Текст книги "В чужом доме"

Автор книги: Бернар Клавель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

50

Когда Жюльен вошел в цех, хозяин разглагольствовал о Венеции. С самого утра, отдавая различные распоряжения, он не переставал рассказывать об отпуске, проведенном в Италии.

– Я-то все это давно знаю, – говорил он. – Понимаете, ведь я уже несколько раз проводил лето в Риме и Милане, но вот мои дамы в жизни такого не видели… Эдуар, вы укладываете на противень слишком много булочек за раз, они слипнутся… Да, на Венецию стоит поглядеть. Но порой там бывает довольно противно. Вода в каналах походит на воду в нашем баке для посуды в конце дня… Как вы думаете, Андре, не пора ли приниматься за птифур?

– Сейчас займусь, – сказал мастер.

Господин Петьо болтал без умолку, то и дело упоминал о дорогах, о том, сколько километров он проделал и сколько машин обогнал. Жюльен направился к мойке. Когда он проходил возле плиты, Морис обернулся и прошептал:

– Кастрюлька этого сифилитика в мойке, но не беспокойся, ее надо только ополоснуть, я уже смазал ее жиром и прокалил на огне.

Хозяин закончил свою историю и, обернувшись к Жюльену, спросил:

– Ну, как с рогаликами? Все по-старому?

Перед глазами мальчика все еще стояла парочка, предававшаяся любви. Никогда ничего подобного он еще не видел и только часто представлял себе такие сцены.

– Я тебе говорю! – заорал господин Петьо. – Ты, видно, все еще в отпуску? А ведь мы приступили к работе со вчерашнего вечера.

Все расхохотались. Хозяин смеялся вместе с другими, потом прибавил:

– Как видно, двух недель отдыха тебе мало.

Жюльен смотрел на него. Господин Петьо повторил:

– Ну, так как с рогаликами? Ничего нового?

– Нет, господин Петьо, – сказал мальчик.

Но тут же он вспомнил о вокзальной гостинице. Мгновение поколебался, но потом, когда хозяин опять принялся рассказывать о своей поездке, пробормотал:

– Вот что… То есть… Насчет вокзальной гостиницы…

Он умолк. Хозяин тоже замолчал и уставился на него. После недолгой паузы господин Петьо спросил:

– Так что стряслось в вокзальной гостинице?

– Видите ли, они больше не хотят наших рогаликов.

Хозяин нахмурил брови, отложил венчик, которым взбивал крем, и спросил:

– Что ты там мелешь? Они больше не хотят наших рогаликов?

– Не хотят.

– Кто тебе сказал?

– Сам хозяин.

– Как же он это сказал?

Жюльен замялся, стараясь получше вспомнить.

– Он сказал… он сказал мне: «Передашь господину Петьо, что я не буду брать у него рогалики».

– Но он все же привел тебе какой-нибудь резон?

Остальные поглядывали то на Жюльена, то на хозяина.

Мальчик также смотрел на них. Он все еще медлил с ответом. Чувствовал, что хозяин распаляется, и знал, что гнев господина Петьо неминуемо обрушится на него. Хозяин уже огибал плиту и медленно приближался.

– Так какой же резон он привел? – опять спросил он.

Жюльен пожал плечами, помолчал еще немного, а потом пробормотал сквозь зубы:

– Его клиентам больше нравятся рогалики из кондитерской Мореля.

Ему едва удалось закончить фразу. Хозяин воздел руки и завопил:

– Что? Как ты сказал? Его клиентам больше нравятся!.. Черт побери! К чертям! А кто они такие, его клиенты? Кретины, олухи! Нет, просто уму непостижимо. Разве Морель кондитер? Он сапожник!.. Ей-ей, уши вянут! Ну нет! Это уж слишком. Лучше оглохнуть, чем выслушивать такие бредни!

Он внезапно умолк, на минуту задумался, а затем, еще ближе подойдя к Жюльену, спросил:

– Сколько он брал у нас рогаликов, этот болван?

– Четыре дюжины, господин Петьо.

– Четыре дюжины? Это немало. А потом, когда клиенты начинают воротить нос, никогда не знаешь, к чему это может привести.

