Текст книги "В чужом доме"

Автор книги: Бернар Клавель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Виктор снял сковороду с плиты и разложил куски мяса на блюде. Последний кусок положил на тарелку.

– Держи, – сказал он. – Ты не можешь пожаловаться, что тебя обделили. Пюре я оставил в кастрюле.

Мальчик взглянул на него, потом перевел взгляд на тарелку, стоявшую на покрытом цинком столе, вилку, нож, стакан, толстый ломоть хлеба. Виктор сдвинул шапочку на лоб и почесал затылок.

– Ну, ладно, – сказал он. – Похоже, хозяин не желает видеть твоей физиономии. А мы, сам знаешь, тут бессильны.

Жюльен пожал плечами.

– По правде сказать, – заметил Морис, – я предпочел бы, чтобы мы втроем ели здесь, было бы куда спокойнее… Ну, друг, приятного аппетита и не вешай носа.

Морис и Виктор взяли в руки по блюду и вышли из комнаты. Оставшись один, Жюльен с минуту смотрел на тарелку, где дымилось мясо, потом придвинул кастрюлю и положил себе изрядную порцию пюре. Подкатил к столу большой ящик на колесиках, приладил сверху противень, уселся на него и принялся есть.

22

После перерыва мастер закончил основную часть своей работы; Жюльен в это время мыл бак и развозил заказы. В три часа дня, когда хозяин еще отдыхал у себя в комнате, Андре отдал необходимые распоряжения Виктору; затем взял несколько больших листов белой бумаги, свернул их в трубку и, протянув Жюльену, сказал:

– Собирайся, пошли.

Во дворе они столкнулись с господином Петьо, но тот даже не посмотрел на них. Андре отворил дверь в столовую и крикнул:

– Клодина, передайте хозяйке, что я ушел с Жюльеном.

Они спустились по маленькой улочке Бьер. Мастер жил на улице Пастера.

Оба устроились рядом за кухонным столом, лицом к окну. Жена Андре, маленькая, очень живая блондинка, не переставая улыбалась. Она ненадолго вышла из комнаты и возвратилась с пачкой сухого печенья.

– Я вам приготовлю по чашке чая, – сказала она.

– Ты, видно, решила, что к тебе кумушки с визитом пожаловали, – пошутил мастер.

– Ничего, чаю все-таки выпейте.

Она поставила на плиту кастрюлю с водой, и та вскоре запела. Было жарко. В комнате царил покой. Женщина устроилась возле окна. Она шила.

Прежде всего мастер вытащил из коробки для обуви несколько почтовых открыток.

– Кроме этих открыток, – сказал он, – у меня есть книга с рисунками, есть там и китайские вещицы.

– А словарь? – спросил Жюльен.

– Постой-ка, ведь ты прав, надо будет и в нем посмотреть. Мне это не пришло в голову.

В энциклопедическом словаре, который принес мастер, они нашли изображение пагоды.

– Это поможет нам соорудить витрину.

– А из чего вы собираетесь ее делать? – поинтересовался мальчик.

– Из шоколада. На первый взгляд здорово трудно, но, сам увидишь, в конечном счете это так же просто, как и все в жизни. Немного умения да побольше усердия. Ты доволен, что будешь мне помогать?

– Еще как, шеф.

– Ну, тогда попробуй нарисовать что-нибудь. Помнишь нашу маленькую витрину, ту, что слева?.. Так вот, надо использовать всю ее ширину.

Жюльен принялся рисовать. Он лишь несколько раз побывал на уроках в вечерней студии, когда последний год учился в школе. Но у него были способности к рисованию. Карандаш его так и летал по бумаге, оставляя на ней уверенные и четкие штрихи. Мальчик сделал четыре или пять беглых набросков.

– Подробности придумаем позднее, – сказал мастер. – Ты прав, для начала нужно представить себе все в целом.

Они принялись обсуждать наброски.

