Текст книги "Признание шефа разведки"
Автор книги: Боб Вудворд
Жанры:
Политика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 43 страниц)
За четыре года пребывания на посту директора АНБ он узнал и оборотную сторону такой работы. Всегда существовала угроза разоблачения, хотя ее не принимали всерьез. Кроме того, эти мероприятия имели ограниченную продолжительность жизни, от 18 месяцев до 2 лет. «Жучок» могут обнаружить, может сесть батарея или что-то испортиться, объект переводится на другую работу и т. п.
Неподпольные операции – фотографирование со спутников, сбор радио– и других сигналов, расшифровка передач, то есть все, что не требовало тайной установки техники, являлось более надежным и менее уязвимым делом. Но этот методический, требующий квалификации подход не совпадал с образом мыслей и нетерпением Кейси, который любил производить сенсации в Белом доме.
Как-то старший сын Инмэна, имея в виду неприятные, тяжелые часы в жизни отца, задал ему вопрос, все еще звучавший в его ушах: «Где же смысл жизни во всем этом?»
Инмэн уехал, как предполагалось, на две недели на Гавайские острова. Однако спустя десять дней он вернулся в Лэнгли и умышленно вломился прямо к Кейси и Клэриджу. Они как раз занимались организацией антисандинистской армии, и Инмэн сразу же задал ряд вопросов. Куда идут «контрас»? К чему стремится ЦРУ, администрация? Существует ли план? Не покажет ли связь с Пасторой, что речь идет не о программе пресечения поставок оружия? Известно ли нам, что это за люди? Ведь они воюют не за спасение Сальвадора. Им нужна власть? Операция направлена на свержение правительства? Но тогда встает вопрос о соответствии практических действий директиве, утвердившей программу. А не означает ли это, что ЦРУ находится на грани превышения полномочий, предоставленных этой директиве?
У Кейси и Клэриджа не нашлось ответов, и им не понравились вопросы. Это политика администрации, утвержденная по всей цепочке вплоть до президента. Возможно, она не отражена в директиве, но это именно то, чего хочет Рейган. Кейси уверен, что у него твердая почва под ногами.
Через полчаса Инмэн ожесточился, у него возникло неприятное чувство приближающегося приступа гнева. Внутри все кипело. Кейси и Клэридж не обращали на него внимания, не слушали его, уверенные в своей правоте. Инмэн был чужаком, препятствием на их пути.
Наконец он встал и выскочил из кабинета. Говорить больше не о чем.
Инмэн никогда раньше себе этого не позволял. Его продвижение по служебной лестнице в военно-морской разведке основывалось на умении производить успокаивающее впечатление, избегать конфронтации. Сейчас он переступил порог в отношениях с Кейси и в самом себе.
Кейси считал Инмэна блестящим работником, но слишком хрупким. Золотой мальчик, озабоченный собственным обликом, не желающий рисковать им, как и обликом Центрального управления, ради рискованной работы. Он слишком много думает о том, как будут восприняты тайные акции демократами и либералами, его друзьями из прессы. Уход Инмэна может не понравиться конгрессу, но это можно уладить. Популярность Инмэна в обеих партиях служила там, наверху, несомненно, хорошим буфером. Но Кейси теперь сам освоил все участки работы директора центральной разведки, и заместитель, меньше заботящийся о газетных вырезках, был бы полезнее.
Как полагал Инмэн, ему осталось только официально оформить свою отставку. 22 марта он составил письмо президенту Рейгану из трех параграфов, напомнив, что он «год тому назад с неохотой принял предложение о назначении заместителем директора центральной разведки. В этой связи он будет признателен, если его отставка будет принята».
Вознеся похвалы Рейгану за начинания в «перестройке» разведывательных служб, Инмэн добавил: «Я передаю вам и директору Кейси лучшие пожелания дальнейших успехов». Прежде чем вручить письмо Кейси, он направил копии Бушу, Уайнбергеру и Кларку, чтобы сделать свой шаг окончательным. Кейси поворчал, опасаясь, что дело получит огласку, но отставка Инмэна прошла спокойно, и Кейси начал поиски замены.
