Текст книги "СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

– Почему вымерла, доктор Дениадор? – спросил Тревиц.

– Почему? Наши романтики обычно объясняют это тем, что их наказал за преступления Тот, Кто Наказывает, хотя никто не может объяснить, почему Он не сделал этого сразу. Но если не опираться на сказки, можно предположить, что общество, базировавшееся на роботах, стало изнеженным и выродилось, начало сокращаться и вымирать от скуки. Другими словами, потеряло смысл жизни.

Вторая волна колонистов распространилась по всей Галактике, а Земля постепенно выпала из поля зрения. Обычно это объясняют тем, что на Земле тоже были роботы.

Блисс слушала с заметным нетерпением.

– Хорошо, доктор Дениадор, – сказала она, – радиоактивна Земля или нет, сколько было волн колонистов, с роботами или без, но главный для нас вопрос – где находится Земля? Ее координаты?

– Ответ на этот вопрос следующий: я не знаю… Но не пора ли нам поесть? Я принес с собой ленч, и мы можем продолжить разговор за едой.

– Вы не знаете! – воскликнул Тревиц, и его голос зазвенел.

– Собственно, насколько мне известно, не знает никто.

– Этого не может быть!

– Член Совета, – сказал Дениадор с тихим вздохом, – можете, если хотите, называть истину невозможной, но это ничего не меняет.

7. Отлет с Компореллона

26

Ленч состоял из горки мягких, покрытых корочкой, разноцветных шариков. Начинка в шариках была различная.

Дениадор достал маленький пакетик, развернувшийся в пару тонких прозрачных перчаток, которые он надел. Гости последовали его примеру.

– Скажите, пожалуйста, – спросила Блисс, – что внутри?

– В розовых, – ответил Дениадор, – мелко нарезанная рыба с соусом, большой деликатес на Компореллоне. Вот эти, желтые, с сырной начинкой, не острые. В зеленых смесь овощей. Давайте, ешьте, пока они не остыли. На закуску будет миндальный пирог и обычные напитки. Рекомендую горячий сидр. Мы живем в холодном климате и любую пищу стараемся подогревать.

– А вы неплохо питаетесь, – заметил Пелорат.

– Обычно хуже, – сказал Дениадор. – Это я проявляю гостеприимство. Я довольствуюсь немногим, мне не приходится поддерживать большую массу тела, как вы, возможно, заметили.

Тревиц вонзил зубы в розовый шарик и обнаружил, что тот действительно рыбный, со специями, приятный на вкус. Однако он подумал, что этот вкус останется с ним на весь день, а возможно, и на ночь. Когда он откусил, то обнаружил, что корочка опять сомкнулась поверх начинки. Не осталось ни потеков, ни разбрызгиваний. И на мгновение он задумался, зачем нужны перчатки. Он решил, что дело в гигиене. Перчатки, возможно, заменяли мытье рук, когда это почему-либо было неудобно, а потом, должно быть, это вошло в привычку, даже если руки чистые. (Лизалор не пользовалась перчатками, когда он обедал с ней накануне… Может быть, потому что она горянка).

– Считается ли невежливым говорить о делах за едой? спросил он.

– По компореллонским стандартам, член Совета, считается, но вы мои гости, и будем следовать вашим стандартам. Если вы хотите разговаривать серьезно и пренебрегаете тем, что это может уменьшить ваше удовольствие от еды, говорите, я к вам присоединюсь.

– Спасибо, – сказал Тревиц. – Лизалор намекнула, вернее высказалась вполне определенно, что скептики непопулярны на Компореллоне. Это правда?

– Конечно, – Дениадора это как будто развеселило. – Другое отношение нас бы задело. Понимаете, Компореллон – планета, потерпевшая поражение. Здесь верят в миф, что когда-то, когда была заселена еще только небольшая часть Галактики, Компореллон был ведущей планетой. Мы, точнее, основная часть населения, об этом помним, и копим обиду, за то что мы так и не стали лидерами.

