Текст книги "Синтез (СИ)"

Автор книги: Борис Ярне

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 93 страниц)

Часть VIII. Глава 12

Максим вышел из автобуса на конечной остановке. От кольцевой дороги он удалился лишь на двадцать километров. Следующий автобус, идущий от Центра, должен был прибыть через сорок пять минут. Направление он выбрал северо-западное. Точнее было бы сказать, не выбрал, а случайно на него упал. Он намеревался купить карту и выяснить, как и куда ему двигаться дальше, следуя предварительно выбранному радиусу поиска Риты. Необходимо было совершить ещё две вещи: связаться с Купером и взять его в компаньоны, предупредив, разумеется, о своем уголовном статусе, и навестить банк Фогеля, сняв необходимую для проживания в нелегальных условиях и поисков Риты, сумму. Что это за сумма, он не представлял, но намерен был прикинуть, учитывая плату за мотели, аренду машин, питание, возможный подкуп кого-нибудь, закупку оружия… Последний пункт ему больше всего пришёлся по душе, особенно если учесть тот факт, что он не имел ни об оружии, ни о том, как с ним обращаться, ни малейшего представления.

Дальше удаляться от Центра Максим не стал и решил остановиться в местном мотеле. Местечко, где тот располагался, судя по наименования автобусной остановки, называлось Белькау. Войдя в мотель, Максим заказал номер на ночь.

– Наличные? – спросил метрдотель

– Да, – ответил Максим.

– Имя?

– Микки Рурк.

– Ваш ключ.

– Спасибо.

Войдя в номер, Максим никак не стал осматривать его, даже пропустил, где в номере туалет и душ, есть ли телефон, куда выходит окно и так далее. Заперев за собой дверь, он, не раздеваясь, опрокинулся на кровать и, пару минут поёрзав, выбрав наиболее удобное положение, уснул.

Темный коридор, ни души. Стены белые, краска выцвела, кое-где обвалилась. Запах старой гнили и пыли, долго скапливающейся в каждом укромном месте. Все двери заперты, и заперты, судя по всему, давно. На каждой двери свой номер. Но это не гостиница, не жилой дом, не тюрьма, не больница, не институтское или министерское учреждение, и тем более, не какое-либо офисное помещение. Коридор огромен. Его конца не видно. Тишина. Только лишь создается впечатление, что где-то в глубине каждого кабинета, или комнаты, или, что там ещё может быть за запертыми дверьми, где-то вдалеке, совсем вдалеке, может быть, совсем-совсем бесконечно далеко, ещё за множеством дверей, слышно что-то, напоминающее жизнь. Если нарочно не прислушиваться, то можно ничего и не услышать. Может, ничего и нет совсем. Просто пустой коридор с запертыми дверьми, уходящий куда-то настолько далеко, что совершенно не интересно знать, что там в конце. Есть там выход, нет, стена там, пропасть. Не важно. И совсем не страшно. Максим бредет по коридору один. Куда-то вперед… а может назад. Он уверен, что пытаться дергать за ручки дверей не имеет смысла – все двери заперты. Он просто-напросто один. Он был один… Он будет один? Эти двери – двери жизни… Точно! За каждой из этих дверей когда-то родилась, развилась и ушла вперед чья-то жизнь. И необязательно, чья-то одна, возможно, это была целая семья, целый род, целый союз родственников. Они все нашли друг друга, зашли в двери, заперлись, отправились дальше, и теперь откуда-то издалека слышен их шум. Вероятно, смех. Возможно, в чьём-то семействе кто-то родился и вся родня счастлива. И чем счастливее родня, тем дальше от дверей они уходят, всё дальше, вперед, навстречу жизни и новым свершениям, подвигам, достижениям, новым победам, новому счастью. Новой жизни. Ведь, жизнь на месте не стоит. И ты не стой. Иди по жизни вперед к новым свершениям, к новому счастью, чтобы и тебя далеко, где-то совсем в глубине за этой дверью радовал детский смех новой жизни…

Максим шёл не спеша, очень медленно перемалывая в голове навеваемые мысли. Почему он был один? И почему все двери были уже закрыты. Неужели он уже опоздал? А туда можно опоздать? А туда, это куда? К счастью? Они там за дверьми довольны собой? Вероятно, раз заперлись так давно, что об этом коридоре забыли.