Он снова задумался. И опять занялся кремом. Но время от времени останавливался и ворчал:

– Четыре дюжины… И при этом ссылается на клиентов… Нет, тут, конечно, что-то другое… без сомнения… Быть того не может… Морель! Черт побери! Был бы хоть стоящий кондитер, а то этот сапожник… Морель!

Вдруг хозяин поднял голову, поставил на стол миску и положил веничек, с которого капля по капле стекал шоколад.

– Ну-ка, Жюльен, погляди мне в глаза, – сказал он.

Мальчик повернулся с кастрюлей в руках.

– А ты всю правду сказал?

– Как вы можете сомневаться, господин Петьо!

– Ну, не строй из себя простачка. Я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что ты тут замешан.

– Я, господин Петьо?

Хозяин вплотную подошел к Жюльену.

– Да, именно ты, господин Дюбуа! – прошипел он. – Да, мой милый, хоть у тебя вечно такой вид, будто ты только что с облаков свалился. Может, ты нагрубил владельцу гостиницы или кому-нибудь из служащих?

– Клянусь вам, господин Петьо… – начал мальчик.

– Не спеши клясться. Я тебя как облупленного знаю. Видите, как покраснел?!

Он надвинулся на мальчика и заорал:

– Смотрите, смотрите, какой он красный. Я поймал его. Теперь я уверен, что он во всем виноват. Ведь он такая птица! Этого надо было ожидать! От него всего можно ожидать.

Он схватил Жюльена за ухо, тот приготовился к удару. Дернув ученика за ухо, хозяин прибавил:

– Ладно, я сам туда схожу, в эту вокзальную гостиницу. Сейчас же и пойду. И если ты там свалял дурака, то получишь такую взбучку, какой даже во сне не видал.

Хозяин выпустил ухо мальчика и вышел из цеха. Как только он переступил порог, мастер спросил:

– Ты правда как-то в этом деле замешан?

– Нет, шеф, – ответил Жюльен. – Даю вам честное слово.

– Вот и прекрасно, – сказал мастер, – так-то оно и для тебя лучше.

Господин Петьо отсутствовал всего несколько минут. Когда он возвратился, гнев его, видимо, немного остыл.

– Хозяйка права, – заявил он, – мы зайдем туда после обеда, как бы гуляючи. А то получится, будто мы навязываемся.

Жюльен больше не слушал. Продолжая работать, он думал о комнате в отеле «Модерн» и о том, что он в ней увидел.

Перед его мысленным взором то и дело возникала голая парочка. Эта картина не оставляла его весь вечер и долго мешала уснуть. Он думал о ней. Думал также о девушке с улицы Пастера. И рядом видел себя. Они лежали в постели, совершенно раздетые. В комнате было темно. Оба были счастливы, потому что предавались любви, но также и потому, что после этого долго лежали в объятиях друг друга – не шевелясь, не говоря ни слова.

Перед глазами мальчика один за другим проплывали различные образы. Он неизменно видел комнату и парочку в ней, но всякий раз парочка была другая. Иногда в комнате он видел самого себя, он лежал на той же постели, но вместо горничной из отеля рядом с ним находилась девушка с улицы Пастера. И тогда сердце его сжималось, сжималось до боли.

Иногда Жюльен думал о том, что рано или поздно он, конечно же, увидит горничную из отеля «Модерн». Она на него, верно, злится? А может, она его не узнала?

Поздно вечером он услышал, как домой возвратились хозяева. Подняв голову с подушки, Жюльен напряг слух, но ему не удалось разобрать, о чем они говорили между собой. Некоторое время их голоса раздавались в столовой: дверь туда была, видимо, открыта; затем на лестнице послышались шаги. Проходя мимо комнаты, где спали ученики, хозяева замолчали. Потом дверь в их спальню захлопнулась, щелкнула задвижка, и дом погрузился в тишину.

Морис спал. Слышалось его ровное дыхание. Эдуар еще не вернулся. Жюльен мельком подумал о болезни, которую тот продолжал лечить прямо у них на глазах. Морис в конце концов взорвался, и Эдуар пользовался теперь одной и той же большой консервной банкой из-под яблочного мармелада: он держал ее у себя в шкафу.

