Текст книги "По следам М.Р."

Автор книги: Борис Раевский

Соавторы: Александр Софьин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Глава XII
ТАИНСТВЕННАЯ БАНДЕРОЛЬ

Николай Филимонович поставил щетку в угол, еще раз обвел взглядом комнату и невесело усмехнулся: «У бобыля изба пуста, да чиста».

Сел и задумался:

«Что за срочность у генерала? Стряслось что-нибудь?»

Генерал прибыл минута в минуту.

У Николая Филимоновича он был впервые. Оглядел огромный стол, одобрительно крякнул;

– Ого! Капитальное строение!

Положил на стол папку. Модную кожаную. По бокам – застежки «молнии», спереди – золоченые замочки, а сверху – широкий клапан с блестящей кнопкой.

Николай Филимонович вспомнил, как сверкала когда-то на генерале щегольская офицерская амуниция – скрипучие ремни, вишнево-коричневая полевая сумка, планшет. И от новенькой папки шел точно такой же аппетитный запах дорогой, добротно выделанной кожи.

– Есть новости, – сказал генерал.

Тон был такой – учитель насторожился.

Генерал вынул из папки книгу. Строгая серая обложка, крупный шрифт заглавия: «Контрбатарейная борьба». И помельче: «Из опыта Западного фронта».

– Вам знакомо это издание?

Учитель вытащил из длинного узкого ящика продолговатую карточку.

– Видел заметку в «Книжной летописи». – И, указав на зеленую полоску в углу карточки, объяснил: – Намечено для просмотра. Но… еще не успел. Книжка ведь вышла всего месяц назад. А что, интересно?

Вместо ответа генерал раскрыл книгу. Снимок – «Большая Берта», почти такая же, как на вырезке из старого «Огонька».

– Откуда? – Николай Филимонович потянулся к книге, но генерал прикрыл ее маленькой твердой рукой.

– Погодите. Сперва послушайте.

Оказывается, накануне генералу принесли бандероль. Из Борисоглебска. Ни родных, ни знакомых у генерала там не было, но почта уже приучила его к неожиданностям. Каждое лето, например, доставляют круглый пакет с надписью: «Не кантовать!» Это один отставной майор в пасечники определился и теперь рассылает мед однополчанам.

А тут – книга. Фамилия автора – знакомая. Не очень, но знакомая. Коротюк. Павел Федорович Коротюк. В предисловии сказано – бывший командир артбригады. Генерал вспомнил: они под Веной или, кажется, под Будапештом в один корпус попали. Видно, Коротюк не забыл фронтового соседа и прислал свой труд. Вот оно – авторское тщеславие!

На титуле – несколько теплых слов, как положено. «Уважаемому… на память…» и подпись – Коротюк.

– Заглянул я в оглавление, – продолжал генерал, – и сразу… Вот, полюбуйтесь! – он передал книгу вконец истомившемуся учителю.

– «Борьба с «Большой Бертой», – прочел вслух название главы Николай Филимонович. Быстро раскрыл нужную страницу. Глаза его забегали по строчкам. – «В августе «Большая Берта» неожиданно появилась на Западном фронте…», «Маскировка…», «Огонь на подавление»… «Воздушная разведка…». Ага, вот: «Седьмого сентября «Большая Берта» была накрыта огнем тяжелых батарей. Немецкая мортира больше не проявляла активности… выведена из строя».

– Теперь все ясно?! – подвел итог генерал. – Пушку просто перебазировали – от нас к ним. Вот какая простая разгадка всей вашей таинственной истории!

* * *

Прошло два дня, а Николай Филимонович все думал об этой книге. Шел в школу – думал, сидел дома – думал, ложился в постель – думал.

Итак – вроде бы все просто: «Большая Берта» появилась на Западном фронте как раз в те дни, когда она исчезла из-под Ленинграда. Значит, пушка была переброшена туда. Все. Точка.

Казалось бы, учитель должен быть доволен – загадка разгадана. Тайны «Большой Берты» больше нет.

И все же… Что-то смутно тревожило его.

Если все так просто – почему покойный маршал на маневрах, когда его спросили о «Большой Берте», сказал: «Еще не время об этом». К чему такая конспиративность, если все так просто?

И еще… В июле пушку перебазировали под Ленинград. А спустя всего две-три недели – передвинули на Западный фронт. Зачем? К чему такая поспешность?..

