Текст книги "Поездка к Солнцу"

Автор книги: Борис Костюковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Ладно, – сказал Андрейка и взял из рук матери повод. Потом нагнулся и шёпотом попросил: – Не надо лебедю отрезать крыло.

– Хорошо, хорошо, сынок, – успокоила мама Сэсык. – Разве ты не знаешь: товарищ Кукушко плохо не сделает. Поезжай.

И Андрейка поехал. Он не позвал с собой ни Рыжика, ни Няньку, ни Катю, но они сами увязались за ним. Рыжик шёл почти рядом и больно укусил Резвую. Она взбрыкнула ногами и заржала. Андрейка хлестнул Рыжика плёткой. Почему это Рыжик стал кусать Резвую?

Плётка не помогла. Через несколько минут Рыжик опять укусил монголку и сам жалобно заржал, как будто это его обижали. Андрейка посмотрел на него сердито, снова было замахнулся плёткой, но не ударил. Нянька, конечно, стала лаять. А когда лаяла Нянька, то Катька не могла молчать.

– Н-но! – Андрейка сжал пятками бока Резвой.

Она будто ждала этого и пошла рысью. Но и Рыжик не отставал. Он жалобно ржал и наконец ухватил Андрейку зубами за полу дэгыла. Андрейка чуть не слетел с седла. Он натянул повод, остановился и скомандовал:

– Ложись, Рыжик, ложись!

Рыжик послушно лёг. Андрейка хмыкнул и подал новую команду:

– Встань, Рыжик, встань!

Рыжик послушно поднялся.

– Иди, иди! – позвал Андрейка и похлопал себя по колену.

Не успел Рыжик подойти, как Нянька подскочила и лизнула Андрейкину руку. Рыжик стал рядом с Резвой и хотел положить свою морду на загривок. Но Резвая испугалась, заржала и оскалила зубы. Андрейка снова хмыкнул и вытащил ноги из стремян. Он ухватился рукой за луку седла Рыжика, перебросил ногу, нащупал ею стремя и перебрался на Рыжика.

Ах, как обрадовался Рыжик! Он поднялся на задние ноги. Андрейка туго натянул повод. Рыжик, конечно, знал, как это любит Андрейка. Он покружил своего маленького хозяина, и все они очень развеселились. И больше всех – Нянька. Андрейка похлопал свою лошадь по шее и спросил:

– Будешь слушаться Андрейку?

Рыжик пошевелил ушами, повернул голову и достал губами Андрейкину руку. Он смотрел своими большими глазами, часто моргал длинными ресницами и так виновато прижимал к затылку уши, что Андрейка не выдержал и засмеялся.

Рыжик был прощён.

Андрейка не спеша ехал к бабушке Долсон.

День сегодня выдался на редкость тёплый и солнечный. И степь сразу изменила свои краски. Ещё вчера не было зелени, только кое-где на пригорках сквозь прошлогоднюю желтизну пробивалась свежая травка, а вот сегодня, куда ни посмотришь, везде глаза встречают зелень. А сколько подснежников! Они-то и сделали степь весенней. Как хорошо Андрейка поступил, что не сорвал тот первый подснежник, который он увидел, когда возвращался из школы в свою юрту… Да и вообще никто в степи не рвал цветы: ни бабушка Долсон, ни отец, ни мать, ни Дулма. Не потому ли так много расцвело подснежников этим утром?

Как назывались цветы, которые раскрыли свои лепестки на глазах у Веры Андреевны, когда она была ранена? Почему Андрейка ни разу не видел, как распускаются цветы в степи?

Боги бабушки Долсон

Андрейка и не заметил, как подъехал к бабушке Долсон. Нянька подбежала к ней и растянулась на земле, повиливая хвостом. Катька обнюхивала бабушкин дэгыл. Резвая подошла к Мае и посмотрела на неё своим глазом с таким любопытством, как будто бы впервые встретила такое забавное животное.

Бабушка держала в зубах трубку, которая давно уже погасла.

Андрейка посмотрел на Маю и почему-то вспомнил Лебедя-Лебедина. У Май также была изогнута шея, и её маленькая голова возвышалась гордо и неприступно.

– Дядя Куку приехал, – сказал Андрейка.

– Вижу, Андрейка.

– Откуда видишь? – удивился Андрейка и оглянулся на кошару. Даже он отсюда почти ничего не видел, а ведь у бабушки Долсон было плохое зрение. Глаза у неё постоянно слезились.

– Э-э, Андрейка, Резвая-то здесь ходит.

