Текст книги "Поездка к Солнцу"

Автор книги: Борис Костюковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Назавтра Андрейка приехал к тракторам до света. Рыжика он оставил у вагончика и пошёл туда, где слышались голоса людей и шум моторов.

– А вот и Андрей! – приветливо сказал дядя Костя. – Я, брат, думал, что ты проспишь… А собаку зачем привёл?

– Это Нянька, – сказал Андрей. – Шибко умная собака.

– Нянька? – засмеялся дядя Костя. – Хорошее имя!

– Хорошее! – обрадовался Андрейка.

– Отведи её к вагончику. Она умеет караулить?

– Хорошо караулит! – подтвердил Андрейка.

Пока Андрейка отводил Няньку к вагончику, три трактора ушли, а один остался. Около него стоял дядя Костя и смотрел в степь.

– Так вот, друг Андрей, – сказал он и положил руку на плечо Андрейке. – Сейчас я тебе про наш трактор объясню. Ты буквы не знаешь?.. Жалко! А то бы прочитал. Вот тут написано «ЧТЗ». Это, брат, значит – Челябинский тракторный завод. Но я тебе по секрету скажу, что я зову его «Черепанов Тимофей Захарович». Это был у меня во время войны командир танка. Фашисты его убили. Самый лучший друг мой был. Вот я и зову свой трактор «Тимоша». И ты так зови. Это, брат, сильный трактор! Видишь, плуг какой тянет? Пять лемехов. А если бы не целина, то свободно бы и десять потянул. Но здесь земля тяжёлая, никогда не паханная. Силы-то на неё много надо. Понял?

По совести говоря, Андрейка не всё понял, но то, что большой трактор звали «Тимоша», ему понравилось.

– Сядем, – сказал дядя Костя и опустился на землю.

Он поджал под себя ноги, и Андрейка сделал в точности так же. Больше дядя Костя ничего не говорил и даже не курил. Андрейка вообще заметил, что он не курит.

Дядя Костя смотрел в сторону, откуда поднималось солнце.

Почему всегда, когда солнце всходит, Андрейке так весело, как будто каждый день праздник? Андрейка любил смотреть на солнце. Вот оно выкатывается медленно, неохотно. Утром оно ленивое, доброе, сонное, большое, и на него совсем не больно смотреть. А днём оно вдруг становится маленьким, злым; посмотришь на него – и больно, слёзы потекут как будто уколешь глаза сухим сеном. Кто это выталкивает по утрам солнце? Наверно, какой-нибудь богатырь. Доехать бы до того места и посмотреть… На «Тимоше» долго ехать, он ходит медленно, а вот на председательской «Победе»… Надо бы попросить председателя не на целину, а к солнцу поехать – в-о-он на тот край, за Крестовую сопку! Лучше всего, конечно, шофёра Мишу попросить, он добрый. А председатель – он только к чабанам ездит, на фермы да на участки или на целину.

Около вагончика громко залаяла Нянька, и Андрейка перестал думать о солнце и целине.

– Чего это она? – прислушиваясь, спросил дядя Костя. – Сбегай-ка посмотри.

Андрейка что есть духу помчался к вагончику. Он увидел лошадь, запряжённую в телегу, на которой лежали железные бочки. Прижавшись к оглобле, стоял старик с седой бородой. Нянька яростно его облаивала.

– Ну и злая собака! – проговорил старик, не выпуская из рук оглоблю.

– Нянька, на место! – повелительно крикнул Андрейка.

Нянька сразу смолкла, опустила хвост и легла около Рыжика.

– Ты чей будешь? – спросил старик, всё с опаской поглядывая на Няньку.

– Я-то? Колхозный, – не задумываясь, ответил Андрейка.

– Колхозный – это я и без тебя знаю. Сын чей будешь, спрашиваю.

– Нимаева Арсена.

– Богатым тебе быть – не узнал я тебя. Это ведь ты в прошлом году на нашем колхозном рысаке Самолёте скакал?.. Андреем звать?

Ага, – проговорил Андрейка.

– А меня Егором зовут. Дед Егор. Я тут трактористам воду и бензин возить буду… Суворов-то где?

Андрейка показал рукой.

– Пойдём к нему, – сказал дед Егор и пошёл так быстро, что Андрейка едва за ним поспевал.

– А, дед! – приветствовал старика дядя Костя. – Вот хорошо, что рано приехал. Воду привёз?

