Текст книги "Поездка к Солнцу"

Автор книги: Борис Костюковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

До свиданья, дед Егор! Андрейка очень рад, что снова встретил тебя.

Огоньки

Ночью степь освещают только звёзды и луна. Некоторые говорят, что звёзды не светят. Но это неправда.

Когда в степи заходит солнце, ещё некоторое время бледный отсвет от него разливается по кромке неба.

В эти минуты Алтан-Шагай-мэргэн открывает двери и впускает солнце в золотую юрту. Подходят светлые братья, закрывают двери и щелкают золотыми ключами. Становится так темно, что спотыкаются лошади. И если кто-нибудь не верит в то, что звёзды всё-таки светят, ему обязательно следует побывать в степи сразу же после того, как уснёт солнце.

Лошади идут наугад в такой тишине, что слышен только топот копыт и хруст ушей Рыжика. Он почему-то всегда шевелит в темноте ушами. Но степь устроена так, что вскоре появляются звёзды. Лошади уже не спотыкаются. Рыжик перестаёт шевелить ушами. Постепенно становится видно дорогу, столбы с провисшими проводами.

Лошади идут тем быстрым шагом, когда их не пускают рысью. Дулма пригрелась около отца и заснула. Отец что-то напевает себе под нос. Слов не разобрать, да и мотив какой-то незнакомый, но Аидрейке начинает казаться, что Рыжик и Воронко так бодро шагают потому, что звучит эта песня. в какие-то минуты то слева, то справа, то впереди вспыхивают огни. Это совсем не похоже на звёзды. Андрейке хочется спросить отца, но он боится прервать песню.

Да и не обязательно обо всём спрашивать: слева вдалеке разгорается настоящая заря! Там большая дорога, залитая чёрной смолой. И по ней идут сейчас машины с зажжёнными фарами. Это везут руду к железной дороге. Железную дорогу Андрейка видел только на картинках. Но он знает, что где-то есть станция Оловянная и туда возят не только руду, но и пшеницу и живых баранов в кузовах автомашин.

Кочуя по степи, Андрейка иногда попадал на чёрную гладкую дорогу, которая в солнечные дни казалась синей и вкусно пахла. Так пахнут книжки и дёготь.

Машин сейчас движется много. Андрейке кажется, будто они идут друг у друга на буксире, а связывает их свет фар.

Но не только эти огни светят ночью. Шумят вдалеке моторы комбайнов и тракторов. Это убирают урожай. Вспыхивает за бугорками и небольшими сопками их медленно ползущий свет.

И ещё какие-то весёлые и незнакомые огоньки появились в степи.

Сначала замигал чуть повыше земли один огонёк. Он был как опустившаяся звезда, но горел ярче. Огонёк этот светил издалека, поддразнивая Андрейку своей непонятностью. Потом всплыл второй огонёк, почти рядом с первым. И, когда заржал Рыжик и пошёл рысью, Андрейка вдруг понял, что это две звезды спустились на юрты.

Может, оттого так весело пел отец, что знал это и помалкивал?

Андрейка не стал сдерживать Рыжика и понёсся к юртам.

Мама Сэсык и бабушка Долсон стояли рядом, и Нянька подавала свой голос из юрты, а Катька – из хотона. Молчали овцы, сбившиеся в кучу, и только Катька – теперь рабочая коза, поводырь отары – знала, что едет Андрейка.

Около юрт было непривычно светло.

Андрейку приняла на руки мама Сэсык, а бабушка Долсон погладила его лицо и волосы своими шершавыми руками. Она понюхала Андрейкины волосы, как будто они пахли так же вкусно, как «Родная речь» или бензин.

Андрейка освободился от рук бабушки и ворвался в юрту.

На трёх ногах около самых дверей стояла Нянька с перевязанной головой. Она уже стояла! Она стояла, огненно-рыжая, виляла хвостом и громко, как это умела только Нянька, здоровалась:

«Сайн! Сайн! Сайн!»

От радости, что видит Няньку, Андрейка вначале и не заметил перемены. Юрта стала словно шире. Было необыкновенно светло. В углу поблёскивали начищенные боги, медные и серебряные чашечки. Не было только Будды хромого Бадмы.

Андрейка поднял голову и зажмурился: в глаза бил яркий свет. В несколько прыжков Андрейка оказался во второй юрте. Там тоже было светло. Но не только этот яркий свет поразил Андрейку. На кирпиче стоял белый блестящий чайник, и от него протянулся провод. От чайника шёл пар. Из радиоприёмника звучала музыка. Бабушка Долсон сидела, облокотившись о стол, и слушала. Мама Сэсык, будто и не замечая удивления Андрейки, расставляла на столе посуду.

Послышался топот копыт: только сейчас подъехал отец. Мама Сэсык вышла его встретить.