Затем Жюльен снова стал думать о голой парочке и незаметно уснул.

51

Ночью Жюльен спал дурно. Он несколько раз просыпался и все время мысленно видел все ту же парочку. Поднялся ветер. Должно быть, он дул с юга, потому что раскрытая рама ударялась о косяк окна и в комнату врывались струи воздуха. Мальчик чувствовал, как они пробегают по его лицу. Он вспомнил, что всякий раз, когда дул южный ветер, мать говорила:

– Этот ветер сводит с ума.

Ворочаясь с боку на бок, Жюльен повторял:

– Может, я схожу с ума?

Когда в комнату вошел мастер, мальчик обрадовался тому, что уже пора вставать. Работа потекла своим чередом: рогалики, бриоши, хлебцы… Морис разжег плиту, он подсушивал и снова смачивал слоеное тесто для пирожных и собирался приготовлять заварной крем.

Господин Петьо вошел с улыбкой на губах. Отворил дверцу печи, чтобы определить температуру, потом посмотрел на циферблат.

– Дело идет на лад, – заметил он, – печь уже разогрелась. Все-таки у нас отличная печь.

Хозяин несколько раз прошелся от двери к плите и обратно, потом остановился позади Жюльена и крикнул:

– Я всегда говорил, что в тебе ума не больше, чем в моем мизинце!

Он выдержал паузу. Никто не обернулся. Тогда, стараясь передразнить Жюльена, хозяин снова заговорил:

– Господин Петьо, в вокзальной гостинице больше не желают брать наши рогалики. Они предпочитают рогалики из кондитерской Мореля… Слюнтяй ты, вот что! Ладно, завтра ты им все же, как обычно, отвезешь четыре дюжины рогаликов. Если бы с клиентами всегда разговаривали такие шляпы, как ты, мне в пору было бы положить ключ возле двери и возвратиться в Италию. Хозяин замолчал, подошел к сушильному шкафу и вытащил оттуда два противня. Хотя он говорил громко, в голосе его не слышно было настоящего гнева.

– Что ж там все-таки произошло? – спросил мастер.

– Да ничего. В полном смысле этого слова – ничего. Потребовалось только немного пошевелить мозгами да вовремя ввернуть нужное словечко, и этот толстый усач опять оказался у меня в руках. Две недели его обслуживал Морель, он и вбил себе в голову, что ему стоит и дальше иметь дело с Морелем. Просто так, без всякого резона. Конечно, если положиться на умение господина Жюльена Дюбуа отстаивать интересы фирмы, немногого добьешься!

Продолжая задвигать противни в печь, господин Петьо решил преподать Жюльену урок – научить его расторопности, объяснить, как должен поступать хороший торговец. Но мальчик его не слушал. Он не сводил теперь глаз с будильника. Скоро он повезет рогалики в гостиницы, придется зайти в отель «Модерн», а там он, конечно, встретит горничную, которую видел вчера в объятиях мужчины.

Наполнив корзину рогаликами, Жюльен вскочил на велосипед и двинулся в путь. В буфете его встретила продавщица, всегда чем-нибудь угощавшая мальчика. Голова у него была тяжелая, в горле пересохло, он попросил стакан пива, которым тут же запил припрятанные рогалики. Пиво было прохладное и немного горчило.

– Нынче утром ты не больно спешишь, – заметила буфетчица.

– И все-таки мне пора.

В вокзальной гостинице толстяк с густыми усами встретил его громким смехом.

– Черт побери! – воскликнул он. – А ваш папаша Петьо здорово хитер… Надеюсь, ты не проболтался насчет цены?

– Уверяю вас, я ему ни словечка не сказал.

– Верю. Но твой хозяин – продувная бестия. Он отлично понимает, что окажись он на месте Мореля, то и сам поступил бы точно так же. Так вот, он заявился сюда вчера вечером, и теперь дело в шляпе.

– Что же он вам сказал? – спросил мальчик.

– Ага, он тебя в это не посвятил! Ну, разумеется, оно и понятно. Раз уж ты ничего не знаешь, с какой радости ему все тебе раскрывать.

