Текст книги "СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

– Не выстрелит, – сказала Блисс.

Тревиц застыл, лишившись дара речи. Он проверил бластер, после того как Бандер разрядил оружие, и был уверен, что бластер разряжен. Но нейронный хлыст Тревиц не проверял.

Если нейронный хлыст сохранил даже небольшой остаток энергии, ее хватило бы для стимуляции нервных окончаний и Тревиц почувствовал бы боль, по сравнению с которой хватка робота показалась бы дружеским похлопыванием по плечу.

Во время учебы в военно-космической академии курсантов заставляли испытывать слабый удар нейронного хлыста. Это делалось для того, чтобы они получили общее представление. Тревиц не чувствовал потребности узнать больше.

Робот включил хлыст, и Тревиц на мгновение напрягся. Потом медленно расслабился. Хлыст оказался полностью разряженным.

Робот изучающе посмотрел на Тревица и бросил нейронный хлыст и бластер на землю.

– Почему они оказались разряжены? – строго спросил он. Зачем вы их носите, если они бесполезны?

– Я привык к их весу, поэтому ношу их, хоть они и разряжены, – сказал Тревиц.

– Это бессмысленное объяснение, – сказал робот. – Вы остаетесь под стражей для дальнейших допросов, и, если правители так решат, вас отключат… Как открывается ваш корабль? Мы должны его изучить.

– Для вас это бесполезно, – сказал Тревиц, – вы ничего не поймете.

– Если не пойму я, поймут правители.

– Они тоже ничего не поймут.

– Значит, вы им объясните.

– Не объясню.

– Тогда вас выключат.

– Это вам не поможет. И я думаю, что меня выключат, даже если я объясню.

– Тяните время, – пробормотала Блисс, – я начинаю разгадывать, как работает его разум.

Робот не обратил внимания на Блисс. (Уж не она ли сама об этом позаботилась, подумал Тревиц, отчаянно надеясь, что да.)

Робот сказал, твердо фиксируя свое внимание на Тревице:

– Если вы будете чинить препятствия, мы выключим вас частично. Тогда вы расскажете нам все, что мы хотим знать.

Пелорат неожиданно воскликнул:

– Подождите, вы не можете этого сделать… Стражник, вы не можете этого сделать.

– У меня есть подробные инструкции, – спокойно сказал робот. – Я могу это сделать. Конечно, я причиню как можно меньше вреда, чтобы добыть нужную информацию.

– Нет, не можете. Вы ничего не можете. Мы инопланетяне, но этот ребенок, – и Пелорат посмотрел на Фоллома, которого все еще держал на руках, – он соляриец. Он скажет вам, что вы должны делать, и вы должны ему повиноваться.

Фоллом смотрел на Пелората широко открытыми, но непонимающими глазами.

Блисс резко покачала головой, но Пелорат взглянул на нее тоже непонимающе.

Робот посмотрел на Фоллома.

– Ребенок не имеет значения, – сказал робот, – у него нет трансдукторов.

– Они у него еще не полностью сформировались, – тяжело дыша, сказал Пелорат, – но со временем они разовьются. Это солярийский ребенок.

– Без сформировавшихся трансдукторов этот ребенок не соляриец. Я не обязан оберегать его или следовать его приказам.

– Но это потомок правителя Бандера.

– Вот как? Откуда вы знаете?

От волнения Пелорат начал заикаться.

– К-какой же еще ребенок может оказаться в имении Бандера? – сказал он.

– Откуда вы знаете, что их здесь не дюжина?

– А вы видели других?

– Вопросы здесь задаю я.

Второй робот тронул его за руку. Двое роботов, посланных в замок, бегом возвращались.

Когда они добежали, наступило молчание, затем один из прибежавших заговорил на солярийском языке. При этом все четыре робота как будто утратили свою эластичность. Они замерли, чуть ли не съежились.

– Они нашли Бандера, – сказал Пелорат, прежде чем Тревиц успел показать ему, чтобы он молчал.

Робот медленно повернулся к нему и сказал, глотая слоги:

– Правитель Бандер мертв. Ваше замечание показывает, что вы об этом знали. Как это произошло?

– Откуда нам знать? – упрямо сказал Тревиц.

