Текст книги "СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

– Ах, это! Полагаю, что спор продолжится… вежливо.

– Вы не возражаете, Голан, если я приведу аргумент в защиту Галаксии?

– Ничуть. Скажите, а вы принимаете идею Галаксии потому, что чувствуете себя счастливее, соглашаясь с Блисс, или независимо от этого?

– Честно – независимо. Я думаю, что будущее за Галаксией. Да вы и сами выбрали… И я то и дело убеждаюсь, что вы выбрали правильно.

– Потому что я ее выбрал? Это не аргумент. Что бы там ни говорила Гея, я могу ошибаться. Так что не позволяйте Блисс убеждать вас, что я всегда прав.

– Не думаю, что вы ошиблись. И показала мне это не Блисс, а Солярия.

– Каким образом?

– Ну, начать с того, что мы с вами изоляты.

– Янов, это термин Блисс, я предпочитаю говорить "личности".

– Это, старина, вопрос семантики. Называйте нас как хотите, но каждый из нас заключен в свою личную шкуру, и у каждого свои личные мысли. И думаем мы прежде всего и больше всего о себе. Главный закон нашей натуры – самосохранение даже во вред всем остальным.

– Известны случаи, когда люди жертвовали жизнью ради других.

– Это редкое явление. Гораздо больше случаев, когда люди жертвовали важнейшими потребностями других ради своих глупых прихотей.

– И причем здесь Солярия?

– На Солярии мы увидели, чем могут стать изоляты, или, если хотите, личности. Солярийцы с трудом смогли разделить между собой целую планету. Жизнь в полной изоляции они считают свободой. Даже своих детей они не любят и убивают лишних. Они окружили себя рабами-роботами, снабжают их энергией, и если соляриец умирает, его имение как бы тоже умирает. Можно ли восхищаться такой жизнью, Голан? Можно ли сравнить Солярию с благородной, доброй и заботливой Геей? Блисс не обсуждала этого со мной, это мое собственное ощущение.

– Такое ощущение характерно для вас, Янов. Я его разделяю. Мне тоже солярийское общество кажется ужасным. Но не всегда же оно было таким. Они происходят от землян. Вернее, от космитов, у которых общество было более нормальным. По неизвестной нам причине солярийцы пошли по пути, который привел к крайности. Но нельзя же обо всем судить по крайностям. Разве найдется среди миллионов обитаемых миров Галактики хоть один с подобным обществом? Да и Солярия вряд ли смогла бы создать такое общество, если бы не была переполнена роботами. Мыслимо ли, чтобы общество индивидуумов смогло дойти до такого ужаса без роботов?

Пелорат слегка скривил рот.

– Вы во всем находите прорехи, Голан… Вы как будто не способны признать поражение, защищая путь развития Галактики, против которого сами же проголосовали.

– Я не отрицаю всего. Должны найтись разумные доводы в пользу Галаксии. Когда я их найду и признаю, я смирюсь. Точнее, если найду.

– Вы считаете, что можете не найти?

Тревиц пожал плечами.

– Откуда мне знать? – пробормотал он. – Знаете, почему я медлю с Прыжком?

– Вы сказали, что безопаснее подождать.

– Да, сказал. Но мы и сейчас в безопасности. На самом деле я боюсь, что все планеты космитов нас подведут. У нас координаты только трех, две мы уже испытали и чуть не погибли. При этом мы ничего не узнали о Земле. Осталась третья и последняя. Что, если и она подведет?

Пелорат вздохнул.

– Знаете, в старых народных сказках – одну из таких я как раз дал Фоллому для упражнения – разрешается загадать три желания. Только три. Похоже, это важное число в таких делах. Может быть, оттого, что это минимальное число для принятия решений голосованием. В этих сказках содержится мораль: от желаний нет прока, никому не удается загадать правильные желания. Я всегда подозревал, что народная мудрость заключается в том, что удовлетворение желания должно быть заслуженным, а не…

Он неожиданно смутился и прервал себя.

– Простите, старина, я отнимаю у вас время. Стоит мне оседлать своего конька, и я не могу остановиться.

