Текст книги "СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

Но эта мысль побледнела, ее погасил поток радости, усиливающийся по мере того, как они приближались к поверхности Луны. При этом Тревицу удавалось удержать в памяти вспышку озарения, которая поразила его перед тем, как они начали плавно снижаться на поверхность спутника Земли.

Тревиц не задумывался над тем, куда движется корабль. Они снизились уже к самым вершинам покатых гор, и Тревиц, сидя за компьютером, понимал, что не должен ничего делать. Он и компьютер оказались ведомыми, и Тревиц чувствовал лишь неимоверную радость от того, что груз ответственности с него снят.

Они скользили параллельно поверхности. На их пути стеной встала скала, слабо отсвечивавшая в свете Земли и луче прожектора "Далекой Звезды". Это стена ничуть не встревожила Тревица, и он не удивился, когда увидел, как часть скалы впереди отъехала в сторону и перед ними открылся ярко освещенный коридор.

Корабль затормозил, самостоятельно снизился и аккуратно прицелился в коридор… вошел… заскользил… Вход закрылся за ними, и впереди открылся другой.

Корабль прошел через второй вход в гигантский зал, казавшийся внутренностью пустотелой горы.

Корабль остановился, и они все нетерпеливо поспешили к выходу.

Никому из них, даже Тревицу, не пришло в голову проверить, есть ли снаружи атмосфера, пригодная для дыхания, или вообще какая-нибудь атмосфера.

Воздух действительно был. Пригодный для дыхания и приятный. Они огляделись с чувством людей, наконец-то попавших домой, и только тогда заметили человека, вежливо дожидавшегося, пока они подойдут.

Это был высокий мужчина с серьезным лицом. Его волосы с бронзовым отливом были коротко острижены. У него были широкие скулы, яркие глаза, и его одежда напоминала ту, которую можно увидеть в книгах по древней истории. Он казался суровым и твердым, но при этом в нем чувствовалась усталость. Она не то чтобы отражалась на его внешности, но как-то улавливалась шестым чувством.

Фоллом отреагировала первой. Размахивая руками и громко протяжно крича: "Джемби! Джемби!", она побежала к этому человеку.

Она налетела на него с размаху, а человек поймал ее и поднял высоко в воздух, потом прижал к себе, а она обняла его за шею и повторяла, всхлипывая: "Джемби!".

Остальные подошли спокойнее, и Тревиц медленно и отчетливо (понимал ли мужчина галактический?) сказал:

– Мы просим прощения, сэр. Этот ребенок потерял своего защитника и отчаянно хочет найти его. Для нас загадка, почему он побежал к вам, так как он ищет робота, механического…

Человек заговорил обычным, не слишком музыкальным голосом, в его речи слышалась некоторая архаичность, но он свободно владел галактическим.

– Дружески приветствую вас всех, – сказал он, и вид у него был дружелюбный, несмотря на то что лицо его сохраняло строгое выражение. – Что касается этого ребенка, то она проявила больше проницательности, чем вы думаете, потому что я – робот. Меня зовут Дэнил Оливо.

21. Поиск заканчивается

101

Тревиц снова насторожился. Он очнулся от странной эйфории, владевшей им во время посадки на Луну. Он начал подозревать, что весь восторг был внушен ему этим странно одетый роботом, стоявшем теперь перед ними.

Причем ни в речи, ни в манерах последнего ничто не выдавало робота, и это совершенно сбивало Тревица с толку.

Неудивительно, подумал Тревиц, что Блисс уловила что-то необычное, что-то не являвшееся ни человеком, ни роботом, а Пелорат говорил о "чем-то новом".

Это соображение повернуло мысли Тревица в другое, более перспективное, русло, но и эти мысли отодвинулись на задворки его сознания.

Блисс и Фоллом отошли, чтобы осмотреть окрестности. Отойти предложила Блисс, но Тревицу показалось, что перед этим она обменялась с Дэнилом молниеносным взглядом.

Фоллом отказалась и попросила разрешения остаться с мужчиной, которого упорно называла Джемби. Но оказалось достаточно одного строгого слова и поднятого пальца со стороны Дэнила, чтобы она послушно пошла с Блисс. Тревиц и Пелорат остались.

