Текст книги "Писатели и советские вожди"
Автор книги: Борис Фрезинский
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 38 страниц)
Понятно, что этой формулировкой Александров наступательно защищал «честь мундира» Агитпропа, утверждая правильность решения его управления о запрете продолжения печатать повесть Зощенко. (Замечу, что главная рекомендация этой докладной записки: «Управление пропаганды считает необходимым принять специальное решение ЦК ВКП(б) о литературно-художественных журналах» – была осуществлена лишь в 1946 г. и, так получилось, журналов «Октябрь» и «Знамя» непосредственно не задела).
В тот же день, 2 декабря 1943 г., на основе докладной записки Агитпропа было принято постановление Секретариата ЦК ВКП(б) «О контроле над литературно-художественными журналами», содержавшее в преамбуле критику Агитпропа (понятно, не по причине запрета окончания повести Зощенко):
Отметить, что Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) и его отдел печати плохо контролируют содержание журналов, особенно литературно-художественных. Только в результате слабого контроля могли проникнуть в журналы такие политически вредные и антихудожественные произведения, как «Перед восходом солнца» Зощенко… [1092]1092
Власть и художественная интеллигенция. С. 507.
[Закрыть]
Критикуя Агитпроп, Секретариат ЦК не оставил камня на камне от повести Зощенко: Управлению вменялось в вину именно разрешение печатать начало повести Зощенко (что, к слову, не могло не напугать лично Еголина). Этим же постановлением к журналам «Новый мир», «Знамя» и «Октябрь» приставлялись ответственные от Агитпропа, относительно которых в постановлении было записано: «Установить, что наблюдающие за этими журналами несут перед ЦК ВКП(б) всю полноту ответственности за содержание журналов» [1093]1093
Видимо, именно «стараниями» приставленного к «Октябрю» агитпроповца П. Н. Федосеева объясняется подписание в печать № 10 журнала лишь 27 декабря.
[Закрыть].
На следующий день Секретариат ЦК издал еще одно постановление «О повышении ответственности секретарей литературно-художественных журналов», в котором повесть Зощенко была аттестована как «антихудожественная и пошлая» [1094]1094
Власть и художественная интеллигенция. С. 508.
[Закрыть].
Оперативность этих решений и резкость их тона при повторяемости разоблачительных формулировок позволяют увидеть за всем этим желание Маленкова и Щербакова (да и Александрова) показать цензурное рвение в отсутствие Хозяина вопреки скудости аргументов. То, что Сталин писателя Зощенко не любил, они, скорей всего, знали. Но градации нелюбви у Сталина были широкими: «сволочь» было написано вождем все же на прозе Платонова (резолюция, как ни странно, оказалась не расстрельной) или в 40-е годы убийственные слова, сказанные Маленкову: «С этим человеком нужно обращаться бережно, его очень любили Троцкий и Бухарин» (это о Сельвинском) [1095]1095
Там же.С. 784.
[Закрыть]. Однако индивидуально нелюбимых писателей-одиночек Сталин не смешивал с «враждебными» группами (здесь он был беспощаден); индивидуально не любимого вождем писателя могли жизни и не лишить. Зощенко, наверное, злил Сталина меньше, чем Платонов. Но злил. Существует много версий на этот счет, особенно о зощенковских рассказах ленинского цикла (малоинтересных), где вождь-де узнал себя в одном усатом персонаже, сопровождавшем Ленина, и рассвирепел [1096]1096
Чуковская Л.Записки об Анне Ахматовой. Т. 2. М., 1997. С. 157.
[Закрыть]. Но все это догадки и домыслы, придумать подобное не трудно. Агитпроповцы, возможно, что-то чуяли, но запрещать Зощенко на корню не замахивались. Письмо Зощенко Сталину заставило их на всякий случай «критику» усилить, и он заработал титул «пошляка».
Таким образом, в отличие от случая Федина, случай Зощенко оказался существенно более мрачным для писателя – и его обращение к Сталину лишь ухудшило дело.
4. Артподготовка продолжается
Опираясь на решение Секретариата ЦК, Агитпроп тотчас же развил соответствующую деятельность. Выполняя заказ Агитпропа, погромная газета «Литература и искусство» уже 4 декабря опубликовала статью Л. Дмитриева (знакомого нам по травле Федина) «О новой повести Зощенко», где писатель именовался «мещанским хлюпиком, нудно копающимся в собственном интимном мирке». Это было первое публичное поношение повести «Перед восходом солнца». В тот же день Зощенко пишет жене в Ленинград, пытаясь смягчить впечатление от газетной атаки:
После выхода двух постановлений Секретариата ЦК, содержавших острую критику работы журналов – органов Союза писателей, 6 декабря Агитпроп созвал заседание президиума ССП, на котором обсуждался журнал «Октябрь». Повесть Зощенко стала главной темой обсуждения [1098]1098
Наряду с напечатанными в «Октябре» стихами И. Сельвинского «Кого баюкала Россия», также попавшими в постановление Секретариата ЦК.
