Текст книги "СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

– Согласен, Янов. – Тревиц улыбнулся. – Если мы наткнемся на все три уникальности, мы найдем Землю.

– Если! – вздохнула Блисс.

30

Главные планеты системы остались позади, а две оставшиеся, наиболее удаленные планеты уже не представляли значительной массы на расстоянии полутора миллиардов километров. Впереди лежало только обширное кометное облако, но оно практически не влияло на гравитационное поле.

"Далекая Звезда" развила скорость в 0,1c – одну десятую скорости света.

Тревиц хорошо знал, что теоретически он может разогнать корабль почти до скорости света, но так же хорошо он знал, что практически одна десятая скорости света – это разумный предел.

Уклониться от столкновения с объектом значительной массы можно было при любых скоростях, но уклониться от частиц космической пыли и отдельных атомов и молекул было невозможно. А при очень больших скоростях даже такие частицы причиняют вред кораблю, обдирая и царапая его корпус. При скорости, близкой к скорости света, каждый атом, врезающийся в корпус, имел бы свойства частицы космических лучей, то есть вызывал проникающую радиацию, и люди на борту в этих условиях протянули бы недолго.

Хотя корабль двигался со скоростью тридцать тысяч километров в секунду, отдаленные звезды на экране не двигались, и казалось, что корабль стоит на месте.

Компьютер прочесывал пространство, и, если по курсу корабля приближался предмет малого, но существенного размера, корабль мягко менял направление, чтобы не возникало и самой малой опасности столкновения. Поскольку в корабле при изменениях курса не ощущались инерционные эффекты, Тревиц, Пелорат и Блисс не знали, случалось ли им оказываться, что называется, "на волосок от гибели".

Тревиц об этом не думал. Он рассматривал три набора координат, которые им дал Дениадор, и в частности тот, который указывал на ближайший объект.

– Что-нибудь не так? – с беспокойством спросил Пелорат.

– Пока не могу сказать, – ответил Тревиц. – Сами по себе координаты ничего не значат, пока мы не знаем системы координат: точки отсчета, плоскости нулевого меридиана и начального направления в этой плоскости – или чего-то подобного.

– Как же все это выяснить? – беспомощно спросил Пелорат.

– Я записал компореллонские координаты Терминуса и нескольких других известных точек. Если я помещу эти данные в компьютер, он рассчитает, какой должна быть система координат, чтобы такие координаты давали правильное положение Терминуса и других точек. Пока что я пытаюсь все это уложить у себя в голове, чтобы запрограммировать компьютер. Когда определится система координат, наши числа, относящиеся к Запретным планетам, может быть, обретут смысл.

– Только может быть? – спросила Блисс.

– Боюсь, что так, – ответил Тревиц. – В конце концов, эти старые числа лишь предположительно компореллонские. Что, если они даны в другой системе координат?

– В таком случае?

– В таком случае эти числа для нас бессмысленны… Ну, сейчас выясним.

Его руки замелькали над мягко светившимися клавишами устройства ввода данных. Затем положил руки на контакты. Тревиц подождал, пока компьютер по известным точкам восстановит компореллонскую систему координат, затем переведет координаты ближайшей Запретной планеты в свою систему и наконец отметит точку с полученными координатами на галактической карте в своей памяти.

На экране появилось звездное поле. Оно быстро двигалось при настройке, затем остановилось, стало расширяться, а звезды стали уходить за край, пока почти все не исчезли. Изменения происходили слишком быстро, и все пестрило перед глазами, пока на экране не остался участок пространства со сторонами в одну десятую парсека (судя по масштабным числам внизу экрана). Изменения прекратились, и на экране светились лишь полдюжины тусклых звездочек.

– Какая же из них звезда Запретной планеты? – негромко спросил Пелорат.

– Ее здесь нет, – ответил Тревиц. – Четыре красных карлика, один почти красный карлик, а последняя – белый карлик. Ни у одной из этих звезд не может быть обитаемых планет.

– Как вы определили с первого взгляда, что они красные карлики?

