Текст книги "Обязан жить. Волчья яма
Повести"
Автор книги: Борис Силаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)
Глава 7
Река медленно текла в своих захламленных берегах. Солнце было почти на горизонте, на жарком полукруге чернели пики часовен и покатые крыши. Слабое течение вяло шевелило зеленые водоросли, сквозь воду просвечивали песчаные отмели. У бревенчатого моста бултыхались мальчишки и купал коней голый, в одних подштаниках казак. На голове у него была фуражка. Раскорячившись на спине лошади, белый, как сдоба, с черными от загара руками, шеей и лицом, он гонял животное по мелководью в тучах сверкающих брызг. Из-за перил моста, перегнувшись, на него смотрели остановившиеся прохожие…
«Судя по хмурому лицу Фиолетова, альбом они не нашли… Самоубийство Забулдыги все перепутало. Где же альбом? Сгорел? Спрятан? Кто еще знает о Забулдыге? Я, Джентльмен, Неудачник. Людмила… Из каждого можно хоть что-нибудь вытянуть. Все трое должны исчезнуть, вот лучший вариант. Как это сделать? Их не должно быть в городе. Если контрразведка возьмется за Людмилу… Она, конечно, знает немало…»
Андрей шел вдоль реки, ломая голову над мучившими его вопросами. За мостом он снял пиджак, постелил его на землю и лег. Мальчишки прыгали с перил, по-лягушачьи раскинув ноги. Там, где они скрывались под водой, вырастали бесшумные взрывы. Из-под лакированного козырька краснооколышной фуражки казака вился чуб. Конь копытами разбрасывал брызги. Черная лоснящаяся морда, сверкают сахарные зубы и мокрый, словно фаянс, блеск выпуклых глаз…
Потом стемнело, и берега обезлюдели. От баржи, на которой работал плавучий ресторан, долго доносилась цыганская музыка и пьяные голоса. Затем стихли и они. Теперь малейший звук далеко разносился по воде – где-то процокала подковами лошадь запоздалого извозчика, грохнул выстрел, пропел петух, и странно прозвучал его голос среди темных каменных домов города.
«Пора», – сам себе сказал Андрей и поднялся с земли. Он знал, что ему надо торопиться, но понимал – все должно произойти ночью.
В подъезде темно, хоть глаз выколи, и Андрей опускается в подвал, держась за стенку. Кажется, тут семь ступенек. Он стучит, и ему открывает дверь Джентльмен.
Андрей входит в комнату, говорит весело, щурясь на неяркий свет керосиновой лампы:
– Здорово, урки!
– Проходи, – недружелюбно отвечает Джентльмен. – Торчишь, как столб… Есть будешь?
Он ставит на стол миску с вареной картошкой в мундирах и початую бутылку водки.
– А вы уже причастились, – усмехается Андрей и быстро оглядывает комнату.
Неудачник сидит у стола, пьяненько ухмыляясь, подперев голову кулаком. Людмила большим, пышущим углями утюгом гладит белье, шумно брызгая на него водой из рта. Она даже не оборачивается на разговор.
– Устал чертовски, – бормочет Андрей и сонно потягивается. Он идет к своей постели, садится. – А чего же ты не был у Забулдыги?
– Я-то? – загадочно отвечает Джентльмен. – А ты?
– Как условились, – небрежно бросает из-за плеча Андрей. – В пять часов.
– А я не смог, – сокрушенно вздыхает Джентльмен. – Ну как там? Жив-здоров Забулдыга?
– Забулдыга? – тянет Андрей. – А он того… Повесился!
– Что-о?! – с ужасом шепчет Неудачник и поднимается на ноги.
Людмила оборачивается, она еще словно не поймет того, что сейчас прозвучало. От лица ее отхлынула кровь. Джентльмен, не отрываясь, смотрит на Андрея из-под лба, пальцы его стискиваются в кулаки.
– Что, слыхали?! – огрызается Андрей. – Повесился! На веревке! Язык вывалил… Оставил лампу. Сгорел к черту ваш Забулдыга!
– А не ты ли его завалил? – рука Джентльмена тянется через весь стол и сжимает нож. – Сознайся, гад! Ты его вчера провожал… Ты и продал!
– Легавый он! – истерически кричит Неудачник. – Легавый! Бей его!!