[Закрыть]. Несмотря на выступления О. Форш [1099]1099
В отчете о заседании, напечатанном в «Литературе и искусстве» 11 декабря, О. Д. Форш упрекнули в недостаточной критичности по отношению к Зощенко; этот публичный попрек аукнется в 1946 г. старой писательнице, жившей с Зощенко через стенку, состоянием панического страха.
[Закрыть]и С. Маршака в поддержку Зощенко, руководители Агитпропа и генсек ССП Фадеев, поддержанные всегда готовыми «братьями-писателями» (увы, был среди них и Виктор Шкловский [1100]1100
На вопрос сотрудника ленинградского «Большого дома»: «Были ли примеры двурушнической оценки вашего произведения?» – Зощенко ответил: «Были. В частности могу назвать Шкловского – Булгарина нашей литературы. – До „разгрома“ повести он ее хвалил, а потом на заседании президиума союза ругал. Я его обличил во лжи тут же на заседании» (Власть и художественная интеллигенция. С. 514).
[Закрыть]), заклеймили Зощенко. Правда, в этот раз (потом этого допускать не будут) Михаил Михайлович был приглашен на заседание и получил слово. Зощенко еще не знал, насколько безнадежно его положение, и говорил так:
Здесь я чувствую какую-то враждебность, которую я не заслуживаю… неуважение, какого я не испытывал за все 22 года моей работы… Вы признаете мой опыт неудачным… я считаю, что я прав абсолютно… вы же не читали моей книги… Это же непрофессиональный подход [1101]1101
См.: Бабиченко Д.Писатели и цензоры. С. 77. Традиция судить о произведении, не прочитав его, достигла апогея при разгроме не опубликованного в СССР романа Б. Пастернака «Доктор Живаго» в 1958 г.
[Закрыть].
На заседании президиума ССП произошел еще один выразительный эпизод. В составе «бригады» Агитпропа, возглавляемой Александровым, на заседание прибыл и Еголин и, разумеется, в защиту Зощенко он не высказывался. Не высказывался, но… дрожал. Вот что об этом рассказал летом 1944 г. сам Зощенко:
Еголин в отношении моей повести до критических выступлений печати – держался другого взгляда… Еголин одобрял повесть. Но когда ее начали ругать, Еголин струсил. Он боялся, что я «выдам» его, рассказав о его мнении на заседании президиума Союза писателей, где меня ругали. Видя, что я в своей речи его не «выдал», Еголин подошел ко мне после заседания и тихо сказал: «повесть хорошая…» [1102]1102
Власть и художественная интеллигенция. С. 513–514. О поведении Еголина Зощенко рассказал оргсекретарю правления ССП Д. Поликарпову, и тот потребовал, чтобы Зощенко подал ему письменное заявление о поведении Еголина, но Зощенко отказался это сделать, несмотря на крики Поликарпова, которому нужна была эта бумага для Щербакова. В 1944 г. Зощенко собирался даже написать повесть, где намеревался вывести Еголина «во всей неприглядности его поведения» (Власть и художественная интеллигенция. С. 514).
[Закрыть]
На заседании Зощенко, разумеется, «не услышали». Выступавший после него агитпроповец П. Юдин продолжал «литературный» анализ повести:
22 декабря 1943 г. появилось закрытое (о, эта страсть к закрытости!) постановление президиума ССП СССР «О журнале „Октябрь“ за 1943 год», повторявшее уже канонизированные обвинения против «пошлой антихудожественной повести М. Зощенко»: «Повесть Зощенко, претендуя на, якобы, „научные“ изыскания, на деле уводит читателя в область узко-личных, мелких обывательских переживаний, далеких от жизни советского народа, в особенности в дни войны. Считать грубой ошибкой журнала напечатание вредной повести Зощенко» [1104]1104
Литературный фронт. С. 90. Отметим, что среди прочих недостатков «Октября» в 1943 г. был упомянут и «серый недоработанный» рассказ М. Слонимского «Единство». Точно так же, когда в 1946 г. будут искать изъяны в журнале «Ленинград», снова зацепят «Серапиона» М. Слонимского (рассказ «На заставе»).
[Закрыть]. В тот же день Зощенко писал жене:
Вообще получилось глупо – книга была разрешена ЦК. Ученые дали замечательный отзыв. Потом кому-то из начальства не понравилось. И начали бранить. Выдержать все не так-то легко было. Тем более очень был переутомлен работой. И вдобавок грипп. Вообще все утрясется. Но предстоит много поработать, чтоб все наладить – а то, чего доброго, отнимут паек. Ну, надеюсь, до этого не дойдет [1105]1105
Михаил Зощенко. Материалы к творческой биографии. Кн. 1. С. 95–96.
[Закрыть].