– Перед нами не настоящие звезды, – сказал Тревиц, – мы смотрим на участок галактической карты, хранящейся в памяти компьютера, и у каждой звезды есть пометки. Вам этого не видно, а я, пока нахожусь в контакте с компьютером, получаю от него информацию о каждой звезде, на которой сосредоточен мой взгляд.

– Значит, координаты бесполезны, – горестно сказал Пелорат.

– Нет, Янов, – возразил Тревиц, взглянув на него. Остается еще проблема времени. За это время и Компореллон, и наши звезды повернулись вокруг центра Галактики. И, возможно, у них были разные орбиты и скорости; за двадцать тысяч лет Запретная планета могла сместиться на расстояние от полупарсека до пяти парсеков и не попасть на нашу площадку в одну десятую парсека.

– Что же нам теперь делать?

– Попросим компьютер вернуть Галактику по отношению к Компореллону на двадцать тысяч лет назад.

– Он это может? – с трепетом в голосе спросила Блисс.

– Ну, саму Галактику он, конечно, не может сместить во времени, но карту, хранящуюся в его банках данных, может.

– И мы увидим, как это произойдет? – спросила Блисс.

– Следите, – сказал Тревиц.

Полдюжины звезд медленно поползли по экрану. Из-за края в экран вплыла новая звезда, и Пелорат возбужденно воскликнул, показывая на нее:

– Вон! Вон!

– Еще один красный карлик, – сказал Тревиц. – Они очень распространены. По меньшей мере три четверти звезд Галактики красные карлики.

Движение на экране прекратилось.

– Ну? – сказала Блисс.

– Вот, – сказал Тревиц. – Мы видим участок Галактики, каким он был двадцать тысяч лет назад. В центре экрана находится точка, в которой должно помещаться солнце Запретной планеты, если оно перемещалось со средней скоростью.

– Должно, но нету, – резко сказала Блисс.

– Нету, – на удивление спокойно согласился Тревиц.

– Плохи наши дела, Голан? – спросил Пелорат.

– Подождите, не отчаивайтесь, – сказал Тревиц. – Я и не ожидал увидеть там звезду.

– Не ожидали? – удивился Пелорат.

– Я говорил вам, что это не сама Галактика, а ее компьютерная карта. Если какая-то звезда не включена в карту, то мы ее не увидим. Если планета двадцать тысяч лет называется Запретной, ее звезда может оказаться не включенной в карту, и, как мы видим, так оно и есть.

– Может быть, она просто не существует, – сказала Блисс. Может быть, компореллонские легенды лгут или координаты ошибочны.

– Да, да. Однако теперь компьютер может может оценить, какими должны быть координаты звезды к настоящему времени, после того как он нашел, где было это место двадцать тысяч лет назад. Пользуясь поправкой, мы теперь можем переключиться на звездное поле реальной Галактики.

– Вы предположили, – сказала Блисс, – что у звезды была средняя скорость, а если нет? Тогда у вас нет точных координат.

– Верно. Но поправка, сделанная в расчете на среднюю скорость, все-таки ближе к реальному положению, чем если бы мы вообще не делали поправки на время.

– Вы надеетесь! – с сомнением сказала Блисс.

– Вот именно, – сказал Тревиц. – Я надеюсь… Давайте теперь посмотрим на реальную Галактику.

Блисс и Пелорат напряженно слушали лекцию Тревица (возможно прочитанную, чтобы снять напряжение и оттянуть критический момент).

– Реальную Галактику наблюдать сложнее. В компьютерной карте можно удалять несущественные подробности, например туманность, закрывающую обзор. Можно менять угол зрения для удобства наблюдения и так далее. Однако с реальной Галактикой я не могу так обращаться, и, если мне нужен другой угол зрения, я должен сам перемещаться в пространстве, что, конечно, займет больше времени, чем настройка карты.

Пока он говорил, на экране возникло скопление, столь густо наполненное звездами, что оно казалось кучкой пыли неправильной формы.

