Текст книги "Поездка к Солнцу"

Автор книги: Борис Костюковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Если проводить ладонью по волосам, вода стекает на землю; но если хочешь по-настоящему вырасти, то надо стоять прямо и не бояться воды: пусть попадает за воротник, течёт по спине и груди.

– Дождик, дождик, пуще, дам тебе я гущи! – весело запел дед Егор.

– Дождик, дождик, пуще, дам тебе я гущи! – изо всех сил заорал и Андрейка.

Нянька подняла вверх морду, закрыла глаза и залаяла.

– Проси, проси! – подбодрил дед Егор. – Дождик этот нам во как нужен!

– Дождик, дождик, пу-у-ще! – требовал Андрейка, требовала Нянька, и дождь пошёл с такой силой, будто бы там, наверху, открыли пробки у всех бочек.

Ударил гром, словно над самой головой быстро проехали тракторы, гремя гусеницами. Потом тракторы ушли подальше, громыхнули ещё раз, ещё – и заглохли.

Кончился дождь так же внезапно, как и начался. Нянька стала отряхиваться, и с её шерсти во все стороны полетели брызги. Дед Егор вышел совсем сухой и задрал бороду в небо. Андрейка промок до нитки и. по примеру Няньки, тоже пытался стряхнуть с себя воду.

– Ишь, кажись, радуга высвечивает, – сказал дед Егор.

Андрейка посмотрел на ясное, умытое небо: действительно там раскинулась огромная многоцветная дуга. Она была ещё еле-еле видна, но Андрейка уже по опыту знал, что теперь она начнёт густеть, станет яркой и опустится концами на землю. Андрейка уже не мог оторвать взгляда от радуги: ух, какая красивая! Дед Егор внимательно следил за радугой, и, когда её конец упал на степь – неподалёку, всего, может, за двести метров, – он засуетился:

– Эх, Андрей, Рыжика твоего нет, а то бы ты слетал до радуги! Старики-то у нас говаривают: если кто в свет радуги попадёт, многолетний человек будет. Ни хворь его не возьмёт, ни старость.

Андрейка с отчаянием оглянулся вокруг: как ему хотелось очутиться сейчас там, где кусок зелёной степи окрасился необыкновенным светом радуги! Ах, Рыжик, Рыжик, как бы ты сейчас пригодился!

И вдруг раскосые Андрейкины глаза загорелись весёлыми огоньками: он увидел Быстрого и попросил деда Егора подсадить его на спину лошади.

Андрейка натянул повод, дед Егор несколько раз хлестнул Быстрого вожжами, и конь побежал.

– А ну давай ногами его, ногами!

И Андрейка старался изо всех сил. Не подведи. Быстрый, Андрейку! Беги быстрее! Нет, не туда, а вправо. Раз я тебя бью левой ногой, то беги вправо. А теперь прямо: я бью тебя обеими ногами. Вот так, вот так, Быстрый! Уж ты получишь от меня сахару! Доедем до радуги, никогда болеть не будем, никогда старыми не будем. Так дед Егор сказал. И ты, Быстрый, старым не будешь болеть не будешь. Может, даже научишься бегать, как Рыжик.

Ну ещё, ну ещё. Быстрый! Близко, совсем близко… Видишь, какая трава в степи, никогда такой травы НС было. Теперь уж близко, вот уже она!

– Раду-у-га! – изо всей мочи закричал Андрейка, но Быстрый вдруг резко остановился.

Андрейка от неожиданности взмахнул руками и свалился на траву вниз лицом. Трава была мокрая, блестела огоньками – то ли от света, то ли от радуги. Андрейке захотелось пить. Захватив рёбрами ладоней траву, он собрал в пригоршни воду и поднёс её ко рту. Ведь это тоже, наверно, была богатырская вода. Она, правда, не кипела, не пузырилась, но, видно, от радуги стала красная. Вот это вода так вода! Она, оказывается, тоже солёная.

Если бы вместо Быстрого был здесь Рыжик, то Андрейка наверняка доехал бы до радуги.

Нянька побегала вокруг Андрейки и стала лаять на Быстрого. Даже Нянька понимала, что это ленивый и упрямый конь.

Когда Андрейка отнял свои красные, ладони от лица, во рту по-прежнему оставался какой-то очень знакомый, солёный вкус. Уж не выпал ли у него опять зуб? Андрейка с досадой провёл ладонью по лицу, и – удивительное дело! – дед Егор оказался прав: ведь это шла из носа кровь, а больно не было. И всё потому, что Андрейка пил богатырскую воду.

