Текст книги "Писатели и советские вожди"
Автор книги: Борис Фрезинский
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 38 страниц)
18 сентября 1948 г. заместитель председателя совета министров СССР Г. М. Маленков, (такова была официальная должность главного заместителя Сталина) отправил находящемуся на отдыхе вождю следующую записку:
Товарищу Сталину.
Перед отъездом Вы дали указание подготовить статью об Израиле. Дело несколько задержалось из-за отсутствия в Москве Эренбурга. На днях Эренбург прибыл. Мы с Кагановичем, Поспеловым и Ильичевым имели с ним разговор. Эренбург согласился написать статью и высказался против того чтобы статья вышла за несколькими подписями.
Посылаю Вам статью И. Эренбурга «По поводу одного письма». Если с Вашей стороны не будет других указаний, то мы хотели бы опубликовать эту статью во вторник, 21 IX, в газете «Правда»
Отметим: цитируя эту записку в своей книге, Костырченко опускает слова о том, что писатель «высказался против того, чтобы статья вышла за несколькими подписями».
Они бы нарушили его простую схему: Эренбург – послушный исполнитель, ангажированный сталинской пропагандой.
Написанное Эренбургом в его статье не укладывается в формулу Костырченко: «поддержать советский внешнеполитический курс в отношении Израиля и развенчать в то же время в глазах советского еврейства сионизм как идею всемирного братства евреев». Пятнадцать лет спустя, вспоминая 1948 г., Эренбург привел в мемуарах целую страницу выдержек из той статьи [1177]1177
Эренбург(3, 116–117).
[Закрыть]– от всего сказанного он не отказывался и в оттепель (опустил лишь фразу: «только социализм решает еврейский вопрос»; либо, говоря так в 1948 г., он вынужден был кривить душой, либо расстался с этой иллюзией позднее). Да, статья Эренбурга, обращаясь к советским евреям, содержала многозначную оценку Израиля [1178]1178
24 сентября 1948 г. Г. Мейерсон доносила своему правительству из Москвы: «Статья Эренбурга в „Правде“ по сути за Израиль и против сионизма» (см.: Советско-израильские отношения. Т. 1. Кн. 1. С. 388).
[Закрыть]и однозначную информацию о том, что репатриация советских евреев в Израиль допущена не будет. Более того, она содержала молчаливое предостережение тем евреям, исповедующим сионизм и забывшим, где они живут, что их импульсивные выступления в Москве могут принести непоправимый вред всемсоветским евреям – и тем, кто сионизма неисповедует. Но эта же статья, обращенная к Сталину, содержала исторически подтвержденную мысль о позорности антисемитизма.
В итоговых суждениях книги о тайной сталинской политике («Еще одно задание Кремля», с которым Эренбург «справился успешно»; «популярность Эренбурга среди советского еврейства» исчезла; «это было полное фиаско человека, пытавшегося ответить на национальный вызов сугубо прагматически»), в той характеристике Эренбурга, которую дает автор писателю («идеологический коллаборационизм», «психология космополита», «убеждения антисиониста» [1179]1179
Костырченко.С. 411.
[Закрыть]и т. д.) даже не упоминается, что все эти годы писатель оставался едва ли не единственным в стране автором, упоминавшим проблему антисемитизма в СССР. Подчеркнем: по еврейскому вопросу Эренбург высказывался только в советской печати, ибо это позволяло высказать публичное осуждение антисемитизма (общее место для послевоенного Запада). От любых сугубо пропагандистских выступлений, с подачи власти, по этому вопросу на Западе Эренбург неизменно отказывался [1180]1180
Например, в 1949 г., когда ему предложили написать соответствующую статью для американской коммунистической газеты по поводу кампании о космополитах в СССР.
[Закрыть]. Вдумчивые читатели понимали смысл эренбурговских инвектив и «общих мест» – так писал только он. Даже когда осуждающе говорилось об антисемитизме в США, внимательный читатель не мог не думать об СССР. Публично напоминая о недопустимости антисемитизма (в частности, ссылаясь на знаменитые слова Сталина: «Антисемитизм, как крайняя форма расового шовинизма, является наиболее опасным пережитком каннибализма»), Эренбург напоминал читателям об идеологически неуязвимом оружии – открыто спорить с ним было невозможно (так, будущие диссиденты, безусловно учась у Эренбурга, требовали всего лишь выполнять конституцию страны). Направленные против антисемитизма пассажи Эренбурга внушали беззащитным читателям надежду (пусть иллюзорную), что худшего не случится.
В мемуарах писатель не признался, что его статья была написана по заказу Сталина, но сообщил: «Мне сказали, что статью Сталину посылали и он ее одобрил» [1181]1181
Эренбург(3, 121). На рукописи статьи Эренбурга, сохранившейся в сталинском архиве, написано: «Товарищ Сталин согласен» (см.: Советско-израильские отношения. Т. 1. Кн.1. С. 383).
