Текст книги "Пандора (сборник)"

Автор книги: Билл Рэнсом

Соавторы: Фрэнк Герберт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 92 страниц)

Нам редко удается избавиться от зла, всего лишь уяснив себе его причины.

К. Г. Юнг, из Корабельных архивов

– Есть в Анналах одно проклятие, – сказал Тедж, – старое, как само человечество. Оно гласит: «Чтоб ты жил в интересное время». Кажется, это оно самое.

Вот уже некоторое время, покуда лодки пересекали полуночную сторону Пандорианского моря, Тедж рассказывал Твиспу, что он вызнал от Гэллоу и его присных. Твисп не различал Теджа. Только красная стрелка горела в скорлупке. Ничего больше не было видно – даже звезд над головой. Влажное облачное покрывало закрыло их незадолго до ночьстороны.

– Суши будет больше, чем ты можешь себе вообразить, – продолжал Тедж. – Столько суши, сколько ты сейчас вокруг себя видишь воды. Так они говорили.

– Скверно для островов, – заметил Твисп. – А все эти ракеты, которые они, по твоим словам, запускают…

– Они отлично подготовлены, – ответил Тедж. Его голос доносился из тьмы, и некоторые нотки в нем здорово не понравились Твиспу. – Все готово для спуска гибербаков. Мастерские полны оборудования.

– Мне трудновато вообразить себе сушу, – признал Твисп. – Где они первым делом начнут ее подымать?

– В том месте, которое поселенцы назвали «Колония». На картах оно выглядит как слегка изогнутый четырехугольник. Изгиб увеличивают и расширяют до овала с лагуной посредине. Перед Войнами Клонов это был настоящий город, окруженный стеной из пластали – подходящее место для начала. Где-то в этом году воду из него откачают, и первый город вознесется к небесам.

– Волны уничтожат его, – молвил Твисп.

– Нет, – возразил Тедж. – Это готовилось в течение пяти поколений. Они все продумали – и политику, и экономику, и келп… – он прервался, когда одна из крикс сонно вякнула.

Оба моряка замерли, выжидательно прислушиваясь. Нет ли поблизости стаи голодных рвачей? Но криксы молчали.

– Кошмар ей приснился, – буркнул Тедж.

– Значит, остров Гуэмес со своими религиозными фанатиками стоял на пути проекта колонизации суши, так ведь? – спросил Твисп. – Все они со своим лозунгом: «Оставайтесь-там-куда-Корабль-привел-нас»?

Тедж не ответил.

Твисп думал об откровениях этого человека. Жизнь, проведенная в своеобычном для рыбака одиночестве, сузила горизонты Твиспа. Он чувствовал себя провинциалом, неспособным понять проблемы всемирной политики и экономики. Он знал, что творится, и это было просто. Он знал, что не доверяет этому великому плану, в который Тедж был наполовину влюблен, невзирая на то, что претерпел из-за Гэллоу.

– В этом плане островитянам нет места, – заметил Твисп.

– Нет, мутантам нет места. Они будут исключены, – ответил Тедж. Голос его звучал тихо, еле слышно.

– А кому решать, кто мутант? – спросил Твисп.

Тедж долго молчал.

– Острова перенаселены, с этим я не могу спорить, – наконец сказал он. – Что бы то ни было, а в этом Гэллоу прав.

Твисп глядел в темноту туда, откуда раздавался голос Теджа. Слева виднелось пятно, чуточку более темное, чем все остальное. Оно и привлекло внимание Твиспа. Ему представлялся морянский образ жизни – их жилища, места, описанные Теджем. «Дом», подумал он. «И что за люди могут называть такое своим домом?» Все по линеечке, почти одинаковое, совсем как рой насекомых – да у него от одной этой мысли мурашки по спине бегут!

– Это место, куда ты нас направил, – поинтересовался Твисп, – что оно собой представляет? Почему оно для нас безопасно?

– «Зеленые рвачи» – организация маленькая, – ответил Тедж. – А первая База большая – да по теории вероятности наши шансы там больше, чем в любом другом близлежащем месте.