– Вот эту часть возьмем отсюда, а ту – оттуда, лестницу поместим посредине, – пояснил Андре, – и, думаю, у нас получится толково.

Жюльен сделал еще один набросок, но уже более тщательно.

– Черт побери! – воскликнул мастер. – Хорошо, что ты так славно рисуешь! В нашем деле это очень пригодится… Я хотел бы устроить тут небольшой водоем. И напустить туда золотых рыбок.

– Можно сделать бассейн в саду перед пагодой. Только разве шоколад удержит воду?

– Нет, бассейн придется сделать из цинка, а края его мы замаскируем утесами из сахара.

– Как это, господин Андре?

– Увидишь. Из жженого сахара вырубим утесы, а мох сделаем из толченого миндаля.

Мальчик на мгновение задумался.

– Хорошо бы еще сделать деревья, – пробормотал он.

– Это не легко. Тогда без проволоки не обойтись.

– Ну и что из того?

Мастер нахмурил брови.

– Нет-нет, – заявил он. – Не желаю плутовать. Если уж делать из шоколада, то из одного шоколада, иначе вся затея ничего не стоит.

– И вы думаете, что сможете изготовить все только из шоколада?

– Ты рисуй, рисуй, не беспокойся. Когда я говорю «шоколад», то подразумеваю также сахар, толченый миндаль и все такое.

Жюльен нарисовал сад перед тремя пагодами, соединявшимися друг с другом небольшими ажурными переходами. В конце концов они решили устроить по маленькому бассейну с каждой стороны главной лестницы, выходившей в середину сада.

– Ну и работка нам предстоит! – ахнул Жюльен.

– Не волнуйся. Она пойдет быстрее, чем ты думаешь.

Мальчик добавил еще несколько деталей, потом сказал:

– Хорошо бы еще соорудить горбатый мостик над обоими бассейнами.

– Это ты здорово придумал! – одобрил мастер. – Такой мостик – совсем в китайском духе. Давай рисуй, рисуй, я же тебе сказал – потом все сделаем.

Чем дольше они работали, тем больше он загорался. Его жена поднялась, чтобы подать чай, и бросила взгляд на рисунки.

– Красиво у вас получается, – заметила она. – Гораздо интереснее, чем корабль, который ты соорудил в прошлом году.

– Еще бы, – откликнулся Андре. – А потом, что ни говори, это ведь ниоткуда не срисовано. Сами придумали.

– Жаль только, что не будет освещения, – сказала его жена. – На корабле оно было. До чего он красиво выглядел по вечерам, когда все иллюминаторы светились.

Мастер на минуту задумался.

– И тут можно устроить освещение, – сказал он. – Я ведь собираюсь делать стены ажурными. Мы приклеим их к прозрачной разноцветной бумаге, а сзади приладим крохотные лампочки.

– А шоколад от этого не потечет?

– Не тревожься, я проделаю незаметные дырочки, чтобы просачивался воздух.

Жюльен нарисовал мостики. Он спросил:

– И вы думаете, они будут держаться без каркаса?

– Будут, – ответил Андре. – Должны держаться.

Жена его рассмеялась.

– О, вы еще не знаете, какой человек ваш мастер, – проговорила она. – Если уж он что задумает, то обязательно доведет дело до конца. Ни перед чем не остановится.

– Делать так делать, – сказал мастер. – И коли делать, так уж без обмана.

Задумавшись, он смотрел на рисунки. Проводил толстым пальцем по штрихам, и при каждом движении мускулы на его предплечье перекатывались под поросшей волосами кожей.

– А как же бассейны? – спросил Жюльен. – Ничего, что они будут из цинка?

Мастер выпятил губы и поскреб подбородок.

– Конечно, хорошо бы обойтись без этого, – начал он. – Но тут нет обмана. Всякий может видеть, что бассейны металлические. А потом любому известно, что шоколад не удержит воды. Нет, больше всего меня огорчает, что в саду у нас не будет деревьев.