– Они не из Сообщества, сэры, – сказал робот, как будто это что-то объясняло, – одна Гея, а другая космит.

Тревиц молча прошел с Пелоратом и Дэнилом к дереву, под которым стояли незамысловатые кресла. По приглашающему жесту робота они сели. И когда робот совершенно по-человечески сел тоже, Тревиц спросил:

– Вы действительно робот?

– Действительно, сэр, – ответил Дэнил.

Пелорат просто светился от счастья.

– В старых легендах, – сказал он, – упоминается робот по имени Дэнил Оливо. Вас назвали в его честь?

– Я тот самый робот, – ответил Дэнил, – это не легенда.

– Не может быть! – воскликнул Пелорат. – Если бы вы были тем самым роботом, вам, должно быть, тысячи лет отроду.

– Двадцать тысяч, – спокойно ответил Дэнил.

При этих словах Пелорат ужасно смутился и взглянул на Тревица, который сказал с некоторым раздражением:

– Если вы робот, я приказываю вам говорить правду.

– Незачем приказывать, сэр. Я просто не способен говорить неправду. Так что, сэр, перед вами три альтернативы. Либо я человек, который лжет вам, либо я робот, запрограммированный так, чтобы верить, что мне двадцать тысяч лет, либо я робот, которому двадцать тысяч лет. Вам решать, что выбрать.

– Может быть, по ходу дела этот вопрос решится сам собой, сухо сказал Тревиц. – Между прочим, трудно поверить, что это внутренность Луны. Ни освещение… – При этом он посмотрел вверх, потому что освещение казалось мягким рассеянным солнечным светом, хотя солнца на небе не было, да и само небо невозможно было разглядеть, – ни тяготение совершенно не соответствуют. Притяжение у этой планеты должно быть меньше, чем 0,2 g.

– Нормальное тяготение на поверхности Луны около 0,16 g, сэр. Но здесь работают те же силы, какие создают нормальное тяготение на вашем корабле, даже когда вы в свободном падении или ускоряетесь. Все потребности в энергии, включая освещение, мы удовлетворяем при помощи гравитики, хотя там, где это удобно, мы используем солнечную энергию. Наши материальные потребности удовлетворяет лунный грунт, за исключением легких элементов водорода, углерода и азота, которыми Луна не располагает. Для того, чтобы их получить, мы ловим пролетающие кометы. Одной такой поимки нам хватает на сто лет.

– Как я понимаю, Земля не годится для добывания ресурсов.

– К сожалению так, сэр. Наши позитронные мозги так же чувствительны к радиации, как человеческий белок.

– Вы используете множественное число, и это имение выглядит ухоженным – по крайней мере, на первый взгляд. Значит, на Луне есть другие обитатели? Люди? Роботы?

– Да, сэр. Это обширная и разветвленная полость, и в ней создана полная экология. Однако все разумные существа – роботы, более или менее похожие на меня. Впрочем, вы с ними не встретитесь. Это имение принадлежит лично мне, и оно – точная копия того, в котором я жил на Авроре двадцать тысяч лет назад.

– И вы помните его во всех подробностях?

– Совершенно верно, сэр. Я был изготовлен и некоторое время существовал – каким коротким кажется это время теперь – на планете космитов Авроре.

– Это планета с теми… – Тревиц запнулся.

– Да, сэр, с теми собаками.

– Вы об этом знаете? Как же вы попали сюда, если жили на Авроре?

– Я прибыл сюда, сэр, в самом начале колонизации Галактики с задачей предотвратить образование радиоактивной поверхности на Земле. Со мной был другой робот по имени Жискар, он мог читать мысли и управлять разумами.

– Да? Как Блисс?

– Да, сэр. Но мы в некотором роде потерпели неудачу, и Жискар перестал функционировать. А перед этим он передал мне свой талант. Он оставил Галактику, и в особенности Землю, на мое попечение.

– Почему в особенности?

– Отчасти из-за человека по имени Илайджа Бейли, землянина.

– Это тот легендарный герой, – возбужденно вставил Пелорат, – о котором я вам говорил, Голан.