«Это безнадежно», подумал Твисп. Если моряне уже не отыскали Бретта, что еще ему остается? Море слишком велико, и несусветная глупость – пытаться установить то самое место, где водяная стена налетела на Вашон.

– Скоро рассветет, – сказал Тедж. – Мы прибудем почти сразу после рассвета.

Твисп слышал, как дождь постукивает о навес. Он взглянул на батареи, включив фонарик, и обнаружил, что они заметно посерели. Внезапно прямо за кормой ударила молния и раздался оглушительный гром. В потрясенной тишине раздался голос Теджа: «Что за черт?»

– Мы только что перезарядили батареи, – ответил Твисп. – И можем поймать еще одну молнию, если она ударит поближе. Тогда я выставлю антенну.

– Рыбья срань, – фыркнул Тедж. – Рыбаки еще большие психи, чем я думал. Странно, что вы и вообще возвращаетесь живьем.

– Стараемся – ответил Твисп. – Скажи, а как это ты так быстро заделался экспертом по морянам?

Тедж вынырнул из-под навеса.

– Как историк, я уже многое знал о них прежде, чем отправиться вниз. И потом… когда это становится вопросом выживания, учишься быстро. – Эти слова прозвучали не без хвастовства.

«Выживание», подумал Твисп. Он выключил фонарик и пожалел, что без него не может различить лицо Теджа. Парень все-таки не полный трус, это очевидно. Он работал на субмаринах, как и многие островитяне. Явно знал навигацию. Но в конце концов, многие островитяне знали ее со школы. И при всем при том Тедж жаждал подводной жизни. Если верить ему, ради имевшихся у морян исторических документов, которые они и сами-то не изучили.

Тедж был таким же, как и фанатики Гуэмеса, понял Твисп. «С идеей». Искатель потаенного знания. Тедж хотел попасть к источнику знаний – а каким путем, ему было безразлично. Опасный человек.

Твисп удвоил бдительность, улавливая каждое движение Теджа. Поверхность скорлупки уловит их… в случае, если Тедж вздумает на него наброситься.

– Лучше бы тебе поверить, что так оно и будет, – произнес Тедж. – Довольно скоро для островов не останется места.

– По радио передавали, что судья Уорд Киль отправился вниз с какой-то познавательной целью, – вспомнил Твисп. – Полагаешь, он все время был осведомлен?

Нога шаркнула по палубе: Тедж устраивался поудобнее.

– Если верить Гэллоу, они и словечка верхним не сказали.

На некоторое время оба они погрузились в молчание. Твисп сосредоточился на путеводной стрелке, на ее алом пылающем наконечнике. Как можно поверить в то, что понарассказывал Тедж? Хотя барьер в море был реален. И несомненно, что Тедж лихорадочно удирал – что-то действительно огромное и жуткое преследовало его.

А Тедж лежал, погруженный в собственные думы. «Мне должно было хватить выдержки убить их». Но то, что стояло за Гэллоу, было больше, чем сам Гэллоу. Это уж точно. Знакомая картинка для историка. Хроники Корабля сообщали о разгуле насилия, о лидерах, стремившихся разрешить проблемы человечества путем массового убийства. До безумия Гэллоу Тедж думал о подобных вещах как о чем-то отдаленном и нереальном. Теперь он знал это безумие – тварь с клыками и когтями.

Бледный рассвет осветил верхушки волн, а заодно и Твиспа, стряпавшего на маленькой жаровне, стоявшей на соседнем с ним сиденье. Тедж подумал, не согласится ли Твисп теперь, когда развиднелось, одолжить ему рубашку и штаны своего парня.

– Кофе? – спросил Твисп, заметив обращенный на него взгляд Теджа.

– Спасибо. – И затем, помолчав. – Как я мог быть таким слепым невеждой?

Твисп долго молча глядел на Теджа и лишь затем задал вопрос.

– В том, что пошел с ними – или в том, что дал им уйти?

Тедж закашлялся. Рот его наполнился горечью, едва он проглотил свой кофе.

«Мне все еще страшно», подумал он, глядя на Твиспа, который студил свой кофе, сидя возле штурвала.

– Мне в жизни не было так страшно, – сказал он.