Андре еще немного подумал; от напряжения на лбу у него появились морщины, потом он внезапно выпрямился и улыбнулся.

– Все в порядке, – сказал он. – Придумал. Можно будет соорудить пальмы. Мы их сделаем из марципана. Нарисуй-ка мне несколько пальм вон там, чтобы я представил себе, как это будет выглядеть.

Жюльен вновь принялся рисовать.

– Деревья не должны быть слишком большими, – заметила жена мастера, – не то они будут скрывать пагоду.

– Не мешай ему. У него есть чувство пропорции.

– Возьмите печенье и выпейте чай, пока он не остыл, – проговорила она.

Жюльен покончил с пальмами, и все принялись пить чай с печеньем. После чая мастер поднялся и взял сигарету в ящике буфета. Жюльен еще никогда не видел его курящим. Андре держал сигарету кончиками пальцев и выпускал клубы дыма, почти не затягиваясь. Перед тем как снова присесть к столу, он зажег свет. Надвигались сумерки, улица казалась узкой и темной. Время от времени по тротуару проходили люди. Их шаги гулко отдавались между стенами домов.

Несколько раз Жюльен вспоминал о девушке, похожей на Марлен Дитрих. Она, должно быть, жила где-то неподалеку.

Они немного помолчали. Мастер по-прежнему внимательно изучал рисунок. Его жена подсела ближе и теперь шила при свете лампы. Она то и дело поднимала голову, улыбаясь мужу и Жюльену. У нее была узкая маленькая рука, длинные ногти иногда царапали материю. Когда она откусывала нитку, на ее щеках появлялись ямочки.

– Теперь, – сказал мастер, – нужно сделать план в натуральную величину, это лучший способ.

Он достал из кармана записную книжку, полистал ее, потом поднялся, чтобы взять метр.

– Так вот, ширина витрины приблизительно метр шестьдесят сантиметров, – продолжал он, – а глубина ее – неполных восемьдесят сантиметров.

Андре опять задумался. Он продолжал стоять, лампа под низким абажуром оставляла в тени верхнюю часть его туловища и голову. Видно было только, как блестят у него глаза.

– Мне кажется, сделаем так: возьмем сто сорок сантиметров на шестьдесят.

Они склеили несколько листов бумаги, а потом обрезали их точно по размеру; пользуясь вместо линейки длинным куском электрического провода, мастер принялся вычерчивать план. Работая, он напевал. Жюльен также встал с места и ходил вокруг стола, поддерживая бумагу, на которую мастер наносил контуры будущей витрины.

Когда план был закончен, Андре бросил взгляд на часы, стоявшие на камине.

– Уже пять, – заметил он. – Когда занят интересным делом, время летит быстро. Ты согласен со мной, дружок?

– Конечно, шеф.

С минуту они молча глядели друг на друга. Мастер улыбался. Лицо у него было доброе, взгляд открытый.

Жюльен потупился. Он подбирал слова, ему хотелось поблагодарить мастера, но тот заговорил первый:

– Теперь тебе пора возвращаться. Сверни рисунки в трубку и передай их хозяйке. Если увидишь, что господин Петьо в столовой, не входи туда. Оставь все в цеху, она их потом поглядит.

Мальчик собрал чертежи. Ему казалось, что мастер хочет еще что-то сказать. Когда рисунки были свернуты в рулон, Жюльен опять поднял голову. Андре по-прежнему глядел на него. Так прошло несколько секунд, наконец мастер протянул ему руку.

– Спокойной ночи, Жюльен, – сказал он, – главное, не валяй дурака.

– Спокойной ночи, шеф, большое вам спасибо.

Мальчик попрощался с женой мастера, которая улыбнулась ему, и последовал за Андре; тот отворил дверь и отступил в сторону, давая ему дорогу.

На улице ученик оглянулся. Мастер вышел вслед за ним, чтобы закрыть ставни, помахал ему рукой и сказал:

– Ступай быстрее.

