Текст книги "Писатели и советские вожди"
Автор книги: Борис Фрезинский
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 38 страниц)
Фрезинский Борис Яковлевич
Писатели и советские вожди: Избранные сюжеты 1919–1960 годов
От автора
Исторические легенды и документы на тему «Писатели и правители (монархи, диктаторы и проч.)» существуют, наверное, столь же давно, как появились на свете писатели (правители-то были всегда)… Благословенные времена, когда писатели имели возможность работать совершенно свободно и независимо от власти, в истории, скорее, редкость. Применительно к российской истории таких времен, пожалуй, не припомнить. В этом смысле тема «Писатели и правители» у нас редко утрачивала актуальность; здесь она представлена избранными документальными сюжетами из советского периода нашей истории, когда правителей именовали старославянским словом «вожди».
Отечественные вожди, принадлежа к одной и той же политической партии, заметно различались между собой – чертами характера, склонностью к диктату, уровнем образования и культуры, мерой догматичности, интересом к идеологии и литературе, представлениями о том, насколько свободна или несвободна может быть литература и каковы должны быть требования к ней власти.
Случались такие периоды (короткие), когда советским писателям казалось: литературная жизнь налаживается и впереди их ожидают счастливые времена. Тогда они особенно старались идти в ногу со своими вождями. Как ни странно, это вызывало большой энтузиазм и у их западных коллег левой ориентации. Скажем, 19 июня 1936 г., на второй день своего первого и последнего пребывания в СССР, французский писатель и будущий Нобелевский лауреат Андре Жид в речи с трибуны мавзолея Ленина (в присутствии прохаживавшегося рядом Сталина), сравнивая положение советских писателей с положением левых писателей в капиталистических странах, заявил: «Сейчас в Советском Союзе вопрос впервые стоит иначе: будучи революционером, писатель не является больше оппозиционером. Наоборот, он выражает волю масс, всего народа и, что прекраснее всего, – волю его вождей. Эта проблема как бы исчезает, и эта перестройка настолько необычна, что разум не может ее сразу осознать. Это лишь одно из многого, чем может гордиться СССР в эти замечательные дни, которые продолжают потрясать наш старый мир. Советский Союз зажег в новом небе новые звезды…» [1]1
Интернациональная литература. 1936. № 8. С. 149.
[Закрыть]. (Следует, правда, заметить, что, повидав СССР своими глазами, А. Жид уже четыре месяца спустя написал о советской жизни иначе: «Важно не обольщаться и признать без обиняков: это вовсе не то, чего хотели. Еще один шаг, и можно будет даже сказать: это как раз то, чего не хотели» [2]2
Жид А.Возвращение из СССР. Фейхтвангер Л. Москва 1937. М., 1990. С. 91.
[Закрыть]).
Хотя индивидуальные писательские судьбы в различные десятилетия советской истории и складывались по-разному,но они неизменно оставались сложными, подчас неоднозначными и зачастую трагическими. (Заметим попутно, что с установлением диктатуры Сталина судьбы самих вождейРеволюции складывались одинаковотрагически и завершались тоже одинаково– казнью).
В книге речь идет о многих вождях: о Троцком, Ленине, Каменеве, Зиновьеве, Бухарине, Радеке, затем о Сталине и его, как их тогда называли, соратниках – Молотове, Кагановиче, Ворошилове, Андрееве, Жданове, Маленкове, да еще о секретарях ЦК, которых, пожалуй, вождями и не считали – Щербакове и Шепилове, ну и, наконец, о Хрущеве.
Что касается писателей – персонажей этой книги, – то об одних речь заходит часто и подробно, о других – скорее эпизодически. Если называть имена, то это Горький и Зощенко, Федин и Эренбург, Пастернак и Бабель, Ходасевич и Сологуб, Ремизов и Волошин, Слонимский и Павленко, А. К. Воронский и Вс. Иванов, Сейфуллина и Пильняк, Кольцов и Безыменский, К. Чуковский и Сельвинский, Н. Тихонов и Вс. Вишневский… Есть писательские моносюжеты, есть сюжеты групповые. Один «групповой» сюжет, занимающий в книге немало места, – это история международных писательских конгрессов 1930-х гг. Именно в связи с этим сюжетом в книге представлены не только советские авторы, но и зарубежные – Ромен Роллан и Виктор Серж, Андре Жид и Анри Барбюс, Луи Арагон и Андре Мальро, Лион Фейхтвангер и Эльза Триоле – им тоже приходилось иметь дело с советскими вождями – прямо или косвенно…
Информацию о лицах, чьи имена встречаются в книге, помимо постраничных примечаний читатель найдет также в аннотированном именном указателе; в конце книги приводится и расшифровка встречающихся в тексте аббревиатур.