Ну да, Андрейка сразу сообразил: Резвая здесь, значит, и ветеринар здесь. Андрейка опустил голову и проговорил:

– Бабушка, ты пошто на земле сидишь? Земля сырая. Болеть будешь.

Кряхтя и охая, бабушка Долсон поднялась на ноги, спрятала свою трубку в кисет с табаком и засунула его за полу дэгыла. Она подошла близко к Андрейке, положила ему руку на колено:

– Умный ты у меня. Шибко бабушку свою любишь. Никто старую Долсон не жалеет. Один ты жалеешь.

– Мама Сэсык жалеет, – сказал Андрейка.

– Э, ладно, ладно! Все жалеют… А внук у Долсон один. Шибко славный парнишка.

– К юрте поедем. Садись на Резвую.

– Ишь ты, всё знаешь! Сама хотела сейчас идти. Только подумала.

Бабушка Долсон заковыляла к Резвой. Но одноглазая лошадка отскочила в сторону и остановилась, посматривая на Маю. Андрейка на Рыжике вплотную подъехал к Резвой и в поводу подвёл её к бабушке.

– Меня боится, тебя не боится, – засмеялась бабушка. – Ты ездил на Резвой? – спросила она.

Андрейка опять удивился:

– Ездил. А ты видела?

– Э, Долсон всё видит. Гляжу, стремя короткое. Кто ездил? Внук Долсон ездил. – Бабушка отпустила подлиннее стремена, легко села в седло и подъехала к верблюдице. – Оставайся тут. Вечером позову тебя.

Мая потянулась головой к бабушкиной руке.

– Тут оставайся, – повторила бабушка. – Вечером пух буду с тебя чесать. Мая. – Бабушка махнула рукой и поехала.

Андрейка подъехал к бабушке Долсон.

Мая не тронулась с места.

Андрейка несколько раз потом оглядывался. Мая всё смотрела им вслед.

Бабушка Долсон ехала рядом с Андрейкой.

– Ты любишь Маю? – спросил он.

Бабушка помолчала. Любила ли она Маю? Да она никогда об этом не думала. Она вырастила верблюдицу, и вот уже двадцать лет они не расстаются. Чего только не было за эти годы! Два сына ушли на войну. Все слёзы выплакала Долсон, ожидая их. Арсен вернулся, а Андрей навсегда остался далеко на чужой стороне. Он лежит в братской могиле… Сколько шелковистого верблюжьего пуха начесала от Май Долсон! Сколько тёплых рукавиц и тёплых носков связала она– и всё отправляла сыновьям на фронт. Все товарищи Арсена и Андрея ходили в этих носках и рукавицах старой бурятки. Они, незнакомые парни, писали ей письма, благодарили, И часто, очень часто она оплакивала этих незнакомых товарищей своих сыновей. Разве мало она молилась богам за них, разве мало баранов, шерсти, хлеба перевозила в дацан, чтобы ламы день и ночь просили богов сохранить сыновей Долсон и их товарищей? Но боги сохранили только Арсена. Андрея же они взяли к себе. Сильно меткий стрелок был её сын Андрей. Триста фашистов убил он. Пять орденов прислали Долсон с фронта, когда богам угодно стало забрать к себе Андрея. Долсон не ропщет. Она не хочет гневить богов. Если им нужен был её сын-мэргэн то что она могла поделать? На то есть воля всемогущих богов. Одного сына они ей всё же оставили. Ох как долго она плакала, как долго молила неприступных богов! Они стояли в её юрте, начищенные до блеска, а в бронзовых мисочках перед ними всегда самые вкусные кушанья: мёд, конфеты, арса, самые жирные кусочки баранины. Все пять орденов своего сына Андрея прикрепила Долсон к флажку, на котором написано: «Лучшему чабану». Этот флажок передало ей правление колхоза на вечное хранение. Она пришила флажок с орденами к кошме юрты, как раз над столиком с богами. Перед каждым орденом стоит такая же бронзовая мисочка, как перед божком, и ни разу ещё Долсон не забыла переменить в них еду. Всегда еда должна быть свежая. Долсон так долго, так упорно молилась своим богам, что они сжалились над ней. Именно они, боги, послали ей маленького Андрейку. Да-да, они не остались глухими к её мольбам. У сына Арсена родился ребёнок. Боги сделали его похожим на дядю Андрея. Они вернули Долсон её сына, только сделали его маленьким…

Так любила ли Долсон свою верблюдицу Маю?