Владелец гостиницы громко расхохотался, его тройной подбородок задрожал, а кончики усов зашевелились; потом объяснил:

– Так вот, придя сюда, он заявил, что согласен брать с меня за рогалики на одно су меньше. Когда я это услышал, то понял, что незачем больше таиться. И отрезал: «Нет, мне это не подойдет. Морель продает рогалики по такой же цене, а они у него больше ваших». Тогда твой хозяин сказал, что сбавит еще су. И теперь дело в шляпе.

Он снова захохотал, похлопал Жюльена по плечу и закончил:

– Смотри только, держи язык за зубами!

– Само собой, – заверил его мальчик.

– Если б я раньше знал, то уже давным-давно проделал бы этот фокус.

Жюльен тоже рассмеялся. Владелец гостиницы проводил его до дверей и на прощание прибавил:

– В выигрыше оказался я. Но и тебе эта история пойдет на пользу – я малость увеличу тебе чаевые… Ну, до свидания. До завтра, дружок!

Жюльен двинулся дальше. Теперь ему осталось побывать лишь в трех отелях на площади Греви. Разогнавшись, он плавно скользил до самого бульвара Вильсона и только там начал неторопливо крутить педали. Чем дальше он ехал, тем сильнее у него сжималось горло. Мальчик старался думать только об усатом толстяке и о господине Петьо, которому пришлось сбавить цену на рогалики на два су, но, несмотря на все усилия, перед ним стояло лицо горничной. Теперь он уже не видел обнаженной парочки на кровати, он думал лишь о женщине, которая должна была через несколько минут предстать перед его глазами.

Жюльен ехал все медленнее и медленнее. Так он проехал по улице Мира и, только очутившись на площади Греви, покатил с обычной скоростью. Здесь ему надо было прежде всего побывать в отеле «Модерн», и он свернул к нему; сердце мальчика колотилось, кровь стучала в висках. Он прошел двором, поглядывая на окна вестибюля и кухни. Там никого не было. Не было никого и в маленькой темной комнате, расположенной между баром и рестораном: тут он каждое утро оставлял рогалики. Взяв поднос, Жюльен начал их пересчитывать. Когда он отсчитал вторую дюжину, дверь из ресторана тихонько отворилась. Жюльен вздрогнул, поднял голову и посмотрел на дверь.

– Добрый день, кондитер.

На пороге, прямо перед ним, стояла горничная с рыжими волосами и улыбалась.

– Здравствуйте, – пролепетал он.

– Значит, ты вчера славно позабавился?

– Я?

Она улыбнулась еще шире.

– Ладно, не прикидывайся дурачком. Во-первых, я узнала тебя, когда ты прижимался носом к стеклу, а вдобавок видела, как ты проезжал по площади. К тому же возле статуи ты оглянулся и посмотрел на окно… Попробуй скажи, что не так!

Жюльен выпрямился, с усилием проглотил слюну и брякнул:

– Ну и что?

Молодая женщина нахмурила брови.

– А то, что ты негодник. Нехорошо подглядывать в форточки. Кстати, как тебе удалось туда взобраться?

Почти не думая, Жюльен объяснил:

– Там стояла приставная лестница, я и влез на нее.

– А чего тебя туда понесло?

– Я пришел узнать, подтвердит ли ваш хозяин заказ на рогалики. И тут мне пришло в голову поподробнее рассмотреть ваш отель.

Не говоря ни слова, она быстро взглянула на него и спросила:

– А с тобой никого не было?

– Никого.

– Ну и ты, конечно, поспешил рассказать о том, что видел, всем своим приятелям.

– Нет, я никому ничего не говорил.

Теперь Жюльен больше не дрожал. Он чувствовал себя, как во время состязания в боксе, когда предстояла схватка с равным по силе противником.

– Честное слово? – спросила она.

– Честное слово.

– Ладно, я вижу, ты малый умный. Но пообещай, что не проболтаешься.

Она сунула руку в карман белого фартука и вытащила оттуда сложенную вчетверо кредитку.

– Возьми, – сказала она. – Я на тебя рассчитываю.

Жюльен ни секунды не колебался. Он отступил на шаг и улыбнулся.

– Нет, вы, верно, шутите, – сказал он.

Молодая женщина подошла ближе. На лбу у нее вновь залегли морщинки, во взгляде появилась тревога.

