Текст книги "Обязан жить. Волчья яма
Повести"

Автор книги: Борис Силаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Глава 4

Андрей пришел в кафе «Фалькони» к десяти часам. Первые посетители уже сидели за мраморными столиками и пили холодный лимонад из запотевших фужеров. Андрей увидел Тучу сразу – пожилой, прилично, но не броско одетый господин читал газеты. Рядом стоял остывший кофе.

– Разрешите? – спросил Андрей и положил руку на спинку плетеного стула.

Туча поднял глаза, и красные пятна проступили на его дрогнувшем лице.

– Прошу, – ответил он.

– Кофе пьете? – продолжал Андрей, давая время ему прийти в себя. Он понимал удивление того – такая скорая встреча явно не входила в инструкцию.

– Кофе хорошо пить из фарфоровой чашки… Лучше аромат…

– Был бы кофе, – буркнул Туча, – а пить можно из стакана.

Он отбросил газету и навалился грудью на край стола.

– Что еще за номера? Каким образом вы здесь?

– У нас мало времени. Слушайте внимательно, – медленно проговорил Андрей. – Усильте конспирацию. Возможны неожиданные аресты. Будьте особенно осторожны.

– Что же случилось?

Андрей рассказал об альбоме. Туча кивал головой, был спокоен, но тонкие пальцы его нервно гнули и снова разгибали серебряную чайную ложечку. Андрей осторожно отнял ее и положил на блюдце.

– Я буду действовать сам, – сказал Андрей. – Никого ко мне подключать не надо.

– Вы затеяли опасную игру.

– У меня есть пара ходов вперед.

– Это не шахматы.

– Ей-богу, – Андрей приложил руку к груди. – Я не считаю себя умнее господ из контрразведки.

– Чем мы можем вам помочь?

– Укажите мне адрес какого-нибудь пустующего дома. Квартиры, сарая, чердака. Подумайте!

Туча стал медленными глотками пить кофе.

– Вам тоже не мешало бы заказать чашечку, – напомнил он.

– Официант! – закричал Андрей.

Ему принесли ароматный напиток. Он отпил и поперхнулся, настолько кофе был горячим.

– Давно вы пили кофе? – вдруг спросил Туча.

– Может, год тому, может, два, – смутился Андрей.

– Я могу вам поставить мешков пять-шесть, – предложил Туча и слегка приподнял соломенную шляпу с черной выгоревшей лентой. – Разрешите представиться. Коммерсант Курилев Лев Спиридонович. Безусловно, какая по нынешнему времени коммерция? Черный рынок… Честный негоциант перебивается с пустого на порожнее. Спекулянты становятся тузами. Бог карает за грехи наши смертные.

– И воровская жизнь не лучше, – ухмыльнулся Андрей. – Так как насчет адреса?

– Есть таковой. Запомните: Екатерининская улица. Дом два. Стоит на пустыре у кладбища. Разрушен, конечно. Жильцов нет. Когда-то там жили босяки, и с тех пор он окружен некой таинственностью.

– Прекрасно, – обрадовался Андрей. – Смогут ли соседи или еще кто там подтвердить, что в доме иногда ночуют подозрительные личности?

– Я думаю – смогут. У страха глаза велики. Кроме того, – Лев Спиридонович понимающе посмотрел на Андрея. – В нужный момент у дома могут быть наши люди.

– Это великолепно, – повеселел Андрей. – Нужный момент будем считать с сегодняшнего дня. Помимо всего, в том доме и на самом деле должен жить один подозрительный человек. Вы обязаны обеспечить его безопасность и пути отхода в случае облавы.

– Это в наших силах, – ответил с уверенностью Лев Спиридонович.

– Прошу особенно обратить внимание на безопасность, – еще раз сказал Андрей.

– До свидания, – Лев Спиридонович коротко поклонился и пошел к дверям.

Андрей еще долго сидел за столом. Кофе остыл. Люди толкались у буфета. Под стеной веранды оборванные мальчишки торговали папиросами. Кричали чистильщики обуви. По дороге тянулся военный обоз. Кованые колеса подвод грохотали по булыжникам.

За соседним столиком лысый господин возмущался, стуча пальцами по развернутому листу газеты:

– …Восемь тысяч рублей за адрес или местонахождение коммунистов и сочувствующих… Деньги! Деньги! Разве можно священное чувство отмщения оценивать в бумажных ассигнациях?! Кретинизм! Так легко все опошлить!! Все вывалять в грязи!

