Текст книги "Пандора (сборник)"

Автор книги: Билл Рэнсом

Соавторы: Фрэнк Герберт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 92 страниц)

«Только бы не заплакать», взмолился он. «Проклятье! Я не вправе сломаться перед этими… этими…» Слова, способного по достоинству назвать то, чем стали его спутники, в его памяти не отыскалось. Понимание прожигало его насквозь. Эти трое морян сделались летальными отклонениями. Их бы следовало отдать на рассмотрение Комитета. Правосудие должно свершиться.

Накано протянулся через плечо Теджа, чтобы выправить балласт и остановить спуск. Взгляд его был предупреждающим.

Тедж глянул на Накано сквозь слезы, потом перевел взгляд на Дзена. Дзен все еще держался за левое ухо, но на Теджа глядел твердо, с этакой ледяной усмешкой. Его губы безмолвно произнесли: «Погоди, я до тебя еще доберусь».

Гэллоу взглянул поверх головы Дзена на манипуляторы горелки.

– Прямо веди, – распорядился он, выводя на место поляризованный щит и убирая манипулятор.

Тедж нашарил на своем плече застежку нагрудного клапана и затянул ее. Его движения были настолько целенаправленны, что Дзен удивленно воззрился на него. Но прежде, чем Дзен успел отреагировать, Тедж высвободил плоскости, проверил и переключил контроль на верхний борт и продул балласт, открыв боковые клапаны. Субмарина завалилась на нос и устремилась вниз, вращаясь все быстрей и быстрей. Накано силой вращения отбросило назад. Дзен выронил игольник, стараясь ухватиться за поручень. Его бросило поверх Гэллоу, и их обоих заклинило позади контрольной панели. Только Тедж, пристегнутый к своему сидению, мог осмысленно двигаться.

– Придурок чертов! – завопил Гэллоу. – Ты убьешь нас!

Правой рукой методично орудуя переключателями, Тедж выключил свет в кабине и убрал все внешнее освещение кроме бортовых огней. Снаружи вокруг неяркого мерцания проблесковых огней, сгустился мрак, где плавали и тонули последние останки.

– Ты не Корабль! – орал Гэллоу. – Слышишь, ты, Тедж? Это всего лишь ты!

Тедж не обращал на него внимания.

– Тебе не выкрутиться, Тедж! – вопил Гэллоу. – Тебе все равно придется всплыть, а мы никуда не денемся.

«Он хочет знать, собираюсь ли я убить нас всех», подумал Тедж.

– Тедж, ты рехнулся! – крикнул Гэллоу.

Тедж глядел прямо перед собой, высматривая первые признаки дна. На такой скорости субмарина врежется в него, и предостережение Гэллоу исполнится. Даже пласталь и плаз не выдержат, пропахав собой дно – не на этой же скорости.

– Ты и впрямь собрался это сделать, Тедж? – Голос Накано, хотя и громкий, звучал спокойно и даже не без восхищения.

Вместо ответа Тедж уменьшил угол спуска, но скорость вращения сохранил, зная, что его натренированное равновесие прирожденного островитянина поможет ему справиться.

Накано вырвало, он кашлял и задыхался, пытаясь вдохнуть под тяжким давлением перегрузки. Вонь стояла тошнотворная.

Тедж вывел на свою консоль показания датчиков содержания газов. Верно, балласт продут углекислым газом. Его взгляд скользнул по строчкам данных. Да… отработанный воздух из кабины задувается в балластную систему… для экономии энергии.

Гэллоу, пытаясь выползти из угла вопреки перегрузке, перешел к длинным протестующим стонам.

– Не корабль… просто обыкновенный дерьмоглот… убью… нельзя доверять островитянину…

Следуя висевшей перед ним инструкции, Тедж прошелся по последовательности клапанов аварийного контроля. Незамедлительно из верхнего отсека на него выпала кислородная маска. Все остальные кислородные маски остались надежно запертыми на своих местах. Одной рукой Тедж прижал маску к лицу, а другая тем временем продолжала нагнетать углекислый газ из балластной прямо в кабину.

Дзен начал задыхаться.

– Не Корабль! – простонал Гэллоу.

Голос Накано был хриплым и прерывистым, но слова прозвучали внятно:

– Воздух! Он… собрался… удавить нас!

Правосудие не управляется случайностью; нечто столь субъективное могло бы не свершиться и вовсе.

Уорд Киль, «Дневники».