«А этот коридор связан с тем коридором, через который я попал сюда? Для чего я об этом подумал? Я ушёл от линии».

Невыносимая тоска навалилась на Максима в этот момент. Его ноги подкосились, и он рухнул на пол.

«Может, те, что за дверьми достойны той счастливой жизни, а я тут потому, что меня не пускают, а не пускают меня потому, что я неспособен жить. Я неспособен жить? Я не способен…»

«У нас есть цель, поручик, мы всё найдем! У нас есть достоинство, мы всё отстоим! У нас есть честь, за нами правда, с нами свобода! У нас есть сила! Мы победим! Так-то, мой поручик».

Максим попытался подняться, но его тут же подкосило, и он рухнул на пол, уже почувствовав настоящую боль…

Болел локоть. Максим открыл глаза. Так и есть, он свалился с кровати. Медленно поднявшись, он взглянул на часы. Десять вечера. Проспал часа три. На этот раз он решил осмотреть номер, умылся, привёл себя в порядок и тут же ощутил легкий голод. Голод в моменты нервного напряжения, каковыми изобиловали последние дни, его, как правило, не постигал, но, тем не менее, проявился. Судя по всему, организм был истощен.

– Ты куда, приятель? – спросил Максима метрдотель.

– Хочу перекусить. Через дорогу видел кафе круглосуточное.

Метрдотель переглянулся со стоявшим рядом дальнобойщиком, судя по всему, завсегдатаем мотеля.

– Не советовал бы я в такое время туда нос совать.

– Что-то не так? – спросил Максим.

– Тут есть ребята, которые считают наше местечко своим, а чужих не очень любят. Понимаешь, о чём я?

– Слушай, пацан, – обратился к Максиму, стоящий рядом, дальнобойщик, настоящий верзила, – ты хочешь нарваться? Да ещё на ночь глядя? Ты на себя посмотри. Или у тебя где-то есть кнопка, которая раздует тебя так, что всех вокруг «ушатаешь»? – Он рассмеялся. – На меня глянь. Я тебя сдую, как таракана, и то в дуду не дудю. Заползи в свою хибару и сопи в обе дырки, чтоб не задели. Наше дело сторона.

– Совет исключительно дружеский.

Метрдотель, дальнобойщик, и его напарник, стоявший рядом, дружно и громко расхохотались.

Максим прекрасно понимал, о чём они говорят, и хотел было что-то ответить, но у него так зашумело в ушах, что он стоял, словно оглушенный неприкрытым оскорблением. Над ним откровенно издевались.

– А если они там, – начал Максим, но тут же осёкся.

Он не имел понятия о том, что хочет произнести, и голос у него задрожал так, что он готов был расплакаться. Он готов был расплакаться от унижения, презрения и утверждения каким-то мужланом, который, может и читать-то толком не умеет, где его место в этой иерархии жизни, в этой пищевой цепочке.

– Не парься, девочка, – задорно прорычал верзила, смачно треснув его по спине, и направился к себе с номер, позвякивая чем-то горячительным в своей сумке.

Все трое, находящиеся в холле мотеля, вместе с метрдотелем, незримо и неслышно посмеивались над Максимом. Он это видел. Ему было не то, чтобы стыдно или обидно. Ему было больно от того, что это всего лишь жизнь, и ничего в этой жизни не меняется веками, в какой бы ты стране, или в каком бы ты времени не находился. Он, будучи совсем не боевой комплекции, в сущности, не способен что-либо совершить, и тот, «кабан», полная его противоположность, также ни на что не способен. Так в чём причина трусости и этого животного рабства перед любой самой ничтожной силой, заявляющей свои права на нашу свободу и власть над нами?

– У вас есть, что выпить? – несмело спросил Максим.

– Вообще, можно устроить, – улыбаясь, ответил метрдотель, – не вопрос. Но только выпивка. Ничего, к сожалению, больше нет в это время.

– Водки, – отрезал Максим.

– Ага.

– Двести грамм.

– Угу.

– И лимон.

– Пардон.

– Ладно. Впишите в счет.

Дальнобойщик, уже поднявшись на полпролёта, остановился.

Максим, захлебываясь, осушил стакан и с силой ударил его о стойку. «Как в вестерне», – подумал он, точнее, так показалось ему.

Что дальше? Спирт ещё не дошёл до мозговых точек, но тепло потекло по телу. Главное придержать язык, который при определенной концентрации алкоголя в крови, способен уничтожить любого Годзиллу.