– Да, да, – кивал головой его сосед и, по-гусиному вытягивая шею, схлебывал с края чашечки горячий кофе.

Андрей расплатился и побрел по улице. Такой жары он давно не видел – солнце расплавилось и растеклось по всему небу. Свод источал слепящий свет и удушающий зной. Листва деревьев поникла.

Джентльмена и Неудачника он нашел на берегу пересохшей речки. Вонючие водоросли толстым панцирем сковывали ее поверхность, и только у моста зеркально искрилась большая заводь, полная плещущихся детишек.

Андрей скинул рубашку и лег на землю рядом с разомлевшими полусонными ворами.

– Ну что? – вяло спросил Джентльмен. – Нашел хавиру?

– Черта с два, – вздохнул Андрей. – Без документов никто не пускает.

– Позарез нужен Забулдыга, – жалобно прошептал Неудачник, – у него все есть.

– Опасается он нас, – Джентльмен перевернулся на спину, подставил солнцу волосатую грудь.

– Разве мы не такие же воры, как он? – проговорил Андрей.

– А ты скажи ему об этом, – усмехнулся Джентльмен. – Стреляный воробей. Не доверяет. Может, ты его заложишь, а?

– Я в глаза его не видел, – зло перебил Андрей.

– Ну тогда вот этот, – Джентльмен кивнул на Неудачника. – Наведет фараонов на след, и сразу Забулдыгу к стенке.

– Это я наведу?! – взорвался Неудачник, и старческое лицо его покрылось пятнами. – Да ты, сука, первый…

– Цыц! – бросил Андрей. – Не базарь. Обелиться надо. Сошлепать хорошее дело, и он тогда сам в долю попросится.

– У тебя есть что на примете? – заинтересовался Джентльмен.

– Ювелир Карташевич, – лениво пробормотал Андрей. Неудачник оторопело посмотрел на него и весело задрыгал в воздухе тощими ногами, покатившись со смеху.

– Ой, не могу… Умора… Другой раз погореть захотел… Одного ему мало… Ох, трясця его маме…

– Ходы-выходы известны. Кабинет с закрытыми глазами найду. – Андрей привстал на локте. – Войдем ночью… Под утро. Не через дверь, а в окно. Решетка тонкая. Выпилим.

– Заманчиво, – проговорил Джентльмен. – Как говорил мой отец: что бог не даст, то за деньги не купишь… Сам господь тебя к нам послал.

– Кем же он у тебя был?.. Такой мудрец.

– Его батя в грошах купался, а потом на церковную паперть с протянутой ладонью встал. И копейке был рад, – усмехнулся Неудачник.

– У нас фамилия известная, – неохотно произнес Джентльмен. – Весь род наш рестораны держал. Целый город кормили. Когда я еще пацаном был – отец обанкротился. Родня рубля не заняла. Я подрос – первым делом своего дядю почистил. А он меня на пять лет в тюремный замок.

– Он у нас ученый, – с гордостью сказал Неудачник. – Полгимназии окончил. И Забулдыга… тоже ученый. Ух и ученый! По-медицински шпарит.

– По-латыни, – поправил Джентльмен.

– Что ж он за человек? – равнодушным голосом произнес Андрей.

– Когда-то на попа готовился, – зло ответил Джентльмен. – Семинарию духовную окончил. А потом стал вором. Королюет в городе. Если поперек его пойдешь – зарежет. Чего он с нами не встретился? Выдерживает… Ждет, когда мы на дело пойдем. Если не завалим – он сразу тут как тут.

– Мы ж как в тюрягу попали? – сказал Неудачник. – Почтовый вагон надыбали. Пошли первыми, а там милиция.

– На себя взяли. Его не выдали, – хмуро вставил Джентльмен. – А все боится. Людка знает, где он прячется, да молчит. Знать, указ такой дал.

Он щепочкой разгладил песок и нарисовал четырехугольник.

– Вот дом… Где тут окна-двери?.. Малюй дальше. Наверно, у того Карташевича золото в сейфе.

Андрей вспомнил чертежик дома ювелира, который лежал в деле банды Корня, и по памяти нанес расположение кабинета, спальни и магазина.