– Нет, пустые бочки! – обиделся старик. – Впервой, что ли?

– Ну, ну! примирительно проговорил дядя Костя. – Ты вот что, дед: иди сейчас прямо к солнцу… Не доходя до Крестовой сопки, остановись и жди нас. Вместо вехи стой, а мы на тебя, значит, первую борозду будем делать.

Андрейка понял только то, что дед Егор почему-то пешком пойдёт к солнцу; а ведь Андрейка твёрдо знал, что туда надо ехать на «Победе». А почему дед должен стоять «вместо вехи» и как это можно «на него» делать «первую борозду» – в этом ещё надо было разобраться.

Андрейка, конечно, немало знал о тракторах. Как и зачем пашут, он тоже знал. Вот, например, стоило отцу перекочевать с юртой с одного места на другое, как вскоре обязательно появлялся трактор и опахивал землю вокруг юрты и хотона. Зачем это делается? Осенью и ранней весной, когда в степи кругом сухие травы, может случиться пожар. Загорится трава, огонь подберётся к юрте, к овцам – тогда беда. А если ветер ещё и ночь… Даже подумать страшно, что может быть! Бабка Долсон рассказывала, что раньше, когда не было ещё колхоза («Как это могло не быть колхоза?» – думал Андрейка), когда буряты не пахали землю, не сеяли хлеб («А что же они ели?» – спрашивал Андрейка), когда не было вокруг ни одного трактора, ни одного плуга («Неужели ни одного трактора, ни одного плуга? Как же это можно?»), то юрты не опахивали. А теперь Андрейка сам видел, как однажды горела степь, огонь подобрался к чёрной вспаханной полосе, которая опоясывала юрту, но перескочить через неё не смог.

Видел Андрейка не раз, как пахали землю на тракторах и лошадях, как сеяли зерно, косили сено и даже убирали хлеб комбайнами. Видел он всё это издалека, чаще всего сидя верхом на своём Рыжике, но самому пахать землю ему, по совести говоря, ещё не приходилось.

Андрейка не мигая смотрел, как дед Егор быстро-быстро шёл на своих тонких ногах прямо к солнцу. И чем дальше он шёл, тем делался всё меньше и меньше – в точности как это всегда получалось с Дулмой.

Солнце уже показало свой край… Дед Егор до него не дошёл и остановился.

И вот тогда-то дядя Костя, до этого молча наблюдавший за дедом, посадил Андрейку на сиденье трактора и сам сел с другой стороны. Сердце у Андрейки громко забилось. Заработал мотор, и тогда Андрейка перестал слышать, как у него стучит сердце, и забыл обо всём на свете. Он привстал, оглянулся назад и увидел, что на сиденье плуга забрался уже прицепщик.

– Начали! – крикнул дядя Костя, блестя своими замечательными зубами.

Трактор тронулся.

Андрейка не знал, куда глядеть: впереди было солнце и дед Егор, позади оставалась широкая прямая полоса. Трактор шёл, за ним тянулась и тянулась эта полоса. Слева и справа – правда, далеко друг от друга, величиной с овечек, – двигались другие тракторы. Они тоже оставляли за собой чёрные ленты, но только совсем узенькие, не то что «Тимоша». Когда Андрейка вспомнил, что трактор зовут этим именем, ему почему-то стало весело.

«Тимоша» шёл вперёд – прямо на деда Егора. И опять Андрейке стало смешно. Дед Егор вначале походил на суслика, потом, когда подъехали ближе, на тарбагана. Они стоят на задних лапах, как столбики. Мать говорит, что суслики и тарбаганы потому так стоят, что караулят, как бы к ним кто-нибудь не подобрался, – вроде сторожей, значит. А зачем дядя Костя поставил так деда Егора? Обязательно надо спросить. Но вот дед уже совсем близко, и теперь ясно видно, что это и не суслик, и не тарбаган, а настоящий человек, с ногами и бородой. Видно даже, что он машет руками, смеётся. Когда подъехали вплотную, «Тимоша» остановился, перестал греметь гусеницами, а дед крикнул:

– С первой бороздой на целине поздравляю!

– И мы тебя поздравляем! – ответил дядя Костя.

– Лиха беда начало, теперь уже пойдёт и пойдёт! Ишь какую прямую борозду проехал, как по линейке…

Андрейка оглянулся назад и опять удивился: широкая борозда от трактора тянулась вдаль, туда, где виднелся вагончик, совсем узенькой прямой стрелой.

