Текст книги "Писатели и советские вожди"
Автор книги: Борис Фрезинский
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 38 страниц)
В начале 1926 г. первое поколение вождей-напостовцев (Ил. Вардин, Г. Лелевич, С. Родов), занимавшее ультралевые позиции, было отлучено от руководства пролетарской литературой. Синхронизируя борьбу за власть в ВАППе с политическими схватками в верхах партии, группу Лелевича заклеймили как «левую оппозицию в пролетарской литературе». Возглавивший движение «На посту» Л. Авербах придал этому политическому обвинению форму законченной аналогии: «Партия говорила, что у нашей партийной оппозиции основная ошибка идет по линии переоценки кулака. У нашей литературной оппозиции прямая и непосредственная переоценка сил буржуазных писателей» [194]194
Цит. по: Шешуков С.Неистовые ревнители. М., 1984. С. 150.
[Закрыть].
В 1927 г. низложенные вожди-напостовцы были исключены из партии и сосланы. Политически Радек относился к ним как к товарищам, хотя и не разделял их прежнего агрессивного отношения к Воронскому, которого поддерживали Ленин и Троцкий. К Радеку, бывшему в ту пору сподвижником Троцкого, но не имевшему его эстетических амбиций, они не относились враждебно. Впрочем, после 1926 г., когда удар по левым напостовцам сопровождался и ударом по «троцкисту» Воронскому, между отправленным в Саратов Лелевичем и сосланным в 1929 г. в Липецк Воронским установилась вполне дружественная переписка [195]195
См.: Из истории советской литературы 1920–1930 гг. С. 611–615 / Публ. Е. А. Динерштейна.
[Закрыть].
Г. Лелевич написал Радеку в Тобольск сразу же, как узнал его адрес (саратовский штемпель письма 22 марта 1928 г.):
Дорогой тов. Радек! Узнал у моего напостовского друга вашу резиденцию и пишу. Очень бы хотелось учинять с Вами обмен мнений по литературе и прочим вопросам. А то на свете много прелюбопытных вещей и вентилировать их весьма невредно. Если имеете охоту, черкните! У меня интересного ничего: на ролях беспартийного спеца читаю в Университете литературу, изредка (очень редко!) печатаю что-нибудь на очень нейтральные темы, усиленно развиваю в себе эпистолярные способности. Вот и все.
В письмах Лелевича Радеку неизменно возникают литературные вопросы и сюжеты. Самый неистовый из напостовцев Ил. Вардин [197]197
Илларион Вардин – сотрудник «Правды» и «Известий», в 1921 г. уполномоченный референт ВЧК. Погиб в заключении.
[Закрыть], высланный в Бийск и ставший одним из первых капитулянтов среди корреспондентов Радека, интересовался исключительно политическими вопросами. Уже в мае 1928 г. Вардин, находившийся в ссылке вместе с Г. Сафаровым, сподвижником Зиновьева, сообщил Радеку об их намерении вернуться в партию. 1 июня Вардин писал Радеку:
Это заявление Вардин не рассматривал как капитулянтское, и будущее он представлял себе розовым: «На очереди – концентрация непримиримой враждебной капитализму и социал-демократии подлинно большевистской левой. Если группа Сталина не будет мешать этому необходимому процессу, ей многое простится. Кстати Л. Д. <Троцкий> во время вспомнил в своем письме по поводу тезисов Преображенского, что „политика не знает злобы“» [199]199
Там же.Л. 57.
[Закрыть]. Биограф Троцкого И. Дойчер пишет об ответе Радека: «<…> он упрекает Вардина, но очень мягко и сочувственно, отнюдь не намереваясь обращаться с отступником как с „нравственным мертвецом“» [200]200
Дойчер И.Троцкий. Безоружный пророк. 1921–1929. М., 2006. С. 453.
[Закрыть]. Между тем в почте Радека немало писем с резкими откликами на заявление Вардина и его иллюзии насчет «группы Сталина». 2 июля Лелевич послал Вардину откровенное письмо и в начале августа переслал его копию Радеку:
Ты убаюкиваешь себя сказанным, будто бы капитулируешь для того, чтобы вернуться в партию, бороться с правыми. Вздор! Идя на войну, не бросают оружия. Без платформы, без ленинских взглядов, без большевистской установки ты сможешь быть чиновником, ты сможешь писать грязные статьи против «троцкизма» (на самом деле против ленинской оппозиции), но бороться ты не сможешь. Не сомневаюсь, что мы вернемся в партию, но вернемся не как банкроты, не как ренегаты, не как политические трупы, а как большевики-ленинцы, ничего не сдавшие из своих принципов. Мы вернемся, ибо когда рабочее ядро партии потребует возвращения к политике неурезанного большевизма, все формальные рогатки, все запретительные параграфы потеряют какое бы то ни было значение. Мы вернемся, ибо для настоящей борьбы с правыми рабочему ядру партии будут нужны именно соратники, не свернувшие ленинского знамени, не пошедшие в услужение центризму, не лгавшие на всех углах: «я каюсь в том и каюсь в этом» [201]201
РГАСПИ. Ф 326. Оп. 1. Ед. хр. 106. Л. 9–10.
[Закрыть].
7 июля сосланный в Барнаул журналист «Правды» Л. Сосновский, один из постоянных авторов журнала «На посту», встревоженный слухами о колебаниях Радека, писал ему:
Был у меня этот прохвост Вардин после подписания в Новосибирске фальшивки с Сафаровым. Сей муж, оказывается, клянется до гроба защищать платформу, считает, что платформа победила, что сталинцы обанкротились. Но в публичном заявлении пишет противоположное и убеждает меня, что все это – формальный момент. Ну, нечто вроде подписания верноподданической присяги в Государственной думе нашими депутатами. Так вот, и Вардин позволял тоже «информировать» меня о каких-то мне неизвестных письмах Радека. Я его выторил [202]202
Так в документе.