– Это, – сказал Тревиц, – широкоугольный обзор участка Млечного Пути. Мне нужен передний план. Если я увеличу передний план, задний план побледнеет. Заданная точка достаточно близко к Компореллону, поэтому мне удастся получить увеличение, как на виденной нами карте. Сейчас я отдам соответствующие команды, если только смогу еще немного продержаться в здравом уме. Готово!

Звездное поле на экране стало быстро расширяться, звезды с огромной скоростью уносились за края экрана, так что Тревиц, Пелорат и Блисс автоматически нагнулись, как бы для противодействия силе инерции при резком рывке вперед.

На экране восстановилась прежняя картина, правда не такая темная, и среди полудюжины прежних звездочек в центре находилась еще одна звезда, сиявшая гораздо ярче остальных.

– Это она, – благоговейным шепотом сказал Пелорат.

– Возможно. Я заставлю компьютер снять и проанализировать ее спектр.

Последовала пауза, после чего Тревиц объявил:

– Спектральный класс G4, это значит, что она немного тусклее, чем солнце Терминуса, но заметно ярче, чем солнце Компореллона. На компьютерной галактической карте звезды класса G4 не должны быть пропущены. Поскольку эта звезда пропущена, вероятность того, что вокруг нее обращается Запретная планета, велика.

– Не может ли оказаться, – спросила Блисс, – что вокруг нее вообще не обращается обитаемая планета?

– Вероятно, может. Тогда поищем две другие Запретные планеты.

– А если, – настаивала Блисс, – они тоже окажутся ложной тревогой?

– Тогда попробуем что-нибудь еще.

– Например?

– Хотел бы я знать, – с досадой сказал Тревиц.

Часть III. АВРОРА

8. Запретная планета

31

– Голан, – сказал Пелорат, – я не помешаю, если буду смотреть?

– Нисколько, Янов, – ответил Тревиц.

– А если я буду задавать вопросы?

– Пожалуйста.

– Что вы делаете? – спросил Пелорат.

Тревиц оторвал взгляд от обзорного экрана.

– Я должен измерить расстояния до всех звезд, которые кажутся близкими к Запретной планете, чтобы узнать, насколько они действительно близки. Нужно узнать их гравитационные поля, для чего мне нужны их массы и расстояния. Без этого нельзя рассчитывать на точный Прыжок.

– Как же вы это узнаете?

– Ну, для этих звезд есть данные в банках памяти, и их можно преобразовать в координаты системы Компореллона. Затем их можно, в свою очередь, откорректировать с учетом фактического положения "Далекой Звезды" по отношению к солнцу Компореллона. И тогда я получу все расстояния.

– А координаты звезды Запретной планеты у вас уже есть, кивнув, сказал Пелорат.

– Да, но этого недостаточно. Расстояния до остальных звезд нужны мне с точностью порядка процента. Массы этих звезд невелики, и ошибка не будет иметь большого значения. Но солнце, вокруг которого обращается Запретная планета, создает в своих окрестностях чрезвычайно сильное гравитационное поле, и расстояние до него мне надо знать с точностью, в тысячу раз большей, чем до остальных звезд. Имеющихся координат недостаточно.

– И как вы его узнаете?

– Измерю видимые промежутки между этим солнцем и тремя близлежащими тусклыми звездами. Предположим, что эти звезды тусклые оттого, что в действительности очень далеки. Потом мы оставим на экране одну из них и прыгнем на десятую парсека под прямым углом по отношению к направлению от нас на солнце Запретной планеты. Это вполне безопасно. Звезда, которая сейчас в центре экрана, после Прыжка останется в центре, и две другие тусклые звездочки не изменят своего положения, однако солнце Запретной планеты сместится – из-за параллакса. По величине этого сдвига мы и определим расстояние до нее. Для большей надежности я выберу еще три далекие звезды и все повторю.

– Сколько же на это уйдет времени? – спросил Пелорат.

– Немного. Основная тяжесть работы ложится на компьютер, я только указываю ему, что делать. Вот на что действительно уйдет время, так это на проверку результатов. Мне нужно удостовериться, что они правдоподобны и что в мои команды не вкралась ошибка. Если бы я был лихачом и абсолютно верил в себя и компьютер, я мог бы все это проделать за пару минут.