В школу

Андрейку собирали в интернат. С вечера он надел новый серый костюм, подпоясался ремнём, но остался в малахае: фуражка не нравилась, в ней было тесно и холодно голове.

Приехала бабка Долсон и, как всегда, привезла леденцов.

Андрейка забрал конфеты и украдкой вышел из юрты. Первым делом он угостил Няньку и Рыжика, а потом попробовал сам. Это были вкусные леденцы, они хрустели на зубах. Рыжик и Нянька, правда, умели хрустеть громче, но и Андрейка старался не отставать от них. Бабка знала, что Андрейка любит леденцы, а про Рыжика и Няньку ничего не знала… Они стояли сейчас втроём и громко хрустели конфетами; громче всех Нянька.

– А мне сумку новую купили! – пережёвывая конфеты, похвастался Андрейка.

Нянька, конечно, сразу поняла, в чём дело, – замахала хвостом и лизнула Андрейкину руку. Рыжик на этот раз тоже оказался сообразительнее: ухватил губами малахай и снова опустил его на голову хозяина.

– Завтра я в школу поеду учиться, – ободрённый друзьями, продолжал рассказывать Андрейка. – Дядя Костя в гости приедет, провожать меня будет. На ещё! – подставляя ладонь с леденцами Рыжику, говорил Андрейка, и Рыжик осторожно подбирал их большими мягкими губами. – Катя! – осторожно позвал Андрейка.

Коза вынырнула откуда-то из темноты.

– На, Катя! – Андрейка угостил её леденцами: Катя тоже была сладкоежкой. – Ложись, Рыжик, ложись! – приказал Андрейка.

Рыжик лёг. Андрейка сел, поджав под себя ноги. Нянька и Катя, не дожидаясь приглашения, тоже улеглись и внимательно смотрели на Андрейку. Он подсовывал им конфеты и вёл неторопливую беседу. Рыжик и Нянька были в курсе Андрейкиной жизни, а вот Катя последнее время – с тех пор как он стал работать на целине – ничего не знала. И поэтому Андрейка, чувствуя свою вину, больше обращался к ней: скоро Андрейка станет учеником, завтра он уедет в интернат. Лучше всего было бы никуда не ездить, а жить всё время в юрте. Или, как сейчас, пахать на «Тимоше» Пронькин лог. А знает ли Катя, кто такой «Тимоша»? А знает ли она, что у него есть свечи? Но совсем не такие, какие бывают в юрте – мягкие, белые, с ниткой посредине. Катя любила лакомиться такими свечами. А у «Тимоши» железные свечи; Катя ни за что не стала бы их есть. Потом, у «Тимоши» есть мотор, и находится мотор под капотом. Дядя Костя говорит, что мотор – это «Тимошино» сердце. «Тимошу» убили фашисты, а сердце его осталось, оно всё время громко стучит. Андрейка, конечно, по секрету скажет сейчас своим друзьям одну вещь, но только это большая тайна. Даже дядя Костя этого не знает.

Недавно «Тимоша» стал разговаривать с Андрейкой. Первый раз это случилось во сне. Андрейка вначале не поверил, но «Тимоша» внятно сказал несколько слов:

«Надо идти в школу. Надо идти в интернат. Дул-ма идёт в школу. Мне не нужен такой помощник. Так. Так. Так…»

Андрейка проснулся и слышал ещё, как стучало «Тимошине» сердце: так, так, так… Он поехал на Пронькин лог, сел на «Тимошу», прислушался. «Тимоша» разговаривал. Но слышал это только один Андрейка, а дядя Костя – нет. Как это раньше Андрейка не замечал, что «Тимоша» с ним всё время разговаривал! Но это тайна. Ведь никто не знает, что ты. Рыжик, и ты. Нянька, и ты, Катя, умеете разговаривать. Знает об этом только Андрейка. Интересно, как вы будете здесь жить, когда он уедет в школу? Кто вам будет давать сахар и конфеты? Няньке вообще не надо было давать конфет – за то, что не нашла звезду. И сейчас звезда где-нибудь лежит в траве. Андрейка тяжело вздыхает. Нянька виновато помалкивает, Катя облизывает клейкие Андрейкины ладошки. Конфет уже больше нет, остался только пустой пакет. Надо бы Катю взять с собой хоть раз на Пронькин лог – пусть бы посмотрела на «Тимошу», на дядю Костю, на дедушку Егора.