– Мне всегда интересно слушать вас, Янов. Мне хочется рассмотреть аналогию. Нам дали три желания. Два мы уже использовали, и это не принесло нам ничего хорошего. Осталось одно желание. Почему-то я уверен, что мы потерпим поражение, и хочу оттянуть этот момент. Вот почему я откладываю Прыжок.

– Что вы станете делать в случае неудачи? Вернетесь на Гею? Или на Терминус?

– Ну нет, – прошептал Тревиц, качая головой, – поиск должен продолжаться… Если б только я знал как.

14. Мертвая планета

60

Тревиц был мрачен. Пока что все их скромные достижения только оттягивали поражение.

Он так долго откладывал Прыжок к третьей Запретной планете, что заразил своим беспокойством остальных. Поэтому, когда он наконец решил приказать компьютеру переместить корабль через гиперпространство, в дверях каюты стоял серьезный Пелорат, а за его спиной стояла Блисс. Даже Фоллом пришел, испуганно глядел на Тревица и держлся за руку Блисс.

Тревиц на мгновение оторвался от компьютера, бросил на них взгляд и проворчал: "Ну просто дружное семейство!", но это говорило его беспокойство.

Он запрограммировал компьютер, поручив ему выйти из Прыжка на большем чем необходимо расстоянии от нужной звезды. Себе он объяснил это тем, что стал осторожен после событий на двух планетах космитов, но сам не верил этому. Он знал, что в глубине души стремится оказаться подальше от звезды, чтобы не сразу узнать, есть ли у нее пригодная для жизни планета. Тогда у него еще будет несколько дней до того, как придется столкнуться с новым разочарованием.

Под взглядами "дружного семейства" Тревиц сделал глубокий вдох, задержал дыхание и с шумом выдохнул, отдав при этом приказ компьютеру.

Звездное поле на обзорном экране мгновенно и резко изменилось. В районе, куда они попали, звезды располагались не так густо. На экране вблизи центра ярко сияла звезда.

Тревиц широко улыбнулся: ведь до некоторой степени это был успех. Третий набор координат мог оказаться ошибочным, и звезда класса G могла не появиться на экране. Он посмотрел на трех зрителей и объявил:

– Это она. Звезда номер три.

– Вы уверены? – негромко спросила Блисс.

– Смотрите! – сказал Тревиц. – Я выведу на экран этот участок с компьютерной карты Галактики. Если при этом звезда исчезнет, значит, она не записана в компьютерной карте и, значит, это та звезда, которая нам нужна.

Компьютер отреагировал на команду Тревица; звезда мгновенно погасла, как будто ее там никогда и не было, хотя в остальном звездное поле не изменилось.

– Итак, звезду мы нашли, – сказал Тревиц.

И все же он послал "Далекую звезду" вперед со скоростью лишь чуть большей половины той скорости, какую она могла развить. Еще не было известно, есть ли у этой звезды пригодная для обитания планета, и Тревиц не спешил это выяснить. Даже после трех дней полета к звезде ничего еще нельзя было сказать наверняка.

Точнее, кое-что выяснилось. Вокруг звезды обращался большой газовый гигант. Он находился очень далеко от звезды, и на дневной стороне сиял бледным желтым светом его толстый серп.

Тревицу не понравился вид гиганта, но он постарался не показывать этого и стал объяснять бесстрастно, как справочник:

– Перед нами большой газовый гигант. Весьма впечатляющее зрелище. У него пара тонких колец, и на данный момент можно различить два крупных спутника.

– Разве газовые гиганты не входят в большинство планетных систем? – спросила Блисс.

– Да, но этот уж очень большой. Судя по удалению и периоду обращения его спутников, этот газовый гигант почти в две тысячи раз массивнее, чем пригодная для обитания планета.

– Ну и что? – сказала Блисс. – Не все ли равно, какого размера газовые гиганты? Они всегда далеко от звезды, и среди них не бывает пригодных для обитания. Нас интересуют планеты поближе к звезде.

После некоторого колебания Тревиц решил открыть карты.