– Это поистине удивительно, – сказал Пелорат, – подумать только, как много делает для нас компьютер! Я все время об этом думаю. Что бы вы делали без него?

– Что бы я делал без гравитического корабля? Что бы я делал без астронавигационной подготовки? Что бы я делал, если бы за мной не стояли двадцать тысяч лет гиперпространственной технологии? Признаем факт, что я – это я, здесь и сейчас. Представим, что мы в будущем, через двадцать тысяч лет. Какие технологические чудеса мы возблагодарим тогда? Или, может быть, через двадцать тысяч лет человечества уже не будет?

– Вероятно, будет, – ответил Пелорат. – Даже если мы не станем частью Галаксии, у нас для руководства останется психоистория.

Тревиц оторвал руки от компьютера и повернулся в кресле.

– Пусть вычисляет сам, – пробормотал он, – и пусть все проверяет по нескольку раз. Спешки нет.

Он испытующе посмотрел на Пелората и сказал:

– Психоистория! Вспомните, Янов, дважды эта тема всплывала на Компореллоне и дважды ее характеризовали как суеверие. Сначала это сказал я, а потом то же самое сказал Дениадор. Не является ли психоистория суеверием Сообщества? Разве это не убеждение без свидетельств и доказательств? Как вы думаете, Янов? Это скорее ваша область, чем моя.

– Почему же без свидетельств, Голан? – сказал Пелорат. Изображение Селдона появлялось в Хранилище много раз и обсуждало происходившее. Он ведь не мог знать, что произойдет, если бы не предсказал это при помощи психоистории.

– Звучит впечатляюще, – сказал Тревиц. – Правда, во времена Мула он ошибся, но все равно. И все-таки, тут есть неприятный оттенок магии. Такие трюки способен выполнить любой фокусник.

– Фокусник не может предсказывать события на века вперед.

– Фокусник вообще не делает на самом деле того, во что он заставляет вас поверить.

– Я не могу, Голан, представить себе трюк, который позволил бы мне предсказать, что случится через пять веков.

– Вы также не можете представить себе трюк, который позволил бы фокуснику прочитать записку, спрятанную внутри псевдогиперкуба, спрятанного на непилотируемом орбитальном спутнике. Тем не менее, я видел, как фокусник это сделал. Вам не приходило в голову, что Капсула Времени вместе с изображением Селдона подготавливается правительством?

Видно было, что это предположение вызвало отвращение Пелората.

– Они на это не пошли бы, – сказал он.

Тревиц презрительно хмыкнул.

– И если бы они попытались, – добавил Пелорат, – их поймали бы.

– Не уверен. Однако суть в том, что мы совершенно не знаем, как работает психоистория.

– Я не знаю, как работает ваш компьютер, но он работает.

– Зато другие знают, как он работает. А если бы никто не знал, как он работает? Тогда, если бы он сломался, мы ничего не смогли бы сделать. И если психоистория неожиданно перестанет работать…

– Второе Сообщество знает, как работает психоистория.

– Откуда вы знаете, Янов?

– Так говорят.

– Говорить можно что угодно… О-о, у нас есть расстояние до Запретной планеты. Надеюсь, достаточно точное. Изучим числа.

Тревиц долго вглядывался в экран, и губы его иногда шевелились, как будто он что-то вычислял в уме. Потом он спросил: – Что делает Блисс?

– Она спит, старина, – виновато сказал Пелорат, – ей нужен сон, Голан. Связь с Геей через гиперпространство требует большого расхода энергии.

– Надо думать, – ответил Тревиц и снова повернулся к компьютеру. Он положил руки на контакты и пробормотал: – Я разрешу ему сделать несколько Прыжков с проверкой после каждого. – Потом он отнял руки и сказал: – Я спрашиваю серьезно, Янов. Что вы знаете о психоистории?