– Ещё сотку.

Высоко было напряжение. Алкоголь не побеждал эмоции.

Стакан Максим не допил, поставил его на стойку, и вышел прочь из мотеля.

– Он псих.

– Может вызвать Роба?

– Что он сделает? Его племянник там.

Переходя через дорогу, Максим понимал, что не опьянел, а значит, в словесный бой вступить не сможет, а значит… Останется только сдаться, плакать с разбитым лицом под столом и просить прощения у злых хулиганов. Зачем он туда шёл?

Не может так больше продолжаться. «Интеллигент – человек, не способный постоять за себя. Вот парадокс! Или я не интеллигент, или нужна поправка во всемирном законе пищевой цепочки».

Перейти шоссе, пролегающее между мотелем и забегаловкой, можно было за пару минут. Движение было слабое, к тому же светофор ещё не перешёл в режим желтого подмигивания. Максим прикурил.

Зачем он это делал, было понятно. Хотя, почему он это делал сейчас, а не лет пятнадцать назад? Вот это вопрос длительной нерешимости, уверенности в бессмысленности самого действия. Любая ситуация при любом расположении звезд или ещё чего-либо, будет совершенно различна. Но это сейчас было не при чём. Сейчас, вообще, всё было, не при чём. Весь поток презрения, унижения, насмешек, вываленный на голову Максима за последние только дни, не давал ему спокойно сосуществовать с этим миром. С миром, вообще. За все его предыдущие годы жизни!

Пустой коридор! Кто эти люди, что смогли счастливо жить за его дверьми? Они решили все свои проблемы, все свои вопросы? Они смелы, уверены в себе, решительны? Они готовы, не задумываясь встать и защитить себя, свою жену, детей, семью, друзей, страну? Или же это лишь пустой звук? Да, готовы, но нет повода. Больше всего Максим боялся, что когда-то появится повод, и он не сможет оказаться в том положении, в том русле, на той высоте, с которой без доли сомнения сможет заявить о своей правоте. А ведь, как часто он оказывался в подобной ситуации? Да, практически никогда. Или решал для себя, что это совершенно не тот повод и не та война. А как часто мы все оказываемся в том же болоте? Как часто нас разгрызает чувство внешней несправедливости? И не в темном переулке, где злобный хулиган остановит тебя и двинет тебе без слов в бубен, и заберет всё, что ему нужно, да так, что ты и опомниться не успеешь. А в магазине, в банке, в очереди за билетом, в автобусе, в любом общественном месте.

Многие выражают протест? Кто? Ты или ты? Или, может быть, вы? Да, вот вы, стоящие у входа в метро? Вы куда? Просто протест, возмущение, без каких-либо дальнейших целей? Пофигизм! Так это принято назвать. Но, как бы там ни было, с самых своих юношеских лет, Максим был уверен, что каким-то образом всё должно встать на свои места. Как? Возможно, если бы он знал, как, уже бы все получилось. Но пока, к своим двадцати семи годам он представлял собой то, что представлял.

Да, он всё прекрасно понимал и осознавал. Да, он предполагал, что нужно делать. Но, кроме самоуничижения, истязания и саморазрушения, ничего не происходило.

Я погиб бы на войне, да только нет войны.

Зачем Максим шёл в кабак напротив? Его «между» и «как бы», «может», «мимо», «как-нибудь», «посмотрим», «увидим» и так далее, заканчивались.

Когда-то, еще в институте, он при возникновении любой проблемы говорил одну лишь фразу: «Разберёмся».

Я погиб бы на войне, да только нет войны.

Максим швырнул в темноту окурок, перешёл по пешеходному переходу шоссе и вошёл в кабак.

Сигаретный дым превратился в туман. Музыка еле поигрывала, скорее, это было радио. Помещение представляло собой четыре отгороженных друг от друга кабинки, пять столов вдоль стен и три посредине. Ближе к туалету стоял бильярдный стол.

Четыре стола, включая два посредине зала, были заняты; что происходило в кабинках, видно не было. Обстановка не располагала к буйному вечеру.