– Легендарный герой, сэр? – спросил Дэнил.

– Доктор Пелорат имеет в виду, – пояснил Тревиц, – личность, которой приписываются разные подвиги и которая, возможно, вбирает в себя истории многих людей, но сама может оказаться выдуманной.

– Это не так, сэры, – после некоторого раздумья совершенно спокойно сказал Дэнил. – Илайджа Бейли был реальным человеком, и это был один человек. Не знаю, что о нем говорят ваши легенды, но в реальной истории без него, возможно, люди не заселили бы Галактику. В память о нем я предпринял огромные усилия, чтобы спасти все что можно на Земле после того, как она начала становиться радиоактивной. Мы разослали моих товарищей-роботов по всей Галактике, пытаясь повлиять в разных местах на разумы отдельных людей. Удалось добиться начала регенерации грунта Земли. Потом, гораздо позже, терраформирования планеты, обращавшейся вокруг ближайшей звезды, Альфы Центавра. Но в обоих случаях я не добился окончательного успеха. Изменить человеческие разумы совершенно так, как мне нужно, никогда не удавалось, потому что всегда оставался риск повредить людям в результате этих изменений. Видите ли, я всегда был, и сейчас остаюсь, связанным Законами роботехники.

– Да? – сказал Тревиц.

Для того, чтобы уловить в этом односложном вопросе незнание и интерес, не требовалось ментальных способностей Дэнила. Он начал объяснять:

– Первый Закон гласит, сэры: "Робот не может причинить вред человеку, или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред". Второй Закон: "Робот должен повиноваться всем приказам, которые отдает человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону". Третий Закон: "Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в какой это не противоречит Первому и Второму Законам". Естественно, я привел эти законы в приблизительной передаче посредством языка. В действительности, они представлены сложными математическими конфигурациями позитронных траекторий в наших мозгах.

– А вам не трудно следовать этим законам?

– Я не могу иначе, сэр. Первый закон имеет абсолютный приоритет и почти запрещает мне использовать ментальные возможности. От этого всегда могут пострадать какие-то люди, и роботу приходится выбирать минимальный вред. Возможностей так много и они так сложны, что выбор занимает очень много времени. И все равно потом остается неуверенность.

– Понятно, – сказал Тревиц.

– На протяжении всей истории Галактики я пытался смягчить самые страшные аспекты войн и разрушений. Возможно, до некоторой степени мне это иногда удавалось, но если вы знаете историю Галактики, вы поймете, что мои успехи не слишком велики.

– Настолько я знаю историю, – сказал Тревиц, иронически улыбаясь.

– Перед своим концом Жискар открыл закон роботехники, стоящий даже выше Первого. Мы назвали его "Нулевым Законом", не сумев придумать более подходящее название. Нулевой Закон гласит: "Робот не может причинить вред человечеству, или своим бездействием допустить, чтобы человечеству был причинен вред". Из-за этого Первый Закон надо было модифицировать так: "Робот не может причинить вред человеку, или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред, кроме тех случаев, когда это противоречит Нулевому Закону". Второй и Третий Законы модифицируются аналогично.

– Как же вы можете определить, – Тревиц нахмурился, – что причиняет, а что не причиняет вред человечеству в целом?

– Вот именно, сэр, – сказал Дэнил. – Теоретически Нулевой Закон решал все проблемы, практически ни одного решения мы не могли принять. Человек – объект конкретный. Вред, причиненный личности, можно определить и взвесить. Человечество – это абстракция, как с ним работать?

– Не знаю, – сказал Тревиц.

– Подождите, – сказал Пелорат, – можно превратить человечество в единый организм. В Гею.

– Я пытался, сэр. Я организовал создание Геи. Если бы удалось сделать человечество единым организмом, оно стало бы конкретным объектом, и с ним можно было бы работать. Однако, создать суперорганизм оказалось не так-то просто. Во-первых, это невозможно устроить, пока люди не начали ценить суперорганизм больше, чем свой индивидуальный. Мне пришлось искать склад ума, который это допускал. Далеко не сразу я подумал об использовании Законов роботехники в этой области.