Но что мы можем поделать? Когда-то правительство вынудили сделаться лояльным вассалом Императора, теперь лояльным конфедератом Сообщества. Тем сильнее вера в таинственные древние корни.

Компореллон никогда не мог бросить вызов Империи, не может и теперь открыто бросить вызов Сообществу. Потому и ненавидят нас, скептиков, ведь мы не верим в легенды и смеемся над суевериями.

Но ничего серьезного нам не угрожает, технология под нашим контролем, мы заполняем факультеты Университетов. Некоторые особенно откровенные испытывают трудности с преподаванием. Например, у меня такие трудности, хотя свои студенты у меня есть, и мы потихоньку собираемся вне академгородка. Предположительно людская глупость столь велика, что компореллонцы могли бы не удержаться от интеллектуального самоубийства, но нас поддерживает Сообщество. Поэтому нас постоянно ругают, на нас фыркают, нас порицают, но нас никогда не трогают.

– Не враждебность ли общества, – спросил Тревиц, удерживает вас от того, чтобы рассказать нам, где находится Земля? Не боитесь ли вы, что, несмотря ни на что, антискептические настроения обернутся худо, если вы зайдете слишком далеко?

Дениадор покачал головой.

– Нет, – возразил он, – местоположение Земли действительно неизвестно. Я от вас ничего не скрываю ни из-за страха, ни по другой причине.

– Но послушайте, – продолжал настаивать Тревиц, – в этом секторе Галактики ограниченное число планет, пригодных для обитания, почти все они населены и, следовательно, хорошо вам известны. Разве так трудно исследовать сектор и найти планету, которая была бы обитаемой, если бы не была радиоактивной? Можно было бы еще поискать планету с большим спутником. А если бы она оказалась и радиоактивной, и с большим спутником, ее можно было бы обнаружить даже при поверхностном поиске. Единственная трудность тут, что это заняло бы какое-то время.

– Точка зрения скептиков, – сказал Дениадор, – такова, что и радиоактивность Земли, и ее большой спутник – всего лишь легенда. Зачем нам искать птичье молоко или кроличьи перья?

– Но если бы Компореллон нашел пригодную для обитания радиоактивную планету с большим спутником, какое правдоподобие это придало бы всем компореллонским легендам!

– Возможно, – Дениадор хохотнул, – Компореллон потому и не ищет. Если мы не найдем ничего или найдем совсем не такую Землю, последует расплата. Компореллонские легенды превратятся в пищу для острот. Компореллон не хочет рисковать.

Тревиц помолчал, потом очень серьезно сказал:

– Кроме этих двух признаков есть третий. Земля должна иметь необыкновенное разнообразие форм жизни или их окаменелые остатки.

– Член Совета, – сказал Дениадор, – хотя мы не посылали специальной экспедиции на поиски Земли, нам все же случается путешествовать в космосе, и иногда по разным причинам происходят отклонения от маршрутов. Прыжки, как вам известно, не всегда идеальны. Но мы никогда не получали сообщений о планете, по своим признакам напоминающей Землю, или о планете с разнообразной жизнью. Правда, вряд ли команды таких кораблей отправлялись на поиски окаменелых остатков. Поскольку в течение тысяч лет ни о чем таком не сообщалось, я сильно сомневаюсь, что Земля, которую можно было бы найти, существует.

– Но где-нибудь Земля должна быть, – в отчаянье сказал Тревиц. – Где-то находится планета, на которой развилась человеческая жизнь. Если она не в этом секторе Галактики, значит, где-то еще.

– Возможно, – спокойно сказал Дениадор, – но за все эти тысячи лет ее нигде не обнаружили.

– Вероятно, ее по-настоящему и не искали.

– Должно быть, вы в этом отношении отличаетесь. Желаю вам удачи, но я никогда не поставил бы на ваш успех.

– Не было ли, – спросил Тревиц, – попыток определить местоположение Земли косвенными методами?

– Да, – хором сказали два голоса. Один из голосов принадлежал Дениадору, и он сказал Пелорату, которому принадлежал второй голос:

– Вы подумали о проекте Яриффа?

– Да, – ответил Пелорат.