Л. Б. Каменев и писательские просьбы (1991–1924)
(С эпилогом, относящимся к 1934–1936 гг.)
У Льва Борисовича Каменева в интеллигентных кругах была репутация человека, живо интересующегося литературой и искусством и при этом отнюдь не лишенного чисто человеческого внимания к людям культуры. Уцелевшая часть почты Каменева это подтверждает. Но прежде чем перейти непосредственно к этой почте, напомним краткую биографическую канву жизни одного из лидеров послереволюционной России.
Ю. Каменев – давний литературный псевдоним Льва Борисовича Розенфельда. Он родился 18 июля 1883 г. в Москве; его отец окончил Технологический институт в Петербурге, мать – Бестужевские женские курсы. Родители смолоду вращались в радикальной студенческой среде (отец был сокурсником знаменитого Игнатия Гриневицкого, бросившего 1 марта 1881 г. бомбу в Александра II). Вскоре после рождения сына семья переехала в Виленскую губернию, где отец получил место главного инженера на небольшом металлическом заводе. Учебу будущий член ленинского Политбюро начал во 2-й виленской гимназии и завершил – во 2-й тифлисской (в 1886-м семья перебралась на Кавказ). Когда в 1901 г. Лев Розенфельд закончил тифлисскую гимназию, он уже был тесно связан с марксистскими кружками, что в его аттестате сказалось на оценке по поведению, а это лишало права поступления в университет. Чтобы выхлопотать такое право, пришлось специально обращаться к министру народного просвещения Боголепову, и в итоге Лев смог поступить на юрфак Московского университета. Там его революционная настроенность лишь укрепилась: он ездил на студенческие сходки в Петербург, участвовал в демонстрациях и вскоре был из Москвы выслан в Тифлис, уже окончательно утратив право продолжения учебы.
Дальнейший жизненный путь молодого Каменева обозначим пунктирно: 1902 г. – Париж, знакомство с Лениным (еще одно знакомство стало не менее значимым в его судьбе: встреча на собрании по случаю пятилетия Бунда с сестрой Троцкого, Ольгой Бронштейн, вскоре ставшей его женой), затем Женева, редакция «Искры», подпольная работа в России; Тифлис – Москва – арест и пятимесячная отсидка, затем пресеченная полицией попытка стать студентом в Юрьеве и снова Тифлис, работа в Кавказском комитете большевиков (вместе с Михой Цхакая, Кобой и Кнунянцем); 1905 г. – Петербург, Лондон, III съезд партии, где он становится агентом ЦК; 1905–1907 гг. – Петербург (с Лениным); 1907 гг. – Лондон, V съезд партии (делегат от Москвы); 1908 – арест в Петербурге и заключение с апреля до июля; 1908–1914 гг. – Париж (с Лениным и Зиновьевым), участие в международных социалистических конгрессах; 1914 г. – Краков (с Лениным и Зиновьевым), затем направление в Петербург, работа в «Правде»; арест в Озерках и Туруханская ссылка (вместе со Сталиным, Свердловым, молодым Молотовым); весной 1917 г. – возвращение в Петербург, в апреле встреча с Лениным; участие в апрельской конференции большевиков, избрание членом ЦК РКП(б) и членом ЦИКа Советов, работа одним из редакторов «Правды», публицистика…
Осенью 1917 г. Каменев (вместе с Зиновьевым) выступил против немедленного захвата власти большевиками. Эту позицию большинство ЦК отвергло на двух заседаниях, что Каменев и Зиновьев (ближайшие ученики и соратники Ленина) посчитали смертельным для партии, и накануне восстания, чтобы спасти дело своей жизни, разгласили опасные радикальные планы ЦК в газете Горького «Новая жизнь». Это вызвало ярость Ленина: он требовал немедленно исключить Каменева и Зиновьева из партии, но ЦК Ленина не поддержал. (В вопросе о восстании позиция Сталина осенью 1917-го отличалась от каменевской разве что меньшей определенностью и меньшей решительностью). В дни восстания, исчерпав все возможности его предотвратить, Зиновьев и Каменев принимали в работе ЦК действенное участие. Впоследствии Троцкий (едва ли не главный организатор Октябрьской революции), которого Сталин в 1925 г. руками Зиновьева и Каменева убрал с постов наркомвоенмора и председателя Реввоенсовета Республики, вспоминал октябрь 1917 г.: «К ночи 24-го члены Революционного Комитета разошлись по районам. Я остался один. Позже пришел Каменев. Он был противником восстания. Но эту решающую ночь он пришел провести со мною, и мы остались вдвоем в маленькой угловой комнате третьего этажа, которая походила на капитанский мостик в решающую ночь революции» [3]3
Троцкий Л.Моя жизнь М., 1991. С. 313.