Учитель достал из стола конверт с надписью: «Почему увезли «Большую Берту»?» В конверте – прямоугольные карточки. Сразу после посещения генерала он заполнил их, тщательно отбирая вопросы и придирчиво проверяя ответы.

Вопросы:

1. Изменились ли намерения фашистов?

2. Пушка была повреждена?

3. Возникли трудности в снабжении боеприпасами?

Ответы:

1. Нет. Они все еще собирались штурмовать Ленинград.

2. Нет. Ее бы тогда не стали перебрасывать на другой фронт.

3. Нет. На Западном фронте условия боеснабжения были такими же, как на Ленинградском.

И так вопрос за вопросом. И на все – одинаковые ответы: нет, нет, нет. Никаких причин для переброски пушки найти так и не удалось. Значит… Проверить… Все проверить: и даты, и факты.

Запросить Коротюка? Учитель просмотрел еще раз книгу. Нет, не стоит. Видно, тот – мужик дотошный. Во всех главах ссылки, справки, документы. Если б знал про пушку что-нибудь поточнее, написал бы, не промолчал. Так что лучше уж как-нибудь по-другому.

А как быть с ребятами? Сказать им? Пожалуй, нет. Заволнуются, руки опустятся. Вот выяснится все толком – тогда скажу. А пока – молчок…

* * *

На этот раз канцелярская машина сработала быстро. Вот она – копия разведдонесения штабарта Западного фронта. Данные Коротюка уточнены: «Большая Берта» появилась у них восьмого августа.

Восьмого? А пленный из-под Пулкова видел ее шестого… Значит?..

Филимоныч вскочил, забегал по комнате.

Нет, пока еще ничего не значит… Надо просчитать время. В точности. Час за часом.

В немецких пособиях по артиллерии сказано: пушку такого типа устанавливают на позиции в течение полусуток. На демонтаж времени надо меньше, но, в общем, набегает около суток. Это не считая перевозки.

А сколько тогда ушло бы на перевозку?

Николай Филимонович достал из самого нижнего ящика стола трофейную карту фронтовых магистралей. Жирные полосы действующих дорог чередовались с прерывистыми линиями разрушенных и выведенных из строя веток. Да, поработали партизаны… Чтобы доставить «Большую Берту» с Ленинградского фронта на Западный надо было сделать солидный крюк. Тут за сутки никак не обойтись, дня два-три, не меньше.

Что же получается? Пушка, отмеченная под Ленинградом шестого августа, не могла быть восьмого августа на Западном фронте. Не могла! И следовательно… Это – другая пушка! Да, другая!..

«Надо позвонить генералу!» – радостно подумал учитель, но, поглядев на часы, удивился – уже ночь.

«Ладно, завтра…» – он лег.

Вскоре тишину вспорол звонок. Учитель спросонья подумал – будильник, нажал кнопку, но звонок загремел снова.

«Телефон! В такое время?»

Николай Филимонович, шлепая туфлями, бросился к столу.

– Капитан? – голос генерала в трубке звучал громче обычного, – Извините, разбудил. Можете меня послушать?

– Сейчас, накину пижаму. – Учитель понемногу приходил в себя.

– Готовы? Ну так вот: мне только что принесли телеграмму. Из Борисоглебска.

– От Коротюка?

– Вот именно. Я на днях написал ему, поблагодарил за подарок. А в ответ телеграмма – вот послушайте: «Вашу благодарность за присылку книги понял как намек тчк Жаль сам не догадался зпт немедленно высылаю тчк Короток». Вы что-нибудь усвоили?

– Н-не очень…

– Читаю еще раз. – Генерал повторил текст. – А теперь?

– Не больше прежнего. «Понял как намек»? «Сам не догадался»? Как будто бы он…

– Вот-вот, – подхватил генерал. – Как будто бы он не прислал мне книгу, а только сейчас отправляет. Но ведь не с неба она к нам упала?

– Не с неба, – согласился учитель. – А вот откуда?

* * *

После уроков Филимоныч рассказал ребятам о непонятной бандероли.

– Ой! – глаза у Оли округлились.

А Генька аж задрожал от нетерпения. Ого! События принимают интересный оборот! То – таинственный телефонный звонок директору, а теперь вот – бандероль.

– А точно? – спросил Генька. – Бандероль точно из этого… из Борисоглебска? Может – утка?

