно колено и склонил голову, чем вызвал бурю аплодисментов. – Я давно отошёл от дел коммерческих, – лишь контролирую несколько крупных сделок, благо пока конституция ещё позволяет нам, низшим чинам законодательной власти, иметь бизнес, а то чаю в парламенте не на что было бы попить.

Смех. Аплодисменты.

– Но я всё не доберусь до основного. До того, к чему мы все стремились. Ульф Юнсон верно заметил – «Мы». Только вместе мы смогли устоять последние двадцать с лишним лет и уберечь от развала наш Город.

Аплодисменты. Подобно своим предшественникам в этом зале, Томас шёл с микрофоном по периметру зала вдоль столиков.

– Да, во многом мы застоялись. Многое мы никак не можем сбросить с себя, как ящерица, и забыть навсегда. Я очень сожалею о потере лидера коммунистической партии, Диего Санчеса. Он был достойным противником. Но, на его примере мы видим, как изжила себя та система. Ведь, согласно предварительному следствию известно, что его убийство это дело рук его же соратников, нечистоплотных, подлых завистников, которые, сами не понимая, или не осознавая, дискредитировали само движение. Мы за многопартийную систему, и нам совсем не нравится, когда мы теряем такого сильного лидера конкурирующей партии. Ведь какая может быть рыночная экономика без конкуренции?

Аплодисменты.

– Отдельно хотелось бы сказать о потере Фернандо Коста. Но, не будем превращать наше торжество в поминки. Итак, я о моих избирателях. Где мои избиратели, не вижу, где? Не слышу!

Возгласы, крики, аплодисменты. Как раз в этот момент Шнайдер приближался к столику, за которым сидел Максим.

– Так вот, друзья мои! Вы не мои избиратели! Вы избиратели той партии, которую поддержали, того пути, по которому хотите идти, и по которому мы поможем вам пройти. Пройти достойно! Прожить достойно! Построить достойный дом! Создать достойную семью! Вырастить достойных детей! Всё это вы выбрали, выбрав нас, нашу партию, в которой ваш покорный слуга лишь рядовой солдат.

Аплодисменты.

– Со многим нам ещё предстоит бороться. Много, – простите меня за выражения, но я пригубил немного… Простите?

– Простим! Мы тоже пригубили!

Аплодисменты. Смех.

– Много ещё в нашем Городе, в нашей жизни – швали, полно проституции, в чём бы она ни выражалась, всякой грязи, которая не хочет жить по нашим законам, которая предпочитает быть продажной! Конкурентный рынок, рынок – это совсем другое. А проститутка? Её место в подворотне! Верно?

Он стоял рядом со столиком Максима и последнюю фразу кинул прямо ему в лицо, обрызгав слюнями.

– Верно? Проститутке место в грязном подвале! Она мешает строить нам нашу жизнь, нашу достойную жизнь. Верно? – продолжал он.

– Верно!

И шквал аплодисментов.

– Если мы встретим проститутку, – я говорю сейчас образно, вы сами, я надеюсь, понимаете. А то решите, что я знаю, где эти существа обычно обитают…

Смех. Аплодисменты.

– Так, что мы сделаем с проституткой?

– В подворотню её! На свалку! Убить! Уничтожить, суку!

– Толпа разошлась, – заметил Купер, которому претило такое долгое нахождение Шнайдера возле его столика.

– Правильно, уничтожить! Есть, ещё, знаете, среди уголовников такое, когда их много. Я не могу этого говорить. Ладно, увлеклись. Давайте…

– На круг её! – заорали особо знающие гости.

– Всё, – продолжил Шнайдер. – Мы выбросим весь мусор, вычистим все…

– Стой…

В зале повисла пауза, не нарушаемая даже звоном бокалов.

– Простите? – Шнайдер развернулся.

– Стой, я тебе сказал, – Максим смотрел ему прямо в глаза.

– Охрана, – кто-то успел позвать.