– Дело в том, – сказал он, – что газовые гиганты склонны вычищать космос в плоскости эклиптики. Вещество, которое они не поглощают сами, образует вокруг них спутниковые системы. Гиганты мешают образованию других тел даже далеко от себя, поэтому, чем крупнее газовый гигант, тем больше вероятность, что он является единственной значительной планетой данной звезды. В таком случае в системе имеются лишь сам газовый гигант да астероиды.

– Вы хотите сказать, что в этой системе нет пригодной для обитания планеты?

– Чем больше газовый гигант, тем меньше вероятность, что есть обитаемая планета, а этот газовый гигант очень массивный, он сам почти карликовая звезда.

– Можно нам посмотреть? – спросил Пелорат.

Все трое уставились на экран. (Фоллом сидел в каюте Пелората и рассматривал книги.) Тревиц усилил увеличение, и серп заполнил весь экран. Выше середины серп пересекала тонкая темная линия – тень кольца. Само кольцо на небольшом расстоянии от поверхности планеты выглядело блестящей кривой, немного заходящей на темную сторону, перед тем, как войти в тень.

– Ось вращения планеты наклонена примерно на 35 градусов к плоскости орбиты, – сказал Тревиц, – а кольца, конечно, в экваториальной плоскости планеты, так что свет от звезды падает снизу и отбрасывает тень от колец значительно выше экватора.

Пелорат смотрел с интересом.

– Кольца тонкие, – заметил он.

– Вообще-то, заметно толще, чем обычно, – уточнил Тревиц.

– По легенде, кольца газового гиганта в планетной системе Земли намного шире, сложнее и ярче, чем это. Те кольца "умаляли" сам газовый гигант.

– Что ж тут удивительного, – ответил Тревиц. – Если легенда передается из уст в уста тысячи лет, наверно, не обойдется без преувеличений.

– Какое прекрасное зрелище, – сказала Блисс, – если приглядеться к серпу, видно, что он как будто морщится и колышется.

– Это атмосферные бури, – сказал Тревиц. – Их можно лучше разглядеть, если выбрать подходящую длину волны. Дайте-ка я попробую.

Он положил руки на контакты и приказал компьютеру пройтись по спектру и остановиться на подходящей длине волны.

Мягко освещенный полумесяц стал окрашиваться в быстро сменявшие друг друга цвета, от попыток уследить за ними даже зарябило в глазах. Наконец компьютер остановился на красно-оранжевом, и стало видно, как по серпу проползают, скручиваются и раскручиваются спирали.

– Невероятно, – пробормотал Пелорат.

– Великолепно! – сказала Блисс.

Вполне вероятно, саркастически подумал Тревиц, что это совсем не великолепно. Ни Блисс, ни Пелорат, захваченные зрелищем, не думали о том, что планета, которой они восхищаются, снижает шансы на решение проблемы Тревица. Да и с какой стати им переживать? Их удовлетворяло решение Тревица, и они сопровождали Тревица в поиске без особого энтузиазма. Бессмысленно сердиться на них за это.

– Темная сторона, – объяснил он, – кажется черной, но, если бы наши глаза были чувствительны к волнам большей длины, мы увидели бы тусклое красное свечение. Планета испускает в космос интенсивное инфракрасное излучение, поскольку она достаточно массивна, чтобы нагреться почти до красного каления. Это не просто газовый гигант, это почти субзвезда.

После паузы он добавил:

– Оставим теперь этот объект и поищем пригодную для обитания планету, которая все же может существовать в данной системе.

– Может, может, – сказал Пелорат, улыбаясь, – не сдавайтесь, старина.

– Я не сдался, – сказал Тревиц не слишком уверенно -. Образование планет – слишком сложное дело, чтобы подчиняться жестким правилам. Мы можем говорить только о вероятностях. Из-за этого чудовища вероятность уменьшается, но не до нуля.

– Почему бы вам не подойти вот с какой точки зрения, сказала Блисс. – Первые два набора координат привели нас к планетам космитов. Значит, и третий должен оказаться правильным. Тем более, что звезда оказалась на месте. Зачем говорить о вероятностях?

– Очень надеюсь, что вы правы, – сказал Тревиц, хотя эти утешения его ничуть не подбодрили. – Теперь выскочим из плоскости эклиптики поближе к звезде.