[Закрыть]. Это одобрение поддержало тогда в писателе надежду, что разнузданно антисемитских акций Сталин не допустит. Надежда оказалась сомнительной, и впредь Эренбург этого не забывал.
Дружеские отношения советских евреев к Эренбургу отнюдь не закончились в 1948 г. – в последующие 20 лет едва ли не большинство советских евреев относилось к писателю как к своему защитнику. Сошлемся на строфу стихов Бориса Слуцкого о похоронах Эренбурга:
3. Илья Эренбург в январе-феврале 1953 г.
Существует версия: в 1952–1953 гг. Сталин замышлял депортацию еврейского населения СССР в Сибирь и на Дальний Восток. Осуществление депортации должно было начаться сразу после процесса над кремлевскими «врачами-убийцами» (в большинстве своем евреями) и их казни. Суд над врачами не состоялся и депортация не осуществилась – Сталин умер. Версия существует, хотя прямых документов, с ней связанных, не обнаружено. Возможны три варианта: депортация готовилась реально, но следы этого замели; депортация лишь замышлялась Сталиным (тайно или обсуждалась в узком кругу) и, наконец, депортация не замышлялась, ее выдумали от страха сами советские евреи. В «Тайной политике Сталина» декларируется приверженность третьему варианту. Между тем семь лет назад в первом, ныне существенно расширенном, издании книги Костырченко содержался иной вывод: «Каковы должны были быть последствия этого процесса (над врачами. – Б.Ф.): массовая депортация евреев в Сибирь, как утверждают одни исследователи, или расправа вождя со своими ближайшими соратниками по политическому руководству, о чем пишут другие? А может быть, то и другое одновременно? Будем надеяться, что на эти и другие вопросы мы получим когда-нибудь однозначные ответы» [1183]1183
Костырченко Г.В плену красного фараона. Политическое преследование евреев в СССР в последнее сталинское десятилетие. М.: Международные отношения, 1994. С. 361.
[Закрыть]. Теперь из того, что новых документов, подтверждающих или опровергающих версию о депортации, не добыто, автор делает тот самый однозначный вывод: «…отживает свой век и другая легенда времен холодной войны: вошедшие сначала в публицистику, а потом и перекочевавшие в научные издания „неопровержимые“ данные о планировавшемся якобы в СССР насильственном и повальном выселении евреев в Сибирь» [1184]1184
Костырченко.С. 671–672.
[Закрыть]. За прошедшие годы изменилось отношение автора к надежности всех свидетельств в пользу депортационной версии [1185]1185
Наиболее полную сводку этих свидетельств см. в кн.: Лясс Ф.Последний процесс Сталина, или Несостоявшийся юдоцид. 2-е изд., доп. Иерусалим, 2006. С. 470–487.
[Закрыть](члена сталинского Политбюро Н. А. Булганина [1186]1186
Об этих свидетельствах автор говорит, как о полученных «после изрядного возлияния» (см. С. 680).
[Закрыть], ряда сотрудников спецслужб, приведенные З. С. Шейнисом [1187]1187
Шейнис 3.Провокация века. М., 1992; изложенные Шейнисом версии именуются «пригодными разве что для постановки триллеров» ( Костырченко. С. 672).
[Закрыть], и т. д.). Подкрепляя свой новый вывод, автор упоминает и отсутствие ссылок на депортационную версию в мемуарах Н. С. Хрущева [1188]1188
Что, конечно, неубедительно, ибо свидетельства у Хрущева есть всякие, а его наговоренные и потом напечатанные мемуары не позволяют судить о полноте известного ему; к тому же, как и большинство членов сталинского Политбюро, Хрущев не слишком откровенен. В этом смысле можно указать и воспоминания Д. Т. Шепилова «Непримкнувший», имевшего непосредственное отношение к данному сюжету, где нет ни слова о событиях января-февраля 1953 г., не вспоминал о них Шепилов и в беседах с Ф. Чуевым (как и нераскаявшиеся сталинские сатрапы Молотов и Каганович, совершившие немало преступлений, но в сталинские планы последнего года, возможно, непосвященные).
[Закрыть](как известно, – устных, наговоренных на магнитофон, и рассказывал Хрущев разным лицам – разное). В этой связи приведем отрывок из рукописи воспоминаний об Эренбурге дружившего с ним в 1960-е гг. молодого тогда художника Б. Г. Биргера. Запись эта сделана им в 1974 г. [1189]1189
Отмечу, что, когда в 1983–1984 гг., еще не зная текста этих воспоминаний, я дважды расспрашивал Биргера о его встречах с Эренбургом, он почти дословно рассказал мне этот эпизод.
