Текст книги "В чужом доме"

Автор книги: Бернар Клавель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

3

Комната была довольно большая, почти квадратная, с низким потолком, с чистыми стенами, окрашенными клеевой краской, которая местами пузырилась. Жюльен увидел стенной шкаф с тремя выкрашенными в белый цвет дверцами и три железные кровати. Постели были не убраны. На подушках виднелись сероватые отпечатки голов. Через небольшое окно в комнату проникало солнце, и очень светлый пол отражал его лучи.

Жюльен подошел к окну. Оно выходило на покатую цинковую крышу здания, разделявшего два внутренних двора. Высунувшись, он увидел за домами, сбегавшими вниз по склону, рыжеватые верхушки больших деревьев на бульваре Сен-Морис.

Где-то заворчал мотор автомобиля, и половицы слегка дрогнули. Жюльен направился к двери, около которой стоял его сундук, поискал в кошельке ключ, отпер замок и достал синие брюки в мелкую клеточку, белую куртку и белую шапочку.

Быстро застучали по лестнице деревянные подошвы башмаков, дверь отворилась, и вошел высокий темноволосый мальчик. Он был одет в синие штаны и куртку – обычный костюм кондитера. Круглолицый и черноглазый, в шапочке, лихо заломленной на левое ухо, он подошел к Жюльену и улыбаясь протянул ему руку.

– Меня зовут Морис Лоран.

– А меня – Жюльен Дюбуа.

– Я знаю, ты из Лона. Хозяин нам говорил. А я из Безансона. У моих родителей там кондитерская.

Рукава у Мориса были засучены выше локтя, покрасневшие кисти рук совершенно заледенели.

– У тебя очень холодные руки, – сказал Жюльен.

– Я только что мыл тротуар и мокрой тряпкой вытирал вход в магазин. Вода, знаешь, не теплая… Но мне недолго осталось заниматься этой грязной работой.

Он засмеялся.

– Почему ты смеешься? – спросил Жюльен.

– Да ведь с завтрашнего дня ты будешь там вкалывать. Ну ничего, освоишься, и дело пойдет быстро.

Жюльен тоже рассмеялся. Он натянул брюки и стал надевать куртку. Морис остановил его:

– Ты что, шутишь? Никогда не надевай белой куртки для работы здесь. Наденешь, когда будешь ездить в город с поручениями. Напяливай быстро синюю куртку, а остальное пока оставь здесь. В обед Дени заберет свои вещи, тогда ты займешь его шкаф и очистишь свой гроб.

– Что?

Морис со смехом показал на длинный и узкий сундук коричневого цвета.

– Вот этот самый. Когда его доставили вчера вечером, помощник мастера сказал: «Хозяин, нового ученика еще нет, но его гроб уже прибыл». Все очень потешались. В общем верно, очень уж похож на гроб этот твой ящик… Увидишь, помощник у нас весельчак. Его зовут Виктор Брессо. Он славный малый. Из Траво, это совсем близко отсюда. Но он два года работал в Париже, и – вот увидишь – с ним никогда не соскучишься. Мастер наш – тоже неплохой парень. Иногда, правда, покрикивает. Но это в порядке вещей. Ну а в работе он силен! Мой отец его знает. Именно из-за него он меня сюда и сунул… Не надевай здесь башмаки! Обуешься за дверью. Не надо тут зря пачкать.

– Они не грязные, они же совсем новые.

– Все равно, нужно сразу привыкать. Мы убираем сами. Каждый по неделе. Поэтому пачкать нужно поменьше.

Они надели башмаки на циновке за дверью, и Морис сбежал вниз по лестнице, прыгая через четыре ступени. Внизу он обернулся. Жюльен спускался медленнее, держась за железные перила.

– Что с тобой? – спросил Морис.

– Ничего.

– Можно подумать, что у тебя болят ноги.

– Не привык еще ходить в деревянных башмаках.