[Закрыть]после того, как целый час популярно объяснял ему, что они с Сафаровым – мелкие жулики, обманывающие всех и вся [203]203
Минувшее. № 7. С. 285.
[Закрыть].
29 августа 1928 г. Лелевич пишет Радеку в Томск:
Дорогой тов. Радек! Три недели назад я послал Вам заказное письмо с вложением копии моего письма Вардину. От Вас по-прежнему ни слуху, ни духу. Дошло ли хоть до Вас это письмо? У меня к Вам две больших просьбы.
1) Не знаете ли вы случайно адреса (и судьбы) В. Л. Кибальчича (Victore Serge)? Я его потерял из виду, а очень хотел бы восстановить с ним связь [204]204
Виктор Серж – литератор, в молодости анархист, эмигрант, после революции 1917 г. вернулся в Россию, работал в Коминтерне; арестован за активную оппозиционную деятельность, в 1928 г. освобожден, в 1933 г. снова арестован как троцкист; в 1936 г. освобожден и отпущен из СССР в результате массовых требований левых западных интеллектуалов (в частности, обращения Ромена Роллана к Сталину при их встрече в Москве в 1935 г.). Подробнее см. в главе о Международных антифашистских писательских конгрессах.
[Закрыть].2) Не можете ли Вы прислать более или менее связное изложение Вашей точки зрения на движущиеся силы китайской революции? [205]205
Вопрос о китайской революции – одна из тем столкновений Троцкого со Сталиным; по мысли Троцкого, Сталин предпочел пожертвовать китайской революцией ради нормализации отношений с Японией, что фактически так и было и позволило Сталину на десять лет избежать осложнений с Японией.
[Закрыть]Очень бы нужно было.Как Ваша книга о Ленине? [206]206
РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 106. Л. 8.
[Закрыть]
Видимо, к этому времени Лелевич получил предыдущее письмо от Радека и 2 сентября написал ему:
Вы правильно подметили «диспропорцию» в праздновании юбилеев Толстого и Чернышевского [207]207
Имеются в виду столетия со дня рождения писателей.
[Закрыть]. Я метал громы и молнии по этому поводу на собрании Саратовского общества воинствующих материалистов еще весной. Согласитесь, что эта пышность в чествовании памяти апостола непротивления и эта неожиданная скромность в чествовании такого родного нам автора «Что делать» – факты неслучайные и социально-детерминированные [208]208
РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 106. Л. 11.
[Закрыть].
В следующем письме Лелевич забрасывает Радека вопросами:
Следите ли за художественной литературой? Читали ли термидорианский рассказ Вс. Иванова в № 1 «Журнала для всех»? [209]209
Речь идет о повести Вс. Иванова «Особняк», сюжет которой относится к поре нэпа (мужик, приехавший с Урала в Питер, покупает особняк расстрелянного великого князя, а потом его из этого дома выселяют). Т. В. Иванова вспоминала: «Когда в 1928 году Всеволод опубликовал рассказ „Особняк“, изобличающий мещанина-стяжателя, в журнале „На литературном посту“ была помещена статья, в которой отождествлялся сам Всеволод с выведенным им персонажем. Статья была снабжена иллюстрацией Кукрыниксов: Всеволод в образе цепного пса сидит у собачьей будки, охраняя „свой“ особняк. Примечательно, что в библиотеке им. Ленина из комплектов журнала именно эту карикатуру тщательно вырезали» (см. сб.: Вспоминая Михаила Зощенко. Л., 1990. С. 175–176).
[Закрыть]И рассказ Эренбурга (из романа о Бабефе) в № 26 «Прожектора»? [210]210
Роман И. Эренбурга о Бабефе «Заговор равных» был напечатан в № 11 и 12 «Красной нови» за 1928 г. в изуродованном виде; материал, связанный с эпохой Французской революции, легко соотносился с тогдашней российской действительностью.
[Закрыть]Художники НЭПа (из попутчиков ли или из парижских кабаков [211]211
Намек на Эренбурга, жившего в Париже.
[Закрыть]) злорадствуют, предвидя торжество устряловых! [212]212
По имени Н. В. Устрялова – деятеля кадетской партии, эмигранта, одного из идеологов сменовеховства, в 1935 г. вернувшегося в СССР.
[Закрыть]Просчитываются, сволочи! А о Шолохове Вы все же неверно судите: роман его не так остер тематически, но все же – талантливая, неплохая вещь [213]213
Речь идет о первой книге «Тихого Дона», напечатанной в 1928 г. в журнале «Октябрь».
[Закрыть]. Читали ли превосходное большевистское стихотворение Н. Дементьева «Арбат» в № 7 «Нового мира»? [214]214
Антинэповское стихотворение, обращенное к подпольщику из Польши («Арбат – это черное горе мое // Каждым шагом в него // Я коплю динамит…»).
[Закрыть]Что скажете о «Зависти» Олеши? [215]215
РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 106. Л. 45.
[Закрыть]
В январе 1929 г. Лелевича выслали в Соликамск (ГПУ сочло, что для относительно либеральных саратовских условий он недостаточно быстро эволюционирует в сторону капитуляции). 11 февраля Лелевич пишет Радеку:
Соликамск оказался, неожиданно для себя, лабораторией марксистско-литературоведческой мысли… Ваше мнение о романе Эренбурга «Гракх Бабеф»? [216]216
О советской публикации романа Эренбург так выразился 21 ноября 1930 г. в письме к Е. Полонской: «Отрывки, точнее лохмотья были напечатаны в „Красной нови“»; полностью в СССР роман был напечатан лишь в 1964 г.