31 декабря 1943 г. редакция «Крокодила» сообщила Михаилу Михайловичу, что он выведен из ее состава. За день до этого навестивший Зощенко Валентин Катаев не без злорадства изрек: «Ну, Миша, ты рухнул!» [1106]1106
Вспоминая Михаила Зощенко. С. 327.
[Закрыть].
8 января 1944 г. Зощенко обратился с письмом в ЦК ВКП(б) – к А. С. Щербакову. Признав, что критика повести смутила его своей неожиданностью, он признается:
Тщательно проверив мою работу, я обнаружил, что в книге моей имеются значительные дефекты. Они возникли в силу нового жанра, в каком написана моя книга. Должного соединения между наукой и литературой не произошло… Сложность книги не позволила мне (и другим) тотчас обнаружить ошибки. И теперь я должен признать, что книгу не следовало печатать в том виде, как она есть. Я глубоко удручен неудачей и тем, что свой опыт произвел несвоевременно. Некоторым утешением для меня является то, что эта работа была не основной
(это, конечно, неправда, но Зощенко вынужден защищаться – он хочет напомнить и о других своих литературных трудах военного времени. – Б.Ф.).В годы войны я много работал в других жанрах… [1107]1107
Власть и художественная интеллигенция. С. 509–510.
[Закрыть]
В конце послания писатель напоминает о своем ноябрьском письме Сталину:
В конце ноября я имел неосторожность написать письмо т. Сталину. Если мое письмо было передано, то я вынужден просить, чтобы и это мое признание стало бы известно тов. Сталину. В том, конечно, случае, если Вы найдете это нужным. Мне совестно и неловко, что я имею смелость вторично тревожить тов. Сталина и ЦК.
Ответа на это послание Зощенко также не получил, хотя на письме имеется помета: «т. Щербаков ознакомлен» [1108]1108
Там же.С. 509.
[Закрыть].
11 января 1944 г. секретарь Ленинградского горкома ВКП(б) по пропаганде и недавний агитпроповец А. Маханов доложил Жданову о подготовленном тексте публикации против Зощенко для «Ленинградской правды» (статья «О вредной повести» в освоенном режимом жанре: «письмо группы читателей»), Жданов, познакомившись с материалом, рекомендовал назвать его «Об одной вредной повести» и усилить «нападение на Зощенко, которого нужно расклевать, чтобы от него мокрого места не осталось»; резолюция заканчивалась выводом: «Это должно пойти не в „Ленинградскую правду“, а в „Правду“» [1109]1109
Литературный фронт. С. 107.
[Закрыть]. Письмо «ленинградских рядовых читателей» напечатали в № 2 журнала «Большевик» – главного идеологического органа ЦК [1110]1110
В. Каверин в «Эпилоге» (С. 67) ошибочно утверждает, что выход статьи в «Большевике» сделал публикацию следующей части повести Зощенко невозможной – на самом деле публикация была запрещена до появления статьи в «Большевике».
[Закрыть]. Создавалось впечатление, что стоящие за антизощенковскими статьями люди соревнуются друг с другом – кто лягнет писателя больней. В письме «читателей» выражения не выбирались: «Это грязный плевок в лицо нашему читателю… Галиматья, нужная лишь врагам нашей родины»; его вывод крут: «Мы твердо уверены, что в нашей стране не найдется читателей для 25 тыс. экземпляров (тираж „Октября“. – Б.Ф.) повести Зощенко. Редколлегия „Октября“ допустила преступную небрежность, поместив в наше время на страницах журнала это пошлое и вредное произведение» [1111]1111
Большевик. 1944. № 2. С. 57–58.
[Закрыть].
На девятом расширенном пленуме Правления ССП, состоявшемся в феврале 1944 г., критика повести Зощенко стала куда более яростной, чем на заседании Президиума в декабре 1943-го. «Серапион» Николай Тихонов, поставленный тогда на пост председателя Союза, по долгу службы старался наравне со всеми [1112]1112
Его доклад в виде статьи был напечатан в «Большевике» (№ 3–4за 1944 г.). На «беседе» с сотрудником УНКГБ Ленинграда Зощенко говорил об отношении Тихонова к его повести: «Он хвалил ее. Потом на заседании президиума объяснил мне, что повесть „приказано“ ругать, и ругал, но ругал не очень зло. Потом, когда стенограмма была напечатана в „Большевике“, я удивился, увидев, что Тихонов меня так жестоко критикует. Я стал спрашивать его, чем вызвана эта „перемена фронта“? Тихонов стал „извиняться“, сбивчиво объяснил, что от него „потребовали“ усиления критики, „приказали“ жестоко критиковать, – и он был вынужден критиковать, исполняя приказ, хотя с ним не согласен» (Власть и художественная интеллигенция. С. 514).
[Закрыть].