– Нет, – перебил Филимоныч. – Генерал проверил: почтовый штемпель на пакете – Борисоглебск…

Все замолчали. Несколько минут в пионерской комнате было тихо.

– А почерк? – встрепенулся Генька. – Нельзя ли узнать по почерку? На конверте и на титульном листе…

– Ой, верно! – обрадовалась Оля.

– А что – «верно»? – насупился учитель. – Писал не Коротюк – это уже ясно. А кто именно писал… – он развел руками. – Надо тогда сличить почерк на конверте с почерками каждого из двухсот тридцати миллионов человек, живущих в СССР. Трудоемкая процедура!

Все снова замолчали.

– А давайте подумаем с конца, – предложила Оля. – Зачем этот таинственный незнакомец послал генералу книгу?

– Логично, – поддержал Филимоныч. – Зачем?

Глава XIII
„ГОЛУБЫЕ”

Вот тебе и «тряпка»! Вот тебе и «туфля»! Когда же у Вити появилась такая выдержка?!

По глазам видно: не терпится ему знать, как идут поиски. Но – молчит. В школе говорит с Генькой о чем угодно, а об этом – ни-ни. Домой к нему Генька ходил – штамповать значки, и там – ни слова!

Кстати, когда это было? На прошлой неделе! А на этой? Забыли?

– Ты почему к Вите не ходишь? – напустился Генька на Олю. – Бросаешь товарища в беде?

– Так Генька же… В архиве столько времени. И уроки. И тренировки… – Она спохватилась и перешла в атаку: – А сам?! А? В общем, давай сегодня сходим.

…Витина комната нынче показалась ребятам особенно маленькой. И как в нее влезает столько вещей? Какие-то полочки, этажерки, табуретки.

Оля мигом обежала все углы и забросала Витю вопросами:

– А что в этом сундуке? А чье это кресло? А шкаф можно перевезти – не развалится?

Витя сперва хлопал глазами, потом сообразил:

– Обещали что-нибудь?

– Через три недели! – торжествующе выпалила Оля.

Генька, опоздавший вмешаться, досадливо зашипел на нее.

– Ладно, чего там! – Витя оживился, оглядел опостылевшую каморку:

– Хорошо бы! – Но тут же сник и недоверчиво буркнул: – Поглядим… Может опять… зря болтают…

Генька сел к станочку.

Оля примостилась рядом с Витей у стола. Оба вытащили учебники: завтра контрольная по физике.

Но физика не лезла Оле в голову. Третий день они с Генькой спорят о таинственной бандероли. Как она попала к генералу?

Оля подумала: может, у генерала есть общие знакомые с Коротюком, и они решили обоих разыграть? Одному сделали подарок, а за другого расписались.

Но Генька ополчился:

– Разыграть? Что они – октябрята? Вот уж девчонская логика!

«Логика… Логика…» – Оля взглянула на Витю. Как это Генька говорил на дне рождения? «Четко-логический центр»! Вот и задать ему работу! А то сколько времени в молчанку играют.

Расхрабрившись, Оля тронула Геньку за рукав:

– Давай-ка вместе с Витей поразмыслим…

Витя слушал, не перебивая, и только шевелил губами, словно повторяя про себя самое важное. Потом уставил глаза в потолок и пробормотал:

– Их было четырнадцать.

– Чего?

– Помнишь, Олег Лукич… Про пушки… В конце первой мировой… Значит, вполне может быть… Не та самая, а другая…

– Это мы и без тебя знаем! А вот насчет книги… – Генька покосился на Олю и стал излагать новую версию: Коротюк страдает провалами памяти и как раз в такой момент отправил книгу генералу, а теперь сам не помнит.

– Да, да! Так бывает, я читал. В «Десятой погоне» и еще в этом – как его? – «Госте из позавчера».

Но Витя нетерпеливо перебил:

– Скажи… Филимоныч хотел бросить поиски?

– Ты что?! – возмутился Генька. И тут же осекся: – Вот генерал, тот действительно… Пушку, говорит, перетащили, и все ясно.

– Вот, вот! – Витя пригнулся поближе к ребятам и зашептал: – Сперва по телефону звонили… вся школа уже знает… а потом эта бандероль…

– Ложный след! – закричал Генька. – Ты думаешь, хотели пустить по ложному следу? – Он остановился, поразмыслил и решительно подтвердил: – Факт!

