Текст книги "По следам М.Р."

Автор книги: Борис Раевский

Соавторы: Александр Софьин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Глава XIX
ТРИСТА ДВАДЦАТЬ СТРОК

Витя снова оглядел ботинки: кажется, оттер. Пустырь вокруг дома до сих пор не заасфальтировали, а дождь так и хлещет всю неделю.

Новоселы в эти дни недобрым словом поминали строителей. Дома-то построили. И неплохие. А вот вокруг!.. Хоть бы дорожки проложили. Идешь – плывешь. По щиколотку в грязи.

Ладно хоть, пока Витя ехал в метро, грязь пообсохла. И возле редакционного подъезда валялась щепочка – очень кстати! А то…

Как-то секретарь «Зари» Юрий Борисович заметил у Вити траурные каемки под ногтями. Не говоря ни слова, взял его за плечи и повернул к стене. Там плакат:

«Журналист = холодная голова + горячее сердце + чистые руки».

– Кто это сказал? А? – Юрий Борисович пронзительно глянул на Витю. – Дзержинский! Про чекистов! Но – и про журналистов тоже!

Витя накрепко запомнил плакат.

Правда, насчет ног там – ничего, но все же…

– Привет! Садись! Жди! – Юрий Борисович скосил глаза из-под очков и опять уставился в гранки. Вписал строчку, зачеркнул, добавил полстроки, снова зачеркнул, помахал пером в воздухе, замер, нацелился и с лету воткнул в текст одно-единственное слово.

Красным карандашом пометил в углу листа: «В набор!», разогнул спину, поправил очки.

– Что нового? Пытаем следы? Как пушка? Раскрыл ЧП?

Витю уже не пугали пулеметные очереди Юрия Борисовича. Он приспособился отвечать только на последний вопрос, пропуская остальные.

– ЧП мы раскрыли… Редактор… оказывается, не виноват… – и Витя стал рассказывать. Сперва – что помнил, а потом, по привычке, полез за блокнотом.

– Постой, старик! Ни с места! Я сейчас! – Юрий Борисович хлопнул дверью и через минуту приволок еще двух сотрудников. Те отбивались, но секретарь впихнул их в кресла.

– Потом спасибо скажете! – и повернулся к Вите: – Крути дальше!

Витя стал вспоминать все новые подробности. Журналисты подкидывали ему вопрос за вопросом, не давая уходить в сторону, и он не успел опомниться, как выложил все: о глубинниках, о пушке, о «Дон Кихоте».

– Мощный сюжет! Класс! Сила! – возвестил Юрий Борисович. – И еще – фитиль для военкоров! Такое – прошляпили! А мы – умы! Только… – он критически оглядел Витю. – Осилишь?

Витя вспыхнул:

– Я? Сам?

– А то кто же? Раз уж метишь в секретари! – Юрий Борисович подмигнул приятелям.

Витя еще больше покраснел:

– Зря вы… Я же объяснял…

– Ладно! Успокоил! Ну – берись! Чем можем – поможем! Верно, старики?

Журналисты дружно кивнули и скрылись за дверью.

– Садись! Ближе! – Юрий Борисович расчистил место на краю стола и положил перед Витей чистый лист. – Пиши! План – раз! Снимки – два! Стоп!

Юрий Борисович трагически вскинул руки.

– Ты говорил: учитель книгу написал! Что же получится? Умыкнем тему?

Секретарь редакции покачал головой.

– Катастрофа! Гибель «Титаника»! – он осуждающе взглянул на Витю, будто тот в чем-то виноват.

Но тут же взбодрился:

– А может быть, уступит? А? Где его телефон?

…К Филимонычу секретарь дозвонился только вечером.

– Конечно, пусть пишет, – сказал учитель. – Только одно условие! Памятуя о вашем прежнем сотрудничестве… Надо, чтобы Витиной была не только подпись. Понимаете?

– Все понятно! – ответил Юрий Борисович. – Лицо ребенка! Беречь индивидуальность! Песталоцци! Коменский! Макаренко! А у нас? Тираж! Читатель! Редактор! И еще – черт побери – стиль!

Дальше повышать голос было уже некуда. Секретарь остановился, перевел дух и виновато добавил:

– Поверите? Недавно Толстого править стал! Льва Николаевича. Сам себя поймал – читаю и мысленно правлю!

* * *

Вите не пришлось ломать голову над планом. Все давали ему советы.

Оля убеждала включить целиком записи Эрика Сергеевича:

– Во-первых, он – участник, во-вторых, точнее всего, в-третьих, лучше не напишешь, в-четвертых…

Витя послушал, спросил, будет ли «в-девятых» и «в-десятых», и объяснил:

– Места мало. Не войдет.