[Закрыть], она содержит рассказ Хрущева Эренбургу во время их встречи в Кремле 3 августа 1963 г. (Биргер был у Эренбурга вечером того же дня): «В 1952 году Сталин в присутствии нескольких членов Политбюро бросил фразу: „А не пора ли их проучить?“ Все присутствующие поняли, что он имеет в виду евреев и что это прямой призыв к погрому… Хрущев считал, что все понимали, что, если эта фраза просочится, то начнется погром, который впоследствии остановит Сталин, а виновным окажется кто-нибудь из выполнявших его волю» [1190]1190
Ксерокопия правленной мемуаристом машинописи воспоминаний Б. Г. Биргера передана мне И. И. Эренбург.
[Закрыть]. Эту историю, если не ошибаюсь, Хрущев рассказывал не только Эренбургу. Депортация еврейского населения в этой версии замышлялась Сталиным как «спасение братского еврейского народа от справедливого гнева великого русского народа» (такая фраза попадалась мне в одной из зарубежных публикаций фрагментов воспоминаний Хрущева).
Депортационная версия отвергается автором и как географически не реализуемая (аргумент, скорее, неубедительный применительно к сталинскому режиму – скажем, депортация немецкого населения в СССР в 1941 г. была предпринята не только из Республики немцев Поволжья, но и из Москвы, Ленинграда и т. д.). Численность еврейского населения, существенно сокращенная гитлеровцами, также не могла остановить диктатора, как, скажем, остановила его численность украинского (депортировав чеченцев, ингушей, калмыков и крымских татар за сотрудничество с гитлеровцами, Сталин не депортировал за то же самое украинцев). Спорен и психологический аргумент: «По складу своего характера он (то есть Сталин. – Б.Ф.) не решился бы открыто выступить против евреев (? – Б.Ф.),хотя в душе, особенно в последние годы жизни, мог быть, что называется, патологическим антисемитом. Поэтому вождь, ревностно оберегавший свой революционный имидж большевика-ленинца (? – Б.Ф.), был обречен переживать муки психологической амбивалентности, которая, возможно, и ускорила его конец» [1191]1191
Костырченко.С. 678.
[Закрыть].
То обстоятельство, что за семь лет у Костырченко не появилось документов о подготовке неосуществленной еврейской депортации, не позволяет все же сделать окончательный вывод о том, что Сталин депортацию не замышлял. Вопрос в любом случае, как и семь лет назад, остается открытым. Прав, думаю, академик А. А. Фурсенко – упомянув об имеющихся свидетельствах и слухах о депортации, он написал: «В архивах такого рода фактов обнаружить не удалось. Возможно, их все еще хранят в секретных сейфах. Возможно, приказ был отдан в устной форме. Может быть, документы уничтожены. Это было обычным делом» [1192]1192
Фурсенко А. А.И. В. Сталин: последние годы жизни и смерть // Исторические записки. 2000. № 3 (121). С. 190.
[Закрыть]. Разумеется, вопрос о реальности готовившихся планов, их конкретных деталях и т. д. важен. Но не только этим определялась жизнь еврейского населения в СССР, но и тогдашними опасениями, ожиданиями беды. Костырченко признает: «Конечно, слухи о депортации возникли не на пустом месте. Они были спровоцированы и массовыми арестами культурной и общественной элиты еврейства, и послевоенными пропагандистскими кампаниями, имевшими явный антисемитский дух… Основательность слухам придавало и то, что с конца 1952 года из Москвы в Казахстан стали высылаться семьи арестованных „еврейских националистов“… Конечно, потенциальная угроза депортации безусловно существовала» [1193]1193
Костырченко.С. 675.
[Закрыть].
В январе-феврале 1953 г. в элитарных, как теперь бы сказали, кругах советского еврейства угроза депортации считалась абсолютно реальной. Именно как прелюдия к депортации была воспринята частью еврейской элиты история с подписанием «Письма в редакцию „Правды“», подготовленного по заданию Сталина после объявления об аресте «врачей-убийц». Это письмо содержало не только горячее одобрение ареста «убийц в белых халатах» (большинство обвиняемых были евреи) и призыв беспощадно покарать преступников, но и признание того, что часть еврейского населения заражена национализмом-сионизмом и подвержена влиянию агентов империализма. В. А. Каверин, прочитавший тогда текст письма, в написанной «в стол» неподцензурной книге мемуаров вспоминал свое ощущение от него: «Я прочитал письмо: это был приговор, мгновенно подтвердивший давно ходившие слухи о бараках, строившихся для будущего гетто на Дальнем Востоке. Знаменитые деятели советской медицины обвинялись в чудовищных преступлениях, и подписывающие письмо требовали для них самого сурового наказания. Но это выглядело как нечто самой собой разумеющееся – подобными требованиями были полны газеты. Вопрос ставился гораздо шире – он охватывал интересы всего еврейского населения в целом, и сущность его заключалась в другом. Евреи, живущие в СССР, пользуются всеми правами, обеспеченными Конституцией нашей страны. Многие из них успешно работают в учреждениях, в научных институтах, на фабриках и заводах. И тем не менее в массе они заражены духом буржуазного воинствующего национализма, и к этому явлению мы, нижеподписавшиеся, не можем и не должны относиться равнодушно» [1194]1194
Каверин В.Эпилог. М., 1989. С. 316.