– Всё в порядке! – в микрофон крикнул Шнайдер. – У молодого человека вопрос. Я вас слушаю? – Шнайдер улыбался Максиму той улыбкой, которой встретил его у президиума. – Молодой человек засмущался. Он, просто, никогда не слышал таких слов, я полагаю. Простите меня, уважаемый. Я несколько развязно себя веду? Ну, что ж, наболело. Постараюсь быть мягче. Я же говорил, хватили мы лишнего в диспуте. Да и не только в нём. Верно?

– Верно.

Смех. Аплодисменты. Смех.

– Ничего страшного, – сказал Шнайдер в микрофон. – Мне уже пора к столу, а то, мне кажется, я многое пропустил, пока гулял тут по залу.

Снова смех и аплодисменты. Шнайдер пошёл дальше.

– Стой! – хриплым голосом крикнул Максим.

На этот раз тишина воцарилась мертвая во всех значениях этого слова.

– Я стою, видите, – Шнайдер говорил в микрофон, продолжая играть на публику.

Никто из друзей Максима не понимал, что происходит. Посреди бального зала стоял один из влиятельных людей Города во фраке, при бабочке, с микрофоном. Напротив него стоял совершенно незнакомый молодой человек в черном костюме, в чёрной рубашке без галстука, и в этих… дурацких лакированных туфлях. И всё.

Максим подошёл ближе, встал в упор к Шнайдеру и сильно севшим голосом произнёс:

– Я тебя вызываю…

– Что, простите? – всё также, играя на публику, в микрофон спросил Шнайдер.

Максим выхватил у него микрофон и на весь зал прохрипел:

– Я тебя вызываю, тварь! Вызываю на дуэль! Стреляться! Прямо сейчас. Если ты, мразь, чего-то не понял, объясняю так! – Максим схватил с ближайшего столика бокал вина и выплеснул его содержимое Шнайдеру в лицо.

Часть XIII. Заключительная. Глава 1

Вся набережная была освещена праздничным огнями так, что создавалось впечатление искусственного дня, который по волшебству явился из тьмы и совсем не хотел покидать этой чудной праздничной ночи. За отелем была достаточно широкая береговая полоса, с двух сторон огороженная утесами. Скала с одной стороны, та из которой вырастал отель, море напротив, и с каждой стороны по скале, каждая их которых отлично защищала эту естественную площадку от внешнего вмешательства. Это пространство словно нарочно было создано для определенного рода уединений. Между морем и двумя боковыми утесами располагались узкие тропинки, позволяющие проникнуть на одинокий пляж, усыпанный мелкой галькой. Этот пляж Максим не раз наблюдал с балкона своего номера. Особенно его привлекали часы прилива, когда эта полоска берега оказывалась полностью отрезанной от мира. Он сравнивал этот, Богом забытый кусок суши, всё уменьшающейся под напором прибывающего моря, с собой. Вот так и его, думал он, когда-нибудь припрёт к скале и зальет соленой водой, давая понять, что со стихией шутить не стоит.

У каждой тропинки обеих скал стояли по двое полицейских. Все необходимые представители, отвечающие за намеченное мероприятие, включая врача, были на месте. Хранитель оружия, или как он там правильно назывался, Максим забыл, стоял поодаль с увесистым чемоданом. Секундантом Максима был Джон Купер, еле стоявший на ногах и всё пытавшийся вникнуть в смысл слов, которые ему старался втолковать секундант Шнайдера, Крейг, любезно согласившийся сыграть эту роль. А смысл слов был прост: он просил уговорить Максима прилюдно извиниться, понеся за это смехотворное наказание. В конце концов, Джон послал Крейга в самой грубой форме, давая при этом понять, что его друг знает, что делает, и его бы воля, он бы «всех вас свиней перерезал». Выбор Максимом Джона в качестве секунданта был рассчитан именно на это. Итак, два секунданта, хранитель оружия, врач, четыре полицейских, и самый главный здесь человек, куратор дуэли. В его обязанность входила непосредственная организация дуэли, и, собственно, контроль её проведения. Он единственный, кто оставался на поле брани и рисковал получить пулю, хотя его экипировка максимально исключала такую возможность. Все остальные, включая полицейских, в момент проведения дуэли непременно должны было скрыться за утесы. Правила проведения дуэлей в любых мирах Максима никогда не интересовали, поэтому, насколько местные порядки соответствовали чему либо, он не знал, да и не хотел знать.