Твисп кивнул. Признаки страха на лице Теджа читались явственно. Страх и невежество плывут по единому течению. А когда страх отступит, его место займет гнев. Пока же разум Теджа занят самоедством.

– Гордыня, вот что мной двигало, – произнес Тедж. – Я хотел написать историю Гэллоу, историю в процессе ее творения, политический фермент – влиятельное движение среди морян. И одному из их лидеров я понравился. Он знал, что я буду вкалывать. Он знал, как я буду благодарен…

– А что, если Гэллоу и его команда мертвы? – поинтересовался Твисп. – Ты разбил их субмарину, и остался единственным, кто может поведать, что случилось с Гуэмесом.

– Да говорю же тебе, я устроил так, чтобы они могли спастись!

Твисп подавил угрюмую усмешку. Гнев его начинал прорываться на поверхность.

Тедж разглядывал лицо Твиспа в сером утреннем свете. Рыбак был смуглым, как и многие островитяне, работающие на открытом воздухе. Ветер плеснул спутанные коричневые волосы Твиспа ему на глаза. Прядь волос зацепилась за двухдневную щетину, осенившую его щеки. Все в поведении этого человека – спокойные движения его глаз, линия его рта – говорили Теджу о силе и решимости. Тедж был уверен, что ни одно зеркало не отразит его глаза такими же ясными – теперь, после Гуэмесской бойни. В этой бойне Тедж встретил и свою смерть.

«Как может кто бы то ни было поверить, что я не знал, что должно произойти, пока оно не произошло? Как я сам могу в это поверить?»

– Лихо же они меня провели, – вздохнул Тедж. – Но я сам был к этому готов! Еще как готов провести самого себя.

– Многие знают, каково это, когда тебя провели, – согласился Твисп. Голос его, лишенный эмоций, звучал ровно. Этот голос позволял Теджу продолжать.

– Мне теперь в жизни не уснуть, – пробормотал Тедж.

Твисп окинул взглядом расстилающееся вокруг них море. Ему не понравилась нотка жалости к самому себе, прозвучавшая в голосе Теджа.

– А как насчет жертв с Гуэмеса? – ровным голосом спросил он. – Как насчет их снов?

Посветлело, и Тедж во все глаза смотрел на Твиспа. Хороший человек, который пытается спасти своему напарнику жизнь. Тедж закрыл глаза, но призраки Гуэмеса горели под веками.

Глаза его распахнулись.

Твисп внимательно вглядывался во что-то по правому борту.

– И где эта база, которую мы должны были увидеть с рассветом?

– Скоро покажется.

Тедж уставился в низкое небо перед ними. А когда база покажется… тогда что? Вопрос, будто путы, сдавил ему грудь. Поверят ли моряне? А даже если и поверят – будут ли они на основании этой веры действовать в защиту островитян?

Никогда не доверяй любви великого человека.

Островитянская пословица

Киль глядел с наблюдательной платформы вниз, на кошмарную сцену регулируемого ада – спасательные шлюпки побывали к маленькой причальной площадке, проходили через шлюзовые, отделявшие дальнюю стену от расстилающейся внизу площади. Это не кошмарный сон, напомнил себе Киль. Спасательные команды сновали между человеческих тел, загромождавших палубу. Команды травматологов проводили срочные операции прямо на месте, в то время как других пострадавших увозили или уносили на носилках. Мертвые – Киль и вообразить никогда не мог столько смертей – были сложены возле левой стены, словно мясо. Через длинный овальный иллюминатор видно было, как прибывающие спасательные шлюпки занимают очередь за носилками. Травматологи и там старались, не покладая рук.

За спиной у Киля Бретт страшно вскрикнул, когда обломки чьей-то нижней челюсти вывалились на палубу из мешка, который несли, чтобы поставить возле стены рядом с другими такими же мешками. Стоящая рядом с Бреттом Скади сотрясалась тихими рыданиями.

Киль оцепенел. Он начинал понимать, зачем Карин послала Скади за ним и за Бреттом. Алэ не понимала всех размеров трагедии. А осознав, захотела заручиться свидетельством островитян, что моряне делают для пострадавших все возможное.

«Она переваливает грязную работу на мертвых», подумал он.