* * *

Мороз ударил так сильно – город даже затрещал. Смерзшийся снег яростно визжал под ногами. Двери в подъездах хлопали, как пушечные выстрелы.

На малолюдном перекрестке развели костер. Будто и не в Ленинграде, а в глухой тайге. Куча разломанных ящиков возле магазина быстро убывала. Окоченевшие прохожие удивленно спешили к костру, грели руки, растирали уши и шли дальше. А слетевшиеся из окрестных скверов воробьи, бесстрашно прыгая под ногами людей, подбирались поближе к пламени и оставались сидеть в тепле.

Генька с Олей, добравшись до музея, сразу пристроились к горячей батарее, втиснув меж ребристых труб ноги, ладошки и даже носы. Филимоныч, сунув руку за отворот пальто, грел ее, как озябшего ребенка.

Олег Лукич терпеливо дождался, пока его гости придут в себя, и лишь тогда повел их наверх, показывать свой «сюрприз».

В научной части он заглянул в нишу, прикрытую занавеской, повертел какие-то ручки, щелкнул ключом и извлек из несгораемого шкафа тощую папку.

– Вот она, голубушка! Вид у нее, правда, не блестящий.

Осторожно вынул из папки истрепанную карту и развернул ее, стараясь не повредить на сгибах. Дату – двадцать шестое августа сорок второго года – можно было прочесть лишь с трудом. Карта оказалась вдвое больше прежних: с правой, восточной, стороны к ней был подклеен дополнительный лист.

Вот и знакомый лесной массив. Генька хорошо запомнил: рядом с ним был нанесен сперва синий кружок, а потом расплывчатый синий пунктир. Однако теперь – ни кружка, ни пунктира… Только бледное пятно, будто кто– то долго тер резинкой.

Куда же девалась пушка?

Генька оглянулся на Филимоныча, но учитель так же недоуменно шарил глазами по карте.

– Вот! – Олег Лукич ткнул коротким морщинистым пальцем в запись под нижней кромкой. Чернилами отчетливо выведено: «Цель № 301. Обнаружена 23/VII, подтверждена 6/VIII (пленный), 15/VIII (спецсредства). Исключена 24/VIII. Основание: данные разведотдела штабфронта».

– Все в точку! – заорал Генька. – Пятнадцатого пушка была здесь, а не на Западном! Ну, а двадцать четвертого вернулись глубинники. Сошлось, как в аптеке. Теперь все ясно!

– Отнюдь не все! – Николай Филимонович не разделял Генькиного восторга. – Самого главного мы так и не установили. Что же стало с пушкой? Почему цель исключили? Похоже, к этому приложили руку разведчики Юрьева. Но может быть, не только они: мы забыли про немца…

Николай Филимонович оборвал фразу, словно поперхнулся. Взглянул на карту. И вдруг сжал кулак – даже пальцы побелели.

– Как же я не подумал?! Мог бы раньше сообразить! – и ударил кулаком по краю стола.

Олег Лукич изумленно взглянул на ребят, ребята – на Олега Лукича. Никогда с Филимонычем такого не бывало.

Но учитель уже опомнился. Будто и не было только что в комнате взволнованного человека, а рядом с ребятами находился, как всегда, спокойный, трезво рассуждающий преподаватель истории. И, словно на уроке, он вызвал Геньку к карте:

– Башмаков! Назови номера обозначенных здесь частей.

Генька отыскал в левом углу надпись: «215 дивизия». Ближе к центру располагалась, как и прежде, 170 дивизия – ее правая граница охватывала ту самую рощу, где раньше находилась цель № 301. А еще чуть правее было помечено: «250 дивизия».

– Вы знаете, какая это дивизия? – Филимоныч снова повысил голос. – Испанская! Двести пятидесятая – Голубая дивизия! А теперь вспомните, что рассказывал тренер о немце. Необычный выговор! Рот-фронт! Да еще прозвище – «Дон Кихот».

* * *

Генька думал: здорово Филимоныч сообразил насчет Дон Кихота! Правда он твердит, что это еще только предположение, гипотеза. И ее нужно проверить. Но, похоже, это он просто из осторожности. Недаром на днях целую лекцию прочел об испанской дивизии: откуда она взялась, как ее набирали и почему прозвали «Голубой». Оказывается, у испанских фашистов рубашки голубые; у итальянских были черные, у немецких – коричневые, а у франкистов – голубые.