[Закрыть]Читали ли воспоминания Воронского (где он кстати?) в «Новом мире»? [217]217
Имеется в виду первая книга воспоминаний Воронского «За живой и мертвой водой»; в 1929 г. Воронский был выслан в Липецк.
[Закрыть]По-моему замечательно! [218]218
РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 106. Л. 14.
[Закрыть]
16 февраля 1929 г.:
Вы обещали, вернувшись из Новосибирска, написать подробно, но, видно, не собрались… Ходят слухи, что Вы добиваетесь разрешения совещания с Евгением Алексеевичем <Преображенским>, Христианом Георгиевичем <Раковским> и <И. Т.> Смилгой [219]219
Х. Г. Раковский в переговорах Радека с Преображенским и Смилгой об условиях капитуляции не участвовал; он сдался Сталину в числе последних видных троцкистов.
[Закрыть]. Верно ли? И если верно, каковы Ваши планы – в каком положении находится это дело?… Как дела с Вашей книгой о Ленине, о которой Вы мне писали?
Тон этого письма так не похож на обличительное послание Лелевича Вардину; видимо, он готовился к капитуляции…
Долго не получая писем от Радека, 21 мая 1929 г., Лелевич написал его приемному сыну Витольду Глинскому [220]220
В. К. Глинский – сын Р. М. Радек от первого брака, усыновленный Радеком. Активный участник левой оппозиции в Ленинграде; сослан в Сибирь (1928–1929 гг.); в 1929 г. вместе с Радеком находился в Томске. Как и Радек, в 1929 г. выступил против Троцкого. Так, 29 мая 1929 г. Глинский писал из Томска питерскому приятелю: «Яникогда троцкистом не был. Воспитываясь в Ленинградском комсомоле, рано начавший изучение сочинений Ленина, я был против неклассовой постановки вопроса о демократии в 1923 г., против теории о вузовской молодежи как о барометре революции. Нет, с ним мне больше не по дороге. Я возвращаюсь в партию, чтобы помочь ей в борьбе с кулаком, бюрократизмом и нэпманами» (РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 149. Л. 5–6). В 1930-е гг. работал старшим экономистом на металлургическом заводе «Азовсталь» в Мариуполе. В марте 1935 г. КПК при ЦК ВКП(б) объявила ему выговор за недостаточное участие в борьбе с «троцкистско-зиновьевской оппозицией»; затем арестован, погиб в лагере.
[Закрыть], также сосланному в Томск:
Это последнее письмо Лелевича в архиве Радека.
2. Рейснеры
Один сюжет в «писательской» почте Радека касается несомненно значимого события в его личной биографии. Событие это случилось в 1923 г., когда в жизнь Карла Радека вошла Лариса Рейснер. Вскоре (через нее) Радек познакомился и со всей семьей Ларисы, жившей в то время в Москве. Семья Рейснеров (отец, мать, дочь и сын) была спаяна невероятной близостью, дружбой и преданностью друг другу… Неизвестно, существовала ли переписка Радека и Ларисы Рейснер (во всяком случае, в почте Радека, теперь хранящейся в РГАСПИ, ни одного послания Ларисы нет); но два письма, отправленные Радеку в ссылку братом Ларисы – Игорем (впоследствии известным востоковедом, автором ряда книг) – сохранились. В историческом и тем более в биографическом, плане они существенны, но, будучи характерно личными и семейными, требуют предварительного рейснеровского семейно-биографического экскурса.
Михаил Андреевич Рейснер происходил из чиновничьей семьи обрусевших балтийских немцев; он окончил Варшавский университет, где защитил диссертацию на степень кандидата прав (его учителем был оказавший на него заметное влияние проф. А. Л. Блок, отец поэта). Стажировался Михаил Андреевич в Гейдельберге, после чего стал профессором юридического факультета в Томском университете. В 1904 г. по обращению К. Либкнехта он, как специалист по русскому праву, предоставил заключения для суда в связи с обвинением немецких социал-демократов в государственном преступлении против русского царя. В 1905 г. Рейснер организовал в Европе кампанию в связи с событиями 9 января и арестом Горького. В том же году он вступил (в Нарве) в большевистскую партию и участвовал в знаменитой Таммерфорсской конференции РСДРП(б), где познакомился с Лениным.
С 1907 г. М. А. Рейснер был допущен к чтению лекций в Петербургском университете; читал он лекции также на Высших женских курсах Раева и в Психоневрологическом институте (где училась и Лариса Рейснер). Автор двухтомного труда «Государство» (1911–1912), М. А. Рейснер вместе с тем вел широкую научно-социалистическую пропаганду в рабочих аудиториях, за это подвергался гонениям как академических кругов, так и «общественности». Гонения эти завершились широковещательным распространением клеветы: был пущен слух, что Рейснер – провокатор охранки; этот навет, как ни странно, поддержал В. Л. Бурцев. В брошюре «Мой ответ Бурцеву» Рейснер обстоятельно разоблачил ложные обвинения, но опровержения и логика впечатляли русское общество слабее, нежели эффектные сенсации… [222]222
«Подлая клевета Бурцева породила у Рейснеров недоверие к людям вообще. Настороженность была настолько болезненной, что Михаил Андреевич, когда его с кем-нибудь знакомили, прежде всего спрашивал: А вы читали „Мой ответ Бурцеву?“, все еще веря, что простой логикой можно уничтожить клевету» ( Андреев В.Детство. М., 1968. С. 71–72).