Морис улыбнулся, потом скорчил сочувственную мину, покачал головой и просто сказал:

– Ну ничего, старик, привыкнешь!

В дверях столовой появился хозяин.

– А! Уже одет как заправский кондитер!

Госпожа Петьо тоже вышла. Она прижала руки к груди и восторженно воскликнула:

– До чего ж он красив! Они оба почти одного роста. Морис, конечно, покрепче, но он на год старше. Впервые у нас сразу два таких красивых ученика. Один – брюнет с черными глазами, другой – блондин с голубыми.

– Хотелось бы только, чтобы Жюльен не стал таким болтуном, как Морис, – заметил хозяин. – Покажи ему дом и смотри не заговори его до одури.

Хозяева вернулись в столовую. Морис пожал плечами и проворчал.

– Ну и дура эта баба. Сюсюкает с тобой так, будто тебе четыре года.

– А по-моему, она ничего.

Морис махнул рукой, как бы говоря: «Ладно, поживешь – увидишь», и повел Жюльена в глубь двора. Там, под застекленным навесом, стояло какое-то громоздкое сооружение, покрытое лаком.

– Тут мы делаем мороженое и эскимо. А здесь вот – ледник.

Втолкнув Жюльена в маленькую кабину, Морис протиснулся следом за ним и притворил дверь. Потолок и стены кабины были выложены белыми плитами, половину помещения занимали решетчатые полки, загроможденные мисками и консервными банками. Морис взял миску с желтым кремом и протянул ее Жюльену.

– Попробуй-ка – это заварной крем.

Жюльен не решался.

– Не бойся, – сказал Морис, окуная в миску палец.

Жюльен последовал его примеру. Крем был холодный, но вкусный. Они пробовали еще крем, отдающий запахом кофе, и другой, в который был добавлен кирш[1]1
  Киршвассер – водка, настоянная на вишневых косточках. – Здесь и далее примечания переводчиков.


[Закрыть].

– Смотри, если дверь закрыть совсем, то погаснет свет. Изнутри ее открыть невозможно, – объяснял Морис. – Дери глотку сколько влезет, никто тебя не услышит. Поэтому, если увидишь эту дверь приоткрытой, не вздумай ее закрывать, не проверив, нет ли кого внутри. Однажды Дени запер там хозяина. Ему пришлось проторчать в кабине минут сорок пять. Все думали, что он в кафе. Он мог так и окочуриться. Когда он вышел, то чуть не убил Дени. Мастер его еле удержал, а Дени тем временем смылся.

Он замолчал и посмотрел на Жюльена.

– Чувствуешь холод?

– Да, немного.

– А через некоторое время будет просто невыносимо.

Он открыл дверь, выглянул во двор, и прежде чем выйти, обернулся и сказал шепотом:

– Ты только не проболтайся, но я думаю, что Дени нарочно запер хозяина. Как раз за день до того Дени получил от него очередную взбучку.

Затем оба мальчика спустились в погреб. Морис сунул руку в одну из бочек и протянул Жюльену горсть зеленых маслин.

– Бери, ешь.

– После сладкого?

– Чепуха, не все ли равно. Ты к этому привыкнешь.

Они миновали квашню, разделочный стол, обсыпанный мукой, и большие цементные чаны, наполненные водой молочно-белого цвета.

– Здесь хранятся яйца, – бросил на ходу Морис. – А сейчас поглядим самое забавное.

Он подтащил Жюльена к отдушине.

– Посмотри! Жюльен поднял голову.

В оконце, затянутом паутиной с застрявшими конфетными бумажками, виднелся бледный четырехугольник неба.

– Это улица?

– Улица. И как раз возле витрины, где выставлены сладости. Сейчас там никого нет. А вот когда у витрины останавливаются женщины, отсюда есть чем полюбоваться. На рождество и пасху наш мастер устраивает целую выставку из шоколада. Бабы толпятся здесь целыми днями и глазеют. Тут уж, как вырвешь свободную минуту, мчишься сюда, пристроишься к окошку и подыхаешь со смеху!