Максим прошёл к одному из свободных, выстроенных вдоль стен, столику и сел за него, предварительно перекинувшись взглядом с официанткой, стоящей за барной стойкой и агрессивно жующей резинку. Никакого внимания Максим к себе не привлек. Водка, выпитая им в мотеле, куда-то испарилась, и он ощущал себя крайне неуютно. Дрожь в коленях сложно было подавить, поэтому, как только официантка подошла к нему, а это произошло минут через пять, он сразу же заказал бутылку водки, два порезанных лимона, салат, картофель фри и куриные крылышки.

– Один будешь? – спросила официантка, подозрительно глядя на бутылку.

– Судя по всему, да, – ответил Максим и, проследив за её взглядом, добавил: – Не намерен набираться, просто заказывать по несколько раз не люблю.

– Сам откуда?

– Проездом, напротив поселился.

– На «дальнобоя» не похож.

– Я скорее, «автостопер».

– Не люблю их.

– Халявщики?

– А то? На жратву у тебя бабло есть, и то сойдет. Водку сейчас «притараню». Лёд нужен?

– Если не сложно.

– Если не сложно, – передразнили его за соседним столиком. Послышался хохот.

Максим напрягся. Но ничего не происходило. Что он собирался делать, если что-то произойдет, он не представлял. Он уже начинал жалеть, что решился на такую аферу.

В детстве было такое понятие: ходить по району и нарываться. К чему он это вспомнил? Он тоже ходил, но никакой пользы из этих действий не вынес. Да и бегал он быстро. А в детстве он занимался дзюдо. Но… это было в детстве.

А ведь не что иное не делает мужчину мужчиной, как настоящий бой!

Может, время не то? И всё это не то?

Сейчас он намеревался это узнать.

Прошло минут двадцать. Ста пятидесяти грамм водки как небывало. Колени перестали дрожать. Тепло разошлось по периферии телесной. Осталось забыть о том, что тебя разыскивает полиция.

Но спектакль, тем не менее, начался. Совсем неожиданно

– Скучаешь? – К Максиму подсел парень довольно-таки внушительных размеров.

– Да нет, – отшутился Максим.

– То есть, гостей за стол не пригласишь? У тебя целый ствол. Хочешь, на спор уговорю в один заход?

– Вполне верю.

– То есть, ты так запросто отдашь целую бутылку водки, и тебе не будет жалко?

– Вы же гости, – полебезил Максим.

– Хороший пацан. Не смотри на официантку. Это моя сестра.

– Я не смотрю.

За стол подсели ещё трое парней.

– А почему ты не смотришь, – продолжал первый, – не нравится?

– Нет, почему, нравится, – начал теряться Максим.

– Кстати, я Костя. Это Грег, зови его, если хочешь, «Газон», он газоны косит. Это Бильбо, можешь, просто «Буль», это Ганг. Меня, кстати, так и зови, Костя, можешь Костян. А ты кто?

– Максим.

– Макс, значит. Так, на чём мы остановились, Макс? На том, что я «усосу» остаток «водяры»?

Максим молчал.

– Братва, уговорю и не поморщусь.

– Не в первой.

– Ну, так что, Макс, готов?

– Не вопрос.

– А ты нам ещё купишь? За знакомство-то надо будет махнуть? – спросил Буль.

– Можно и это махнуть, – осторожно предложил Максим.

Костян в упор смотрел в глаза Максиму.

– Я не пойму тебя, пацанчик, тебе жалко новую бутылку для братвы, или эта тебе так дорога? Я могу махнуть любую их них.

– Твое дело. – Решил прекратить бессмысленный спор Максим.

– Давай так, – предложил Костян, – ты берешь ещё один, а то и пару «стволов», и какой-нибудь я уговорю.

– Или тебе жалко угостить нас? – поучаствовал Грег.

Максим хотел подозвать официантку.

– Ты забыл, что это моя сестра, – грубо осёк его Костян.

Оставшиеся посетители не сильно были озабочены происходящим, поскольку уже привыкли к подобным концертам. А финал был всегда один и тот же. Гоп-компания разводила посетителя, издевалась над ним, а под конец для разнообразия считала кости на его теле. Фантазия была ограничена. Максим это понимал и настойчиво призвал свое «я» к акту сопротивления, в котором он не был уверен, ни в самом акте, ни в том, каким образом он может проявиться. Единственное, что он в данный момент ощущал, это возрастающий шум в ушах, сигналом которого было далеко не сдача позиций и уход в слезах и крови под стол. Хотя, даже если это и должно было произойти, он хотел, чтобы это было в ясном сознании и без доли чувства страха, хоть и с ярко выраженным унижением.