Ты ведь не знаешь, Андрейка, тебя не было ещё тогда на свете. В чёрный день пришла весть с фронта о гибели сына. Долсон пошла в степь. Она ничего не видела и не помнила. Следом за ней шла и шла верблюдица Мая. Кругом была ночь. Чёрная ночь, такая же беспросветная, как горе старой бурятки.

Долсон хотела, чтобы боги взяли её к себе, туда же, где теперь её сын Андрей. В степи поднялся шурган. Это был такой шурган, какого ещё не видывала на своём веку Долсон. И это было очень хорошо. Долсон пойдёт, пока хватит сил, а потом упадёт и окажется рядом с сыном. Разве можно далеко уйти, когда метёт снег вместе с песком и с земли поднимает камни? Так оно и случилось. Долсон упала на землю и увидела своего красавца сына. Он был таким же, каким уезжал на фронт: широкоплечий, невысокий, с круглым девичьим лицом – румянец во всю щёку, с чёрными блестящими волосами, с глазами, которые всегда смеялись, а на этот раз затуманились… Долсон протянула руки, взяла в них милую тёплую голову своего сына, и ей стало так хорошо, так спокойно, как было только давным-давно, перед самой войной.

И постепенно тепло отогрело её старые, промёрзшие кости, она окончательно успокоилась.

Но потом боги раздумали брать к себе Долсон. Это они послали верблюдицу Маю. Они сделали так, что Мая не отстала от своей хозяйки ни на шаг…

Когда Долсон очнулась, то почувствовала, что ей и в самом деле очень тепло. С трудом Долсон вылезла из-под снега. Оказывается, рядом с ней лежала Мая, и шурган закрыл их целым сугробом снега. Это Мая легла рядом со своей хозяйкой, загородила её от ветра, согрела своим теплом и не дала умереть. Так захотели боги. Иначе зачем же они позволили два дня и две ночи пролежать им под снегом и не замёрзнуть?

И когда уже весь колхоз считал Долсон мёртвой, когда все сокрушались и жалели старую чабанку, она вдруг верхом на Мае приехала в село. Люди выбегали из домов, радостно приветствовали Долсон, и целая толпа сопровождала её до правления колхоза.

В селе у Долсон не было ни одного родного человека. Но, оказывается, её очень любили. Сколько добрых рук пожала она в этот день! Сколько домов открыли перед ней свои двери! Как все радовались, что она осталась жить! Да, её спасла Мая. А кто послал Маю идти за ней? Боги. И если бы не Мая, то Долсон никогда бы не увидела маленького Андрейку. Так может ли Долсон не любить Маю?

…Уже когда подъезжали к юртам, бабушка Долсон подняла голову, посмотрела слезящимися глазами на Андрейку и сказала:

– Шибко хорошая верблюдица Мая. Скоро она принесёт ботогона. Ботогона тебе отдам. Большой верблюд вырастет – председатель колхоза Фёдор Трифонович спасибо скажет.

У Андрейки заблестели глаза, чёрные весёлые глаза, как у дяди Андрея, и он засмеялся звонко и радостно.

– Э, Андрейка, – сказала бабушка Долсон, – когда поставим твою кровать в мою юрту? Всю зиму тебя не видела, перекочевала к тебе, а ты не хочешь спать в моей юрте.

– Хочу! – сказал Андрейка. – Буду спать в твоей юрте.

Он быстро перекинул левую ногу и скатился на землю.

– Неси на место, – сказал Андрейка, протягивая Няньке бич.

Нянька зажала зубами бич и пошла к юрте. Бабка Долсон слезла с Резвой и, довольно покачивая головой, смотрела на собаку. Дверь юрты была закрыта. Нянька легла около неё, не выпуская из зубов бича.

– Всё понимает. Открой ей дверь, сынок, – сказала бабушка Долсон.

– Нянька караулить будет, – проговорил Андрейка.

– Ладно, пусть караулит, – согласилась бабушка.

– Бабушка, расседлай Рыжика, – попросил Андрейка. – Пускай пасётся. Больше не поеду.

Бабушка Долсон ничего не сказала, только одобрительно покачала головой. Всё знает её внук. Хозяин растёт.

Пока она управлялась с Рыжиком, Андрейка сходил в хотон – место недалеко от юрты, огороженное щитами, куда на ночь загоняют овец, – и посмотрел, что там делает Катька. А Катька ничего не делала. Просто легла на подстилку и лежала. Очень устала сегодня. Вообще Катька сильно изменилась за эту зиму. Совсем не та Катька стала. И бегает мало, и быстро устаёт.