Компьютер выполнил мысленные указания Тревица. Тревиц откинулся на спинку кресла и подумал, что единственное неудобство при пилотировании космического корабля с управляемым мыслью компьютером это то, что после него уже просто не сможешь пилотировать корабль обычного типа.

Разве сможет он снова засесть за вычисления? Разве сумеет принять в расчет ускорение и ограничить его до нормального уровня?… Скорее всего, забудет и станет увеличивать мощность, пока все на борту, включая его самого, не размажутся по стенке.

Значит, он и дальше будет пилотировать этот корабль. Или, если придется, другой, но в точности такой же, если когда-нибудь решится на обмен…

И поскольку Тревиц хотел отвлечься от мыслей о пригодной для обитания планете, он в порядке развлечения направил корабль вниз от плоскости эклиптики, а не вверх. Без всякой на то причины пилоты почему-то предпочитают двигаться над плоскостью. Почему? И уж если на то пошло, почему одно направление считается направлением вниз, а другое – вверх? В симметричном космосе это чистая условность.

Но он всегда знал, в каком направлении наблюдается вращение планет около собственной оси и около звезды. Если оба вращения направлены против часовой стрелки, то наблюдатель находится на северной стороне, а южная сторона – противоположная. И во всей Галактике север изображался на картах сверху, а юг – снизу. Все рабски следовали этой условности, происхождение которой терялось в доисторической мгле. Если кто-то смотрел на карту, повернутую югом вверх, он не узнавал ее, она становилась понятной, только если ее повернуть вверх севером. И при прочих равных условиях пилоты всегда шли "верхом".

Тревиц подумал о сражении, которое три века назад вел Бел Риоз – имперский генерал. В критический момент он провел свою флотилию под плоскостью эклиптики и захватил корабли противника врасплох. Проигравшие жаловались, что это был нечестный маневр.

Столь сильная и столь древняя традиция вполне могла зародиться на Земле, подумал Тревиц, и эта мысль вернула его к действительности.

Пелорат и Блисс продолжали любоваться газовым гигантом, который медленно-медленно поворачивался на экране. Освещенная солнцем часть расширилась, и, поскольку Тревиц зафиксировал спектр планеты в оранжево-красных тонах, поверхность ее, волнуемая бурями, была похожа на безумную фантазию художника-модерниста позднеимперских времен.

В каюту пилота забрел Фоллом, и Блисс, взглянув на него, решила, что ему надо вздремнуть. Как и ей.

– Мне нужно убрать газовый гигант, Янов, – сказал Тревиц оставшемуся Пелорату. – Я хочу, чтобы компьютер сосредоточился на поисках гравитационной ямки подходящего размера.

– Конечно, старина, – ответил Пелорат.

На самом деле все было сложнее. Надо не только найти гравитационную ямку подходящего размера. Она должна находиться на подходящем удалении. Тщательный поиск мог занять не один день.

61

Печальный, серьезный, даже мрачный, Тревиц вошел в свою каюту и вздрогнул от неожиданности.

Его ждала Блисс и рядом с ней Фоллом, причем от его халата и набедренной повязки распространялся свежий запах паровой обработки и вакуумной утюжки. В этой одежде ребенок выглядел лучше, чем в одной из укороченных рубашек Блисс.

– Я не хотела отвлекать вас от компьютера, – сказала Блисс, – а теперь послушайте… Давай, Фоллом.

Тоненьким мелодичным голоском Фоллом произнес:

– Я приветствую вас, защитник Тревиц. Для меня большая радость сопроважи… сопроводи… сопроводни… сопровождать вас на этом космическом корабле. Меня также радует доброта моих друзей Блисс и Пела.

Фоллом мило улыбнулся, и Тревиц не в первый раз подумал, считает он его мальчиком или девочкой?

Он кивнул.

– Очень хорошо заучено. И почти безупречно произнесено.

– Вовсе не заучено, – сказала Блисс добродушно. – Автором является Фоллом, а я только разрешила продекламировать вам. Я даже не знала заранее, что скажет Фоллом, пока не услышала.