[Закрыть]
В 1914 г. Россия ввязалась в войну, и М. А. Рейснер с самого ее начала был активным противником мировой бойни. Антивоенным стал и литературный журнал «Рудин», восемь номеров которого в 1915–1916 гг. выпустили Михаил Андреевич и его дочь Лариса, ставшая душой журнала, где печатались и ее стихи, очерки, критические статьи.
Послереволюционная деятельность М. А. Рейснера выглядит скорее грустной. Он, конечно, принял предложение Ленина стать завотделом Наркомюста, но научная его работа явно стопорилась, поскольку социально-психологические методы в марксизме, которые развивал Рейснер, уже в 1920-е гг. в СССР не поощрялись, и он периодически обвинялся в различных «отступлениях»… [223]223
Из послереволюционных работ М. А. Рейснера наибольший интерес, вероятно, представляет книга «Идеологии Востока. Очерки восточной теократии» (М.; Л., 1927).
[Закрыть]
Еще в 1893 г. М. А. Рейснер женился на Екатерине Александровне Пахомовой [224]224
Это информация из автобиографии Рейснера, написанной в 1927 г. Не связанный внешними обстоятельствами, Вадим Андреев пишет, что Екатерина Александровна была урожденная Хитрово и находилась в родстве с семействами Храповицких и военного министра Сухомлинова ( Андреев В.Детство. С. 69); заметим, что в юности Л. Рейснер выступала под псевдонимом Л. Храповицкий. Отметим также, что К. Радек писал о покойной Ларисе Рейснер: «Остзейская кровь ее отца удачно сочеталась в ней с польской кровью матери, наследие старой немецкой культуры ряда поколений строгих юристов – с пылкостью страстной Польши» (цит. по: А. Луначарский, К. Радек, Л. Троцкий.Силуэты: политические портреты. М., 1991. С. 311).
[Закрыть], с которой, как сказано в его автобиографии, «прожил всю жизнь в исключительном счастьи» [225]225
Деятели СССР и революционного движения России. Энциклопедический словарь «Гранат». М., 1989. С. 623.
[Закрыть](Лариса родилась в 1895-м, а в 1899-м – Игорь). Вспоминая старших Рейснеров, писатель Вадим Андреев, мальчиком живший у них на Черной речке (его отец Леонид Андреев дружил тогда с рейснеровским семейством) писал: «Медленный, приторно любезный, немного рыхлый и чересчур спокойный Михаил Андреевич и рядом острая неукротимая Екатерина Александровна – они прекрасно дополняли друг друга» [226]226
Андреев В.Детство. С. 69.
[Закрыть]. Называя дом Рейснеров четыреединым, младший Андреев особенно восторженно вспоминал Ларису: «Когда она проходила по улицам, казалось, что она несет свою красоту как факел и даже самые грубые предметы при ее приближении приобретают неожиданную нежность и мягкость. Я помню то ощущение гордости, которое охватывало меня, когда мы проходили с нею узкими переулками Петербургской стороны – не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив ее, и каждый третий – статистика, точно мною установленная, – врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе. Однако на улице никто не осмеливался подойти к ней: гордость, сквозившая в каждом ее движении, в каждом повороте головы, защищала ее каменной, нерушимой стеной. Вообще гордость была из основных рейснеровских черт. Даже мой товарищ брат Ларисы, Игорь, веснушчатый, острый, в мать, четырнадцатилетний мальчишка, был преисполнен гордостью: так, как он, никто не умел закинуть голову, одним взглядом уничтожить зарвавшегося одноклассника и выйти с достоинством из трудного положения. <…> Игорь был стремителен, настойчив, всегда увлекающийся и беспокойный, казалось, он не мог ни на чем остановиться надолго… Рассказывал он легко, плавно, без труда находя все нужные слова, легко подчиняя ритму своих беспокойных рук длинные периоды, придаточные предложения, вводные слова, так что самая сложная фраза получалась у него круглой, завершенной, как будто готовой к печати» [227]227
Андреев В.Детство. С. 70–71, 81–82.
[Закрыть].
Лариса Рейснер, еще будучи студенткой, приобрела известность в петербургской литературной среде как идейный вдохновитель, редактор и автор журнала «Рудин»; многие ее публикации в журнале, скажем, статья «Через Ал. Блока к Северянину и Маяковскому», имели несомненный резонанс не только у молодежи. Она была знакома с Блоком (правда, наиболее часто встречалась с ним в Петрограде 1920-го), Гумилевым и другими известными поэтами… С начала Гражданской войны Лариса Рейснер принимает в ней активное участие; она – легендарный комиссар Волжской флотилии, а затем комиссар штаба флота. Став женой командующего Волжско-Каспийской флотилии Ф. Ф. Раскольникова, она в 1921 г. отправляется с ним в Афганистан, куда Раскольникова направили послом. (К слову сказать, брата Ларисы Игоря уже в 1919 г. послали в Кабул секретарем посольства, когда послом был Я. З. Суриц. Сразу после отзыва Сурица Игорь Рейснер еще некоторое время оставался в Кабуле и дождался приезда сестры). В Кабуле Лариса увлеченно занималась дипломатической работой и собирала материал для книги об Афганистане. В 1923 г. она поехала отдохнуть к родителям в Москву, и вот тут-то начинается наш сюжет, сколько-нибудь внятных изложений которого мне не приходилось встречать в печати. Разве что воспоминания ученицы и коллеги И. М. Рейснера востоковеда К. А. Антоновой, в которых есть глава «Мой учитель – Игорь Рейснер», – соответствующее место из нее здесь приведем. Речь идет о том, что после отъезда Ларисы из Кабула в Москву она для Раскольникова, оставшегося в Афганистане… пропала: «Ни одно письмо не пришло от нее мужу, хотя Раскольников непрерывно писал ей, умоляя сказать, что случилось?. Он оказался в нелепейшем положении: при шахском дворе его все время спрашивали, как его жена, когда она вернется, а он ничего не знал и должен был выдумывать. Наконец Раскольников добился отзыва в Москву, приехал и стал искать встречи с Ларисой, но та его избегала: в то время она увлеклась маленьким, некрасивым, но живым и остроумным Карлом Радеком, который собирался в Германию где, казалось, начиналась революция, и мог взять ее с собой. <…> В конце концов, Лариса послала Федору Федоровичу письмо, объясняя, что он больше ничего не может ей дать, между ними все кончено. Это было тяжелым ударом для Раскольникова, имевшего другое представление о супружеской любви. Радек действительно взял в 1923 г. Ларису с собой в Германию, где она написала книгу „Гамбург на баррикадах“» [228]228
Антонова К.Мы, востоковеды… // Восток. 1991. № 3. С. 107.