Отец внёс на руках спящую Дулму и положил её на кровать.

– Папа, это у нас электричество? – спросил наконец Андрейка.

– А ты разве не видишь? Мама Сэсык у нас теперь богатая стала: чайник ей купил, утюг купил.

– Батареи к приёмнику тоже купил?

– Теперь батареи зачем? От электричества приёмник работает. – Отец посмотрел на бабушку Дол-сон. – Бабушка два дня слушает. Вчера из Улан-Удэ бурятские песни передавали. Бабушка говорит – неправильно поют.

Бабушка покачивала головой.

– Сама тебе, Андрейка, песни петь буду.

Это тоже была новость. С тех пор как погиб на войне дядя Андрей, бабушка не пела песен. Говорят, что когда-то она очень хорошо пела вместе с дядей Андреем.

Бабушка Долсон подошла к Дулме, сняла с неё дэгыл, унты и укрыла её одеялом.

– Крепко спит, – сказала она. – Голодная, нет ли?

– Всё равно не разбудишь, – ответил отец. – Зато утром раньше Андрейки проснётся.

Да, вечером Дулма любит спать, а утром всегда просыпается рано. Андрейка был рад, что ему сейчас не хотелось спать.

Бабушка повертела в руках унты Дулмы и зачем-то понесла к себе в юрту.

Мама Сэсык поставила на стол большую миску, наполненную с верхом кусками варёного мяса.

– Няньку видел? – спросил отец.

– Ага. Видел. На трёх ногах стоит.

– Ничего, – успокоил отец. – Товарищ Кукушко говорит; заживёт нога. Будет хорошо бегать Нянька.

– Глаз у Няньки смотреть будет? – решился спросить Андрейка.

Ведь никто, кроме Дулмы, не говорил ему, что Нянька теперь останется с одним глазом, как Резвая.

Отец помолчал.

– Не будет глаза. – Отец тяжело вздохнул. – Совсем помереть Нянька могла. Спасибо, товарищ Кукушко операцию сделал: теперь жить будет. На ноги вчера встала, ест всё. – Отец рассматривал зачем-то свои руки.

– Ладно, – сказал Андрейка. – Нянька с одним глазом будет. Как Резвая.

– Ну да, – засмеялся отец, – как Резвая будет. Геройская у нас собака Нянька.

– Отнеси Няньке мяса, – сказала мама Сэсык, подавая деревянную тарелку.

Андрейка взял тарелку и быстро вышел.

Когда Андрейка открыл дверь юрты, то увидел, что бабушка Долсон стоит на коленях и молится.

Нянька лежала на потнике, вытянув передние лапы и положив на них морду. Её глаз был закрыт.

Она спала и даже не услышала, как вошёл Андрейка.

Бабушка Долсон повернула к Андрейке голову и торжествующе сказала:

– Опять боги полюбили юрту. Всё съели боги. Сам смотри.

Андрейка посмотрел: все мисочки были пустые. Нянька лежала с закрытым глазом. Только веко чуть-чуть вздрагивало.

Бабушка Долсон увидела: Андрейка очень обрадовался, что боги снова захотели всё съесть из мисочек. Значит, правильно она прогнала хромого Бадму, Правильно, что отдала ему бурхана. Боги всё видят. Всё знают. Они опять полюбили юрту старой Долсон.

Андрейка же и в самом деле обрадовался: если Нянька поднялась на лапы и смогла всё съесть из мисочек, значит, она скоро совсем поправится.

Ничего не сказав, Андрейка побежал к отцу.

– Папа, – таинственно прошептал он, – Нянька у богов всю еду съела.

Отец встревоженно сказал:

– Ну вот, бабушка Долсон теперь сердиться будет.

– Не, – жарко зашептал Андрейка, – Нянька всегда у богов еду ест.

– И бабушка не сердится? – удивлённо спросил отец.

– Не. Бабушка думает, боги едят.

– Вот оно что! А ты знал, что Нянька ест?

– Знал.

– Знал и никому не говорил?

– Не говорил. Бабушка беда рада. Говорит: боги юрту любят.

– Юрту любят! – Отец усмехнулся. – Ну ладно, пускай любят. Это лучше, чем в дацан ездить.

– Лучше, – согласился Андрейка.

– Всё равно бабушка богам верить будет.

Андрейка вздохнул:

– Будет.

Отец засмеялся:

– А ты-то что вздыхаешь, воробей?

– Бабушку жалко.

– Что делать будешь! Бабушка у нас как маленькая. Беда упрямая. – Отец помолчал. – Ну, завтра в школу! В школу-то хочешь?

– Хочу, – быстро ответил Андрейка. – Папа, когда большое воскресенье будет, к нам Чимит Балдонов приедет?

Отец расхохотался.

– Не успел ты начать учиться, а тебе большое воскресенье давай! Зачем про Чимита спрашиваешь?