[Закрыть].
Отвергая версию депортации, Костырченко утверждает, что замысел письма возник у Сталина с целью прямо противоположной: «снять политическое напряжение… затушить скандальную ажитацию вокруг „дела врачей“ в стране и в мире» [1195]1195
Костырченко.С. 679, 681.
[Закрыть]. Однако, сравнивая этот ход «отца народов» с его известной статьей 1930 г. «Головокружение от успехов» (свалив тогда все «издержки» коллективизации на местных чиновников, самой коллективизации Сталин не отменил), автор тем самым признает: даже если Сталиным и было предпринято «отступление» – то лишь временное (стратегических планов диктатор не менял). То обстоятельство, что текст «Письма в „Правду“» произвел на многих потенциальных подписантов впечатление не только не успокаивающее, а наоборот – устрашающее, в «Тайной политике Сталина» объясняется лишь «кондовым стилем», который-де исказил сталинский замысел (как всегда – все дело в аппаратчиках). Вину автор возлагает на «недалекого и заскорузлого по ментальности чиновника» – главу Агитпропа секретаря ЦК Н. А. Михайлова, которому-де Сталин поручил подготовку письма. Отметим однако, что наряду с Михайловым «письмом» занимался и тогдашний главный редактор «Правды» молодой сталинский любимец Д. Т. Шепилов – человек несомненно образованный и уж никак не заскорузлый. Подчеркнем также, что сталинские чиновники волю вождя выполняли точно (иначе и головы можно было не сносить), да и подготовленные по его указанию тексты Сталин обычно просматривал лично и, если нужно, правил – не случайно стиль официальных текстов, как правило, определял их политические последствия.
Многие подробности в деле с письмом в «Правду» остаются тайной.
Неизвестно, когда точно возникла у Сталина идея, чтобы знаменитые советские граждане еврейского происхождения обратились в «Правду», требуя сурово покарать «врачей-убийц» (возможно, после 13 января 1953 г. – дня официального объявления об их аресте, хотя не исключено, что и раньше того). Неизвестно, кто именно формировал список подписантов; неизвестен состав реальных сочинителей письма. Заметим, что среди 57 подписантов под отредактированным первым вариантом письма значились не имевшие отношения к его написанию писатели: Эренбург – № 9, Маршак – № 12, Гроссман – № 23, Алигер – № 26, Кассиль – № 43 (все, кроме Гроссмана, лауреаты Сталинской премии; имя Гроссмана, думаю, было внесено лично Сталиным, который дважды и тоже лично вычеркивал его фамилию из списков лауреатов Сталинской премии).
Всю процедуру подготовки текста курировал Г. М. Маленков (второй человек в партии), которому Михайлов и Шепилов представляли проекты письма, а уже он передавал их Сталину (материалы, связанные с пропагандистским обеспечением «дела врачей», хранятся в РГАНИ: в бумагах Агитпропа, непосредственно готовившего письмо, – Ф. 5. Оп. 16. Ед. хр. 602, и в бумагах отдела Маленкова – Ф. 5. Оп. 25. Ед. хр. 504; соответствующие бумаги, представленные лично Сталину, хранятся в Президентском архиве). Иерархическая лестница работала строго: только Маленков решал, чтоследует посылать Сталину. К подготовленному Агитпропом тексту первого варианта письма была приложена отпечатанная на машинке записка:
Слово «отредактированный» говорит о том, что текст письма с Маленковым, а может быть, и со Сталиным уже обсуждался. Письмо начиналось с изложения официального сообщения об аресте «врачей-убийц», содержало истерические обвинения еврейских «буржуазных националистов», продавшихся империалистам США, в попытке разжечь среди еврейского населения СССР национальную вражду к русскому народу и заканчивалось требованием «самого беспощадного наказания преступников» [1197]1197
Государственный антисемитизм в СССР от начала до кульминации 1938–1953. Документы / Сост. Г. В. Костырченко. М., 2005. С. 470–473.
[Закрыть].
Сбор подписей отобранных «представителей» еврейского происхождения к этому времени, похоже, уже шел.