Андрей откидывает матрац и хватает лежащий там револьвер. Встав на колени, он прижимает оружие к бедру и тихо говорит:
– Ни с места…
– Ах ты ж сволочь. – с ненавистью цедит Джентльмен. – Как я тебя не раскусил… Ах ты ж, сука.
Неудачник прижался к стене, дрожащие руки держит над головой. На Людмилу страшно смотреть, она точно потеряла дар речи, по лицу ее бегут судороги, глаза стали черными – сплошные безумные зрачки.
– Забулдыга своего добился… Он повесился. А какой у него был выход? – насмешливо произносит Андрей. – Либо иголки под ногти, либо самому себя на веревку.
– Так ты из тех?! – с бессильной яростью хрипит Джентльмен. – Из «Паласа»? За что ж вы нас, уголовников?!
– За связь с Забулдыгой! – жестко обрывает Андрей. – Он тоже уголовный! Вор, как и мы!
– Забулдыга убил нашего человека, – Андрей поднимается на ноги и делает шаг к двери. – Мы такие вещи не прощаем… Вы были связаны с ним. Вот в «Паласе» все и расскажете. Мы найдем способ, как заставить все рассказать. Мы умеем… Я сейчас уйду и только попробуйте броситься вслед. Застрелю!
Андрей спиной раскрывает дверь и, повернувшись, кидается в темноту. Он слышит за собой душераздирающий крик женщины, стук падающих скамеек. С размаху Андрей налетает на ступеньку и грохается всем телом на лестницу. Револьвер отлетает в сторону.
– Где он?! Где?! – орет в потемках Джентльмен.
Андрей чувствует, как на него кто-то налетает, он отбрасывает того ногами, с трудом поднимается и лезет по лестнице вверх.
– Он здесь!! Бей!!
Андрей выбрасывает руку и с силой ударяет по чьему-то лицу. Раздается стон. Джентльмен ползает по ступеням, ножом царапая по кафельным плитам.
Впереди чуть светится проем выходной двери. Что-то остро вонзается Андрею в плечо, и он, еще не чувствуя боли, догадывается – нож.
В черном дворе – ни огня. Андрей бежит вдоль кирпичного забора. Где-то должны быть ворота. Они уже на цепи. Маленькая калитка?.. Андрей с силой трясет железные прутья. За спиной слышит голоса и топот ног… Пожарная лестница. Андрей торопливо лезет по ней, с трудом подтягивается на перекладинах. Вся грудь его, он чувствует, залита кровью. Выше, выше… Сверху двор чуть виден. По сотрясению лестницы Андрей понимает, что те двое лезут за ним. Он взбирается на крышу и, балансируя руками, бежит по крутому скату. Сзади раздается грохот жести, тяжелое дыхание преследователей.
– Где он?
– Сюда побежал.
– Я ему перо всадил.
Андрей стоит за печной трубой, он чувствует, что слабеет, сердце колотится в груди. «Куда дальше? Дальше карниз и высота четвертого этажа. Прыгнуть – верная смерть. Те, двое, приближаются, идут к трубе с разных сторон, отрезая путь к лестнице…»
Андрей ложится на крышу и ползет. Вот он у самого карниза. Заглянул вниз и увидел совершенно черный колодец, в глубине которого тускло мерцал подсвеченный луной булыжник.
– Ты видишь его?
– Куда он денется…
– Иди к трубе…
Метрах в трех от стены колышется во мраке темная вершина тополя. Андрей приседает и вдруг, раскинув руки, как ныряльщик, прыгает во тьму ночи. Он слышит треск веток и материи, в лицо и тело впиваются десятки заноз, листва прошуршала, точно раздираемое сукно. Андрей на лету ловит ствол, хватает его пальцами, прижимается всем телом и повисает над землей невидимого двора.
Он еще слышит:
– Его нет…
– Свалился с карниза?
– Тут нет, пошли вниз…
Потом две тени долго ходят под стеной дома, их сдавленный шепот доносится до Андрея:
– Здесь тоже его нет…
– Смылся.
– Теперь легавых приведет.
– Я его ножом пырнул. Сдохнет где-нибудь под забором.
Они ушли. Андрей еще долго висел на дереве, лбом прижавшись к холодной коре. Он видел черный обрез крыши и ночное небо, наполненное звездами. Кружилась голова…
Наконец Андрей слез с дерева, сел на землю и, сунув руку под пиджак, нащупал на плече, со стороны спины, резаную рану, из которой сочилась густая и теплая кровь.