– В таком случае действительно очень хорошо. – Тревиц заставил себя улыбнуться. Он заметил, что Блисс, говоря о Фолломе, старается избегать слов, обозначающих мужской или женский род.

– Я говорила тебе, что Тревицу понравится, – сказала она Фоллому. – А теперь иди к Пелу и, если хочешь, можешь еще почитать.

Фоллом выбежал, а Блисс сказала:

– Просто поразительно, как быстро Фоллом схватывает галактический. У солярийцев, должно быть, особые способности к языкам. Подумайте, ведь Бандер свободно говорил на галактическом, хотя слышал его только по гиперпространственным передачам. Может быть, эти мозги замечательны не только трансдукторами.

Тревиц хмыкнул, а Блисс продолжила:

– Только не говорите мне, что вы по-прежнему недолюбливаете ребенка.

– Не то чтобы недолюбливаю, но и не особенно люблю. Просто это существо меня беспокоит. Уже хотя бы тем, что я не знаю, как к нему относиться.

– Послушайте, Тревиц, это смешно. Фоллом – вполне приспособленное к жизни создание. Только представьте себе, какими отвратительными должны казаться в обществе солярийцев вы или я, вообще мужчины и женщины. И те и другие – только часть целого и с целью размножения вынуждены вступать во временное и уродливое соединение.

– Блисс, вам оно не нравится?

– Не притворяйтесь, что не понимаете. Я только стараюсь взглянуть на обычных людей с точки зрения солярийцев. Так что если Фоллом вызывает у вас неприязнь, то это просто близорукая и ограниченная реакция.

– Честно говоря, неприятно, когда не знаешь, говорить с ним как с мальчиком или как с девочкой. И в мыслях, и в разговоре все время спотыкаешься…

– В этом виноват наш язык, а не Фоллом. Но я рада, что вы подняли этот вопрос, потому что сама об этом думала… Говорить "они", как упорно говорил о себе Бандер, не выход. Я считаю, это нужно выбрать нам самим. Я думаю о Фоллом как о девочке. У нее характерный высокий голос, и она обладает способностью к произведению потомства, а это – главный признак женщины. Пел согласился со мной, почему бы и вам не согласиться? Пусть будет "она" и "ее".

– Ладно, согласен… – Тревиц поколебался, но решил все же сказать: – Каждый раз, когда я вижу вас вместе, мне все больше кажется, что она вам заменяет ребенка. Может быть, все дело в том, что вы хотите иметь ребенка, но не надеетесь, что вам его подарит Янов?

Глаза Блисс широко раскрылись.

– Пел мне нужен не для этого! Неужели вы думаете, что я смотрю на него с этой точки зрения? И вообще, мне еще не время иметь детей. А когда это время придет, у меня будет геянский ребенок, и Пел для этого не годится.

– Вы хотите сказать, что дадите Янову отставку?

– Вовсе нет. Только временный развод. Можно даже воспользоваться искусственным оплодотворением.

– Я думаю, вы сможете иметь ребенка только тогда, когда освободится место, то есть когда на Гее кто-нибудь умрет.

– Вы формулируете безжалостно, но по существу это так. Гея должна быть гармонична во всех частях и в родственных связях.

– Как это обстоит и у солярийцев.

– Ничего общего. – Губы Блисс сжались,и лицо побледнело. Солярийцы производят больше, чем надо, и уничтожают лишних. А мы производим столько, сколько нужно. Как, например, вы заменяете верхний слой кожи как раз достаточным ростом и ни клеткой больше.

– Я понимаю, что вы имеете в виду. Надеюсь, кстати, что чувства Янова вы учитываете.

– В отношении моего возможного ребенка? Это мы с ним не обсуждали. И не будем.

– Нет. Я не об этом… Меня поражает, что вы все больше заботитесь о Фоллом. Янов может почувствовать, что им пренебрегают.

– Никто не пренебрегает Пелом. И он заботится о Фоллом не меньше, чем я. Она еще больше сближает нас. Может быть, это вы чувствуете, что вами пренебрегают?

– Я? – Тревиц искренне удивился.

