Текст книги "Легенды Приграничья (сборник)"
Автор книги: Бертрам Чандлер
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 38 страниц)
Существует два золотых правила для выживания в космосе: «Если знаешь, что случилось, делай что-нибудь»; «Если не знаешь, что случилось, не делай ничего, пока не узнаешь, что же случилось».
Понятно, что в данном случае первое правило не подходило. И Анна, и я хорошо понимали это. Мы, казалось, целую вечность просидели в темноте, обхватив друг друга, рядышком, но, скорее, не как любовники, а как два человеческих существа, нуждающихся в поддержке и заботе. А потом внезапно ощущение веса исчезло. Мы плавали в невесомости. Звук сирены прекратился, и мы обнаружили, что приглушенный гул реактивных двигателей, являвшийся неизменны фоном нашей корабельной жизни, просто-напросто исчез.
– Мы все еще можем дышать, – заметил я.
– И непохоже, чтобы давление воздуха угрожающе снижалось, – согласилась Анна.
– Невесомость наступила спустя значительное время после сигнала тревоги. Следовательно, двигатель остановился уже после взрыва или чего-то подобного, так что повреждение, скорее всего, не в машинном отделении, – я пытался анализировать ситуацию. – Как думаешь, мог это быть метеорит?
– Нет. В системе Каринтии нет космических обломков значительного размера.
Слова ее прозвучали с неуместной педантичностью, и я даже засмеялся. Она издала странный звук, словно сердитая кошка, и отодвинулась от меня. Я услышал, негромкий хлюпающий звук – плачет, что ли? – и шорох ее одежды.
– Черт бы тебя побрал, – тихо выругалась она. – Где мои шорты?
– Брось думать о шортах, – отвечал я. – Давай лучше попробуем разобраться, что же случилось. Во-первых, то, что случилось, не затронуло машинный отсек. Далее, в обшивке нет дыры, а если и есть, по крайней мере, герметичность дверей не нарушена.
В ответ она вновь издала всхлипывающий звук.
– Ты же космонавт, – резко сказал я ей. – И офицер этого корабля. Не падать духом!
– Со мной все в порядке, – холодно ответила она, но в голосе недоставало убежденности.
– Тогда скажи мне вот что. На этом корабле есть система аварийного освещения?
– Конечно.
– Тогда почему она не работает?
– Я же не инженер, – пробормотала она.
Я наощупь двинулся искать выход и, обходя ее, ощутил вспышку гнева, когда ее обнаженное тело отпрянуло при моем касании. Дверь отсека была за моей койкой со стороны головы. Держа ее открытой, я рылся в дипломате. Наконец, нашел то, что искал: карманный фонарик. Включил его, настроил широкий луч. Анна обругала меня, но даже и не подумала прикрыть свою частичную наготу.
Я посмотрел на нее. Лицо ее было бледным, покрытым испариной. Рука зажимала рот, как будто она задыхалась. Вначале я решил, что все это – искусно разыгранный спектакль, изображающий страдающую от космической болезни космолетчицу. Потом понял, что при работе на этих маленьких ракетках, совершающих полеты только на короткие расстояния, у Анны просто не было возможности привыкнуть к невесомости., которая здесь наступает только на очень короткое время в середине пути, при смене положительного ускорения на отрицательное.
– В отсеке… – выдавливала она из себя. – Бутылка. Пилюли…
Я увидел бутылочку, убедился, что это нужная ей, открыл и достал две таблетки. Анна схватила их и поднесла ко рту. Пилюли уплыли, прежде чем она успела проглотить их. Я дал ей еще две.
Эти она сумела удержать. Лицо ее постепенно ожило и порозовело:
– Извини, – сказала она.
Я вздохнул.
– На этом отрезке при постоянном ускорении мы никогда не испытываем невесомости, – сообщила она. – Разве только немного. Принимаем пилюли перед поворотом или если знаем, что двигатель может остановиться.
– Я тебе верю. Оденься, пойдем посмотрим, что произошло.