«Хорошо отделался… Кажется, спасся… Чем бы остановить кровь?.. Подложить носовой платок…»
Он нашел в железных воротах калитку и выбрался на пустынную улицу. Побрел вдоль домов, останавливаясь у деревьев. Схватившись за них, подолгу отдыхал, кашляя от приступов боли. Потом опустился на чугунный круг у подножья липы и сидел, не в силах встать на дрожащие ноги. Кровь натекала лужицей. Она катилась по руке, и он пальцами чувствовал тяжесть липкой жидкости.
Деревья осыпали на него опаленные солнцем шершавые листья. Пробежала взъерошенная кошка и посмотрела двумя фосфорными глазами. В водосточной трубе скатился камень. Он простучал по жестяным изогнутым коленям и мягко вывалился на асфальт.
«Надо идти… Истеку кровью… Последняя надежда на Наташу. Представляю, как она удивится…»
Андрей, сцепив зубы, поднялся на ноги и, шатаясь, пошел дальше. Время сместилось в его сознании. Он не помнил, сколько брел по пустынным улицам города. Падал, вставал, снова лежал на земле, мокрый от холодного пота.
Самое трудное было взойти на третий этаж. Каждая ступенька казалась непреодолимым препятствием. Кровь пятнала цемент. Два раза ударил в дверь и прислонился к стене. Долго не открывали. Затем звякнула цепочка, и женский голос спросил:
– Кто там?
– Я… Андрей, – прошептал он.
Она распахнула дверь, подхватила его под руки и ввела в прихожую.
– Наташа, в чем дело? – отозвался отец из своей комнаты.
– Ничего. – Наташа затащила Андрея к себе, и он рухнул на ее кровать.
– Я грязный весь… Извини.
– Что с тобой? Почему ты в городе?
– Потом, – голова Андрея поплыла в тумане. Вещи потеряли очертания и стало душно. – Тряпкой… Вытри на лестнице кровь…
В дверях показался отец. Он был в нижней помятой рубашке, на голове вязаный колпак. Растерянное лицо его покрылось смертельной бледностью.
– У нас раненый человек?! Это безумие! Наташа…
Не слушая, она побежала на кухню и с тряпкой в руках вышла на лестничную клетку.
Старик осторожно приблизился к постели, вытянув шею, взглянул из-за спинки кровати.
– Это вы, Андрей! Боже мой… В какую темную историю вы попали? Посмотрите на себя – вы весь в крови!
– Ничего, папаша, – прохрипел Андрей. – История без крови не бывает…
Наташа вернулась, с отчаянием бросила взгляд на неподвижного Андрея. Он слабо улыбнулся ей в ответ, с напряжением раздвигая онемевшие губы.
– Вот… Увиделись…
– Кошмар какой-то, – старик не мог прийти в себя.
– Идите, папа, идите, – Наташа повела его к двери, накинула крючок и, повернувшись, заплакала. Всхлипывая, достала из комода простыню, начала рвать ее на полосы.
– Я… Я ботинки, – Андрей попытался подняться на кровати. – Ботинки сам…
Нож снова вошел в рану. На этот раз он был еще длиннее Я раскален докрасна. Лезвие точно пронзило плечо и грудь, разрывая легкие и ломая ребра. Андрей отвалился на подушку и потерял сознание.
Глубокой ночью поручик Фиолетов постучался в кабинет полковника. Он прошел по ковровой дорожке к столу Пясецкого и положил на край несколько папок.
– Дело уголовника Забулдыги, Альфред Георгиевич, – сказал Фиолетов. – Как вам известно, он покончил жизнь самоубийством. Судьба альбома неизвестна. Но, как мы предполагаем, он сгорел во время пожара. Вот здесь все, что касается полученных донесений, опросов заключенных, населения. Потрачены большие средства. Все напрасно.
– Вы предлагаете… – начал полковник и замолчал, давая возможность закончить мысль поручику. Он смотрел на того, и первый раз за время их совместной работы у него шевельнулось к Фиолетову доброе чувство.