– Надо следить. Узнать, когда он ложится спать… Ходит ли в гости? Вдруг уедет в другой город… С завтрашнего дня не спускать с него глаз.

Андрей поднялся на ноги и отряхнул с рук песок.

– Я с живого ювелира шкуру спущу, – с удовольствием сказал Джентльмен, – а до золота доберусь…

Раскинувшись, он лежал на песке и жевал тяжелыми челюстями травинку. Белое тело его было покрыто черными волосами. На груди под соском розовел неровно сросшийся шрам.

Андрей молча разулся, скинул брюки и пошел к воде. Когда, накупавшись, вылез на песок, воры лежали голова к голове и что-то рассматривали, переговариваясь.

– Вот, Блондин, где грошики под ногами валяются, – мечтательно проговорил Неудачник и показал измятую газету. – Видишь? За любого паршивого коммуниста по восемь тысяч карбованцев дают… Мать родная! За что? Только за адрес. Дармовый хлеб! Пять человек – сорок тысяч! Кого бы заложить, а? Слушай, – обратился он к Джентльмену. – Давай твоих родичей за восемь тысяч карбованцев продадим?

– Я с ними сам посчитаюсь, – процедил Джентльмен. – Мое время еще придет… Когда-нибудь я их всех куплю с потрохами. Пущу по миру, разорю в дым!..

Андрей запустил пальцы в жаркий песок, прищурившись, смотрел, как медленно плывет одинокое пухлое облако. У него синее донце. Такое облако могло принести дождь, или, разросшись, покрыть землю тучами, забарабанить громами, вонзая молнии в колокольни. Оно еще было мягким, летучим и теплым от солнца, но в нем уже собирались ветры и клубились тяжелые туманы.

Сегодня ночью, ворочаясь на полу в подвале торговки краденым, Андрей в коротком быстром сне увидел Наташу. Она пришла к нему неясным видением, оставив в памяти звуки своего голоса, веселый смех и почему-то печальные глаза…

Глава 5

В дом номер два на Екатерининской улице Андрей пробрался утром. Дом стоял на отшибе, окруженный пустырем, поросшим высоким бурьяном. Андрей пришел к нему тропинкой со стороны кладбища. Более или менее сохранившуюся комнату он нашел на втором этаже. Туда вела полуобвалившаяся лестница с гипсовыми амфорами на тумбах. В трещинах стены росли карликовые березки и голубели цветы вьюна. Совсем рядом, за поваленным забором, – нешумная улица, с тарахтящими телегами и гусиной стаей у водоразборной колонки. А по другую сторону было кладбище с поникшими ивами. В его часовне редко-редко позвякивал надтреснутый колокол.

Андрей прилег на полу и заложил руки за голову. Терпкий запах ковыля усыплял, в проемы окон залетали ласточки и, запищав, стремительно выносились из помещения.

Внизу послышались шаги – кто-то поднимался по лестнице. Андрей привстал на локте и увидел, что в дверь входит высокий парень в сатиновой косоворотке.

– Здоров, – сказал он.

Ветер трепал его выгоревший чуб, на смуглом лице голубели отчаянно-веселые глаза.

– Здравствуй, – ответил Андрей.

– Принимай смену, – парень подмигнул и сел у стены, разбросав ноги. – Ну что, покурим? Здрасьте, от Тучи… Желает удачи.

Они закурили папироски, молча разглядывая друг друга. Парень дымил, поплевывая в угол. На его лице то появлялась скрытая улыбка, то брови сходились к переносице. Он поигрывал зажигалкой, подбрасывая ее на ладони. Все в нем было крепким, большим – сапоги растоптанные, с длинными голенищами, плечи широкие, грудь выпуклая, а губы по-детски пухлые, с черным пушком в уголках.

– Можешь сматываться, – проговорил он. – С остальным мы справимся сами… Парень похлопал по карману, где у него, кажется, лежал револьвер.

– Смотри, не попадись, – предупредил Андрей.

– Я через кладбище рвану… У меня там ход есть. Все, брат, выверено. Мы вчера здесь с Тучей были… Спланировали.

– Как тебя звать?

– А это уж лишнее, – хохотнул парень.

Андрей отшвырнул папироску и достал жестяную коробку, полную окурков. Он разбросал их по полу и раздавил подошвами.

– Ты смотри какой! – одобрительно сказал парень. Он с завистью посмотрел на Андрея. – Из Чека небось?