– Вы знали, что он мертв. Вы знали, что его можно найти. Как вы могли это знать, если вы не были там? Если не вы оборвали его жизнь? – Произношение робота улучшилось, он приходил в себя после шока.

– Как мы могли убить Бандера? – ответил Тревиц. – Он со своими трансдукторами мог уничтожить нас в любой момент.

– Откуда вы знаете, что могут трансдукторы?

– Вы сами только что упомянули о трансдукторах.

– Я лишь упомянул. Я не описывал их свойства и возможности.

– Это знание явилось мне во сне.

– Такой ответ не заслуживает доверия.

– Как и предположение, что мы убили Бандера, – ответил Тревиц.

– И в любом случае, – добавил Пелорат, – если правитель Бандер мертв, то имение теперь унаследовал правитель Фоллом. Вот он, и вы должны ему повиноваться.

– Я уже объяснил, – сказал робот, – что потомки, у которых не сформировались трансдукторы, не солярийцы. Он не может быть наследником. Как только мы сообщим печальное известие, сюда доставят другого наследника подходящего возраста.

– А что будет с правителем Фолломом?

– Правителя Фоллома нет. Есть ребенок, а у нас сейчас избыток детей. Его уничтожат.

– Вы не посмеете, – решительно сказала Блисс. – Это ребенок.

– Этот акт совершу не обязательно я, – сказал робот. – И, безусловно, не я приму решение. Это решают правители. Однако я хорошо знаю, какие решения принимаются в период избытка детей.

– Нет. Я сказала, нет.

– Его уничтожат безболезненно… Но на подходе наш корабль. Нам надо отправляться в замок Бандера и собрать головизионный совет, чтобы назначить наследника и решить, что делать с вами… Давайте сюда ребенка.

Блисс выхватила почти лишившегося чувств Фоллома из рук Пелората. Она сказала, крепко прижимая ребенка к себе:

– Не прикасайтесь к ребенку.

Вытянув руку, робот шагнул, пытаясь дотянуться до Фоллома. Но Блисс шагнула в сторону до того, как робот начал движение. Робот продолжил шаг, как будто Блисс все еще стояла перед ним. Он наклонился, не сгибаясь в талии, и упал вниз лицом. Остальные три робота застыли с широко открытыми невидящими глазами.

Блисс горько плакала.

– Я почти нашла правильный метод управления, – говорила она в отчаянии, – но он не дал мне времени. У меня не было времени, пришлось ударить, и все четверо теперь выключены… Идемте на борт, пока их корабль не спустился. У меня не осталось сил, чтобы бороться с новыми роботами.

Часть V. МЕЛЬПОМЕНИЯ

13. Бегство с Солярии

56

Они отбыли в суматохе. Тревиц подобрал свое бесполезное оружие, открыл шлюз, и они ввалились внутрь. Только после того как взлетели, Тревиц заметил, что Фоллома тоже втащили.

Возможно, они бы не успели, если бы солярийские корабли не были такими несовершенными. У приближавшегося корабля ушло чудовищное время на то, чтобы сбросить высоту и сесть. Напротив, "Далекую Звезду" компьютер почти мгновенно поднял вертикально вверх.

И хотя эффект ускорения в гравитическом корабле отсутствовал, эффект сопротивления атмосферы оставался в силе. Наружная температура корпуса превысила допустимую по техническому паспорту.

Поднимаясь, они увидели, как сел один солярийский корабль и еще несколько приближались к месту посадки. Тревиц подумал, сколько роботов смогла бы одолеть Блисс, и решил: задержись они еще хоть на пятнадцать минут, им был бы конец.

Выйдя в космос (вернее, в разреженные слои атмосферы), Тревиц отклонил "Далекую Звезду" от вертикали, направив ее на ночную сторону планеты, чтобы быстрее остудить корабль. Они быстро скользнули в темноту, так как взлетели почти на закате.

Из своей каюты вышел Пелорат и сказал:

– Ребенок уснул. Мы показали ему, как пользоваться туалетом, и он все сразу понял.

– Наверно, в замке у него были такие же удобства.

– Я их там не видел, хотя искал, – сказал Пелорат. – Мы успели на корабль в последний момент, во всяком случае,я.

