Текст книги "Обязан жить. Волчья яма
Повести"

Автор книги: Борис Силаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

В зале такая тишина, что Глобе кажется – в паузах между словами разверзаются бездонные пропасти. «Чего она медлит? Да говори уж… Господи, не тяни…»

– …Глобу освободить из-под стражи за неимением улик. Дело об убийстве Павлюка передать на дальнейшее доследование.

Тишина зала как бы разорвалась. Расталкивая людей, опрокидывая скамьи и табуретки, со всех сторон к Глобе начали пробиваться друзья и знакомые, они что-то кричали, возбужденно размахивали шапками, зажатыми в руках. Не обращая внимания на шум, судья и двое народных заседателей деловито собирали бумаги со стола, накрытого красной скатертью. Одни из милиционеров, охранявший ранее Тихона, весело сказал Глобе, молодо сверкая глазами:

– Ну и нервы у вас, товарищ Глоба… Они тут такую контру развели, а вы слушаете – и ни один мускул на лице не дрогнул.

Не ответив, Тихон одним махом переметнулся на ту сторону деревянного барьерчика и в несколько шагов достиг Мани, которая одиноко стояла у квадратной колонны и, улыбаясь, плакала.

Вместе со всеми, уже в шинели, подпоясанный ремнем, Глоба вышел из клуба кожевенного завода и, окруженный друзьями, направился к воротам. Рагоза посмотрел на него как-то многозначительно и, ничего не сказав, полез в нагрудный карман гимнастерки, вытащил что-то и протянул Тихону.

– Держи.

На ладони Глобы лежал маленький щиток с перекрещенными на нем серпом и молотом, когда-то снятый Кнышом с околышка его фуражки.

Рагоза чуть посуровел и проговорил, сдвинув брови:

– А Лазебник… Будем разбираться. Ему придется ответить – за он или против Советской власти.

– Минутку, – бросил Глоба и, оторвавшись от остальных, зашагал к сидящему на завалинке Михно. – Тот глядел, как идет к нему коренастый, затянутый в серое сукно человек, и палка, очищенная от коры, полированная ладонями до блеска. Дрожала в его пальцах все сильнее. Слезы текли по морщинистому лицу, застревая в седых волосах неровно подстриженной бороды.

– Вы зачем сюда пришли, дядько Иван? – строго спроси Глоба.

– Да вот… Думал, что если они тебя того… Так я тут.

– Не понимаю, о чем вы? – сердито перебил его Глоба. – Идите домой, вы совсем больной.

– Нет, – покачал головой дядько Иван. – Для меня только начинается.

– О чем вы?

– Это я того Павлюка, – тихо сознался дядько Иван. – Из того самого английского обреза… И ничуть не жалею.

– Кто об этом знает, дядько Иван? – устало спросил Глоба. – Не нашли того, кто Павлюка убил. И доказательств нет.

– Я убил, – упрямо нахмурился дядько Иван.

– Суд закончился.

– Нет, ты меня не понимаешь, – прошептал старик. – Закон должен знать, как то было на самом деле.

– Зачем ему, закону, лишние страдания – сердито перебил Глоба.

– Этот закон для меня не чужой… Народный закон, – убежденно проговорил дядько Иван. – Не может он мне вредного сделать. Накажет, но и поймет… А может, и простит.

– Считай, что уже простил, – возразил Глоба. – Идите миром. И забудьте все, что там было.

– Не можно так, Тихон, – задумчиво проговорил дядька Иван. – У нас люди как говорят? «Свет плоти – солнце; свет духа – истина». Закон должен знать правду. Только истинной правдой он будет жить. А тебе спасибо, Тихон, за все, добра ты людына.

Он неловко обнял Глобу, ткнувшись щекой ему в плечо, торопливо отпрянул, засуетился, отыскивая свою палку, и медленно зашагал к дверям народного суда. Глоба не отрываясь глядел на сутулую спину, обтянутую коричневой кожей дряхлой шубейки, на то, как дядько Иван тяжело поднимается по каменным ступеням.