Анна оделась раньше и стала ожидать окончания моего туалета:
– И что теперь? – спросила она, в то время как я справлялся с застежкой на брюках.
– Останься лучше здесь, пока я осмотрю судно, – посоветовал я.
– Это мой корабль! – вспыхнула она.
– Хорошо. Пойдем вместе. Но я буду впереди.
«От нее одна морока», – подумал я, вспомнив ее реакцию на невесомость. Но даже если и так, все-таки не стоит оставлять ее здесь, одну в темной каюте неисправного корабля. И потом, Анна все-таки лучше меня знакома с кораблем.
Открыв дверь каюты, я выплыл в образовавшийся проем. Приходилось одной рукой держаться за спинку прикрученной к полу кровати, а другой – удерживать дверь открытой. По бокам узкого прохода вокруг главного подъемника были перила, и я мог спускаться, цепляясь за них.
Перед тем, как начать спуск, я дождался Анну, забрал у нее фонарик и прицепил к поясу. Не стоило рисковать единственным источником света на спиральной лестнице в условиях невесомости. Игнорируя ступеньки, я прыгнул в ствол центрального подъемника – и устремился вниз. Сзади слышалось дыхание Анны, похоже, она неплохо адаптировалась к невесомости.
Мы миновали общие комнаты, кают-компанию и достигли нижнего яруса. Дальше проход был закрыт герметичной дверью. А за дверью – рубка управления. Измеритель давления, защищенный металлической оболочкой, показал нулевое значение.
– Кто может быть в отсеке в это время? – спросил я.
– Айвор, – замешкавшись, ответила Анна. – Сейчас его смена. Может быть, капитан.
– Им конец, – сказал я, – А где остальные – инженер и свободный офицер?
– Наверное, где-нибудь там, – прошептала она.
– Я, черт возьми, догадываюсь, что они где-то там или сям. Эти дерьмовые сирены были слышны, наверное, даже в Приграничье. С ними что-то случилось.
И точно.
Мы направились к комнате офицеров и обнаружили, что двери заклинило. Другой измеритель давления показывал, – а нам приходилось верить его показаниям, хотели мы этого или нет, – что за дверью абсолютный вакуум.
– Кто находится в машинном отсеке? – потребовал я ответа.
– Второй помощник.
– Так какого дьявола он не шевелится? Пойдем!
Я вернулся к центральному подъемнику. Снова вошел в шахту и, резко оттолкнувшись, прыгнул. Пролетев несколько уровней, достиг машинного отделения. Здесь дверь тоже была заперта, и я застонал в бессильной ярости. Однако датчик давления в отсеке показывал норму, это обнадеживало. Я нажал кнопку открывания двери, но ничего не произошло.
– Есть ручное управление, – сказала Анна.
– Хорошо. Покажи мне.
И она показала.
Ручки и рычаги оказались не такого вида, как я привык. Колесо штурвала вращалось крайне медленно. Но дверь наконец-то открылась, и я начал вглядываться в темноту машинного отделения, освещая фонариком блестящие силуэты приборов, коробочки датчиков… И пузырьки жидкости, неторопливо летающие по всему помещению…
– Еще один! – сердито воскликнул я. – Может ли хоть кто-нибудь из вашего экипажа, оказавшись в невесомости, не выблевать свои кишки?
– Никки! – позвала Анна. – Никки!
Только стон в ответ.
Я тоже застонал, войдя в машинный отсек. Вытащил инженера из его блевотины и потряс за плечи. Он начал бороться со мной. Пришлось ударить его по лицу.
– Нет. Не делайте этого! – выдохнул он.
– Я сделаю это еще раз, если не прекратишь скулить. Что с освещением?
Он вяло указал в сторону приборов:
– Панели управления…
Я отпустил его, поймал ремень от койки и привязал себя к панели. Вот и кнопка с надписью: «Аварийное освещение». Нажал ее. Загорелся свет. Не обращая внимания на инженера и Анну, я осмотрелся. Нашел интерком. Вызвал рубку управления. Нет ответа – да я и не ожидал. Вызвал капитана, главного офицера, главного инженера. И положил трубку на рычаг.