Жюльен почти бегом направился к улице Дюсийе. Там он остановился. На душе у него было легко, ему казалось, будто он уносит с собой что-то теплое и дорогое. Перед глазами все еще стояла чистенькая кухонька. Вспомнив высокую и сильную фигуру мастера, его черные улыбающиеся глаза, мальчик подумал о дяде Пьере.

Однако, когда он достиг Безансонской улицы, настроение у него упало. Теперь на душе у Жюльена было уже не так радостно. Проходя мимо окон кафе «Коммерс», он попробовал разглядеть, нет ли там господина Петьо, но мужчины, стоявшие возле стойки бара, загораживали глубину зала.

Войдя в кондитерскую, Жюльен тихонько отворил дверь в коридор, прислушался, а потом двинулся вперед, стараясь бесшумно ступать. В столовой никого не было. С сильно бьющимся сердцем он вошел туда, положил на стол свернутые рисунки и быстро проскользнул в цех. Морис вычерпывал воду из мойки. Увидя товарища, он насмешливо спросил:

– Ну как, Леонардо да Винчи, ты уже родил свой шедевр?

Жюльен замер на месте. А Морис продолжал с раздражением в голосе:

– Вот что: я тут, не разгибаясь, стоял у мойки, но печь еще не топится. Если не боишься повредить руки, можешь ею заняться.

Жюльен ничего не ответил. Только вздохнул, снял куртку, положил ее на мраморный стол и принялся выгребать золу.

На следующий день Жюльен снова обедал в одиночестве, в цеху. Морис, пришедший за вторым блюдом, проворчал:

– Тебе-то хорошо, не приходится вылезать из-за стола во время еды, а я должен подыматься сюда дважды. Ты валяешь дурака, а я отдувайся.

– Что ж мне теперь делать, по-твоему? – спросил Жюльен. – Ведь я не по своей воле тут сижу!

Морис вышел, хлопнув дверью.

23

После полудня столяр принес большую доску, которую мастер заказал еще с утра. Хозяин, казалось, не обращал внимания на сооружение пагоды. Всю первую половину дня он не разжимал рта. Пока он находился в цеху, рабочие также молчали. Когда господин Петьо выходил, Виктор принимался шутить, но, несмотря на это, всем было как-то не по себе, и смеялись они через силу. Морис держал себя неприветливо. Мастер один трудился над пагодой. Для начала следовало залить доску шоколадом. Дело это было нехитрое, и Андре с ним быстро справился. Он только подозвал Жюльена, когда понадобилось нанести на еще теплый шоколад контуры сооружения.

Затем мастер принялся готовить засахаренные каштаны и шоколад с начинкой – для рождественских праздников. Теперь работы становилось все больше и больше, и с каждым днем задерживались в цеху все дольше и дольше. Часто к шести часам вечера бак еще не был вымыт, а печь разжигали до того, как поднималось тесто для рогаликов и бриошей.

Почти целую неделю хозяин дулся, но однажды утром, едва войдя в цех, где кипела работа, он принялся шутить. Обстановка немного разрядилась, зато уже начала накапливаться усталость, и все по большей части работали молча. У мастера бывали вспышки гнева, но они походили на весенние грозы и длились недолго. Он кричал, иногда наделял учеников пинком в зад, правда, это были легкие пинки, они не причиняли боли.

К концу первой недели декабря уже стали вырисовываться очертания пагоды. Господин Петьо время от времени поглядывал на нее, высказывал какое-либо пожелание, давал совет или о чем-нибудь спрашивал. Андре отвечал, не прекращая работы. Жюльен рисовал на бумаге ажурные детали пагоды, а мастер тщательно покрывал шоколадом карандашные линии, выжимая из воронки тонкие струйки теплого шоколада. Когда шоколад затвердевал, он осторожно отдирал бумагу и соединял друг с другом тончайшее шоколадное кружево. Его толстые пальцы с удивительной ловкостью выполняли эту ювелирную работу. Он проводил за нею долгие часы и никогда не выходил из себя, никогда не бранился.