Как только Максим услышал слова Шнайдера о проститутках и необходимых действиях, которые нужно с ними проводить, – а сказано это было лично ему, и намекал он на Жанну Роллан, – Максим растворился. Он утратил не то, что чувство самообладания, он распростился с тем состоянием, которое именуют «эмоциональная устойчивость». Растворилось видение мира вокруг себя, ощущение этого мира. Перед его глазами была Жанна, лежащая в палате с перебинтованным лицом, да набор слов доктора, превратившийся в сплошную какофонию – это было тем, что сделал с ней Шнайдер, это было тем, что Шнайдер способен сделать с кем угодно, по своей прихоти.

Барьер был обозначен. Осталось лишь раздать пистолеты. Шнайдер стоял где-то там, закутанный в серый модный плащ. Это была какая-то тень. Эта тень не была для Максима Шнайдером, она была воплощением зла, зла безнаказанного и вездесущего. Максим не мог спокойно мыслить, даже дышать. Он весь горел изнутри, ему становилось жарко. Его хмель, как рукой сняло. Но он горел, и в голове у него звенели лишь колокольчики, создававшие свою какофонию неземных звуков. Лишь колокольчики, одни только колокольчики.

Волны мерно накатывали на берег. Им было неинтересно, что тут творится. Они точили гальку, да оставляли обрывки пены. Море было спокойно. Жизнь, та огромная, настоящая жизнь, та, которой нет никакого дела не только до какого-то отдельного человека, но и до целых поколений, до всего человечества, шла своим чередом. Море было спокойным и добрым.

Максим смотрел на море. Ночь. Где-то там горизонт. Где-то солнце. Он взглянул наверх, но из-за мощной иллюминации, не увидел звезд. Всё это он делал машинально, потому что ничего, кроме колокольчиков и этого животного гнева от него ничего не осталось. Он растворился. Он растворился в себе, в этом море, в этой ночи. Он был где-то… Где-то вокруг.

Снег падал мелкой крошкой. Снег был такой же добрый и спокойный. Снег был теплый. Он падал в море и становился солёной водой. Снег падал ровно. Ветра не было. Стояла добрая тишина. Добрая вечная тишина…

Максим был в своем чёрном костюме, чёрной рубашке и этих дурацких лайковых туфлях, галстук он оставил. На плечи ему было накинуто ослепительно-белое пальто. На голове красовалась белая шляпа, сдвинутая на глаза. Из-под её полей он и смотрел на этот тихий добрый мир. Смотрел, но не чувствовал его. Звенели колокольчики. Он стоял чётко на том месте, куда его поставил куратор дуэли.

– Пора, – раздался голос. Максим услышал шаги. К Шнайдеру подошёл человек с пистолетами. Шаги приближаются к Максиму. Перед ним открывают чемодан и достают револьвер. Барабан его вскрывают, показывая, что он полный. Максим машинально берет револьвер. Максиму всё равно, Феликс грамотный учитель. Максим пробьет Шнайдеру сердце, не целясь. Шаги удаляются.

– Напоминаю! – Слышится голос. – Стреляем по моему приказу «Пли». Выстрел может быть только один. Все меня поняли?

– Поняли! – слышен крик Шнайдера.

– Все?

– Да, – сказал Максим.

– На счет три говорю: «Пли». Готовы?

– Готовы.

– Врач готов? – громче кричит куратор.

– Готов! – слышен писк из-за скалы.

– Итак! Раз! Два! Три! Пли!

– Пистолет! У него пистолет!

– На землю!

– Ноги раздвинь!

– Держать его!

– Адвокат?.. там?.. Хрен с ним.

– Наручники! На ноги тоже!

Колокольчики пропали. Их сменил шум. Громкий, нескончаемый шум. От этого шума Максим оглох. Он не мог понять, что происходит. Его лицо в гальке. Спина придавлена. Руки за спиной, рукам было больно.

– Оружие в пакет!