В Москве жизнь Зощенко становилась все более трудной – его изгнали из гостиницы «Москва», теперь он жил по знакомым. 1 февраля Зощенко писал жене:
Чтобы вернуться домой, в Ленинград, надо было получить разрешение тамошних властей – это было не легко. Главный редактор «Звезды» В. Саянов настоял на том, чтобы в Смольном такой вызов подписали; 2 апреля 1944 г. Зощенко вернулся в Ленинград. 28 июля 1944 г. он писал Л. Чаловой:
Это письмо написано после того, как с Зощенко 20 июля 1944 г. провел беседу сотрудник ленинградского Управления НКГБ СССР. Протокольная запись 31 вопроса и 31 ответа писателя была отправлена все в тот же Агитпроп ЦК и теперь опубликована [1115]1115
Власть и художественная интеллигенция. С. 513–517; впервые: Неизвестная Россия. XX век. Вып. 1. М., 1992. С. 130–136.
[Закрыть]. Отвечая на вопросы уполномоченного сотрудника страшного ведомства, Михаил Михайлович вел себя в высшей степени смело; некоторые его ответы кажутся чрезмерно откровенными, понятно, что в 1944-м они были для него исключительно опасными. Например, на вопрос: кто был заинтересован в выступлении против него, Зощенко ответил: «…тут речь могла идти о соответствующих настроениях „вверху“»; очень резко говорил он о современной советской литературе («Я считаю, что литература советская сейчас представляет жалкое зрелище. В литературе господствует шаблон…») столь же определенно отвечал и на вопрос «о судьбе писателей в революционные годы», – вспоминая покончивших с собой Маяковского, Есенина, Цветаеву, погибших в заключении Клюева и Мандельштама, трагически погибших Хлебникова и Блока, расстрелянных Корнилова и Васильева. Был задан Зощенко и вопрос: «Считаете ли вы, что вами все было сделано для того, чтобы отстоять свою повесть „Перед восходом солнца“?», на который он ответил, сохраняя последнюю надежду: «Я сделал все, но мне „не повезло“. Мы с академиком Сперанским написали письмо товарищу Сталину, но это письмо было направлено в те дни, когда товарищ Сталин уезжал в Тегеран, и попало в руки к заменявшему товарища Сталина Щербакову. А Щербаков, понятно, распорядился иначе, чем распорядился бы товарищ Сталин». Без указаний из Москвы сами «органы» ничего сделать с Зощенко не могли, а никаких конкретных указаний, видимо, не поступило, и его «острые» ответы были оставлены без последствий.
31 октября 1944 г. а нарком Госбезопасности В. Меркулов в специальной «Информации» доносил Жданову о политических настроениях и высказываниях писателей. Сообщение о Зощенко было построено в основном на материалах его допроса сотрудником органов (« Писатель Зощенко М. М.считает, что критика и обсуждение его повести „Перед восходом солнца“ были направлены не против книги, а против него самого» и т. д.). Вывод был достаточно определенным: «По полученным из Ленинграда сведениям, Зощенко, внешне подчеркивая стремление перестроить свое творчество на актуальные темы, продолжает писать и выступать перед слушателями с произведениями, отражающими его пацифистское мировоззрение» [1116]1116
Власть и художественная интеллигенция. С. 522–523. Любопытно, что, публикуя этот документ, составители не указывают его архивные шифры, а ссылаются на журнал «Родина» за 1992 г. Видимо, это следует понимать так, что документ, который в 1992-м был открыт, в 1999-м таковым быть перестал.
[Закрыть].
Тем не менее, в конце 1944 г. опалу с Зощенко сняли – его снова начали печатать в Москве и Ленинграде, театры интересовались его новыми комедиями, возобновилось издание его книг. В апреле 1946 г. Зощенко награждают медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны» (награждали валом всех, но писательские списки просматривали внимательно, и Зощенко не вычеркнули). 6 июля 1946 г. «Ленинградская правда» опубликовала статью о Зощенко Юрия Германа, впоследствии упоминаемую только как «подозрительно хвалебная».
5. Августовский погром
В мае-июне 1946 г. в Ленинграде помимо воли Зощенко произошли два события. Они были связаны с Зощенко и с журналом «Звезда». Роковая роль этих событий в судьбе писателя прояснилась лишь в августе.
В сдвоенном 5–6 номере «Звезды» ее ответственный редактор Виссарион Саянов поместил небольшой детский рассказ Зощенко «Приключения обезьяны» – про то, как во время бомбежки из зоопарка тылового города сбежала обезьяна и что она увидела в городе. Эта журнальная публикация оказалась по-своему беспрецедентной: к тому времени рассказ уже был напечатан четырежды: в московской «Мурзилке» (1945. № 12) и в трех книгах Зощенко, в частности, в библиотеке «Огонька», выпущенной весной 1946 г. (видимо, по этому изданию его и перепечатали в «Звезде»), И все-таки на сознательную провокацию, то есть на исполнение спецзадания сверху, это не похоже. Дело в том, что в этом номере «Звезды» затеяли раздел «Новинки детской литературы»; для него редакция располагала стихами К. Чуковского и молодого питерского детского поэта С. Погореловского, двумя рассказами малоизвестных авторов и сказкой В. Бианки. Вполне естественно, что Саянову захотелось добавить к ним рассказ писателя с «именем» и при этом не иметь дополнительных цензурных задержек. Так возник в журнале уже апробированный рассказ Зощенко. Считать, что в мае 1946 г. (номер подписан в печать 11 мая) Саянов получил на сей счет спецпоручение из Москвы, нет никаких оснований (об этом речь впереди). Работавший тогда в журнале П. Капица вспоминает, что на печатание номера тогда шло три месяца и что № 5–6 вышел в конце июля [1117]1117
Нева. 1988. № 5. С. 136–137.