– А хозяин ничего не говорит?

– Ха, он и сам не дурак подглядывать! Конечно, если вздумаешь прийти развлечься, не попадись ему на глаза, а то заработаешь пинок в зад. А он займет твое место и сам будет пялиться…

– Эй, вы! Что там, заснули внизу?

Мальчиков звал господин Петьо, свесившийся через железные перила лестницы.

– Нет, хозяин, – закричал Морис. – Я ему тут показываю погреб.

– Покажешь позже, а сейчас живо поднимайтесь, пора отправляться за мясом.

– Каждую пятницу по утрам нужно ездить за мясом для пирожков. Увидишь, мы здорово сейчас прокатимся. Поедешь на своем велосипеде, а я возьму хозяйский, чтобы показать, как им пользоваться.

– А зачем? Обычный велосипед, что в нем такого?

– Поймешь сам.

Они поднялись в спальню, чтобы надеть белые куртки. Морис сменил также брюки и шапочку.

– Ты переодеваешься? – спросил Жюльен.

– Обязательно. Всякий раз, как ты выходишь, должен переодеваться.

– А часто приходится выходить?

– Когда как. В некоторые дни раз двадцать.

– И нужно двадцать раз переодеваться?

– А как же! Ничего страшного. Когда наловчишься, раз-два – и готово. А штаны так: неделю служат для работы в городе, неделю для работы здесь. Чтобы реже отдавать в стирку. Пусть прачка отрабатывает свои деньги.

– Прачка?

– Да, старуха, которой мы отдаем белье. Я тебя к ней свожу. Она баба неплохая. Знает, ученики – народ не денежный, вот и делает нам скидку.

Они сбросили башмаки и надели парусиновые туфли на веревочной подошве.

– А грязная тут работа? Сильно пачкаетесь?

– Да, сильно. Особенно тот, кто чистит моечный бак.

– А кто это делает?

– Теперь придется это делать тебе. Но когда будет много поездок в город, тебя заменят.

Они вышли, и на лестнице Морис добавил:

– Во время работы мы надеваем фартуки. Ученики – синие, а мастер и помощник – белые. Хозяин, тот работает в куртке. Ему и переодеваться не надо, чтобы выйти в город.

Морис снял велосипед, подвешенный за переднее колесо под навесом возле ледника. Затем он шепнул Жюльену на ухо:

– По правде говоря, он так мало работает, что и запачкаться-то трудно.

У хозяйского велосипеда был высокий руль, толстые шины и большой багажник над передним колесом. На багажнике красовалась та же надпись, что и на двери магазина.

– Это настоящий акробатический снаряд, – пояснил Морис, устанавливая корзину на багажник. – Сейчас увидишь, что умеючи можно сделать с обыкновенным тормозом.

Он вскочил на велосипед и быстро помчался по улице. Она ожила. На ней появились автомобили, велосипедисты и прохожие. Морис скоро добрался до того места, где Безансонская улица, зажатая старыми домами, начинает круто спускаться к центру города. Тротуары были узкие, и прохожие шли по мостовой. Морис катил прямо на них и, не доезжая примерно метр, резко тормозил. Колесо переставало крутиться, и шины громко шуршали. Прохожие отскакивали в сторону, а Морис снова мчался дальше. Жюльен старался его догнать. Руки его судорожно сжимали руль, на лбу выступила испарина. Около площади Ансьен-Пост Морис замедлил ход. Держась одной рукой за руль, а другую сунув в карман, он сполз на раму и весь изогнулся, оборачиваясь назад. Казалось, он висит в воздухе рядом с велосипедом.

– Ну как, что скажешь? – спросил он.

Жюльен покачал головой. Они промчались вниз, проехали половину Большой улицы и лихо затормозили у мясной лавки.

– Запомни, то же самое тебе придется проделывать по двадцать раз на дню, – пояснил Морис. – Особенно в воскресенье утром, когда едешь с корзиной на голове, а народу в десять раз больше.