– Андрейка! – позвала бабушка. – Пойдём, Андрейка. – Она несла снятое с Рыжика седло в свою юрту.

Андрейка вошёл за бабушкой и осмотрел юрту. Всё здесь было ему знакомо. Куда бы ни кочевала бабушка, вместе с ней кочевали боги. Их было много, все они или бронзовые, блестящие, или раскрашенные синей и голубой краской. Но, кроме богов, на красном флажке, около самого столика, висели ордена дяди Андрея. Знаменитый снайпер был дядя Андрей. Перед каждым орденом – бронзовая блестящая мисочка. Перед каждым богом – тоже. В них еда. Ни боги, ни ордена не ели. Они никогда ещё не попробовали мелко нарезанной баранины, не пили чаю с мёдом., И даже ни одной конфеты не съели. Всё это знал Андрейка. Он спрашивал бабушку Долсон: почему же боги не едят? Разве это плохая еда? Но бабушка отвечала, что боги едят в другом месте. Они ещё не полюбили юрту старой Долсон. Она молится каждый день, просит их об одном: пусть они никуда не ходят, пусть полюбят её юрту и едят только здесь.

На этот раз Андрейка сразу заметил, что на столике появился новый бог. Он был больше остальных, сидел, поджав под себя ноги, выставив вперёд руку с отставленными двумя пальцами. Между сжатыми пальцами ничего не было, но бог внимательно их рассматривал. Голова его была украшена синим малахаем. Перед новым богом стояла миска с самыми любимыми конфетами. В ней доверху были насыпаны леденцы. Бог, конечно, не обратил на них внимания. Даже леденцы не ест! Андрейка облизнул губы и отвернулся.

– Вот тут седло твоё будет, – сказала бабушка, вешая седло на деревянный крюк, – Тут кровать твою ставить будем, – и показала на свободное место напротив столика с богами.

Андрейка подошёл к столику и провёл пальцем по синему малахаю нового бога. Палец остался чистым: краска к нему не пристала.

– Зачем трогаешь? – прикрикнула бабушка. Но тут же заговорила ласково: – Нельзя бога трогать, сынок. Видишь, главный бог – Будда называется. Бадма дал. Говорит: «Долсон, тебе Будду даю. Никому не даю». Добрый Бадма стал. Завернул бога в шёлковый хадак. Говорит: «Долсон, чаще в дацан езди». Надо Бадме барана привезти, мёду привезти, денег.

– Бабушка, ты купила у хромого Бадмы бога? – спросил Андрейка.

– Даром Будду отдал он, – недовольно ответила бабушка.

– А зачем барана и деньги повезёшь?

– Богам. В дацане богов много. Большой каменный дом стоит. Богов в нём много. Богам много баранины надо. Много мёду надо. Денег надо. У старой Долсон всё есть. Кладовщик ругается. Трудодней много. Хлеба дали, двадцать баранов дали. Куда старой Долсон девать? Сын Арсен не берёт, богам отдавать надо. Поедешь со мной?

– Куда? – спросил Андрейка.

– В дацан поедем.

– А что там делать?

– Богам помолимся. Глаза мои аршаном лечить будем. Шибко хороший аршан. Глазам помогает. Все болезни лечит.

Андрейка сразу встрепенулся:

– Веру Андреевну лечить будем?

– Нельзя. – Бабушка тяжело вздохнула. – Учительница бурятским богам не верит, в дацан не поедет. Беда жалко Веру.

– Жалко! – подтвердил и Андрейка. Но сразу оживился: – А ты попроси аршана. Мы в котелке Вере Андреевне привезём.

– Всё знаешь! – довольно сказала бабушка. – Бадму попросим. Аршан привезём. Веру лечить будем.

Вдруг Андрейка насторожился. Издалека раздавалось: «Ку-ку! Ку-ку!..» Бабушка Долсон тоже прислушалась.

– Э, товарищ Кукушко тебя зовёт.

Андрейка выскочил из юрты и сразу увидел маму Сэсык и ветеринара. Они не спеша шли к юртам, и Андрейка отчётливо слышал весёлое: «Ку-ку! Ку-ку!..» Только тут Андрейка вспомнил всё о Лебеде-Лебеди-не и сорвался с места. Он побежал навстречу матери и дяде Куку, но позади себя услышал Няньку. Андрейка оглянулся: он велел ей караулить юрту, а она бежит с бичом в зубах.

– Н-но! – грозно прикрикнул Андрейка. – Иди на место!