– Да, вы. Я не лучше понимаю изолятов, чем вы понимаете Гею, но мне кажется, что на этом корабле вы хотите быть в центре внимания, и у вас может возникнуть ощущение, что Фоллом вас вытесняет.

– Это глупо, – сказал Тревиц.

– Не глупее, чем ваше предположение, что я пренебрегаю Пелом.

– Тогда давайте прекратим спор и объявим перемирие. Я постараюсь считать Фоллом девочкой и постараюсь не слишком переживать из-за того, что вы не считаетесь с чувствами Янова.

– Спасибо. Значит, все хорошо.

Тревиц отвернулся. Блисс сказала:

– Подождите!

– Да? – повернувшись к ней, устало сказал Тревиц.

– Я совершенно ясно вижу, что вы грустны и подавлены. Я не собираюсь зондировать ваш разум, но, может быть, вы скажете мне, в чем дело? Вчера вы сказали, что в этой системе нашлась подходящая планета, и выглядели очень довольным. Надеюсь, вы не ошиблись? Эта планета никуда не делась?

– В системе есть подходящая планета, она никуда не делась, – ответил Тревиц.

– И у нее подходящие размеры?

Тревиц кивнул.

– Раз она подходящая, то и размеры тоже. И удаление от звезды.

– Так в чем же дело?

– На этом расстоянии уже можно проанализировать атмосферу. Оказалось, что ее практически нет.

– Нет атмосферы?

– Практически нет. Эта планета непригодна для обитания, а другой подходящей планеты в системе нет. Так что и третья попытка у нас с нулевым результатом.

62

Пелорат стоял в дверях пилотской каюты и мрачно молчал. Он смотрел на грустного Тревица и, очевидно, надеялся, что тот сам начнет разговор.

Но Тревиц не начинал. Его упорное молчание тянулось бесконечно.

Наконец Пелорат не выдержал и робко спросил:

– Что мы собираемся делать?

Тревиц поднял глаза на Пелората, потом отвернулся.

– Высадимся на планете, – сказал он.

– Но, если там нет атмосферы…

– Это утверждение компьютера. До сих пор компьютер говорил мне то, что я хотел услышать, и я это принимал. Теперь он говорит мне то, чего я слышать не хочу. Я должен проверить. Может быть, он все-таки способен ошибаться, и мне хочется, чтобы он ошибся на этот раз.

– Так вы думаете, что он ошибается?

– Нет, не думаю.

– Может быть, вам пришла в голову какая-нибудь причина, из-за которой он мог ошибиться?

– Нет.

– Тогда зачем, Голан?

Тревиц наконец развернул свое кресло, и Пелорат увидел его лицо, искаженное отчаянием.

– Разве вы не видите, Янов, – сказал он, – что я не знаю, что делать? Мы ничего не узнали о Земле на первых двух планетах, теперь и эта оказалась пустышкой. Что мне делать? Странствовать с планеты на планету и приставать ко всем с вопросом: "Простите, где Земля?" Слишком хорошо она замела свои следы. Нигде нет улик. Мне даже кажется, что если мы встретим улику, то Земля устроит так, что мы ее не заметим.

Пелорат кивнул.

– Я тоже об этом думал, – сказал он. – Вы не возражаете, если мы это обсудим? Я вижу, старина, что вы не в настроении, и, если не хотите обсуждать, я оставлю вас в покое.

– Ладно, обсудим, – проворчал Тревиц. – Мне все равно нечего делать.

– Похоже, вы не очень-то хотите со мной разговаривать, сказал Пелорат, – но, может быть, обсуждение принесет какую-то пользу. Пожалуйста, остановите меня, как только почувствуете, что не в силах терпеть… Мне кажется, Голан, что Земля не обязательно принимает только пассивные меры, чтобы скрывать себя. Может быть, она не просто стерла сведения о себе. Что, если она сфабриковала ложные сведения и активно работает над созданием такого прикрытия?

– Как это?

– Ну, например, мы слышали в разных местах о том, что Земля радиоактивна. Если это так, то к Земле нельзя приблизиться, тем более высадиться на ней. Даже если бы у нас были роботы, возможно, и они не смогли бы исследовать Землю, так как не перенесли бы радиоактивности. Какой тогда смысл ее искать? И, таким образом, она остается в неприкосновенности, даже если она не радиоактивна, разве что явятся случайные посетители. Но и тогда для нее возможны еще какие-нибудь средства маскировки.