Отметим, что на записке Михайлова и Шепилова Маленкову (внизу и наискосок) сделаны рукой сотрудника Маленкова две пометы: первая – «Материал по указанию т. Маленкова лично передан 29/I тов. Кагановичу Л. М.»; вторая – «Архив. 2/II 53 г.». В архив отдела Маленкова 2 февраля были наряду с этой запиской отправлены машинописный текст первого варианта письма – его заключали отпечатанные подписи 57 человек, начиная с дважды Героя Советского Союза полковника Д. А. Драгунского [1198]1198
РГАНИ. Ф. 5. Оп. 25. Ед. хр. 504. Л. 173–177 – текст письма, л. 178, 179-машинописный перечень подписантов с указанием их титулов. Первоначального, неотредактированного, текста а архиве нет.
[Закрыть]. Кроме того, в архив была отправлена также представленная Маленкову правдинская верстка этого письма, в которую внесли рукописные изменения в расположение фамилий подписантов и в формулировки их титулов: на первое место с шестого передвинули академика С. И. Вольфковича (вторым стал Драгунский), в титуле генерал-полковника Б. Л. Ванникова, который именовался членом ЦК КПСС и дважды Героем Социалистического Труда, зачеркнули слово «дважды», хотя это звание действительно присуждалось ему дважды – в 1942 и 1949 гг., причем в 1954-м вручили уже третью звезду Героя, а в титуле Л. М. Кагановича, который именовался Героем и депутатом и шел четвертым, перед словами «Герой Социалистического Труда» вписали: «член ЦК КПСС» [1199]1199
РГАНИ. Ф. 5. Оп. 25. Ед. хр. 504. Л. 188.
[Закрыть]. Эту верстку, чтоб не путать ее с версткой, отправленной позже Сталину, будем называть «Верстка I». Заметим, что в машинописный текст письма, отправленный 2 февраля в архив, внесены сделанные от рукинесколько, как кажется, непринципиальных по смыслу исправлений (об их происхождении мы скажем ниже) – понятно, что сделаны они могли быть только послепредоставления текста Маленкову.
Как ясно из приведенной пометы на записке, 29 января машинописный текст письма с напечатанными под ним фамилиями подписантов, включая Кагановича, был вручен в рабочем кабинете Л. М. Кагановичу, причем вручен (только ему!) лично зав. Агитпропом Михайловым.
И тут случилось неожиданное: единственный еврей в сталинском Политбюро почувствовал себя оскорбленным. Оскорбил его вовсе не текст письма, не его содержание (упаси бог!). Его оскорбило, что имя члена высшего руководства страны воткнули в длинный перечень лиц, к высшему руководству не имевших никакого отношения [1200]1200
Среди подписантов тридцатой значилась и жена Кагановича Мария Марковна – председатель ЦК профсоюза рабочих швейной и трикотажной промышленности.
[Закрыть]. Спустя много лет Каганович рассказывал:
«Когда Михайлов принес мне бумагу для публикации против этих врачей – я вам рассказываю кое-что личное, – по еврейскому вопросу, и там были подписи Рейзена и многих других еврейских деятелей, Михайлов был секретарем ЦК, потом министром культуры. Я ему сказал: „Я не подпишу. Я член Политбюро, а не какой-нибудь этот вот!“
Он говорит: „Как? Мне товарищ Сталин поручил (имеется в виду указание Маленкова, которое могло быть поручением Сталина. – Б.Ф.)“ – „Скажите товарищу Сталину, что я не подпишу. Я ему сам объясню“. Когда я пришел [1201]1201
Этот разговор, по-видимому, состоялся на «ближней даче» или по телефону, так как в кремлевском кабинете Сталина Каганович после 22 ноября 1952 г. появился лишь 2 марта 1953 г. (Посетители кремлевского кабинета И. В. Сталина // Исторический архив. 1998. № 4).
[Закрыть], Сталин меня спрашивает „Почему вы не подписали?“ Я говорю: „Я член Политбюро ЦК КПСС, а не еврейский общественный деятель, и буду подписывать бумагу как член Политбюро. Давайте такую бумагу я напишу, а как еврейский общественный деятель не буду подписывать. Я не еврейский общественный деятель!“. Сталин внимательно на меня посмотрел: „Ладно, хорошо“. Я говорю: „Если нужно, я напишу статью от себя“. – „Посмотрим, может, надо будет и статью написать“» [1202]1202
ЧуевФ. Каганович. Шепилов. М., 2001. С. 239–240.
[Закрыть].
В итоге с Кагановичем вопрос решился просто: тот же самый текст письма специально для него перепечатали на 4-х страницах (без перечня подписантов в конце!), и член Политбюро собственноручно начертал под ним: Л. М. Каганович [1203]1203
Подлинник – РГАНИ. Ф. 5. Оп. 25. Ед. хр. 504. Л. 169–172.
[Закрыть]. После этого его имя беспрепятственно впечатывали в общий перечень подписантов во все копии и варианты письма.
А вот как выстраивается (на основе многих свидетельств и документов) канва событий, связанных с подписью Эренбурга.