«Как плохо выглядит, – подумал он. – Совсем молодой человек, но под глазами мешки, цвет лица совершенно желтый. Много работает… Пьет? Это молодость. Война одних сломала, других ожесточила. Что она сделала с этим веселым легкомысленным человеком, которому судьба готовила карьеру блестящего гвардейского офицера и славу завоевателя женских сердец?.. Она его развратила, и в этом меньше всего его собственной вины…»
Поручик не отрывал взгляда от полковника. Его поразил непривычно мягкий блеск всегда холодно-бесцветных глаз Пясецкого. Усталость взяла свое – сейчас перед Фиолетовым сидел дряхлый старик в просторном военном кителе. Склеротические сосудики на верхушках щек и на кончике носа порозовели, налившись бледной кровью, увядшая кожа складкой повисла под костлявым подбородком.
«Что его не пускает на покой? Ведь по его велению здесь бьют и пытают… Все средневековье содрогнулось бы от того, что происходит в наших подвалах… Старый, немощный человек… Он защищает веру, престол и отечество? Неужели и в самом деле эти идеи могут вдохновить и дать новые силы, оживив разбитое временем и болезнями дряхлое тело? Или это просто маразматическое стремление властвовать над другими? Он умный человек и не может не понимать, что в этой войне мы обречены. Откуда же у этого человека такая педантическая преданность проигранным идеалам, если даже накануне краха он не бросает своего безжалостного занятия на безрадостном посту…»
– Вы предлагаете? – повторил в раздумье полковник, и поручик кивнул головой:
– Совершенно верно, Альфред Георгиевич, закрыть дело. Потрачены большие суммы, отвлекались силы. Закрыть и поставить тем самым на альбоме крест. Он сгорел. Превратился в дым. Как это ни обидно.
– Лещинский… – прошептал Пясецкий и поморщился. – Обычная смерть. Что показало вскрытие трупа Забулдыги?
– Обещали сообщить результаты обследования, – ответил Фиолетов. – Я сам говорил с доктором по телефону. Раз молчит, значит все в порядке.
– Возможно, – согласился полковник и потянулся к телефону. – Прозекторскую… Позовите господина Ширшова… Говорит Пясецкий! Здравствуйте, вернее, доброй ночи, господин доктор. Меня интересуют результаты вскрытия. Да, да… Да… Что?! Не может быть!! Вы ручаетесь головой?! Благодарю.
Полковник с силой швырнул телефонную трубку и повернул к Фиолетову побагровевшее лицо:
– Сначала Забулдыга был убит! А потом уже повешен!! Убит!! Вы понимаете, поручик, убит! Повешен! Дом подожжен!! Кем?! Для чего?! Да не стойте, как истукан! Отвечайте!!
Фиолетов молчал, до боли в деснах стиснув челюсти.
Глава 8
Андрей помнит, как ночью пришел в сознание. На стуле горела керосиновая лампа без стекла. Огонек отражался в графине. На нем было чистое белье, а плечо туго стягивала повязка. Он не мог повернуть голову, но слышал дыхание девушки, спящей на полу. Долго не закрывал глаза. В окно уже начал пробиваться мутный рассвет. Дворник скреб метлой двор. Кто-то пробежал по лестнице.
«Если кровь не заметят… Надо быстрее отсюда выбираться. Нельзя подвергать людей опасности… Старик очень боится…»
Потом Андрей заснул, и когда пробудился, был день. Чувствовал себя слабым и беспомощным. Сквозь полуприкрытые вехи он видел Наташу. Она стояла у кровати в помятом фланелевом халатике, руками обхватив никелированный шар спинки. У нее было белое, незагоревшее лицо с бледными веснушками, припухшие губы и большие настороженные глаза. Спутанные волосы падали на одно плечо, в их сплетении желтел шелк муаровой ленты. Солнечные пятна света плавились на черном воске полированной мебели. Шторы на двери опадали тяжелыми складками. Пахло теплой пылью, засохшими цветами и лекарством.
«Могу я ей рассказать обо всем? Я ее мало знаю… Мне надо идти в контрразведку. Альбом… Ведь совсем не обязательно, чтобы он сгорел во время пожара. Это хорошо, что меня ранили… Хоть какое-то алиби. Что-то сработало не так, как надо, и меня раскрыли… Или в чем-то заподозрили и решили убрать с дороги. Полковник невольно свяжет все вместе – удар ножа и конец бандита. Возможно, будет искать причину моего провала по другим каналам. Я, конечно, не один нацелен на поиск альбома… Воры скрылись из города. Надо идти…»
Он открыл глаза и улыбнулся, с трудом раздвигая запекшиеся от жара губы.