[Закрыть].
Троцкий признавал, что во времена Ленина Каменев был одной из центральных фигур в стране: в 1917–1927 гг. Каменев – член ЦК партии большевиков, в 1919–1926 гг. – член Политбюро ЦК (после смерти Ленина председательствовал на заседаниях Политбюро), в 1918–1926-м – председатель Моссовета, в 1923–1926-м – заместитель председателя Совета народных комиссаров, в 1922–1924-м – заместитель председателя, а в 1924–1926-м председатель Совета труда и обороны, одновременно в 1923–1926-м – директор Института Ленина. «Как администратор, Каменев был доступен, – писал Ф. Раскольников. – Умный и благодушный „барин-либерал“, со склонностью к меценатству, он быстро схватывал суть дела и своим авторитетом пресекал произвол „власти на местах“, устранял „головотяпство“ помпадуров и с наслаждением восстанавливал попранную справедливость. Со свойственной ему добротой и гуманностью он нередко по просьбе родственников заступался за арестованных, и немало людей обязано ему спасением жизни. Он увлекался театром, литературой, искусством, заботился об украшении Москвы и с пеной у рта защищал от разрушения художественные памятники московской старины» [4]4
Раскольников Ф.Кремль // Смена. Л. 1988. 4 окт. Эти воспоминания написаны за границей. В 1926 г. Раскольников, присягнувший Сталину, прекратил с выведенным из Политбюро Каменевым какие-либо отношения. Характерно, что и после разрыва со Сталиным, зная о его звериной ненависти к Троцкому, Раскольников опасался упоминать Троцкого в мемуарах (судя по публикации 1988 г.).
[Закрыть].
Каменев никогда не рвался к личной власти, не претендовал на лидерство, политическое честолюбие не было главным мотором его существования. Продолжим цитировать Ф. Раскольникова: «Еще во время болезни Ленина руководство страной и партией перешло к „тройке“: Сталин, Зиновьев, Каменев. Как музыкальное трио они великолепно дополняли друг друга: железная воля Сталина сочеталась с тонким политическим чутьем Зиновьева, уравновешивалась умом и культурой Каменева. Зиновьев и Каменев были более на виду, чаще выступали с докладами на огромных собраниях в Большом театре и в Колонном зале Дома Союзов, но меткой пчелиного улья, хозяином „тройки“ Политбюро и всего Центрального Комитета с самого начала был Сталин».
Не будучи интриганом, Каменев все-таки оказался втянутым в политические схватки – сначала он поддавался влиянию Зиновьева в его, тайно и явно поощряемой Сталиным, борьбе с Троцким, а вскоре вместе с Троцким и Зиновьевым выступил против Сталина, но здесь его ждало полное и окончательное поражение (естественное для борьбы достаточно интеллигентного человека против политика с моралью пахана).
Последующие этапы карьеры Каменева: в январе-августе 1926 г. – нарком внешней и внутренней торговли, с декабря 1926-ш – полпред в Италии, затем председатель научно-технического управления ВСНХ; в ноябре 1927-го исключен из ВКП(б) и, как и Зиновьев, выслан на полгода в Калугу; 22 июня 1928 г. восстановлен в ВКП(б) и возвращен в Москву, где назначен на административно-хозяйственную работу…
Теперь два значимых высказывания хорошо знавших его людей:
«Каменев – „умный политик“, по определению Ленина, – писал Троцкий, – но без большой воли и слишком легко приспосабливающийся к интеллигентной, культурно-мещанской и бюрократической среде» [5]5
Троцкий Л.Портреты революционеров. Chalidze Publications. Vermont. 1988. С. 190.
[Закрыть]. А Луначарский, знавший Каменева еще до 1905 г., писал о нем: «Помимо нашей общеполитической работы – нас сразу соединило и многое другое, например, большая любовь Каменева к литературе, его сердечная мягкость и значительная широта взглядов, которая выгодно отличала его даже от самых крупных работников социалистического движения… Настоящее призвание Каменева не столько ораторское, сколько писательское» [6]6
А. Луначарский, К. Радек, Л. Троцкий.Силуэты: политические портреты. М., 1991. С. 299.
[Закрыть].
Литераторы, обращаясь к Каменеву с письмами, неизменно подчеркивали его репутацию человека гуманного и внимательного к деятелям культуры. Однако после того как Каменева оклеветали, прокляли, расстреляли и полвека не реабилитировали, никому из писателей, живших в СССР, и в голову не приходило вспоминать его добрым словом [7]7
Исключение, пожалуй, – мемуары Эренбурга, где он, не назвав фамилии Каменева, человечно написал о председателе Моссовета 1921 г. ( Эренбург И.Люди, годы, жизнь: В 3 т. М., 2005. Т. 1. С. 357).