Сбор подписей под еврейским письмом в «Правду» был поручен академику-историку И. И. Минцу и журналисту, бывшему во время войны начальником ТАСС Я. С. Хавинсону (его литературный псевдоним М. Маринин). Большинство подписантов приглашалось в редакцию «Правды», где в приемной Д. И. Заславского им предлагалось ознакомиться с текстом письма и подписать его; к некоторым из подписантов собиратели подписей являлись домой. Примерно в начале 20-х чисел января Минц и Хавинсон приехали к Эренбургу на дачу, но Илья Григорьевич отказался подписать письмо (возможно, его не прочитав) и, отнеся дело к личной инициативе старающихся выслужиться «гостей», не придал этому значения [1204]1204
Запись беседы с вдовой ближайшего друга Эренбурга А. Я. Савич 30 мая 1982 г., Москва.
[Закрыть]. Неизвестно, доложили ли Минц и Хавинсон своему начальству о визите к Эренбургу и что именно. (Имеются сведения, что, как и от Эренбурга, они получили отказ от историка А. С. Ерусалимского [1205]1205
Фурсенко А. А.И. В. Сталин: последние годы жизни и смерть. С. 189.
[Закрыть]. Существуют слухи, что письмо не подписали певец М. О. Рейзен [1206]1206
О подписи М. О. Рейзена говорит Каганович, но он имеет в виду не автограф, а заранее (еще до сбора подписей) напечатанный в машинописи письма полный перечень подписантов.
[Закрыть], генерал Я. Г. Крейзер, композитор И. О. Дунаевский [1207]1207
Рапопорт Я. Л.На рубеже двух эпох. Дело врачей 1953 года. М., 1988. С. 68.
[Закрыть], о своем отказе расписаться под письмом говорит в мемуарах писатель В. А. Каверин [1208]1208
Каверин В.Эпилог. С. 316–319.
[Закрыть]– ему это предложение было сделано Хавинсоном в редакции «Правды»).
Каверин рассказывает в «Эпилоге» (эта книга писалась в 70-е гг. «в стол», и выхода ее в свет автор не дождался), что, когда его вызвали в «Правду» и дали прочесть письмо, ему было заявлено, что многие уже подписали: назвали фамилии Гроссмана и Антокольского [1209]1209
В итоге имя поэта, лауреата Сталинской премии П. Г. Антокольского оказалось невостребованным в качестве подписанта; может быть, его решили заменить Маргаритой Алигер – среди подписантов явно не хватало женщин.
[Закрыть]. Каверин спросил: «А Эренбург?» – и услышал в ответ: «С Ильей Григорьевичем согласовано. Он подпишет» [1210]1210
Каверин В.Эпилог. С. 317.
[Закрыть], чему Вениамин Александрович не поверил и, сказав, что ему нужно время подумать, прямо из «Правды» поехал к Эренбургу. Вот краткий рассказ о его встрече с Ильей Григорьевичем: «Он уже знал о письме, с ним говорили – и встретил меня спокойно. Впрочем, спокойствие у него было разное – случалось, что он скрывал бешенство, равнодушно попыхивая трубкой.
– Илья Григорьевич, как поступить?
– Так, как вы сочтете нужным. В разговоре со мной вы упоминались. Если вы откажетесь, они подумают, что отсоветовал Эренбург.
– Так это ложь, что письмо согласовано с вами?
– Конечно, ложь. Разговор был предварительный. Я еще не читал этого письма.
Мы проговорили недолго, пятнадцать минут. Что мог посоветовать Илья Григорьевич? Он сам был в гораздо более сложном положении, чем я. Каждый должен решать за себя, с этим я от него и уехал» [1211]1211
Там же.С. 319.
[Закрыть]. Заметим, что фамилии Каверина в перечне подписантов под машинописными текстами письма и в правдинских гранках изначально не было (возможно, чиновники из ЦК не считали, что в сознании читателей Каверин – еврей, и инициативу Хавинсона не приняли)…
Точная дата следующей встречи Минца и Хавинсона с Эренбургом неизвестна. Можно лишь утверждать, что это произошло до 29 января, но никак не 27 января, когда, в день рождения писателя, ему в Кремле торжественно вручили международную Сталинскую премию «За укрепление мира между народами», присужденную в конце 1952 г. (Понятно, что по замыслу Сталина эта премия должна была для Запада послужить своего рода ширмой: как-де можно говорить об антисемитизме в СССР, если столь высокая награда вручается еврею —первым из советских граждан. Перед вручением Эренбург получил недвусмысленный совет в своей речи в Кремле упомянуть про «убийц в белых халатах», но он от этого уклонился, более того – для понимающих людей Эренбург произнес фразу, которую при публикации его речи в «Правде» цензура вынуждена была откорректировать [1212]1212
См.: Эренбург(3, 276). Любопытно утверждение Костырченко, что Эренбург говорил, «явно пытаясь успокоить западное общественное мнение» ( Костырченко.С. 681).