Киль различил рыжие волосы Алэ среди медиков, трудившихся над немногими живыми. Судя по нагромождениям умерших, случайность никому не предоставляла лишних поблажек. Выжило крохотное меньшинство.

Рядом шелохнулась Скади, не отрывая взгляда от нижней палубы.

– Как их много, – шепнула она.

– Как это произошло? – требовательно спросил Бретт, стоявший по левую руку от Киля.

Киль кивнул. Да, это вопрос вопросов. Он не хотел сыпать голословными обвинениями, он хотел быть уверен.

– Как их много, – повторила Скади, на сей раз погромче.

– По последней переписи на Гуэмесе проживало примерно десять тысяч душ, – произнес Киль. Едва сорвавшись с уст, собственные слова поразили его. Душ. Учение Корабля в минуты потрясения подымалось из глубин.

Киль знал, что ему нужно увериться, использовать даваемую его положением власть, чтобы требовать ответов. Это его долг – если не перед другими, так перед собой. И первым делом как только он вернется, КП так и вцепится в него. У Роксэк все еще была родня на Гуэмесе, в этом Киль был уверен. Она будет в гневе, в жутком гневе… и она – это сила, с которой нельзя не считаться.

«Если я вернусь.»

От зрелища, открывшегося на нижней палубе, Киля мутило. Он заметил, как Скади утирает слезы. Глаза у нее были красные, распухшие. Да, она побывала внизу, в гуще этого ада, оказывая помощь в наихудшие минуты.

– Тебе вовсе не нужно оставаться здесь со мной, Скади, – обратился к ней Киль. – Если ты нужна внизу…

– Меня сняли с дежурства, – ответила она и содрогнулась, по-прежнему не в силах оторвать взгляда от жертв.

Киль также не мог оторваться от зрелища этой бойни, разделенной на зоны лентами с цветовым кодом. Команды срочной медицинской помощи склонялись над бледной плотью, поднимали пациентов на носилки.

Команда морян вошла из-под платформы, где стояли Киль, Бретт и Скади. Новоприбывшие начали рыться в мешках с телами, открывая их ради попыток идентификации. В иных мешках были только обрывки и обломки плоти и костей. Команды идентификаторов вели себя деловито, но челюсти их, насколько видел Киль, были крепко сжаты. И они были слишком бледны даже для морян. Одни запечатлевали лица и особые приметы. Другие делали заметки при помощи портативных трансляторов. Киль узнал это устройство. Алэ пыталась заинтересовать им Комитет, но Уорд увидел в нем лишь еще один способ навязать островам экономическую зависимость. «Все, что вы записываете транслятором, сортируется и сохраняется в компьютере», говорила тогда Алэ.

«Некоторые вещи лучше не записывать», подумал он.

Рядом с Килем кто-то откашлялся. Киль развернулся и обнаружил Лонфинна, возле которого обретался еще какой-то морянин. Лонфинн держал под левой мышкой плазмагласовую коробку.

– Господин судья, – возгласил Лонфинн. – Это Миллер Гастингс из службы регистрации.

По контрасту со смуглым, крепко сложенным Лонфинном Гастингс оказался высоким и темноволосым, с тяжелой нижней челюстью и неколебимым взглядом голубых глаз. Оба они были одеты в морянские костюмы из чисто серой ткани – те отглаженные и ухоженные одежды, которые Киль привычно отождествлял с наихудшими проявлениями морянского официоза.

Гастингс обратился к Бретту, стоявшему на несколько шагов в стороне.

– Нам сказали, что мы можем найти некоего Бретта Нортона здесь, наверху, – заявил Гастингс. – Есть некоторые формальности… боюсь, господин судья, это и к вам относится.

Скади у Киля за спиной шагнула и взяла Бретта за руку, что Киль и заметил боковым зрением к вящему своему удивлению. Она была явно напугана.

– Наша работа, господин судья, – вещал Гастингс, уставясь Килю в рот, – заключается в том, чтобы помочь вам приспособиться в сей трагический…

– Дерьмо! – сказал Киль.

