Текст книги "По следам М.Р."

Автор книги: Борис Раевский

Соавторы: Александр Софьин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Глава XIV
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ

Три недели, назначенные Брюхановым, проскочили. Генька ждал. Вот-вот Филимоныч вызовет и скажет: «Передай Вите…» На перемене Генька подойдет к другу и, словно между прочим, бросит: «Пусть мать в жилотдел зайдет!» «Зачем?» – спросит Витя. «За ордером!» И Витя с благодарностью пожмет ему руку, а Оля будет стоять рядом и…

Генька терпел день, терпел два и наконец сунулся к Васе Коржикову. Тот перебил на полуслове:

– Знаю! Знаю! Николай Филимонович уже звонил. Сказали, вышла ошибка. Списки изменили. Теперь будут новые – во втором квартале.

– А как же?.. – Генька не верил ушам. – Ведь обещали…

Вася только махнул рукой.

Да, весело!.. Великолепно все получилось! Генька чуть не кипел от ярости и досады.

А в раздевалке подошел Витя. Нахлобучил шапку и, словно между прочим, бросил:

– Три недели-то, ау!.. Так я и знал…

И даже попробовал утешать Геньку:

– Ты думаешь… я ждал? Нет, не ждал… Сколько раз обещали…

Голос у Вити был какой-то пустой и без интонаций. Совсем без интонаций. Выдавил: «Пока!» И поплелся в свою комнатенку.

Генька оставил пальто на скамейке и снова поднялся наверх. Выложил все Филимонычу. Пока рассказывал, подумал: «Похоже, я ныть стал. Вроде Вити». И впервые понял его: «Заноешь тут!»

Филимоныч молча глядел на Геньку: брови-кавычки сдвинуты, смотрит вбок. Видно, руки у мальчишки опустились. А так рвался в бой, так кипятился! Здорово его задело. Заживет, конечно, но рубец останется. Один рубец, другой, а там, глядишь, и перестанет кипятиться. Потом удивимся: откуда у наших детей равнодушие?

Учитель снова оглядел Геньку.

– Ладно, подумаю. Иди.

А чего тут придумаешь? Жаловаться? Так у этого Брюханова небось все на законных основаниях. Объяснить, что детей обманули? Скажут: «Воспитывать – это ваше дело. С приветом! Кто следующий?»

Николай Филимонович так разозлился – даже дома не мог остыть. И когда вечером позвонил генерал – рассказал подробности о Голубой дивизии, – учитель, вопреки обыкновению, отвечал невпопад.

– Вы, капитан, расстроены? Так?

Услышав, в чем дело, генерал насупился.

– Да, скверно… Как вы сказали? Мальцев? Сапер? Из моей дивизии? Нет, честно говоря, не помню такого. Ах, тот, чей портрет искали! Впрочем, не в том суть, – генерал замолчал.

– Я не только из-за квартиры, – сказал Филимоныч. – Поживут Мальцевы еще немного в старой. Я больше из-за ребят. Калечим души. Сами, вот так и калечим…

Прошло с полчаса, и у Филимоныча вновь зазвонил телефон.

– Как же я забыл?! – опять раздался в трубке голос генерала. – Знаете кто у вас предрайсовета? Степан Васильевич Кузнецов! Из гаубичного полка! Комиссар. Да-да, тот самый. Мы с ним в сорок четвертом взаимодействовали – неплохо получалось. Может, и сейчас?..

* * *

Председатель райсовета, Степан Васильевич, встретил генерала в дверях кабинета:

– Хорошо вам, отставникам. Хочешь – пиши мемуары, хочешь – ходи в гости.

Генерал усмехнулся:

– Вы несколько сужаете круг нашей деятельности. Некоторые еще с бюрократами воюют.