– Ты не спишь? – прошептала Наташа.
– Я уже давно смотрю на тебя.
– Зачем?
– Я же люблю тебя.
Девушка растерялась, бросила на него быстрый взгляд и отвернулась. Они долго молчали. Наконец, Андрей сказал:
– Мне надо уходить.
– Живи здесь… Я поговорю с отцом.
– Потом… Сейчас нельзя.
– Может быть, ты скажешь, что с тобой случилось?
– Сейчас опасно ходить по улицам. Особенно ночью. Напали из-за угла…
– Кто ты?
Андрей боялся этого вопроса. Что он мог ответить? Но ответить надо, иного выхода нет. Если он должен снова уйти в контрразведку, то надо об этом известить подполье. Они должны знать об альбоме. Кто может сказать, что с ним будет в гостинице «Палас»? Есть вероятность, что оттуда он не вернется совсем. Тогда они видятся последний раз.
– Кем был, тем и остался, – проговорил он, стараясь тоном голоса смягчить ответ. – Я ни в чем не изменился. И не изменил ничему.
– Я тоже, – сказала она, подумав. Неуверенно закончила – Если ты мне веришь… Я даже не буду расспрашивать. Сделаю для тебя все…
Он закрыл глаза и видел только бледный свет, розовый от пульсирующей в веках крови.
– Хорошо, – коротко произнес он, ничего не обещая. – У тебя найдется что мне надеть?
– Папин костюм. Твой весь в крови.
– Сожги его, – посоветовал Андрей и начал осторожно вставать с кровати. Закружилась голова. Плечо свело острой болью. Он поморщился, чуть приподнял руку и задвигал онемевшими пальцами. Когда натягивал костюм, Наташа стояла у окна, к нему спиной. Услышав шаги, она тихо спросила:
– Можно?
И, повернувшись, не раздумывая, шагнула к нему, обхватила за шею и негромко заплакала.
Он понял – говорить ни о чем не надо. Слова не помогут и не объяснят. Она не верила, что они когда-нибудь снова встретятся. Это было прощание. Он почувствовал к ней необычную жалость.
«Как я мог раньше жить без нее?» – подумал он и сказал:
– Может быть, мы еще увидимся.
Они вышли из квартиры. На стук открываемой двери выглянул на лестничную клетку отец Наташи. Старик был в потертом халате, на голове его косо сидел вязаный колпак.
– Это мы, папа, – сказала девушка. – Я скоро вернусь.
– Слава тебе господи, – громко проговорил старик. – Уводи ты его от нас, ради бога! Виданое ли дело, на ночь глядя, весь в крови… Не жалеешь себя!
Он скрылся в дверях. Наташа покраснела, искоса бросила взгляд на молчащего Андрея.
– Извини его… Старый человек. Не все уже понимает.
Они миновали подворотню и пошли по улице. Возле пассажа Сименса мальчишки стучали щетками по ящикам:
Чистим-блистим,
Пыль обметаем,
Глянц надраим…
Подходи-и!..
У входа толкались барыги, солдаты в мокрых от жары гимнастерках, с тонкими паучьими ногами, до колен затянутыми зелеными английскими обмотками. Гундосили нищие. Господа в линялых сюртуках робко продавали старинные подсвечники, шубы, фамильные чайные сервизы.
– Ну вот, постоим, – сказал Андрей. – Дальше я сам.
– Куда? – робко спросила Наташа.
– Да тут не очень далеко, – неопределенно ответил Андрей и внимательно посмотрел на нее. – Я тебя попрошу в среду подойти в кафе «Фалькони»… Там за крайним к веранде столиком будет сидеть пожилой человек с палкой… Возьми кофе и присядь к нему. Скажи: «Кофе надо пить из фарфоровой чашечки…» Он тебе ответит: «Был бы кофе… Можно и из стакана…» Запомнишь?
Она молча кивнула головой.
– Сообщи ему… – Андрей подумал. – Так и скажи: «Я продолжаю. Вернулся туда же…» И больше ничего. А теперь – прощай.