Бретт задумался – а правильно ли он расслышал. Изумленное выражение на лице Гастингса сделало очевидным, что Верховный Судья и Председатель Комитета по Жизненным Формам действительно сказал «дерьмо». Бретт посмотрел судье в лицо. Киль одним глазом смотрел на двоих морян, а другим, как и прежде – на кровавую нижнюю палубу. Эта раздвоенность внимания сбивала с толку обоих морян. Бретт нашел ее естественной; все знали, что многие островитяне на это способны.

Гастингс предпринял было новую попытку.

– Мы знаем, что это тяжело, господин судья, но мы подготовлены к подобным ситуациям благодаря разработанным нами процедурам, которые…

– Имейте порядочность убраться, пока я не вышел из себя, – велел Киль. В голосе его не было и намека на дрожь.

Гастингс посмотрел на плазмагласовую коробку под мышкой у Лонфинна, потом на Бретта.

– Враждебность – вполне ожидаемая реакция, – заявил Гастингс. – Но чем скорее мы преодолеем этот барьер, тем скорее…

– Я же ясно сказал, – повторил Киль. – Убирайтесь. Нам нечего вам сказать.

Моряне обменялись взглядами. Выражение их лиц показало Бретту, что эти двое не имеют ни малейшего намерения убраться.

– Молодой человек должен сам говорить за себя, – ровно и даже сердечно произнес Гастингс. – Так что вы скажете, Бретт Нортон? Всего несколько формальностей.

Бретт сглотнул. Рука Скади в его руке сделалась скользкой от пота. Ее пальцы превратились в жесткие палочки, зажаты его собственными. Что Киль вытворяет? И еще, куда более важный вопрос: «Сойдет ли ему это с рук?» Киль – островитянин, влиятельный человек, тот, кем можно восхищаться. Да, но здесь не острова. Бретт расправил плечи в приступе внезапной решимости.

– Да подавитесь вы своими формальностями, – отрезал он. – Любой порядочный человек выбрал бы другое время.

Гастингс сделал медленный выдох, почти вздох. Лицо его помрачнело, он вновь попытался что-то сказать, но Киль его перебил.

– Молодой человек имеет в виду, – прокомментировал Киль, – что с вашей стороны просто бессердечно заявиться сюда со своими формальностями, когда ваши родичи складывают там, под стенкой, тела наших родичей.

Молчание сделалось напряженным. Бретт не испытывал особых семейных чувств к поднятым из глубин изувеченным мертвецам, но решил, что обоим морянам незачем об этом знать.

«Они – и мы».

Но была ведь еще и рука Скади в его руке. Бретт чувствовал, что единственный морянин, которому он может доверять, это Скади… да еще, пожалуй, тот доктор из коридора, Тень Паниль. У Паниля были ясные глаза и… и ему было не все равно.

– Мы этих людей не убивали, – заявил Гастингс. – И прошу вас отметить, господин судья, что это мы совершаем грязную работу – принести их сюда, идентифицировать мертвых, помочь живым…

– Как это благородно с вашей стороны, – подхватил Киль. – Я все ждал, когда же вы об этом заговорите. И вы, конечно же, не упомянули о вашей плате.

Оба морянина выглядели мрачными, но никак уж не смущенными.

– Кому-то придется внести плату, – заявил Гастингс. – Наверху нет соответствующих приспособлений, чтобы…

– Вот вы и подбираете трупы, – перебил Киль. – А их семьи платят вам за беспокойство. Так что кое-кто изрядно греет на этом руки.

– Никто не обязан стараться задаром, – возразил Гастингс.

Киль одним глазом взглянул на Бретта – и снова на морян.

– А когда вы спасаете живого рыбака, вы находите способ использовать и его – с пристальным контролем над его издержками, само собой.

– Мне ничего не надо! – заявила Скади, гневно полыхнув взглядом и на Киля, и на Бретта.

– Я уважаю такой подход, Скади, – отозвался Киль. – И вас я не имел в виду. Но эти ваши собратья-моряне имеют другую точку зрения. У Бретта нет ни рыболовных снастей, ни сети, ни сонара, ни даже разбитой лодки. Чем он заплатит за свою жизнь? Десять лет будет лук резать на морянской кухне?

– Право же, господин судья, – вмешался Гастингс, – я не понимаю вашего нежелания подходить к вещам проще.