– Вас понял, перехожу на прием! – председатель не обиделся. Подвинул генералу тяжелое кресло и стал жаловаться:

– Трех замов заставил дежурить и – все едино! – очередь на месяц вперед. И у всех просьбы… Кого же и просить, как не меня? Сделали властью, ну, и вот… – он вздохнул. – Добро было тому Людовику, не помню под каким номером, сказал: «Государство – это я!» – и данным афоризмом отделался. Отвечать ни перед кем не надо. Ну, перейдем к делу.

Генерал сказал:

– В моей дивизии служил сапер – Мальцев Александр Борисович. Оба глаза потерял. И с сердцем – стенокардия… Ясно?

Председатель кивнул.

– А у вас есть товарищ Брюханов, в РЖО…

Генерал рассказывал, а лицо председателя все больше темнело.

* * *

…Костыль Брюханова простучал по паркету приемной и застыл на мягком председательском ковре. Под мышкой у Брюханова дело № 3711. Прислонив костыль к столу, Брюханов стал листать дело. Дошел до нужной страницы, поднял глаза на председателя. Тот глядел на него, не моргая.

– Ты обещал? – тихо спросил председатель.

– Вы же сами знаете, Степан Васильевич… – начал Брюханов.

– Ты обещал?! – председатель чуть повысил голос.

– Так ведь строителям увеличили процент…

– Ты обещал?!

Брюханов закрыл папку и беспомощно развел руками. Но председатель не отводил от него жесткого взгляда. Словно бы говорил: «Ну. Я жду».

– Тут одного перевели в Москву – не успел ордер получить.

Брюханов словно нехотя цедил слова.

– Я уж хотел эту квартиру Мальцевым выписать, да «наверху» дознались…

– И что же?

– Композитор там на очереди. Для улучшения условий труда. Не может творить при родных детях. С мелодии сбивают. Велено – ему.

Степан Васильевич обогнул стол и подошел вплотную к Брюханову.

– Уже сообщил?.. Композитору?

Брюханов недоуменно взглянул на председателя:

– Нет, не успел.

Бывший комиссар прошагал по ковру из угла в угол.

И тут начальник жилотдела, поняв намерение председателя, запротестовал:

– Сверху же звонили.

– Слышал. Звонят всегда сверху, снизу – пешком ходят. – И, предупреждая возражение, напомнил: – Ты же обещал! А как будешь выкручиваться, придумай сам. Ордер принесешь. Мне. Завтра же. Понял?

Брюханов хмуро кивнул.

– Разрешите идти?

Но на пороге оглянулся:

– Ордер принесу утром. А потом – на объекты. Так что звонить сверху будут не мне, а вам! – и он торжествующе громыхнул дверью.

Глава XV
ПИСЬМА

 
«Мы христовы водолазы!
С неба нам даны приказы:
Слова божеского клад
Из глубин добыть назад».
 

Давно Тишка не слышал этого гнусавого гимна, а из головы не выкинешь. Задумаешься о чем-нибудь, ан, глядишь, и вылезло.

В дверь сунулся дежурный:

– Тишка, сейчас телевизор начнется!

– Ладно, я еще уроки не сдюжил.

Пошуршал для вида страницами учебника, а как только дежурный ушел, уставился в письмо.

Когда смекнул Тишка насчет семнадцатой строчки, Генька его сразу к генералу потащил:

«Вот, – говорит, – обрадуется!»

Генерал, действительно, обрадовался и стал вслух рассуждать.

По его словам получалось, что хоть и неизвестно, кто такой «Дон Кихот», но факт – герой: служил у фашистов, а нам помогал.

Много ли таких людей было в Голубой дивизии? Наверно, не так уж много, но все же…

Тут генерал вспомнил, как он в сорок втором году завидовал соседу слева, против которого стояли испанцы. Ведь взять немца-языка» было ох, нелегко! А соседу благодать: что ни неделя – перебежчик, а то и двое.

Не все, конечно, идейные… Но зато как бывало здорово, когда узнавали, что пришел настоящий товарищ, коммунист, хоть на нем и фашистский мундир.