Да, она походила сейчас на огромную стрелу, какие рисуют на дорожных столбах.

Потом «Тимоша» пошёл так, что солнце осталось у Андрейки слева; потом повернул назад, и первая борозда, с которой поздравлял дед Егор, была справа. Позади тянулась новая борозда, а про солнце Андрейка успел уже забыть. Не в солнце сейчас было дело.

Андрейка вытащил из-за пазухи кусок хлеба, с силой куснул и почувствовал острую боль и солёный привкус. Андрейка выплюнул на ладонь хлеб вместе с зубом и даже почему-то обрадовался, хотя было больно.

Помощник бригадира

Андрейкина мать никогда не спит. Отца ещё иногда Андрейка видел спящим, но мать всегда на ногах, всегда что-нибудь делает. Вечером, когда уставший за день отец и Андрейка засыпают, мать сидит при свете керосиновой лампы и чинит одежду, сбивает в деревянной маслобойке масло или шьёт из овчины унты… Утром Андрейка, продрав кулаком глаза, видит, как мать хлопочет у котла, от которого идёт вкусный запах варёной баранины. В юрте так тепло от печки, что, оказывается, Андрейка спал, сбросив с себя одеяло.

Андрейка слышит, как щёлкает отцовский бич, как топочут овцы. Закрыв глаза, он видит овец, тесно прижавшихся друг к другу, медленно плывущих в ворота хотона. И только за воротами овец становится много, они заполняют собой всю падь.

Раньше Андрейка тоже щёлкал бичом, покрикивал, объезжая на Рыжике вокруг отары, сгоняя овец в кучу… Но всё это было до знакомства с дядей Костей, а теперь у Андрейки другие заботы.

Он быстро встаёт, под пытливым взглядом матери моет руки и нос, уверяя, что щёки и шея уже успели высохнуть сами, без полотенца, пьёт кислый-прекислый айрак прямо из ковша с длинной ручкой, которым мать черпает айрак из высокой длинной кадушки – долбянки. Об этой кадушке и об айраке вот что однажды рассказала Андрейкина мать.

Далеко-далеко отсюда росло могучее дерево. Его срубил степной бурят Нимай – отец Арсена Нимаева; отрезал кусок, выдолбил середину и налил туда овечье молоко. С тех пор в этой кадушке всегда был айрак – кислое молоко, такое вкусное, что у людей обязательно закрывались глаза, когда они пили айрак. Нимай – отец Арсена – пил его день и ночь и стал самым сильным батором в степи. Но кадушка всегда оставалась полная. Потом айрак стал пить Арсен Нимаев и тоже стал таким сильным, что ни разу не болел и мог побороть в колхозе любого силача.

Теперь айрак должен пить Андрейка, и он станет сильнее своего отца, Арсена Нимаева. Андрейку не нужно было уговаривать: ему нравился айрак, он хотел стать самым сильным батором в своём колхозе и во время сурхэрбана – летнего спортивного праздника – побороть на поясах своего отца.

Андрейка удивлялся, что айрак в кадушке всегда был, сколько бы его ни пили. Откуда брался айрак? «Так сделал дедушка Нимай», – улыбаясь, отвечала мать. Это всё-таки очень хорошо, что айрак всегда есть в юрте! В любую жару выпей стакан айраку – и ты напился.

Поел баранины – выпей айраку. Очень хорошо! Можешь целый день ездить потом по степи, и тебе не захочется пить. Вот почему ни мать, ни отец, ни Андрейка не пьют воду, а только айрак.

Андрейка совсем забросил отару, с утра уезжал на Пронькин лог и не сходил с трактора весь «световой день». Андрейка узнал, что световой день бывает, когда светит солнце. До тех пор, пока солнце видно на небе, можно ездить на «Тимоше» и пахать целину. Стоило солнцу исчезнуть за сопкой – и «Тимоша» останавливался, а Андрейка возвращался на Рыжике к своей юрте.

На вагончике висела доска показателей. Когда учётчик против первой фамилии «Суворов» выводил мелом цифру «5», похожую на след от подковы, дядя Костя становился весёлым и говорил Андрейке:

– Неплохо вчера мы с тобой поработали! Перевыполнили план на полгектара.

Больше всего дядя Костя радовался, когда против его фамилии стояла цифра «7», похожая на литовку, которой отец косил прошлым летом сено для Кати.