Отвернувшись от бесполезного прибора, я заметил, как Анна что-то достает из аптечки первой помощи и дает инженеру. Спрашивать, что это, не было нужды. Я терпеливо дождался, пока пилюли подействуют. Вытащил сигарету и сунул ее в рот. Закуривая, вспомнил, что у нас катастрофически мало кислорода, – а еще предстоит изучить характер повреждения, – но решил, что в данной ситуации курение необходимо.
– Почему двигатель отключен? – спросил я.
– Я… Не знаю, что произошло. Думал, так будет безопаснее, – возбужденно ответил инженер. – Сейчас включу его снова.
– Не включишь. Пока я не разберусь, в чем дело и куда нас несет. Пока не установим размеры повреждений, – отрезал я, вдыхая табачный дым. – А почему освещения не было?
– Не знаю. Короткое замыкание. Контакты замкнуло.
– А почему их замкнуло?
– Они раскалились из-за перегрева двигателя.
– Проклятый корабль! – выругался я. – А дверь почему заклинило?
– Послушайте, мистер! – взорвался он. – Нечего меня допрашивать. Вы всего лишь пассажир.
– Да, но пассажир, имеющий сертификат межзвездного мастера-астронавта, – сообщил я ему. – А это, по галактическим законам, обязывает меня взять на себя командование этим кораблем в случае смерти или нетрудоспособности офицеров, не взирая на мой статус, вернее, на его отсутствие.
– Смерти? – пробормотал он. – Старик? Шеф? Второй помощник?
– А ты как думал – что произошло, пока ты кувыркался в собственной блевотине? Тут что-то серьезное со всей остальной частью корабля, с рубкой управления и комнатой офицеров. И, перво-наперво, я хочу выяснить, в чем дело. Надеюсь, у вас тут, в вашей лавочке, найдется пара скафандров?
– В отсеке, – сказала Анна, провожая меня в нужном направлении. – Здесь.
– Посмотри на эти проклятые измерители давления! – воскликнул я, обследовав костюм. – Вынеси другой скафандр и посмотрим, может быть, он лучше. Я не собираюсь выходить, если у меня будет воздуха всего на пять минут!
– Там могут быть умирающие! – сердито вспыхнула она.
– Там только мертвые, – отрезал я. – Мертвые, понимаешь? Ты когда-нибудь видела, что делает с людьми вакуум? Я – видел. Извини, но мы ничем не сможем им помочь, и себе не поможем, если не возьмем себя в руки и не будем действовать продуманно и спокойно. Только тогда можно надеяться, что нам удастся спасти себя и корабль.
– Вот еще один костюм, – сказала Анна.
– Этот, кажется, получше, – успокоился я. – А сейчас ты, Ник, или как там тебя, скажи: у тебя есть план корабля? Со всеми герметичными дверями и перемычками?
– Что ты собираешься делать? – спросила Анна.
– Это я и пытаюсь решить, – ответил я.
Глава 14Вначале я изучил план корабля, чтобы разобраться, с чего начать. Тут была одна загвоздка: на «Лунной девушке» не имелось внутренних воздушных шлюзов. Хотя, нет, одним она все же располагала, но только одним – и очень большим. Это была стволовая шахта.
– Вот что я собираюсь делать, – сказал я инженеру. – Надену скафандр и пойду вперед. А ты закроешь герметичный люк, а потом, когда я подам сигнал, откроешь правый клапан и выпустишь воздух из шахты.
– Мы же потеряем кучу кислорода, – возразил он.
– Нас осталось только трое, так что воздуха, имеющегося здесь, должно хватить, – сообщил я ему.
– А как ты собираешься подать сигнал? – поинтересовалась Анна.