– А это уже лишнее, – усмехнулся Андрей. Они встретились взглядами и рассмеялись.

– Может, увидимся при наших, – проговорил с улыбкой парень. – Так не пройди мимо… Не зазнавайся.

– Ни пуха тебе, – Андрей, прищурившись, оглядел его и покачал головой. – Ну и здоров ты… На два метра вымахал. Женат?

– Все невесты впереди, – бесшабашно сверкнул глазами парень и взмахнул рукой. – До скорого, товарищ… Желаю!

– Тебе тоже, – Андрей последний раз осмотрел комнату и пошел к лестнице, слыша, как за спиной парень беззаботно засвистел какой-то мотивчик, пристраиваясь у окна.

Потом Андрей сидел на скамейке под деревом и смотрел на гостиницу «Палас». Ничего не скажешь, мрачное здание, словно специально предназначенное для контрразведки. У нас, подумал он, тоже была возможность занять его под Чека, но Бондарь выбрал старинный светлый особняк с ампирным портиком. А деникинцы сразу ухватились за «Палас». Что это, тяга к театральным эффектам, желание потрясти воображение обывателя или инстинктивное влечение к мрачности, присущей заведению?

Над неподвижным часовым развевалось громадное цветное знамя. Привязанные к обглоданным деревьям лошади топтались на мостовой, притрушенной сеном. Иногда останавливались легковые машины, из них выходили подтянутые офицеры и шли к дубовым дверям. Забранные коваными решетками окна изнутри были прикрыты шторами, и только в одном, распахнутом настежь, сидела на подоконнике женщина и мирно курила папироску.

«Что ж, покурим и мы… Может быть, последнюю в своей жизни», – Андрей раскрыл пачку «Пальмиры» и задымил, но табак был горьким и противным. Он смял папиросу и старательно раздавил ее каблуком. Поймал себя на том, что делает все медленно, всячески оттягивая время, когда надо будет встать и идти туда, в это угрюмое здание.

Он поднялся со скамейки, одернул пиджак и пошел через дорогу.

– Куда? – спросил часовой.

– К начальнику.

– Спросишь у дежурного.

Андрей потянул на себя тяжелую дверь и оказался в сумрачном вестибюле. Свет падал только из верхних цветных витражей, и пол, казалось, был сложен из бледной расплывшейся мозаики. За маленьким столом, между двух холодных мраморных колонн, сидел дежурный офицер.

– Мне бы к начальнику, – растерянно оглядываясь, проговорил Андрей.

– По какому вопросу?

– Да понимаете, господин…

– Личный? Служебный? Вы кто такой?

– Тут такое дело, – шепотом сказал Андрей, – Касается коммунистов… Вы объявления развесили…

– Понятно, – офицер развернул бланк пропуска. – Фамилия?

– Кривцов Федор Павлович.

– Второй этаж. Пятая комната. К господину Фиолетову… Не забудьте сделать отметку.

– Благодарствую, – поклонился Андрей и пошел к широкой, покрытой ковром лестнице. Он бесшумно поднимался по ступеням, и вокруг стояла тяжелая гулкая тишина, в которой иногда где-то хлопали двери, слышались торопливые шаги, и затем снова все здание словно погружалось в напряженное безмолвие. На лестничных площадках бронзовые амуры держали ветвистые канделябры. В их круглых пустых подсвечниках торчали расплюснутые окурки.

– Вы куда? – вдруг громко, так, что Андрей вздрогнул от неожиданности, спросил голос.

Он обернулся и увидел в нише офицера. Тот сидел в бархатном синем кресле, поставив клинок между раздвинутыми коленями. Андрей молча показал пропуск.

– Налево, третья дверь.

Андрей прошел в коридор. Несколько раз глубоко вздохнув, осторожно постучал костяшками пальцев.

– Да! Войдите!

Офицер встретил его стоя. Был он высок ростом, смугл и похож на итальянца. Глаза глядели внимательно, в них была скрытая веселая искра.

– Поручик Фиолетов, – представился он и широким жестом показал на стул. – С кем имею честь?

Андрей замялся, словно хотел что-то сказать, но от волнения не мог выговорить ни слова.