– Извини, – спокойно произнес Максим.

– За что? – весело спросил Костян.

– Упустил, что это твоя сестра.

– То есть, она тебе не нравится?

– Ну почему же, нравится. Симпатичная девушка.

Воцарилось молчание.

– Клер, «притарань» ещё «ствол», – крикнул Костян официантке.

– Короче, я грохну этот пузырь водки, чтобы закрыть один вопрос, а потом, ты будешь разбираться с Газоном. Моя сестра его телка, а если в его присутствии кто-то говорит, что она ему нравится, ему это не нравится… Так, давай.

Костян схватил недопитую бутылку водки, закрутил сосуд и в течение минуты растворил всё её содержимое в своей лужёной глотке.

– А теперь я и быка могу грохнуть ударом в лоб и не промахнусь. Уважаешь силу, Макс? Ты должен уважать силу. Ты же такой? Иначе на хера ты сюда забрёл? Верно? Мы все тут такие и никому не дадим расслабиться. Но, ты парень, что надо, угощаешь нас, мы сойдемся. Да, пацаны?!

Официантка стояла рядом и укоризненно смотрела на брата. Развернувшись, она кинула на Максима взгляд, полный сожаления. Тем временем Максим начал замечать, как на их столик поглядывают другие посетители, и ощутил в их глазах то же презрение к себе, что заметил в мотеле. На столе появилась ещё бутылка.

Алкоголь, погашенный адреналином, в нем полностью снесся куда-то в сторону.

«Я червь», – шумело в ушах.

– Кстати, Газон!

– Давай за знакомство опрокинем по «соточке»? – Газон понял намек Костяна.

Хлоп! Не успела водка осесть, как из-под Максима резко выдернули стул, да так удачно, что он, приземляясь на пол, разбил об стол губы.

– Пойдем «побазарим», «корешок». – Газон был не такой крупный, как Костян, но в сравнении с Максимом, тем не менее, выигрывал.

– Что вы пристали? – послышался визг официантки, – парень же нормальный, не такой урод, как в последний раз был.

– Не твое телячье дело, корова, – одернул её Костян, несмотря на то, что кричала она Газону.

– Ну, ты идёшь, любовничек? – Газон, причмокивая языком, обращался к Максиму, вытирающему губу.

Они вышли в подсобку.

– Ты только без обид, братан, ты наш гость, поишь нас. Но уважать должен и нас, и наши порядки, и, вообще, всё, что мы тут делаем. Я понимаю, ты не знал, что она моя телка, но ты знал, что она сестра Костяна. Если бы сказал, что тебе она не нравится, ты обидел бы Костяна, но ты сказал, что она тебе нравится, и ты обидел меня. Так что, как не мудри, ты всё равно в пролёте, как в казино. Понимаешь? Без обид, брат.

– Разве не приятно, когда незнакомый человек ценит красоту твоей возлюбленной?.. – пробормотал Максим.

– Да мне насрать… Держи «дохлого».

У Максима перехватило дыхание. Он скорчился так, что думал, просунет голову между ног. Он сполз по стене.

– Это «первачёк». – Газон задумался. – Слушай, а тебя недавно уже мудохали?

– Было дело, – шипел Максим.

– Нужно быть аккуратнее. Лови поцелуй.

Скользяще прошло по челюсти.

Газон дал Максиму умыться, сказав на прощанье:

– Ты только свалить не вздумай. Мы пацаны заводные. И, в конце концов, тебя никто не звал сюда. Сам «приканал».

Максим смотрел на свое отражение в разбитом стекле вонючего туалета и никак не мог побороть чувство зависимости и страха унижения. А он намеренно унижался, но никак не мог переступить черту… за которой… Что за ней? «Вероятно, даже Достоевский счёл бы меня дважды идиотом».

Входя в зал, Максим ощутил на себе подозрительный взгляд бармена. Посетители всё также не обращали на него никакого внимания.

– Ну, за дружбу! – скомандовал Костян, – по три стакана, без остановки.

Отдышавшись, и чувствуя, что его сейчас вырвет от трех подряд, пусть и маленьких, рюмок водки, Максим взглянул исподлобья на своих собутыльников.

– Ты прости Газона, он Клер любит до смерти, – проговорил Костян. – Да, Клер? Подь сюды.