И Нянька пошла. Виновато опустив голову, она вернулась к дверям юрты.

Совсем разбаловалась Нянька без Андрейки. Но ничего, он её научит.

– Ну что, дружочек? – сказал дядя Куку, когда Андрейка поравнялся с ним. – Ты уж, наверное, успел много дел сделать, а мы всё возились с твоим лебедем.

Андрейка тяжело дышал. Да и нога у него вдруг заболела. С тех пор как он сломал ногу на льду, она часто болела, и бегать он теперь уже не мог.

– И ты тоже хромаешь, – сказал участливо дядя Куку. – Это всё после неудачного катания на коньках? Теперь вас тут два инвалида будет – лебедь и ты.

Бабушка Долсон тоже шла им навстречу.

– Сайн, товарищ Кукушко! – приветствовала она ветеринара. – Однако, вылечил ты лебедя, нет ли? – спросила она по-русски.

– Сайн, Долсон Доржиевна! – ответил Кукушке и пожал ей руку. – Я хоть и давно лечу разную скотину и птицу, но не всё сразу вылечишь. Вот, смотрите, что у него в крыле было. – И с этими словами он протянул бабушке Долсон что-то в марле.

Бабушка трясущимися руками развернула марлю и скорбно закачала головой. Андрейке видны были на марле пятна крови.

– Какой-то подлец самодельной картечью стреляет, – сказал Кукушко. – Видите, тут рубленый кусочек свинца и бронзовый шарик. Только никак не пойму, что это такое.

– Ай-я-я! – Бабушка качала головой и вытирала рукой слезящиеся глаза. – Худой человек стрелял!

– Да уж куда хуже, – пробасил ветеринар. – Такая птица красивая, прямо царь-птица! Не знаю, сможет ли она теперь летать…

– Худой человек! – повторила бабушка.

Поздно вечером отец пригнал отару. Он ни за что не согласился отпустить Кукушко и оставил его ночевать. На такой случай в юрте была раскладная кровать.

Бабушка Долсон объявила, что забирает Андрейку в свою юрту. Отец сам перенёс Андрейкину кровать и постель.

Ветеринар сидел около маленького столика на скамейке, мама Сэсык всё уговаривала его:

– Всегда мало ешь, товарищ Кукушко. Хворый ты, что ли?

– Здоровый, здоровый! – смеялся ветеринар. – А вот к вам в юрту попадёшь и заболеешь. Ведь у вас если меньше барана съел, всё мало считается.

– Ешь, ешь, не обижай хозяйку! – сказал отец.

– Ешь, дядя Куку! – попросил Андрейка и затолкал себе в рот большой кусок баранины.

– Ну что с тобой поделаешь, дружочек, – расхохотался ветеринар, – мне от тебя отставать никак нельзя!

Когда кончили ужинать, отец взял у ветеринара марлю и, поднеся её к лампе, долго рассматривал и вертел в пальцах кусочек свинца и медный шарик. Андрейке тоже хотелось подержать их в руках, но отец не заметил этого.

– Вот что, Альберт Изосимович, – сказал отец, – ты оставь их мне. На память оставь. Я искать буду, кто это бьёт у нас в степи лебедей. – Отец почему-то посмотрел На бабушку Долсон, которая уже поднялась из-за стола и стояла у двери юрты. – Мать, ты видела – я с фронта привёз пули, осколки привёз? Мне доктор в госпитале дал. Сказал: «Храни, товарищ Нимаев, может, найдёшь, кто стрелял в тебя». Война большая. Разве найдёшь? А тут степь, тут я хозяин. Я найду. Тут, мать, я найду.

– Найди, Арсалан! – сказала бабушка Долсон.

Она очень редко звала отца этим именем.

– Такого человека судить надо. Правда, мать?

– Судить надо, Арсалан, – согласилась бабушка Долсон.

– Это худой человек. Волк! – сказал отец.

– Худой человек, – согласилась бабушка.

Она подошла к Андрейке, взяла его за руку и пошла из юрты. Около самых дверей она обернулась и сказала:

– Найди его, Арсалан. Сама судить буду.

Андрейка едет в дацан

Лебедь-Лебедин долго не брал пищи и не пил воды. Жалко было смотреть на его крыло. Все перья посредине крыла дядя Куку выстриг, и была видна кожа, вымазанная йодом.

Когда Андрейка первый раз появился в загородке кошары, Лебедь-Лебедин попытался встать на свою здоровую лапу – и тут же упал. Он угрожающе открыл клюв, готовясь защищаться. Андрейка сменил в миске воду и поставил почти под самый нос птице приготовленную мамой Сэсык еду.