[Закрыть].
Сам Радек излагает события, связанные с поездкой Ларисы Рейснер в Германию, туманно и без подробностей: «В сентябре <1923 г.> она приходит ко мне с просьбой помочь ей выехать в Германию… Ларису тянуло туда, тянуло сражаться в рядах германского пролетариата и приближать его победу к пониманию русских рабочих. Ее предложение меня очень обрадовало… Но в то же время я чувствовал, что ее поездка в Германию – бегство от неразрешенных сомнений» [229]229
См.: А. Луначарский, К. Радек, Л. Троцкий.Силуэты: политические портреты. С. 316.
[Закрыть].
Конечно, об этой поездке Радека и Рейснер, об участии их в гамбургском восстании ходили вполне характерные легенды. По одной из этих легенд – я слышал ее в 1973 г. от А. В. Эйснера, – Лариса Рейснер ехала с документами польской графини, а Радек – один из вождей Коминтерна – сопровождал ее в качестве секретаря. По другой версии, Рейснер приехала в Берлин с Радеком, имея фальшивый немецкий паспорт, и в отеле ей утром сказали, что немки не могут так улыбаться – у нее улыбка русской женщины… [230]230
См.: Порецки Э.Тайный агент Дзержинского. М., 1996. С. 69–71. В этой книге рассказ о Л. Рейснер и ее семье содержит много неточностей.
[Закрыть]
В начале 1926 г. Лариса Рейснер заболела тифом и 9 февраля скончалась. Из воспоминаний о ее похоронах – писатель В. Шаламов: «За гробом вели под руки Карла Радека. Лицо его было почти зеленое, грязное, и неостанавливающиеся слезы проложили дорожку на щеках с рыжими бакенбардами»; брат Михаила Кольцова карикатурист Борис Ефимов: «По сей день стоит у меня перед глазами Карл Радек, навзрыд рыдающий у ее свежей могилы на Ваганьковском кладбище. Глубокое сочувствие вызывало безутешное горе этого уже пожилого человека, прошедшего, как говорится, огонь и воду и медные трубы, опытнейшего политического деятеля. <…> Лариса, человек, близкий к Раскольникову и Радеку, не избежала бы расстрела в годы сталинских репрессий…» [231]231
Шаламов В.Воспоминания. М., 2001. С. 39; Ефимов Б.Десять десятилетий. О том, что видел, пережил, запомнил. М., 2000. С. 285.
[Закрыть]
Радековский посмертный портрет Ларисы Рейснер исполнен большевистской риторики; он свидетельствует о хорошем знании подробностей ее биографии и, увы, содержит мало мемуарного. Два тома «Портретов и памфлетов» Радека, куда входил этот портрет [232]232
Как и в 41-й том Энциклопедического словаря «Гранат», посвященный деятелям русской революции.
[Закрыть], открывались патетическим посвящением, набранным на целую страницу: «Памяти незабвенного друга Ларисы Михайловны Рейснер, Борца и певца пролетарской революции книгу эту посвящает Карл Радек. Москва, Кремль» [233]233
Посвящение сохранено в дополненных изданиях 1933 и 1934 гг., но в последнем снят адрес «Москва, Кремль». Возможно, стилистически это посвящение заимствовано у Троцкого – его книге «Литература и революция» (М., 1923 и М., 1924) предпослано набранное на всю страницу посвящение: «Христиану Георгиевичу / Раковскому / Борцу, / Человеку, / Другу / посвящаю эту книгу / 14 августа 1923 года».
[Закрыть].
Племянник Ларисы Рейснер Лев, появившийся на свет уже после ее смерти, вспоминал грустные слова, которые часто слышал от своего отца И. М. Рейснера: «Брюшник подхватил я, она заразилась и умерла, а я выжил»; о взаимоотношениях отца и его сестры он пишет: «Лариса (Лэри) была для него больше чем родная сестра, он ее боготворил, как, впрочем, и старшие Рейснеры. И еще они, сестра и брат, были не только друзьями, но и товарищами (у них было товарищество, если быть точным)»… [234]234
Рейснер Л. И.Портрет отца // Слово об учителях. Московские востоковеды 30–60-х годов. М., 1988. С. 235–236.