Пока генерал говорил, Генька ерзал на месте. Перебивать неудобно. А на языке у Геньки давно уже вертелся один вопросик.

Первый канал связи! Тот, о котором сообщил Эрик Сергеевич. Что это такое?

И вот сейчас, улучив удобный момент, Генька спросил у генерала.

– Главный канал? – генерал пожал плечами. – Мало ли было способов связи?! Так искать – как на кофейной гуще гадать…

Он помолчал.

– Да и зачем вам это? Мы уже и так знаем, что сигнал до испанца дошел. А через листовку или другим путем – не так уж важно.

И генерал снова стал рассказывать о перебежчиках из Голубой дивизии. Потом взял со стола блокнот и стал листать.

– Вот кто нам поможет! Запишите: товарищ Давид. Можно полностью – Давид Миронович, но ему больше понравится так. Его и в Испании все звали: «камарадо Давид – традуктор рохо». Красный переводчик.

Товарищ Давид оказался седым здоровяком с густыми рыжими ресницами. Узнав, что ребят прислал генерал, он пришел в неистовый восторг:

– Такой человек! Алмаз! Даже анархисты его боялись. Не кричит, но поставит на своем. Неумолимый! Неутомимый! Неудержимый!

Голос Давида гремел, толстенный кулак рассекал воздух. И только заметив недоуменные взгляды мальчишек, он заговорил потише:

– Вам нужен перевод? С какого? Французский, итальянский? Английский, немецкий? Может быть, шведский? Не перебивайте, я сам догадаюсь! Исландский? Нет, вряд ли…

У Геньки глаза на лоб полезли.

– Нет, у нас совсем другое. Нам генерал сказал… Как вы в сорок втором…

– Все понятно! – перебил товарищ Давид. Сложил пухлые ладони, изображая рупор и загудел: «Солдаты Франко! Честь мужчины и совесть патриота подскажут вам, куда идти!»

И, повернувшись к дверям, протянул руки навстречу воображаемому перебежчику:

– Салуд, камарадо! Здравствуй, товарищ!

Много интересного рассказал ребятам товарищ Давид. Кое-кто из «голубых» солдат, оказывается, остался у нас. Раскидало их по разным городам, но они народ дружный и товарищей не забывают.

– Давайте, спросим их о «Дон Кихоте», – предложил переводчик. – Вот вам адреса. Только излагайте поубедительнее, а то испанцы не любят писать письма. Предпочитают личный разговор. А что? Не так уж они неправы!

* * *

И вот сейчас Тишка получил ответ.

Честно говоря, Тишка поначалу аж пыжился от гордости. Впервые в жизни он получил письмо. У отца в секте этого чурались. Апостол Кузьма говорил:

«Бог, ежели надобно, сам весть подаст, а письма – то листы антихристовы. Недаром они печатью припечатаны – самое что ни на есть сатанинское клеймо».

«Дорогой товарищ Тиша! – начиналось письмо. – Отвечает вам Федерико Пелардес – бывший сержант Голубой дивизии, а ныне мастер Уральского завода».

Федерико готов был сообщить советскому следопыту кое-что по известному Тише вопросу. Но так как по-русски писать ему трудно («вы видите этого сами, читывая мое письмо») он предпочел бы сделать это при личной встрече. Тем более, что в ближайшее время он побывает в командировке в Ленинграде. Вот тогда он будет к услугам камарадо Тиши.

* * *

Оля влетела в класс и удивилась.

Обычно она прибегала первой, и только потом, один за другим, приходили остальные ребята. Перед самым звонком (строго по графику) появлялся Витя и, не спеша, шел к себе на заднюю парту.

А тут! Витя в такую рань стоял у доски и чертил.

На доске – два больших квадрата и три прямоугольника чуть поменьше. Витя рисовал по периметру квадратов и прямоугольников какие-то фигурки, стирал их ладонью и снова наносил уже на новых местах.