– Надень второй скафандр, но оставь лицо открытым, – велел я ей. – Я свяжусь с тобой по рации.
– А если рация откажет, когда ты будешь снаружи? Как я пойму, когда снова загерметизировать шахту, если ты соберешься возвращаться?
– Ты скоро станешь настоящим космонавтом, – пообещал я ей. – Всегда помни о законе Мерфи и ищи способы справиться с возможными проблемами. Ну ладно, если рация неисправна, то я, собравшись вернуться, трижды постучу в дверь.
Я забрался в скафандр с полными баллонами кислорода и с неудовольствием опустил обзорное стекло. В первый раз сегодня надел скафандр за время, прошедшее с момента последней аварии на «Молнии» – как давно это было? Хронологически – не так уж давно, но с тех пор столько всего произошло… Одна Илона чего стоит.
И что это я, в конце концов, постоянно ее вспоминаю?
– Проверка, – сказал я. – Раз-раз… Лопух, ответьте Первому, прием!
– Слышу тебя хорошо и громко, – раздался слабый голос в наушниках.
– Отлично. Скажи своему дружку, что я иду.
– Он не дружок мне! – возмущенный голос Анны.
– Тем не менее, передай ему.
– Хорошо, – и затем, после паузы: – Береги себя, Джонни.
Я ступил на трап, ведущий к выходу. Магнитные подошвы скафандра давали иллюзию гравитации. Я стал взбираться по трапу, и иллюзия исчезла. В условиях невесомости это делать почти невозможно. Я протиснулся через отверстие, дотянулся до выступа на центральной колонне и ухватился за нее, продвигаясь к люку.
– Анна, закрыть герметичный люк, – сказал я. – Открыть клапан.
– Закрыть герметичный люк, открыть клапан, – повторила она.
Глядя вниз, я наблюдал, как задвигаются двери машинного отсека. Затем перенес внимание на измеритель внешнего давления, укрепленный на рукаве скафандра, и увидел, что столбик задрожал и начал падать.
– Шлюзование началось, – отрапортовал я и затем, через некоторый отрезок времени, показавшийся очень длинным: – Шлюзование закончено.
Перехватывая руками выступы на стволе центрального подъемника, я продвигался дальше. Проходя разные уровни, оглядывался по сторонам и замечал, что все двери закрыты. Так что выйдет не слишком много воздуха. «И все-таки, – спрашивал я себя, – что же случилось?» Наконец, я достиг перемычки между окончанием шахты и рубкой управления. Однако мне понадобилось время, чтобы открыть дверь: работать в тяжелых перчатках не так-то просто.
Когда я, наконец, попал в рубку, меня ослепил свет. Почти прямо впереди находилась огромная сфера, излучавшая нестерпимо яркий свет, прорезавший тьму. Почти прямо впереди… Что ж, все к лучшему. У меня есть время для работы, время привести все в некое подобие порядка, если получится. А если нет? Тогда мы пролетим вокруг Луны и вернемся к Каринтии, и хорошо бы операторы радаров в Порт-Пльзене поняли, что с нами не все слава Богу и выслали помощь, пока есть кому помогать…
Почти прямо впереди…
«Вы уже давным-давно не кадет-первогодок, Петерсен, – сказал я себе. – И вы давно уже должны были научиться понимать, что же произошло с космическим кораблем по последствиям этого происшествия».
– Джонни… – прервал мои размышления голос Анны.
– На связи, – коротко ответил я. – Пытаюсь разобраться, что случилось.
– Айвор, – прошептала она, – и капитан – они…
– Да, – жестко сказал я. – Не время мешкать. Все экраны оказались разбиты, а металлические детали пультов искорежены.
Но тел не было. И никаких осколков метеоритов. Когда воздух покинул отсек управления одним мощным рывком, он унес с собой все, что не было закреплено. Метеорит пробил только одно отверстие, в других местах обшивка осталась целой… (Я пропустил мимо ушей заявление Анны о якобы не встречающихся в системе Каринтии метеоритах.)