[Закрыть]. Писатели-эмигранты тоже корректировали свою память политическими соображениями, но другого рода. Поэт Владислав Ходасевич, чью парижскую жизнь не назовешь сладкой, вспоминал свои советские годы не иначе, как о времени, «когда русской литературой при помощи безвольного Луначарского управлял Каменев» [8]8
Ходасевич В.Собр. соч.: В 4 т. М., 1997. Т. 4. С. 223 (это напечатано 17 июня 1925 г. в парижских «Последних новостях»).
[Закрыть]– а ведь запросто приходил к Каменеву в Кремль, делился бытовыми невзгодами, получал поддержку.
Вспомним еще одного писателя-эмигранта – А. И. Куприна. Осенью 1919 г. в Гатчину, где он постоянно жил, вошли войска Юденича, и Куприн тут же стал редактором штабной газеты Белой армии «Приневский край». В ней он писал о Ленине: «Чем держится он среди народа и откуда в одном человеке могла сосредоточиться такая страшная жажда крови, такая сатанинская ненависть к людям и презрение к чужим мукам, к чужим людским страданиям и чужой жизни?» [9]9
Приневский край. Нарва. 1919. 25 окт. Цит. по: Куприн А.Голос оттуда. 1919–1934. М., 1999.
[Закрыть]При такой-то, как теперь бы сказали, отвязанности, в статье «Александриты» Куприна вдруг (или не вдруг?) отпустила застившая глаза ненависть: «В конце 1918 года мне пришлось быть по одному делу в Москве, на Тверской, в старинном генерал-губернаторском доме, занятом тогда, если не ошибаюсь, Московским Советом. Мне пришлось там беседовать довольно долго с одним видным лицом большевистского мира, человеком, кстати сказать, весьма внимательным, умным и терпимым <…> Этот человек был – Л. Б. Каменев…» [10]10
Новая русская жизнь. Гельсингфорс. 1920. № 29. 6 февр.
[Закрыть]
Приведем еще одно свидетельство Ф. Ф. Раскольникова: «С 1918 по 1926 годы я часто бывал в уютной квартире Каменева в Московском Кремле. <…> У него всегда можно было встретить артистов, писателей, художников, музыкантов. Это не был салон, но интеллигенция охотно посещала его гостеприимный дом. В начале 1920-х годов я познакомился там с Федором Ивановичем Шаляпиным, Всеволодовичем Эмильевичем Мейерхольдом, Ильей Григорьевичем Эренбургом, Максимилианом Александровичем Волошиным, Георгием Ивановичем Чулковым. Каждый приходил туда со своим нуждами, жалобами, просьбами, зная, что он найдет благожелательное отношение. Мейерхольд просил дотацию для своего театра и вдохновенно рассказывал о планах постановок. Приехавший из Парижа Эренбург жаловался на травлю журнала „На посту“. Георгий Чулков, ссылаясь на отъезд Бориса Зайцева, просил отпустить его за границу. Писатели и поэты просили Каменева прослушать их новые произведения, и он всегда находил время…» [11]11
Раскольников Ф.Кремль // Смена. Л. 1988. 4 окт.
[Закрыть]
А теперь конкретные сюжеты, сгруппированные тематически.
I. Об арестованных и высланных
1. М. Горький просит за М. И. Будберг
Алексей Максимович Горький познакомился с Каменевым лично в 1907 г., а заочно – еще в 1905-м [12]12
См. статью и публикацию Л. Спиридоновой «„Я Вас сердечно любил…“ (М. Горький и Л. Каменев)» // Горький М.Неизданная переписка с Богдановым, Лениным, Сталиным, Зиновьевым, Каменевым, Короленко. М., 2000. Письма Горького, кроме оговоренных случаев, цитируются по этому изданию.
[Закрыть]; в 1917-м Каменев печатался в газете Горького «Новая жизнь». В 1920 г. на отношениях Горького с Каменевым отрицательно сказывалось, хочешь не хочешь, соперничество М. Ф. Андреевой и О. Д. Каменевой за власть в ТЕО Наркомпроса.
Письмо Горького Каменеву в защиту М. И. Будберг имело свою предысторию.