– Я тоже. Но зачем мы взяли этого ребенка?

Пелорат виновато пожал плечами.

– Блисс его бы не отдала, – сказал он. – Она как бы спасает эту жизнь за ту, которую отняла… Ей невыносимо…

– Я знаю, – сказал Тревиц.

– Этот ребенок очень странно сложен, – заметил Пелорат.

– Конечно, если он гермафродит.

– Знаете, у него есть яички.

– Разумеется, как же без них.

– И еще то, что я бы назвал очень маленьким половым отверстием.

– Уродство, – сказал Тревиц, скривившись.

– Ну, не такое уж, Голан, – возразил Пелорат. – Все приспособлено под его нужды. Ведь соляриец производит только оплодотворенную яйцеклетку. Или крохотный эмбриончик, который потом роботы выращивают в лабораторных условиях.

– Что случится, если бы солярийская система, основанная на роботах, развалится? Они не смогут производить жизнеспособное потомство.

– У любой планеты возникнут серьезные неприятности, если развалится ее социальная система.

– Однако я не стал бы безутешно рыдать над солярийцами.

– Гм, – сказал Пелорат, – я полагаю, эта планета не показалась особенно привлекательной. Я хочу сказать, нам. Но ведь ее население и социальная структура совершенно не нашего типа, дорогой друг. Исключите население и роботов, и вы получите планету, которая, напротив…

– Может деградировать, как Аврора, – сказал Тревиц. – Как себя чувствует Блисс, Янов?

– Боюсь, она переутомилась. Она сейчас спит. Ей тяжело пришлось, Голан.

– Я тоже не развлекался.

Тревиц закрыл глаза и подумал, что и ему не мешает немного поспать, после того как он убедится, что солярийцы не преследуют их. Пока что компьютер не сообщал о каких-либо искусственных объектах в космосе.

Тревиц с горечью подумал о двух планетах космитов, которые они посетили. Одну – со злыми дикими собаками, другую – со злыми, нелюдимыми солярийцами. Ни там, ни там не нашлось ни малейшего намека на местонахождение Земли. За два посещения они приобрели только Фоллома. Тревиц открыл глаза. Пелорат сидел на том же месте, по другую сторону от компьютера, и серьезно смотрел на него.

– Мы должны были оставить э солярийского ребенка, – с неожиданной убежденностью сказал Тревиц.

– Бедняга, – сказал Пелорат. – Они бы его убили.

– Пусть даже так, – ответил Тревиц. – Он часть их мира, их общества. Если у них принято убивать лишних…

– Ах, мой дорогой, это очень жестоко.

– Это рационально. Мы не знаем, как о нем заботиться. Может быть, с нами он будет дольше страдать и все равно умрет. Что он ест?

– Полагаю, то же, что и мы, старина. Собственно, проблема, что будем есть мы. Сколько у нас припасов?

– Достаточно. Достаточно. Даже с учетом нового пассажира.

Это замечание не обрадовало Пелората.

– У нас довольно однообразная диета, – сказал он. – Нам следовало запастись какими-нибудь продуктами на Компореллоне, хотя их кухня не слишком совершенна.

– Мы не могли. Как вы помните, мы улетали довольно поспешно. Как и с Авроры и как, тем более, с Солярии… Не так уж страшно некоторое однообразие. Удовольствия от этой еды мало, но жизнь она поддерживает.

– А если нам понадобятся свежие запасы, мы сможем их загрузить?

– В любой момент. У нас гравитический корабль, и гиперпространственные Прыжки мы можем совершать легко и быстро. Для нас Галактика не так уж велика. В считанные часы мы можем добраться до любой звезды. Но сложность в том, что на половине планет Галактики только того и ждут, чтобы захватить наш корабль. Я предпочитаю некоторое время не показываться никому на глаза.

– Пожалуй, вы правы… А Бандер, похоже, не заинтересовался кораблем.

– Он его толком и не рассмотрел. Мне кажется, солярийцы давно забросили космические полеты. Их главное желание – чтобы их оставили в покое, а если бы они шныряли по Галактике и привлекали к себе внимание, им бы это вряд ли удалось.