Оля услышала – обрадовалась:

– Значит, все просто. Надо только спросить Эрика Сергеевича, в какой рубашке был «немец»!

Филимоныч усмехнулся:

– Они только в Испании так щеголяли. А на фронт их посылали в обычной немецкой форме.

Вообще в тот день Оля попадала впросак. Вспомнила, как пробивались в Военно-политический архив, и пожалела:

– Столько времени с немецкими листовками возились. И все зря!

Генька поправил:

– Там ведь не только немецкие… Помнишь, мы испанские откладывали…

– Испанские? – Филимоныч укоризненно взглянул на ребят. – Что же вы раньше… Надо немедленно перевести их. Ну, ладно, это я устрою.

Через день учитель показал ребятам перевод небольшой листовки. Найти ее оказалось не так легко: на испанских листовках, в отличие от немецких, не было дат. К счастью, Филимоныч заметил – в переводе листовки говорилось о боях под Невской Дубровкой (значит, конец лета!) и о католическом празднике святого Евсевия. В Музее истории религии сразу же выдали справку: день святого Евсевия празднуется четырнадцатого августа. Четырнадцатое… А группа Юрьева была там семнадцатого… Подходит!

Николай Филимонович сделал фотокопию оригинала, перепечатал перевод, трижды прочел его вместе с ребятами, но ничего интересного вычитать не удалось.

Правда, у Геньки появилась одна идейка: а что, если вся листовка зашифрована? Написано одно, а означает совсем другое? Вдруг там и о «Берте»? Сказать об этом Филимонычу?

Генька представил себе улыбку учителя и насмешливый голос: «Опять ты, Башмаков, в детективы подался…» Нет, пожалуй, пока не стоит. Вот если удастся!..

С кем бы посоветоваться? Кто может знать такие вещи? И сразу же решил: разведмайор! Наверно, он уже вернулся. И, конечно, жена ему ничего не передала.

* * *

Бортовой обрадовался Генькиному приходу:

– Здорово, следопыт! Совсем вы про меня забыли! А я тут звонил вашему учителю, хотел узнать новости. Но разве его расколешь? Пока, говорит, ничего существенного. Ну, а дальше я и спрашивать не стал, не знаю я его, что ли?! – И майор очень похоже изобразил Филимоныча: распушил воображаемые усы, потом пригладил их и назидательно произнес: «Это пока еще гипотеза, требующая подтверждения».

Генька рассмеялся. Но сразу же подумал:

«Наверно, Филимоныч не зря отмалчивался. Тоже решил поберечь майору нервы…»

Чтобы уйти от щекотливой темы, Генька попросил показать оружие.

Бортовой одобрительно пробасил:

– Ты, я вижу, хлопец боевой!

Каждую вещь, снятую со стены, Бортовой любовно поглаживал, протирал мягкой тряпочкой и придирчиво смотрел, нет ли пыли. Но тряпочка оставалась такой же белоснежной.

Генька полюбовался тонкой насечкой шашки, памятной надписью на рукояти пистолета и представил себе разведмайора в бою: как он мчался на лихом коне с шашкой в одной руке и с пистолетом – в другой. Хотя разведчикам, вроде, так не положено?

Бортовой налил парнишке чаю и достал из буфета пузатую бутылку.

– Ром! – прочел Генька надпись на этикетке.

Настоящий ром! Как на Острове сокровищ:

 
Пятнадцать человек на сундук мертвеца,
Йо-хо-хо и бутылка рому!
 

Андрей Андреевич отсчитал в маленькую рюмку сорок капель и влил Геньке в чашку.

– Тебе больше не положено.

Чай стал необыкновенно вкусным и душистым. Но сам Бортовой обошелся без чая. Выпил залпом стакан вина.

– Ну, а теперь выкладывай – зачем пришел?

Генька стал выкладывать: про карты из музея, про испанскую дивизию, про листовки. И только о рассказе Эрика Сергеевича умолчал. Ведь насчет разведки – майор с полоборота заводится. Зачем зря волновать человека?..

Разведмайор слушал Геньку не очень внимательно, часто перебивал и говорил еще громче, чем раньше. Но главную Генькину идею он понял. Понял и одобрил.