– Смелее, – засмеялся поручик Фиолетов и ловким щелчком направил через стол коробку с папиросами. – Закуривайте…

Поручик умел владеть собой и знал, что роль приветливого простецкого человека лучше располагает к откровенности посетителей, чем казенная официальность сухой встречи. Ему, бывшему гвардейскому офицеру, в достаточной степени пришлось изучить повадки и характер тех, кто добивался с ним свиданий. Такова его работа вот уже на протяжении двух лет. Контрразведка не могла существовать без анонимных писем, провокаторов и доносчиков. Она сознательно взяла на вооружение развращенные, порочные инстинкты. Люди приходили сюда, негодовали, плакали, разоблачали заговоры, а за этим всегда было одно – рабское повиновение власти, зависть к себе подобному, но более удачливому, плохо спрятанная трусливая корысть. Все это рядилось в прекрасно сшитые костюмы или лохмотья оборванцев, носило фетровые котелки, офицерские фуражки, с еще не выцветшими пятнами от снятых кокард, но в сущности своей оставалось схожим, как гипсовые слепки, снятые с одного лица.

Фиолетов смотрел на сидящего перед ним крепко сложенного молодого человека и пытался по его суетливым движениям, излишне фасонистому покрою одежды и аккуратному пробору в мягких волосах определить характер и профессию посетителя. Было в нем что-то от приказчика небольшого магазина – врожденное раболепие и готовность услужить, но за вкрадчивостью манер и заискивающими взглядами улавливалось нагловато-нахальное – это выдавал начес чуба на правую бровь; тупой подбородок и холодноватый блеск выпуклых глаз.

«Кто же такой? – думал Фиолетов. – Физически крепкий… но руки… Белые руки с ровными ногтями. Одет слишком… Это доказывает низменное происхождение. Плебей… Умный рот…»

– Трудное дело, – вздохнул Андрей, – не знаю, как быть…

– Ну так-с, – Фиолетов весело улыбнулся. – Доставайте из своего кармана наше объявление…

Андрей ошеломленно посмотрел на него и медленно вытащил из внутреннего кармана свернутый лист бумаги. Он его сорвал со стены полтора часа тому назад.

– Денежные затруднения? – продолжал чуть иронически Фиолетов. – Или святое желание отмщения?

Андрей подавленно молчал.

– Вы можете не стесняться, – подбодрил поручик. – Мы здесь понимаем, что восемь тысяч рублей не всегда удачная цена… Как ваша фамилия? – Он потянулся за пропуском. – Я вас слушаю, Федор Павлович Кривцов.

Андрей поднял голову, исподлобья посмотрел на офицера.

– Деньги, конечно, нужны… Грех отказываться. Только я вас предупредил, что дело сложное… Вот вы меня назвали Кривцовым. А я свою фамилию уже пять лет только от следователей слышу. Вор я, понимаете?

У Фиолетова чуть удивленно дрогнули брови, но лицо осталось спокойным.

– Кличка у меня – Федька Блондин… Трое нас было. Приехали из Москвы. Проследили за ювелиром Карташевичем… Уже до сейфа добрались, как тут из розыска. Шпалеры у нас были. Стали отстреливаться. Двоих наших пришили, а я остался… Схватили меня…

– Дальше, – потребовал офицер.

– Сначала думали, что мы из этих… Из политических. Вроде как эксцесс сделали – выемку золота для политической организации. В Чека допросили.

– Били?

– Нет, – усмехнулся Андрей. – Хотели припаять «вышку», то есть в расход, да пришлось им самим манатки сворачивать. Уголовники из тюряги, то есть, из тюрьмы, деру дали. И я с ними. Вот и все, господин поручик.

– Зачем же пришли? – нахмурился Фиолетов.

– Хочу повиниться перед вами, – сказал Андрей. – Вы ж совсем иная власть. Что я тут буду делать? Без документов, без жилья… Воровать снова? Так к вам только попадись, шлепнете и судить не станете.

– Это точно, – повеселел поручик. – Ну, а дело твое где?

– В тюрьме, наверно, – пожал плечами Андрей.

– Значит, у нас, здесь. Проверим, – Фиолетов искоса посмотрел на поникшего Андрея и прищурился. – А за что тебя реабилитировать? Ты что, эшелон с красными подорвал?

Андрей кивнул на объявление и осторожно подвинул его к офицеру.

– Вчера я на улице одного из чекистов видел… Из тех, которые меня допрашивали. Конечно, сейчас он по-иному одет. Замаскирован, но я его личность опознал.