Мария Игнатьевна Будберг (урожд. Закревская) – дочь сенатского чиновника; в 1911 г. ее отправили в Англию совершенствоваться в английском (сводный брат Марии Игнатьевны служил тогда в Лондоне в российском посольстве). Два лондонских знакомства Будберг оказались весьма значимыми в ее жизни. Первое – с молодым дипломатом Брюсом Локкартом – существенно повлияло на ее российскую судьбу в годы революции и начала Гражданской войны. Второе – с русским дипломатом графом И. А. Бенкендорфом – изменило ее жизнь сразу же, поскольку в 1911 г. она вышла за него замуж. Вскоре Бенкендорф получил назначение в Берлин, и Мария Игнатьевна последовала за ним; Бенкендорф имел родовые земли в Эстонии – именно там у Марии Игнатьевны в 1913 и 1915 гг. родилось двое детей. Осенью 1917 г. она, оставив мужа и детей в поместье, вернулась в Петроград, где встретилась с Брюсом Локкартом, работавшим тоща в России. Отношения Будберг и Локкарта вскоре стали близкими, и после переезда советского правительства в Москву она отправилась с дипломатическим представителем Англии Локкартом в новую столицу. Существует обширная литература о «заговоре Локкарта», но мы этой стороны жизни М. И. Будберг касаться не будем. В ночь с 31 августа на 1 сентября 1918 г. Локкарт был арестован по обвинению в антисоветском заговоре (во время восстания эсеров в Москве). М. И. Будберг во время ареста находилась в его квартире и была задержана. В ответ на арест своего представителя англичане арестовали в Лондоне советского представителя М. М. Литвинова. В итоге все кончилось тем, что Локкарт был выслан из России, а Мария Игнатьевна вернулась в Петроград, где оказалась без средств к существованию. К. И. Чуковский устроил ее работать в горьковское издательство «Всемирная литература»; она же помогала Чуковскому в его Студии.
В 1919–1920 гг. М. И. Будберг арестовывали еще несколько раз (шлейф «знакомства» с Локкартом срабатывал при каждом ухудшении политической ситуации). Так, в августе 1919-го, когда войска Юденича наступали на Петроград, ВЧК произвела массовые аресты подозреваемых в антисоветских настроениях, и Мария Игнатьевна, естественно, оказалась в числе арестованных.
А. М. Горький – Л. Б. Каменеву.Лев Борисович!
Позвольте просить Вас о следующем: здесь арестована и отправлена в Москву Мария Игнатьевна Бенкендорф, жена графа Бенкендорфа, но порвавшая с ним еще до революции.
Ее обвиняют, кажется в сношении с иностранцами, и это в известной степени верно, но отнюдь не преступно, ибо единственный иностранец – англичанин, с которым она сносилась – это ее новый муж или жених.
Прошу Вас, однако, не предавать сего широкой гласности, дабы не задеть честь этой дамы.
Лично она – человек хороший, ценный, политике чужда. Она сотрудничала во «Всемирной литературе» по переводам.
Убедительно прошу Вас похлопотать о ее освобождении, ибо слышал, что Вы охотно и сердечно беретесь за такие дела.
Здесь было сделано столько нелепых и бессмысленных арестов, убийств, что – по возможности – необходимо исправлять эти отвратительные тупости.
Крепко жму руку
23. VIII.19А. Пешков.
4 сентября 1919 г. К. И. Чуковский записал в дневнике, как он пришел к Горькому, узнавшему об аресте академика С. Ф. Ольденбурга, непременного секретаря РАН, попросить о Бенкендорф («моей помощнице в Студии, – как называет ее Чуковский, – которую почему-то тоже арестовали»): «Я подошел к нему, а он начал какую-то длинную фразу в ответ и безмолвно проделал всю жестикуляцию, соответствующую этой несказанной фразе. „Ну что же я могу, – наконец выговорил он. – Ведь Ольденбург дороже стоит. Я им подлецам – то есть подлецу, – заявил, что если он не выпустит их сию минуту… я им сделаю скандал, я уйду совсем – из коммунистов. Ну их к черту“ Глаза у него были мокрые» [13]13
Чуковский К.Собр. соч.: В 15 т. М., 2006. Т. 11. С. 255.
[Закрыть]. 24 сентября Чуковский записал про заседание в издательстве «Всемирная литература»: «Впервые присутствует Марья Игнатьевна Бенкендорф, и, как ни странно, Горький, хотя и не говорил ни слова ей, но все говорил для нее, распуская весь павлиний хвост. Был он остроумен, словоохотлив, блестящ, как гимназист на балу» [14]14
Чуковский К.Т. 11. С. 256.
[Закрыть]. 14 ноября 1919 г. Чуковский записывает: «К Марье Игнатьевне Горький относится ласково. Дал ей приют у себя» [15]15
Там же.С. 267.
[Закрыть]. Осенью 1919 г. в Эстонии был убит И. А. Бенкендорф. Весной 1920 г. Марию Игнатьевну арестовали при попытке незаконного перехода финской границы, тогда же у Горького на Кронверкском был произведен обыск (Зиновьев и петроградская ЧК устойчиво считали М. И. Будберг английской шпионкой). Горький снова ходатайствовал об ее освобождении: «Нельзя ли выпустить ее на поруки мне? К празднику Пасхи?», – спрашивал он в письме Зиновьева; об освобождении Будберг именно Каменев сообщил Горькому по телефону [16]16
Горький М.Неизданная переписка… С. 221.