Он даже не заметил, как вошла Оля, как стали заполняться ряды парт, и только визгливый смех Яшки Гиммельфарба заставил его обернуться.

Никогда раньше не бывало, чтоб Витя так широко улыбался.

– Квартира! – ткнул он рукой в доску. – Дали квартиру! Две комнаты… кухня и коридор… И ванна – вот! Сколько лет обещали… и вдруг!

Оля с Генькой переглянулись.

Генька деловито осведомился:

– Уже смотрели?

– Нет, мама сегодня собирается.

– Я с вами, – предложил Генька. – Ладно?

От конечной станции метро нужно было идти еще долго. Генька вспомнил, что видел эти места на карте Олега Лукича. Тогда здесь были зеленые пятна с черными кавычками и кружками – заболоченный кустарник. А теперь среди развороченных бугров земли и едва намеченных дорог стояли огромные, пяти– и девятиэтажные корпуса. Окна их глядели прямо в поле. Наверно, из окна можно даже зайца увидеть или лося.

Витина мама растерянно обвела взглядом строй домов – уж больно они все одинаковые. Но Генька быстро сориентировался:

– Сюда!

Один из корпусов был со всех сторон облеплен машинами. В подъезды выгружали столы, шкафы, кровати. В распахнутые окна первого этажа прямо из машин передавали стулья и этажерки. Мальцевы и Генька еле пробились через горы мебели на четвертый этаж.

Новенький ключ со скрежетом повернулся в замке. Мальчики быстро обежали комнаты, сияющие широченными окнами и чисто выбеленными потолками. Газ на кухне еще не был включен, и водопровод не работал.

Вид у пустых комнат был совсем нежилой. Счастливый Витя не замечал этого, но Генька поежился.

«Все вокруг уже въезжают, – мелькнуло у него, – а они…» И сразу сообразил:

«Надо застолбить! Как у Джека Лондона…»

Словно в подтверждение его слов с лестничной площадки донесся обрывок разговора:

– … приехали, а в квартире-то другие живут.

– Ордера, значит, перепутали. Это – бывает…

Генька встревожился:

– Вы когда будете переезжать?

– Не знаю. Мы еще… – Витина мама замялась.

– Тогда пусть Витя здесь постережет, а мы с вами… Я знаю, где у мамы сегодня стоянка…

Через три часа Генька с Витей и Олей (захватили по дороге!) вытаскивали из багажника и с сидений «Волги» привезенные вещи. Так как собирали их второпях – что поменьше и полегче, – то новая квартира Мальцевых оказалась в тот вечер обставленной очень странно: полочки для книг, Витины лыжи, вешалка и ни одного стола и стула. А на голой стене – фото отца из «Боевого знамени»,

Но Генька доказывал: главное – застолбили!

На обратном пути Оля хмурилась:

«Значит, Витя и в школу другую перейдет. И все. Прощай!»

Она покачала головой.

«Вот всегда так. Пока человек на соседней парте – как-то не замечаешь, какой он… Витю мы и «тряпкой», и «нытиком» – и как только не дразнили!

А вот уезжает – и чувствуешь… Все-таки семь лет вместе. И когда Рокотова искали. И с этой пушкой…

Уезжает Витя… Совсем уезжает».

* * *

Поезд еще не подошел, а узкий перрон был уже забит народом. Генька с Николаем Филимоновичем пробивались сквозь толпу, пытаясь угадать, где должен остановиться седьмой вагон. Жаль, что Тишу не отпустили из интерната. Как раз сегодня контрольная!

Наконец, поезд прибыл. Из седьмого вагона вышел невысокий человек в теплой шубе и пушистой шапке со спущенными ушами. Сняв шапку, он помахал ею встречающим. Генька успел заметить иссиня-черные волосы, седину на висках, гладкий смуглый лоб.

– Наверно, он, – шепнул Генька Филимонычу, но тот уже и сам устремился к смуглому человеку.

– Вы Федерико Пелардес?