– Дальше? – заинтересовался Фиолетов.

– Проследил я его. Живет на пустыре, в разрушенном доме…

– Адрес!

– Господин поручик, только уговор… Я сам добровольно пришел.

– Говорите адрес, – поморщился поручик. – Торговаться будем потом.

– Екатерининская, два.

Офицер задумчиво побарабанил пальцами по столу.

– Чекист, говорите?

– Чекист.

– Сколько же их, чекистов? Тысяча? Две? Все ловят только чекистов… Пойдемте!

Они вышли из кабинета и зашагали по коридору. Фиолетов заглянул в одну дверь.

– Здравия желаю, мадам, – весело прокричал он. – Найдите уголовное дело «Блондина»… Попытка ограбления ювелира. И быстро к господину полковнику. Целую в щечки!

– Веселый вы человек, – осмелев, сказал Андрей.

– А ты, милейший, не промах, – ухмыльнулся поручик и бросил на него быстрый взгляд.

– Ишь ты, – пробормотал Андрей и пошел впереди него, затравленно озираясь по сторонам.

Перед высокой дверью Фиолетов остановил Андрея:

– Подожди меня здесь.

Полковник молча посмотрел на поручика. Тот стоял, по-домашнему просто облокотившись о край стола. Под глазами у Фиолетова синели тени, тонкие морщины тянулись от крыльев носа. Смуглая кожа казалась пепельной.

«…Не так много работает, – недовольно подумал полковник, – больше пьет. Гвардейским офицерам не место в контрразведке. Избалованы и ленивы. И чересчур много претензий. Как и различных желаний… Он неудачник или элементарный прохвост. Его друзья – все блестящие офицеры…»

– Вас видели в некиих кабаках, – с чуть слышимой брезгливостью в голосе проговорил полковник. – Ваш вид не внушал уважения. Жалованье поручика не обильно…

– Простите, – вставил Фиолетов и улыбнулся, показывая сияющие белым кафелем зубы. – Именно отсутствие хороших доходов и является причиной столь частого посещения кабаков.

– Загадочно говорите.

– Альфред Георгиевич, – Фиолетов засмеялся, как напроказивший мальчишка, смущенно потупил голову. – Мне нечего тратить. Весь в долгах. А это развращает. Как и мужская дружба.

– Вот этого уж не понимаю, – передернул плечами полковник.

– Платит самый преданный и отзывчивый, – хохотнул Фиолетов и развел руками. – А Русь такими богата.

– В неслужебное время вы вольны располагать собой как вам на душу ляжет, – перебил полковник, – но я пренебрегаю теми, кто теряет облик человеческий.

– Я знаю об этом, Альфред Георгиевич, – тихо сказал Фиолетов. – Мы русские офицеры.

– Вот и прекрасно, – хмыкнул полковник. – Хотя одна треть крови у вас иноземного происхождения.

– Италия – страна певцов и рыцарей, – с оживлением ответил Фиолетов и, приоткрыв дверь, поманил согнутым пальцем Андрея.

– Почему сразу ко мне? – поморщился полковник. – Имейте жалость, поручик, пощадите. Кто он?

– Альфред Георгиевич, я подумал, что можно использовать по делу Лещинского, – многозначительно сказал Фиолетов. – Это вор… Уголовник. Пришел с повинной. Хочет, чтобы мы забыли его прошлые прегрешения. Сидел у большевиков. Спасся, когда ушла охрана.

– Мы не благотворительная организация, – сухо ответил полковник.

– Совершенно точно изволили сказать, – подхватил Фиолетов. – Он и сам так думает. В залог своей будущей деятельности принес адрес коммуниста. И, конечно, как всегда, чекиста!

Полковник медленно поднял глаза на Андрея. До этого он его словно не замечал. Сейчас, откидываясь на спинку кресла и по-монашески складывая кисти рук на животе, полковник безразличным взглядом скользнул по стоящему перед ним человеку, и в стариковских выцветших глазах не мелькнуло ничего – они оставались холодными, с замутненными блеклыми зрачками. Розовые от бессонницы веки несколько раз сомкнулись, как бы сделав ряд мгновенных фотоснимков, и костлявое лицо снова опустилось к зеленому сукну стола. Полковник зашелестел какими-то бумагами.

Андрей почувствовал, что легкая испарина проступила на лбу, а ноги стали тяжелыми. Он переступил, в тишине кабинета скрипнули ботинки, полковник скривился, точно от зубной боли.