– Так значит геяне все-таки роботы! Я с самого начала это подозревал.

– В таком случае, ваши подозрения ошибочны, сэр. Они люди, но в их мозги прочно внедрены эквиваленты Трех законов Роботехники. Они должны ценить жизнь, действительно ценить ее… Но даже после того, как это было организовано, остался серьезный порок. Суперорганизм, состоящий из одних людей, нестабилен. Его нельзя зафиксировать. Необходимо включить других животных, затем растения, затем неорганический мир. Простейший суперорганизм должен охватывать целую планету, достаточно большую и сложную, чтобы экология была стабильной. Мне потребовалось много времени, чтобы это понять. И только в этом веке Гея полностью развилась и утвердилась, и смогла двинуться в направлении Галаксии. Но и это, в свою очередь, заняло много времени, впрочем, не так много, как уже пройденная дорога, поскольку теперь мы знаем законы.

– И чтобы принять за вас решение, вам понадобился я, верно?

– Да, сэр. Закон Роботехники не позволял мне, как и Гее, принять решение с риском причинить вред человечеству. А между тем, пять веков назад, когда мне казалось, что трудности, мешавшие установлению Геи, я вообще не смогу преодолеть, не найду методики для этого, я обратился к менее привлекательному средству, помог созданию науки психоистории.

– Я мог бы догадаться, – пробормотал Тревиц. – Знаете, Дэнил, я начинаю верить, что вам двадцать тысяч лет.

– Благодарю вас, сэр.

– Подождите, – сказал Пелорат, – я, кажется, что-то понял. Вы ведь сами часть Геи, Дэнил? Иначе, как вы узнали о собаках на Авроре? Через Блисс?

– До некоторой степени вы правы, сэр, – сказал Дэнил. – Я ассоциирован с Геей, хотя не являюсь ее частью.

Тревиц поднял брови.

– Так называет себя Компореллон, – сказал он, – планета, на которой мы побывали сразу после Геи. Они говорят, что не являются членами Конфедерации Сообщества, а только ассоциированы с ней.

Дэнил медленно кивнул.

– Полагаю, что ваша аналогия уместна, сэр. Я могу как ассоциированный член Геи узнавать то, что знает Гея – хотя бы от Блисс. Однако, Гея не может узнать то, что знаю я, так что я сохраняю свободу действий. Свобода действий необходима, пока не будет установлена Галаксия.

Тревиц пристально посмотрел на робота и произнес:

– А вы не пользовались своей осведомленностью, чтобы через Блисс вмешиваться в события во время нашего путешествия сюда и направлять их в нужную для вас сторону?

Дэнил вздохнул удивительно по-человечески.

– Много я сделать не мог, сэр. Меня всегда сдерживают законы Роботехники… И все же я облегчил груз, лежавший на душе Блисс, взяв часть ответственности на себя, чтобы она могла бороться с волками на Авроре (которых вы приняли за собак), и с космитом на Солярии с большей сноровкой и меньшим вредом для себя. Еще я через Блисс повлиял на женщин на Компореллоне и Новой Земле, чтобы они благосклонно отнеслись к вам и не помешали вашему путешествию.

Тревиц невесело улыбнулся.

– Мне следовало догадаться, что моей заслуги тут нет.

Дэнил не принял горького сожаления, прозвучавшего в словах Тревица.

– Напротив, сэр, – сказал он, – ваша заслуга очень существенна. Эти женщины с самого начала смотрели на вас благосклонно. Я лишь усилил имевшийся порыв, насколько мог в рамках ограничения Законов роботехники. Из-за этих ограничений, и по другим причинам, мне с большим трудом и только кружным путем удалось привести вас сюда. Мне не раз грозила серьезная опасность потерять вас.

– Ну вот, я здесь, – сказал Тревиц. – Чего же вы от меня хотите? Чтобы я подтвердил решение в пользу Галаксии?

Лицо Дэнила, все время бесстрастное, необъяснимым образом помрачнело.

– Нет, сэр. Простого решения уже недостаточно. Я в своем нынешнем состоянии, как мог, привел вас сюда по гораздо более серьезной причине. Я умираю.