[Закрыть]).
Во второй раз Минц и Маринин побывали у Эренбурга уже не на даче, а в его московской квартире; настойчивость «гостей» показала писателю, что дело не в их личной инициативе. На сей раз Эренбург прочитал письмо, но подписать его отказался, объяснив, что, по его мнению, это письмо может принести вред стране. При этом он предложил четыре, как кажется, непринципиальные поправки к его тексту: я, мол, думаю, что письмо принесет вред Советскому Союзу, но уж если и говорить о его тексте, то в нем имеются явные несообразности, которые всяко надо исправить. Эти поправки, скорее всего, ходоки тогда сами и записали со слов Эренбурга – ввиду крайней неразборчивости его почерка. При этом Эренбург вовсе не считал, что принятие предложенной им правки обяжет его письмо подписать.
Поправки Эренбурга Минц и Хавинсон доложили начальству.
Не раньше того дня, когда проект письма уже был представлен Маленкову и поправлен им, для Сталина набрали новую верстку письма – в ней, в отличие от «Верстки I», фамилию Эренбурга в перечне подписей передвинули с девятой позиции на третью (впереди Кагановича!). Но вопрос о правке, предложенной Эренбургом, Маленков решать не стал – оставил на решение Сталину.
Поэтому поправки Эренбурга вписали в сталинскую верстку аккуратно от руки двумя столбцами слева и справа от текста набранного письма [1213]1213
Благодарю академика А. А. Фурсенко, предоставившего мне ксерокопию этой верстки из Президентского архива. (Отмечу, что г. Костырченко с этой версткой знаком не был, и, печатая текст первого варианта еврейского письма в «Правду» в сборнике документов «Государственный антисемитизм в СССР 1938–1953», он включил в него поправки Эренбурга, ссылаясь на журнал «Лехайм» (2003. № 8), где фрагмент этой ксерокопии опубликовал получивший ее от меня Б. М. Сарнов).
[Закрыть].
Слева от верстки под заголовком «И. Эренбург:» перечислены четыре замечания, первое из которых: «1) На поправках не настаиваю, но отдельные фразы нынешнего [1214]1214
Слово «нынешнего» обращает на себя внимание – поскольку в итоге последовала команда Сталина подготовить другой текст.
[Закрыть]текста могут принести вред»; второе – «2) выражение „некоторая часть“ может толковаться так, что националистов-евреев очень много, выражение „среди некоторых элементов“ лучше»; третье – «3) „хотят превратить евреев“ – могут подумать, что всех евреев, в том числе авторов настоящего письма»; четвертое – «4) не нужно употреблять выражение „еврейский народ“, это как раз будет усиливать тенденцию к обособлению, усиливать еврейский национализм, а наша главная задача ассимиляция евреев».
Справа от верстки под заголовком: «Поправки, предлагаемые И. Эренбургом:» вписаны пять замен слов или словосочетаний. Эти, по сути стилистические, поправки сводились к устранению из текста словосочетания «еврейский народ», противоречившего сталинскому определению нации. Судя по всему, Сталин поправки Эренбурга одобрил и, когда Маленков 2 февраля отправил в архив машинопись «Письма в редакцию „Правды“», поправки Эренбурга в нее уже были вписаны без ссылки на автора.
Передав Сталину поправки Эренбурга и узнав, что писателем письмо в «Правду» все еще не подписано, Маленков (скорее всего, именно он) распорядился: Минцу и Хавинсону подпись Эренбурга получить. Они явились в московскую квартиру писателя 3 февраля, и были на сей раз настроены агрессивно. На очередной отказ писателя Минц впрямую сказал ему, что текст письма согласован с вождем. В ответ Эренбург заявил, что напишет Сталину лично. С этими словами он удалился в кабинет, где в течение часа работал над текстом письма, оставив непрошеных гостей на попечение своей жены. Б. Г. Биргер записал рассказ И. Г. и Л. М. Эренбург о том, как это было: «ИГ ушел в кабинет, а Минц начал запугивать Любовь Михайловну, весьма образно описывая, что с ними будет, если ИГ не подпишет письмо. Любовь Михайловна рассказывала, что час, проведенный в обществе „этих двух иуд“ (как она выразилась), был не только одним из самых страшных в ее жизни, но и самым омерзительным. Когда ИГ вернулся с запечатанным письмом, достойная парочка снова было приступила к уговорам, но ИГ попросил передать его письмо Сталину и сказал, что больше он беседовать на эту тему не собирается, и выпроводил их». Заметим, что письмо Эренбург писал на машинке, потом правил текст простым карандашом, затем перепечатал и снова правил, после чего отпечатал беловой экземпляр. Сохранились оба машинописных, правленных им черновика, напечатанных на обычной для Эренбурга папиросной французской бумаге с «водными» знаками [1215]1215
Собрание автора.