«…Вот он какой! Крупная фигура, но нервы… Не надо было меня сразу к нему… Я для него слишком мелок, ничтожество… Не повезло, попал к этому поручику-недотепе… Наверно бьет арестованных и нюхает кокаин…»

– Ты уверен? – вдруг тихо спросил полковник.

– Видел собственными глазами! – закричал Андрей. – Он!! Ей-богу, он! Провалиться мне на этом месте, он!!

– Голубчик, не ори, – медленно проговорил полковник. – Мы занятые люди… Если твои сведения не подтвердятся…

В дверь постучали, вошла красивая женщина в длинном шелковом платье.

– Альфред Георгиевич, – пропела она приятным голосом, – пожалуйста, из канцелярии дело банды Корня.

Полковник вопросительно посмотрел на поручика. Тот развел руками:

– Это я распорядился… Может быть, Альфред Георгиевич, пожелаете взглянуть?

– Хорошо, оставьте. Благодарю.

Женщина положила папку на стол и направилась к двери, гордо неся на голове громадный стог великолепных волос.

– Оставьте этого типа у нас, – буркнул полковник, разглядывая обложку папки. – Возьмите машину и конвой. Если адрес правилен, то арестуйте того… так называемого чекиста.

– Господин полковник, – с беспокойством начал было Андрей, но тот раздраженно перебил:

– Иди!

В коридоре Фиолетов расправил китель под ремнем и раздосадовано заговорил:

– Зря я тебя сразу к полковнику… Ну, потом пеняй на себя, господин вор! А пока посидишь в камере.

Поручик сдал Андрея дежурному, тот не очень тщательно обыскал его и повел по ступеням вниз.

Сколько прошло времени – час, два? Трудно это определить в полутемном помещении. Сюда не доносилось ни звука, а свет шел из небольшого окна, забранного ржавой решеткой.

Подвал был сырым. Из кирпичных стен торчали хищно изогнутые крючья. Смердящая лужа тянулась из угла, в котором лежало опрокинутое ведро.

Андрей опустился у стены на корточки, поднял воротник пиджака.

«Что-то будет? Справится ли с делом тот, насмешливо-веселый парень с револьвером в кармане? Здоров детинушка, силы недюжинной… Главное, чтобы он спасся, успел убежать… Если попадется контрразведке в руки, то… Неопытный парень… Все может провалиться… Молодой, видно, из заводских. Лишь бы деникинцы увидели следы жилья, и хотя бы раздался из окна один выстрел из револьвера… Потом пусть бежит… Здесь холодно, словно в погребе… Поверит ли полковник? Наверное, нет… На его глупость надеяться не приходится…»

В камере не тишина, а молчаливое эхо. Оно сторожит каждое движение и зло отзывается на любой шорох. Там, в том доме на Екатерининской, тишина была точно расслабляющий наркоз – с запахами мятой полыни и сухой штукатурки… Как прекрасно видеть небо, слушать свое бьющееся сердце, трогать кончиками пальцев наморщенный лоб. Осязать себя с ног до головы всего – чувствовать свою мягкую кожу, по которой пробежал муравей, ощущать движение легких волосков на ветром обдуваемой руке… Чертовски холодно… Каменная яма с крючьями на стенах… Зачем крючья? Время перестало существовать… Сколько прошло – час, два?..

Казалось, миновала вечность, пока за ним пришел дежурный. Он повел его по тем же лестницам, в гулкой тишине пасмурного здания.

– У вас там на стенах крючков понатыкано, – угрюмо сказал Андрей.

– Для мяса, – не оборачиваясь, отвечал офицер. – Бывшие холодильники…

Фиолетов поджидал его в вестибюле. Он был взволнован, покусывал губы и нетерпеливо смотрел на приближающегося Андрея.

– Пошли, – резко бросил он и зашагал к двери. Они вышли во двор гостиницы. Поверх кирпичного забора уже натянули колючую проволоку, и в углах построили дощатые сторожевые башни. На залитом светом асфальте у коновязи топтались оседланные лошади и стояли офицеры. У стены Андрей увидел несколько трупов. Они лежали на солнцепеке, над ними жужжали мухи. Из-под наброшенных шинелей торчали разбитые солдатские ботинки и хромовые офицерские сапоги.