102

Возможно, дело было в бесстрастном тоне, каким Дэнил это произнес, возможно, смерть после двадцатитысячелетней жизни не кажется трагичной тому, кто обречен прожить меньше половины процента этого периода, как бы то ни было, сочувствия у Тревица не возникло.

– Умираете? – спросил он. – Разве машина может умереть?

– Называйте это как хотите, сэр. Я могу перестать существовать. Я стар. В Галактике больше нет ни одного разумного существа, жившего в то время, когда я впервые обрел сознание. Ни органического, ни роботехнического. Да я и сам не вполне непрерывен.

– В каком смысле?

– В моем теле, сэр, нет ни одной физической части, которая избежала бы замены. И даже мой позитронный мозг заменялся пять раз. Каждый раз содержимое прежнего мозга до последнего позитрона переписывалось в новый. Емкость и сложность каждого нового мозга превышала емкость и сложность старого и создавалась возможность для новых воспоминаний и более быстрых решений и действий. Но…

– Но?

– Чем сложнее и совершеннее мозг, тем он нестабильнее и тем быстрее изнашивается. Мой теперешний мозг в сто раз чувствительнее первого и обладает в десять миллионов раз большей емкостью. Но если первый прослужил десять тысяч лет, то нынешнему всего шестьсот лет, и он уже явно состарился. В нем записан опыт двадцати тысяч лет, и он заполнен. Способность к принятию решений стремительно суживается, еще стремительнее уменьшается способность к изучению разумов и воздействию на них через гиперпространственные расстояния. Я не могу разработать шестой мозг, так как дальнейшая миниатюризация наталкивается на тупик принципа неопределенности, и дальнейшее усложнение приведет к немедленному разрушению мозга.

Пелорат казался страшно озабоченным.

– Дэнил, – спросил он, – разве Гея не может продолжать без вас? Теперь, когда Голан выбрал Галаксию…

– Процесс слишком затянулся, сэр, – все также спокойно, ответил Дэнил. – Мне пришлось ждать, когда Гея полностью разовьется. Когда нашли человека, способного принять ключевое решение, мистера Тревица, оказалось слишком поздно. Однако не думайте. Я принял меры к продлению своей жизни. Я постепенно сузил свое поле деятельности, чтобы сохранить то, что можно, для чрезвычайных надобностей. Когда я больше не смог принимать активные меры для поддержания изоляции системы Земля-Луна, я прибег к пассивным мерам. В течение нескольких лет я отозвал, работавших со мной человекоподобных роботов. Последней их задачей было удалить все сведения о Земле в архивах планет. А без меня и моих товарищей-роботов Гея лишится жизненно важных средств для формирования Галаксии за разумный период времени.

– И вы знали об этом, – сказал Тревиц, – когда я принимал решение.

– Задолго до того, сэр, – ответил Дэнил. – Гея, конечно, не знала.

– Но тогда, – сердито сказал Тревиц, – для чего понадобился этот спектакль? Какой прок от него? Все время после принятия решения я мотался по Галактике в поисках Земли и ее "тайны", не зная, что этой тайной являетесь вы, для того, чтобы подтвердить это решение. Ну вот, я его подтвердил. Я теперь знаю, что Галаксия абсолютно необходима. Но, оказывается, все это ни к чему. Почему вы не оставили в покое Галактику? И меня?

– Потому, сэр, – ответил Дэнил, – что все это время я искал выход и надеялся, что найду его. И, кажется, нашел. Я могу вместо того, чтобы заменять свой мозг новым позитронным мозгом, слить его с человеческим, с мозгом, не связанным Тремя Законами. Это не только увеличит емкость моего мозга, но и придаст ему дополнительные способности. Вот зачем я привел вас сюда.

Весь вид Тревица выражал отвращение.

– Так вы хотите присоединить человеческий мозг к вашему? Чтобы человеческий мозг потерял индивидуальность и получилась Гея, состоящая из двух мозгов?

– Да, сэр. Бессмертным я от этого не стану, но может быть, получу достаточно времени, чтобы развить Галаксию.

– И для этого вы привели сюда меня? Вам нужна моя независимость от Трех Законов и моя интуиция в принятии решений? Вы хотите, чтобы они стали вашими ценой моей индивидуальности?… Нет!