Клер, размахивая грязной тряпкой, подошла к столу.

– Прыгай! – скомандовал Костян.

Официантка, как кошка обвилась вокруг Газона и присосалась к его губам.

– Видишь, какая любовь?

Только сейчас Максим заметил, что два других парня, Буль и Ганг, просто наблюдают.

– А ты, Клер, никому нашего Газона не отдашь?

– Ты это к чему, Костюнчик?

– Ну, вот ходят тут мимо, облизывают тебя взглядами незнакомцы…

– И что?

– Что ты хочешь с ними сделать?

– Ничего. Ты к чему?

– Да ладно, не парься.

– Буля вот жалко. Его телка бросила. Не так давно. Кстати, из-за такого вот, как ты, смазливого козла.

Это обращение было к Максиму.

В этот момент его, наконец, прожгло до самого мозга. Он смотрел исподлобья то на Костяна, то на Газона.

– Да, из-за такого вот студентика. Да не бери в «размор». Клер, тащи уже «Чивас». Я видел пару восемнадцатилетних. Ты не против, Максимка? Дружила наш. «Терпила», мать твою! Ха! Тащи, шалава… Я могу, это моя сестра. А ты, Максимка, как только она придет, чмокнешь её в ручку и скажешь: «Премного благодарен, шалава». Замётано?

Максим начинал ощущать нервный тик под обоими глазами.

– Ты чуешь власть и силу, дружбан? И уважуху к нам? – строго спросил Костян.

– Определенно, – неуверенно ответил Максим.

– Ты какого хера мямлишь там, как подрезанный теленок. Где уверенность в голосе? – издевательски произнес Костян.

– Да чую я это на всю широту ваших глубоких душ, – вдруг сказал Максим.

– Вот ты отмочил! – заржал Буль.

Костян подозрительно промолчал.

– Пришла! Красота, а не бутылки. Ты, Максимка, может сразу и расплатишься, а то мы разводим тебя, а вдруг у тебя в карманах, как у нас к концу получки.

Максим вытащил скомканные бумажки и отчитал, сколько надо.

– Да мы до утра дотянем. Ты, я смотрю, не из бедных. Чё ты тут забыл? Стоп. Клер, а ну назад. Макс, как договаривались.

Максим медленно встал перед Клер. Та непонимающе глазела то на Макса, то на Газона, то на Костяна. Максим взял её за руку и поцеловал.

Тут официантка влепила ему по лицу тряпкой, что она держала в руках, с такой силой, что тот отшатнулся от неожиданности.

– Совсем охренели, придурки чёртовы!

– Тебе не по кайфу? – ржал Газон.

– Когда я такое сотворил со своей, она решила, что я «ширнулся», – проронил Буль.

– Вот видишь, Максимчик, как у нас тут молодежь страдает. Жаль Буля.

Максим сел обратно за стол.

– Ты не закончил, – резко бросил Костян.

Максим молча смотрел на него.

– Клер, а ну хватит гонять туда-сюда. Наш друг хочет поблагодарить тебя.

Клер подошла.

– Премного благодарен, – отрывисто произнес Максим.

Костян тем временем вскрыл бутылку виски.

– А ещё? – Буль с Костяном, словно по команде приблизили своё лицо к Максиму, излучая сладкую надежду на дальнейшее развитие ситуации.

Максим прокашлялся.

– Премного благодарен, шалава.

Наступила пауза. И тут вся братва разразилась сумасшедшим хохотом.

– Молодец, корешок! Она, хоть и сестра мне, и тёлка моего кореша, но шалава… А правда есть правда. По «Чивасу»!

Компания осушила по бокалу виски.

Максим поймал себя на мысли, что пьют в основном его собеседники. Он, как начал, оказавшись с ними за одним столом, понемногу принимать алкоголь, так и продолжал удерживать темп. Шум в ушах нарастал. Кровь медленно приливала к глазам. Максиму уже становилось не важно, что вокруг говорят и как с ним поступают. Он уже был готов изрезать их всех на куски. Не хватало какого-то нюанса.

– Я вот, все же, о чем хочу спросить тебя, Макс, – проговорил Костян.

Максим смотрел на него, не меняя мимики.

– Ты какого хрена сюда приперся? Неужели в мотеле тебе не рассказали о том, как тут весело.

– Я хотел перекусить, – спокойно ответил Максим.