Заседание Морского Суда происходило совсем не так, как ожидал Квитс Твисп. Гибель морянина в сетях никогда не считалась приемлемым для морян «несчастным случаем», хотя бы и все свидетельства доказывали ее неизбежность. Во главу угла ставился всегда покойный и нужды его семьи. Моряне вечно напоминали, сколько островитян они спасали ежегодно, организуя поисковые и спасательные команды.

Твисп вышел из Морского Суда разрисованным коридором, почесывая в затылке. Бретт шел рядом едва ли не вприпрыжку, широко ухмыляясь.

– Вот видишь! – радовался Бретт. – Я знал, что нам не о чем было волноваться. Они сказали, что не было морянина в нашей сети – никто не пропадал, все на месте. Никого мы не утопили!

– Ухмылку убери, – посоветовал Твисп.

– Но, Квитс…

– Не перебивай! – рявкнул тот. – Я сам в сеть совался – и я видел кровь. Красную. У рвачей кровь зеленая. И потом, тебе не кажется, что слишком уж быстро нас отпустили?

– Здесь сплошь люди занятые, а мы – мелочевка. Ты же сам говорил, – Бретт примолк, затем спросил. – Ты и вправду видел кровь?

– И слишком много для пары рыбешек.

Коридор вывел их на спуск широкого третьего этажа обводного периметра, откуда сквозь иллюминаторы открывался вид на море и быстро пролетающие тучи. Служба погоды обещала ветер в пятьдесят узлов и дождь. Низкое серое небо скрывало клонящееся к горизонту солнце; второе уже закатилось.

«Дождь?»

Твисп подумал, что Служба Погоды совершила одну из своих нечастых ошибок. Все его инстинкты рыбака говорили, что ветер перед дождем должен еще усилиться. Он ожидал солнца еще до заката.

– У Морского Суда и другие дела есть, кроме как с мелочевкой возиться… – Бретт замолк, увидев горечь в глазах Твиспа. – Я хотел сказать…

– Знаю я, что ты хотел сказать! Вот теперь мы и вправду мелочевка. Потерянный улов стоил мне всего: сетей, лота, новых щитов, пищи, пульта…

Бретт задыхался, пытаясь поспеть за широким ровным шагом старшего напарника.

– Но мы можем начать все сызнова, если…

– Как? – воскликнул Твисп, взмахнув длинной рукой. – Новая оснастка мне не по средствам. Знаешь, что мне посоветовали в Собрании рыбаков? Продать лодку и вернуться на субмарину простым матросом!

Спуск расширился в длинный виадук. Не говоря ни слова, они спустились по нему на террасу второго этажа периметра, густо заполненную садами. Путаный лабиринт улочек вел к широкому ограждению, нависавшему над первым уровнем. Когда они добрались туда, в облачном покрове появился разрыв, и одно из солнц Пандоры выставило обманщиками метеорологов из Службы Погоды. Оно залило террасу приятным желтым светом.

– Квитс. – Бретт потянул Твиспа за рукав. – Тебе не придется продавать лодку, если ты возьмешь ссуду и…

– Вот где у меня эти ссуды сидят! – ответил Твисп, проведя рукой по горлу. – Я сровнял свои счета как раз, когда взял тебя на борт. Я не хочу пройти сквозь это заново! Пора прощаться с лодкой. А значит, и продавать твой контракт.

Твисп присел на выступ пузырчатки возле ограждения и загляделся на море. Скорость ветра быстро падала, как он и ожидал.

– Самая подходящая погода для рыбной ловли за долгое время, – вздохнул Бретт.

Твисп был вынужден признать его правоту.

– Почему Морской Суд отпустил нас так легко? – бормотал Твисп. – У нас в сети был морянин. Даже ты это знаешь, малыш. Странные дела творятся.

– Но нас отпустили, это главное. Я думал, ты обрадуешься.

– Повзрослей, малыш. – Твисп закрыл глаза и привалился к ограждению. Он чувствовал, как бриз плещет на его шею холодными брызгами. Солнце припекало голову. «Слишком много проблем», подумал он.

Бретт стоял прямо перед Твиспом.

– Ты мне все талдычишь, чтобы я повзрослел. По мне, сам повзрослей сначала. Если только получить ссуду и…

– Не хочешь взрослеть, малыш – тогда заткнись.

– А в сети не могла быть простая рыба-треножник? – настаивал Бретт.

– Ни-ни! Совсем по-другому сеть тянет. Там был морянин, и рвачи добрались до него. – Твисп сглотнул. – Или до нее. Похоже, что-то он затевал, – Твисп стоял недвижно и слушал, как малыш переминается с ноги на ногу.