– Но ведь только что вы утверждали, что Галаксия необходима для благополучия человека…

– Если и так, – перебил Тревиц, – Галаксия будет развиваться долго, и я в течение своей жизни останусь индивидуумом. Если же Галаксия разовьется быстро, я потеряю индивидуальность вместе со всеми людьми Галактики. Но я ни за что не соглашусь на потерю индивидуальности, пока люди в остальной Галактике ее сохраняют.

– Вы подтверждаете мои предположения, – сказал Дэнил. – Ваш мозг не смог бы хорошо слиться с моим, и в любом случае, вы представляете большую ценность, оставаясь индивидуумом, способным к независимым суждениям.

– Как это вы быстро передумали. Вы ведь сказали, что привели меня сюда для слияния.

– Да, для этого, и с трудом, полностью напрягая свои страшно уменьшившиеся силы. Но я сказал: "Вот зачем я привел вас сюда". Не забывайте, сэр, что на галактическом слово "вы" означает и множественное число. Я имел в виду вас всех, сэр.

Пелорат вытянулся в своем кресле и напряженно застыл.

– Вот как? – сказал он. – А скажите, Дэнил, разделит ли мозг, слившийся с вашим, все ваши воспоминания за двадцать тысяч лет?

– Безусловно, сэр.

Пелорат глубоко вздохнул.

– Это было бы завершением поиска всей моей жизни и я охотно отдал бы за это индивидуальность. Пожалуйста, окажите мне милость, слейте ваш мозг с моим.

– А Блисс? О ней вы не подумали? – тихо спросил Тревиц.

Пелорат колебался не больше секунды.

– Блисс поймет, – сказал он, – все равно в дальнейшем ей будет лучше без меня.

Дэнил совсем по-человечески покачал головой.

– Это благородное предложение, доктор Пелорат, но я не могу принять его. Ваш мозг стар, он проживет не больше двух-трех десятилетий, даже слитый с моим. Мне нужно другое… Смотрите! Он показал на Блисс и Фоллом и сказал: – Я позвал ее.

Блисс возвращалась счастливой танцующей походкой. Пелорат в волнении вскочил.

– Блисс! О, нет! – воскликнул он.

– Не волнуйтесь, доктор Пелорат, – сказал Дэнил, – Блисс мне не подходит. В этом случае я стал бы частью Геи, а я вам уже объяснял, что мне нужна независимость.

– Но тогда, кого же… – начал Пелорат.

А Тревиц, глядя на худенькую фигурку, вприпрыжку бегущую вслед за Блисс, сказал:

– Этому роботу с самого начала нужна была Фоллом, Янов.

103

Подошла Блисс, довольная, улыбающаяся.

– Мы не дошли до границ имения, – сказала она, – но мне оно очень напоминает Солярию. Фоллом, конечно, убеждена, что мы вернулись на Солярию. Я спросила ее, не кажется ли ей, что Дэнил внешне отличается от Джемби – в конце концов, Джемби был металлический – а она ответила: "Нет, в общем-то". Не знаю, что она подразумевала под "в общем-то".

Они посмотрели туда, где в отдалении Фоллом играла на флейте, а Дэнил серьезно слушал и кивал в такт головой. Звуки тонкой и нежной мелодии долетали до них.

– А вы заметили, что она взяла флейту с собой, когда мы выходили из корабля? – спросила Блисс. – Я подозреваю, что нам не скоро удастся оторвать Фоллом от Дэнила.

Мужчины встретили это замечание тягостным молчанием, и Блисс посмотрела на них с тревогой.

– В чем дело?

Тревиц вяло махнул рукой в сторону Пелората. Этот жест, казалось, говорил: пусть он объяснит. Пелорат, откашлявшись, сказал:

– Собственно, Блисс, мне кажется, что Фоллом останется с Дэнилом.

– Вот как? – Блисс нахмурилась и шагнула в сторону Дэнила, но Пелорат поймал ее за руку.