– Товарищ Тиша? – испанец недоуменно переводил глаза с учителя на ученика.

Филимоныч усмехнулся:

– Товарищ Тиша не смог. Но мы в курсе дела. Свободны ли вы сегодня вечером?

* * *

Как видно, генерал на этот раз снова решил блеснуть своими кулинарными талантами. И показать себя разносторонним поваром. На столе рядом с уже известной Геньке «энчаладой» стояли пироги с капустой, грибы и другие яства, неведомые пиренейской кухне. И испанский гость отдавал должное национальным блюдам обеих стран.

Генерал сидел рядом с Федерико и неустанно потчевал его. Геньке казалось, что они очень похожи: оба смуглые, тонколицые, с разлетающимися черными бровями, и говорят вперемежку – то по-русски, то по-испански.

– И вы были в Теруэле, камарадо Федерико?

– Еще бы, камарадо генерал! А где вы были потом?

– В Мадриде.

– И я в Мадриде! В автокоманде. Санта Мария, кого я только не возил: и генерала Лукача, и Эрнесто Хемингуэя, и вашего земляка Мигеля Кольцова – он был самым неугомонным. Может, я и вас возил, камарадо генерал?

– Вряд ли. Я ведь тогда не был генералом и ходил пешком.

Они так разговорились, что Генька стал бояться, как бы генерал не забыл спросить о самом главном. Но тот ничего не забыл.

– Как же вы очутились здесь, Федерико? У нас, в Советском Союзе?

– О, это – ля хисториа фантастика! Как это по-вашему? Необыкновенная история!

Федерико оказался великолепным рассказчиком. Он вспомнил, как записался «патриотом-добровольцем» в Голубую дивизию, изобразил надутого франта-взводного, до смерти боявшегося, как бы его не прикончили собственные солдаты, и самих солдат: жадных чиновничьих сынков, проворовавшихся писарей, спившихся бродяг. И в этой пестрой массе – несколько десятков коммунистов, укрывшихся в армии от франкистской полиции или завербовавшихся в солдаты по заданию партии.

Они делали вид, что не знают друг друга. Некоторые, действительно, никого не знали и, только уловив струящийся по окопам слух об очередном побеге через фронт, догадывались, кем был на деле ушедший к русским солдат.

И, наверно, такой же слух прошелестел по траншеям, когда сержант Федерико Пелардес в день святого Яго, дождавшись ночи, перевалил через бруствер и пополз на север, ощупывая руками каждый бугорок, чтобы не налететь на мину. Ему повезло – через час он был уже на другой стороне и крикнул схватившим его русским солдатам: «Совет! Революцьон! Товарич!»

Федерико выпил глоток вина, придвинул энчаладу.

«Обожжется!» – испугался Генька.

Но испанец умело справился с опасным лакомством и даже пощелкал языком от наслажденья:

– Манифико! Великолепно!

В разговор вступил Николай Филимонович. Он спросил Федерико, известно ли ему о судьбе товарищей, оказавшихся, как и он, в СССР.

– Еще бы!

Они не забывают друг друга. Двое из его бывшего полка – музыканты в Киеве, Рауль – врач на Урале, Пабло – разводит виноград в Крыму, недавно прислал такую малагу… – и Федерико снова пощелкал языком.

И тут Николай Филимонович задал самый главный вопрос: не знает ли Федерико человека, которого называли «Дон Кихотом»?

Федерико сдвинул брови. Молча обвел взглядом генерала, Филимоныча, Геньку.

Как же ему не знать «Дон Кихота»! Тот ведь тоже был в Мадриде, они вместе отступали на север и расстались под Героной, когда Федерико удалось на последней шлюпке уйти в море. А потом, спустя три года, Федерико встретил его в воинском эшелоне по дороге в Россию и не сразу узнал: тот постарел, исхудал и как раз тогда стал и впрямь похож на Дон Кихота.