[Закрыть]
Чтобы подойти к письмам в Тобольск 1928 г. брата Ларисы Рейснер Игоря, кратко скажем о том, как складывалась его судьба. Вернувшись из Кабула, Игорь Рейснер окончил Восточный факультет Военной академии РККА, мечтая соединить карьеру деятеля с карьерой крупного ученого. К Карлу Радеку, которого он знал, понятно, по-домашнему, И. М. Рейснер относился с большой симпатией не только из-за Ларисы (его письма Радеку в ссылку в 1928-м это подтверждают). Но так случилось, что три года – 1926, 1927 и 1928-й – сложились для него трагически, поскольку за это время рейснеровская семья практически перестала существовать. Его сын, Л. И. Рейснер, спустя 60 лет писал о своем отце: «В конце двадцатых годов он потерял самое дорогое и драгоценное: семью Рейснеров, которая была в чем-то подобна маленькому культурному очагу, литературному салону, родственному клану. О своих родных он почти не рассказывал, не любил касаться этой темы – позже я понял, что рана никогда не заживала» [235]235
Рейснер Л. И.Портрет отца. С. 235–236.
[Закрыть].
Первой после Ларисы в 1927 г. умерла ее мать Е. А. Рейснер. О том, что случилось вскоре К. А. Антонова пишет так: «Отец Игоря спустя 3–4 месяца женился на своей кухарке. Игорь, боготворивший мать, никогда не мог ему этого простить, особенно когда отец, желая, видимо, как-то обеспечить эту неграмотную женщину, завещал ей свою библиотеку на которую, по мнению Игоря, он имел все права, т. к. она нужна ему была для работы… Всю жизнь Игорь хранил в своей комнате гипсовый бюст матери и портрет Ларисы кисти Василия Ивановича Шухаева, но ни одного изображения своего отца. Как-то я нашла в одном журнале хороший снимок старого Рейснера и предложила его Игорю, но тот сказал, что не хочет смотреть „на этого человека“. Однако к самой кухарке Игорь претензий не имел и в официальном заявлении „горячо поддержал“ просьбу о назначении ей повышенной вдовьей пенсии» [236]236
Антонова К.Мы, востоковеды… С. 107.
[Закрыть]. События, столь сильно захватившие его, пришлись на пору, когда Игорь Рейснер, женившись и ожидая ребенка, жил отдельно от семьи, в Подмосковье, и не слишком оперативно отслеживал события жизни Карла Радека: он не сразу узнал о его высылке и не провожал его. Потом, конечно, и ему досталось с лихвой – сначала за само знакомство с Радеком, а в конце 30-х еще и за то, что зятем его был невозвращенец и враг народа Раскольников. И. М. Рейснер был исключен из кандидатов в члены ВКП(б) и уволен из Института Востоковедения; спас его Ем. Ярославский, знавший семью Рейснеров и устроивший его в Ивановский пединститут. Только в конце войны он смог вернуться в Москву. Л. И. Рейснер писал об отце: «Печать своей анкетной „неполноценности“ он нес, подобно многим, с 30-х годов; лишился до войны работы и партийного билета (был восстановлен в партии во время войны), а накануне смерти Сталина был вновь на грани увольнения из МГУ как „засоряющий кадры“ Университета…» [237]237
Рейснер Л. И.Портрет отца. С. 238.
[Закрыть]Несколько раз его увольняли с работы; будучи профессором, он смог защитить докторскую диссертацию лишь когда умер Сталин, хотя был одним из виднейших индолгов страны…
А теперь возвращаемся в 1928 год:
И. М. Рейснер (Немчиновка Московской обл.) – К. Б. Радеку (Тобольск):I. <Март 1928 г.>.
Дорогой Карл – мне решительно стыдно, что не удалось повидать Вас перед отъездом – но живя в Немчиновке [238]238
Дачная местность в Одинцовском районе Московской области.
[Закрыть](это почти также далеко от Москвы, как Тобольск) узнаешь о событиях Post factum.Сначала о личных делах. Дочка Ленсбери [239]239
Имеется в виду Джордж Ленсбери – крупный деятель лейбористской партии Англии, бывший в 1932–1935 гг. ее лидером.
[Закрыть], она же Violet [240]240
Виолет (Вайолетт) Ленсбери – дочь Джорджа Ленсбери, жена историка А. Г. Пригожина, с которой И. М. Рейснер познакомился, работая в Московском институте востоковедения (по окончании в 1924 г. Военной академии). Вскоре Вайолет ушла от своего супруга и стала жить с И. М. Рейснером – сначала в проходной комнатке общежития РАНИОН (Российская ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук, а потом на подмосковной даче. У них родилось двое сыновей: Лев и младший Георг (его в семье звали Додик), названный в честь деда Джорджа Ленсбери. В 1940 г. Вайолетт, уехавшая в командировку в Париж, вышла там замуж за брата известного индийского историка и крупного деятеля компартии Великобритании Раджани Палм Датта, навсегда бросив И. М. Рейснера с двумя сыновьями в Москве.
[Закрыть], через несколько месяцев совершит нереспектабельный поступок и подарит старому Джорджу незаконного внука – моего сына или дочку. Violet вернулась, живет в Немчиновке, так же строга в большевистской ортодоксии, шагает стремительным образом через немчиновскую грязь и лишь иногда (не слишком часто) жалуется на отсутствие ванной, метро и других удобств, свойственных капиталистической Англии. Мы члены кооператива, но маслом и яйцами нас снабжает местный представитель ростовщического капитала в виде пожилой подозрительно вежливой армянки. Я читаю лекции, изучаю древнюю историю Индии, занимаюсь физкультурой, худею, готовлю книгу по аграрному вопросу в Индии, редко хожу в театр и точно не знаю, где собственно находится центр тяжести. В институте мы дискутируем в высшей степени злободневные темы как вопрос о происхождении ислама и был ли в Индии феодализм в 4 веке до Р. Х. Отдаленность этих эпох не мешает весьма ожесточенному характеру споров, что очевидно объясняется 1) малым количеством слушателей, 2) тем обстоятельством, что в указанных областях далеко не всё идеологически закреплено, 3) профессиональными качествами «маленького мира ученых». В связи с юбилеем Горького [241]241
28 марта 1928 г. М. Горькому исполнилось 60 лет.