Бывали случаи, когда против фамилии дяди Кости рисовали подкову, а кто-то из трактористов получал литовку. Дядя Костя, правда, огорчался, но не очень. Андрейка этого не мог понять. Ведь красный флажок, который украшал радиатор «Тимоши», в таких случаях переходил на другой трактор, и это было обидно до слёз. В прошлом году у отца хотели отобрать красный флажок «Лучшему чабану колхоза», потому что кладовщик напутал и записал шерсть, остриженную с овец Арсена Нимаева, другому чабану. Отец и мать тогда стали скучные, сердитые, и никто из них не смеялся – до тех пор, пока не выяснилась ошибка. Потом уж, когда флажок по-прежнему висел в Андрейкиной юрте, кладовщика сняли с работы. Конечно, такой человек не может быть кладовщиком.

Вообще Андрейка считал, что один флажок должен всегда быть в его юрте, а второй – на радиаторе «Тимоши».

Дядя Костя, наверно, этого не понимал.

– Ты пошто сердитый? – спрашивал он.

– Не, я так, – чуть не плача, отвечал Андрейка.

– Да уж я вижу, что сердитый, – продолжал допытываться дядя Костя.

Андрейка хмурился:

– Беда флажок жалко! Зачем флажок отдал?

– Так ты пойми, чудак человек, я же бригадир!

Бригадир не только о своём тракторе думать должен. А ведь ты помощник бригадира!

Тем, что дядя Костя считал его своим помощником, Андрейка гордился, но то, что у «Тимоши» отбирали флажок, а дядя Костя отдавал его, – это было совсем плохо.

Через день-другой дядя Костя становился грустным и говорил:

– Вот мы с тобой сегодня заберём флажок, зато все тракторы, кроме «Тимоши», не выполнили плана.

Нет, иногда всё-таки дядя Костя был непонятным человеком. Если бы не Андрей, то дядя Костя, чего доброго, и совсем бы отдал свой флажок на другой трактор.

Андрейка всё больше и больше привыкал к «Тимоше», к дяде Косте, к деду Егору, прицепщику Васе, к другим трактористам и прицепщикам, хотя, кроме дяди Кости и прицепщика Васи, который всё время находился на сиденье плуга, со всеми остальными он встречался только раз в день, за обедом.

Первые дни Андрейка уезжал на обед в свою юрту, но потом дядя Костя строго сказал:

– Раз он помощник бригадира, прими его, дед Егор, на котловое довольствие.

– Слушаюсь! – по-военному отвечал дед Егор, который не только доставлял в бригаду воду и бензин, но выполнял и обязанности повара.

Как тут Андрейке было не подчиниться! Он остался обедать в бригаде. Через несколько часов на своей лошади, сопровождаемая Нянькой, приехала обеспокоенная мать. У неё были, так же как у Андрейки, свекольно-красные щёки, она ловко сидела на лошади в своём новом праздничном дэгыле. Весной мать всегда любит принарядиться сама, принарядить отца и Андрейку.

Мать поздоровалась с дядей Костей.

Мать увидела, что Андрейка благополучно сидит в кабине трактора, и поехала рядом с «Тимошей». Она ничего не говорила, только поздоровалась с дядей Костей.

– Сайн, товарищ Суворов! – сказала она громко.

Дядя Костя тоже сказал «сайн» и улыбнулся ей.

Улыбнулся и Андрейка. Он очень смешной – с запылённым лицом, без двух передних зубов. У него выпал ещё один зуб. Однако Андрейка уже забыл о своём желании иметь стальные, как у дяди Кости, зубы. Малахай и дэгыл на Андрейке покрыты пылью. Тут уж ничего не поделаешь: всем был хорош «Тимоша», но у него открытая кабина, не то что у «ДТ-54», на котором ездит молоденький тракторист Сеня Правосудов. Правда, дядя Костя предлагал Андрейке перейти к Сене.

– Там будешь ездить, как в «Победе», – говорил он. – Видишь, какой всегда Сеня чистый! А мы с тобой как черти грязные.

Андрейка обиделся. Неужели дядя Костя думает, что он променяет «Тимошу» на «Дэтэшку», как сам называл «ДТ-54»? Или дядя Костя всё не мог забыть того случая, когда Андрейка ушёл с трактора и поехал на «Победе» с председателем колхоза? Так тогда Андрейка был ещё глупый, не знал, что трактор зовут «Тимошей», не умел переключать рычаги, не знал даже, где у трактора находится мотор, а где тормоз. Многого тогда не знал Андрейка. А теперь он ни за что не уйдёт от дяди Кости, хотя здесь у него забивает пылью глаза, нос, уши, даже волосы под малахаем и песок постоянно хрустит на зубах…

Когда проехали до конца борозды, дядя Костя остановил «Тимошу».