Больше им не удалось увидеться: их полки находились на крайних флангах дивизии. И пока Федерико был на фронте, он ничего о «Дон Кихоте» не слышал. Лишь потом, уже в Советском Союзе, он узнал от Эмилио Нуньеца, что тот несколько раз помогал «Дон Кихоту» связываться с русскими.

Эмилио Нуньец был штабным радистом. И иногда – но только в самых крайних случаях! – помогал «Дон Кихоту». Это было очень рискованно – получать радиограммы от русских прямо в штабе. А Эмилио не любил рисковать…

«Первый канал!» – мелькнуло у Геньки. Николай Филимонович, видимо, подумал о том же, потому что сразу перебил Пелардеса:

– Где этот Эмилио?

– Умер. Уже давно.

– А «Дон Кихот»? Жив? – вмешался генерал. Федерико опустил глаза. Потом взглянул в упор на генерала и отчетливо произнес:

– В Советском Союзе он не живет.

– А точнее? Как узнать о нем? Это очень важно, – и Филимоныч торопливо рассказал испанцу о тайне «Большой Берты».

Нет, Федерико не слышал о немецкой пушке. И ничего не может сказать о «Дон Кихоте». По крайней мере, сейчас. Может быть, немного позднее… Но он ничего не обещает. Ему очень неловко перед камарадо генералом, но пока он ничего не может обещать.

– Ну, хоть имя его скажите! – взмолился Генька. Но Федерико хмуро молчал. Потом ответил так же, как некогда покойный маршал:

– Еще не время…

Глава XVI
ЦЕЛИТЕЛЬНЫЙ ШОК

– Трак-трак! Трак-трак! – постукивал станочек.

В новой квартире все мало-помалу приходило в порядок: вода шла уже каждый день, и газ на кухне теперь горел ровным синим пламенем, даже чуть фырчал от усердия. Правда, стены оказались очень тонкими. Когда в соседней квартире девочка чихала, так и подмывало крикнуть: «На здоровье!» Но отец уверял, что так даже интереснее: всегда в курсе жизни всего дома. Это он нарочно. Чтобы сделать маме приятное. Уж больно она радовалась новой квартире.

Отцу с прошлой недели полегчало, в горле у него не булькает, он уже не такой землисто-серый и даже немного повеселел. Конечно, не как до болезни, но все– таки…

Витя вспомнил, как у них собирались гости, отцу давали гигару, он ее долго настраивал, подкручивая металлические шпеньки, а потом пел. И чаще всего свою любимую:

 
 Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза…
 

А сколько отец читал! Каждую неделю Витя бегал в библиотеку за книгами. Огромные такие и тяжеленные – еле дотащишь. Потому что листы картонные. И на каждом листе вместо букв пупырышки наколоты. Называется – «шрифт Брайля», для незрячих. И читают его не глазами, а пальцами.

Но пока еще отцу нельзя читать – врач не велел. Только радио и остается. А сколько можно слушать радио?

– Витя! – отец поднял голову с подушки. – Устал? Ты отдохни. Чем занимался, пока я болел? Помню, твои следопыты приходили…

– Ладно, папа, еще сто штук отщелкаю и расскажу.

Нога механически, раз за разом, нажимала на педаль.

Витя усмехнулся: «член-корреспондент»! Это все Вася Коржиков. Ты, говорит, не думай, что мы тебя отчислили. Просто – дали отпуск. По семейным обстоятельствам. А что другая школа – это ничего. Я для вас с Тишей особое звание выхлопочу: «члены-корреспонденты».

Что ж – это неплохо! «Член-корреспондент отряда красных следопытов В. Мальцев».

А у ребят дела идут! Даже Тишку пристроили – писать письма. Заместитель! Скорей бы уж отец поправился и тогда…

– …Девяносто восемь… Девяносто девять… Сто!

Витя снял ногу с педали.

Отец слушал внимательно, иногда переспрашивал, уточняя подробности, а иногда говорил: «Постой, дай подумать!» И радовался, если его догадка подтверждалась. Потом спросил, как сейчас выглядит генерал.