Андрейка потупился.

– На Верблюжью сопку хочу.

– На Верблюжью? – переспросил отец. – Мы зимой туда кочевать будем. Нынче там траву не косили. Туда овец гнать будем.

Андрейка стоял как оглушённый громом. Отец погонит отару к Верблюжьей сопке? Туда, где ночует солнце?

Андрейка даже мечтать об этом не мог.

Теперь до солнца будет рукой подать.

Может быть, отец поставит свои юрты рядом с золотой юртой?

Заключение

У всякой повести есть конец. Вот пришёл конец и этой повести. Не знаю, как вам, а мне очень жаль расставаться с Андрейкой. Тем более, что он ещё не успел сделать главные свои дела. Хотел доехать до солнца – и не доехал. Хотел учиться на одни пятёрки, а вместо этого снова угодил в больницу и пропустил первые дни занятий.

Пока что, как вы уже знаете, вместо Андрейки пятёрки получает Дулма. И с физкультурой не всё ясно: сможет ли Андрейка перегнать всех в классе?

Вы скажете, что теперь, когда в юрту пришло электричество, можно обойтись и без солнца. Не обязательно отрубать от него кусочки. Всё это так. Но самому посмотреть, где ночует солнце, на золотую юрту посмотреть, войти в золотую юрту и близко взглянуть на солнце Андрейке всё же хочется.

Пусть Нянька одним своим глазом посмотрит на солнце. Вы ведь знаете, что у Няньки честное сердце и в её глаз войдёт кусочек солнца. Она станет видеть лучше, чем даже когда у неё было два глаза.

И если говорить по совести, отрубить от солнца несколько кусочков всё же надо. Мало ли бывает, когда вдруг гаснут электрические лампочки в клубе, в больнице, в интернате. Вот тут-то и пригодятся Андрейкины кусочки солнца. Они-то уж никогда не гаснут! Можно отдать несколько кусочков председательнице Советской власти. А уж она знает, кому дать эти кусочки, где ещё нет электричества, где молчат приёмники и темно в домах.

Пожалуйста! Андрейка не пожалеет. Ему сейчас не нужны эти кусочки, а колхозу и сельсовету нужны.

Вот на комбайне Андрейке не привелось поработать. Он здесь ни при чём, но всё-таки обидно.

На прошлогодней целине выросла очень хорошая пшеница. Её убрали дядя Костя Суворов и молоденький комбайнер Василий Иванович, пока Андрейка был в больнице.

Может быть, прошлой ночью Андрейка видел, как машины с зажжёнными фарами везли пшеницу на элеватор?

Кто не знает, что зерно в машинах увозят на элеватор? Там его мелют. А из муки мама Сэсык стряпает лепёшки. Всё очень просто. Это знают все, кроме Дулмы, хотя она и заработала уже десять пятёрок.

Так быстро проходит лето! Разве успеешь сделать всё, что ты хотел? И только по зарубке на двери юрты видно, что Андрейка подрос за это лето.

Где-то летит сейчас в небе его Лебедь-Лебедин.

Бабушка Долсон по-прежнему верит в своих богов. Но Андрейка-то знает, что они ничего не едят…

Конечно, Советская власть не отдала Дулму Бадме. Теперь уже злой человек из дацана больше не будет стрелять в лебедей. И Щукин не станет возить его на своей машине. Был суд. После суда Бадму и Щукина увезли два милиционера, и едва ли теперь когда-нибудь этих людей встретит наш Андрейка.

Растут Андрейкины кургашки. На них всё больше шерсти и мяса. Надо ведь сдержать слово. А слово не воробей…

Учительница Вера Андреевна стала здоровой и румяной. А это от богатырской воды, от Хоронора – Чёрного озера и айрака – кислого молока.

Папа Арсен, мама Сэсык, бабушка Долсон, Рыжик, Нянька, Катька – все остаются в степи.

Андрейка и Дулма будут учиться.

А вот выпадет снег, придёт большое воскресенье – и Андрейка с Дулмой вернутся. Тогда Андрейка снова вспомнит о солнце и о машине, на капоте которой летит сверкающий олень. И он всё-таки поедет туда, где ночует солнце, где стоит золотая юрта и несёт свою службу отважный Алтан-Шагай-мэргэн.

Ну, а после зимы опять придёт весна, потом лето. И опять Андрейка подрастёт. Андрейка будет жить, расти, пока не станет большим, таким, как Тудуп, как комбайнер Василий Иванович.

И тогда он сам будет убирать хлеб на целине и отправлять зерно на элеватор. Тогда он сам будет работать на сенокосилке. Сам, на своём Рыжике и на отцовом Воронке. И в степи будет стоять ещё больше зародов сена.

Вот поэтому я и не знаю, можно ли считать, что повесть об Андрейке Нимаеве дописана до конца.