– Спасибо Няньке, а то бы не нашла тебя, – сказала мать Андрейке. – Подъезжаю к вагончику, а там Рыжик пасётся да Нянька бегает. Ты пошто обедать не приехал?

– А он с нами обедал, – ответил дядя Костя.

– Нехорошо так делаешь! – Мать покачала головой. – Я обед готовила, ждала, а ты людей тут объедаешь.

– Я не сам, дядя Костя велел… – Андрейка нахмурился и перестал улыбаться.

– Вы не беспокойтесь, – сказал дядя Костя. – Андрейка ведь всё время со мной, а еды у нас хватает.

– Мешает он тут вам.

– Андрейка-то? – удивился дядя Костя. – Помогает!

Андрейка покраснел от удовольствия, это видно было даже сквозь слой пыли.

И отец и мать были уверены, что Андрейка поездит на тракторе день-два и ему надоест. Но дни проходили за днями, а Андрейка исправно уезжал на Пронькин лог. Если в тракторе случалась неисправность, Андрейка во все глаза смотрел, как дядя Костя управлялся с ней. Он был счастлив, если тракторист говорил ему:

– А ну-ка, помощник, бери тряпку да протри мотор, а то все свечи песком позабивало.

Нет, Андрейке нравилось здесь! Он видел, как Пронькин лог с каждым днём всё больше покрывается пахотой. Немало здесь поездил взад-вперёд и «Тимоша», а на нём Андрейка. Пока Пронькин лог весь не перепашут, Андрейка ни за что не расстанется с дядей Костей и «Тимошей»…

– Отец шибко ругается, – жаловалась мать. – Говорит, Андрейка совсем от рук отбился.

– Ничего, он у нас тут в крепких руках, – сказал дядя Костя.

– В юрту к нам приезжай, – пригласила мать дядю Костю, – обязательно приезжай! Ждать будем.

– Теперь уж до осени о гостях забыть надо! – засмеялся дядя Костя. – А осенью обязательно приеду. Вот Андрейку в школу провожать будем. Обязательно приеду.

– Не пойду в школу! – заявил Андрейка и отвернулся.

– Шибко упрямый, – пожаловалась мать, – учиться не хочет. Я вчера в школу ездила, записала его. Дулму и то записали в школу – шибко хочет учиться, а ей шесть лет. Бабка Бутид сказала в школе, что Дулме семь лет, только бы записали её.

Андрейка быстро повернулся к матери: правду говорит или нет? Конечно, правду: мать никогда не обманывает.

– Э, Андрейка, не знал я, что ты такой! Все ребятишки пойдут учиться в школу, будут грамотными, а ты? – Дядя Костя осуждающе посмотрел на Андрейку.

Хорошо говорить дяде Косте, ему не нужно разлучаться с «Тимошей». Андрейка как вспомнит, что придётся в школу уехать, так почему-то тоскливо становится. Хорошо ещё что он не девчонка, а то бы, наверно, заплакал. Он в школу уедет – а Нянька, а Рыжик, а Катя? Дулма вот тоже останется! Так думал раньше о Дулме Андрейка, но мать сейчас сказала, что Дулма пойдёт нынче в школу.

Андрейка по-прежнему жалел Рыжика и Катю. Только ведь если Дулма станет грамотной, то она засмеёт Андрейку. Скажет опять, что он будет глупый, хуже, чем хромой дедушка Бадма. А кто не знает, что дедушка Бадма самый плохой чабан в колхозе? Неграмотный, ленивый, жадный… Недаром бабушка Долсон, родная бабка Андрейки, та, что спасла от бури отару, говорит: «У хорошего чабана пот течёт, а у жадного Бадмы – слюна». Совсем не хочется Андрейке походить на такого чабана, как дедушка Бадма.

– Придётся мне потолковать как следует со своим помощником, – говорит дядя Костя недовольным голосом, и Андрейке делается не по себе. – Если он в школу не пойдёт, то мне такой помощник не нужен. Лучше уж я один…

– Пойду в школу! – вдруг сразу соглашается Андрейка и думает в эту минуту, что Дулма сильно удивится, когда увидит его в школе.