В среду 21 апреля 1982 г., почти через шесть недель после публикации в «Вашингтон пост» статьи о никарагуанской секретной операции, я пошел к Голдуотеру в надежде узнать, получил ли он от ЦРУ полную информацию об этой операции. За служебными помещениями сената ухаживают так же, как бригада техобслуживания за гоночной машиной. На стенах и столах – памятные вымпелы и разные призы, все символы личного статуса и партийной принадлежности. В кабинете Голдуотера ни один карандаш не был сдвинут со своего места. Единственная отличительная черта – куча любительских радиодеталей на столике за его спиной.
– Когда Бен, – сказал Г олдуотер, имея в виду Брэдли, – позвонил мне насчет Центральной Америки, он и десяти слов не сказал, как я уже понял, что он все знает. Вот я и ответил: «Ай-яй-яй, а я ничего не помню. Почему бы тебе не позвонить Биллу Кейси». Я перед Беном дурачка разыграл».
Кейси ввел нас в заблуждение, но не солгал. Правда, разница между этими двумя понятиями едва уловима.
Затем Голдуотер добавил: «Я считал, что американский народ должен знать об этом. Я был до смерти рад, что это дело вышло наружу». По этой причине он официально подтвердил сообщение об операции журналу «Тайм».
Он разъяснил свою теорию «открыто-закрытых» операций ЦРУ – секретные, но открытые для общественности.
– Это то, что надо, ни у кого это не вызовет удивления, и не будет оправданного протеста общественности. Из двух зол тайная операция является меньшим, потому что в ней не участвуют американские войска, – сказал Голдуотер. – Массу вещей надо открыть для общественности.
Американцы должны знать, что делается. 75 % того, что мы слышим на брифингах, которые проводят разведывательные органы, должно выходить наружу.
Мы отказались от акций по ниспровержению правительства. Мы можем вызвать небольшие экономические неурядицы, кого-то разрекламировать, кого-то распропагандировать, оказать еще кое-какую помощь, но правительства мы не свергаем.
Голдуотер говорил все это с подчеркнутой твердостью. И это не представляло собой какую-то моральную убежденность, скорее он исходил из политической и практической реальности.
– Что хорошего можно сказать о разведке против Советского Союза?
– У нас там маловато глаз, – сказал Голдуотер. – Насколько я знаю, около 12 лет назад на нас там работали всего лишь пять пар глаз. У нас теперь самая лучшая разведывательная электроника, – уверенно сказал он, – но, возможно, это не надолго.
– А как насчет спутников?
– Я уговаривал их опубликовать фотографии, но они твердят: «Нет, нет, нет», потому что они будут хорошо смотреться в журналах и русские могут сделать на их основе кое-какие выводы. В частности, смогут точно определить наши возможности, которые несомненно выше их, – пояснил он.
– Так вот, – сказал Голдуотер, откидываясь в кресле и понижая голос, – фотографии больше не имеют особого значения. У нас есть новое… – он прервал фразу. – Я не могу говорить сейчас об этом, но это что-то вроде привидения. Хотелось бы, чтобы мы как-нибудь ночью предприняли путешествие. Вы бы увидели, насколько это удивительно.
Видимо, в результате применения какой-то новой инфракрасной или электромагнитной улучшенной радарной технологии Соединенные Штаты получили нечто лучшее, чем фотографии.
Голдуотер больше не возвращался к этой теме.
– Что можно сказать о Кейси?