– С корзиной на голове?

– Конечно. Да еще с полной. Бывает, что везешь заказ на сорок персон. Вот где настоящий цирк!

Они вошли. Морис представил новичка хозяйке, объявив, что сам он теперь «получил повышение». Выйдя из лавки, он уложил мясо в корзину.

– Давай поменяемся, – сказал он.

Усевшись на велосипед Жюльена, Морис ожидал, подбоченившись и поставив ногу на тротуар. Ехать нужно было в гору по Большой улице, и Жюльен тронулся в путь, стоя на педалях. Но склон был слишком крут, и, чтобы одолеть подъем, он хотел повернуть педаль на пол-оборота назад. Однако сработал тормоз, и заднее колесо замерло. Жюльен потерял равновесие, но пытался все же сдвинуться с места, хотя велосипед уже валился набок. Выпустив руль, мальчик растянулся на мостовой.

Морис даже согнулся от хохота. Хозяйка вышла вместе с покупательницей из лавки.

– Не ушибся? – крикнула она.

Жюльен покачал головой. Поднял велосипед и посмотрел на Мориса.

– Тебе смешно?

– А что мне, плакать?

– Если бы в корзине был торт, – крикнула лавочница, – вам бы влетело как следует. Ну, а мясу ничего не сделается!

– Давай, двигай! – сказал Морис.

– Лучше уж я поеду на своем.

– Что ты дурака валяешь! Привыкай. Ведь тебе придется ездить по городу не на своем велосипеде.

– Я попробую в другой раз.

– Нет, нет. Начинай сейчас. Куй железо, пока горячо.

Видя, что Жюльен идет к нему, Морис одним броском рванулся вперед.

– Догоняй, я тебя больше не жду! – крикнул он. В дверях лавок показались торговцы. Они зубоскалили. Из одного окна кричал какой-то мужчина:

– Тебе бы еще пеленки пачкать, а не разъезжать в белой куртке!

Жюльен почувствовал, как глаза его наполняются слезами. Все вдруг стало расплываться. Дома расползались, как будто были сделаны из мокрой бумаги. Подъехал и стал гудеть небольшой грузовичок. Схватив обеими руками велосипед, Жюльен подтащил его к тротуару. От ярости давило грудь. Вокруг раздавались голоса. Но он уже не разбирал, что говорили столпившиеся около него люди. Он хотел только одного – быть сильным, очень сильным, чтобы всех их проучить.

Какую-то секунду он испытал жгучее желание бросить велосипед и убежать по улице, которая круто взбиралась к площади Флер. Но, преодолев это желание, он опустил голову и побежал, толкая рядом с собой велосипед. Плетеная корзина стучала по багажнику. Он сделал несколько рывков. В ушах у него раздавался грохот барабанов. Ему казалось, что он топчется на месте. Вдруг на его плечо опустилась чья-то рука. Это вернулся Морис. Он прошептал, не слезая с велосипеда:

– Давай садись, я тебя подтолкну. Если мы сейчас поменяемся, то тебя засмеют.

Он помог Жюльену сдвинуться с места и, прежде чем отпустить его, добавил:

– Не ты первый мучаешься с этим агрегатом. Но погоди, привыкнешь к нему и, ей-богу, сможешь себе позволять забавные прогулки.

4

Они отправились за мясом и свиными мозгами для слоеных пирогов очень далеко, в сторону Парижской улицы. Когда они вернулись к центру, Жюльен уже умел устрашающе шуршать шинами, предупреждая прохожих о своем приближении. Солнце стояло высоко в небе. Хорошо было ехать и слушать рассказы Мориса о проделках Дени над хозяином.

Когда они выезжали, Жюльен не обратил внимания на длину узкого и темного крытого прохода, который вел с улицы во двор и тянулся вдоль магазина и столовой. Очевидно, из-за яркого солнца ему теперь показалось, будто они въезжают в туннель. Там было сыро, и какой-то странный, трудно определимый запах исходил от влажных плит.