– Понимаешь, для меня это очень серьезно, – начала она. – Если хозяин что-нибудь услышит, он выставит меня за дверь. А я вовсе не хочу лишаться этого места.

– Я ничего не скажу. Я не подлец. Но денег ваших мне не нужно.

– Ты даешь мне слово?

Он выждал несколько мгновений. Молодая женщина приблизила лицо к его лицу. Они были примерно одного роста. Никогда еще он не видал ее так близко. Она была красива. И казалась очень несчастной. Губы ее приоткрылись, она будто собиралась что-то сказать. Жюльен шагнул вперед, положил ладонь на ее голую руку и шепнул:

– Даю слово… Но мне бы хотелось еще раз встретиться с тобой… Сегодня вечером. Можно сегодня вечером?

С лица молодой женщины исчезло напряженное выражение. Она улыбнулась. И слегка пожала руку Жюльена.

– Я освобождаюсь в половине двенадцатого. Сможешь выйти из дому в это время?

– Как-нибудь устроюсь, – сказал он.

– Приходи к ограде бульвара между половиной и без четверти двенадцать… Но не забудь… Ты мне клятвенно обещал.

Жюльен кивнул. Потом подошел к ней и попытался ее обнять; она увернулась и воскликнула:

– Нет-нет, не здесь, ты с ума сошел!

Она быстро направилась к двери, взялась за ручку и, перед тем как выйти, со смехом сказала:

– Ну, ты, надо признаться, не теряешься!

Как только она вышла, Жюльен почувствовал, что сердце его вот-вот разорвется. Он испытывал одновременно безумную радость и сильное утомление, как после долгого и трудного поединка.

Несколько минут он стоял не двигаясь, затем глубоко вздохнул, пересчитал рогалики, лежавшие на подносе, и принялся выкладывать те, что еще оставались в корзине.

52

Оба ученика и Эдуар легли спать сразу же после закрытия магазина: была пятница, а по субботам работать начинали в четыре утра. Для Жюльена прошедший день был трудным, и тянулся он бесконечно. Раз двадцать хозяин принимался орать, обвиняя мальчика в том, будто он думает о чем угодно, только не о деле. Даже мастер несколько раз прикрикнул на Жюльена.

Теперь мальчик старался не шевелиться в постели. Напрягши слух, он ловил малейший шум. Вскоре Эдуар захрапел. Морис сперва ворочался, видно, не мог уснуть. Но вот он стал дышать ровно, слегка присвистывая. Клодина и хозяева уже поднялись наверх, внизу не раздавалось ни звука. Во дворе дрались и отчаянно мяукали коты. Все окна были закрыты. Наконец Жюльен услышал, как часы на соседней колокольне пробили одиннадцать. Немного спустя донесся чуть более высокий звук колокола из женского монастыря. Мальчик заставил себя сосчитать до ста. Потом бесшумно поднялся, натянул одежду, надел парусиновые туфли на веревочной подошве и направился к окну. Сделав шаг, он замирал, прислушивался, снова делал шаг и опять замирал. Несколько секунд он, не двигаясь, сидел на подоконнике, затем осторожно выбрался на узкую цинковую крышу. Ночь была очень темная, беззвездная. Свет, еще горевший в нескольких окнах, сюда не доходил. Мальчик ощупью полз по крыше и спускался по стенам: здесь ему был знаком каждый выступ, каждая выемка, каждый камень.

Улица Дюсийе была пустынна. Он направился прямо к откосу бульвара. Старая проститутка еще стояла под фонарем. Увидя его, она помахала рукой и позвала:

– Поди-ка сюда.

Жюльен торопливо шел к центральной аллее. Старуха сделала несколько шагов и повторила:

– Поди сюда, слышишь!

Видя, что мальчик пустился бежать, она возвратилась на свое обычное место, крикнув ему вслед:

– К девчонкам побежал, поганец!

Аллею окутывал густой мрак. Сквозь стволы деревьев была видна лишь площадь Греви: фонари освещали стоявшую в центре статую. Автомобили, замершие у подъездов отелей, сверкали в электрическом свете. Жюльен взглянул на ограду бульвара, но тут же сообразил, что еще нет половины двенадцатого.