– Ловко ты сообразил насчет шифра. И правильно, что ко мне явился. Нас ведь когда-то на это дело натаскивали. Текст с собой?

Генька вытащил перевод и фотокопию листовки.

Бортовой надел очки.

– Текст связный. Значит, побуквенная шифровка исключается, – и, видя Генькино недоумение, пояснил: – Это способ такой, когда каждая буква заменяется другой буквой или цифрой. В связном тексте такого быть не может. Здесь вероятнее периодический шифр, когда в расчет берутся только условленные заранее буквы – скажем, каждая пятая или каждая десятая. Возни с ним много: надо перебрать все варианты. Зато дело стоящее, прямо скажу – настоящее следопытское дело.

«Займусь, – решил Генька. – Как он сказал: перебрать варианты? Вот и переберу! Здорово будет, если докопаюсь. И прочту…»

И только тут Генька сообразил, что прочесть он ничего не сможет. Ведь листовка – на испанском языке!

* * *

В интернате был порядок – Генька сразу убедился. Дежурный с красной повязкой, услышав Генькину просьбу, взглянул на расписание: у шестых классов свободное время – и отправил связного первоклассника на третий этаж. Через пять минут Тишка уже стоял в подъезде рядом с Генькой, а через пятнадцать, получив разрешение уйти, торопливо застегивал новенький бушлат. Валенки он донашивал старые, отцовские – теплее, да и привычнее.

Давно они не были в «Хронике». Контролерша – тетя Варя из соседней квартиры – даже удивлялась:

– Чего ж ты не ходишь? А у нас на прошлой неделе очень интересное показывали – из подводной жизни. Про ак… аква…

– Аквариумы, – подсказал Генька.

– Нет, про живых людей… Аква-лан-гистов…

В этот раз тоже было здорово: про дельфинов. Они такие умные – даже разговаривают между собой. И когда один мальчишка тонул, дельфин его вытащил и на своей спине на берег привез. Вот здорово! А интересно бы разобраться в их языке и поговорить с ними.

Генька так размечтался – не заметил, как программа пошла сначала. И только тогда спохватился:

– Пора идти, поздно уже.

По дороге завел разговор об иностранных языках. Пожаловался: англичанка ругает за произношение. А он старается изо всех сил. Даже специально тренировался, как сворачивать язык трубочкой и прижимать к передней трети нёба. Но все равно ей не нравится. Ну, а у Тишки как дела? У него ведь вроде испанский?

Тишка удивился: чего Генька спрашивает? Разве не помнит, какая из-за этого была морока? У них в старой школе испанский был, а когда стали хлопотать об интернате, оказалось – на весь Ленинград нет ни одного интерната с испанским.

Это, между прочим, странно: на испанском языке вся Центральная Америка говорит и почти вся Южная. И, конечно, Куба! А у нас – ни в одном интернате не учат.

В общем, пришлось идти в интернат, где немецкий язык. И учи теперь его…

– А все-таки… – перебил Генька. – Ты по-испански можешь читать?

– Я и говорить могу! – похвастал Тишка. – Вот, пожалуйста, – и он произнес что-то длинное.

– Что это значит? – недоверчиво спросил Генька.

– Это значит: «не задавай глупых вопросов!» И вывески могу по-испански.

– Ладно, ладно. Убедил. Профессор! Академик! Двинули ко мне, дело есть.

* * *

На столе у Геньки были разложены отцовские книги. Тишка оглядел заглавия: «Буквы и знаки», «Тайное письмо», «Дешифровка древних письменностей».

– К чему такое?

– Сейчас поймешь.

Генька рассказал историю испанской листовки и недовольно вздохнул:

– Люди, вон, древние письменности разбирают, которым по три тысячи лет, а тут двадцати лет не прошло – и ничего не разгадать.

– А может, и разгадывать нечего? – осторожно спросил Тишка.

Генька возмутился. Зря, что ли, наши вспомнили какого-то святого? Филимоныч навел справки, и оказалось, что святой этот – третьеразрядный, и праздник его – не ахти какой важный. Значит, дело не в празднике, а нужен был повод для листовки к определенному дню – четырнадцатому августа. Потому что семнадцатого глубинники должны были встретиться с «Дон-Кихотом». Ясно?

– Похоже. Ну и что?

– Так давай вместе. Твой язык и мои извилины. Идет?