– Ничего, – смущенно сказал Пелорат. – Историки – а я историк – бесконечно далеки от психоисториков… Я, конечно, знаю два фундаментальных принципа психоистории, но их все знают.

– Даже я. Первый – число рассматриваемых людей должно быть достаточно велико для статистического анализа. Но сколько это "достаточно велико"?

– Последняя оценка населения Галактики, – ответил Пелорат, – что-то около двадцати квадриллионов, и, возможно, она занижена. Этого, конечно, достаточно.

– Как знать…

– Но психоистория действительно работает, Голан. Что бы вы ни говорили, она работает.

– А второй принцип, – сказал Тревиц, – состоит в том, что люди не должны знать о психоистории, потому что это знание искажает их реакции… Но на самом деле люди знают о психоистории.

– Люди знают только о том, что она существует, старина. Это не в счет. Второй принцип требует, чтобы люди не знали предсказаний психоистории, а они и не знают. За исключением того, что знает Второе Сообщество, но оно – особый случай.

– И вся психоистория разработана на основе только этих двух принципов. Трудно поверить.

– Не только, – возразил Пелорат. – Есть еще усовершенствованная математическая техника для сложных статистических расчетов. По общепринятой версии Хари Селдон создал психоисторию, взяв за образец кинетическую теорию газов. Молекулы газа движутся хаотически, и мы не можем рассчитать движение отдельных молекул; тем не менее, пользуясь статистическими данными, мы можем определить законы, управляющие поведением газа, с высокой точностью. Аналогичным образом Селдон намеревался рассчитать общее поведение человеческих масс. Хотя поведение отдельных людей так рассчитать нельзя.

– Но люди не атомы.

– Верно, – сказал Пелорат. – Человек имеет разум, поведение человека настолько сложно, что производит впечатление свободного волеизъявления. Как с этим справился Селдон, я не понимаю и вряд ли понял бы, если бы кто-нибудь попытался мне объяснить. Но он это сделал.

– И все это зависит, – сказал Тревиц, – от людей, которые одновременно многочисленны и не осведомлены. Не кажется ли вам, что для возведения колоссальной математической постройки это довольно зыбкий фундамент? Если в действительности эти требования не выполняются, все рушится.

– Но, поскольку План не рухнул…

– Или, если требования не то чтобы неверны, а просто слабее, чем предполагалось, План может проработать несколько веков, а потом, достигнув какого-то кризиса, рухнуть. Как это случилось однажды при Муле… Или: что, если существует третий принцип?

– Какой еще третий принцип? – слегка нахмурился Пелорат.

– Не знаю, – сказал Тревиц. – Доказательство может быть логичным и изящным и все же содержать неявную неточность. Может быть, третий принцип – что-то настолько простое и обычное, что никому не пришло в голову упоминать о нем.

– Если предположение настолько очевидно, оно должно быть достоверным.

– Если бы вы так же хорошо знали историю науки, Янов, сказал Тревиц, – как вы знаете просто историю, вы бы знали, насколько это неверно… Но я вижу, что мы уже в окрестностях звезды Запретной планеты.

В центре экрана сияла звезда, настолько яркая, что экран автоматически отфильтровал свет, и остальные звезды на экране стали не видны.

32

Удобства для личной гигиены на борту «Далекой Звезды» были компактными, использование воды ограничивалось в разумных пределах, чтобы не перегружать систему регенерации. Пелорат и Блисс получали по этому поводу строгие напоминания от Тревица.

Но, несмотря на это, Блисс всегда выглядела свежей, ее темные волосы блестели, а ногти сверкали.

Она вошла в пилотскую кабину со словами:

– Вот вы где!

Тревиц поднял глаза и ответил:

– Ничего удивительного. Вряд ли мы вышли бы из корабля. Вы нашли бы нас за тридцать секунд, даже если бы не могли обнаружить ментально.

– Это выражение, – сказала Блисс, – только форма приветствия, и вы знаете, что не должны воспринимать его буквально. Где мы?… и не отвечайте: "В пилотской каюте".