– Что мы собираемся делать дальше, Голан?

– У нас осталась еще третья планета, – сказал Тревиц.

Пелорат покачал головой.

– Если судить по первым двум, от третьей многого ожидать не приходится.

– Да, сейчас. Но, как только высплюсь, я дам компьютеру задание проложить путь к третьей Запретной планете, тогда посмотрим.

57

Тревиц проспал дольше, чем собирался, но это было неважно. На борту корабля не было ни дня ни ночи, и суточный ритм соблюдался не слишком точно. Путешественники сами назначали время дня. И частенько у Тревица и у Пелората (а у Блисс еще чаще) не совпадал естественный ритм еды и сна.

Не поспать ли еще час-другой, думал Тревиц, соскребая с себя грязь в душевой (воду приходилось экономить, поэтому грязь было предпочтительнее не смывать, а именно соскребать), когда он обернулся и увидел перед собой Фоллома, тоже полностью раздетого.

Тревиц отпрянул и, так как душевая была маленькой, стукнулся обо что-то твердое. Он крякнул с досадой.

Фоллом с изумлением уставился на голого Тревица. Тревиц в смущении прикрылся рукой. Тогда Фоллом тонким голосом сказал:

– Привет.

Тревиц вздрогнул от неожиданности, потому что Фоллом сказал это на галактическом, хотя слово звучало заученно.

– Блисс – говорит – вы – вымоете – меня, – разделяя слова, старательно произнес Фоллом.

– Да? – Тревиц положил руки ему на плечи. – Ты – стой здесь.

Тревиц показал на пол, и Фоллом послушно посмотрел вниз, очевидно ничего не поняв.

– Не двигайся, – сказал Тревиц, взяв руки ребенка и прижав их к его туловищу, требуя неподвижности. Он торопливо вытерся, надел трусы, потом брюки и вышел из душевой.

– Блисс! – заорал он.

На корабле нельзя было оказаться дальше нескольких метров от остальных, и Блисс немедленно появилась из двери каюты. Улыбаясь, она сказала:

– Не пойму, это вы меня зовете, Тревиц, или я слышу легкий шорох ветерка в траве?

– Перестаньте острить. Что это такое? – Тревиц показал через плечо большим пальцем.

Блисс взглянула и ответила:

– Вроде бы тот юный соляриец, которого мы вчера взяли на борт.

– Это вы взяли его на борт. С какой стати я должен его мыть?

– Я думала, вы не станете возражать. Это очень смышленое существо. Он быстро усваивает слова галактического. То, что ему объяснили, он не забывает. Конечно, я помогаю ему.

– Разумеется.

– Да. Я его успокаиваю. Во время последних событий на планете я держала его в полусонном состоянии. Я слежу, чтобы на борту корабля он спал, й стараюсь отвлечь его от тоски по роботу Джемби, которого он любил.

– И в конце концов, надо полагать, ему здесь понравится.

– Надеюсь. Он молод и потому сможет приспособиться, и я поддерживаю это в той степени, в какой рискую вмешиваться в его разум. Я собираюсь научить его говорить на галактическом.

– Тогда и мойте его сами, ясно?

Блисс пожала плечами.

– Пожалуйста, раз вы настаиваете. Я просто хотела, чтобы он подружился со всеми. Я думаю, что каждому из нас полезно выполнять что-нибудь из родительских обязанностей. И вы, конечно, можете принять участие.

– Не до такой степени. Когда закончите с мытьем, избавьтесь от него, я хочу поговорить с вами.

– В каком смысле "избавиться от него"? – с неожиданной враждебностью спросила Блисс.

– Я не предлагаю выпихнуть его в космос, просто отведите его в свою каюту и оставьте там. Мне надо с вами поговорить.

– Буду к вашим услугам, – холодно сказала Блисс.

Тревиц посмотрел ей вслед, сдерживая гнев, потом пошел в каюту пилота и включил обзорный экран.

Солярия превратилась в темный кружок со светящимся серпом слева. Тревиц соединился с компьютером, положив руки на контакты, и его раздражение сразу улеглось. Для эффективной связи с компьютером нужен был спокойный разум, и прикосновение рук к контактам непроизвольно успокаивало.