Морис также перестал дуться. Жюльен старался побыстрее закончить рисунки для мастера, а затем выполнял положенную работу, с тем, чтобы никому не приходилось ему помогать.

Установилась сухая морозная погода. По утрам, когда Жюльен развозил рогалики, северный ветер обжигал ему лицо и пальцы. Мальчик упрямо крутил педали, но старался подольше задержаться в вокзальном буфете, где официантка неизменно наливала ему стакан горячего кофе с молоком. Он макал в него два или три рогалика, которые ему удавалось незаметно сунуть в корзину чуть ли не на глазах у хозяина, под самым его носом. Официантка, славная женщина лет тридцати, со смехом говорила:

– Ты совершенно прав, малый, хозяева твои достаточно наживаются! Стоит только посмотреть, какие туалеты шьет себе госпожа Петьо, один ее рукав стоит дороже всего моего платья. Я уж не говорю о мехах.

Иногда она лакомилась рогаликами вместе с Жюльеном.

Вечерами было слишком холодно, и долго стоять на пороге коридора становилось невозможно; к тому же нередко приходилось работать до самого ужина. Жюльен уже давно заметил, что девушка, удивительно похожая на Марлен Дитрих, регулярно проходит мимо кондитерской между половиной седьмого и без четверти семь. Она шла быстро и держалась очень прямо, голову откидывала назад, и ее длинные каштановые кудри развевались на ветру. Пальто у нее было чуть распахнуто, и казалось, что она вся стремится вперед. Девушка никогда не поворачивала головы в сторону кондитерской. И вот, когда наступало время ее появления, Жюльен почти всегда находил какой-нибудь предлог и спешил в конец коридора. Приоткрыв дверь, он смотрел налево. Заметив девушку, он больше не выпускал ее из виду, но, по мере того как она приближалась, постепенно отступал назад; затем, когда девушка проходила мимо лавки, он снова высовывался из двери и провожал ее взглядом, пока она не исчезала на улице Бьер.

Однажды вечером ему пришлось поехать с заказом в нижнюю часть города. Было около шести часов, он поспешил закончить дело и некоторое время ждал в конце улицы Пастера. Потом направился к улице Бьер. Еще издали Жюльен увидел, как девушка миновала первый фонарь, и тогда, привстав на педалях, он начал взбираться по крутому откосу, по которому ездить на велосипедах и машинах не разрешалось. Вцепившись в руль, навалившись на него всей своей тяжестью, вкладывая в каждое движение всю силу, он одолел откос и ехал теперь навстречу девушке, не сводя с нее глаз. Она медленно шла по улице, как всегда, держась прямо и глядя перед собой. На мальчика она даже не посмотрела.

Достигнув верхней части улицы, он опустил ногу на землю и оглянулся.

Теперь девушка казалась крошечным светлым пятном, которое плясало где-то внизу, в полумраке, и вскоре исчезло за углом дома.

Жюльен несколько минут не двигался с места, сердце его бешено колотилось, он тяжело дышал, а его промокшая от пота холщовая куртка прилипала к спине. Мимо проходили люди, но он их не видел. Дважды он прошептал:

– Я никогда не решусь… Никогда не решусь.

Он все больше и больше думал об этой девушке и вырезал из журналов фотографии Марлен Дитрих.

Как-то вечером, когда Виктор и Морис оказались рядом с ним на пороге, Жюльен показал им ее. Виктор улыбнулся и покачал головой.

– Ну, эта девушка не про тебя, – заметил он. – Никаких шансов. Во-первых, ей не меньше шестнадцати. Так что ты для нее слишком молод. А потом, видишь ли, она «воображала» и на нашего брата даже глядеть не станет. Таким девицам подавай студентов или папенькиных сынков, а такие, как мы, ей ни к чему.

Виктор ушел. Жюльен и Морис вернулись в цех и уселись спиной к дверцам печи в ожидании обеда. Они долго молчали, потом Морис сказал:

– Напрасно ты втюрился в эту девчонку. Никогда ты от нее ничего не добьешься, Виктор прав.