– Он-то меня не помнит – мало ли было саперов? – а я не забыл. Когда вручали ордена, генерал сказал мне: «При вашем росте проволоку и резать не надо – перешагнул и все!»

Витя сообразил, что рядом с невысоким генералом отец и впрямь мог показаться великаном. Ведь тогда он еще не сутулился…

– И начальника разведки я помню, – продолжал отец. – Мы для его роты делали проходы в минном поле, и он с нашим командиром сцепился. Чуть до драки не дошло. Шумный был мужик, не знаю уж, как сейчас…

«Сейчас – тоже», – подумал Витя.

* * *

Через два дня отец вернулся к этому разговору.

– Я вот лежу и думаю… – начал он. – Насчет шофера этого… Кубарева. Он ведь встречал глубинников?

– Ага!

– А вы у него спрашивали, видел ли он в ту ночь Бортового?

– Что ты?! Он ведь насчет этого – молчок. Не положено, говорит.

– Так! Это – первое, – Александр Борисович нащупал на столе одну из двух лежавших там спичек и переложил ее в пепельницу. – Теперь второе. Ты говорил, что тренер видел после операции офицера, шумевшего в траншее. Вот я и вспомнил – уж больно похоже. Да и по должности Бортовому полагалось бы… Как это выяснить? Может, свести его с тренером…

– Думаешь, Эрик Сергеевич узнает майора?.. Ведь столько лет! – Витя покачал головой. – И потом… Ну, узнает он Бортового… а толку? Ведь тот все равно… ничего не может рассказать. Нет, папа, зря это.

Александр Борисович хмуро убрал вторую спичку.

Идея отца все-таки запала Вите в голову.

В самом деле, как погибла группа Юрьева? Что известно об этом? Рассказ Эрика Сергеевича? Но ему самому многое непонятно. И потом: он находился на той, на немецкой стороне нейтралки. А что было на этой, на нашей стороне?

Почему-то Вите вспомнилась картинка из учебника физики: два полушария, плотно пригнанные друг к другу. Он уже не помнил, почему они так намертво сомкнулись, но твердо знал, что дюжина лошадей не могла их растащить. Две части целого… взгляд с обеих сторон…

В первый же день весенних каникул Витя поехал на Мойку.

Интересно: дома ли Генька? Устроить встречу Эрика Сергеевича с Бортовым – это как раз по его части.

Но Генька неожиданно уперся:

– Зачем волновать человека? Он так переживает!

– А чего волновать?! Пусть Эрик Сергеевич на него только посмотрит… Посмотрит – и все. Если не узнает – Бортовой ни о чем и не догадается.

– А если узнает?

– Тогда… – Витя искал довод поубедительнее. – Вот… я как-то читал… Один немой человек… встретил друга, которого считали мертвым. Совсем случайно встретил… И от неожиданности… увидев на улице «мертвеца»… вдруг заговорил. Это называется… целительный шок… Может, и у нас… так получится…

Сказал – и пожалел: ненадежный пример. Но на Геньку, как ни странно, он подействовал:

– Верно! Вдруг он все вспомнит?! А свести их проще простого. Беру на себя.

Генька сразу смекнул: ему повезло. Ведь Эрик Сергеевич живет совсем близко от Бортового.

С тех пор, как обнаружилось, что у Эрика Сергеевича есть «москвич» – Генька так и прилип к тренеру. Не раз бывал у него в гараже, вместе копались во внутренностях старенькой машины.

А насчет разведмайора – план действий ясен.

Генька устроился в подворотне напротив дома № 6. Внимание: дверь открылась! Вышла женщина с портфелем. Не то. Генька нетерпеливо поглядывал на часы. Наконец, в 8.20 из парадной показалась знакомая грузная фигура. Куда свернет? Направо. Так, а теперь? По проспекту к троллейбусу. Ясно.