Он тихонько тронул ее за плечо, улыбнулся и пошел, не оборачиваясь, зная, что она еще долго будет смотреть ему вслед. Торопливо завернул за угол и здесь замедлил шаг, вытер со лба жаркий пот, зашарил по карманам, отыскивая папиросы. Нашел смятую пачку и долго выуживал из нее папироску дрожащими от слабости пальцами. В конце улицы он уже видел темное мрачное здание гостиницы. Горбатая цинковая крыша ее бледно горела под солнцем, похожая на хмурый рыцарский шлем. Тишина, пустынность улиц и площади окружали этот пятиэтажный дом с узкими бойницами окон и чугунным навесом у входа.
Ему не хотелось идти туда. Нет, не то слово… Если существуют предчувствия, то они сейчас владели им. Он не знал еще, в чем дело, но тревога нарастала с каждым шагом. Еще никогда он не испытывал такого страстного желания свернуть, броситься отсюда в сторону, в спасительную узкость кривых переулков.
Здание надвигалось, каменная стена вырастала – громадная, плоская, многоглазо светясь холодным слюдяным блеском казарменно правильных рядов окон.
Андрей вошел в кабинет Фиолетова и увидел, как дрогнули брови поручика. Офицер захлопнул папку и молча поднялся из-за стола.
– Вот как? – только и сказал он – Следуй за мной!
Фиолетов провел его по коридору, не спрашивая разрешения у адъютанта, толкнул дверь к Пясецкому.
– Господин полковник, – проговорил он от порога. – Полюбуйтесь!
Пясецкий тоже не мог скрыть удивления. Он смотрел на Андрея и гладил кончиком мизинца дергающее веко. Гусиная шея серыми складками лежала на твердом крае стоячего кителя. Мешки под глазами порозовели.
– Садись, Блондин, – наконец произнес он. – Мы слушаем тебя.
– Смею доложить, – Андрей вскочил со стула. – На меня было произведено нападение… Перо сунули!
– Кем? – сухо спросил полковник. – И за что?
– Из-за угла, в подворотне. Лица не заметил. Видно, заподозрили что-то.
– Чем же тебя ранили?
– Ножом, господин полковник. Саданули прямо в плечо.
– Раздевайся, – приказал Пясецкий и кивнул Фиолетову. – Позовите врача.
Андрей, морщась от боли, стал снимать пиджак. Стянул через голову рубашку. Остался по пояс голый, с грудью, перетянутой бинтами с проступившим пятном крови.
Полковник что-то писал, не поднимая головы.
– Разматывай, – бросил он небрежно и полез в тумбочку стола за непочатой пачкой папирос.
Вошел военный доктор – толстый белобрысый человек в пенсне. Он оглядел Андрея с ног до головы и холодными мягкими пальцами ощупал предплечье.
– Болит?
– Да… Очень, господин доктор…
Врач вдруг ухватил конец бинта и с силой рванул его в сторону. Кровь брызнула жарким потоком. Андрей вскрикнул и прижал руки к груди. Все тело покрылось холодным потом. Врач умело приложил к ране бинт, крутнул его несколько раз через плечо. Скомканным краем небрежно вытер испарину со лба Андрея.
– Ножевая рана, – сказал он, повернувшись к полковнику. – Свежая… Довольно глубокая.
– Благодарю вас… Идите, – полковник отпустил врача кивком головы. Поднял глаза на Андрея. – Значит, кто ранил тебя?
– Не могу сказать точно, господин полковник. Темно было. В подворотню вошел и вдруг ножом…
– Где ты жил?
– Набережная улица, дом номер двадцать один. Там еще трое находилось.
– А именно?
– Джентльмен и Неудачник. Это те ворюги, с которыми я из тюряги смылся. А хозяйка подвала – Людмила. Так она торговка краденым. Укрыла нас на время. Шмотки дала. Не даром, конечно, под будущую работу. Она же и полюбовница Забулдыги.
– А это откуда известно? – спросил поручик.
– Как же Забулдыга мог найти нас без нее? – с удивлением сказал Андрей. – Видать, свиданки у них происходили, вот она и сболтнула: «Мол, есть трое ребятишек, готовых на все. Карташевича-ювелира хотят пощипать».
– Когда появился Забулдыга?
– А позавчера. Вдруг дверь открывается и, нате вам, собственной персоной. В картишки для знакомства сыграли. Он нам и говорит: «Карташевича не трогать. Не то, господа воры, время. За разбой – семь граммов свинца. Других подведете под монастырь. А тем более новенький среди вас, что за человек – неизвестно…» Повернулся ко мне и ласково так: «Ты бы зашел ко мне, сынок, живу на Чебоксарской, дом восемь. Жду тебя в пять часов. Три раза стукнешь. Есть для тебя важное дело».