Лебедь-Лебедин даже не взглянул на всё это. Андрейка думал, что Лебедь-Лебедин умрёт с голоду.

Вот почему он так обрадовался, когда бабка Долсон сказала, что едет в дацан и берёт с собой его, Андрейку. Ведь из дацана можно привезти аршан, который лечит все болезни. Бабушка Долсон будет лечить им глаза, Андрейка же даст аршан Лебедю-Лебедину. У него сразу заживут крыло и лапа, он начнёт есть и пить.

Утром отец и мать угнали в степь отару, а бабушка стала собираться в дорогу. Она не сказала отцу с матерью, что возьмёт с собой Андрейку: они не разрешили бы.

Как ни уважал свою мать Арсен Нимаев, как ни слушалась и ни любила бабку Долсон мама Сэсык, но Андрейку в дацан они не отпустили бы. Это хорошо понимала не только старая Долсон, но и её внук Андрейка.

Несколько своих овец бабка в последнее время держала в загоне, подкармливала их сеном и не отпускала с отарой. Она отобрала трёх самых жирных овец, прикрепила к сёдлам Сивого и Рыжика бидоны с мёдом и маслом, и богомольцы тронулись в путь.

Нянька осталась сторожить юрты, а Катька вела за собой овец.

Степь сегодня ещё больше позеленела. Лошади шли бодро, бляхи позванивали о бидоны, и вся степь пришёптывала, присвистывала: «С-с-свись… С-сви-с-с-тим… тим… чим… Вес-с-с… Вес-село… л-ло-ло-ло…» Только надо прислушаться получше, и можно разобрать: «Свистим весело!»

Катька и овцы идут впереди, бабушка Долсон и Андрейка подгоняют овец бичами. Бабушка держит в зубах трубку, и, хотя бабушка ничего не говорит, Андрейка понимает, что ей тоже весело.

Бабка вынимает изо рта трубку и говорит:

– Пошто Дулма не едет к тебе? Совсем забыла ездить Дулма. В дацан бы взяли её.

Андрейка вспоминает, что. в самом деле Дулма ни разу ещё не приезжала к нему с тех пор, как он вернулся из школы.

Андрейка поднимает голову и вдруг видит в небе косяк гусей. Они летят длинной цепочкой мимо низкого облачка. Они гогочут, и откуда-то им отвечает нескончаемое гоготание. От облачка на гусей падает тень, они один за другим пролетают её.

Бабушка Долсон и Андрейка подгоняют овец бичами.

– Бабушка, смотри, смотри, гу-уси! – кричит Андрейка.

Бабка Долсон, не поднимая головы, говорит:

– Вижу. Солнце совсем встало. Проспал вожак. Слышишь, на Чёрном озере гуси кричат? Ночевали там гуси. Теперь полетят.

Андрейка оглянулся в ту сторону, где было Чёрное озеро: и правда, оттуда поднимались стаи гусей, и розовые от солнца птицы летели друг за другом, сразу вытягиваясь в цепочку.

Бабка Долсон плохо видела, но слышала она очень хорошо.

Катька бежала вперёд, как будто бы лучше всех знала дорогу в дацан. Овцы доверчиво шли за ней. Им некогда было останавливаться и оглядываться: то и дело сзади пронзительно свистели бичи.

Знаете ли вы, что такое бич в умелых руках чабана? Вы, может быть, думаете, что он им бьёт овец? Нет-нет, не думайте так. Посмотрели бы вы, как извивается бич в руках Арсена Нимаева! Да и у бабки Долсон он поёт свою песню: ж-ж-иг, жж-и-иг! Ж-ж-ж-ж-ж-ж-и-иг!.. На что овцы глупы, а и они понимают: «Иди вперёд! Не отбивайся! Не глазей по сторонам!»

Андрейкин бич овцы тоже понимают, но он короче бабкиного, и поэтому песня у него короткая, да и на песню не похожа: чик-чик!..

Что видит сейчас Андрейка? Вот стоят три берёзы. Они ещё не распустили зелёных листьев, но все их ветки в красных, синих, розовых, голубых, оранжевых, жёлтых лоскутках. Бабка Долсон подъезжает к берёзам, вынимает из кармана дэгыла сатиновые красные лоскутки и привязывает их к веткам. Она даёт и Андрейке несколько кусочков материи, и он старается достать повыше, чтобы прицепить их. Ему очень нравятся эти берёзы: они чем-то похожи на новогоднюю школьную ёлку.