На следующее утро Генька повторил наблюдения. Все совпало: и время, и маршрут. Теперь можно действовать.

Вечером, доливая дистиллированную воду в аккумулятор, Генька, словно невзначай, спросил тренера:

– Можно, я завтра за вами зайду?

Тот рассмеялся:

– Скажи прямо: «хочу прокатиться», чего хитришь?!

Утром, пока Эрик Сергеевич прогревал мотор,

Геньке не сиделось в машине. Неужели не успеть? Но мотор, наконец, тявкнул и дружелюбно заурчал. Поехали!

– Огромная просьба! – сказал Генька. – Сверните, пожалуйста, на Шестую.

– Зачем? По Восьмой ведь удобнее.

– Потом все объясню. Ага, спасибо. Теперь сюда. Остановите на минутку. Сейчас из парадной выйдет дядька. Высокий, толстый. Рассмотрите его. Хорошенько. Ну, вот… Вот он…

Мимо тяжело прошагал рослый мужчина. Плечи – развернуты, голова сидит прямо. Лицо решительное, волевое.

– Ну? – нетерпеливо спросил Генька.

– Что – «ну»?

– Узнали?

Эрик Сергеевич пожал плечами:

– Нет. Незнакомое лицо… А что?

Генька, вздохнув, объяснил.

Эрик Сергеевич молча включил стартер. Вывел машину от панели в общий поток. И лишь мимоходом кинул:

– А зачем темнил-то?!

* * *

Генька приехал неожиданно. С порога объявил Вите:

– Срочное дело! Едем!

По пути рассказал, что опыт не удался.

«Хорошо, что я отцу наперед не проговорился, – подумал Витя. – В первый раз посоветовал, и то…»

Генька всю дорогу подгонял Витю. Оказывается, генерал получил письмо от Федерико.

Маленький конверт, крупный детский почерк.

«Папа просит прощения, что он не сам пишет, но он считает, что у меня это лучше получится, – так начиналось письмо. – Он говорит, раз меня в школе шесть лет учат русскому языку, то иначе и быть не может».

Письмо было подписано «Владимир Пелардес», содержало приветы всем ленинградским знакомым и только одной фразой касалось самого важного:

«Папа с товарищами решили помочь в поисках вы знаете кого. Но папа говорит, для этого нужно время, а также благоприятные обстоятельства».

Что бы это значило? Генька попытался строить догадки, но генерал решительно оборвал его:

– Будем ждать! Раз товарищ Пелардес сказал: нужно время – будем ждать! А пока – на письмо полагается ответить. Думаю, что у вас с Владимиром найдутся общие интересы, не так ли?

Генька, не любивший писанины, промолчал. Но тут неожиданно влез Витя. Чудак! То слова не скажет, то выскакивает, когда не просят.

– Конечно, напишем! – Витя говорил с таким энтузиазмом, будто всю жизнь только и мечтал скрипеть пером. – И давайте мы им еще… карточку пошлем… ту, на которой вы с Николаем Филимоновичем. – Витя указал на стену, где висел снимок. – Сделаем копию… и пошлем… Федерико будет очень приятно… он же как раз неподалеку… фронт переходил.

Генерал удивился.

– Ты думаешь? А впрочем…

И он снял со стены старую фотографию.

– Чего это тебе взбрело? – спросил Генька, провожая Витю к автобусу.

– Не понимаешь? Эх, детектив! Ну-ка, пошевели извилинами. Ведь это же снимок… сорок второго года!

– Ну и что?

– А то! Если Эрик Сергеевич… теперешнего разведмайора не узнал… так может… тогдашнего лейтенанта узнает?

Генька даже остановился.

– Гений! Завтра же съезжу.

И забрал у Вити завернутый в газету снимок.

Эрику Сергеевичу не пришлось долго думать. Его натренированная память сработала сразу. Человека, стоявшего на снимке за спиной генерала, он видел на рассвете двадцать четвертого августа сорок второго года в траншее под Лигово. Точно.