– И поэтому ты продаешь лодку? – спросил Бретт. – Потому что мы нечаянно убили морянина, который был там, где ему быть не следовало? Ты думаешь, что теперь моряне за тебя возьмутся?

– Я не знаю, что мне думать.

Твисп открыл глаза и посмотрел на Бретта. Широченные глазища малыша сузились в щелочки, взгляд уперся в Твиспа.

– Морянские наблюдатели в Морском Суде не возражали против вердикта, – напомнил Бретт.

– Ты прав, – сказал Твисп. Он указал большим пальцем через плечо, на Морской Суд. – Они в подобных случаях обычно безжалостны. Интересно, что мы такого видели… или почти видели.

Бретт шагнул в сторону и плюхнулся на пузырчатку подле Твиспа. Некоторое время они молча слушали, как пошлепывают морские волны об ограждение.

– Я ожидал, что меня сошлют вниз, – признался Твисп. – И тебя заодно. Так обычно и бывает. Работать на семью погибшего морянина. И немногие возвращаются наверх.

– Меня бы сослали, – хмыкнул Бретт, – а вовсе не тебя. Все знают про мои глаза, про то, что я вижу в почти полной темноте. Морянам это могло бы пригодиться.

– Нос не задирай, малыш. Моряне с чертовской осторожностью пускают в свой генофонд. Ты же знаешь, они кличут нас муть. И ничего хорошего под этим не подразумевают. Мы мутанты, малыш, и вниз бы нас отправили, чтобы влезть в рабочий ныряльный костюм покойничка… и ничего больше.

– Может, они не хотят, чтобы его работа была выполнена, – предположил Бретт.

Твисп стукнул кулаком по упругой органике ограждения.

– Или же не хотят, чтобы кто-нибудь сверху прознал, в чем она заключалась.

– Но это же чушь!

Твисп не ответил. Они молча сидели, пока одинокое солнце не коснулось горизонта. Твисп оглянулся через плечо. Вдали черное небо склонялось над водой. Повсюду вода.

– Я могу снарядить нас заново, – сказал Бретт.

Пораженный Твисп уставился на него, не говоря ни слова. Бретт тоже вглядывался в горизонт. Твисп заметил, что кожа у малыша стала загорелой, как у рыбака, а не бледной, как в тот день, когда он впервые вступил на борт его лодки. Вдобавок малыш выглядел стройнее… и выше.

– Ты меня слышал? – переспросил Бретт. – Я сказал…

– Слышал. Для того, кто почти все время рыбной ловли писался и плакался, ты удивительно заинтересовал в том, чтобы вернуться на воду.

– Я не плакался о…

– Шучу, малыш, – Твисп поднял руку, чтобы прекратить спор. – Не будь таким обидчивым.

Бретт покраснел и уставился на свои ботинки.

– И где ты добудешь нам ссуду? – спросил Твисп.

– Мои родители дадут ее мне, а я – тебе.

– У твоих родителей есть деньги? – Твисп окинул малыша взглядом, понимая, что в его откровении нет ничего поразительного. Хотя за все время, что они провели вместе, Бретт и словом не обмолвился о своих родителях, а Твисп из деликатности не расспрашивал его. Островитянский этикет.

– Они живут возле Центра, – ответил Бретт. – Следующий круг сразу за лабораториями и Комитетом.

Твисп присвистнул сквозь зубы.

– И чем твои родители занимаются, чтобы отхватить жилье в Центре?

– Месивом. – Губы Бретта разъехались в кривой ухмылке. – Они сделали деньги из дерьма.

– Нортон! – расхохотался Твисп, внезапно сообразив. – Бретт Нортон! Так твое семейство – те самые Нортоны?

– Нортон, – поправил его Бретт. – Они – единая команда и зарегистрировались как один живописец.

– Дерьмописцы, – похохатывал Твисп.

– Они были первыми, – заметил Бретт. – И это питательный раствор, а не дерьмо. Это переработанные отходы.

– Так твое семейство роется в дерьме, – дразнился Твисп.

– Да прекрати ты! – возмутился Бретт. – Я думал, что с этим покончено, когда оставил школу. Повзрослей, Твисп.

– Да ладно, малыш, – засмеялся тот. – Я знаю, что такое месиво. – Он погладил выступ пузырчатки. – Это то, чем мы кормим Остров.