[Закрыть].
Второе событие, связанное с Зощенко и «Звездой», случилось 26 июня 1946 г.: в тот день ленинградский горком ВКП(б) кооптировал Зощенко М. М. в состав редколлегии журнала [1118]1118
Наряду с Зощенко в редколлегию кооптировали и «Серапиона» Н. Никитина, так что в ней, вместе с прежним членом редколлегии И. Груздевым, стало три «Серапиона».
[Закрыть].
Теперь к августовскому погрому все было готово.
Декабрьское 1943 г. предложение Агитпропа Маленкову и Щербакову о необходимости принять специальное решение ЦК по литературно-художественным журналам, чтобы приструнить писателей, не умерло своей смертью (в отличие от Щербакова, который скончался в 1945 г.). Вопрос не был в том – ударить или не ударить по журналам, вопрос был в том, по каким именножурналам ударять. Как выяснилось, именно на этом вопросе схлестнулись интересы двух конкурирующих «фирм»: Жданова и Маленкова (их борьбу Сталин, пожалуй, даже поощрял). Маленков курировал Москву, Жданов – Ленинград; в этом смысле география стала полем их схватки. Кадровое противостояние их (борьба за звание «любимого ученика т. Сталина») в 1946 г. шло с переменным успехом: мартовский пленум ЦК избрал секретаря ЦК Маленкова членом Политбюро, и он сравнялся со Ждановым, но майский пленум освободил его от поста секретаря ЦК, и Маленкова на время даже «сослали» в Среднюю Азию. В это время Жданов провел немало своих питерских людей в аппарат ЦК. Однако, не без помощи Берии, Маленков смог еще летом вернуться в столицу, где снова стал вести заседания Оргбюро ЦК. Таково было положение обоих «любимых учеников» к августу 1946 г.
18 апреля 1946 г., выступая на совещании работников аппарата ЦК ВКП(б) по вопросам пропаганды, Жданов огласил мнение тов. Сталина о главных литературно-художественных журналах страны. Толстых журналов было тогда всего четыре: три московских – «Новый мир», «Знамя», «Октябрь» и ленинградская «Звезда». Московские журналы сдавали подготовленные номера на проверку в ЦК, «Звезда» – в ленинградский горком. Ответственность за московские журналы нес и ЦК, за «Звезду» – только ленинградский горком. Тов. Сталин лучшим признал «Знамя» (в 1944 г. по нему принималось критическое постановление ЦК и, таким образом, признавалось, что оно существенно улучшило работу журнала), вторым был назван «Октябрь» (который разнесли в 1943 г. за повесть Зощенко, по которому тоже было принято секретное постановление ЦК, и вот он тоже улучшился), меньше вождю понравилась питерская «Звезда» и, наконец, «самым худшим» был назван «Новый мир» [1119]1119
Власть и художественная интеллигенция. С. 549.
[Закрыть]. Эта оценка была безусловным ударом по Г. Ф. Александрову, которого в декабре 1943 г. назначили куратором «Нового мира» от ЦК. Замечу, что Александров был человеком скорее Маленкова, чем Жданова. Апрельский доклад Жданова установил ориентиры в пропагандистской кампании по журнальной части на ближайшее время, ориентиры не всем приятные.
Эти ориентиры резко изменились в самом начале августа 1946 г. Общепринятой ясности в этом вопросе нет (скажем, Д. Бабиченко о начале августа 1946 г. пишет вообще загадочно: «А потом что-то произошло в Москве» [1120]1120
Бабиченко Д.Писатели и цензоры. С. 121.
[Закрыть]).
Мне кажется наиболее правдоподобной простая гипотеза. Тов. Сталин, регулярно читавший в ту пору все толстые журналы, ознакомился с вышедшим в конце июля в Ленинграде сдвоенным номером «Звезды»; увидев рассказ не любимого им Зощенко, прочел его и воспринял как пасквиль, прикрытый невинной рубрикой «Новинки детской литературы». Гнев его, видимо, пролился непосредственно на руководителя Ленинграда тов. Жданова, который немедленно поручил Управлению Агитпропа подготовить докладную записку и проект постановления ЦК – вопрос о выборе журнала для битья решился помимо воли Жданова. Надо полагать, что именно Жданов указал Агитпропу в качестве второй мишени в Ленинграде (одной было, несомненно, мало) имя А. А. Ахматовой, поскольку он лично руководил в октябре 1940 г. запрещением ее сборника «Из шести книг» и владел некой аргументацией на ее счет [1121]1121
См., например: Власть и художественная литература. С. 456–458, 462.