– Дорогая, – сказал Пелорат, протянув к ней руку, – мы находимся во внешней области планетной системы Запретной планеты.

Она подошла к нему и положила руку ему на плечо, а Пелорат обнял ее за талию.

– Не очень-то она запретная, – сказала Блисс. – Нас ничто не остановило.

– Она Запретная только потому, – сказал Тревиц, – что Компореллон и другие планеты второй волны колонизации прекратили контакты с планетами первой волны колонизации, с планетами космитов. Если мы не чувствуем себя связанными этими обстоятельствами, что может нас остановить?

– Если космиты уцелели, они тоже могли изолироваться от второй волны колонизации. Нельзя утверждать, что они не против нашего вторжения, только потому, что мы не прочь к ним вторгнуться.

– Да, – возразил Тревиц. – Но только если они существуют. Пока что мы еще не узнали, существуют ли их планеты. Я вижу только обычные газовые гиганты, два из них совсем небольшие.

– Но, – поспешно вставил Пелорат, – это еще ничего не значит. Обитаемая планета должна быть намного меньше и ближе к солнцу. На этом расстоянии в блеске солнца ее трудно различить. Чтобы обнаружить пригодную для обитания планету, нам нужно совершить микро-Прыжок внутрь системы. – Все это Пелорат говорил гордо, тоном опытного космического путешественника.

– Почему же мы не движемся? – спросила Блисс.

– Не так быстро, – ответил Тревиц. – Сейчас компьютер проверяет, нет ли признаков искусственных сооружений. Мы будем продвигаться внутрь шаг за шагом и после каждого шага проверяться. Если понадобится, сделаем десяток шагов. Я бы не хотел попасться, как мы попались, приближаясь к Гее. Помните, Янов?

– Я согласен хоть каждый день попадаться в такие ловушки, сказал Пелорат. – Геянская ловушка принесла мне Блисс. – И Пелорат с нежностью посмотрел на нее.

– Вы мечтаете каждый день получать по новой Блисс? улыбнулся Тревиц.

Пелорат обиделся, а Блисс сказала с ноткой раздражения:

– Мой добрый мальчик или как вас там называет Пел. Вы можете продвигаться и быстрее. Пока я с вами, вы не попадете в ловушку.

– Могущество Геи?

– Я действительно могу обнаруживать другие разумы.

– Вы уверены, что вам хватит сил, Блисс? Я так понял, что вам приходится тратить много энергии на контакт с Геей и надо много спать… Насколько можно полагаться на ваши силы на таком удалении от Геи?

Блисс вспыхнула.

– Сила моей связи с Геей достаточна, – сказала она.

– Не обижайтесь. Я только спросил… Или вам кажется, будто я считаю, что вы недостаточно принадлежите Гее? Я не Гея, я отдельный независимый индивидуум. Это означает, что, как бы далеко от своей планеты и народа я ни забрался, я останусь Голаном Тревицем. И все мои способности остаются при мне. Если бы я оказался в космосе, отрезанный от всех людей, без связи, я все равно остался бы собой. Может быть, я не сумел бы выжить, но умер бы я, оставаясь Голаном Тревицем.

– Один в космосе, – сказала Блисс, – не имея возможности позвать на помощь своих товарищей, вы стали бы ничтожеством по сравнению с собой как частью общества. И вы это знаете.

– И все-таки не таким ничтожеством, – сказал Тревиц, – как в вашем случае. Связь между вами и Геей гораздо сильнее, чем между мной и моим обществом. И ваша связь протягивается через гиперпространство, требует энергии для поддержания, а без этой связи вам приходится чувствовать себя гораздо более ничтожной частицей, чем мне.

Юное лицо Блисс стало суровым, она показалась не то чтобы не молодой, а не имеющей возраста, более Геей, чем Блисс, своим видом как бы опровергая аргумент Тревица. Она сказала:

– Даже если бы все было так, как вы говорите, Тревиц, неужели вы думаете, что за преимущества не надо платить? Разве не лучше быть теплокровным существом, как вы, чем холоднокровным, вроде рыбы или?…

– Черепахи, – пришел на помощь Пелорат. – На Терминусе их нет, но на некоторых планетах есть. У них панцирь, и они медленно движутся, но долго живут.