– Ты коё-что забыл!

– Вот чёрт! Сейчас. Сними с рук наручники.

Только шум в голове. Шум во всём теле. Шум во всём мире.

– Он в шоке что ли, придурок. Вложи. Да куда ты? В море давай. А то ещё рикошетом прибьет. Ну, готов, жми.

Раздался выстрел.

– А вот теперь в пакет.

Максим совсем оглох. Не от тишины. Он запутался во времени. Он оглох… Его оглушило время. Время куда-то уходило. Оно покидало его. Ему стало плохо. Он не мог объяснить, как. Где-то совсем внутри, в глубине. Плохо стало даже не ему, а кому-то, кто живет внутри него. Тот тоже оглох…

– Ты на кого тявкнул, червяк? – раздался глухой голос, как будто из колодца. Что-то омерзительное и мокрое шлепнулось рядом с лицом.

– Вы закончили?

– Детали только.

– Я вам нужен? У меня бал.

– Идите, конечно. Если что, после нарисуем картину. Всё будет чисто.

– Шляпу его не забудьте.

Сразу же словно заржали несколько лошадей. Но, это было где-то за пределами тишины. А вокруг была тишина и издалека звенели колокольчики.

Тишина. Полная тишина. И далекий шелест колокольчиков. Тишина…

Только когда жесткая струя холодной воды чуть не пробила Максиму позвоночник, он пришёл в себя. Он увидел, что стоит босиком на грязном кафельном полу. Его поливали из шланга. Колокольчики пропали. Шум исчез. Время побежало с такой скоростью, что Максиму показалось, что его самого прокручивают в каком-то старом немом кино… Так, может, это кино?

Он был в чёрном костюме, в чёрной рубашке и в этих дурацких лайковых туфлях, под мышкой он держал ослепительно белое пальто и шляпу. Его вели по коридору. Остановили. Он встал лицом к стене. Щёлкнул засов. Со скрипом открылась дверь. Его втолкнули внутрь. Первое, что Максим ощутил, это резкий запах пота и жуткую вонь. Свет ослепил глаза. Он зажмурился. Он расслышал дружный мерзкий смех. Он открыл глаза. Это была камера предварительного заключения. На него смотрела такая куча глаз, что он растерялся.

– Братва, к нам интеллигентика закинули, или барыгу-неудачничка.

– Ты чего тут забыл, «терпила»?

– Смазливая харя. Сколько за ночь? Кто первый… Ээээ. Так не пойдет…

– А ну пасти захлопнули, – раздался бас. – Сюда иди, чучело!

Максим не испытывал ни страха, ни готовности к сопротивлению, ни стыда, ничего. Он был настолько потерян, что ему было всё равно. Он подумал о Маргарите и на глаза ему навернулись слёзы, которые он тут же погасил, сообразив, что это определённо не то место, где стоит разбрызгивать слабость.

– Ты, что, оглох, чучело?

Максим медленно пошел на голос. Верзила, что его звал, сидел на нижней койке и играл в карты.

– Ты не простой корешок, – пробасил он. – Рассказывай, как попал?

Тут Максим впервые осознал, что он не открывал рта с того самого момента, как был на балу. Он прокашлялся и только хотел что-то сказать, как увидел, что к верзиле, который, судя по всему, был тут смотрящим (Максим начал возвращаться в реальный мир) подсел мужик, раскрашенный татуировками, и что-то прошептал на ухо.

– За базар ответишь? – поинтересовался смотрящий.

Тот лишь щелкнул пальцами.

Смотрящий оглядел Максима с ног до головы. Потом посмотрел по сторонам.

– Слышь, Перочинка, сваливай с койки. Пацанчик там ляжет.

Перочинка, худой малый, но судя по наколкам, опытный и уважаемый вор, пожал плечами, но с паханом спорить не стал, а принялся искать жертву, которую можно было подвинуть.

– Вон твоё место. Можешь ничего не говорить, – проворчал смотрящий, а шёпотом добавил: – Змея мы уважаем.

Рано утром открылась дверь и визгливый голос прокричал:

– Волков на выход. С вещами!