– Какое? – перебил полковник.
– Не сказал, – вздохнул Андрей, – Может, убить захотел. Они же всех подозревают. А меня могли выследить.
– Почему сразу не пришел к нам?
– На пять часов с трудом из подвала выбрался. И сразу ходу к вам. Бегом да на извозчике. Полтинник не заплатил, как самый распроклятый жмот, вот господин поручик тому свидетель. Да я так спешил…
– Стоп, – приподнял руку полковник. – Поручик, покажите.
Фиолетов веером разложил перед Андреем блестящие фотографии. На каждой из них было обезображенное огнем тело Забулдыги с веревкой на шее.
– Господи, боже мой! – испуганно воскликнул Андрей, отшатываясь от стола. – Так это же он!!
– Видишь, что с ним произошло? – спросил полковник. Потрясенный Андрей только кивнул головой и провел пальцем вокруг шеи.
– Да, повесился, – согласился полковник, – но перед этим его убили. Оглушили чем-то тяжелым и подвесили к стропилам чердака. А затем опрокинули керосиновую лампу.
– Не может быть, – прошептал Андрей. Эта новость ошеломила его. Он даже растерялся. На какой-то момент потерял над собой контроль – отшвырнул фотографии и медленно поднялся со стула. Но тут увидел непривычное злое лицо Фиолетова и пристальный взгляд полковника, подавшегося грудью к столу.
– Как же так? – слабым голосом выговорил Андрей. – Накануне был жив-здоров…
– А ты его взял и убил, – спокойно сказал полковник и сильно прижал большой палец к столу. – Р-раз… и нету!
– Зачем же мне это?! – ужаснулся Андрей.
– Сам не понимаю, – пожал плечами полковник. Фиолетов бесшумными шагами подошел к Андрею сзади и положил руки на его плечи.
– Допустим так, – сказал поручик, все сильнее стискивая плечо, – ты убил Забулдыгу, а за это воры хотели убить тебя.
– Зачем мне этот Забулдыга? – в отчаянии закричал Андрей, содрогаясь под руками Фиолетова. – Побойтесь бога, господин полковник.
– Что-то не поделили, – насмешливо улыбнулся Пясецкий.
– Но Забулдыгу видели и другие, – воскликнул Андрей, – почему все на меня?! Я что, хуже всех?!
Стреляя выхлопами бензина, разбавленного керосином, подпрыгивая на выбоинах, легковая машина остановилась у здания. Полковник первым прыгнул с подножки. Его обогнал Фиолетов, на ходу расстегивая кобуру. Конвой оставил лошадей у ворот и побежал за поручиком.
– Шагай, – сказал казак и подтолкнул Андрея винтовкой. Еще издали Андрей увидел закрытые ставни полуподвала и мысленно с облегчением вздохнул.
Значит, никого нет… Все скрылись Как и думал.
Толпясь на полутемной лестнице, солдаты стучали в дверь прикладами, стараясь заглянуть в замочную скважину. Один из казаков отступил несколько шагов и с размаху ударился телом о доски. Раздался звон отлетевшей щеколды, треск. Люди вошли в мрак подвала. Где-то в углу горел красный огонек лампадки, но он ничего не освещал, кроме тускло-золотого образа иконы.
– Включите фонарик, – раздраженно приказал полковник, и в это время в руке Фиолетова вспыхнул желтый луч. Он метнулся по стенам, мягко скользнул по полу и уперся в закрытое окно. Казак сорвал белую гардину и прикладом распахнул створки ставен. Стали видны стулья, стол с закопченной лампой, высокая кровать. Луч фонаря вдруг высветил измятые подушки и среди них неподвижную женщину. Широко раскрытыми глазами она молча смотрела на вошедших. На ней была нижняя рубашка с глубоким вырезом ворота, который обнажал высокую жилистую шею. Непричесанная, худая, с запавшими щеками и землистым цветом лица, женщина не мигая, как птица, глядела в яркое дымное пятно фонаря.
– …У ненасытности две дочери: давай, давай, – шепотом сказала женщина. – Вот три ненасытных и четыре, которые не скажут «довольно»: преисподняя и утроба бесплодная, земля, которая не насыщается водой, и огонь, которые не говорит «довольно»…
– Потушите фонарь, – сказал полковник.