Жюльен вздохнул. Морис быстро посмотрел на него и прибавил:

– Во всяком случае, если хочешь попробовать, то бери быка за рога. Нечего тянуть.

– Не могу, – признался Жюльен. – Она… – он старался подобрать слово, – она меня волнует.

– Она кого хочешь взволнует. Виктор говорит, что ей не меньше шестнадцати. Должно быть, так, но по уму ей, конечно, больше. Слишком уж у нее серьезный вид. Верно, она никогда не смеется. И потом всегда ходит одна, как хочешь, но это странно.

– Вот именно, – поддакнул Жюльен.

Больше он ничего не прибавил. Морис немного подождал, поболтал ногами, отбивая каблуками дробь по дверце сушильного шкафа, который гудел, как барабан, и спросил:

– А тебе не кажется, что она больна?

– С чего ты взял?

– На твоем месте я бы хорошенько подумал. Уж очень она худа.

– Послушать тебя, так у нее чахотка!

Морис помахал рукой в воздухе и пожал плечами.

– Утверждать не берусь, но в таких случаях надо остерегаться…

– Чего остерегаться?

– Ну, это передается. Разве ты не знаешь, там ведь микробы.

– Знаю, но я на это плевать хотел.

Морис повертел пальцем у виска.

– Да ты часом не рехнулся? – спросил он.

Жюльен ни разу не думал о том, что девушка, быть может, больна. И теперь он почти радовался этому.

– Если б это было так, – заявил он, – мои шансы возросли бы. Может, из-за болезни никто с ней не хочет водиться. Господи, хоть бы это была правда!

В голосе его прозвучала надежда, она светилась и в глазах. Морис смотрел на него с нескрываемым удивлением.

– Черт побери! – вырвалось у него. – Никогда не встречал таких ребят. Врезался в девчонку, думает, что она, может, чахоточная, и радуется! Ну, знаешь, это уж слишком.

– Тебе не понять, – пробормотал Жюльен. – Тебе не понять…

– Ты еще скажешь, что это я спятил!

Жюльен не слушал. Теперь перед его глазами все было точно в тумане. И далеко, очень далеко он различал ее. Она шла, как всегда, прямая и молчаливая, но на губах у нее играла бледная улыбка.

Морис что-то еще долго говорил, но до Жюльена доносилось только какое-то бормотание, какие-то неразборчивые слова. Когда приятель остановился, Жюльен сказал вполголоса:

– Если б для начала я мог достать хоть ее фото…

– Фото? А ты попроси у нее, – расхохотался Морис.

– Тебе не понять, – опять повторил Жюльен.

– Слушай, если уж тебе и впрямь так хочется иметь ее карточку, можешь ее сфотографировать, когда она проходит мимо. Немного отступи в глубь коридора, она тебя и не увидит.

– А ведь ты прав, – сказал Жюльен, расплываясь в улыбке. – Ты прав.

Но тут же улыбка его уступила место гримасе разочарования, и он прибавил:

– Да, но для этого нужен аппарат.

– У моего папаши есть аппарат, но он ни в жизнь не позволит вынести его из дому.

– Теперь сам видишь, что ничего не выйдет.

– А ты купи себе аппарат.

– Купить? А где взять монеты?

– Ты ж получаешь чаевые, и жалованье тебе идет.

– Скажешь! Все мое жалованье – двадцать пять франков в месяц, на стирку я трачу восемнадцать, а то и все двадцать, много ли остается? Чаевых я не трачу, коплю, и за то время, что я здесь работаю, у меня набралось сто семьдесят франков.

– Дело в том, – заметил Морис, – что ее можно сфотографировать на ходу только при дневном освещении. Поэтому тебе придется дожидаться весны. На праздники, сам увидишь, заказов будет куча, и чаевых прибавится. Если не будешь растяпой, сможешь купить к пасхе фотоаппарат.