Пусть удивляется! Не уходить же ему, в самом деле, с трактора!

– Вот это другой разговор! – Дядя Костя хлопает Андрейку по плечу.

– Фёдор Трифонович привёз тебе из Москвы ремень с пряжкой, костюм серый и фуражку, – говорит мать, и Андрейке становится совсем весело.

– А где ремень?

– В юрте. Шибко нарядный ремень.

Если ремень уже в юрте, то Андрейка сегодня вечером его увидит. Теперь уже недолго осталось ждать. Костюм и фуражка его интересуют почему-то меньше.

Мать заслоняется ладонью от солнца, смотрит на Пронькин лог, спрашивает:

– Что сеять будете здесь?

– Пшеницу, – отвечает дядя Костя.

– Шибко хорошо! – одобряет мать. – Много хлеба будет. Баэртэ! – прощается она с дядей Костей и едет к вагончику.

– Баэртэ! – отвечает дядя Костя.

В этот день, как обычно, работу, кончили поздно.

Дядя Костя и не подозревал, что его помощнику не терпелось скорее уехать домой и посмотреть ремень.

К юрте Андрейка подъезжал, когда «световой день» уже кончился и на небе высыпало много звёзд.

Смотреть на звёзды тоже очень интересно. Как они там держатся так высоко, почему не падают? И вдруг Андрейка увидел, что одна звезда оторвалась от неба и полетела прямо в степь. Андрейка погнал Рыжика, потому что звезда упала где-то совсем близко. Неплохо бы найти такую штуку и показать Дулме. А потом он пристроил бы звезду на крышу юрты: далеко-о-о ещё, а звезду видно.

Нянька бежала впереди Рыжика, Андрейка во все глаза смотрел, но звезда исчезла. Он совсем загнал Рыжика. Нянька, казалось, добросовестно искала звезду, и всё-таки увидел звезду сам Андрейка. Она блеснула в траве! Андрейка кубарем скатился с седла и… чуть не закричал от обиды: это оказалась вовсе не звезда, а маленькое озерцо, величиной с котёл, в котором варит дед Егор обед. Нянька полакала воды, потянулся к воде и Рыжик, но Андрейка не стал его разнуздывать, подозвал Няньку, встал на неё, потом всунул ногу в стремя, крепко уцепился за Рыжика и снова очутился в седле.

Где теперь искать звезду?

Он поездил ещё немного, уже потеряв всякую надежду. Звезда спряталась. Не прими Андрейка озерцо за звезду, он, конечно, нашёл бы её, потому что, хорошо видел, куда она упала. А теперь он потерял это место. И Нянька не ко времени захотела пить. Перестала глядеть вперёд и тоже забыла, в каком месте упала звезда.

Если теперь рассказать об этом Дулме, то она не поверит. Не поверит отец, даже дядя Костя не поверит. Все они знают, что звёзды живут на небе и незачем падать им в степь. Только ему, Андрейке, удалось увидеть такую звезду. Он мог бы спокойно везти её сейчас в кармане дэгыла. Сам виноват, не надо было торопиться.

Из-за этой звезды Андрейка совсем забыл о ремне. Ему очень хотелось спать, но отец заставил его ещё умываться, а мать дала большую кружку айрака и кусок хлеба. Андрейка не мог уже есть. Не раздеваясь, он свалился на кровать. Отец усмехнулся:

– Уставшему коню и узда тяжела.

«Разве Рыжик устал?» – думает Андрейка. Вот уж никогда он не замечал, чтобы Рыжику была тяжела узда…

В самую последнюю минуту, засыпая, Андрейка увидел, что перед ним снова блеснула звезда и легла ему на грудь. Андрейка выронил из руки несъеденный хлеб и, боясь выпустить, крепко схватил звезду обеими руками…

Утром Андрейка проснулся и увидел, что держит в руках ремень с медной пряжкой. Он выскочил в дверь юрты, посмотрел на пряжку: она загорелась на солнце, как вчерашняя звезда.

Рыжик

Как-то в июньский день Андрейка не поехал в тракторный отряд. Этому была серьёзная причина. Отец ещё вчера приходил в правление колхоза, и ему там сказали, чтобы он передал Рыжика на всё лето в сенокосную бригаду. Правда, сенокос ещё не начался, но сегодня Рыжика уведут на конеферму и, как сказал отец, поставят на откорм.