Стоят берёзы круглый год в степи, и ветерок раздувает на них весёлые лоскутки. Поднимется злой ветер, закачаются берёзы, полетят лоскутки. Но всё равно берёзы эти стоят, распускаются на них весной листья. Пройдёт здесь жарким днём чабан с отарой овец, остановится у трёх берёз, полежит у них в тени и в благодарность оставит на ветках свои лоскутки. Так что никогда берёзы не бывают голые.

Андрейка долго ещё оглядывается на берёзы. Они машут ему на прощание всеми своими ветками, и огоньками сверкают на солнце подарки чабанов.

А вот вдруг перед Рыжиком выскочила лиса и помчалась с такой быстротой, что у Андрейки зарябило в глазах. Эх, нет ещё у него ружья, а то бы несдобровать хитрой лисе-воровке! Хотя Андрейка тут же успокоился: весной лисья шкурка никуда не годится, из неё малахай не сошьёшь. Мало того, что линяет – она похожа на пыльную прошлогоднюю траву. Отбежала лиса на сопку, остановилась и нахально смотрит на Андрейку. Бабка Долсон говорит:

– Скоро большой вырастешь. Ружьё тебе дам. Лису добудешь. Малахай тебе шить буду.

Андрейка знает, что из ружья стрелял дядя Андрей. Лучше всех в степи стрелял. У ружья два ствола. Оно лежит в чехле на самом дне сундука в юрте бабки Долсон. Только один раз в году мог видеть это ружьё Андрейка. В этот день, где бы ни кочевала бабка Долсон, к ней обязательно приезжал Андрейкин отец, а вместе с ним Андрейка. Они вспоминали дядю Андрея. И каждый раз отец и бабка Долсон рассказывали о нём что-нибудь новое: и как он спас отару от степного пожара, и как лучше всех стрелял из лука – на празднике сурхарбане седые старики пели ему песню почёта, и как обогнал на скачках всех джигитов в аймаке, и как никто не мог перепеть и переплясать его на ёхоре и как он убил пять волков, напавших ночью на oтapy, и получил за это от колхоза в подарок бескурковое ружьё.

Каждый раз отец доставал из сундука это ружьё, чистил его, показывал Андрейке светлые стволы. Бабка говорила:

«Скорей расти большой. Много волков бить будешь».

Волки и лисы рыскали по степи. Волки по ночам забирались в хотоны и уносили овец. Лисы воровали кур с колхозной птицефермы. Они никого не боялись.

Скорей бы уж вырос Андрейка!

Хромой Бадма

Весело ехать по степи. То поднимешься на сопку, то спустишься в падь. То увидишь, как пробежал суслик. То стоит столбиком тарбаган. То прямо из-под копыт лошади выскочит мышь. То в небе пролетит быстрый самолёт и оставит позади себя белый хвост. Только успевай поворачивать голову.

А тут вдали показался дацан.

Что это дацан, Андрейка догадался сразу. Ведь бабка ему не однажды рассказывала, что за белой каменной стеной стоит большой дом под золотой крышей. В доме живут золотые боги. Это и есть дацан. Сюда едут бабка Долсон и Андрейка молиться богам. Только о том, что едет Андрейка, не должен знать никто. Андрейка будет просить у богов, чтобы они вылечили Лебедя-Лебедина. И чтобы стала здоровой учительница Вера Андреевна. За это боги получат трёх овец, мёд и масло.

Чем ближе подъезжал Андрейка к дацану, тем сильнее верил, что в таком красивом доме должны жить настоящие боги. И, конечно, они тут же съедят не только мёд и масло, но и живых овец. Это только в юрте бабки Долсон живут такие боги, которые ничего не едят.

Бабка Долсон слезла с Сивого, опустилась на колени и, что-то приговаривая, стала кланяться до самой земли.

Андрейка приказал Рыжику лечь, сошёл на землю, опустился на колени рядом с бабкой Долсон и стал стукаться головой о землю.

Бабка увидела это, и её губы зашептали быстрее. Андрейка не отставал от бабки: сколько раз она кланялась, столько и он. Не зная, о чём она шепчет, он тоже беззвучно шевелил губами. Так всегда о чём-то просила богов бабка Долсон.

Помолившись, бабка Долсон и Андрейка снова сели на лошадей и скоро подъехали к каменной ограде дацана. Тут уже толпилось немало народу. У коновязи стояли лошади, запряжённые в телеги и под сёдлами.