И Нянька и Рыжик тянутся к Андрейкиным рукам, но Андрейка поднялся на ноги и внушительно говорит:

– Всё. Больше нету. В юрту пойду.

Все трое сопровождают Андрейку до дверей юрты, но только Няньке разрешается войти внутрь.

Спать он лёг не раздеваясь: не хотелось расставаться с костюмом и ремнём. И очень удивился утром, увидев аккуратно сложенный на столике костюм.

Андрейка быстро оделся, провёл пальцами под ремнём, расправляя гимнастёрку – так делал дядя Костя, – посмотрел на себя в настольное круглое зеркало, потом выбежал без дэгыла из юрты, показался Рыжику, Няньке, Кате, посмотрел в степь, не едет ли дядя Костя – никого не было видно, – и вернулся в юрту.

– Сядь! – непривычно строго сказала бабка Долсон.

Андрейка послушно сел. Отец и мать молчали, с почтением посматривая на бабку.

– Я вчера в интернат заезжала, – сказала бабка, обращаясь к внуку, – посмотрела, как жить будешь. Понравилось. Твой отец тоже жил в интернате. Хорошо жил, учился хорошо. Ты тоже хорошо учись. Дружно живи со всеми, не дерись. Почему так драться любишь? Отец твой Арсен смирным был.

Андрейка не выдержал и прыснул: чего это он драться будет? Тоже выдумала бабка!

– Ты не смейся! – укоризненно сказала бабка. – В степи тебе не с кем драться, и то обижал Дулму.

– Так ей и надо! – огрызнулся Андрейка.

– Не спорь с бабушкой! – строго сказал отец.

– Со всеми дружно живи, тогда тебе хорошо будет и нам хорошо будет, – сказала бабка. И загадочно добавила: – Старые буряты говорят: «Человек с друзьями – как степь, широкий, а без друзей – как ладонь, узкий».

Андрейка украдкой взглянул на свою ладонь: она была, как всегда, широкая.

Потом бабка подвела Андрейку к двери юрты, поставила его плотно к деревянной стойке и сделала над головой ножом новую зарубку. Андрейка положил ладонь между старой и новой зарубкой: вот как он вырос с весны!

– Скоро с отца будешь! – довольно произнесла бабка, и у Андрейки от удовольствия покраснели уши: вырасти с отца – это было самым горячим его желанием.

– Пора ехать, – сказал отец, посмотрев на ручные часы.

Андрейка быстро надел дэгыл и вышел из юрты. Рыжик и бабкина лошадь были осёдланы. Рыжику сегодня повезло – он проводит Андрейку до самой школы, а вот Нянька и Катя остаются дома…

Андрейка положил руки на голову сначала Няньке, а потом Кате и каждой поочерёдно шепнул:

– Не деритесь, дружно живите…

Он хотел добавить что-то насчёт широкой степи и узкой ладони, но уже успел забыть, как это говорила бабка. Посмотрев на свою ладонь, он показал её Няньке и Кате и многозначительно закончил:

– Не деритесь. Приеду – беда бить буду!

– Давай, давай! – торопил отец. – С бабушкой и матерью прощайся, хватит тебе с Нянькой шептаться!

Андрейка послушно подошёл к бабке Долсон. Она погладила его щёки, уткнулась лицом в его волосы, подержала руками голову и легонько подтолкнула к матери.

Андрейка охватил мать руками и стоял так, не поднимая головы, пока не подошёл отец и не взял его на руки. Он подсадил Андрейку на Рыжика и сказал:

– Ехать пора.

Андрейка отвернулся от отца, опять взглянул в ту сторону, где был Пронькин лог, и тяжело вздохнул: дядя Костя так и не приехал. И дед Егор не приехал.

Мать, вытирая глаза, не оглядываясь, пошла к хо-тону, открыла ворота, и овцы сплошной массой, как серая вода, устремились в степь.

– Плакать любишь, – усмехаясь, сказал отец.

– Нянька! – позвала мать.

Нянька несколько секунд поколебалась, повернула голову к Андрейке, но он махнул рукой, и она, опустив хвост, пошла к отаре.

Отец легко вскочил на бабкину лошадь, и Андрейка вслед за ним тронул Рыжика. Мать угоняла овец в другую сторону; она низко опустила голову, и кисточка на её малахае жалобно вздрагивала.

– Ма-а-а-ма! – что есть силы крикнул Андрейка, мать оглянулась, прощально махнула рукой и тоже крикнула:

– Приезжай скорее! Дулму не обижай!