Ещё вчера вечером, возвращаясь, как обычно, в юрту, Андрейка и не подозревал, что его там ожидает плохая весть. Наоборот, переступив порог юрты, он увидел при свете керосиновой лампы бабку Долсон и очень обрадовался. Бабушка приезжала редко, всегда на один-два дня, зато обязательно привозила Андрейке какие-нибудь гостинцы, каждый раз удивляясь, что Андрейка опять вырос, и гладила шершавыми ладонями его щёки и волосы. Андрейка любил бабку Долсон. Вообще, по его твёрдому убеждению, это была самая лучшая бабка. Конечно, и у Дулмы неплохая бабушка Бутид, однако свою Андрейка любил почему-то больше. Он и сам удивлялся: ведь бабка Бутид тоже не оставляла его без гостинцев, тоже гладила его щёки и говорила, что он вырос – «совсем большим мужиком стал», но разве Андрейка обрадовался бы так сейчас, если бы вместо бабки Долсон в юрте сидела бабка Бутид? Конечно, нет.

Бабка увидела Андрейку и, как всегда, сказала:

– Беда какой парень большой вырос. Вот дождь пойдёт, ты постой под дождём – ещё больше вырастешь.

Это Андрейка знает давно: он не пропускает дождя – всегда постоит под ним с непокрытой головой. Андрейка подошёл к бабке; она прижала его голову к своей груди. И вдруг мать подозвала его к себе и сказала, что завтра отец уведёт Рыжика на конеферму. Зимой лошадям делать нечего, а летом их не хватает. Вот и Рыжик будет работать на сенокосе. Андрейка сначала ничего не понял. Он посмотрел на отца, на бабку, на мать. И, хотя отец сказал, что после сенокоса Рыжика отдадут обратно, всё равно Андрейка не мог больше терпеть: слёзы так и покатились по его запылённым щекам. Андрейка понимал, что он теперь хуже любой девчонки, и всё-таки ему стало так жаль своего коня, что он не мог не плакать, хотя здесь были и отец и бабка Долсон. В другой раз Андрейка никогда при них не заплакал бы, даже если бы порезал себе палец или на всём скаку упал с лошади, как это с ним и случилось однажды. Тогда было очень больно, и вот Андрейка не заплакал, только рассердился. А сейчас крови нет и синяков нет, а слёзы, как назло, текут и текут…

Андрейка всегда засыпал сразу, в эту же ночь долго не мог заснуть – всё думал и думал о Рыжике. Завтра уже Рыжика не будет! Завтра Андрейка станет обыкновенным парнишкой, а вовсе не чабаном, которым привык считать себя. Завтра он, как и все парнишки, будет ходить пешком. Как он станет добираться теперь до Пронькина лога? А как он покажется Дулме? Нет! Без Рыжика Андрейка не мог считать себя сильным, смелым, ловким. Если бы у него отобрали Няньку или Катю… Нет, это тоже не годится, и Рыжик, и Нянька, и Катя – все они нужны Андрейке. А вдруг приедет Дулма на Саврасухе? Это даже невозможно было себе представить. А что, если не отдавать Рыжика? Поехать в правление колхоза к председателю и попросить не забирать его… Или поехать в степь и спрятать там Рыжика…

Так ничего и не придумал Андрейка.

Утром он не стал завтракать и, ничего не говоря, ушёл к Рыжику, сел на него верхом, позвал с собой Няньку и Катю и уехал в степь. Рыжик шёл шагом, и Андрейка его не торопил. Ехать бы и ехать так по зелёной степи, и пусть на спине лежала бы, как сейчас, тёплая лепёшка солнца, а по бокам шли Нянька и Катя. Больше Андрейке ничего не надо.

Андрейка и не заметил, как перевалил за Острую сопку. Здесь должна была стоять юрта Дулмы. Но, видно, бабка Бутид перекочевала в другое место, юрты здесь нет… Вот почему Дулма давно не приезжала! Андрейка натянул повод, чуть прижал пятками бока Рыжика и поехал рысью. Нянька и Катя побежали вперегонки. Андрейка усмехнулся, глядя на них: ишь как веселятся, им не жалко Рыжика. Нынче будет хорошая трава. Сколько кругом зелёной травы! Может, Рыжика запрягут в сенокосилку, он будет косить этот луг? Но представить себе Рыжика в сенокосилке, как любую другую лошадь, Андрейка не мог и не хотел. Лучше об этом не думать.