– Хороший человек, – сказал Г олдуотер, – честный. Был настоящий шпион, когда служил в УСС, сейчас – настоящий парень, умеющий работать (Г олдуотер сделал движение рукой, как будто воткнул воображаемый нож в стол) кинжалом. – Он улыбнулся. – Но,– продолжал он, качая головой, – мы сейчас работаем иначе, а он не из тех, кто «за». Я зову его губошлепом, – сенатор выпятил и собрал в трубочку губы и сильно выпустил воздух, так что даже брызги полетели. – Недостаточная откровенность Кейси – тоже проблема. Когда я хочу узнать, что происходит, я звоню Инмэну, – сказал Голдуотер. – Мне достаточно снять трубку, и я уже после первого слова знаю, может ли Инмэн мне что-то сообщить.
Г олдуотер сделал паузу.
– Вам известно, что нам придется расстаться с адмиралом Инмэном?
– До меня доходили слухи об этом. Инмэн действительно уходит?
– Да, это так, – ответил Г олдуотер, давая понять, что он старался воспрепятствовать этому, – и нам предстоят хлопоты по поискам замены ему.
Один из помощников Голдуотера сообщил в Белый дом, что сенатор проболтался об истории с Инмэном. В тот же день Белый дом объявил об отставке Инмэна и выпустил формальное уведомление, выхватив его прямо из пишущей машинки.
Спустя два дня сенатор Ричард Люгер, консервативный республиканец из штата Индиана и член комитета по разведке, заявил, что он намерен открыто «дать знать» Белому дому о его соображениях насчет замены Инмэну. Люгер, друживший с Инмэном со времени их совместной службы в качестве младших офицеров разведки в конце 50-х гг., сказал, что в сенатском комитете по разведке Инмэн был «своим человеком». Без достойной замены ему комитет будет отрезан от дел, подлежащих его ведению. «Билл Кейси – очень способный американец, который принимал хорошие решения, – сказал Люгер, а затем подлил ложку дегтя: – Однако сейчас существуют настолько сложные и взаимосвязанные проблемы, что для их осознания потребуется больше времени, чем осталось жить Кейси».
– Мы, – добавил Люгер, – голосовали за Кейси и Инмэна в одном пакете, за Кейси, потому что он имеет доступ к президенту, а за Инмэна, потому что он знает, что происходит вокруг.
Кейси хорошо знал, что директор центральной разведки служит мальчиком для порки, и ожидал побоев от демократов и подозрительно относящихся к разведке либералов. Но Люгер был свой собрат – республиканец и в общем мягкий человек. Кейси заподозрил, что здесь не обошлось без руки Инмэна.
В своих последних интервью Инмэн обошел вопросы, разделявшие его с Кейси и администрацией. Он считал, что был прав, но это политические решения, входящие в прерогативу президента и директора центральной разведки. Так что не надо никаких публичных осуждений, никакого проявления нелояльности, никакого «зеленого винограда». Он просто сказал, что потерял вкус к бюрократическим сражениям и что его отношения с Кейси были хорошими, но не тесными.
При прощании Кейси спросил его, почему их отношения не были тесными. И почему Инмэн сказал об этом перед прессой?
Инмэн напомнил, как лестно он отзывался о Кейси в своих публичных выступлениях. «Но равнодушно», – огрызнулся тот.
Для Инмэна здесь все было ясным. Их отношения не относились к разряду тесных, так как они слишком во многом расходились и в области разведки, и в оценке событий в мире.
Инмэн пошел на должность руководителя исследовательского консорциума корпорации микроэлектроники и компьютерной технологии, созданной в Техасе десятью крупными ведущими техническими фирмами с целью разработки суперкомпьютера, который по своему действию мог бы приближаться к человеческому мышлению, интегрировать и объединять данные, расшифровывать любой код. Среди нескольких сотен работников корпорации находился и бывший сотрудник аппарата комитета по разведке Тэд Рэлстон.
Кейси и Инмэн никогда больше не разговаривали друг с другом.
Белый дом дал Кейси 48 часов на поиски заместителя, приемлемого для сенатского комитета по разведке. Единственным кандидатом являлся Джон Макмагон, начальник оперативного управления при Тэрнере, бывший руководитель аналитического управления, а сейчас – исполнительный директор ЦРУ, человек № 3 в ведомстве. Не слитттком энергичный и преданный своему делу на посту начальника оперативного управления, Макмагон нашел среднюю линию между независимостью и лояльностью. К тайным акциям он относился скептически, но и не умалял их значения.