Нянька носилась вокруг отары, бабка Долсон и Катя смотрели вслед Андрейке. Рыжик перешёл на рысь. Давно уже он не ходил под своим маленьким хозяином…

Андрейка вспомнил, что едет в новом костюме, что скоро увидит Дулму, и у него сразу отлегло от сердца.

То там, то здесь высятся в степи огромные зароды свежескошенного сена. Сопки, что повыше, отливают желтизной, а в падях ещё зелёное многотравье и пестрота цветов. Тени от облаков плывут по степи. За Рыжиком тоже неотступно тянется тень: Андрейка взмахнёт рукой – и тень взмахнёт рукой.

Андрейка уже свыкся с мыслью, что сегодня он покидает степь, будет жить не в юрте, а в интернате и станет учеником. Этого хотели все: отец, мать, бабка Долсон, дядя Костя, дед Егор и даже Дулма. Да, если говорить по совести, и самому Андрейке хочется теперь в школу. Какая она, школа? Андрейка вспоминает, как он играл с Дулмой… Он лезет в карман дэгыла: рукавичка Дулмы на месте.

Интернат

В селе отец заехал в книжный магазин, купил букварь и цветные карандаши. Андрейка положил коробку цветных карандашей в карман рядом с рукавичкой Дулмы, а букварь в сумку – и так доехал до интерната.

Дом с зелёной крышей, с белыми резными наличниками и ставнями стоит на очень высоком месте. Его видно со всех сторон. Под окнами и во дворе шумят жёлтой листвой прямые тополя. Дом этот давным-давно принадлежал кулаку, а теперь здесь живут дети чабанов и табунщиков. Это и есть интернат. Здесь Арсен Нимаев и оставляет Андрейку.

Воспитательница показывает Андрейке кровать и тумбочку. Он кладёт на тумбочку букварь и смотрит в окно; по улице на Рыжике едет отец и ведёт в поводу бабкину лошадь. Рыжик идёт весело, пританцовывая тонкими ногами в белых «чулках». Он не уросит, не ржёт: Рыжик тоже считает, что Андрейка должен учиться…

Андрейка с любопытством осматривает большую комнату: только в одной этой комнате уместились бы две, а то и три Андрейкиных юрты. Здесь стоит много кроватей, и около каждой тумбочка и табуретка. Посредине большой стол со скамьями по бокам. На стене – два портрета. На одном – Ленин. Такой же портрет висит в Андрейкиной юрте. А на втором портрете – совсем знакомый человек. Но всё-таки кто это – с такими весёлыми глазами и щеками в мелких морщинках? И старенькая кепочка на голове… Да это дед Егор, честное слово! Только почему-то он в очках и бородка у него подстрижена клинышком…

Нынче весной приезжал из Москвы фотограф и сделал портрет отца для Всесоюзной выставки достижений народного хозяйства. Отец сидел на Воронке, а кругом были овцы.

Воронка и овец Андрейка узнал сразу, а отца не узнал: он был какой-то очень большой, выше сопки, а лицо маленькое, и вместо лисьего малахая на нём была шляпа, которую снял со своей головы фотограф и надел на отца.

Андрейка сразу сообразил, что деду Егору фотограф отдал свои очки и подстриг бороду, чтобы красивее был, а только об одном забыл – оставил деда Егора в старенькой фуражке.

– Чего смотришь так? – спросил высокий мальчик-бурят. – Это товарищ Калинин.

Андрейка хмыкнул.

– Знаю, – сказал он, хотя до сих пор не знал фамилии деда Егора.

Очень это хорошо, что Ленин и дед Егор – такие знакомые люди – смотрят со стены на Андрейку, улыбаются ему, как один всегда улыбался в юрте, а второй – на Пронькином логу. Они очень рады, что Андрейка приехал в интернат.

К Андрейке подходит худенький мальчик. У него курносое лицо и выгоревшие на солнце светлые волосы.

– Тебя как звать?

Андрейка охотно называет своё имя.

– А меня Афанасий.

Андрейка меряет его недоверчивым взглядом с ног до головы.

– Чего? – хмыкает он.

– Афанасий, – менее уверенно повторяет мальчик.

– Его зовут Афоня, – вмешивается высокий мальчик-бурят. – Он тоже будет учиться в первом классе. И его кровать стоит рядом с твоей. Соседи будете.

– А тебя как зовут? – по-бурятски спрашивает Андрейка.

– Меня зовут Тудуп, – по-русски отвечает мальчик. – Я учусь в седьмом классе.