– Не надо, дорогая. Он даже теперь могущественнее Геи, и если Галаксия должна осуществиться, Фоллом должна остаться с ним. Позволь, я объясню. Пожалуйста, Голан, поправьте меня, если я в чем-нибудь ошибусь.

Блисс слушала рассказ, и на ее лице все явственнее проступало отчаяние. Пытаясь рассуждать здраво, Тревиц заметил:

– Видите, как все получилось, Блисс. Этот ребенок космит, а Дэнила разработали и создали космиты. Ребенка растили роботы, и никого другого он не видел в таком же пустынном, как это, имении. У ребенка есть трансдукторы, которые, возможно, понадобятся Дэнилу, и ребенок проживет три-четыре века, которые нужны для построения Галаксии.

Щеки у Блисс пылали, а в глазах стояли слезы.

– Этот робот, – сказала она, – наверное специально подстроил, чтобы мы залетели на Солярию и для его надобностей забрали там ребенка.

Тревиц пожал плечами.

– Может быть, он просто использовал подвернувшийся случай. Не думаю, что сейчас он так силен, чтобы превратить нас в полных марионеток на гиперпространственном расстоянии.

– Нет. Он сделал это умышленно. Он устроил, чтобы я привязалась к этому ребенку, чтобы я взяла ее с собой, и даже чтобы защищала ее от вас, Тревиц, в то время как вас она только раздражала и беспокоила своим присутствием на корабле.

– Это вполне объясняется и вашей геянской этикой, – ответил Тревиц. – Разве что Дэнил ее немного усилил. Послушайте, Блисс, все равно другого выхода нет. Допустим, вы можете увезти Фоллом. Куда? Где она была бы так же счастлива, как здесь? Разве вы вернули бы ее на Солярию, где бы ее безжалостно убили? Или на какую-нибудь густонаселенную планету, где она бы заболела и умерла? Или на Гею, где ее сердце разрывалось бы от тоски по Джемби? Или в бесконечное путешествие по Галактике, в котором она принимала бы за Солярию все встречные планеты? И разве вы нашли бы для Дэнила кого-нибудь подходящего вместо Фоллом, чтобы могла осуществиться Галаксия?

Блисс печально молчала.

Пелорат робко протянул к ней руку.

– Блисс, – сказал он, – я предложил Дэнилу слить свой мозг с его мозгом. Он не согласился, сказал, что я слишком стар. Я хотел бы, чтобы он согласился, если бы это вернуло тебе Фоллом.

Блисс взяла руку Пелората и поцеловала ее.

– Спасибо тебе, дорогой. Но это слишком высокая цена даже за Фоллом. – Она глубоко вздохнула и попыталась улыбнуться. Когда мы вернемся на Гею, возможно, в глобальном организме найдется место и для моего ребенка… Я включу "Фоллом" в слоги его имени.

И тут, как будто зная, что дело утряслось, Дэнил направился к ним. Рядом с Дэнилом семенила Фоллом. Потом она перешла на бег и подбежала раньше Дэнила. Она сказала:

– Блисс, спасибо тебе, что вернула меня домой к Джемби и что заботилась обо мне на корабле. Я тебя никогда не забуду. Она бросилась к Блисс и они крепко обнялись.

– Я надеюсь, ты всегда будешь счастлива, – сказала Блисс, я тоже не забуду тебя, дорогая детка. – Она неохотно выпустила Фоллом из своих объятий, а Фоллом повернулась к Пелорату и сказала:

– Тебе тоже спасибо, Пел, за то что давал мне читать твои фильмокниги.

Потом, молча, Фоллом повернулась к Тревицу и тонкая рука протянулась к нему. Он быстро пожал ее и отпустил.

– Удачи, Фоллом, – пробормотал он.

– Благодарю вас, сэры и сударыня, – сказал Дэнил, – за все, что сделал каждый из вас. Вы свободны, потому что ваш поиск закончен. Теперь я довольно скоро закончу свою работу, и на этот раз успешно.

– Подождите, – сказала Блисс, – мы еще не все выяснили. Мы не знаем, по-прежнему ли Тревиц считает, что Галаксия для человечества предпочтительнее, чем конгломерат изолятов.

– Он уже решил это в свое время, – сказал Дэнил. – Он выбрал Галаксию.