[Закрыть].
Уже 7 августа 1946 г. Александров и Еголин представили на имя Жданова докладную записку управления Агитпропа о неудовлетворительном состоянии журналов «Звезда» и «Ленинград» и неопубликованный до сих пор проект соответствующего постановления ЦК. В докладной записке были перечислены все произведения из ленинградских журналов, к которым можно было хоть за что-нибудь придраться. Применительно к Зощенко записка содержала главное обвинение: «Описание похождений обезьяны автору понадобилось только для того, чтобы издевательски подчеркнуть трудности жизни нашего народа в дни войны… Автор оглупляет наших людей» [1122]1122
Там же.С. 562.
[Закрыть]. Имелся в докладной записке и обычный в таких случаях абзац с критикой ленинградских партийных органов; эта критика сравнительно мягкая: «Ленинградский горком ВКП(б) не уделяет достаточного внимания литературно-художественным журналам, не замечает крупных идейных ошибок в содержании произведений, опубликованных в „Звезде“ и „Ленинграде“, не руководит работой редакций» [1123]1123
Там же. С.565.
[Закрыть]. Если бы от Сталина исходила более жесткая критика ленинградского горкома, то Жданов, думаю, не посмел бы ее сильно смягчить и несомненно проинформировал бы о ней (в установочном порядке) Александрова, что, в свою очередь, нашло бы отражение в докладной записке. По-видимому, установку на резкую критику ленинградских парторганов Агитпроп тогда не получил. Не исключено, что Жданов перед заседанием Оргбюро познакомил Сталина с докладной запиской Агитпропа [1124]1124
В ходе заседания Оргбюро ЦК 9 августа Сталин оскорблял не только Зощенко, но и Ахматову, а также не упомянутого в докладной записке Агитпропа печатавшегося в Питере Г. Ягдфельда.
[Закрыть].
8 августа 1946 г. шесть сотрудников ленинградских журналов (три – от редколлегии «Звезды» и три – от «Ленинграда») были без объяснения причины срочно вызваны в Москву и в тот же день отбыли в столицу на «Красной стреле». В пути они обнаружили, что этим же составом в столицу направляются секретари горкома Попков и Широков. «„Что же такое стряслось?“ – принялись гадать мы, – вспоминал один из шестерки П. Капица. – Обсудили многие материалы, напечатанные в последних номерах журналов, но никому и в голову не пришло вспомнить „Приключения обезьяны“» [1125]1125
Нева. 1988. № 5. С. 137.
[Закрыть]. Об этой, в общем-то, высосанной из пальца причине скандала посланцы питерских журналов узнали утром в Агитпропе ЦК, где их принял Александров, «приглушенным тихим голосом» объяснивший гостям причину их вызова вечером на Оргбюро ЦК. (Рассказ «Приключения обезьяны», – сказал он – переполнил чашу весов). В. Саянов, входивший в шестерку, рассказывал потом сыну Зощенко, как, вопрошая на заседании Оргбюро ЦК: «Что это? По-моему это пасквиль, – Сталин потрясал номером „Звезды“» [1126]1126
Дружба народов. 1988. № 3. С. 172.
[Закрыть].
Неправленая стенограмма заседания Оргбюро, прошедшего в Кремле вечером 9 августа, опубликована [1127]1127
Власть и художественная интеллигенция. С. 566–581. Стенограмма велась не сразу, она не содержит текста десятиминутной речи Г. Александрова, открывшего обсуждение. К тому же, строго говоря, это не стенограмма – заседание вел Жданов, давая слово то одному, то другому писателю (в блокноте А. А. Прокофьева, содержащем записи заседания Оргбюро ЦК, все это обозначено – см.: РО ИРЛИ. Ф. 726. Оп. 1. № 463), но ничего этого в тексте «стенограммы» нет.
[Закрыть]. Участникам, сидевшим в зале за индивидуальными столиками, позволили записывать, что они успевали (канва напечатанных фрагментов записей Капицы в общем соответствуют опубликованной стенограмме; при этом Капица замечает, что «протокола этого заседания, как мне известно, нет» [1128]1128
Нева. 1988. № 5. С. 138–142.
[Закрыть]– то есть стенографисток в зале он не заметил).
Поскольку «стенограмма» велась не сразу, приведу запись начала заседания, сделанную А. А. Прокофьевым [1129]1129
Эти записи сделаны, несомненно, уже после заседания на основе тех, что Прокофьев вел во время его (это следует из характера записи собственного выступления и ответов на вопросы, которые Прокофьев давал по ходу своего слова, – вся запись сделана аккуратным и одинаковым почерком без единой помарки).