Тогда Андрейка опять по-бурятски спрашивает, откуда приехал в интернат Афоня. И Тудуп по-русски отвечает, что Афоня приехал из Малой Большаковки – соседнего села, с которым Большая Большаковка объединилась в один колхоз.

Афоня смеётся. У него нет двух передних зубов.

– Ты по-русски плохо разговариваешь? – спрашивает он.

– Хорошо разговариваю, – отвечает Андрейка, улыбаясь, и Афоня видит, что у него тоже нет двух зубов.

– Он ещё робеет перед тобой, Афоня, – поясняет Тудуп.

Андрейка презрительно фыркнул.

– А у тебя конь есть? – вызывающе спрашивает он и делает шаг вперёд.

– Нет коня. А у тебя есть?

– Видел, я на Рыжике приехал? Это мой конь.

– А у меня коньки есть. «Снегурочки». – Афоня быстро подходит к тумбочке, достаёт оттуда пару коньков и протягивает Андрейке.

Тот бережно принимает коньки, гладит их пальцами. У него нет коньков, он первый раз держит их в руках.

Но Андрейка не хочет сдаваться:

– А у меня Нянька есть.

– Нянька? – весело смеётся Афоня. – А зачем тебе нянька?

Андрейка смотрит на Афоню с обидой, с недоумением.

– Беда умная собака! Нянька волка загрызла! – веско отвечает он.

Афоня явно посрамлён: он совсем не думал, что Нянька – собака.

– У меня нет собаки, – признаётся Афоня. – А хочешь, я тебе коньки дам покататься? – вдруг предлагает он.

Андрейка прижимает к себе коньки, но тут же протягивает их Афоне.

– Где кататься? – спрашивает он, пожимая плечами.

И опять в разговор вступает Тудуп:

– Речка через месяц замёрзнет – вот и покатаешься. Мы все на речке катаемся.

– Ладно, – соглашается Андрейка.

В это время в комнату входит воспитательница, а за ней идут бабка Бутид и Дулма.

– К тебе гости, Андрюша, – говорит воспитательница.

– Мэнду! – здоровается бабка.

Андрейка и Тудуп отвечают на приветствие, и даже Афоня знает, что такое «мэнду» – это по-бурятски так же, как и «сайн», – «здравствуйте».

Дулма остановилась около дверей комнаты, а бабка прошла к Андрейке.

Она ему что-то говорит, и Андрейка мрачнеет. Оказывается, бабка Бутид привезла сегодня Дулму, но в школу её не приняли: узнали, что Дулме не семь, а шесть лет. А Дулма так хочет учиться! Но ничего но поделаешь: придётся год подождать.

– Иди поиграй с Дул мой, а я с Тудупом поговорю, – велит бабка Бутид.

Андрейка идёт к Дулме, и они вместе выходят во двор интерната.

– Как играть будем? – спрашивает Дулма.

– Не хочу играть! – отрезает Андрейка.

Он смотрит на осёдланных лошадей, привязанных к изгороди, и ему очень хочется уехать отсюда.

– Я рукавичку твою нашёл! – спохватывается Андрейка и отдаёт Дулме пушистую рукавичку из верблюжьей шерсти.

– А я ещё одну потеряла, – безразличным тоном говорит Дулма.

Разговор у них явно не клеится. И тут Андрейка вспоминает, что Дулма ещё не видела его костюма и ремня. Он распахивает дэгыл, и Дулма притрагивается рукой к блестящей пряжке.

Как это Андрейка забыл показать костюм и ремень Афоне? Надо обязательно показать.

Дулма очень завидует Андрейке. Новый костюм и ремень окончательно убедили её в Андрейкином превосходстве; он теперь ученик, а она просто Дулма.

– Возьми себе рукавичку, – говорит Дулма, – мне бабушка другие свяжет.

– Ладно, – говорит Андрейка, пряча рукавичку в карман дэгыла. – Я буду на коньках кататься, – зачем-то добавляет он.

Потом он говорит, что напишет Дулме письмо, а она пусть съездит к Рыжику, Няньке, Кате и расскажет, как он тут живёт. Дулма, конечно, соглашается. Она смотрит на своего друга с уважением, и ей стыдно признаться, что она не сумеет прочитать Андрейкиного письма.

На крыльцо интерната выходят бабка Бутид, Тудуп и Афоня.

– Смотри тут за Андрейкой, – наказывает Тудупу бабка.

Она идёт к лошадям, подсаживает Дулму в седло и тяжело вздыхает.

И вот Андрейка снова остаётся один. Он бредёт по двору интерната и даже не замечает сначала Афоню.