[Закрыть].
6 февраля 1921 г. Чуковский записал в дневнике: «Приехал из Берлина Гржебин. Опять возникли слухи о М. Игн. Бенкендорф, – будто она агент чрезвычайки. Странное у нее свойство: когда здесь были англичане, они были уверены, что она немецкий шпион. Большевики считают ее белогвардейской ищейкой. Я не удивлюсь, если окажется, что она и то, и другое, и третье…» [17]17
Чуковский К.Т. 11. С. 319.
[Закрыть]. В августе 1921 г. Я. С. Агранов, допрашивавший профессора В. Н. Таганцева, вскоре расстрелянного (с Н. С. Гумилевым), записал такие его показания: Горький-де советовал мне уехать за границу, «где я буду иметь возможность заняться научной работой. Он спрашивал у меня, имею ли я возможность переправиться надежным образом через границу. Я сказал, что могу вполне надежным способом. Он просил известить его о сроке моего отъезда и захватить с собой Марию Игнатьевну Бенкендорф, которая пять раз пробовала перейти границу, но каждый раз неудачно, и он не хотел больше рисковать ее отправкой <…> Разговор с Бенкендорф и возможности ее отъезда при моем посредстве происходили в половине августа 1920 г. Горький указал мне имена и фамилии тех лиц, которые находятся в качестве осведомителей в Чрезвычайной Комиссии» [18]18
Большая цензура. Писатели и журналисты в Стране Советов. 1917–1956. Документы / Сост. Л. В. Максименков. М., 2005. С. 29.
[Закрыть]. Понятно, что такая информация регулярно докладывалась Зиновьеву… Между тем, переправиться за границу М. И. Бенкендорф удалось, и в 1921 г. в Таллине она вышла замуж за барона Н. Х. Будберга, с которым вскоре рассталась, но его фамилию носила до конца своих дней. В 1922-м она приехала к Горькому в Сааров (Германия)…
2. Ходатайство Куприна
(З а месяц до прихода Юденича)
Александр Иванович Куприн принял Февральскую революцию и сразу же начал редактировать эсеровскую газету «Свободная Россия». Отношение его к большевистскому перевороту в октябре 1917 г. было иным. 1 июля 1918 г. в Гатчине в своем доме Куприн был арестован за публикацию фельетона «Михаил Александрович» в газете «Молва» (восхваление великого князя признали контрреволюционным); через три дня писателя отпустили домой. Уже 8 июля он напечатал в той же «Молве» статью «У могилы» – памяти убитого Володарского. В 1918-м Куприн разработал план беспартийной народной (для крестьян) газеты «Земля». Горький его поддержал и в Москве 25 декабря 1918 г. написал Ленину: «Дорогой Владимир Ильич! Очень прошу принять и выслушать Александра Ивановича Куприна по литературному делу. Привет! А. Пешков» [19]19
ГорькийМ. Полн. собр. соч. Письма: В 24 т. Т. 12. М. 2006.
[Закрыть]. Ленин Куприна принял в Кремле уже 26 декабря. Куприн передал ему листки с программой газеты. О реакции Ленина Куприн вкратце упомянул в статье «Ленин. Моментальная фотография»: «Так! – говорит он и отодвигает листки. – Я увижусь с Каменевым и переговорю с ним» [20]20
Общее дело. Париж. 1921. 21 февр. Цит. по: Куприн А.Голос оттуда. 1919–1934. М., 1999.
[Закрыть].
Через неделю Л. Б. Каменев принял Куприна в Моссовете. «Каменев в Москве убеждал меня для успеха дела, – вспоминал Куприн, – непременно внести в газету полемику. „Вы можете хоть ругать нас“, – сказал он весело. Но я подумал про себя: „Спасибо! Мы знаем, что в один прекрасный день эта непринужденная полемика может окончиться на Лубянке, в здании ЧК“, – и отказался от любезного совета» [21]21
Там же.
[Закрыть].
25 января 1919 г. в Кремле прошло совещание с участием Д. Бедного, А. Каменева, А. Куприна, В. Милютина и Л. Сосновского. В финансировании газеты Куприну было отказано и предложено участвовать в журнале «Красный пахарь» [22]22
Литературная жизнь России 1920-х годов. Москва и Петроград 1917–1920 гг. / Отв. ред. А. Ю. Галушкин. М., 2005. С. 320.