– Чем здесь пахнет? – спросил он.

Морис остановился. Несколько раз потянул носом воздух и сказал:

– Не знаю. А ты что-то чувствуешь?

– Какой-то странный запах.

Морис принюхался еще и заметил:

– Ничего особенного. Здесь всегда так пахнет.

– Чем?

– Не знаю. Наверное, несет из сточной трубы.

В глубине прохода Морис поставил к стене велосипед, открыл маленькую дверцу, которая вела под лестницу, и подтолкнул вперед Жюльена.

– Вот, чувствуешь? – сказал он.

Жюльен чуть не задохнулся. Именно из этого темного угла шел запах гнили и тухлых яиц. Морис спокойно сказал:

– Это отсюда!

И закрыл дверцу.

– Ужас, как воняет!

– А как же иначе. Понимаешь, водосточная труба с крыши идет прямо в помойную яму, а труба дырявая, вот через нее и проникает вонь. Вполне понятно.

Затем Морис показал Жюльену, как нужно вешать велосипед: одной рукой взяться за седло, другой за руль и поднять переднее колесо на уровень гвоздя, вбитого под самым навесом. Жюльен попробовал и без разбега, сильным движением сразу повесил велосипед.

– А ты здоровяк, – заметил Морис. – Занимаешься спортом?

– Да, гимнастикой и легкой атлетикой.

– А мы здесь увлекаемся боксом. Я тебя свожу, ты увидишь, как это здорово!

– Эй! Приведешь ты его наконец или нет? – закричал хозяин.

В приоткрытую дверь Жюльен заметил людей в белых шапочках, глазевших на него. Мальчики побежали переодеться и спустились в помещение, которое господин Петьо горделиво именовал «кондитерским цехом».

– Ну, не очень-то вы спешили, – резко сказал хозяин.

Морис подтолкнул вперед Жюльена.

– Хозяин, должен же я был ему все объяснить.

– Живо займись баком, – коротко бросил хозяин.

Морис исчез в глубине комнаты. Господин Петьо подошел к человеку лет тридцати с небольшим, высокому и широкоплечему, который украшал пирожные, выдавливая на них из бумажной воронки струйки жидкого шоколада. Он прекратил свое занятие, положил воронку и вытер руки о белый фартук, на котором уже были желтые и коричневые потеки от яиц и шоколада.

– Это наш мастер-кондитер, – представил его господин Петьо.

– Здравствуйте, господин мастер, – сказал Жюльен, приподнимая шапочку.

Хозяин и мастер рассмеялись.

– Надо говорить: «Здравствуйте, шеф», а приподнимать головной убор ни к чему. Он у нас вроде фуражки солдата: ее не отрывают от головы при приветствии. А если мы и приподнимаем его, то лишь когда беседуем с покупателями.

Мастер крепко, до боли сжал руку Жюльена и тут же принялся за работу. Хозяин указал на невысокого юношу с худощавым, подвижным лицом и большими темными насмешливыми глазами.

– Виктор Брессо, помощник мастера.

– Привет, паренек.

Жюльен пожал протянутую помощником руку. Ладонь сразу стала липкой и теплой. Мальчик застыл на месте.

Помощник бесцеремонно разглядывал новичка. Хозяин больше не смотрел на них.

– Ладно, займись им, – сказал он, – у меня дела. – И уже в дверях добавил: – Дайте ему фартук.

Едва затихли шаги господина Петьо, помощник, как бы заканчивая фразу, воскликнул:

– …и какой-нибудь похуже!

Мастер обернулся и посмотрел на Жюльена, который по-прежнему стоял посреди комнаты, оттопырив правую руку, словно не зная, куда ее деть. Мастер улыбнулся и, пожав плечами, сказал помощнику:

– Опять дурака валяешь!

– А что, шеф, надо бы ему устроить крещение. Он ведь еще совсем желторотый. Ну ни дать ни взять свежеиспеченный хлебец!