Когда Андрейка вернулся к юрте, матери уже не было – она угнала в степь отару. Отец не спросил, куда ездил Андрейка, а бабка Долсон увела внука в юрту, усадила за стол.

Андрейке есть не хотелось.

– Ты теперь о школе думай, – ласково сказала бабка Долсон, – а Рыжик поработает и обратно придёт. О школе-то думаешь?

– Ага, – отрезая ножом у самых губ мясо, ответил Андрейка.

Бабка гладила Андрейкину голову.

– Шибко хорошо грамотным быть. Большим человеком будешь.

– Трактористом буду.

– Однако, председателем колхоза будешь, – с улыбкой сказала бабка.

– Не, – Андрейка замотал головой, – трактористом буду, как дядя Костя.

В юрту вошёл отец, принёс седло и узду Рыжика. Андрейка перестал есть.

– Поведу сейчас Рыжика, – сказал отец, подвешивая HQ крюк седло и уздечку.

Как радовался Андрейка, когда отец впервые привёз от колхозного шорника седло и уздечку, каким нарядным в них выглядел Рыжик!

А теперь седло и узда зря будут висеть в юрте и напоминать о Рыжике.

– Ты побудь здесь, мать, я приеду скоро, – обратился отец к бабке Долсон.

– Ладно, побуду.

Андрейка вышел из юрты. Рыжик в старой и некрасивой узде стоял около осёдланного отцовского Воронка. Андрейка подошёл к Рыжику и отдал ему три кусочка сахару, которые не опустил сегодня в чай. Рыжик съел сахар и положил морду на Андрейкино плечо. От этого было щекотно, тепло и почему-то опять стало больно в глазах, как будто к ним поднёс кто-то большую едкую луковицу.

– Рыжик, Рыжик… – шептал Андрейка.

А Рыжик не больно покусывал его за плечо и, как всегда, вдруг ухватил зубами малахай, высоко задрал свою голову. Андрейка протянул руку за малахаем, Нянька стала подпрыгивать, но не смогла достать. Тогда Рыжик выпустил малахай и громко заржал. Андрейка знал, что Рыжику не нравится старая узда, что он сердится на отца, зачем тот унёс седло. Андрейка осмотрелся по сторонам, встал на Няньку, охватил руками голову Рыжика, придвинулся к самому его уху и горячо зашептал:

– Убеги от них! Беда тебя ждать буду… Убеги, Рыжик, скорей на Пронькин лог, убеги! Там ждать буду…

И Рыжик опять громко заржал.

Что за умная лошадь Рыжик! Понял, всё понял Андрейка соскользнул на землю и, не оглядываясь пошёл в степь. Нянька и Катя следовали за ним Вдруг Андрейка задел ногой что-то мягкое. Он на гнулся и поднял маленькую рукавичку. Это была рукавичка Дулмы, которую она потеряла в последний раз, когда они играли в «овечку». Ладно, надо будет отдать рукавичку Дулме. «В школе отдам», – решил Андрейка и засунул рукавичку в глубокий карман своего дэгыла.

Андрейка спустился в лощину, сел за старым колодцем и стал ждать. Нянька послушно уселась около него, и только Катя прыгала, играла и не хотела лежать.

– Возьми Катю! – приказал Няньке Андрейка.

Собака в два прыжка догнала Катю, крепко схватила зубами за шерсть и приволокла к Андрейке. Катя, зная по горькому опыту, что с Нянькой шутки плохи, улеглась и больше не вставала.

Через несколько минут Андрейка увидел отца. Отец ехал верхом на Воронке, а Рыжика вёл на длинном поводу. Рыжик упирался, не хотел идти. Отец поворачивал Воронка и подгонял Рыжика бичом, Андрейка тяжело дышал. Нянька, ничего не понимая, высунув длинный язык, смотрела то на Андрейку, то на Рыжика и готова была сорваться с места. Рыжик так упирался передними ногами, что Андрейка вдруг вспомнил, как говорил отец: «Усталому коню и узда тяжела». Рыжик, конечно, сейчас не устал, но ему была тяжела чужая узда. Рыжик не хотел никуда идти без него, Андрейки.

Отец слез с Воронка, снял с него седло и оседлал Рыжика. Андрейка видел, как отец вскочил в седло, как Рыжик поднялся на дыбы, потом кинулся в сторону, всё время норовил сбросить отца, но вдруг понёс спокойной рысью. Воронок вырвал повод и побежал к юрте.