– А ну, как она не придет? – прошептал он.

Он сделал несколько шагов по направлению к площади. Не разглядел, а скорее угадал силуэт парочки, сидевшей на скамье. Дойдя до того места, откуда был виден подъезд отеля «Модерн», мальчик остановился. Штора из рифленого железа была уже опущена со стороны ресторана, но в баре было светло, дверь еще не закрывали. Оттуда вышел официант и принялся укладывать один на другой стулья, стоявшие на террасе. Жюльен сделал еще несколько шагов и замер. Официант по-прежнему возился со стульями. Потом стал поливать тротуар из графина, который трижды наполнял, а затем принялся подметать тротуар, резко размахивая метлою. Пыль взвилась столбом, обрывки бумаги порой поблескивали в электрическом свете. Наконец официант возвратился в бар. На церковной колокольне пробило половину двенадцатого. Жюльен подождал, пока заговорит колокольня монастыря, потом возвратился к ограде. Руки у него были чуть влажные. Он заметил, что впивается ногтями в ладони. Мальчик крепко сжал пальцами железные перила, и они показались ему такими же холодными, как лед, который он накладывал в ящик с мороженым. С минуту он не отнимал от перил заледеневшей руки, потом приложил ее ко лбу.

Когда Жюльен обернулся, то увидел, как на свету возник силуэт парочки: она медленно удалялась по направлению к площади. Он подумал, что ему следует дожидаться возле ограды, но все же, почти против воли, пошел на свет. Когда ему осталось только несколько шагов до последних деревьев, он увидел, как из двора отеля вышла молодая женщина и перебежала через улицу. Она быстро направилась прямо к нему. Жюльен двинулся ей навстречу, и они поравнялись друг с другом у последнего дерева – там, где начинался полумрак.

– Добрый вечер, – сказал он.

– Добрый вечер. Вот ты куда дошел!

– Да, здесь ведь никого нет.

Жюльен взял ее руку и крепко сжал.

– Пойдем, – сказала она.

Они достигли первой скамьи. Опустились на нее рядышком и так просидели с минуту, ничего не говоря.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Жюльен. А тебя?

– Элен.

Он обнял ее за плечи и привлек к себе. Сперва она только принимала его поцелуи, но потом он почувствовал, что она в свою очередь отвечает на его ласки. Немного погодя она спросила:

– Сколько тебе лет?

Мальчик решил, что ему следует прибавить себе год:

– Скоро семнадцать.

– Понимаешь ли ты, что, если нас застанут, это мне дорого обойдется.

– Почему?

– Черт побери, да ведь меня посадят в тюрьму за совращение малолетних. По счастью, полицейских это мало интересует. К тому же в такой поздний час они уже храпят вовсю.

Она положила голову на плечо Жюльену, а он сидел не шевелясь и вдыхал аромат ее волос.

– Впрочем, тебе легко можно дать и все восемнадцать, – сказала она после паузы.

– А тебе? Сколько тебе лет?

Она засмеялась.

– Ну, о своем возрасте я умолчу.

– Почему это?

– Уж очень я старенькая.

– Нет, ты молодая.

– Замолчи. К чему лгать?

– Я не лгу. Я нахожу, что ты очень молода.

– С твоей стороны это очень мило, но моложе я от этого не стану.

– На вид тебе не больше двадцати.

– Не говори комплиментов… А потом, будь мне даже двадцать, по сравнению с тобой я была бы старушкой.

Они еще долго обнимались и целовались; потом, когда ласки Жюльена стали настойчивее, она взяла его за руку и сказала:

– Нет, только не здесь.

– Тогда пошли, спустимся на берег канала.

– Ты, верно, спятил? Я не хочу снова заполучить ребенка. – Она улыбнулась и прибавила: – Ты, пожалуй, скажешь, что в канале достаточно воды, но все же есть лучшие и более надежные средства.

– Куда ж мы пойдем? – спросил Жюльен.

Она колебалась.

Мальчик повторил:

– Куда? Куда ты хочешь пойти?

– Ко мне, только будь осторожен и не шуми. А главное, помалкивай, пока мы станем подниматься по лестнице. Света зажигать не будем. Я пойду вперед и поведу тебя за руку. Что у тебя на ногах?