Вокруг корабля, вплоть до самой Солярии, не обнаруживалось ничего похожего на искусственные объекты. Видимо, солярийцы (или, скорее, их роботы) не могли или не хотели преследовать "Далекую звезду".

Неплохо. Значит, можно выйти из ночной тени. Все равно при удалении от планеты тень исчезла бы, как только диск Солярии стал бы меньше солнечного диска.

Он приказал компьютеру вывести корабль из плоскости эклиптики, чтобы можно было ускоряться с большей безопасностью и скорее достичь места, где кривизна пространства достаточно низка для безопасного Прыжка.

И, как часто случалось с Тревицем в подобных случаях, он увлекся созерцанием звезд. Они почти гипнотизировали своей неизменностью. Вихри и бури на их поверхности исчезали на расстоянии, оставались лишь точки света.

Одна из точек вполне могла оказаться солнцем, вокруг которого обращалась Земля, солнцем, под чьими лучами началась жизнь и появились люди.

Разумеется, раз планеты космитов, входившие в многочисленное звездное скопление, не вошли тем не менее в галактические каталоги, то и солнце Земли вполне могло не войти в каталоги и отсутствовать в галактической карте компьютера.

Или это только планеты космитов не были внесены в каталоги из-за каких-то исторических событий, сделавших эти планеты Запретными?

Может быть, солнце Земли внесено в галактическую карту, но не выделено из мириад похожих звезд? В конце концов, в Галактике около тридцати миллиардов звезд, похожих на солнце, и только одна тысячная этого количества имеет обитаемые планеты. Возможно, в нескольких сотнях парсеков от нынешнего положения "Далекой Звезды" всего тысяча таких солнц с обитаемыми планетами. Не просмотреть ли их все?

Но если солнце Земли даже не в этом районе Галактики? Сколько еще районов Галактики убеждены, что Земля поблизости и что это именно их район заселялся в доисторические времена?…

Тревицу требовалась информация, но до сих пор он еще ничего не нашел.

Он сомневался, что обследование тысячелетних руин Авроры дало бы информацию о местонахождении Земли. Еще больше он сомневался, что такую информацию можно было получить от солярийцев. В таком случае, учитывая, что из большой Библиотеки на Транторе вся информация о Земле тоже исчезла, как и из коллективной памяти Геи, вряд ли можно найти эту информацию на какой-либо из планет космитов, которых даже нет на галактических картах.

И если Тревицу случайно повезет и он найдет солнце Земли, не заставит ли нечто неведомое не заметить этого? Насколько сильна оборона Земли? Непоколебимо ли решение Земли оставаться скрытой?

Что в конце концов искал Тревиц?

Землю? Или просчет в Плане Селдона, который, как ему казалось (без видимых причин), он найдет на Земле?

План Селдона работал уже пять столетий. И должен привести человечество в безопасную гавань – Вторую Галактическую Империю, более великую, благородную и свободную, чем Первая, и все же Тревиц проголосовал против Плана, за Галаксию.

Галаксия должна когда-нибудь стать одним большим суперорганизмом, а Империя стала бы только союзом индивидуальных организмов. Вторая Галактическая Империя могла стать самой обширной и лучшей в своем роде, но она не могла бы стать чем-то принципиально новым.

Для того чтобы Галаксия – нечто принципиально новое оказалась лучше Второй Галактической Империи, в Плане Селдона должен быть просчет. Что-то, чего не заметил сам Хари Селдон.

Но если сам Селдон допустил просчет, мог ли что-либо исправить Тревиц? Тревиц не был психоисториком, он ничего не понимал в этом и вряд ли понял бы что-нибудь, даже если бы ему объяснили детали Плана.

Все, что он знал о Плане, укладывалось в два условия: должно участвовать большое число людей, и эти люди не должны знать о сделанных выводах. Первое условие выполняется – людей в Галактике много; второе – тоже, так как Второе Сообщество, знающее детали Плана, тщательно скрывает это знание.

Видимо, какое-то еще условие считалось настолько очевидным и гарантированным, что о нем никогда даже не упоминали. И вот именно оно оказалось неверным. Условие настолько важное, что, оказавшись ошибочным, оно сделало Галаксию предпочтительнее Второй Галактической Империи.