По мере продвижения по службе у Макмагона укреплялась убежденность, что помимо результатов экзотической области технической разведки и агентуры внутри страны ведомство нуждается в том, что он называл земной истиной. Под этим он имел в виду не просто работу с тайниками в странах, а, например, посещение церквей, стояние в очередях.
Один из бывших секретных сотрудников ЦРУ, ставший автором шпионских детективов, как-то написал, что это ведомство имело в своих рядах наиболее блестящих специалистов, когда-либо объединявшихся в одной организации, людей, которые отлично знали любую страну мира, за исключением их собственной. Макмагон знал, как легко потерять контакт со своей страной.
Для того чтобы получить хорошую дозу земной истины в США, лучше всего было предпринять несколько раундов бесед в конгрессе. Поскольку заместитель директора центральной разведки подлежал утверждению в сенате, Макмагон побеседовал с несколькими сенаторами из комитета по разведке и обнаружил, что главной темой бесед всегда оказывался Кейси. Кроме того, он везде наталкивался на недоверие, начиная с сенаторов, которые хотели быть уверенными, что Макмагон будет всегда в их распоряжении для ответов на вопросы, и кончая такими, как Пат Лихи, который желал получить высеченное на камне обязательство, что Макмагон будет служить их системой раннего предупреждения.
Раздавая нужные обещания, Макмагон удивлялся, как много сенаторов настроены против Кейси. Он думал, Кейси достаточно умен, чтобы не пренебрегать сенаторами, но, как они явно показывали, он делал все наоборот. Когда он говорил об этом с Кейси, тот сказал, что, по его мнению, директор центральной разведки имеет право на более справедливую оценку. По словам Макмагона, из пятнадцати сенаторов в комитете по разведке более половины держали пистолеты на взводе.
– Билл, – сказал Макмагон, – тебе надо кое-кого приласкать в Капитолии.
– Ладно, о'кей, – согласился Кейси.
Весной того года у Кейси появилась еще одна «горячая точка», когда он узнал, что Аргентина вторглась на Фолклендские острова, колонию Великобритании, и захватила их. Администрация Рейгана, попытавшись вначале остаться на нейтральной позиции, в конце концов заняла сторону старого союзника США. По сообщениям прессы, англичане использовали в своих целях фотографии с американских спутников. Кейси не стал поправлять эту ошибку.
Фактически отдаленный район Южной Атлантики не входил в зону наблюдения спутников. Позже США запустили один спутник для охвата этого района, на что Советы ответили запуском двух спутников.
Настоящий поток разведывательных сведений поступал от источников в Буэнос-Айресе, близко стоящих к правящей хунте. Аргентина, принимая всерьез заявления американского посла в ООН, тешила себя надеждой, что США останутся нейтральными. Поэтому аргентинские офицеры и официальные лица непрерывно поставляли разведывательные сведения резидентуре ЦРУ и военным атташе в Буэнос-Айресе, а через них в Лэнгли, госдепартамент и Белый дом. Так что вопросом оставалось только, кто быстрее протопчет тропу к англичанам.
Кейси считал НАТО в плане хранения секретов «прохудившимся решетом», но как истый англофил заботился о том, чтобы канал между ЦРУ и МИ-6[18]18
МИ-6 – английская разведка. – Прим. перев.
[Закрыть] оставался открытым. Разведывательная информация собирается, чтобы ее использовали. И когда президент решил придать его политике крен в сторону Великобритании, масса секретных сведений стала поступать на берег туманного Альбиона, ведущего войну и находящегося в состоянии политического стресса. Дальнейшая судьба премьер-министра Маргарет Тэтчер зависела от исхода войны.