– Меня заманили сюда под ложным предлогом, – ответил Киль. – Меня не выпускали из-под присмотра здешних… э-э… хозяев на время, достаточное хотя бы для плевка. – Он указал на иллюминатор перед ними. – Взгляните сюда! – его указательный палец двинулся по направлению к нижней палубе. – Эти тела разорваны, обожжены, разрезаны на куски. На Гуэмес было совершено нападение! И я полагаю, реконструкция покажет, что нападение было совершено снизу посредством твердотелой субмарины.

Впервые Гастингс выглядел так, словно вот-вот утратит самоконтроль. Глаза его сощурились, темные брови сошлись к переносице, нижняя челюсть напряглась.

– Послушайте! – прошипел он сквозь зубы. – Я делаю только то, что от меня требуют морянские законы. Насколько я могу судить…

– Уж извините, – перебил его Киль, – судить – это моя работа, и в ней я поднаторел. По мне, вы оба – пара кровососов. Я не люблю кровососов. Будьте любезны убраться.

– Поскольку вы являетесь тем, кем являетесь, – выдавил Гастингс, – я пока что вынужден с этим смириться. Что же касается этого парня…

– То у него есть я, чтобы отстаивать его интересы, – отпарировал Киль. – Здесь для ваших услуг не место и не время.

Лонфинн отступил на шаг, преспокойно загородив выход с наблюдательной платформы.

– Молодой человек должен сам отвечать за себя, – настаивал Гастингс.

– Судья сказал вам удалиться, – ответил Бретт.

– Прошу вас, – произнесла Скади, стиснув пальцы Бретта, – я сама буду нести за них ответственность. Посол Алэ сама прислала меня, чтобы привести их сюда. Ваше присутствие нежелательно.

Гастингс так посмотрел на нее, словно хотел сказать: «Большая честь для такой маленькой девчонки», но был принужден смолчать. Его указательный палец ткнул было в коробку под мышкой у Лонфинна, но тут же опустился.

– Очень хорошо, – заявил он. – Мы старались обойтись без срочных записей, но ситуация осложнилась. – Он бросил быстрый взгляд на нижнюю палубу. – Тем не менее я готов сопроводить вас в апартаменты Райана Ванга. Возможно, привести вас сюда было ошибочным решением.

– Я согласен удалиться, – отозвался Киль. – Я видел уже достаточно. – Тон его вновь был вежливым и дипломатичным.

Бретт слышал, как двусмысленно прозвучали слова Киля, и подумал: «У этого старого паука есть в запасе еще не одна сеть».

Даже и в просторном жилище Ванга Бретта не оставляла эта мысль. Он верно поступил, последовав примеру Верховного Судьи. Даже Скади была на его стороне. Почти все время, пока они шли к жилищу ее покойного отца, рука ее оставалась в руке Бретта, несмотря на неодобрительные взгляды Гастингса и Лонфинна. Ее рука создавала ощущение близости, и Бретт наслаждался им.

– Благодарю вас джентльмены, – объявил Киль, едва оказавшись в плюшевой комнате с цветными подушками. – Я уверен, что мы сможем связаться с вами, когда вы понадобитесь.

– Мы свяжемся с вами, – заявил Гастингс перед тем, как закрыть за собой люк.

Киль подошел к люку и нажал на переключатель, но ничего не произошло. Люк оставался открытым. Киль посмотрел на Скади.

– Эти двое работали на моего отца, – сказала она. – Мне они не нравятся.

Она высвободила руку из руки Бретта, подошла к темно-красной подушке и уселась на нее, уткнув подбородок в колени и обхватив ноги руками. Когда она изгибалась, желто-зеленые полоски на ее костюме изгибались вместе с нею.

– Бретт, – окликнул его Киль. – Я буду говорить впрямую, поскольку один из нас, возможно, сумеет вернуться наверх, чтобы предупредить другие острова. Мои подозрения подтверждаются на каждом шагу. Полагаю, наш островной образ жизни вскорости потонет на мелководье.

Скади огорченно взглянула на него, вздернув подбородок. Бретт утратил дар речи.