Но если никто об этом условии не думал и не говорил, откуда о нем узнал Тревиц? И если даже он правильно догадался, что это за условие?

Действительно ли Тревиц обладает безошибочной интуицией, как считает Гея? Действительно ли знает, что нужно делать, даже не зная почему?

Вот он посещает планеты космитов… Надо ли это делать? Можно ли найти ответ на этих планетах? Или хотя бы начало ответа?

Что находится на Авроре, кроме одичавших собак? Разъяренных быков? Крыс-переростков? Крадущихся диких кошек?

Солярия выжила. Но было ли на ней что-нибудь, кроме роботов и гермафродитов с трансдукторами? Какое отношение к Плану Селдона имели эти планеты, если только они не содержали тайну местонахождения Земли?

И какое отношение к Плану Селдона имела сама Земля? Не безумие ли все это? Не поддался ли он фантазиям о непогрешимости своей интуиции?

Тревиц почувствовал нестерпимый стыд. Ему казалось, что стыд душит его, не дает дышать. Он посмотрел на далекие и равнодушные звезды и подумал: "Я, должно быть, самый большой дурак в Галактике".

58

Голос Блисс вернул его к действительности.

– Ну, Тревиц, зачем я вам нужна? – неожиданно в ее голосе появились нотки сочувствия. – Что-нибудь случилось?

С трудом Тревиц подавил мрачное настроение и посмотрел на Блисс.

– Нет, нет. Ничего не случилось, – сказал он. – Я… я просто задумался. Мне иногда все же случается задуматься.

Ему неприятно было сознавать, что Блисс может читать его эмоции. Он верил ей на слово, что она добровольно воздерживается от подглядывания в его разум.

Однако она приняла его заявление.

– Пел учит Фоллома галактическому, – сказала она. – Похоже, ребенок без возражений ест то же, что и мы… Так зачем вы хотели меня видеть?

– Так… Не здесь, – сказал Тревиц. – Сейчас я компьютеру не нужен, и мы можем пойти в мою каюту. Койка застелена, и вы можете сесть на нее, а я в кресло. Или наоборот, как хотите.

– Это неважно.

Они перешли в каюту Тревица. Блисс посмотрела на него, прищурив глаза.

– Кажется, вы больше не злитесь, – сказала она.

– Проверяете мой разум?

– Нет. Ваше лицо.

– Я не злой. Если я иной раз могу выйти из себя, это не значит, что я злой. Однако, если вы не возражаете, я хочу задать вам некоторые вопросы.

Блисс села на койку Тревица. Темно-карие глаза ее смотрели серьезно. Она держалась очень прямо, ее блестящие черные волосы были аккуратно причесаны, а изящные руки свободно сложены на коленях. От нее слабо пахло духами.

Тревиц улыбнулся.

– Вы выглядите как куколка, – сказал он. – Вы, наверно, решили, что такую хорошую и милую девочку я не стану слишком ругать.

– Ругайте как хотите, если вам от этого станет легче. Я только не хочу, чтобы вы ругали Фоллома.

– Не собираюсь. Я и вас не собираюсь ругать. Разве мы не условились дружить?

– Гея всегда питала к вам лишь дружеские чувства, Тревиц.

– Я говорю не с Геей. Я знаю, что вы часть Геи. Но вы, кроме того, еще личность, по крайней мере, до некоторой степени. Я говорю с этой личностью. Я говорю с Блисс, забывая о Гее, насколько могу. Разве мы не условились дружить, Блисс?

– Да, Тревиц.

– Тогда почему вы до последней минуты откладывали атаку на роботов? Меня унизили, мне причинили боль, а вы ничего не сделали!

Блисс серьезно посмотрела на него и заговорила, не оправдываясь, а объясняя свои действия.

– Я не бездействовала, Тревиц. Я изучала разумы роботов Стражи и пыталась научиться управлять ими.

– Да, я знаю. Вы это и тогда сказали. Я только не понимаю зачем. Зачем учиться управлять разумами, если можно просто уничтожить их? И вы в конце концов так и сделали.

– По-вашему, так легко уничтожить разумное существо?

На лице Тревица появилась презрительная гримаса.