[Закрыть]. Историю о встрече Куприна с Каменевым описал еще один литератор: «Куприн хлопотал о разрешении издавать чуть ли не на советскую субсидию „беспартийную“ газету Ни с субсидией, ни с газетой не выгорело. Из всей вышеописанной истории Куприн сделал единственно правильный вывод – сбежал вместе с Юденичем» [23]23
Бедный Д.История одной беспартийной газеты // Известия. 1919. 16 нояб.
[Закрыть]. Вернувшись домой, Куприн принимал некоторое участие в культурной жизни Петрограда, в. частности – в горьковском издательстве «Всемирная литература» (об одном из собраний в издательстве К. Чуковский записал 5 марта 1919 г.: «Куприн вдруг стал рассказывать, как у него делали обыск. „Я сегодня не мог приехать в Петербург. Нужно разрешение, стой два часа в очереди. Вдруг вижу солдата, который у меня обыск делал. Говорю: – Голубчик, ведь вы меня знаете… Вы у меня в гостях были! – Да, да! (И вмиг добыл мне разрешение)…“» [24]24
Чуковский К. Т. 11. С. 239.
[Закрыть].
Как и многие в Петрограде, Куприн ожидал прихода Юденича, при этом его знакомые знали о новых московских связях Куприна и он не отказывал им в просьбах походатайствовать перед кремлевскими вождями.
А. И. Куприн – Л. Б. Каменеву.Глубокоуважаемый Лев Борисович,
кратковременное наше знакомство в Москве не давало бы мне права беспокоить Вас личной просьбой. Но те впечатления внимания и доброжелательности, которые у меня связаны в памяти с Вами, утверждают меня в смелости просить Вас о помощи другому лицу.
Соблаговолите принять и выслушать Ксению Александровну Леванда, подательницу этого письма. Ее сын, состоявший начальником отдельной бригады в Петрограде – Артемий Борисович Леванда – был арестован 17 июня с.г., а через месяц отправлен в Москву, где и находится на принудительных работах на заводе «Проводник» в Лефортове.
Обвинения ему не предъявили и допроса не производили. По справке, наведенной политическим комиссаром штаба бригады в Ч. К., арест состоялся лишь на время осадного положения. За благонадежность его могут поручиться все его сослуживцы, а между тем арест длится при весьма тяжелых условиях до сих пор.
Боюсь затруднять Вас длинным письмом. К. А. Леванда вкратце дополнит его необходимыми подробностями. Я ж пользуюсь случаем еще раз уверить Вас в моем искреннем уважении и вечной готовности служить Вам
А. Куприн
О дальнейшей судьбе А. Б. Леванды удалось узнать немногое. Точно установлено, что в 1919 г. он остался жив. Вполне возможно, что обращение к Каменеву сыграло в этом свою роль. Известно также, что впоследствии Леванда перебрался в Москву, жил на Шаболовке и работал инженером в тресте Мосстрой. Репрессии 1930-х годов его не пощадили – имя Леванды значится в мартирологах общества «Мемориал».
Что касается маршрутов Куприна, то они в 1938-м вернули его в родную Гатчину (после Эстонии, Гельсингфорса и длительного Парижа).
3. Возвратите А. В. Ганзен в Петроград
Анна Васильевна Ганзен – сотрудница «Всемирной литературы», переводчица с немецкого, датского, шведского и норвежского языков; в ее переводах, в частности, вышло собрание сочинений Г. Ибсена в издании А. Ф. Маркса.
В знаменитом альманахе К. И. Чуковского «Чукоккала» в 1919 г. появились стихи А. В. Ганзен, которые Корней Иванович предварил такими словами: «Много трудилась во „Всемирной литературе“ Анна Васильевна Ганзен, одна из лучших переводчиц той эпохи. Русские читатели моего поколения знали Андерсена, Ибсена, Гамсуна главным образом по ее переводам. Это была пожилая и добрая, всеми любимая женщина. Вечно хлопотала о каких-нибудь неимущих и страждущих, о голодных писателях, об инвалидах войны. По какому-то недоразумению она была арестована и вместе с дочерью очутилась в тюрьме на Шпалерной улице. Оттуда писала незатейливыми виршами письма своей приятельнице Зинаиде Афанасьевне Венгеровой, тоже работавшей в нашем издательстве. Зинаида Афанасьевна показала эти письма мне, и я попросил ее записать их в „Чукоккаллу“». Вот строки из письма, написанного 17 июня 1919 г.:
А через 14 лет К. И. Чуковский описал в дневнике человеческие достоинства А. В. Ганзен: «Анна Васильевна Ганзен, с которой я теперь все ближе знакомлюсь на работе, – выступает предо мною все ярче. Бескорыстный, отрешившийся от всякого самолюбия, благодушный, феноменально работящий, скромный человечек, отдающий каждую минуту своей жизни общественной работе – заботе о других, несет на своих плечах всю Детсекцию; мы в Горкоме писателей хотели ее премировать, но она и слышать не хочет. Между тем – так нуждается…» [27]27
Чуковский К. Т. 12. С. 521. Запись 10 ноября 1933 г.