– Все не так просто, – сказал Бретт. – Я среди этого вырос, мне ли не знать. Это отходы от рыбной промышленности, компост от аграрной, объедки… да все, что угодно. – Он ухмыльнулся. – В том числе и дерьмо. Моя мать была первым химиком, кто рассчитал, как добавлять в питательный раствор краску, не повредив пузырчатку.

– Прости старого рыбака, – отозвался Твисп. – Мы живем среди мертвой биомассы – например, навроде мембраны на моей скорлупке. А на острове мы просто берем пакет питательной смеси, разбавляем водой и наносим на стенки каждый раз, когда они сереют.

– А ты никогда не пробовал взять цветной раствор и нарисовать свои фрески у себя на стенах? – поинтересовался Бретт.

– Пусть этим занимаются художники вроде твоей семьи, – ответил Твисп. – Я рос не так, как ты. В мое время картинок на стенках не было, разве только немного граффити. Все было порядком мрачное: коричневое или серое. Нам говорили, что краску добавлять нельзя, потому что иначе палуба, стенки и все такое прочее не сможет впитывать раствор. А ты же знаешь, если наша биомасса умрет… – Он передернул плечами. – И как твои родители на это натолкнулись?

– Да не натолкнулись они! Моя мать была химиком, а у отца были способности к дизайну. Однажды они вышли с командой маляров и сделали питающую фреску на помещении радарной. Это было перед тем, как я родился.

– Два исторических события, – пошутил Твисп. – Первая дерьмовая картина и рождение Бретта Нортона. – Он покачал головой с шутливой серьезностью. – И вдобавок постоянная работа – ведь ни одна картина дольше недели не держится.

– Они записи делают, – защищался Бретт. – Голографические и всякое такое. Кое-кто из их друзей разработал музыкальное сопровождение для галереи и для театральных постановок.

– И как ты все это бросил? – спросил Твисп. – Большие деньги, и в друзьях большие шишки…

– Не гладили тебя эти большие шишки по голове с присказкой: «А вот и наш будущий маленький художник».

– А тебе это не нравилось?

Бретт повернулся к Твиспу спиной так быстро, что тот сразу понял: малыш хочет спрятать лицо.

– Разве я плохо на тебя работал? – спросил Бретт.

– Ты хороший работник, малыш. Неопытный малость, так на то и контракт.

Бретт не ответил, и Твисп увидел, что малыш уставился на фреску внешней стены Морского суда на втором уровне. Фреска была большая, и ее сочные цвета полыхали в жестком свете заходящего солнца, сплошь омытые восхитительно алым.

– Это одна из их фресок? – спросил Твисп.

Бретт кивнул, не оборачиваясь.

Твисп снова взглянул на картину и подумал, как запросто по нынешним временам пройти мимо выкрашенной стены, палубы или ограждения и даже не обратить внимания на их цвет. Некоторые из фресок представляли собой четкий геометрический узор, отрицающий мягкую округлость, характерную для островитянского образа жизни. Знаменитые же фрески, те, что поддерживали славу Нортонов, дорогостоящие заказы, были картинами на исторические темы, уходящие в голодную серость стен, едва их успеешь закончить. Стена Морского Суда выделялась из обычного Нортоновского стиля – то была абстракция, алый этюд, полный текучего движения. В свете заката он полыхал внутренней мощью; казалось, он пытается выкипеть, вырваться из своих границ, словно рассерженное живое существо или кровавый шторм.

Солнце уже почти перевалило за горизонт, оставляя поверхность моря в сумраке. Дивная линия двойных огней промерцала поверху картины, затем солнце ушло за горизонт, оставив людей в странном послезакатном освещении Пандоры.

– Бретт, почему твои родители не выкупили твой контракт? – поинтересовался Твисп. – С твоими глазами ты, по-моему, мог бы стать отличным художником.

Темный силуэт рядом с Твиспом обернулся – мрачное пятно на более светлом фоне фрески.

– Я никогда не выставлял мой контракт на продажу, – ответил Бретт.

Твисп отвернулся, странно тронутый ответом малыша. Как будто они внезапно сделались более близкими друзьями. Невысказанные откровения словно скрепили воедино все их совместные переживания во время плавания… там, где один вынужден полагаться на другого, чтобы выжить.

«Он не хочет, чтобы я продавал его контракт», подумал Твисп. Он готов был дать себе пинка за собственную тупость. Дело ведь не только в рыбной ловле. После ученичества у Твиспа Бретт мог получить уйму предложений. Само уже это ученичество повышало стоимость его контракта. Твисп вздохнул. Нет… малыш не хочет расставаться с другом.