– Туфли на веревочной подошве.

– Очень хорошо.

Они встали со скамьи и пошли по направлению к площади. Вокруг никого не было; горели только уличные фонари, да несколько окон светилось.

– Я перейду через площадь, а когда буду во дворе, иди и ты.

И она побежала вперед. Достигнув подъезда, она остановилась возле столба и поманила его. Этот жест на мгновение напомнил Жюльену недавний жест старой проститутки, но он тут же сорвался с места и через секунду уже стоял рядом с Элен. Перед тем как подняться по лестнице, они слились в долгом поцелуе, и она прошептала ему на ухо:

– Только не шуми, слышишь!

Они медленно всходили на пятый этаж по очень узкой каменной лестнице. На каждой площадке сквозь крошечное оконце, выходившее во двор, струился слабый свет, даже не освещавший ступенек. Наверху они прошли совершенно темным коридором, и Жюльен услышал, как отворилась дверь. Элен втолкнула его в комнату, щелкнул ключ. Жюльен тотчас почувствовал знакомый аромат – такой же, какой исходил от ее волос. Потом он услышал шаги Элен: она подошла к окну со спущенными жалюзи и прикрыла его. Сделала еще несколько шагов по комнате и зажгла электричество.

Когда свет маленькой настольной лампы под красным абажуром упал на Жюльена, он на секунду зажмурился.

– Иди сюда, – позвала Элен.

Она сидела на краю постели. Он опустился рядом.

– Здесь можешь говорить, – сказала она. – Только не громко. В соседних комнатах – люди.

– Постояльцы? – спросил Жюльен.

– Нет, служащие отеля. Станут тебе жить постояльцы под самой крышей.

Он оглядел комнату. Это была мансарда с низким потолком. Всю ее меблировку составляли кровать, старый комод, стул и ночной столик. Элен встала.

– Куришь? – спросила она.

– Нет, спасибо, – отозвался Жюльен.

– Зря.

– Я занимаюсь боксом, а курение мешает правильно дышать.

Она рассмеялась:

– Терпеть не могу бокса! Когда-нибудь тебе изуродуют физиономию.

Она закурила сигарету, несколько раз затянулась, потом положила ее в пепельницу и начала раздеваться. Жюльен сидел не шевелясь.

– Ложись, – сказала она.

Страсть дважды бросала их в объятия друг друга, а затем они так и остались лежать рядом. Жюльен ни о чем не думал. Он чувствовал себя опустошенным. И вместе с тем горел, как в лихорадке.

– Тебе было хорошо?

– Да. А тебе?

– Конечно.

– Ты это просто так говоришь…

– А как бы ты хотел, чтоб я говорила?

Жюльен посмотрел на нее. Она улыбалась.

– Ты меня любишь? – спросил он.

Молодая женщина снова улыбнулась и слегка отстранилась.

– Послушай, не надо так говорить.

Он привлек ее к себе и упрямо сказал:

– Надо. Я тебя люблю. Клянусь.

– Ты что, спятил? Такие слова говорят в определенные минуты, но не после.

Жюльен быстро поцеловал ее.

– Ну, а если я предложу тебе выйти за меня замуж? – спросил он.

Элен рассмеялась.

– Перестань молоть вздор.

Он еще крепче обнял ее и сказал:

– Я говорю совершенно серьезно. Я твердо знаю, что люблю тебя. И уверен, что ты будешь со мною счастлива.

Она покачала головой.

– Во-первых, тише, – попросила она.

– Наплевать, я люблю тебя.

– Да, но мне-то не наплевать. Не хочу, чтобы у меня были неприятности на службе.

Жюльен понизил голос и сказал:

– Подумай… Я не прошу, чтобы ты мне сразу дала ответ.

– Я уже обо всем подумала. Ты славный мальчик, я охотно стану проводить с тобой время, но не забывай, что я на десять лет старше и должна воспитывать сына.

– Мы воспитаем его вместе.

– Ты, верно, начитался в газетах романов с продолжением, – рассмеялась она.

Жюльен рассердился.

– А вот и нет! Напротив, я не терплю этого чтива!