– Хорошо, – продолжила Блисс, – разве не лучше быть человеком, чем черепахой? Разве не лучше быть мыслящим существом с быстрыми реакциями, чем медленно ковылять и лишь смутно сознавать свое непосредственное окружение?

– Лучше, – сказал Тревиц, – ну и что?

– Разве вы не платите за теплокровность? Вы ведь расходуете гораздо больше энергии, чем черепаха. Вы должны много есть, чтобы поддерживать свою теплокровность. Вы начали бы страдать от голода и умерли бы гораздо раньше, чем черепаха. Но разве вы предпочли бы долгую и медленную жизнь черепахи? Вы же предпочитаете быть человеком и платить за это соответствующую цену?

– Точна ли ваша аналогия, Блисс?

– Не совсем, Тревиц, потому что у Геи положение намного лучше. Обычно мы не тратим лишнюю энергию, когда компактно живем на Гее. Расход энергии возрастает, когда часть Геи удалена на гиперпространственные расстояния… И вспомните, что вы сделали выбор в пользу Галаксии. В любом месте Галактики вы будете частью Галаксии, и тогда, чтобы остаться связанным с целым, не понадобится больших затрат энергии. Вот в пользу чего вы сделали выбор, Тревиц. Как вы можете сомневаться в его правильности?

Тревиц в раздумье наклонил голову.

– Возможно, – наконец сказал он, подняв глаза, – я и сделал хороший выбор, но мне надо в этом убедиться. Это важнейшее решение в истории человечества, и я должен убедиться, что выбрал правильно.

– Чего же вам еще нужно?

– Не знаю что, но я найду это на Земле, – с абсолютной убежденностью сказал Тревиц.

– Голан, – сказал Пелорат, – смотрите, звезда стала диском.

И действительно. Компьютер, не обращая внимания на споры людей, занимался своим делом и шаг за шагом приблизился к звезде, достигнув установленного Тревицем расстояния.

Они по-прежнему оставались далеко от плоскости эклиптики, и компьютер разделил экран на три части, чтобы показать каждую из трех малых внутренних планет.

Лишь на самой внутренней из них температура укладывалась в диапазон, при котором вода была жидкой, к тому же на ней имелась кислородная атмосфера. Тревиц подождал, пока компьютер вычислил орбиту этой планеты, и объявил:

– Перед нами пригодная для обитания планета. С высокой вероятностью пригодная.

– Ура! – воскликнул Пелорат, его лицо сияло.

– Боюсь, однако, – заметил Тревиц, – что гигантского спутника здесь нет. Собственно, пока не заметно вообще никакого спутника. Так что это не Земля. По крайней мере, по преданию.

– Ничего, Голан, – сказал Пелорат. – Я так и знал, что мы не найдем здесь Землю, когда увидел, что ни у одного из газовых гигантов нет необычных колец.

– Ну что ж, прекрасно, – сказал Тревиц. – Следующий наш шаг – узнать, что за жизнь населяет эту планету. На ней кислородная атмосфера, значит, есть растительность, но…

– Животные тоже, – прервала Блисс, – и много.

– Что? – Тревиц повернулся к ней.

– Я их чувствую. Слабо на этом расстоянии, но эта планета, безусловно, обитаема.

33

«Далекая Звезда» находилась на полярной орбите около Запретной планеты. На этом расстоянии период обращения составлял немного больше шести суток. Тревиц не спешил сходить с орбиты.

– Раз планета населена, – пояснил Тревиц, – согласно сведениям Дениадора, эту планету когда-то населяли космиты колонисты первой волны. У них, может быть, по-прежнему передовая технология, и, может быть, они не питают дружеских чувств к колонистам второй волны. Мне бы хотелось, чтобы они как-нибудь себя обнаружили и мы узнали о них побольше, прежде чем отважимся на посадку.