В группе офицеров выделялся полковник Пясецкий.

– Иди сюда! – позвал он. Внимательно, словно впервые, посмотрел на Андрея и сухо усмехнулся. – Что ж… Твой донос оправдался. Тебе повезло… – Он коротко кивнул на убитых. – Правда, им это не поможет… Так ты считаешь до сих пор, что выследил чекиста?

– Да, господин полковник, – твердо ответил Андрей.

– Мог бы его опознать?

– Безусловно, господин полковник.

– Я представлю тебе такую возможность, – полковник повернулся на каблуках и пошел к сторожевой вышке. – Смотри… Он?..

На асфальте, раскинув руки и подвернув ноги, лежал убитый парень. Тот, который остался в доме на Екатерининской, два. Голова его была размозжена, и в спутанных выгоревших волосах запеклась кровь. Он лежал щекой к земле, словно слушал что-то. Его открытые глаза потемнели, но неподвижные остекленевшие зрачки неестественно блестели.

– Узнаешь?

– Да, – тихо прошептал Андрей.

– Я так и думал, – произнес полковник. – Отстреливался до последнего патрона… Оставшийся пустил себе в лоб. Странно, зачем он остался в городе?

– Попал к нам в руки чудом, – объяснил офицерам Фиолетов. – Фельдфебель нарушил приказ и выставил патруль у кладбища. Оказывается, он местный житель и знал тут все дырки. Кроме того, этого чекиста кто-то поддерживал огнем с чердака соседнего дома. К сожалению, обнаружить не удалось…

Андрей был не в силах отвести взгляд от широкой, обтянутой косовороткой спины парня, к которой прилипли сухие былинки. Голоса офицеров доносились до него, с трудом пробиваясь сквозь жаркий гул, наполнивший черепную коробку. Ломило виски.

– Конечно, – сказал полковник, – он член организации… И, может быть, один из руководителей. Пойдемте ко мне. И, как его?

– Блондин, господин полковник.

– Зовите!

Фиолетов кивнул Андрею, и они все трое прошли мимо вытянувшихся офицеров.

– Ну-с, – Пясецкий сложил вместе кончики пальцев и откинулся на спинку кресла. – Рассказывай.

– О чем? – испуганно спросил Андрей.

– Неужели ты так наивен, что думал таким способом обмануть нас? – он удивился, и легкая улыбка тронула тонкие губы. – Мы солидное заведение, господин Кривцов. Ты если и не уважаешь нас, то хоть отдавай должное нашим возможностям.

– Я ничего не понимаю, – пробормотал Андрей.

– Ну, конечно, – вежливо сказал Пясецкий. – Тебе нужны особые напоминания… Давно ты работаешь на Чека?

– Господин полковник! – воскликнул Андрей. – Я вор! Пришел к вам…

– Молчать! – гаркнул полковник и стукнул кулаком по столу. – Сволота уголовная, красным продалась?!

«Значит, он верит, что я уголовник», – мгновенно пронеслось в голове Андрея.

Фиолетов подсел к столу и, словно случайно, поставил ножку тяжелого стула на ботинок Андрея. Вопросы посыпались с обеих сторон, торопливые, быстрые. Острие ножки вонзилось в подъем, невыносимой болью отдаваясь во всем теле.

– Когда завербовали красные?

– За сколько продался?

– Говори сразу!

– С кем связан из организации?

– Не думай! Смотри в глаза!

– Какие задачи? Место явок, пароль… В глаза! В глаза!

Скрючившись на стуле, Андрей шептал дрожащими губами:

– Не знаю… Ничего не знаю… Вы ошиблись, господин… Истинная правда… Клянусь! Я ничего не знаю…

Казалось, что все кости ступни были раздавлены тяжестью Фиолетова, который, рассевшись на стуле, зло бросал:

– Сколько тебе лет?

– Где родился?

– Сколько получил от красных?

Он наотмашь, так, что дернулась голова, хлестнул Андрея по щеке.

– Отвечай!

Полковник вдруг дал знак поручику, и тот с невозмутимым видом поднялся со стула, отошел к окну, закурил папиросу.

Андрей руками подтянул онемевшую ногу. У него дергались губы.

– Скоро пройдет, – успокоил полковник. Он задумался, поглаживая ладонью седой ежик волос. Затем добавил – Раз сюда попал… Где ты живешь?