Был ли это метеорит или нет, но какие-то твердые обломки летали по рубке на очень больших скоростях, судя по причиненным повреждениям. Радар не работал, обзорные экраны разбиты вдребезги, пульт продырявлен в полудюжине мест. Я перешел к панелям управления перед креслами старшего офицера и капитана – они оказались повреждены ничуть не меньше. Вся система управления была мертва. В нынешнем положении корабля они могли бы подавать хоть какие-то признаки жизни – светиться, мигать: индикатор герметичности дверей, индикатор давления в отсеках, индикаторы реактивных двигателей…
– Джонни, – послышался голос Анны. – Ты живой?
– Да.
С отсутствующим взглядом я вытащил кусок серого металла из пробитого кресла. Он был перекручен и помят, пришлось потрудиться над выпрямлением. На нем были буквы: «…емник 4 модели».
Приемник?
Я приблизился к месту, где находилось радио; мои ноги скользили, прилипая к полу. Ну, конечно: там осталась только подставка со странной вмятиной и свисающими с нее клочьями серого металла. За ней в стене виднелась пробоина, через которую и вышел воздух из рубки.
Приемники не взрываются сами.
Но этот – взорвался.
– Джонни!
– Да все в порядке, – проворчал я. – В рубке управления полный кавардак. Выживших нет.
– А в жилом помещении?
– Пробоина. И тоже нет выживших.
– Откуда такая уверенность?
– Просто знаю.
Несчастные случаи необъяснимой природы нередки в космосе, вот только выжившие в них встречаются нечасто.
Я посмотрел через пробоину на белую сферу. Она увеличивалась. За несколько минут моего пребывания в отсеке она уже выросла. И продолжала расти. Я пытался вспомнить, что говорил мне капитан за обеденным столом о времени поворота. Сейчас мы должны приблизиться к точке поворота или уже пройти ее, однако ускорение прекратилось вскоре после несчастного случая. Несчастного случая? Я с сомнением посмотрел на останки передатчика.
Ладно, расследование обстоятельств катастрофы можно отложить на более удобное время. Сейчас нужно что-то делать, и поскорее. Но что? И как?
Я припомнил последние учения на армейских сборах офицеров резерва. Они велись в обстановке, приближенной к боевой, и целью было выживание. Требовалось посадить военный корабль, получивший повреждения от огня противника. Это было буквально пилотирование «на честном слове и на одном крыле». После пребывания в кресле пилота в тренировочном зале я чувствовал себя так, как будто действительно побывал в бою под ураганным огнем противника, и это ощущение прошло не скоро. Но тогда хотя бы были приборы…
Я дотянулся до кресла капитана и пристегнулся к нему. Нажал пальцем в перчатке на кнопку «Расширение зоны действия перископа». Звук металла отдавался в моих ушах. Экран перископа – он был поврежден, но не сильно, – внезапно заполнился звездами, а внизу появился темный шар.
Следовательно, не все еще пропало.
Я посмотрел на панель управления гироскопом. Она оказалась привычного для меня типа – прозрачная сфера, внутри которой плавала модель корабля, почти касающаяся разметок на сфере. И кнопки, удобные для управления в скафандре, но мне все равно не сразу удалось приспособиться. Я повернул модель на сто восемьдесят градусов, стал ждать. Ничего не случилось. Изображение Каринтии продолжало висеть на экране перископа.
– Анна, – позвал я.
– Да, Джонни.
– Уцепитесь там за что-нибудь. Я собираюсь включить ручное управление.
– Все в порядке, – отрапортовала она чуть позднее.
Я нажал другую кнопку. Ничего. Но мне следовало бы удивиться, если бы что-нибудь случилось. Неспособность корабля реагировать на сигналы с пульта управления подтверждалась видом погасших огней. Отлетевший осколок приемника мог повредить или полностью оторвать кусок кабеля питания. И единственный уцелевший подсоединялся к перископу.