Тревиц нехотя улыбнулся.

– Как это ни странно, Янов, но мне тоже приходило в голову нечто подобное. Я думал, что, может быть, легенды об огромном спутнике, о газовом гиганте с тройным кольцом и радиоактивности придуманы специально. Мы будем искать планету по этим признакам и не заметим Землю, у которой на самом деле нет ни гигантского спутника, ни газового гиганта с тройным кольцом, ни радиоактивности, и пролетим мимо… Я даже худшее себе представлял.

– Разве может быть хуже? – спросил ошарашенный Пелорат.

– Еще как… Такого рода мысли приходят в голову среди ночи, когда разум сам себе изобретает причины для огорчения. Что, если у Земли неограниченные возможности, чтобы прятаться? Что, если мы можем проскочить мимо Земли и не увидеть ни ее спутника, ни окольцованного газового гиганта? Что, если мы это уже сделали?

– Но если вы верите в такое, тогда зачем мы…

– Я не говорил, что верю. Я говорил о ночном безумном бреде. Поиск мы продолжим.

– Долго ли, Голан? – после некоторого колебания спросил Пелорат. – Когда-нибудь нам придется сдаться.

– Никогда, – решительно возразил Тревиц. – Если остаток жизни мне придется провести, странствуя от планеты к планете, приставая ко всем с вопросом: "Скажите, пожалуйста, сэр, где находится Земля?" – я готов на это. Вас, Фоллом и Блисс я могу вернуть на Гею, как только вы захотите, продолжу поиск один.

– Ну, нет. Вы же знаете, Голан, что я вас не покину. Как и Блисс. Будем странствовать с вами с планеты на планету. Но зачем?

– Затем, что я должен найти Землю. И затем, что я ее найду. Не знаю как, но я ее найду… А теперь, Янов, пожалуйста, оставьте меня на время. Мне нужно найти позицию, откуда я смогу изучить освещенную солнцем сторону планеты, не слишком приближаясь к солнцу.

Пелорат замолчал, но не вышел. Он смотрел на экран, пока Тревиц изучал планету, освещенную более чем наполовину. Пелорат не увидел ничего примечательного, но он знал, что соединенный с компьютером Тревиц видит больше.

– Есть дымка, – прошептал Тревиц.

– Значит, должна быть атмосфера! – воскликнул Пелорат.

– Возможно, но очень разреженная. Недостаточная для поддержания жизни, но достаточная, чтобы поддержать слабый ветерок, поднимающий пыль. На таких планетах бывают даже маленькие ледяные полярные шапки. Для твердой двуокиси углерода эта планета слишком теплая… Придется переключиться на радарное картирование. Тогда мне станет легче работать на ночной стороне.

– В самом деле?

– Да. Мне надо было это сделать с самого начала, но для безвоздушной планеты естественно было попытаться работать при видимом свете.

Тревиц замолчал. На обзорном экране замелькали радарные изображения, похожие на абстрактные картины эпохи Клеона.

– Та-ак, – сказал Тревиц и вновь умолк.

– К чему относится ваше "так"? – спросил Пелорат.

Тревиц бросил на него быстрый взгляд.

– Я не заметил ни одного кратера.

– Ни одного кратера? А это хорошо?

– Это совершенно неожиданно. – Тревиц широко улыбнулся. – И о-очень хорошо. Даже великолепно.

63

Фоллом стояла, прижавшись носом к иллюминатору, и смотрела на маленький участок Вселенной без компьютерного увеличения и усиления.

Блисс, которая пыталась объяснить все это Фоллом, вздохнула.

– Не знаю, – тихо сказала она Пелорату, – что она понимает, Пел. Для нее вся Вселенная заключалась в имении и подземном замке. Я не думаю, что она когда-нибудь выходила ночью и видела звезды.

– Ты думаешь?

– Я не решалась ничего такого ей показывать, пока она не научилась галактическому настолько, чтобы меня понимать… Какая удача, что ты можешь говорить на ее языке.