Огонь погас, и в подвале сделалось темно. Голос шептал страстно, с каким-то отчаянием:
– …Три вещи непостижимы для меня, и четырех я не понимаю: пути орла в небе, пути змеи на скалах, пути корабля среди моря и пути мужчины к женщине…
– Кто такая? – спросил полковник.
– Людка. Скупщица краденого… Бывшая монахиня, – ответил Андрей.
Один из казаков перекрестился, поставив между ног винтовку.
– О, ты прекрасна, возлюбленная моя, – неожиданно тоненьким голоском запела женщина. – Ты прекрасна… Шея твоя, как столб Давидов… Два сосца твоих, как дойны молодой серны, пасущейся между лилиями…
– Песня песней, – тихо проговорил Фиолетов.
– Она что, сумасшедшая? – сердито задал вопрос полковник.
– Никак нет, – неуверенно произнес Андрей. – Была здорова.
– Вот как? – удивился полковник и подошел ближе к женщине – Слушайте… Что с вами?
– …Зверь, которого ты видел, был и нет его, – со страхом забормотала женщина. – И выйдет из бездны, и пойдет в погибель. И удивятся те из живущих на земле, имена которых не вписаны в книгу жизни от начала мира, видя, что зверь был, и нет его, и явится. Здесь ум, имеющий мудрость: семь голов суть семь гор…
– Подойдите сюда, – сказал полковник. Андрей шагнул к женщине и почувствовал ее взгляд, как бы смотрящий сквозь него.
– Вы узнаете этого человека? – спросил полковник. – Отвечайте… Узнаете? Вы знаете его? Вспомните, ну!..
На секунду они встретились глазами и, кажется, в ее черных стеклянных зрачках мелькнула боль воспоминаний, но тут же растаяла, сменившись прежним выражением тупого отчаяния.
– …Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него, как у медведя, а пасть у него, как пасть у льва…
– Это он убил вашего любимого человека? – настойчиво проговорил полковник. – Смотрите на него, смотрите!.. Он убил Забулдыгу? Ударил по голове и повесил… За что убил? Говорите!
– …И дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть. И одна из голов его как бы смертельно была ранена, но эта смертельная рана исцелена…
– Забудьте о драконе… То сон! – полковник сжал ладонями ее голову и пристально поглядел ей в глаза. – Сон прошел… Если вы не ответите, я арестую вас! Отвечайте! Вы были счастливы… Вас любили… Он приходил сюда… Вспомните! Его звали Забулдыгой… Но для вас он был единственным… Добрым… Нежным…
Женщина заплакала без всхлипывания, спокойно, по онемевшему стылому лицу катились слезы.
– Ну, ну?! – заторопил ее полковник.
«Сейчас узнает», – похолодев, подумал Андрей, с жалостью глядя на так изменившуюся за одни сутки Людмилу.
– …Народы стекутся вечером, – прошептала женщина и закрыла глаза. – Вечером… Стекутся народы… Голодные, как псы. И ты, господин, будешь измываться над ними, ты превратишь их в ничто…
Полковник вынул из кармана свежеотглаженный платок и тщательно вытер пальцы.
– Притворяется, – хмуро сказал Фиолетов. Полковник молча покачал головой и пошел из подвала. Андрея снова вывели во двор. Возле «форда» уже толпились любопытные. Они стояли кучкой и приглушенно переговаривались, с тревогой поглядывая на казаков.
Андрея подтолкнули к машине, и он залез на заднее сиденье. Шофер, здоровый детина в кожаной куртке с маузером на боку, вырулил из ворот. Конвой зарысил следом, не отставая ни на шаг, так что лошадиные морды дышали Андрею в спину. Прохожие торопливо убегали с дороги, испуганно оглядываясь.
Железные ворота раскрылись со скрипом, и «форд» остановился во дворе гостиницы «Палас». Полковник вышел из машины и направился к зданию, на ходу говоря поручику:
– Это естественно, что воры убежали. Видимо, от торговки краденым мы ничего не добьемся. Остается Блондин.
– Альфред Георгиевич, весьма подозрительны сами обстоятельства… Блондин последним видит Забулдыгу. Забулдыга убит, а Блондин ранен. Кроме того, это таинственное исчезновение человека, который должен был следить за Блондином. Словно в воду канул, а ведь опытный агент. Исчез накануне.