– С девчонками играешь! – презрительно говорит Афоня. – Не дам тебе коньки! – Он стоит около дерева, широко расставив ноги.

– Не хочу твои коньки! – говорит Андрейка, и голос его дрожит от обиды.

– Ты хочешь с девчонками играть, – невозмутимо говорит Афоня, и его синие доверчивые глаза темнеют и делаются злыми. – Кто с девчонками играет, тот на коньках не катается!

У Андрейки больше нет слов. Он молча смотрит на Афоню. Потом с размаху ударяет его по щеке. Афоня даёт сдачи. Андрейка хватает его, валит на землю, садится верхом и тузит кулаками. Оба они сопят, но никто не кричит.

Около них появляется Тудуп, поднимает Андрейку за шиворот.

– Не успел приехать и уже дерёшься? – говорит он. – Как тебе не стыдно?

Афоня поднимается с земли, у него горит одна щека и на глазах слёзы. А у Андрейки нет слёз. Настоящий мужчина не плачет.

– Он дразнится, – говорит Андрейка.

– Я вот скажу отцу, что ты дерёшься! – обещает Тудуп.

Андрейке это не страшно. Лишь бы бабке Долсон не говорил.

Тудуп уводит Андрейку в интернат, снимает с него дэгыл.

Андрейка садится на табуретку около своей кровати. Входит Афоня и видит на Андрейке костюм и ремень. Такого ремня ещё нет ни у одного ученика в селе. Даже Тудуп заинтересовался ремнём.

Андрейка украдкой посматривает на «деда Егора»: он улыбается укоризненно. Ленин тоже не одобряет Андрейку. А тут ещё горит щека. Андрейка посматривает на свою ладонь и удивляется: она стала очень маленькой, узкой и грязной. Бабка Долсон оказалась права: Андрейка подрался и у него стала узкая ладонь.

Но дед Егор тоже был прав: Афоня ударил Андрейку, а у Андрейки нет слёз, ему не больно. Он чуть не доехал до радуги, пил айрак, богатырскую воду, а такой человек будет здоровым. Недаром Андрейка сразу поборол Афоню.

Первый день

В классе Андрейку посадили за одну парту с Афоней. Они не смотрят друг на друга. Андрейка сидит около самого окна, и ему видна улица.

За столом стоит учительница и говорит: – Меня зовут Вера Андреевна. Когда я вхожу в класс, вы все должны встать. Я скажу: «Доброе утро, дети», и вы должны мне ответить: «Доброе утро, Вера Андреевна». А потом сесть. Попробуем, ребята, сделать это сейчас. Вот я вхожу в класс…

Так начинается первый урок.

Андрейка сразу узнаёт много нового. Если ты хочешь спросить о чём-нибудь учительницу или выйти из класса, подними руку. На переменах нельзя бегать.

Каждое утро надо мыть руки, уши и шею. Под ногтями не должно быть грязи. (Андрейка не любил мыть руки, лицо, а особенно шею и уши. И у него под ногтями была грязь.)

Если ты плохо ведёшь себя на уроке – шумишь, мешаешь заниматься соседу, опаздываешь на урок, – то на первый раз тебя поставят за парту или в угол около доски. А если ты не исправишься, то выведут из класса. Все будут заниматься, а ты один будешь в коридоре. (Андрейка сразу решает, что лучше не стоять за партой, не стоять около доски, а быть в коридоре.)

На втором уроке Вера Андреевна читает сказку «Посадил дед репку…» Андрейке очень нравится, что Жучка тоже помогает тянуть репку. Но Жучка маленькая… Вот бы позвать Няньку… Андрейка поднимает руку, встаёт и спрашивает:

– А что такое репка?

И Вера Андреевна объясняет. Она показывает репку на картинке. Оказывается, репка растёт так же, как картошка, но репку можно есть сырой, она очень вкусная.

К концу урока весь класс повторяет за Верой Андреевной стихотворение. Его надо выучить наизусть. Потом учительница вызывает Андрейку. Все зловеще шепчут ему: «Встань, встань!» Андрейка спохватывается, поднимается за партой.

– Расскажи стихотворение, – просит Вера Андреевна.

Андрейка, не узнавая своего голоса, очень громко, отделяя слово от слова, говорит:

– Утром… рано… малышок… в школу… к нам… стучится… открывайте… шире… дверь… Я пришёл… учиться!

– Очень хорошо, Андрюша, – хвалит его учительница, – только не так громко надо.

И Андрейка косит глаза на Афоню.