[Закрыть]:
«Заседание Оргбюро ЦК от 9.VIII. 1946. Начало 8 ч. 05 вечера. Андрей Ал. Жданов открывает заседание и предоставляет слово для доклада т. Александрову.
Т. Александров докладывает об ошибках, совершенных руководителями журналов „Звезда“ и „Ленинград“. Говорит об идейно порочных произведениях, напечатанных за последнее время в этих журналах. Называет имена Л. Борисова, В. Кнехта, Г. Б. Ягдфельда, Г. Гора, говорит об упадочных, пессимистических стихах Ахматовой, Комиссаровой, Садофьева, о критических статьях С. Спасского, который расхваливал творчество Ахматовой. Отмечает, что была напечатана хорошая пьеса Б. Лавренева. Т. Александров с возмущением говорит о безобразном пасквиле Зощенко – рассказе „Приключение обезьянки“, получается, что обезьяна пример для человека.
Реплика Сталина:– …и каков автор? К какому разряду зверей принадлежит?
Далее т. Александров говорит об ошибках журнала „Ленинград“, говорит о неудачных стихах И. Сельвинского о Севастополе, о клеветнической пародии Хазина „Онегин в Ленинграде“, о безыдейном, слабом рассказе Варшавского и Реста „Случай под Берлином“. В чем причина ошибок?
Сталин: …материала не хватает.
<Александров> …очевидно наши писатели попали под влияние Зощенко и Ахматовой. – Выпускается „Звезда“ небрежно, нет ни месяца, ни адреса, приводит и другие примеры небрежности… Зачитывает проект решения…
т. Жданов предлагает слово Саянову» [1130]1130
РО ИРЛИ. Ф. 726. Оп. 1. № 463. Л. 1–5.
[Закрыть].
С выступления Саянова заседание стенографировалось, однако, например, в записях Прокофьева есть реплики, не вошедшие в «стенограмму». Так, Жданов прервал выступление главного редактора журнала «Ленинград» Б. Лихарева репликой: «У вас часто печатается Зощенко… „Случай на Олимпе“ и т. д.», на что Лихарев ответил: «У меня регламент», а Сталин ему заметил: «Говорите сколько хотите» [1131]1131
РО ИРЛИ. Ф. 726. Оп. 1. № 463. Л. 9–10.
[Закрыть]. Или, например, запись уточняет, что в ответ на пассаж Попкова, что писатели преклоняются перед Зощенко, именно Левоневский заметил ему: «В „Лен. Правде“ органе ГК похвалили Зощенко безудержно» [1132]1132
Там же.Л. 30.
[Закрыть].
Брань Сталина и наскоки Маленкова на том заседании были главным двигателем обсуждения. Ленинградских писателей эта брань и эти наскоки, естественно, перепугали, и Саянов побоялся сообщить Сталину, что злополучный рассказ Зощенко уже неоднократно публиковался. О том, что ленинградский горком кооптировал Зощенко в состав редколлегии «Звезды», на заседании Оргбюро Сталин, возможно, узнал от Попкова [1133]1133
Хотя, в принципе, информацию об этом Ленинградский горком представил в Агитпроп, и, возможно, Александров ее доложил Маленкову перед Оргбюро.
[Закрыть](в № 5–6 этого сообщить еще не успели). Видимо, боясь быть наказанным за такую кооптацию, Попков поспешил сказать, что он на том заседании горкома не присутствовал, но Зощенко всячески рекомендовали сами писатели. «Зачем Зощенко утвердили?» – переспросил Маленков, и тут Попков нашел смелость взять вину на себя: проглядел это решение.
В ходе обсуждения Маленков наскакивал на ленинградцев, а Жданов больше помалкивал, только в конце бросил реплику: «В свое время места мокрого не оставили ленинградцы от Зощенко» – таким способом он защищал ленинградский горком (эту линию он избрал для себя и в дальнейшем: не выбирая выражений громил Зощенко и Ахматову, полагая, что тем самым смягчает удар по своему горкому). Но Маленков на заседании Оргбюро продолжал гнуть свое, подчеркивая непростительные ошибки ленинградской партвласти.
Странным образом в опубликованной «стенограмме» отсутствует выступление Сталина [1134]1134
Выступление Сталина см.: Вопросы литературы. 2003. № 5. С. 289–294; вошло в книгу «Большая цензура…». С. 573–576.
[Закрыть](Капица пишет, что оно продолжалось «не менее десяти минут» и приводит свою запись его [1135]1135
Нева. 1988. № 5. С. 139–140.