– Что вы, Блисс, – сказал он, – какое разумное существо? Ведь это были просто роботы.

– Просто роботы? – ее голос стал взволнованным. – Это вечный аргумент. Тот самый. Тот самый! Зачем солярийцу Бандеру нужно было колебаться, прежде чем убить нас? Мы просто полулюди без трансдукторов. Почему надо колебаться, прежде чем предоставить Фоллома его судьбе? Это ведь только соляриец, да еще недоразвитый. Если вы начнете презирать кого-то или что-то, вы можете уничтожить все, что пожелаете.

– Не доводите мое замечание до абсурда. Робот – это только робот. Он никогда не был человеком, вы не можете этого отрицать. Он не обладает разумом в нашем понимании. Это машина, подражающая внешней стороне разума.

– Вы так легко говорите, ничего об этом не зная. Я Гея. Да, я также и Блисс, но я Гея. Я планета, которая считает каждый свой атом драгоценным и значительным, а группу организованных атомов – еще драгоценнее и значительнее. Я-мы-Гея не станем ломать конструкцию, хотя с радостью встроим ее во что-то более сложное при непременном условии, что это не повредит целому.

Самая высокая форма организации создает разум, и уничтожать разум можно только в самом крайнем случае. Неважно, машинный это разум или биохимический. Кстати, разум робота-стражника был совершенно новым для меня-нас-Геи. Изучать его было полезно, а уничтожить немыслимо. Я это сделала только из-за чрезвычайных обстоятельств.

– Под угрозой, – сухо сказал Тревиц, – находились три разума: ваш, Пелората, между прочим, вашего любимого, и, если вас не раздражает, что я упоминаю о такой мелочи, мой…

– Четыре! Вы все время забываете о Фолломе… Я считала, что они еще не были под угрозой… Послушайте. Предположим, перед вами картина, шедевр живописи. И ее существование угрожает вам смертью. Можно взять широкую кисть и мазнуть поперек всей картины. Картина исчезнет – и вы в безопасности. А можно, тщательно изучив картину, подправить ее тонкой кисточкой в разных местах, изменить ее так, что она больше не будет угрожать вам, но останется шедевром. Конечно, на это нужно время, но, если время есть, вы, наверно, постараетесь спасти шедевр, а не только свою жизнь.

– Возможно. Но вы в конце концов уничтожили шедевр, и сделали это в тот момент, когда в опасности оказался маленький соляриец, а опасность для нас и для вас самой вас не трогала.

– Мне казалось, что мы, инопланетяне, были еще в безопасности, тогда как Фоллома робот уже хотел забрать. Мне пришлось выбирать между стражником и Фолломом, а времени не было, и мне пришлось выбрать Фоллома.

– Значит, вот как это случилось, Блисс? Быстрое сравнение двух разумов и выбор более ценного?

– Да.

– А по-моему, – сказал Тревиц, – дело в том, что перед вами находился перепуганный ребенок, вами овладел материнский инстинкт, и вы отбросили вычисления по поводу угрозы для троих взрослых.

Блисс покраснела.

– Что-то в этом роде произошло, но напрасно вы говорите об этом так издевательски. Я в то же время не переставала рассуждать.

– Не думаю. Если бы вы рассуждали, вы оставили бы ребенка в его обществе, чтобы он принял свою судьбу. Кто знает, сколько тысяч детей уничтожили солярийцы для поддержания на Солярии низкой численности населения!

– Дело не только в этом, Тревиц. Этого ребенка убили бы только потому, что он слишком молод, чтобы унаследовать имение, и это получилось из-за того, что я убила его родителя.

– Да, в момент, когда этот родитель чуть не убил нас.

– Неважно. Я его убила. Я не могла допустить, чтобы из-за меня убили ребенка… И потом это дает Гее возможность изучить мозг совершенно неизвестного нам типа.

– Детский мозг.

– Он вырастет. Трансдукторы разовьются. Эти трансдукторы дают солярийцам способности, с которыми не может соперничать Гея. Ведь для того чтобы поддержать немного света или включить устройство, открывающее дверь, мне пришлось совершенно выложиться. Бандер мог даже во сне снабжать энергией имение, большее, чем город, который мы видели на Компореллоне.