Костян залился злобным смехом.

– Буль, ты ему веришь?

– Как скажешь, босс, – ответил Буль, запивая виски.

– А ты Газон?

– Я-то ему уже втащил, – ответил тот.

– Хорошо, моя очередь? – Костян вдруг вскочил и всадил Максиму в ухо такой удар, что тот отлетел к барной стойке. Потом подошёл, схватил Максима и, прошлифовав им всю стойку, чуть не мокнул в ведро с помоями.

Тем временем посетители начали постепенно расходиться.

Бармен напрягся.

– Тебе чего надо, гнида? – явно сорвав терпение, орал Костян.

– Теплого общения, – промурлыкал Максим, сплевывая кровь.

Все зашлись смехом. Молчал один Ганг. Костян заметил это.

– Ганг, ты у нас самый умный, целый курс в институте отсидел, пока на траве не попался. Ты ему ещё не втащил, и ты Буль. Буль, ты ничего не хочешь предъявить гостю. Ты не хочешь отомстить за свою телку и, надев вонючую половую тряпку на это смазливое хлебало, кастрировать его…

– Кость, ты задал мне вопрос, – флегматично заметил Ганг.

– И что, а? Чё надо? Говори всем.

– Отпусти его. Довольно, – с натяжкой проговорил Ганг.

– Что?

– Тормозни чутка.

– А я у Буля спросил.

– А я мигом, брат, – заявил Буль и, вскочив из-за стола, направился к Максиму.

Максим медленно поднялся с пола и, обернувшись, столкнулся с Булем, который, взяв его за грудки, процедил сквозь зубы:

– А это тебе, «терпила», за мою тёлку…

Он врезал Максиму коленом в пах, а когда тот согнулся, засадил ногой по ребрам так, что Максим снова отлетел к стойке бара и, корчась от боли, сполз на пол.

– Красавчик, Буль! – аплодировал Костян. – Ганг, что сказать хотел?

– Давай вмажем, Кость.

– Это я всегда, – воскликнул тот, обнимая подошедшего Буля.

– Так полегчало, братаны, – беря стакан, поделился своими чувствами Буль.

– А ты как… – Костян не договорил. Он смотрел в сторону барной стойки, и его лицо медленно принимало выражение вялого недоумения.

Максим, отряхнувшись, хромая, шёл обратно к столу.

– Ты на него посмотри. Чуть башкой в помоях не оказался, а всё ещё тащит свой зад. Чего, студентик?

– Виски я брал. Хочу выпить. – Максим шумно упал на стул и стукнул бокалом.

Официантка спряталась за барменом. Посетители все до единого покинули заведение.

– Знаешь, что, – прохрипел Костя, – я не понимаю тебя! И чего тебе надо! Но могу сделать так, что ты будешь ползать у меня в ногах в собственном дерьме, слизывать его вместе с кровью с пола, и при этом уговаривать, чтобы Буль тебя кастрировал и оттрахал в задницу. И всё для того, чтобы я перестал тебя мочить. Жестко и без перерыва! Гнида…

Тут кровь залила всё лицо Максиму.

– Ты зачем сюда пришел? – Костян терял нить.

– Кость, не надо, – пытался остановить его Ганг.

– Да «мочканем», – между делом пролепетал Газон.

– Отвали, мудила! – рявкнул Костян

– Пацаны, что-то не то. – Буль искал глазами Клер.

– Что тебе нужно? – во всю глотку заорал Костян, брызжа слюной, тем не менее, не поднимаясь с места и глядя в невозмутимое, налитое до предела кровью, лицо Максима.

– Костян, заморозь «хлебало»! – неожиданно для всех поднял голос Ганг.

Все оторопели. Костян, моргая, смотрел на Ганга.

– Ты чё, «сопелый», «рамсы» попутал? Ты на кого рыло втянул? А?

– Заткнись, идиот, он этого ждёт, – уже тише, сквозь зубы прошипел Ганг.

– Чего? – Костян приблизил свое вспотевшее лицо к наливающимся кровью глазам Максима. – А? Что ты здесь? Кусок собачьего дерьма! Ты… ты никто. Что тебе от нас нужно, козлина?

– Чтоб вы, мрази, место своё знали, – спокойно произнес Максим.