– А теперь ты, Афоня, расскажи, – говорит учительница.

Афоня не знает, весь класс ему подсказывает, а громче всех Андрейка.

На перемене Андрейка носится по коридору и кричит: «Открывайте шире дверь! Я пришёл учиться!» Афоня скромно стоит у стены.

Третий урок вообще был замечательный. Вера Андреевна сказала, чтобы каждый нарисовал у себя в тетради всё, что он хочет. Это называется «рисованием на свободную тему».

Андрейка морщит лоб, перебирает цветные карандаши. Перед ним на парте лежит раскрытая тетрадь. Украдкой он смотрит вправо: видно, что Афоня рисует дом, из трубы идёт дым. Дыму очень много, будто пожар…

– Андрюша, ты почему не рисуешь? – спрашивает учительница.

Андрейка молчит. Весь класс шепчет: «Встань, встань!» Андрейка поднимается и молчит.

– Ты не знаешь, что рисовать? – опять спрашивает учительница.

Андрейка низко-низко опускает голову.

– Попробуй нарисовать юрту, – советует учительница.

Андрейка садится, берёт чёрный карандаш и на самой середине листа проводит одну линию, потом вторую сбоку. Он вдруг забывает о классе. Рядом с ним нет Афони, на него не смотрит учительница. Андрейка снова в степи. Вот стоит юрта. Из юрты идёт тоненький дымок. Это топится печка. Андрейка смотрит в синее небо. Оно синее, чем всегда. На небе горят, как огоньки, звёздочки. За Крестовой сопкой показался край солнца, а совсем рядом с юртой опустилась на землю радуга. Отара ушла далеко. Нет ни отца, ни матери. Нет Рыжика.

Катя залезла в юрту, её тоже не видно. На Пронькином логу стоит «Тимоша». И вагончик на колёсах. Дядя Костя куда-то уехал. Наверно, провожать Андрейку в школу. Дед Егор тоже. Вся степь зелёная, очень зелёная. Нынче хорошая трава. Рядом с юртой появляется Нянька… Но нет, пусть лучше это будет не Нянька, а телега. Нянька совсем другая, да и притом она сейчас с отарой. Однако телега тоже не получается, и тогда Андрейка мигом соображает, что это зарод сена. Зарод получился чёрный, но ничего: Андрейка знает, что скошенная трава попала под дождь, поэтому сено почернело. Для полноты картины – с неба льются струи дождя.

У Андрейки громко стучит сердце, и он не слышит, как к нему подходит учительница. Она берёт тетрадь, внимательно смотрит.

– Расскажи, что у тебя тут нарисовано? – ласково говорит она.

Андрейка тычет пальцем и невнятно бормочет:

– Юрта… звёзды… солнце…

– А это? – Учительница показывает на грязные полосы.

– Дождь.

– А почему у тебя дождь чёрный, а здесь вот красный, синий, зелёный, малиновый? – с улыбкой спрашивает недогадливая учительница, когда и так ясно, что это не дождь, а радуга. – Ты когда-нибудь рисовал?

– Нет, – признаётся Андрейка.

– Очень хорошо у тебя получилось, Андрюша, – говорит учительница. – Но только надо рисовать или ночь – тогда бывают звёзды, или утро – тогда бывает солнце. А у тебя не поймёшь.

– Утро, – быстро говорит Андрейка.

Как тут не понять! Утром ещё есть звёзды, и солнце есть. И дождь. А после дождя – радуга. Мать и отец угнали отару. Там Рыжик и Нянька.

– А в уголке здесь что нарисовано?

– «Тимоша».

– Тимоша? Это никак не похоже на человека.

Андрейка не выдерживает и смеётся. Оказывается, учительница не так уж много знает.

Афоня приподнимается на своём месте, заглядывает в тетрадь и громко кричит:

– Я знаю! Это трактор!

И тут совершается чудо. Андрейка вдруг слышит, как стучит «Тимошино» сердце. Рядом, совсем рядом, Андрейка уже различает какие-то слова: «Так, так, так! П-ф! П-ф! Я тут, я тут, я тут…» И снова Андрейка забывает о классе и видит… «Тимошу».

Андрейка выталкивает с парты Афоню и опрометью выскакивает из класса.

Вот он уже на улице. Около школы стоит «Тимоша», а навстречу идёт дядя Костя. Он подхватывает Андрейку на руки и подбрасывает вверх. Раз, ещё раз и ещё раз! У Андрейки захватывает дух, точно он скачет намётом на Рыжике.