Крен в сторону Англии по проблеме Фолклендских островов приведет в конечном счете к выходу Аргентины из никарагуанской операции и сорвет «фиговый листок» прикрытия с того, что, по сути дела, с самого начала было акцией ЦРУ. Но это только к лучшему, решил Кейси, поскольку освобождает руки Клэриджу в его трудах по организации армии «контрас». Восхищение Кейси действиями Клэриджа еще более возросло, когда тот приступил к выполнению его задачи. Ни одна деталь не была для него слишком малой, ни одно препятствие – слишком большим.
В среду 26 мая 1982 г. в 10 часов 30 минут Макмагон явился на закрытое заседание сенатского комитета по разведке. Начинались слушания по его утверждению.
В своем заявлении он сказал, что было удовольствием ощущать, как комитеты конгресса по разведке заглядывали через плечо ЦРУ. Их надзор дискредитировал ведомство. Он не хотел, чтобы разведка творила какие-то темные дела в стороне от политического процесса. В приливе необычной искренности он сказал:
– Как человек, обязанный давать показания в комитетах по разведке, я испытываю много хороших чувств, зная, что делюсь с представителями американского народа нашими программами, тем, к чему мы стремимся… Сознание того, что конгресс является нашим партнером в осуществлении этих программ, дает нам чувство защиты.
Мойнихэн заявил, что комитет тоже нуждается в защите.
– Мы хотели бы верить в возможность узнавать от вас все, что нам нужно. У нас нет независимых источников информации. Нам приходится верить… – Он сделал паузу. – Если вы когда-либо узнаете, что этому комитету передана неверная информация, что комитет дезинформирован или введен в заблуждение, сочтете ли вы вашим личным долгом чести и профессиональной ответственности сообщить комитету об этом?
– Да, сэр, – ответил Макмагон, – но я не могу представить себе какого-нибудь ответственного сотрудника разведки, который когда-либо пытался ввести в заблуждение конгресс, исказить факты или события, предназначенные для него.
– Я хотел бы высказать в заключение еще одну мысль, – сказал Мойнихэн, уставившись на Макмагона, – в ваши обязанности не входит и не должна входить невозможность представить себе что-то нехорошее.
– Я согласен с вашим замечанием, – ответил Макмагон. Некоторые сенаторы прямо усомнились в честности Кейси. Они требовали от Макмагона признать, что его босс способен ввести их в заблуждение, то есть, по сути дела, предать Кейси.
– Я не могу представить себе кого-нибудь выше меня по службе, кто был бы способен сделать это, – сказал Макмагон.
– Опять нехватка воображения, – налетел на него Мойнихэн. Он настойчиво посоветовал Макмагону считаться с возможностью существования плохих вещей.
– Я принимаю ваше замечание, сенатор, – ответил Макмагон. На следующий день Макмагон присутствовал на открытом заседании комитета.
Мойнихэн сказал:
– Если кто-либо хочет узнать, что значит быть профессиональным карьерным офицером разведки в этой стране, советую тому заглянуть в справку о финансовом положении м-ра Макмагона, которая состоит из тридцати пустых страниц.
Зал взорвался смехом.
– Там еще в конце указана оловянная[19]19
Слово «tin» помимо «оловянный» имеет в английском языке значения «незначительный» и «поддельный». – Прим. перев.
[Закрыть] кружка, – сказал Макмагон, кивнув на стол, где лежала его справка.
Снова смех.
Чистый капитал Макмагона выглядел скудно. Его зарплата за 1981 г. составила 52 749 долларов. Остальной доход в процентах от вклада в кредитный союз ЦРУ в сумме 10 тысяч долларов составил 658 долларов. Дом в пригороде оценен в 170 тысяч долларов.