[Закрыть]я с наслаждением перечел прочувствованные строки, посвященные ему Лэри в Гамбурге [242]242
В книге Л. Рейснер «Гамбург на баррикадах» (1925) никаких высказываний о Горьком нет.
[Закрыть]и Вами в «Портретах».М. А. <Рейснер> счастлив, помолодел и пишет историю политических учений от Калибана до Ленина [243]243
Вся фраза иронична и вызвана женитьбой М. А. Рейснера сразу после смерти его жены.
[Закрыть]. Алеша [244]244
Речь идет о младшем, приемном сыне М. А. Рейснера; К. А. Антонова в мемуарах «Мы, востоковеды…», повествуя об И. М. Рейснере в 1930-е гг., упоминает Алексея как «приемного брата Игоря, с которым он был не в ладах и о котором никогда не говорил» (Восток. 1991. № 3. С. 108).
[Закрыть]вырос, относится ко мне с давним презрением, как к вырождающемуся интеллигенту и слывет первым драчуном в округе. Лу-лу неизменно в своей томной прелести и готовится явить миру еще четырех щенят в дополнение 42 уже существующих. Проф. Залкинд [245]245
А. Б. Залкинд – педолог, врач-психоневролог, педагог, автор многочисленных книг по педологии и педагогике, издававшихся до 1934 г., член ВКП(б).
[Закрыть]предполагает специально обследовать ее в целях использования ее опыта для своей статьи «Гигиена мозговой работы».Дорогой Карл – напишите подробно, что Вам нужно в городе по имени Тобольск – сапоги? книги? табак? и т. д.? Можно ли будет навестить Вас в Тобольске во время моих летних каникул? И вообще дымится ли дым Вашей трубки и как относится к Вам прекрасная половина тобольской общественности?
Мы получаем «New Leader» и «Labor Monthly» – может Вам было бы интересно, если бы я переслал их в Тобольск?
Крепко целую И. Рейснер.
P. S. Посылаю Вам немного табаку.
М. Б. Б. Немчиновка, 3. Запрудная д.7 мне [246]246
РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 111. Л. 24–25.
[Закрыть].II. 5 августа <1928 г.>.
Дорогой Карл. Вы наверное знаете из газет, что Михаил Андреевич <Рейснер> скончался в ночь на 3 августа. События развернулись достаточно быстро. Еще две недели назад он прекрасно чувствовал себя в Кисловодске, куда поехал с новой женой. Вдруг начала давать себя чувствовать водянка. В Москве, куда они вернулись, консилиум высказался за операцию, чтобы выпустить воду и поставить диагноз (подозрение на рак). Операция прошла хорошо. Рака тогда не обнаружили. Выпустили 13 литров воды. 2 дня спустя М. А. неожиданно почувствовал себя дурно – ночью после 8-минутного припадка он скончался от паралича сердца. Post mortem [247]247
Посмертное (лат.).
[Закрыть]вскрытие обнаружило плоскостной рак брюшины. На этот раз смерть была великодушна и избавила его от нескольких месяцев бесполезных и унизительных страданий. Я видел только мертвое тело. Щеки впали, но лицо было очень красиво и более чем когда-либо похоже на Лэри <Ларису>. На простом грузовичке, так же как было с мамой [248]248
Е. А. Рейснер скончалась 19 января 1927 г.; за два месяца до своей смерти она писала Л. Сейфуллиной: «Ты не страдай о нас, все случилось 9 февраля (1926 г., когда умерла Л. Рейснер. – Б.Ф.), теперь только тянутся следствия. Каждое из них я встречаю равнодушно. И если ты услышишь, что я оборвалась, будь другом и порадуйся за меня» (Лариса Рейснер в воспоминаниях современников. М., 1969. С. 112).
[Закрыть], я отвез тело в крематорий. Никаких торжеств и подобия толпы не было. Враги не произносили речей «о безвременной утрате»; отсутствовали флаги и делегации чуткой молодежи. Ссылаясь на волю покойного, я категорически высказался против венков, речей и заседаний. Надо сказать, что все «органы» власти и общественности ухватились за это предложение с горячностью, которая показалась бы странной при других условиях. Ни в «Правде», ни в «Известиях» даже не было помещено некролога. Даже в хронике наряду с кражей кальсон на Смоленском рынке или нападении хулиганов на кассира МСПО [249]249
Московский Союз потребительских обществ.
[Закрыть]отсутствовало малейшее упоминание о смерти М. А. Рейснера, профессора, члена Ком. Академии, члена ВКП(б) с 1905 года. Общими усилиями моими и общественности была вписана последняя, едва ли не самая стильная, страничка биографии покойного. Его пепел будет помещен в колумбарий рядом с пеплом Екатерины Александровны и Лэри (я уже имею разрешение на это). В колумбарии много цветов, спокойно и помещение напоминает не то банк, не то протестантскую церковь, не то вокзал, неожиданно превращенный в госпиталь. Вазы хоронятся в особых шкафах под стеклом, как экспонаты музея, где каждый предмет неповторим, но все они по существу одинаковы. Окна широко открыты, в воздухе вдали прозрачный скелет радиостанции и слышны золотистые трели колоколов Донского монастыря.Покойный сохранил до конца ясность мыслей и последовательность действий. Он отказался видеть меня за неделю до смерти и оставил все, включая свою библиотеку и библиотеку Лэри, своей второй жене. В своем завещании он просит правительство Союза назначить ей пенсию и не лишать квартиры. Нина Степановна [250]250
Нина Степановна Рейснер – вторая жена М. А. Рейснера
[Закрыть]разбита горем, но решительно отказалась иметь какое-либо дело с Алешей и с его дальнейшим воспитанием. По всей вероятности мне удастся выкупить у нее библиотеку.Маленький Лев [251]251
Лев Рейснер – сын И. М. Рейснера и Виолетт Лэндсбери, впоследствии историк-востоковед, автор прочувствованных воспоминаний об отце.