– Откуда им знать, что мы здесь? – спросил Пелорат.

– Мы бы на их месте узнали. Я должен предположить, что они попытаются вступить с нами в контакт. Они даже могут вылететь и напасть на нас.

– Но если у них действительно передовая технология и они набросятся на нас, мы окажемся беззащитными перед…

– Ну уж нет, – сказал Тревиц. – Технологический прогресс это не обязательно что-то цельное. Может быть, в чем-то они и опередили нас, но наверняка не в межзвездных путешествиях. Ведь это мы нашли их; и со времен Империи что-то не слышно, чтобы они путешествовали в космосе. Вряд ли у них большие успехи в астронавтике. Несмотря на то что мы безоружны, если они вышлют против нас военный корабль, они нас не поймают… Нет, мы не окажемся беззащитными.

– Может быть, у них успехи в менталике? Может быть, Мул был космитом?…

– Мул не мог быть сразу и космитом, и геянином, – Тревиц передернул плечами. – Геяне говорили, что он был геянином с отклонениями.

– А еще, – заметил Пелорат, – были теории (конечно, их нельзя принимать всерьез), что Мул был механическим изделием, роботом, другими словами.

– Если здесь есть ментальная опасность, – сказал Тревиц, положимся на Блисс. Она сможет это нейтрализовать… Кстати, она спит?

– Спала, – сказал Пелорат, – но, когда я выходил из каюты, она ворочалась.

– Ворочалась? Если начнутся какие-то события, вам придется быстро ее разбудить, Янов.

– Да, Голан, – спокойно ответил Пелорат.

Тревиц переключил свое внимание на компьютер.

– Меня беспокоят, – сказал он, – таможенные станции. Обычно они служат признаком того, что планета населена людьми с передовой технологией, но эти…

– Что-то не так?

– Да. Во-первых, они архаичны, им, возможно, тысячи лет. Во-вторых, нет никакого излучения, кроме теплового.

– Как теплового?

– Тепловое излучение исходит от любого предмета, который нагрет больше, чем окружающая среда, и именно его излучают таможенные станции. Если бы на станциях работали какие-нибудь приборы, обязательно происходила бы утечка излучения с нетепловым спектром. Так что либо эти станции пусты, возможно, даже многие тысячи лет, либо технология здесь так развита, что может не допускать утечки излучения.

– Возможно, – сказал Пелорат, – что на планете есть высокоразвитая технология, но таможенные станции пусты потому, что планету так давно не посещали, что они уже не ждут никого.

– Может быть… Или это какая-то ловушка.

Вошла Блисс, и Тревиц, заметив ее краем глаза, проворчал:

– Да, вот мы где.

– Вижу, – сказала Блисс, – и по-прежнему на той же орбите. Уж настолько-то я разбираюсь.

Пелорат поспешно объяснил:

– Голан проявляет осторожность, дорогая. Похоже, таможенные станции пусты, и мы не знаем, что это значит.

– Можно не волноваться по этому поводу, – безразличным тоном сказала Блисс. – На планете, вокруг которой мы обращаемся, нет различимых признаков разумной жизни.

– О чем вы говорите? – Тревиц удивленно уставился на нее. Вы же говорили…

– Я говорила о животной жизни. Она есть. Но откуда вы взяли, что животная жизнь обязательно подразумевает человеческую жизнь?

– Почему вы сразу не сказали?

– Потому что на том расстоянии я не могла различить. Я безошибочно ощущала поток животных нервных импульсов, но так далеко невозможно было отличить бабочек от людей.

– А теперь?

– Теперь мы намного ближе. Вы, наверное, думали, что я спала, но я не спала или, во всяком случае, недолго. Я изо всех сил "вслушивалась", ловила признаки сложной ментальной деятельности, которые указывали бы на присутствие разума.

– И ничего нет?

– Я предполагаю, – с неожиданной осторожностью сказала Блисс, – что, если я ничего не обнаружила на этом расстоянии, на планете не может быть больше нескольких тысяч людей. Если мы подойдем поближе, я смогу судить точнее.