Тишка сперва хотел обидеться, но потом передумал. Уж больно интересно!

– Идет!

И он решительно уселся за стол.

Ребята выписывали изо всех слов подряд первые буквы, потом вторые. Получались длинные строчки.

– Ну? – то и дело спрашивал Генька. – Смысл есть? Складываются слова?

Тишка мотал головой.

Главное было считать внимательно и не сбиться. К концу дня дошли до восьмой буквы, но никакого тайного смысла не обнаружилось. Сочетания получались удивительно нелепыми:

«fbdkku» или «oqqstsrm» Язык сломишь!

На второй день Тишка стал ворчать:

– Может, хватит?

Но Генька уговорил дойти до пятнадцатой буквы, а потом попробовать с конца. Для ускорения перенумеровали строчки и буквы в каждой строке. И двинулись дальше.

На третий день Тишка пришел позже обычного, долго раздевался, кряхтел, жаловался, что уроки одолели.

Повозился с полчаса, потом отодвинул листовку.

– Баста!

– Эх ты! – стал стыдить его Генька. – Тоже мне следопыт! А упорство где? Выдержка?

– Осел тоже упорен, – пробормотал Тишка.

Генька не знал, как заставить его продолжить работу. Но вдруг осенило:

– А Рокотов?! Он-то никогда бы не бросил дело посередине!

Тишка даже растерялся. Потом сказал:

– Ну ладно. Звони Филимонычу. Скажет – продолжать, будем продолжать.

Филимоныч выслушал, не перебивая.

– Так, – сказал он, когда Генька кончил. – А почему ты полагаешь, Башмаков, что в шифре будут первые буквы? Или вторые? Или третьи? Ведь комбинаций – огромное количество. Например – все последние буквы в строчках. Или пятая, десятая, пятнадцатая буквы? Или сперва три – четные, потом – три нечетные? И так далее и тому подобное. Без конца.

Генька молчал.

– Опять, я вижу, кустарничаешь, Башмаков.

На том разговор и кончился.

Генька, повесив трубку, сказал Тишке:

– Я сейчас… – и ушел в соседнюю комнату.

«Расстроился, – понял Тишка. – Конечно. Расстроишься тут. Так год будешь тыкаться. И все без толку».

Он машинально вертел листовку в руках. Снова оглядел ее. Привычные, уже чуть не наизусть выученные строки. Бледный шрифт. А одна строка вверх ногами. Ребята это давно заметили.

– Бывает, – сказал Филимоныч. – В типографии отливают каждую строку отдельно. Из металла. Ну, а когда составляли строчки вместе – верстали – одна случайно и перевернулась.

Тишка оглядел листовку, по привычке скосил глаза на цифры, проставленные на полях.

Возле перевернутой строки стояло: 17.

«Семнадцатая строка, – мысленно отметил Тишка. – Семнадцатая… семнадцатая…»

Что-то в этом числе настораживало, беспокоило.

«Семнадцатая, – повторял Тишка. – Семнадцатая…»

И вдруг!

– Генька! – крикнул он так отчаянно, словно в комнате вспыхнул пожар. – Когда встретили Дон Кихота? Ну, наши разведчики!..

– Семнадцатого августа, – не спеша ответил Генька. – А что?

– А то! – кричал Тишка. – А го! А то! – он размахивал руками и почему-то даже показал кулак черепу на стеллаже.

Потом, немного успокоившись, объяснил Геньке:

– Вот он – знак! Семнадцатая строка! А теперь признайся честно: у кого язык, а у кого – извилины?

Генька не знал: радоваться или огорчаться. Так хотелось самому докопаться до сути. А тут – Тишка. Обидно, чего уж говорить. Но, если вдуматься, чья это школа? Тишка ведь совсем серый был, когда с сектантами таскался. То-то!

Николай Филимонович сразу оценил Тишкину находку:

– Удачно подмечено. И даже очень. Конечно, это может быть и случайность, но вполне вероятно – условный знак. В общем, рассказ Эрика Сергеевича, карта и листовка – это уже немало. Можно построить серьезную гипотезу: «Дон Кихот» служил в испанской дивизии, глубинники шли к нему с «особым заданием». Об этом его каким-то образом известили. А для пущей надежности в листовке сдублировали назначенную дату. Отсюда – «второй канал». Что ж, реально. И даже очень…