[Закрыть]прибавил целый фунт и ничего не знает о смерти деда. Violet и я оба надеемся, что в будущем году нам не придется хоронить еще кого-либо из Рейснеров.Ваш Игорь [252]252
РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 111. Л. 22–23.
[Закрыть].
Ответные письма Карла Радека Игорь Рейснер, понятно, не сохранил.
3. Борис Пильняк
Сведениями о начале личного знакомства Бориса Пильняка с Карлом Радеком мы не располагаем. Известно, что в 1922–1923 гг. установилось близкое знакомство Пильняка с Троцким, а Радек был тогда в упряжке Троцкого своим человеком и появлялся на литературных обсуждениях вместе с Львом Давыдовичем [253]253
На с. 92* мы приводили из следственных показаний И. Э. Бабеля его рассказ о появлении Радека с Троцким у Воронского, когда Багрицкий читал «Думу про Опанаса». Тогдашнюю попытку Радека перевести разговор на политические темы Троцкий остановил, строго на него посмотрев. Понятно, что этот «строгий» взгляд объяснялся корпоративной этикой: обсуждать, да еще в таком стиле, внутрипартийные проблемы при беспартийных создатель Красной армии считал недопустимым.
*В файле – глава «Троцкий – Сталин: как помочь молодым поэтам», раздел «4. Пастернак у Троцкого» – прим. верст.
[Закрыть]. О заинтересованном отношении Л. Д. Троцкого к литературной работе Бориса Пильняка Радек, конечно, знал…
На совещании в ЦК РКП(б) по художественной литературе 9 мая 1924 г., в работе которого Радек принимал участие, имя Пильняка звучало часто – он был одной из главных мишеней для напостовских атак; там же было оглашено написанное Пильняком [254]254
См.: Знамя. 1994. № 9. С. 140.
[Закрыть]и подписанное крупными писателями-попутчиками письмо с протестом против политики напостовцев. Заканчивая свое выступление, Радек высказался против этой политики: «Если сравнить то, что пишет Пильняк теперь, и что он писал в 20-м году, заметен значительный шаг вперед. Развитие идет не по одной линии. Тут громаднейшая работа, которую не может заменить литературный погром. А литературный погром для правильно поставленной задачи – очень плохой план» [255]255
К вопросу о политике РКП(б) в художественной литературе. С. 48.
[Закрыть].
Сын писателя Б. Б. Андроникашвили-Пильняк в работе, посвященной Пильняку и Замятину [256]256
Два изгоя, два мученика: Б. Пильняк и Е. Замятин. Знамя. 1994. № 9.
[Закрыть], говоря об отношении своих героев к большевистским вождям, включая Ленина, пишет: «Только для Троцкого и Луначарского делали они исключение, видя в них людей образованных, и тот и другой были писателями и безусловными сторонниками литературного плюрализма, понимающими, что одного мненияеще недостаточно, нужно умение,а оно есть только у тех, у кого культура». Относилось ли это к Радеку, фигуре не первого эшелона большевистских лидеров, сказать трудно, но после 1924 г. – вполне возможно. Несомненно, однако, что к 1925 г. Пильняк и Радек общались уже достаточно доверительно.
В 1937 г. на Лубянке в допросах арестованного Пильняка (Радек к тому времени уже был осужден) следователи настойчиво интересовались связями писателя с деятелями оппозиции (в безумной атмосфере того времени это само по себе было смертельным криминалом), и вопросы о Радеке Пильняку ставились. Если отвлечься от юридической трактовки показаний, выводов из них и ярлыков, употреблявшихся следователями, факты, содержащиеся в показаниях писателей, были, как правило, правдой, и в этом смысле протоколы допросов и записи показаний писателей содержат важную историко-литературную информацию. Так вот, говоря о «Повести непогашенной луны», напечатанной в № 2 «Нового мира» за 1926 г. (этот номер был уничтожен и заменен другим с грифом «Второе издание», главного редактора журнала В. П. Полонского сняли с работы, а сам писатель был подвергнут жесткой критике и вынужден каяться), Пильняк дал такие показания: «Радек выразил мне свое сочувствие и оказал материальную помощь. Нужно прибавить, что Радек читал в рукописи эту повесть и даже принял участие в ее редактировании… Радек был первым, кто стал со мной говорить прямо и резко против руководства партии. В беседах со мной Радек утверждал, что Сталин отходит от линии Ленина, в то время как он, Радек, Троцкий и другие их сторонники были настоящими ленинцами, и что снятие их с руководящих постов есть искажение линии Ленина, в связи с этим, говорил Радек, неминуема борьба троцкистов со сталинцами» [257]257
Шенталинский В.Рабы свободы. В литературных архивах КГБ. М., 1995. С. 197–198.
[Закрыть]. Такого рода суждения публично высказывались в 1925–1927 гг. и не содержали тогда юридически наказуемого криминала, но в 1937 г. следователю их не нужно было даже акцентировать – они гарантировали смертный приговор.