Сенатор Уоллоп, ультраконсервативный республиканец из штата Вайоминг, был убежден, что профессионалы ЦРУ, такие, как Макмагон, главное внимание уделяли сохранению репутации своего ведомства, а не выполнению мандата, выданного Рейганом. Он считал, что люди такого рода процеживают через себя и разбавляют энергию и политическую волю даже такого решительного консерватора, как Кейси. По его мнению, Кейси позволил своему ведомству руководить им. Даже в области тайных акций, в которой специализировался Кейси, особых сдвигов не наблюдалось. Существовало нежелание вкладывать деньги, людские ресурсы и престиж в такие вещи, которые могут вызвать ощутимые разногласия. Зарубежным сотрудникам ЦРУ не давали электронную технику, не давали разрешения на ее использование. Дешевые, не связанные с особым риском при применении, электронные приставки и «жучки» можно было бы понаставить везде, но резиденты не могли это сделать без утверждения такой операции штаб-квартирой. В результате на первом месте стояла чрезмерная осторожность. Разведка осуществляла операции в целях самоослепления (Уоллоп назвал это «технически совершенным созерцанием собственного пупка»), часто расходуя миллионы долларов на собирание сочных, но бесполезных сплетен о частной жизни, состоянии здоровья или работе кишечника известных в мире лидеров, на получение фотографий лиц и автомобилей.
ЦРУ, по словам Уоллопа, не реагирует на новые идеи, не может ответить чем-либо вразумительным тем, кто сомневается в правомочности его высокомерия. Используя возможность выразить свое разочарование, он вовсю бичевал Макмагона, применяя такие выражения, как «узкий профессионализм», «мелочная бюрократическая измена интересам страны», «разведывательная политика, не признающая собственных ошибок».
Макмагон сидел и глотал все это, однако всем уже было ясно, что это ни левый, ни правый кандидат.
Голдуотер устал от сюрпризов, поэтому еще до слушания он засадил четверых сотрудников комитетского аппарата за чтение личного дела и справок о результатах проверок Макмагона. Его досье свидетельствовало, что Макмагон ничем не запятнан. Он не участвовал в операциях по совершению покушений, не подвергался тестам на наркотики, не был замешан в шпионаже внутри страны, о котором стало известно при расследовании в 70-х гг. За ним числилось единственное нарушение правил безопасности: в его кабинете однажды обнаружили незапертый сейф. Но это нарушение говорило о многом в натуре Макмагона. Виновата была секретарша, после еще одного нарушения правил безопасности она лишалась права на предстоящее повышение зарплаты. И Макмагон принял удар на себя. Г олдуотер только слегка прошелся по Макмагону.
А затем выступил сенатор Байден. Похвалив Инмэна, он перешел к личности Кейси.
– По крайней мере, для некоторых из нас высказывания м-ра Кейси не всегда, как бы это понятнее выразиться, мы не всегда схватываем эти высказывания, чтобы составить из них единое целое.
Далее Байден произнес речь, смысл которой сводился к тому, что Макмагон должен служить своего рода монитором для комитета.
Г олдуотер сказал, что Инмэн обычно подавал им сигнал, когда Кейси во время выступления начинало заносить не в ту сторону.
– Я думаю, если новый заместитель директора усвоит привычку адмирала подтягивать свои носки, когда говорилось не то…
Опять последовал взрыв смеха.
– Или вот еще, – добавил Байден, – подвиньте немножко назад ваше кресло. Инмэн практиковал и этот прием.
– Если мне будет позволено высказаться по этому вопросу, – сказал Макмагон, – то я, г-н председатель и сенатор Байден, думаю, что когда директор услышит или прочтет о вашем восприятии его выступлений, он, несомненно, примет меры, с тем чтобы рассеять ваши опасения и внести необходимые поправки. Я думаю, он лично сделает это в ходе своих будущих выступлений.
Комитет единогласно утвердил назначение Макмагона, а за ним точно так же поступил и сенат.