Тиша долго ходил вокруг да около, а потом, словно невзначай, спросил:

– А о листовке будет? Не забыл: семнадцатая строчка?

Генька спохватился: «Я же Порфирию Ивановичу обещал…» и строго-настрого велел:

– Ты напиши, как полагается… Не знаешь? Погоди!

Сбегал в библиотеку, притащил огромный том и, заглянув в предисловие, уверенно продиктовал:

– «Документы были получены благодаря любезному содействию Архивного управления, которому автор выражает свою глубокую признательность». Тебе – раз плюнуть, а Порфирий Иванович нам авось еще пригодится.

Вася Коржиков велел Геньке притащить Витю к нему. Усадил его в пионерской комнате, закрыл дверь на ключ.

– Будешь писать, скажи, что поиски велись по заданию – кого? – отряда КС. Понял? И вообще, имей в виду, Мальцев, ты теперь не в нашей школе, но мы тебя не списали. Член-корреспондент. Заруби это – где? – на носу!

И хотя сказано было строго, и даже угрожающе, – Витя обрадовался.

– И еще, – продолжал Вася Коржиков. – Ты наш летописец. Пимен и Нестор. Летом отряд пойдет в поход – куда? – по местам боев. И вот хорошо бы – в газете… Понял? Ты уже с «Зарей» прочно связан, тебе и карты в руки. То есть – перо в руки. Договорились?

Витя кивнул. Он старался не выдать радости. А вообще – приятно. Уже настоящим газетчиком считают!

Лишь Николай Филимонович ничего не советовал, не наказывал и только просил показать статью, прежде чем нести в «Зарю».

* * *

Юрий Борисович сказал, что статья пойдет в пятницу. Витя с утра дежурил в вестибюле метро – у них в квартале газетного киоска до сих пор не было. Румяная киоскерша выложила старые журналы, конверты, открытки и занялась вязанием.

Наконец, в стеклянных дверях показался экспедитор с огромной пачкой газет. Треснула веревка, и на стойку легли свеженькие номера «Правды», «Известий», «Зари».

Киоскерша удивленно вскинула брови:

– Десять штук «Зари»? Наверно, для всего общежития?

Тут же у киоска Витя развернул газету.

Вот он – подвал на третьей полосе! Какое весомое, звучное слово – «подвал»! Витя раньше и не догадывался. Заголовок набран жирными искривленными буквами – вроде как на немецких листовках. Посмотришь, и сразу понятно – про фашистов.

Восемь колонок по пятьдесят строк. На два снимка ушло строк по сорок. Четыреста минус восемьдесят – триста двадцать. Его, Витины, триста двадцать строк!

А все ли тут его? Витя ревниво проглядел колонку за колонкой. Ага, насчет листовок втрое короче, чем было, и фраза, совсем другая. О Филимоныче сказано побольше – это хорошо!

«А стихи? Где стихи?» Витя огорчился. Он специально для статьи сочинил стихи. И Оле понравились, и даже Геньке.

Витя шепотом снова прочел их:

 
В старинном испанском
романе
Впервые узнал я о нем —
О рыцаре этом отважном
С тяжелым мечом и копьем.
Пройдя по следам «Дон
Кихота»
Я нынче особенно рад:
Ведь этот мой старый
знакомый
Помог отстоять Ленинград.
 

И вот нет… Выкинули, обидно…

А где же о Бортовом?

Витя помнил свой текст наизусть:

«Разведчики погибли, потому что пьяница Бортовой сорвал операцию. Он не хотел, чтобы это раскрылось, и совал нам палки в колеса, но мы все равно узнали правду. К сожалению, есть в законах «срок давности». И сейчас нельзя уже посадить Бортового в тюрьму или отнять у него ордена. Но – я уверен – никто из его товарищей теперь не подаст ему руки».

Ага, вот этот абзац. Чуть-чуть, правда, приглажено. Ну, ничего.

А подпись?! Витя подписался – «член-корреспондент отряда красных следопытов В. Мальцев». Длинновато, но зато – солидно. Однако «члена-корреспондента» почему-то вымарали.

В общем, исправлено шестьдесят, нет – восемьдесят строк. Восемьдесят из трехсот двадцати. Много это или мало? Но уж поменьше, чем в прошлом году…

И еще хотелось узнать… Генерал… Что скажет он о статье? Витя ясно представил, как генерал расстелет на столе газету, закурит сигару и прочтет статью. Потом поднимет голову, оглядит старые фотографии на стенах и задумается. Вот бы его спросить! Только неудобно – и так его задергали. Жаль! Интересно, как это бывает, когда читаешь о самом себе…

* * *

В доме на Шестой Красноармейской со стуком захлопнулось окно.

Бортовой вздрогнул:

– Что это?

Жена пожала плечами:

– Не слышишь? Ветер.