– Как живёшь, Андрей Нимаев? – спрашивает дядя Костя, опуская Андрейку на землю.

– Почему не приехал в юрту? – вместо ответа говорит Андрейка.

– Виноват, брат, но не мог. Ты вот ушёл от меня, и «Тимоша» закапризничал, полдня провозился с ним вчера, а теперь вот в ремонт его погнал. Ремонт нужен… А ты почему на улице? – спохватился дядя Костя. – У вас перемена?

Андрейка оглядывается на школьную дверь и отрицательно мотает головой.

– Так ты с урока удрал?

– Ага.

– Ну и ну! – укоризненно произносит дядя Костя. – Я вот проверю, как ещё тут один сорванец учится, – загадочно заканчивает он и решительно идёт к дверям школы.

Но двери широко распахиваются. Толкаясь и крича, на улицу вываливаются ребята. Это началась перемена.

Дядя Костя отступает на несколько шагов. Совсем неожиданно для Андрейки появляется Афоня, бежит навстречу к дяде Косте – и тот подхватывает его на руки, подбрасывает вверх. Андрейка не может поверить своим глазам. Откуда Афоня знает дядю Костю? Почему дядя Костя такой весёлый, будто держит на руках не Афоню, а его, Андрейку? А тракторист берёт Афоню за руку и уже, не замечая Андрейки, ведёт к «Тимоше». Он подсаживает Афоню на сиденье, «Тимошу» со всех сторон окружают ребята. Андрейка тоже не выдерживает, подходит и, как сирота, останавливается позади всех.

Ребята что-то наперебой рассказывают дяде Косте. Какая-то девчонка кричит громче всех:

– Я видела, я видела!..

– Что ты видела? – спрашивает дядя Костя.

– Андрюша Нимаев бил Афоню. Вчера бил, а сегодня из класса убежал. Он недисциплинированный.

– А где Андрюша? – Дядя Костя осматривается по сторонам.

Ребята расступаются, и Андрейка, понурив голову, проходит вперёд.

– Подвинься, – говорит тракторист Афоне и подсаживает с ним рядом Андрейку. – Так почему вы дрались? – строго обращается дядя Костя к Афоне и Андрейке.

Афоня презрительно смотрит на девчонку и говорит:

– Мы не дрались. Она врёт.

– Дрались, дрались, дрались! – со слезами в голосе кричит девчонка.

Андрейка молчит, но почему-то очень рад, что Афоня так хорошо соврал.

– Папа, – говорит Афоня, – ты же знаешь Фиску-Анфиску, она плакса и ябеда.

Что такое, что такое? Кого это Афоня назвал папой? Андрейка дико смотрит на Афоню, на дядю Костю и только сейчас начинает понимать. Неужели…

– Вот что, Афоня, – говорит дядя Костя, – ты живи с Андрейкой дружно. Он со мной всё лето на тракторе работал…

– А мы с ним на одной парте сидим, – перебил Афоня.

– Вот видишь, как хорошо…

– Звонок, звонок! – вдруг кричит девчонка, которую Афоня назвал Фиской-Анфиской.

Ребята мигом рассыпаются. Дядя Костя снимает на землю Андрейку, потом Афоню.

– Так смотри, сынок!.. И ты, Андрейка… Чтобы никаких драк не было! Обещаете?

– Обещаем! – в один голос повторяют Андрейка и Афоня.

Взявшись за руки, они бегут в школу.

В классе они сразу прильнули к окну. Дядя Костя сел в кабину, «Тимоша» заговорил и двинулся по улице.

– И это называется ученики первого класса? – звучит тихий, укоризненный голос Веры Андреевны.

Все ребята были у окон, и только Фиска-Анфиска сидела за партой и встала, когда вошла Вера Андреевна.

Молча учительница пережидает, пока все усядутся по местам. Становится очень тихо.

– Андрюша Нимаев, почему ты выбежал из класса без разрешения? – строго спрашивает учительница.

Андрейка встаёт за партой.

– Я на улицу, там «Тимоша»…

– Ты мешаешь нам заниматься. Собери карандаши, тетради и иди в интернат. Я не оставлю тебя на последнем уроке.

Андрейке очень горько, он сильно сопит, возится за партой, точно поднимает что-то тяжёлое, и вразвалку идёт к дверям.

– А теперь, ребята, кто из вас перескажет сказку «Посадил дед репку»?

Андрейка замедляет шаг около самых дверей: ах, как хотелось рассказать сейчас эту сказку, он очень хорошо её запомнил!