Известие о том, что механизм тайных операций в самом деле начал ржаветь, Кейси получил в виде живого примера в конце марта 1982 г. Группа из 13 йеменцев, субсидированная ЦРУ и направленная в Южный Йемен для организации диверсий, была захвачена. Эта акция, проводившаяся совместно с разведкой Саудовской Аравии, относилась к числу немногих полувоенных операций поддержки, утвержденных еще администрацией Картера, и с тех пор находилась в состоянии подготовки. На допросе йеменцы признались, что их подготовкой руководило ЦРУ. Куда же девалось внушавшееся им правило отрицать связь с ЦРУ, подумал Кейси. И где обеспечение безопасности операции?
Как предполагалось по плану, то есть на бумаге, йеменцы должны были иметь дело только с посредниками или подставными лицами, чтобы скрыть от них участие ЦРУ. Однако лишь раскрытие роли ЦРУ помогло убедить завербованных йеменцев в том, что в материальную обеспеченность операции можно верить.
Вторую группу йеменцев, уже заброшенную в Южный Йемен, пришлось вывести обратно, а операцию отменить. Через несколько недель прокурор в Южном Йемене объявил, что все 13 человек из первой группы признали себя виновными в нелегальном ввозе взрывчатки с целью разрушения нефтяных установок и других важных объектов. Они также признали, что их субсидировало ЦРУ. Три человека были приговорены к 15 годам заключения, остальные – к смертной казни.
Контрастом этой акции явилась первая секретная полувоенная операция Кейси по поддержке Хабре в Чаде. 7 июня 1982 г. войска Хабре численностью около двух тысяч человек заняли Нджамену, столицу Чада, где он создал временное правительство. Влияние Каддафи в Чаде было ограничено, а ему самому «пустили кровь из носа», как того хотели Хейг и Кейси. Теперь ливийский лидер имел дело с враждебным ему, поддерживаемым Францией и США правительством на 600-мильной южной границе.
В результате этого возникла благоприятная ситуация для того, чтобы заручиться согласием Белого дома в деле проведения ограниченной тайной операции поддержки активного антикоммунистического движения в Камбодже. Помощь движению сопротивления в Анголе была запрещена законом, операции в Никарагуа и Афганистане шли своим чередом.
От одного упоминания о секретной деятельности в Юго-Восточной Азии у всех сотрудников ЦРУ волосы вставали дыбом. Этот регион считался самым большим «гадким утенком». Но Кейси настаивал на том, что надо преодолеть синдром прошлого. Политика администрации должна быть последовательной, усилия по борьбе с коммунизмом необходимо предпринимать во всем мире. Советы поддерживают подрывные движения в мировом масштабе, и Соединенные Штаты не могут позволить себе отставать. Проблема заключалась в том, что самой первой оппозицией коммунистическому режиму в Камбодже стали «красные кхмеры». Считающие себя тоже коммунистами, «красные кхмеры», как известно, прославились своей жестокостью. Во время их правления с 1975 по 1979 г. они убили миллион, а возможно, три миллиона камбоджийцев.
Но существовали еще два камбоджийских некоммунистических движения сопротивления, и Кейси утверждал, что следует им адресовать средства. ЦРУ имело агентуру среди военных в Таиланде, через которую можно направить деньги так, чтобы они не использовались для помощи «красным кхмерам».
Некоторые сотрудники госдепартамента не согласились с этим, утверждая, что «красные кхмеры» находятся в состоянии свободной коалиции с двумя другими некоммунистическими группировками и в этой коалиции играют главную роль. Поэтому помогать некоммунистам означает помогать «красным кхмерам».
Кейси пришлось довольствоваться оказанием помощи без присутствия в ней любых орудий смерти. Осенью 1982 г. президент Рейган подписал директиву об оказании помощи некоммунистическим группировкам сопротивления на сумму до 5 миллионов долларов. Хотя эти деньги не могли использоваться для приобретения оружия, они высвобождали собственные средства получателей для закупки военного снаряжения.