Жюльен задумался.

– Как ты думаешь, сколько у меня к тому времени наберется денег?

Морис что-то подсчитывал в уме.

– Думаю, франков четыреста или пятьсот скопишь, – сказал он. – А коли повезет, то и больше.

– Сколько стоит хороший аппарат?

– Не знаю, надо пойти посмотреть.

В нескольких шагах от кондитерской помещалась фотография. Морис убедился, что в книге заказов не появилось новых записей, и предложил:

– Давай сбегаем, только одним духом.

Чтобы не проходить мимо магазина, откуда хозяйка или ее сестра могли их заметить, мальчики двинулись в обход, по улице Дюсийе. Запыхавшись, они вошли к фотографу, чуть сгорбленному старику с желтым морщинистым лицом и в огромных круглых очках. Он изобразил подобие улыбки и спросил:

– Что вам угодно, юные кондитеры?

– Нам хотелось бы узнать, сколько стоит фотографический аппарат, – ответил Морис.

– И вам так приспичило, что вы всю дорогу бежали?

Морис усмехнулся.

– Нет, – сказал он, – бежали мы не потому…

– А какой вам нужен аппарат?

– Хороший.

Старик повернулся и указал пальцем на черный квадратный ящик, стоявший в небольшой витрине.

– Вот такой? – спросил он.

Морис взглянул на Жюльена. Тот утвердительно кивнул.

– Он стоит тысячу сто двадцать франков, – заявил старик.

Мальчики переглянулись и замотали головами.

– Слишком дорого? – спросил фотограф.

– Малость дороговато, – откликнулся Морис.

– Сколько же вы положили на это?

– Да франков четыреста, – с трудом выдавил Жюльен, у которого пересохло в горле.

Старик дернул носом, отчего очки у него полезли на лоб, и направился в глубь лавки, проворчав:

– Ну, это совсем другое дело.

Он достал из ящика маленький металлический аппарат.

– Вот что вам нужно, – сказал он.

Жюльен взял в руки аппарат и подивился, какой тот легкий.

– Только не урони, – пробормотал старик.

– А он хорошо работает? – поинтересовался Морис.

– Понятно, работает!

Морис поколебался, потом спросил:

– А сколько же он все-таки стоит?

Фотограф посмотрел на ярлык:

– Четыреста девяносто франков.

Морис повернулся к Жюльену и спросил:

– Что скажешь?

– Пожалуй, подойдет, – ответил тот.

Он с минуту помолчал, потом спросил у торговца:

– А можно, скажем, сфотографировать таким аппаратом человека на улице, если при этом достаточно светло?

– Разумеется, – ответил старик и со смехом прибавил: – Можешь даже, если тебе угодно, снять и несколько человек. Ты не смотри, что аппарат небольшой…

– А если человек идет? – спросил Морис.

Старик снова дернул носом, и очки его опять полезли наверх.

– Ну, при том условии, если он не слишком быстро бежит, ведь тут минимальная выдержка всего в одну двадцать пятую.

Мальчики опять переглянулись, не говоря ни слова; старик молча ждал.

– Так как же, берете или нет? – спросил он, потеряв терпение.

– Надо подумать, – сказал Морис. – Мы еще вернемся, ведь это рядом.

Старик что-то пробурчал и, когда мальчики, выходя, попрощались с ним, ничего не ответил.

– Он не очень-то доволен, – заметил Жюльен.

– Ну и плевать. А что ты думаешь об этом аппарате?

– На вид он ничего.

С минуту они шли молча. Жюльен уже мысленно видел удачную фотографию девушки. Немного погодя он прошептал:

– Надо обязательно собрать деньги. Четыреста девяносто франков – не ахти какая сумма. Я должен ее обязательно собрать.

– Сумма-то не ахти какая, – согласился Морис, – но не слишком ли дорого встанет тебе карточка девчонки, которая интересуется тобой не больше, чем прошлогодним снегом?