[Закрыть]– это подтверждает, что письмо писалось дома, а не в помещении редакции «Правды».
Письмо Эренбурга Сталину не раз публиковалось, тем не менее приведем его текст:
Дорогой Иосиф Виссарионович,
я решаюсь Вас побеспокоить только потому, что вопрос, который я сам не могу решить, представляется мне чрезвычайно важным.
Тов. Минц и Маринин ознакомили меня сегодня с проектом «Письма в редакцию газеты „Правда“» и предложили мне его подписать. Я считаю своим долгом изложить мои сомнения и попросить Вашего совета.
Мне кажется, что единственным радикальным решением еврейского вопроса в нашем социалистическом государстве является полная ассимиляция, слияние людей еврейского происхождения с народами, среди которых они живут [1216]1216
Это была давняя и твердая точка зрения Эренбурга на «еврейский вопрос».
[Закрыть]. Это срочно необходимо для борьбы против американской и сионистической пропаганды, которая стремится обособить людей еврейского происхождения. Я боюсь, что коллективное выступление ряда деятелей советской русской культуры, людей, которых объединяет только происхождение, может укрепить в людях колеблющихся и не очень сознательных националистические тенденции. В тексте «Письма» имеется определение «еврейский народ», которое может ободрить националистов и смутить людей, еще не осознавших, что еврейской нации нет.Особенно я озабочен влиянием такого «Письма в редакцию» на расширение и укрепление мирового движения за мир. Когда в различных комиссиях, пресс-конференциях и пр. ставился вопрос, почему в Советском Союзе больше не существует еврейских школ или газет на еврейском языке, я отвечал, что после войны не осталось очагов бывшей «черты оседлости» и что новые поколения советских граждан еврейского происхождения не желают обособляться от народов, среди которых они живут. Опубликование «Письма», подписанного учеными, писателями, композиторами и т. д. еврейского происхождения, может раздуть отвратительную антисоветскую пропаганду, которую ведут сионисты, бундовцы и другие враги нашей Родины.
С точки зрения прогрессивных французов, итальянцев, англичан и пр. нет понятия «еврей», как представитель некой национальности, слово «еврей» там означает религиозную принадлежность, и клеветники смогут использовать «Письмо в редакцию» для своих низких целей.
Я убежден, что необходимо энергично бороться против всяческих попыток воскресить и насадить еврейский национализм, который при данном положении неизбежно приводит к измене Родине. Мне казалось, что для этого следует опубликовать статью или даже ряд статей, в том числе подписанных людьми еврейского происхождения, разъясняющих роль Палестины, американских буржуазных евреев и пр. С другой стороны, я считал, что разъяснение, исходящее от редакции «Правды» и подтверждающее преданность огромного большинства тружеников еврейского происхождения Советской Родине и русской культуре, поможет справиться с обособлением части евреев и с остатками антисемитизма. Мне казалось, что такого рода выступления могут сильно помешать зарубежным клеветникам и дать хорошие доводы нашим друзьям во всем мире.
Вы понимаете, дорогой Иосиф Виссарионович, что я сам не могу решить эти вопросы и поэтому я осмелился написать Вам. Речь идет о важном политическом акте, и я решаюсь просить Вас поручить одному из руководящих товарищей сообщить мне – желательно ли опубликование такого документа и желательна ли под ним моя подпись. Само собой разумеется, что если это может быть полезным для защиты нашей Родины и для движения за мир, я тотчас подпишу «Письмо в редакцию».
С глубоким уважением
И. Эренбург [1217]1217
Эренбург И.На цоколе историй… С. 374–377. Впервые напечатано по-английски (с неверной датой) в кн.: Goldberg A.Ilya Ehrenburg. Writing, Politics and Art of Survival. London, 1984. P. 281–282. Впервые по-русски: Источник. 1997. № 1. С. 142–143; подлинник хранится в Президентском архиве (Ф. 3. Оп. 32. Д. 17. Л. 100–100 об). По сохранившимся в личном архиве Эренбурга черновикам письмо было напечатано в предисловии Б. М. Сарнова к первому бесцензурном изданию мемуаров Эренбурга «Люди, годы, жизнь» (1990) и цитировалось нами в комментариях к этому изданию.
[Закрыть].
Это письмо может быть понято и верно оценено только в конкретных политических реалиях Советского Союза февраля 1953 г., когда отгороженной от всего мира страной правил диктатор-параноик, и подчиненная ему махина карающих и пропагандистских органов держала практически все неарестованное и значительную часть арестованного населения не только в состоянии полного повиновения, но еще и убеждения в том, что товарищ Сталин – великий вождь и учитель, гарант, как теперь бы сказали, лучшей в мире сталинской конституции.