Весной 1982 г. Кейси встретился с министром обороны Израиля Шароном, находившимся в Вашингтоне с целью проведения нескольких раундов переговоров. На уме у Шарона были Ливан и оплоты ООП в этой стране. Он говорил об израильских контрмерах: если Ливан сделает одно, то Израиль сделает другое; если ООП нанесет удар здесь, то Израиль ответит ударом там. Слово «Ливан» Шарон произносил полным сарказма тоном, как будто эта страна была географической фикцией.
– Давайте выложим карты на стол. Если вы что-либо не предпримите, это сделаем мы.
Кейси понимал, что Ливан – это та арабская страна, где Израиль мог расширить свое влияние. Он пришел к выводу, что Шарон хотел создать обстоятельства, которые оправдывали бы переход Израиля к военным действиям. Как сказал Шарон, в Ливане могут произойти события, которые не оставят иного выбора. Ясно, что Шарон загипнотизировал в этом же направлении премьер-министра Израиля Менахема Бегина. Шарон призывал к стрельбе.
Кейси ценил Шарона, видя в нем как активного деятеля, так и мыслителя, человека, который чувствовал уязвимость своей страны, понимал ее судьбу.
6 июля 1982 г. Израиль вторгся в Ливан, заявив о своем намерении изгнать террористов ООП из Южного Ливана. В качестве оправдания своей акции израильское правительство назвало попытку покушения на своего посла в Лондоне за три дня до этого. Вторжение получило наименование «Операция мир для Галилеи».
Израильская разведка, ЦРУ, а вскоре и англичане узнали, что этот предлог был фикцией. Покушение на израильского посла явилось делом рук фракции Абу Нидала, отколовшейся от ООП и выступавшей против основной линии этой организации, нашедшей прибежище в Ливане. Так что израильтяне нанесли удар не по тем палестинцам, но, по мнению Шарона, разница между ними невелика. За несколько дней израильские силы обороны достигли окраин Бейрута.
Аналитики ЦРУ указывали на большие возможности, но и на большойриск.
Кейси созвал в своем кабинете совещание. Один из вопросов был такой: применяют ли израильтяне полученное от США оружие. Многие участники совещания высказывали опасение, что если это так, то на США будут смотреть как на соучастника и у конгресса возникнут вопросы.
– Мне наплевать на это, – сказал Кейси. – Ситуация нестабильна. Всякое может случиться. Как мы можем обернуть это на благо наших национальных интересов? Вот вопрос, на который я хочу получить ответ.
Человек ЦРУ, лидер фалангисгской милиции Башир Жмайель играл все более важную роль в Ливане, в течение последних лет он установил тесные отношения с Шароном и израильской разведкой Моссад. ЦРУ выполняло роль свата, подталкивая ливанских христиан и израильтян к контактам, превращая Башира в двойного агента ЦРУ и Моссад.
В ЦРУ намечалась склонность стать в Ливане на одну сторону с христианами, против мусульман. Но старые сотрудники ЦРУ, работавшие в Ливане, знали, что христиане, в особенности Башир и его фалангисты, так же жестоки, как и все остальные. Отношения с ними таили опасность.
– А какие стоящие чего-нибудь отношения свободны от этого? – спросил Кейси, стараясь успокоить мятущиеся умы.
Имелись указания на то, что Башир держит курс на президентство. Он устранил своих конкурентов в христианских фракциях. Его хорошие отношения с Израилем, вторгшимся в Ливан, давали ему действенный рычаг. Произраильские элементы в Ливане смотрели на Башира как на новый маяк. Антиизраильские элементы (мусульмане и левые друзы) видели в нем единственную личность, которая может заставить израильтян уйти из страны. Башир стал объединяющей фигурой.
Кейси утвердил план по свертыванию официальных отношений с Баширом, перед которым стояли теперь более важные задачи, чем работа на ЦРУ.
Поскольку Башир в результате своей бурной деятельности оказался на виду, раскрытие его связи с ЦРУ могло означать конец его карьеры, если не жизни. Эти отношения стали одним из наиболее тщательно охраняемых секретов. Для его сохранности делалось все возможное, но никто и никогда не мог дать полной гарантии.