Из своего угла, смеясь, появился Морис.

– Сегодня он уже получил крещение велосипедом перед мясной лавкой тетушки Жюмо.

Виктор фыркнул.

– Хорошо, очень хорошо. Молодежь сразу должна узнать, почем фунт лиха. Иначе никогда ничему не научишься. Когда я был учеником…

– Ну, поехал, – прервал его мастер, – ты нам это уже сто раз рассказывал.

– Но он-то не знает. Так вот, когда я был учеником…

Мастер круто повернулся и угрожающе двинулся на помощника. Тот побежал на свое место, держа руки по швам, дурашливо изогнувшись, будто его схватили за шиворот и поволокли. Морис хохотал.

– Ты не бойся, – сказал он Жюльену, – здесь всегда так. Прямо сумасшедший дом.

Мастер снова взялся за воронку. Помощник лукаво метнул в его сторону взгляд и быстро закончил прерванную фразу:

– …то в первый же день меня вымазали ваксой.

Не прекращая работу, ровным голосом мастер приказал:

– Виктор, оставь на минуту меренгу, дай Жюльену фартук и покажи ему, что надо делать с миндалем.

Помощник подошел к двери, около которой висело несколько синих и белых фартуков. Строя уморительные гримасы, он как бы издали снимал мерку с Жюльена и прикладывал ее к фартукам. Время от времени он поглядывал на мастера, и взгляд его, казалось, говорил: «Если он меня сейчас увидит, то удушит». Мастер стоял к нему спиной, склонившись над столом, где были разложены в ряд пирожные. Однако через несколько минут, по-прежнему не оборачиваясь и не повышая голоса, он сказал:

– Виктор, прекрати балаган. Сегодня пятница, я не хочу оставаться здесь до ночи.

Помощник снял с гвоздя синий фартук, более или менее чистый, и бросил его Жюльену со словами:

– Вот, птенчик, повесь это на свой зобик и подпорхни сюда поближе.

Жюльен подошел к нему, по-прежнему держа на отлете нелепо торчащую правую руку.

– Вот что, пойди смочи ладонь в баке, там, где Морис, и вытри о фартук.

Жюльен направился в другой конец комнаты. Там на полу стоял большой цинковый бак кубической формы. Он был втиснут в узкое пространство между стеной, увешанной бесчисленными кастрюлями разных размеров, и той частью кирпичной печи, где были топка и поддувало. Несколько поодаль стоял ящик с углем. Лампочка без абажура свисала с закопченного потолка над баком, освещая воду. Жюльен подошел ближе. Морис подвинулся, уступая ему место:

– Мойся, вода горячая.

Жюльен на минуту замер. Жидкость, которая дымилась в баке, была похожа на смесь кофе с молоком, овощного супа и соуса с красным вином. Там отмачивались кастрюли; три деревянные лопатки плавали на поверхности, подобно грязным обломкам. Захватывало дух от горячих, жирных и терпких испарений с каким-то непонятным запахом.

– Ну что ж ты, давай! – повторил Морис.

Стараясь не дышать, чуть прикрыв глаза, Жюльен опустил в бак правую руку, пошевелил ею в воде и, быстро выдернув, вытер о фартук. Морис смотрел на него с удивлением.

– Эх, старик, – сказал он, – если ты так боишься горячей воды, тебе туго придется.

Жюльен улыбнулся.

– Нет, я не боюсь, – сказал он. И умолк.

– Посмотреть на твою рожу, можно подумать, что ты ошпарился.

Жюльен опять подошел к помощнику, который открыл железные дверцы над топкой.

– Это сушильный шкаф, – объяснил он. – Смотри, ты вынимаешь отсюда противни и высыпаешь миндаль на круг… так мы называем этот мраморный разделочный стол.

– Я знаю, мой отец был булочником, – сказал Жюльен.