Киль глядел на Скади, думая, как же эта ее поза напоминает ему того многоногого моллюска, который, будучи потревожен, сворачивается в шар.

– Общеизвестное учение гласит, – напомнил Киль, – что жизнь на островах – явление временное. До тех пор, пока мы не вернемся на сушу.

– Но Гуэмес… – начал было Бретт и запнулся.

– Да. Гуэмес, – кинул Киль.

– Нет! – выпалила Скади. – Моряне не могли этого сделать! Мы защищаем острова!

– Я тебе верю, Скади, – отозвался Киль. Шея у него болела, но он поднял голову, будто произносил приговор в суде. – Творятся такие дела, о которых никто не знает… не знает ни наверху, ни внизу.

– Вы и правда думаете, что это сделали моряне? – спросила Скади у Киля.

– Мы должны воздержаться от вынесения приговора, пока не собраны доказательства, – ответил он. – Тем не менее я нахожу такую возможность весьма вероятной.

Скади покачала головой. Бретт понимал ее печаль и несогласие.

– Моряне бы так не сделали, – прошептала она.

– А это не морянское правительство, – возразил Киль. – Иногда правительство избирает один курс, а люди – совсем другой. Этакий политический двойной стандарт. И, вероятно, ни те, ни другие не контролируют ситуацию.

«Что это он такое говорит?» задумался Бретт.

– Как моряне, – продолжал Киль, – так и островитяне терпят лишь самый малый контроль со стороны правительства. Я – верховный Судья самого мощного ответвления правительства – того, которое решает, жить на островах новорожденному или умереть. Одним нравится называть меня Председателем, другим – Верховным Судьей. Но я не чувствую себя отправляющим правосудие.

– Я поверить не могу, что кто-то может просто уничтожить острова, – сказала Скади.

– Но кто-то бесспорно уничтожил Гуэмес, – напомнил Киль, направив печальный взгляд одного глаза на Бретта, а другим неотрывно глядя на Скади. – Как ты полагаешь, это нужно расследовать?

– Да. – она кивнула; кивок пришелся ей прямо в коленки.

– Хорошо бы иметь помощника, – заметил Киль. – С другой стороны, я не хотел бы подвергать опасности того, кто отважится мне помочь.

– А что вам нужно? – спросила Скади.

– Информация, – ответил Уорд. – Последние новости, вещаемые на морянскую аудиторию. И обзор морянских рабочих мест пригодится – в каких категориях еще есть вакансии, а какие переполнены. И нам понадобится сравнительная статистика островитянского населения, проживающего внизу.

– Я не понимаю, – призналась Скади.

– Мне говорили, что ты вычисляешь волны, – произнес Киль, поглядывая на Бретта. – А я хочу вычислить морянское общество. Мне не кажется, что мы имеем дело с традиционной морянской политикой. Я подозреваю, что морянам и самим невдомек, что управляет ими уже не традиционная политика. А ключ к отклонениям – в новостях. И в списках рабочих вакансий. Они могут оказаться ключом к существенным переменам – и к намерениям, стоящим за этими переменами.

– У моего отца в кабинете был комм, – сказала Скади. – Я уверена, что смогу через него что-нибудь выудить… хотя я и не понимаю, как вы будете все это… вычислять.

– Судьи приучены обрабатывать данные, – ответил Киль. – Я всегда гордился тем, что я – хороший судья. Дай мне эти сведения, если можешь.

– Может, нам следует повидаться с другими островитянами, живущими внизу? – предложил Бретт.

– Уже не доверяешь официальным бумагам, а? – улыбнулся Киль. – Оставим это на потом. Прямо сейчас это может оказаться небезопасным. – «Верные инстинкты у парнишки», отметил Киль.

Скади прижала пальцы к вискам и прикрыла глаза.

– Мой народ не убивает, – сказала она. – мы не такие.

Киль уставился на девушку – и внезапно подумал, как же похожи в глубине души моряне и островитяне.

«Море.»

Он никогда не задумывался подобным образом о море. Как должны были их предки приспосабливаться к нему? Море окружало их всегда – и всегда было безграничным. Нечто нескончаемое, источник жизни и смертная угроза. Для Скади и ее народа море олицетворяло собой постоянное давление, его звуки были заглушены глубинами, его течения двигались вдоль дна громадными потоками, сквозь тени к свету. Для морян мир был немым и отдаленным, зато давящим. Для островитян он был шумным, сиюминутно требовательным. Он вынуждал развивать чувство равновесия и сознательность.