– У меня все еще открыт кредит в «Бубновом Тузе», – сказал Твисп. – Пошли, выпьем по чашке кофе и… еще чего-нибудь.

Твисп ждал, прислушиваясь к шороху ног Бретта в сгущающемся сумраке. Береговые огни приступили к своей ночной работе – создавать уютное освещение в период между двумя солнцами. Все началось с голубовато-зеленого свечения на верхушках волн, яркого, поскольку ночь выдалась теплая, затем оно становилось все ярче и ярче по мере того, как к нему присоединялась биомасса. Уголком глаза Твисп увидел, что Бретт быстро вытер щеки, как только зажглись огни.

– Эй, мы хорошая команда, и мы покуда не расстаемся, – сказал Твисп. – Пойдем, выпьем кофейку.

Раньше он никогда не приглашал малыша поужинать вместе в «Бубновом Тузе», хотя все рыбаки собирались именно там. Он стоял и смотрел, как подбородок Бретта обнадеживающе задирается кверху.

– С удовольствием, – отозвался Бретт.

Они молча спустились через переходы, освещенные ярко-голубой фосфоресценцией. В кафе они вошли через меховую арку, и Твисп дал Бретту пооглядеться, прежде чем указал ему на действительную достопримечательность, благодаря которой «Бубновый Туз» был известен на весь остров – стену берегового ограждения. От палубы до потолка вся она состояла из крепкого меха, мягких переливчато-белых завитков каракуля.

– Как же его кормят? – шепотом спросил Бретт.

– За стеной есть маленький закуток, его используют под склад. Питательный раствор наносят с той стороны.

Едоков и выпивох было в этот час немного, и они не обратили на вновь прибывших никакого внимания. Бретт слегка склонил голову к плечу, пытаясь все рассмотреть, не производя впечатления, что он пялится.

– А зачем этот мех? – спросил Бретт, вместе с Твиспом проходя к столикам у самой стены.

– Для звукоизоляции во время штормов, – ответил Твисп. – Это ведь совсем рядом с внешним ограждением.

Они заняли места за столиком возле стены. И стулья, и стол были из той же высушенной и натянутой на каркас мембраны, что и лодка. Бретт с легкостью устроился на стуле, и Твисп вспомнил первый день его пребывания в лодке.

– Не любишь ты мертвую мебель, – заметил Твисп.

– Просто не привык к ней, – пожал плечами Бретт.

– А рыбакам она нравится. Стоит себе и стоит, и есть не просит. Что будешь заказывать?

Твисп помахал рукой Жерару, хозяину кафе, который высунул огромную голову и плечи из-за стойки и окинул пришедших вопросительным взглядом. Завитки черных волос обрамляли его улыбающееся лицо.

– Говорят, здесь есть настоящий шоколад, – шепнул Бретт.

– Жерар может плеснуть тебе малость бормотухи, если хочешь.

– Нет… нет, спасибо.

Твисп поднял два пальца, накрыв их ладонью другой руки – здешний жест, означающий шоколад – а потом подмигнул в знак того, чтобы в его порцию добавили бормотухи. Жерар мигом просигналил, что заказ готов. Все постоянные посетители знали, в чем проблема Жерара – его ноги сливались в единую колонну с двумя беспалыми ступнями. Владелец «Бубнового Туза» восседал в морянском кресле на колесиках. Твисп поднялся и направился к бару, чтобы забрать напитки.

– Кто этот парнишка? – поинтересовался Жерар, выставляя две кружки на стойку. – Бормотуха в синей, – он постучал по ее краешку пальцем для пущей ясности.

– Мой новый контрактник, – ответил Твисп. – Бретт Нортон.

– Ах, вот как? Из центровых?

Твисп кивнул.

– Его родители – дерьмовые художники.

– И почему это известно всем, кроме меня? – вопросил Твисп.

– Потому что ты нос из сетей не высовываешь, – ответил Жерар. – Что ты собрался предпринять? – Он кивком указал на Бретта, наблюдающего за ними. – У его родни денежек хватает.

– Вот и он так говорит, – ответил Твисп, берясь за чашки, чтобы отнести их на столик. – До встречи.

– Удачной рыбалки, – ответил Жерар. Сказал он это автоматически и лишь потом нахмурился, сообразив, что брякнул рыбаку, лишившемуся сетей.