[Закрыть].
О том, что с А. В. Ганзен произошло в 1919 г., она подробно рассказала в письме:
А. В. Ганзен – Л. Б. Каменеву.25/IX 19 г.
Не знаю, как и благодарить Вас, глубокоуважаемый Лев Борисович, за мое и дочери освобождение. Огромное душевное Вам спасибо!..
Будь я бардом, я бы поспешила воспеть Вашу отзывчивость и свою радость звучными стихами, но увы!! моя мечта умеет только забавляться моими драматическими переживаниями, реагирует на них юмористически.
Краткое пребывание в Питере прибавило еще листок к трагикомическому альбому, начатому в первый день нашего ареста 14 VI [28]28
А. В. Ганзен было предъявлено обвинение в том, что она «является женой статского советника, который по поручению Временного правительства Керенского уехал в Данию и оттуда не вернулся». 7 июля дело в отношении А. В. Ганзен было прекращено «без указания законных оснований» (Литературная жизнь России 1920-х годов. С. 415).
[Закрыть].Дело в том, что из Питера, – куда я под впечатлением Вашего дружеского напутствия, выехала с таким легким сердцем, – мы вылетели весьма скоропалительно – после «дружественного» предупреждения т. Бакаева [29]29
И. П. Бакаев – член ВКП(б) с 1906 г. После Октябрьской революции – на партийной работе в Петрограде, в 1919–1920 гг. председатель Петроградской губернской ЧК; в 1925–1927 гг. – член ЦКК, участник зиновьевской оппозиции. В 1927 г. на XV съезде ВКП(б) исключен из партии, как участник левой оппозиции, в 1928-м вместе с Зиновьевым и Каменевым в партии восстановлен, после чего находился на хозяйственной работе. Вплоть до ареста 9 декабря 1934 г. – управляющий Главэнергосети. Именно на основе выбитых из Бакаева подробных, но лишенных каких-либо конкретностей показаний в начале января 1935 г. против бывших «зиновьевцев» было состряпано обвинение в их причастности к убийству Кирова. В 1935 г. осужден на восемь лет. На процессе 1936 г. приговорен к высшей мере наказания и расстрелян вместе с Каменевым и Зиновьевым.
[Закрыть], что он меня арестует, если я не уберусь до 20-го. Как же было не убраться?!.Сидя же на вокзале, я получила по телефону из дому новое приятное известие о полученной уже после нас телеграмме от Отдела принудительных работ с требованием немедленно вернуться из отпуска. -
Теперь «отдел» нам больше не страшен. Благодаря Вам, мы – свободные гражданки… В Москве, а в Питере все-таки не смеем показаться.
Алексей Максимович Горький, пока я была в Питере, подписал 2 ходатайства о моем освобождении: одно по адресу В. Ч. К, другое – П. Ч. К. Первое я прилагаю к этому письму, а второе мои товарищи подали в П. Ч. К. Теперь все дело в том – удастся ли добиться того, чтобы т. Бакаев сменил гнев на милость. Без его индульгенции я возвращаться в Питер побаиваюсь. Как ни нужна я Горькому, он предпочтет, чтобы я гуляла на свободе в Москве, нежели «сидела» в Питере!
Последняя передряга уложила меня на несколько дней в постель, поэтому я лишь сегодня могу передать через т. Крыленко [30]30
Н. В. Крыленко – с 1918 по 1931 г. председатель Верховного трибунала, прокурор РСФСР.
[Закрыть]это мое письмо с выражением моей глубокой благодарности и с …новою, очень робкой просьбой о совете: как быть, как умилостивить П. Ч. К.?!С искренним большим уважением и с маленькой надеждой на то, что Вы вызволите меня окончательно
По-видимому, возвращение А. В. Ганзен в Петроград наталкивалось на трудно преодолимые препятствия, потому как оно потребовало нового обращения к Каменеву – на сей раз со стороны Горького:
М. Горький – Л. Б. Каменеву.Уважаемый Лев Борисович!
Очень прошу Вас похлопотать о возвращении Анны Ганзен в Петербург.
Ганзен – известнейшая переводчица Андерсена, Ибсена и др. норвежцев, шведов; она ныне работает во «Всемирной литературе» и крайне необходима здесь.
Очень, очень прошу Вас – возвратите ее сюда!
3 X 19. Приветствую.
М Горький.
Просьба Горького была уважена…
4. Тайная записка Лили Брик
Записка Л. Ю. Брик Л. Б. Каменеву датирована 9 ноября 1924 г.