Результатом оказалась островитянская алертность, которую моряне находили очаровательной. «Экзотичной». А по контрасту, моряне зачастую были осторожны и вдумчивы, и решения свои принимали так взвешенно, словно драгоценные камни гранили.

Киль переводил взгляд со Скади на Бретта и обратно. Бретт в нее по уши влюблен, это видно. Что это – привлекательность различий? Кто он для нее – некое экзотическое млекопитающее или мужчина? Киль надеялся, что за этим стоит нечто большее, нежели подростковое сексуальное влечение. Уорд не считал себя настолько наивным, чтобы полагать, будто все противоречия между островитянами и морянами могут быть уничтожены посредством барахтанья в спальне. Но род человеческий ожил в этих двоих, и Уорд ощущал его подспудную жизнь. Эта мысль обнадеживала.

– Мой отец заботился и об островитянах, и о морянах, – сказала Скади. – Именно его деньги и сделали поисково-спасательную службу тем, что она есть.

– Покажи мне его кабинет, – попросил Киль. – Я бы хотел воспользоваться его коммом.

Скади встала и подошла к боковому люку в дальнем конце комнаты.

– Сюда.

Киль, следуя за Скади, жестом попросил Бретта остаться. Может, если юная женщина не будет отвлекаться присутствием Бретта, она и думать станет более ясно – не так оборонительно, более объективно.

Когда Киль и Скади ушли, Бретт повернулся к запертому люку. Киля, его И Скади заперли подальше от тех откровений, которые им мог преподнести морянский мир. Алэ хотела, чтобы они этот мир увидели, но кое-кто оказался против. Бретт считал, что это и есть ответ на их нынешнюю изоляцию.

«Что бы сделал Квитс?» гадал он.

Бретт не думал, что Квитс так и торчал бы посреди чужой комнаты и тупо пялился на запертый люк. Бретт подошел к люку и провел пальцами по его металлической раме.

«Мне следовало расспросить Скади о системе переходов, о том, как здесь передвигаются», подумал он. Бретт ничего не мог припомнить о переходах кроме их малолюдства – малолюдства по островитянским понятиям.

– О чем ты думаешь?

Голос Скади прозвучал прямо у Бретта за спиной, и он вздрогнул. Из-за толстого ковра он не слышал, как она подошла.

– У тебя нет карты этого места? – спросил он.

– Есть где-то, – ответила Скади. – Я поищу.

– Спасибо.

Бретт по-прежнему глядел на запертый люк. И как его запирают? Ему вспомнились островитянские жилища, где простого удара ножа было довольно, чтобы пройти через тонкую органическую стенку, разделяющую большинство помещений. Только в лабораториях, в помещениях службы безопасности и в обиталище Вааты стены могли служить каким-то препятствием – впрочем, не столько стенки, сколько наличие охраны.

Скади вернулась с тонкой стопкой копировочных бумаг, на которых тонкими и толстыми линиями с пририсованными символами был начертан план этого морянского комплекса. Скади вручила стопку Бретту таким жестом, словно вручала ему часть себя. По какой-то непонятной причине Бретт нашел этот жест пронзительно трогательным.

– Мы находимся вот здесь, – сказала она, ткнув пальцами в переплетение квадратов и прямоугольников с пометкой «РВ».

Бретт изучал планы. То не были свободно расположенные в соответствии с требованиями окружающей среды жилища островитян, где прихоти органического роста делали любое жилье непохожим на другие. Острова были сплошь личностными, обжитыми, резными, расписными и раскрашенными – приспособленными к синергическим потребностям системы жизнеобеспечения и поддерживающих ее. А от схемы в руках Бретта так и несло единообразием – идентичные ряды кубриков, длинные прямые коридоры, трубы, переходы и проулки, прорезанные прямо, как солнечный луч, прорезающий клубы пыли. Ему показалось затруднительным разбираться в таком единообразии, но он принудил свой разум.