– Значит, этот ребенок нужен вам для фундаментальных исследований мозга?

– В некотором роде.

– У меня другое ощущение. Мне кажется, что вы взяли на борт опасность. Большую опасность.

– В каком смысле опасность? С моей помощью он приспособится. Он очень умен и уже выказывает признаки привязанности к нам. Он неприхотлив, будет есть то, что едим мы, а я-мы-Гея приобретем бесценные знания о его мозге.

– А если он произведет потомство? Партнер ему не нужен.

– До этого еще много лет. Космиты жили по нескольку столетий, а солярийцы не желали увеличивать численность своего населения. Фоллом еще долго не будет иметь детей.

– Откуда вы знаете?

– Я не знаю. Я просто стараюсь рассуждать логично.

– А я заявляю вам, что Фоллом опасен.

– Вы не знаете и не рассуждаете логично.

– Я это чувствую, Блисс, безо всяких обоснований… Прямо сейчас. И это вы, а не я считаете безошибочной мою интуицию.

Блисс озабоченно нахмурилась.

59

Пелорат остановился в дверях каюты пилота и робко заглянул внутрь. По-видимому, он пытался узнать, сильно ли занят Тревиц.

Руки Тревица лежали на контактах, и он смотрел на обзорный экран. Пелорат решил, что Тревиц работает, и терпеливо ждал, стараясь не шевелиться, чтобы не отвлечь его.

Наконец Тревиц взглянул на Пелората. Взгляд Тревица был затуманен и рассеян, как всегда, когда он был соединен с компьютером. Но он медленно кивнул Пелорату, как будто с трудом узнал, потом снял руки с контактов, улыбнулся и стал самим собой.

– Боюсь, я вам мешаю, Голан, – виновато сказал Пелорат.

– Не страшно, Янов. Я проверял, готовы ли мы к Прыжку. Мы почти готовы, но я решил подождать еще несколько часов на всякий случай.

– Какой может быть случай?

– Просто я так выразился, – ответил Тревиц, улыбаясь – но теоретически, конечно, случайные факторы играют роль… Что вас беспокоит?

– Можно, я сяду?

– Да, конечно, но лучше пойдемте в мою каюту. Как Блисс?

– Хорошо. – Пелорат откашлялся, – она спит. Понимаете, ей нужен сон.

– Понимаю. Дело в гиперпространственном удалении.

– Верно, старина.

– А Фоллом? – Тревиц уселся на койку, оставив Пелорату кресло.

– Вы про книжки из моей библиотеки, которые распечатали для него на компьютере? Народные сказки? Он их читает. Конечно, он пока еще мало понимает галактический, ему просто нравится выговаривать слова. Он… Почему-то мне хочется считать его мальчиком. Как вы думаете, старина, почему?

Тревиц пожал плечами.

– Возможно, потому, что вы сами мужчина.

– Возможно. Он жутко смышленый, знаете ли.

– Не сомневаюсь.

Пелорат поколебался.

– Вы, кажется, его недолюбливаете?

– Ничего не имею лично против него, Янов. У меня никогда не было детей, и я не испытываю к ним никаких чувств. Если я правильно помню, у вас дети были.

– Сын… Я вспоминаю, какую радость он доставлял мне, когда был маленьким мальчиком. Может быть, из-за этого мне хочется считать Фоллома мальчиком. Я как будто становлюсь на четверть века моложе.

– Я не против того, чтобы вы любили его, Янов.

– Вы бы тоже его полюбили, если бы захотели познакомиться с ним поближе.

– Не сомневаюсь, Янов. Может быть, потом.

Пелорат снова поколебался.

– Вы, должно быть, устали спорить с Блисс.

– Собственно, мне не кажется, что мы с ней много спорим, Янов. Мы отлично ладим. Недавно мы с ней совершенно спокойно разбирались в том, почему Блисс медлила с выключением роботов Стражи. В конце концов, она все время спасает нас, так что я даже из одной благодарности не могу не предложить ей дружбу. Разве не так?

– Да, я понимаю. Но я имел в виду не ссоры. Я имел в виду ваши постоянные споры из-за противопоставления Галаксии и индивидуальности.