– Там посмотрим, – сказал Твисп и вернулся за столик. Он заметил, что покачивание палубы под ногами усилилось. «Похоже, шторм надвигается».

Они тихонько попивали свой шоколад, и Твисп почувствовал, что бормотуха успокаивает его. Откуда-то из-за стойки доносились звуки флейты, кто-то подыгрывал ей на водяных барабанах.

– О чем вы двое говорили? – поинтересовался Бретт.

– О тебе.

Даже в приглушенном свете кафе видно было, как Бретт покраснел.

– И что… что вы говорили?

– Похоже, все, кроме меня, знают, что ты из центровых. Поэтому ты и не любишь мертвую мебель.

– Я привык к мембране, – возразил Бретт.

– Не каждый может себе позволить биомассу… не каждый и захочет, – сказал Твисп. – Хорошую мебель задешево не прокормишь. И органические лодки не самые лучшие. Стоит им попасть в косяк рыб, и они шалеют. Субмарины специально так устроены, чтобы избежать этого.

Рот Бретта начал расползаться в улыбке.

– Знаешь, когда я впервые увидел твою лодку и узнал, что это мембрана, натянутая на каркас, я подумал, что «каркас» означает «скелет».

Оба расхохотались. Голос Твиспа из-за бормотухи звучал нетвердо. Бретт уставился на него.

– Ты напился.

– Малыш, – передразнивая Бреттову манеру говорить, заявил Твисп, – я никогда не схожу с курса. Я могу и еще бормотухи пропустить.

– Мои родители вечно этим занимались после выставок, – заметил Бретт.

– И тебе это не нравилось, – подытожил Твисп. – Малыш, я ведь не твои родители. Совсем даже нет.

Снаружи пронесся рев. Меховая стена запульсировала под его напором.

– Водяная стена! – вскричал Бретт. – Мы успеем спасти лодку? – Бретт уже вскочил, уже рвался прочь из кафе наперерез побледневшим рыболовам.

Твисп поднялся на ноги и последовал за ним, сделав Жерару знак не задраивать люк. Внешняя палуба уже опустела. Переходы были забиты народом, ломящимся в укрытия.

– Малыш! – заорал Твисп в далекую спину Бретта. – Нам не успеть! Вернись!

Бретт не обернулся.

Твисп нашел страховочный трос и, держась за него, стал пробираться вдоль ограждения. Снаружи горели огни, бросая отсветы на спешащих людей, на их искаженные лица. Люди кричали, звали друг друга. Бретт был уже на лодочном причале. Когда Твисп добрался до него, Бретт швырял оборудование в кубрик и задраивал наглухо. Ревел ветер, волны перехлестывали через край пузырчатки, превращая спокойную защищенную лагуну в бурлящий водоворот.

– Можно ее затопить, а после поднять! – крикнул Бретт.

Твисп присоединился к нему, думая, что малыш усвоил этот урок, прислушиваясь к ветеранам. Иногда этот способ срабатывал, и уж в любом случаем другого шанса спасти судно у них не было. Вдоль причала, где затонули другие лодки, покачивались оборванные концы. Твисп нашел балластные камни и потащил их к Бретту, который сбрасывал их в лодку. Пятиметровое суденышко почти погрузилось. Бретт спрыгнул, чтобы прикрыть балласт.

– Открывай клапан и прыгай! – заорал Твисп.

Бретт потянулся за новым грузом. Сильная волна ударила лодку снизу. Твисп протянул к Бретту длинную руку как раз в тот момент, когда водяная стена перевалила через ограждение и ударила тонущую лодку в борт. Вытянутые пальцы Бретта скользнули по руке Твиспа, и лодка затонула. Мимо правой руки Твиспа, задев ее с мокрым шипением, пролетел трос. Твисп ухватил его, обдирая ладони, с криком: «Бретт! Малыш!»

Но лагуна переполнилась кипящей белой яростью, и двое других рыбаков схватили его и уволокли силком, мокрого насквозь и кричащего, вдоль по переходам, и втолкнули под арку «Бубнового Туза». Жерар, сидящий в своем механическом кресле, закрыл люк перед наступающим морем.

Твисп вцепился в мягкий мех.

– Нет! Малыш еще там!

Кто-то прижал к его губам чашку с горячим питьем – почти неразбавленную бормотуху. Жидкость попала в рот, и он сглотнул. Питье смыло его в утешительную пустоту. Но она не смыла прикосновения пальцев Бретта к его собственным.

– Я почти ухватил его, – простонал Твисп.