– Не так уж хорошо я на нем говорю, – виновато сказал Пелорат. – А Вселенную действительно нелегко осознать, если столкнуться с нею неожиданно. Фоллом сказала мне, что если все эти огоньки – гигантские планеты, такие, как Солярия, хотя на самом деле они гораздо больше Солярии, то они не могут висеть в пустоте. Она говорит, что они должны упасть.

– Она права, так как рассуждает, исходя из своих знаний. Она задает разумные вопросы и понемногу все поймет. По крайней мере, ей интересно и не страшно.

– Кстати, Блисс, у меня есть кое-какие вопросы. Ты видишь, как изменился Голан, когда обнаружил, что на планете нет кратеров? Я не понимаю, что это меняет. А ты?

– Я тоже. Но он знает планетологию лучше, чем мы. Будем надеяться, что он знает, что делает.

– Но мне хочется понять.

– Ну так спроси его.

Пелорат сморщился.

– Я вечно боюсь его рассердить. По-моему, он считает, что я должен это знать без объяснений.

– Это глупо, Пел. Он без колебаний расспрашивает тебя о легендах и мифах. И ты всегда охотно объясняешь. Почему ты считаешь, что он не захочет объяснить? Если он рассердится, ему придется попрактиковаться в вежливости, и это пойдет ему на пользу.

– А ты пойдешь со мной?

– Нет, нет. Я хочу еще раз попытаться объяснить Фоллом, что такое Вселенная. Ты мне потом все расскажешь… после того как Тревиц объяснит тебе.

64

Пелорат вошел в каюту пилота неуверенно. Он с радостью обнаружил, что Тревиц в хорошем настроении и даже тихонько насвистывает.

– Голан, – позвал Пелорат, стараясь, чтобы это прозвучало бодро.

Тревиц поднял глаза.

– Янов! Вечно вы входите на цыпочках, словно думаете, что тревожить меня запрещено законом. Садитесь! Посмотрите на это!

Он показал на обзорный экран и сказал:

– Я нашел только два-три кратера, да и то совсем маленьких.

– Разве это что-то меняет, Голан?

– Конечно меняет. И вы еще спрашиваете!

Пелорат беспомощно взмахнул рукой.

– Для меня это загадка. В колледже я специализировался по истории. Изучал дополнительно социологию и психологию, ну еще языки, литературу, в основном древнюю. А в аспирантуре специализировался по мифологии. К физическим наукам я и близко не подходил.

– Это не преступление, Янов. Мне нравится, что вы специалист в своей области. А ваше знание древнего языка и мифологии нам очень пригодилось. Вы сами знаете… А планетология – это моя забота.

– Видите ли, Янов, – продолжал Тревиц, планеты образуются посредством столкновений с обломками меньших объектов.Обломки, врезавшиеся в планету последними, оставляют на ее поверхности следы в виде кратеров. То есть могут оставлять. Если эта планета газовый гигант, то под газовой оболочкой она жидкая и обломки тонут без следа.

Твердые ледяные или каменные планеты меньших размеров несут на поверхности эти следы в виде кратеров. Кратеры сохраняются неограниченное время, если только нет явлений, которые стирают кратеры. Есть три типа таких явлений.

Во-первых, бывают планеты с ледяной поверхностью, под которой находится жидкий океан. Тогда обломок пробивает лед и плюхается в воду. Лед нарастает снова и заделывает пробоину. Обычно это холодные и непригодные для обитания планеты.

Во-вторых, на планете может быть интенсивная вулканическая деятельность. В этом случае лава и пепел забивают кратеры. Но и такая планета вряд ли пригодна для обитания человека.

И наконец мы переходим к третьему случаю, к планете, пригодной для обитания. Такие планеты могут иметь ледяные полярные шапки, но большая часть воды находится в жидком состоянии. На такой планете бывают и вулканы, но их немного. Такие вулканы не способны зарастить или заполнить кратеры. Однако на этих планетах существуют ветер, текущая вода, они создают эрозию. А если имеется жизнь, то деятельность живых существ тоже уничтожает кратеры. Понятно?