Кончила убирать со стола и включила радио.

– Что там?

– Обзор газет.

Из репродуктора послышался отчетливый голос:

«…раскрыли тайну гибели «Большой Берты». Это было совсем не легко…»

– Что? Что?! – Бортовой вскочил, бросился к приемнику.

Побледнев, он стоял и слушал статью. Обеими руками держался за стол: ему казалось, иначе упадет.

– Вот… – прошептал он, когда приемник щелкнул и умолк. – Все… Конец… Хоть пулю в лоб…

– Да что ты?! – всплеснула руками жена. – Свихнулся?

Но Бортовой словно не слышал.

– Все… – шептал он. – Все… Финиш…

* * *

Читал статью и Николай Филимонович. Впрочем, он и раньше читал ее, еще в рукописи.

«А неплохо, – подумал он. – Совсем неплохо написано. Растут ребята».

Мысли его перескочили к своей книге. Она была уже закончена. «Надо только насчет Бортового похлеще, – подумал учитель. – И дать Вите главу о саперах. Пусть прочтет отцу. И передаст, что там портрет его будет, тот самый…»

Читал статью и Ян Янович. Глядел на снимок в газете – группа разведчиков после особого задания. Его снимок! Ох, как давно сделал его Ян Янович! В сорок втором.

Он глядел на снимок, а видел блокадный Ленинград, сиротливые трамваи, погребенные под снегом, обугленные развалины домов… И худых, как скелеты, людей… И жену свою, тихо умершую от голода в те самые дни…

Читал статью и отставной артиллерист Олег Лукич. Читал с удовольствием. И всем сотрудникам в музее показывал. Потом прочитал вторично, кое-где на полях сделал пометки. Вырезал статью из газеты и вложил в папку с надписью «Большая Берта».

Читал статью и генерал. И вовсе не дома, за столом, с сигарой, как представлял себе Витя.

Газета попалась генералу на глаза в ТУ-104 на высоте девяти тысяч метров. Генерал летел во Францию, на Всемирный конгресс ветеранов войны.

Прочитав статью, он задумался. И мысли его вернулись к Испании. Тридцать шестой год. Интернациональная бригада.

«А может, во Франции я встречу кого-либо из испанских друзей? Тех, кто потом дрался в маки».

Он прикрыл глаза.

«А может, и «Дон Кихота» встречу…»

Он тихонько покачал головой:

«Вряд ли… А хорошо бы…»

* * *

Вечером ребята собрались у Геньки. Но погода была такая славная – вскоре вся четверка оказалась на улице.

Вышли на Неву. Как всегда, в теплый весенний вечер, набережные были полны гуляющих.

Ребята бродили долго. Прошли к Медному всаднику. Потом через мост Лейтенанта Шмидта – к загадочным каменным сфинксам. Потом к Университету. И, описав круг, снова вышли к Зимнему.

Говорили все больше о Витиной статье, о «Дон Кихоте».

– А как странно получается, – сказал Генька. – Когда-то наш генерал помогал испанцам. А потом – «Дон Кихот» нам…

– Это называется – международная солидарность трудящихся! – гладко, как по книжке, выпалила Оля.

– Без тебя не знали! – хмыкнул Витя. – Жаль только… в статье я… об этом забыл…

– Ну, ничего! В следующей добавишь! – успокоила Оля.

Все засмеялись.

Долго еще бродили ребята по Неве.

Уже давно зажглись фонари. Новые, изогнутые фонари, с непривычки они казались странными и даже смешными.

Все вместе проводили Витю на автобус. Ему было долго добираться до дому.

– А вспомните, мальчики, – усмехнулась Оля. – Когда Витя последний раз ныл?

– Чего-чего? – не понял Тишка.

Потом сообразил, засмеялся. Все стали припоминать: в самом деле: когда Витя ныл? Пришли к выводу, что в этом месяце и в прошлом – ни разу.

– Точно! – сказал Генька. – Отучился скулить! Факт!

Вскоре и Тишка ушел. А то в интернате попадет за позднее возвращение.

А Генька с Олей еще долго бродили по Неве.

И говорили, говорили. О чем? Обо всем…

Глаза у Оли нынче были серые, чуть зеленоватые. В другое время Генька не удержался бы, сказал – кошачьи. Но сейчас – промолчал.

Вышли к Исаакию. Скрытые за колоннами прожектора мягко подсвечивали огромные, позеленевшие от старости, бронзовые фигуры возле купола. И от этого необычного освещения казались они какими-то таинственными, словно летящими во тьме.

Генька и Оля долго молча разглядывали их. А потом опять шагали и шагали. По необыкновенному городу, их родному, самому красивому. По городу, в котором так мечтал побывать «Дон Кихот»! А может – еще и побывает?!