Из четырех бутылок, стоявших на столе, он схватил две и тут же с обеих сторон оглушил ими Газона по голове так, что тот мгновенно залился кровью и рухнул на пол; а вспомнив инцидент в подсобке, Максим рванул стул и со всей мочи впаял его ножкой Газону в причинное место, так, что у того не хватило сил застонать, он лишь замычал. Максим опрокинул стол на Костяна с Булем, не забыв подхватить вилку с довольно-таки острыми лезвиями и воткнуть Гангу в плечо, когда тот ринулся на него; работая всеми конечностями, не забывая действовать вилкой, подобно шпаге, он оставил корчиться его на полу. Кастян был так ошеломлён, что, выбравшись из-под стола, встал и замер на месте. Подняв стул, Максим со всего размаха расколотил его о крепкую голову Буля. Тот громко свалился и закружился по полу. Схватив две оставшимися целыми бутылки которые кружились на полу, он превратил их в «розочки», одной из которых, он, на всякий случай, проткнул Булю ляжку, что заставило того припасть к полу надолго. Держа в каждой руке по смертельному цветочку, он надвигался на Костяна. Тот попятился к стойке.

– Ты зачем сюда припёрся? Что тебе надо? Ты… Ты… – рычал он.

А Максим, потеряв самообладание, молча шёл на него.

– Ты зачем припёрся? – на автомате повторял Костян, но тут же, опомнившись, бросился на Максима. Одна розочка прошлась по всему лицу, забрызгав кровью пол. Костян ослеп и махал кулаками в разные стороны. Максим подошёл к нему, кружившемуся, как слепой котенок, посреди зала, и воткнул «розочку» в колено.

– Тут я, тут, – прохрипел Максим.

Костян ринулся, но получил удар ладонью в горло и точечный удар ногой с пах, после – локтем по шее. Он упал. Максим принялся избивать его ногами по почкам и печени, совершенно потеряв над собой контроль. Отдышавшись, он оттащил еле живое и стонущее тело к ведру с помоями, что стояло у стойки, и ногой воткнул туда его голову.

Официантка плакала. Бармен, флегматично наблюдая за происходящим, уже вызвал скорую. Подойдя к Максиму, он сказал спокойным голосом:

– Достаточно.

Через полчаса всё уже было убрано, вымыто, и расставлено по своим местам. «Скорая» увезла всех, включая официантку.

Максим сидел за стойкой бара. Бармен налил водки и сел напротив него. Максим постепенно приходил в себя. Кровь отошла, шум прекратился. Чувства удовлетворения не было. Максим загрустил.

– Знаешь, что пытался Ганг сказать Костяну?

– Нет, – безучастно ответил Максим. Его действительно не интересовало, что там кто кому хотел сказать.

Бармен ухмыльнулся.

– «Отстань от него, у него сила», – произнёс он.

Максим пожал плечами.

– Я знаю таких, как ты, – продолжал бармен. – Ты тих и незаметен до поры до времени, скромен, робок, стеснителен и закомплексован. Не только вообще, но и для самого себя. Тяжелая порода. Тяжелые люди. Твоё «я» очень глубоко внутри. С такими, как ты, тяжело. Выстучать вас из себя нелегкий труд. Это тяжело вам самим. Но, если вас допечёт, вам придётся вытаскивать себя, а тогда…

– Тогда? – спросил Максим.

– Тогда ты сам только что видел, что может произойти.

– Но я это намеренно… почти.

– Ладно, тебя ждут тут весь вечер.

Максим выразил удивление. Бармен махнул рукой в сторону одной из кабинок.

– Самоутвердился, ковбой? – как ни в чем не бывало, произнес Карл.

– И давно…

– Я был тут раньше тебя на каких-то… Не важно, считай, что повезло. У меня дела в Центре на месяц. Купер едет сюда. Я его вызвал. После того, что ты тут творил, тебя рано одного отпускать в люди. У вас два дня. Реально три, но думаю, и двух хватит. Отель «Белая гора», Карденлинц. Вот карта. У них сезон тридцатого закончится. Если принцесса с Белоснежкой там, то к этой дате их там не будет. Не задавай лишних вопросов. Я знаю, что ты в розыске, – паспорт не свети. И ты ещё можешь понадобиться вне зависимости от этого. Имей в виду, кто-то ещё захочет там оказаться, и я не знаю кто, и не знаю, сколько их, и чьи они… Мне приходится доверяться пьянице…