Она поцеловала его, чтобы заставить умолкнуть, а потом спросила:

– Скажи, у тебя уже было много любовниц?

Жюльен ответил не сразу. С минуту он глядел в красивые темные глаза Элен, в которых отражался свет лампы.

– Нет, если хочешь знать, ты – первая, – сказал он. – Клянусь тебе, ты первая. И другой мне не надо.

Она остановила его, приложив ему палец к губам.

– Замолчишь ли ты наконец! Ну да, все понятно, конечно, я и сама могла бы догадаться. Вот увидишь, через несколько дней ты обо мне и не вспомнишь.

Жюльен вздохнул.

– Вижу, ты принимаешь меня за мальчишку. И думаешь, что я даже не в состоянии помочь тебе воспитать ребенка.

Элен приподняла голову и знаком предложила ему помолчать.

– Слушай, – сказала она.

Жюльен напряг слух. С крыши доносилось равномерное и глухое потрескивание.

– Идет дождь, а ты в парусиновых туфлях, – забеспокоилась Элен.

Он сноса привлек се к себе, но она отстранилась и сказала:

– Нет-нет, надо быть благоразумными. Уже два часа ночи. Завтра нам обоим придется работать не присаживаясь.

– Обещай мне, что ты подумаешь, – попросил он.

Она встала, надела длинный зеленый халат и шепнула:

– А ну-ка, одевайся быстрее, я спущусь вместе с тобой.

Жюльен тоже поднялся и повторил:

– Обещай же.

Элен снова рассмеялась.

– Ладно, ладно, обещаю. Но пошевеливайся, вот вымокнешь под дождем, и все глупости сразу из головы выскочат. Сам увидишь.

Он начал одеваться. Элен закурила сигарету.

Она прилегла на постель, откинула голову к стене, поджала ноги и смотрела на него из-под полуприкрытых век.

– Ты хорошо сложен, – сказала она. – Что этому способствует: бокс или профессия кондитера?

Она улыбалась. Жюльен находил ее очень красивой. Его снова потянуло к Элен, и, одевшись, он опять опустился на постель и привлек ее к себе. Она стала вырываться.

– Нет-нет, ты просто спятил… Осторожно, я обожгу тебя сигаретой.

Жюльен разжал объятия.

– Когда мы опять увидимся? – спросил он.

– Не знаю.

– Может, завтра вечером?

– А тебе не кажется, что это слишком утомительно?

– Подумаешь!

– Я увижу тебя в понедельник утром, когда привезешь рогалики, и скажу, можно ли тебе прийти.

Жюльен на мгновение задумался, потом с внезапной надеждой спросил:

– У тебя день отдыха не во вторник?

– Нет, в четверг, – сказала она. – Но в этот день я всегда занята.

Он бросил на нее печальный, почти суровый взгляд:

– Понятно. И уж, конечно, не с таким мальчишкой, как я.

Элен рассмеялась и покачала головой.

– Смотри-ка, он, оказывается, ревнует!

– Дело в том, что…

Она прервала его:

– Замолчи. Да, я и в самом деле занята не с таким мальчишкой, как ты, он гораздо моложе.

Опершись на локоть, Элен наклонилась над ночным столиком. Немного отодвинув настольную лампу, она показала Жюльену на маленькую рамку, в которую была вставлена фотография мальчика, сидевшего на соломенном стуле.

– Какой он красивый, – сказал Жюльен. – Сколько ему?

– Здесь он снят, когда ему было шесть лет. А одиннадцатого октября ему исполнится восемь.

– Я думаю, что смогу со временем полюбить его, – пробормотал Жюльен.

Элен, казалось, его не слышала. Теперь, когда она смотрела на фотографию, у нее был совсем другой взгляд. В нем сквозила бесконечная нежность, какой Жюльен до тех пор не замечал. На миг ему показалось, что она забыла о его присутствии. Он ласково погладил ее по волосам. Элен вздрогнула, поставила карточку на место, быстро поднялась и сказала:

– Ну, пошли скорее. И главное, на лестнице – ни звука.

Перед тем как открыть дверь, она поцеловала его и, подняв палец к потолку, проговорила:

– А дождь зарядил не на шутку! Бедный мой дружок, в каком виде ты возвратишься к себе!