От ворот дацана, прихрамывая, к бабке Долсон быстро шёл толстый человек с круглым приветливым лицом. Глаза у него заплыли, их совсем не видно. Это и был старик Бадма. Он поздоровался с бабкой Долсон, помог ей сойти на землю. Потом протянул руки и Андрейке, но опоздал: тот уже слез сам.

– Удалой внук у тебя, Долсон, – сказал хромой Бадма.

– Беда удалой, – довольно проговорила бабка и стала отвязывать от сёдел бидоны. – Овец пригнала. Мёд привезла. Масло привезла. Забирайте, ламбагай.

– Боги не забудут твою щедрость, Долсон, – сказал Бадма ласково, и Андрейка увидел, как приоткрылись его веки и блеснули чёрные глаза.

Бадма забрал бидоны, унёс их в ворота и снова вернулся. Он смотрел на бабку своими толстыми веками, но вдруг повернулся к Катьке и схватил её за рога. Андрейка не успел опомниться, как Бадма повалил Катьку, скрутил ей поясом ноги и, подняв на плечо, понёс её к воротам. Катька так жалобно заблеяла, что Андрейка не своим голосом закричал:

– Это моя Катька!

– Ламбагай, вы пошто Катьку взяли? – крикнула бабка Долсон, но Бадма ничего не услышал.

Катька, надрываясь, орала и пыталась вырваться из сильных рук Бадмы. Андрейка бросился бежать, обогнал хромого Бадму, остановился перед ним и, сверкая глазами, опять закричал:

– Это моя Катька!

Бадма от неожиданности остановился, Катька рванулась и упала на землю. Бадма прижал её коленом и не отпускал. Бабка Долсон, запыхавшись, подошла и сказала:

– Ламбагай, пошто так делаете? Коза Андрейкина. Овец я привезла. Овец забирайте. Козу отпускайте.

Бадма неохотно развязал Катькины ноги, и она убежала к Рыжику.

– Я думал, ты и козу приносишь в жертву богам, – сказал Бадма.

– Не моя коза. Андрейка вырастил козу. Берите овец, ламбагай.

Бадма пошёл к овцам, но они побежали за Катькой.

– Позови Катьку, сынок, – попросила бабка Долсон.

Андрей позвал:

– Катька, Катька! Иди ко мне, Катька!

Услышав голос Андрейки, коза повернула обратно, а за ней и овцы. Катька прижималась к Андрейкиной ноге, бока её тяжело поднимались и опускались.

Бадма погнал овец в ворота. Андрейка прижал к себе Катькину голову, гладил её лоб между рогами, а сам всё смотрел на ворота дацана. Оттуда снова вышел Бадма.

– Пойдём, Долсон, в дацан, – пригласил он.

– Пойдём, сынок, – позвала бабка.

Андрейка ещё крепче прижал к себе голову Катьки и сказал:

– Не хочу, здесь буду.

Конечно, Андрейка не мог оставить Катьку. Он боялся, что Бадма заберёт её. А Бадма и в самом деле поглядывал на Катьку своими толстыми веками и чему-то улыбался.

– Ладно, оставайся, – сказала бабка. – Бич вот возьми мой.

Хромой Бадма и бабка Долсон скрылись за воротами. Андрейка огляделся вокруг и увидел, что подошла чёрная легковая машина. Из неё вышел незнакомый молодой бурят и, открыв заднюю дверцу машины, помог сойти старой женщине. Потом он подал ей небольшой бидон и белый узелок. Андрейка во все глаза смотрел на чёрную длинную машину. Она была красивее «Победы», и, что совсем замечательно, на её радиаторе был прикреплён скачущий олень.

Андрейка и не заметил, как подошёл к машине. Он всё смотрел на оленя.

Катька не отходила от Андрейки ни на шаг. И вдруг, как из-под земли, рядом с ним появился хромой Бадма.

Его толстые веки поднялись, и на какое-то мгновение блеснули глаза.

Андрейке стало страшно. Он ждал, что вот сейчас протянутся руки этого толстого хромого старика и схватят Катьку. Но Бадма смотрел на чёрную машину. Он подошёл к молодому буряту, спрятал свои глаза за толстыми веками и низко поклонился.

– Мать свою привёз, – нетерпеливо сказал молодой бурят.

– Спасибо, что не забываешь дацан. – Бадма ещё раз низко поклонился.

– Это ей спасибо говорите: она не забывает. – Бурят показал на старую женщину. – Она богам молится. Что с ней сделаешь! – Он махнул рукой и отошёл в сторону.