Блисс поджала губы.

– Я предпочла бы услышать это от него… Так как же, Тревиц?

– А чего хотите вы? – спросил Тревиц. – Если я решу против Галаксии, вы, возможно, вернете Фоллом.

– Я Гея. Мне нужно знать ваше мнение и его причину только ради истины.

– Скажите ей, сэр, – попросил Дэнил. – Насколько мне известно, Гея не читает ваш разум.

– Я решил в пользу Галаксии, – твердо сказал Тревиц. Я больше не сомневаюсь.

104

Блисс стояла неподвижно в течение времени, за которое можно было со средней скоростью досчитать до пятидесяти, давая этой информации достичь всех частей Геи. И только после этого спросила:

– Почему?

– Послушайте, – сказал Тревиц. – Я знал, что у человечества два возможных пути развития – Галаксия или Вторая Империя по Плану Селдона. И мне всегда казалось, что эти пути взаимно исключают друг друга. И Галаксия неосуществима, если только в плане Селдона не содержится какой-то фундаментальный порок. К сожалению, я ничего не знал о Плане Селдона, кроме двух аксиом, на которых он основан. Во-первых, должно участвовать большое количество людей, чтобы можно было применить статистические законы, и во-вторых, человечество не должно знать результатов предсказаний психоистории до того, как они осуществятся.

Когда я сделал вывод в пользу Галаксии, я подсознательно знал, что в Плане Селдона есть порок. И этот порок мог быть только в аксиомах, потому что только аксиомы я и знал. И не мог найти ошибки в аксиомах. Потом я отправился на поиски Земли, чувствуя, что Земля не должна так тщательно скрываться без причины. Мне надо было выяснить эту причину.

У меня не было оснований считать, что как только я найду Землю, я пойму, какой порок заключается в аксиомах Плана Селдона, но я был в отчаянии и не мог придумать ничего другого… Ну и, может быть, меня подталкивало желание Дэнила получить солярийского ребенка.

Как бы то ни было, мы в конце концов добрались до Земли, а потом и до Луны, здесь Блисс уловила разум Дэнила, который он, умышленно, конечно, направил к ней. Она описала этот разум как не вполне человеческий, но и не совсем разум робота.

Это предположение подтвердилось, поскольку разум Дэнила далеко превосходит разумы роботов когда-либо созданных, и не воспринимается как разум робота. Однако и как человеческий он не ощущался. И Пелорат сказал, что это "что-то новое". Это выражение как будто освободило во мне спусковой механизм, возникли новые мысли.

Подобно тому, как когда-то Дэнил и его коллега увидели Четвертый Закон Роботехники, оказавшийся более фундаментальным, чем три остальные, я неожиданно увидел третью базовую аксиому, более фундаментальную, чем две другие. Настолько фундаментальную, что никто никогда не думал о ней.

Вот она. Две первые аксиомы оперируют с людьми и основаны на том, что люди являются единственным разумным видом в Галактике, и только они влияют на развитие общества и истории. То есть несформулированная аксиома заключается в том, что в Галактике есть только один разумный вид – Ноmо Sарiеns. Если бы нашлось что-то новое – другой разумный вид, психоистория не смогла бы описать поведение этого вида и План Селдона не имел бы смысла. Это понятно?

От глубокого желания быть понятым Тревиц весь дрожал.

– Понятно? – повторил он.

– Да, я понимаю,– сказал Пелорат, – но как адвокат дьявола, старина…

– Продолжайте, Янов.

– Ведь люди действительно единственные разумные существа в Галактике.

– Роботы? – спросила Блисс. – Гея?

– Со времени существования космитов, – нерешительно сказал Пелорат, – роботы не играли существенной роли в Галактике. Гея до недавнего времени тоже. Роботы созданы людьми, Гея создана роботами; и те и другие подчиняются Трем Законам и не могут не подчиняться воле человека. Несмотря на двадцатитысячелетние усилия Дэнила и долгое развитие Геи, одно слово человека – Тревица – может положить конец этим усилиям и этому развитию. Значит, человечество – единственный значимый вид разумных существ в Галактике, и законы психоистории применимы.