«Так, – подумал я, – перископ – номер один. Акселерометр, номер два».
Я уставился на простой, механический прибор – стрелка, пружина, шкала. Ничего больше, но это лучше, чем ничего.
– Анна? – позвал я.
– Да? Я подумала, ты уже вышел, чтобы включить ручное управление. Мы ждем.
– Я и собираюсь, если твой дружок может на том конце выполнять мои приказы. Спроси его: сможет ли он управлять двигателями и гироскопом?
Долгая пауза, затем:
– Говорит, что сможет.
– Отлично.
Интересно, сколько воздуха осталось у меня в баллонах? Я поднял глаза, повернул шею и прочитал показания прибора внутри гермошлема. Не очень-то обнадеживающе. Поэтому я отстегнулся, приблизился к шкафу, где хранились три скафандра. Они были не повреждены, и в баллонах – достаточно воздуха. Я отцепил их от крючков, поднес к креслу главного офицера и бережно пристегнул. Затем снова устроился на капитанском месте.
– Привести в действие гироскоп, – скомандовал я.
– Привести в действие гироскоп, – и затем: – Гироскоп включен.
– Повернуть корабль направо вдоль короткой оси.
– Повернуть корабль направо вдоль короткой оси.
Я не ожидал услышать знакомый шум двигателей, но понял, что он зазвучал, ибо завибрировала поверхность прибора, и вибрация передалась моему скафандру. Огромный шар на экране перископа начал медленно перемещаться и затем исчез из виду, спрятавшись за металлическими рамками экрана. Я не отводил взгляда от экрана перископа. Прошло долгое время, и показалась первая полоса невыносимо яркого света. Я нажал кнопку контроля поляризации и с облегчением вздохнул: работает.
– Еще немножко… – говорил я. – Еще немножко… – и затем: – Так держать!
– Так держать!
Я настроил поляризатор.
– Анна, – сказал я. – Тут какой-то зеленый круг посреди белого. Может это быть Пльзен?
– Да. Сады вокруг построек.
– А космопорт?
– Прямо к северу от города. Линия красных сигнальных огней.
Я произвел дальнейшую настройку курса, так чтобы маленькие красные искорки оказались прямо в центре экрана.
– Включить гироскоп, – снова приказал я. – Направить нос корабля на порт… на порт… Так держать!
– Так держать.
Я увеличил изображение перископа и настроился на пятно меньших размеров. Включил координатную сетку и стал поворачивать шкалу до тех пор, пока оба пятна не встали на одну линию. Они постоянно удалялись друг от друга.
– Приготовить главный двигатель к пуску, – приказал я.
– Приготовить главный двигатель к пуску.
– Установить ускорение в одно «G».
– Установить ускорение в одно «G»… готово!
– Пуск!
Жаль, что нельзя контролировать громкость звука в наушниках скафандра. Оставалось лишь надеяться, что Анна не оглохнет от шума в машинном отделении настолько, что перестанет слышать мои приказы. Я оглянулся, чтобы посмотреть на маленькую стрелку акселерометра, и увидел ее ползущей к единице. Вновь вернулся к экрану: два объекта почти не отступали друг от друга.
– Глуши двигатель! – закричал я.
Я не слышал ответа Анны, но визг и грохот внезапно прекратились.
– Держать ручное управление, секундная готовность!
– Держать ручное управление, секундная готовность!
Теперь Пльзен был в центре экрана; другой объект удалялся от него. «Гравитация: 0, 3, – подумал я. – Ускорение: 0, 25? Видимо, из-за бокового дрейфа?»
Но перед тем как что-либо предпринимать, необходимо присоединить свежий баллон с кислородом. Это было сделано мною без малейших затруднений, хотя и случился момент паники, когда новый баллон вначале отказался подключаться. А потом – детская радость: выкинуть отслуживший баллон через пробоину в открытый космос.
И с не менее детским удивлением я подумал: «Зачем, спрашивается, было загромождать рубку управления таким обилием электроники?»