– Черт подери! – воскликнул Виктор. – Нужно бы нацепить на него белый фартук. Он уже все знает… Хорошо, значит, выложи на стол толченый миндаль и просеивай его через сито. Тот, что помельче, сыпь в эту миску, а покрупнее – вон в ту. Понял?

– Да.

– Тогда действуй. Теперь ты знаешь не меньше нашего.

Он повернулся к своему столу и снова принялся за работу.

Просеивая миндаль, Жюльен разглядывал помещение. Оно находилось как раз под их спальней, но было чуть больше. Однако его загромождала высокая печь. Она наполовину заслоняла угол, где стоял моечный бак. В ней, потрескивая, полыхал огонь. Конфорки на плите были раскалены докрасна. Дверь, как и в спальне, приходилась как раз против окна. Она была приоткрыта, и слабая струйка воздуха еле чувствовалась в жаркой и душной комнате. Мастер работал у самого окна. Жюльен находился ближе к двери. Между ним и печью стоял небольшой стол, обитый цинком. На нем лежали стопкой большие черные противни. Довольно низкий потолок был такой же темный, как и дверца печи. С четырех толстых балок, которые его пересекали, свисали медные тазы, одни до блеска начищенные, другие черные от копоти.

– Присматриваешься к тазикам, – сказал мастер. – Чует твое сердце?

Все засмеялись. Жюльен ничего не понял, но не осмелился спросить. Мастер подошел к нему.

– Это делается быстрее, – сказал он.

Взяв у Жюльена сито, он принялся его трясти четкими и быстрыми движениями.

– Смотри, нужно, чтобы кисти рук были более гибкими и подвижными, – пояснял он. – Конечно, это дается не сразу. Но постарайся приловчиться с самого начала. И потом, знаешь, в нашем ремесле только один секрет: быстрота. Как только ты им овладеешь, все сможешь делать хорошо!

Жюльен стал просеивать снова.

– Так, давай, давай, не бойся. Уже неплохо. Думаю, дело у тебя пойдет на лад.

Время от времени мастер прерывал работу и подходил к печи. Он отодвигал одну из заслонок и заглядывал внутрь, всовывая туда электрическую лампочку, которую потом незамедлительно гасил и водворял на место – в маленькую нишу справа от дверцы. Всякий раз, как он открывал печь, запах теплого бисквита наполнял комнату.

К тому времени, когда мастер вынул готовое печенье, Жюльен уже овладел искусством чистить неостывшие противни, орудуя большим скребком и тряпкой, слипшейся от сахара и лоснящейся от жира.

– Сунь ее быстро в лимонный раствор, – повторял мастер, – только быстро. В этом секрет ремесла.

– Быстро и хорошо, как это всегда делает наш мастер! – выкрикнул Морис из своего угла.

Едва он закончил фразу, как металллическая миска, пущенная мастером, шлепнулась в бак, подняв фонтан грязных брызг до самого потолка. Но Морис успел отскочить в сторону, прикрывая лицо локтем.

– Промазали, шеф, – сказал он.

– Ты мне за это вычистишь таз к двум часам.

– За что? Ведь я ничего дурного не говорил.

– Хочешь чистить два таза?

Мастер не кричал. Жюльен решил было, что он шутит, но взгляд мастера был суров. Морис не спеша вытер руки о фартук, погасил лампу над баком и вышел на середину комнаты. Сделав недовольную гримасу, он ворчливо спросил:

– Ну, какой из них вам чистить, шеф?

– Ладно, на сей раз прощаю. Тебе повезло, что сегодня тут новенький.

– Спасибо, шеф.

Вмешался помощник.

– Вы слишком добры, дорогой шеф. Так весь ваш авторитет пойдет прахом. – Он заговорил, подражая голосу мастера. – Я должен вам сказать, что есть только один секрет ремесла – пинок в зад. Пинок в зад – в этом все дело. Когда освоишь это, остальное придет само.

Мастер хохотал вместе со всеми.

– Видишь, с этим болтуном никак нельзя быть серьезным! – сказал он Жюльену. – Ну никак!