[Закрыть]). Приведу выступление Сталина по записи Прокофьева (запись представляет свой интерес, и сравнение ее с официальной стенограммой показывает, что отсебятины в ней нет):
«Журналы не могут быть аполитичными. Некоторые думают, что политика дело правительства, дело ЦК. Написал человек красиво и все. А там есть плохие вещи, вредные места, которые отравляют сознание молодежи. В этом у нас и расхождение с писателями, занимающими руководящие посты в журналах. Мы требуем, чтобы наши писатели воспитывали молодежь идейную, а Зощенко проводник безыдейности. Почему я недолюбливаю людей вроде Зощенко, потому что он пишет что-то похожее на рвотный порошок. Можем ли мы терпеть на посту руководителей людей, которые это пропускают в печать. Советский строй не терпит безыдейности. Зощенко пишет – а другие заняты, мало пишут. Вот он и воспитывает. И все это называется аполитичным отношением со стороны руководителей. Мы видим, что отношение среди писателей и редакторов не политические, а приятельские, проистекающие из аполитичности. И в результате пропускают гниль. Все это идет за счет правильного воспитания молодежи. Спрашивается, что выше? Ваши приятельские отношения или вопросы воспитания? Человек, который не способен сам себя раскритиковать, такой человек не может быть сов<етским> человеком – руководителем – он трус. У него нет мужества. Он боится сказать правду о себе. Он боится критики, а мы приветствуем такую критику. Болезнь запускать нельзя – чем скорей и быстрей будет обнаружена болезнь – тем лучше. Критику надо встречать мужественно. Вечером подводить итоги за каждый день – а не мог ли я сделать лучше? Только при этих условиях можно совершенствоваться. Этого тоже не хватает у наших руководителей литературы. Практически, что вытекает. Есть ответ<ственный> редактор. Есть и безответственный, а кто главный? Кто отвечает за направление журнала? Должен быть редактор и при нем редколлегия. У него и у редколлегии должно быть чувство ответственности перед государством и партией, нужно, чтобы редактором был человек, который имеет моральное право критиковать писателей, а если вы посадите туда олуха царя небесного, то ничего не получится. Нужен авторитетный человек. Пусть он скажет, что плохо и что хорошо, и, чтобы ему поверили. Это поможет писателю улучшить работу. Чтоб это был человек способный критиковать и помогать людям. Не может быть правила – никого не обижать. Если у Ахматовой есть чепуха – то у вас должно быть мужество прямо про это сказать. Зачем поэтессу-старуху приспосабливать к журналу. У нас журнал не частное предприятие. Есть в Англии лорды. Которые содержат журналы, а у нас журнал государственный, журнал народа и он не имеет права приспосабливаться к вкусам людей, которые не хотят признавать наш строй. Разве Ахматова может воспитывать молодежь? Разве этот дурак – балаганный писака Зощенко может воспитывать? Надо не считаясь с авторитетом Зощенко и др. сказать им правду в глаза. Поэтому и редакторов нужно таких подобрать, которые считались бы с интересами государства. Редактор должен вести свое дело мужественно, не оглядываться. Что касается журнала „Звезда“, то здесь было напечатано много хорошего, но плохого еще больше. Я бы хотел, чтобы Саянов там остался. Если он имеет для этого достаточно мужества, если он способен сделать все, чтобы „Звезда“ не превратилась в почтовый ящик, а в журнал руководящий – то я бы высказался за Саянова. Говорят, что у него характер слаб – воли мало… не знаю… О проповедниках безыдейности. Не нам же переделывать свои вкусы, не нам же приспосабливать свои мысли и чувства к Зощенкам и Ахматовым. Пусть уж они перестраиваются сами. А кто не хочет перестраиваться, пускай убирается ко всем чертям…
Вот т. Саянов молчит, а в журнале не обозначено ни адреса, ни в каком даже месяце вышел. (Журнал „Ленинград“.) Вижу материала не хватает. Неслучайно двойные номера. Может быть лучше дать побольше бумаги и объединить писателей вокруг одного журнала. Трагедии тут нет как говорил Вишневский [1136]1136
Выступая на заседании Оргбюро ЦК, В. В. Вишневский сказал: «Я прошу журнал „Ленинград“, бесконечно нам дорогой, оставить, только сделать новый подбор рабочей силы в редколлегии, помочь ему. Это одна из наших первых радостей» (Власть и художественная интеллигенция. С. 574).
[Закрыть]– это называется рационализацией (смех).Пойдут дела хорошо, можно открыть второй и третий и даже пятый журнал. А пока лучше иметь один журнал, да хороший, чем два хромающих. Теперь о тех, кто приезжает с фронтов. Мы не должны их ставить на литературный „пьедестал“ – а если в литературном отношении слаб? Чинов много, а пишут плохо. Пусть вас ордена не смущают. Не на ордена надо смотреть, а на то, каки чтопишут… Когда пишешь, учись уважать людей, а не научишься, не будешь уважаем…. Вы думаете они на фронте многому научились (в лит. отношении)? У нас 12 1/2 миллионов стояло под ружьем, разве можно предположить, что они все ангелы… Пишешь хорошо – почет и уважение, плохо – учись писать лучше» [1137]1137
РО ИРЛИ. Ф. 726. Оп. 1. № 463. Л. 32–42.
[Закрыть].