– Тогда расскажите члену Совета. Мне кажется, вам он больше доверяет.

– Видите ли, Голан, – сказал Пелорат, – в позднеимперские времена Поиск Прародины на какое-то время стал модным занятием. Возможно, чтобы отвлечься от неприятной реальности. Империя в то время находилась в процессе распада, как вы знаете.

Ливианскому историку Хамболу Яриффу пришло в голову, что где бы ни находилась планета-прародина, она, скорее всего, стала бы заселять ближайшие планеты. И вообще, чем дальше планета от Земли, тем позже она должна быть заселена.

Предположим, что можно выписать даты заселения всех обитаемых планет Галактики и соединить сетью все планеты, имеющие одинаковый возраст. Можно построить сеть, проходящую через все планеты с двадцатитысячным возрастом, другую с пятнадцатитысячным и так далее. Теоретически каждая сеть должна иметь сферическую форму, и сферы, объединяющие планеты одинакового возраста, должны располагаться концентрически. И если рассчитать центры всех этих сфер, они должны попасть в небольшой объем пространства, в котором бы находилась Земля. Лицо Пелората было серьезно, он очерчивал в воздухе сферические фигуры. – Вы понимаете, Голан?

– Да, – Тревиц кивнул. – Но, полагаю, ничего не получилось.

– Теоретически должно было получиться, старина. Одна трудность состояла в том, что время начала заселения было неточным. Каждая планета преувеличивала свой возраст. И установить возраст независимо от легенд было трудно.

– По распаду углерода-четырнадцать в древней древесине, сказала Блисс.

– Конечно, дорогая, – ответил Пелорат, – но для этого требовалось сотрудничество с планетами, а они на это никогда не шли.

Яриффу оставалось только ограничиться планетами с возрастом не более двух тысяч лет, описания которых надежны. Их было немного, сферическая симметрия получилась, а центр оказался близок к Трантору, столице Империи, потому что именно оттуда отправлялись экспедиции колонистов на эти планеты.

Это была вторая трудность. Земля не была единственной начальной точкой для колонизации. С течением времени другие освоенные планеты посылали колонистов. Во времена расцвета Империи крупным их источником стал Трантор.

Яриффа несправедливо высмеяли и опорочили. Его профессиональная репутация погибла.

– Я все понял, Янов… – сказал Тревиц. – Доктор Дениадор, неужели нет совсем ничего, что дало бы мне хоть маленькую надежду? Нет ли другой планеты, на которой предположительно могут оказаться сведения о Земле?

Дениадор погрузился в раздумье.

– Ну-у, – наконец нерешительно протянул он, – как скептик, должен предупредить вас, что не уверен, существует ли Земля и существовала ли когда-либо, однако…

Он снова погрузился в молчание.

– Мне кажется, – не выдержала Блисс, – что вы подумали о чем-то важном, доктор.

– Важном? Сомневаюсь, – неохотно сказал Дениадор. – Однако, может быть, забавном. Земля не единственная планета, чье местоположение – тайна. Есть планеты первой группы колонистов, "космитов", как их называют. Иногда все планеты, которые они заселяли, называют "планетами космитов". Иногда "Запретными планетами". Это название сейчас принято.

Согласно легендам в пору расцвета и славы, космиты имели продолжительность жизни несколько веков и не допускали наших короткоживущих предков на свои планеты. После того как мы их победили, создалась обратная ситуация. Мы предоставили их самим себе, запретив нашим кораблям и торговцам иметь с ними дело. Поэтому планеты космитов стали Запретными планетами. Легенда утверждает, что Тот, Кто Наказывает, уничтожил бы их и без нас, и Он, по-видимому, так и сделал. По крайней мере в течение многих тысячелетий ни один космит не появлялся в Галактике.

– Вы думаете, что космиты знают о Земле?

– Это правдоподобно, поскольку их планеты древнее любой из наших. Если, конечно, космиты существуют, что крайне маловероятно.

– Даже если их нет, есть их планеты, на которых могли сохраниться архивы.

– Если вы найдете эти планеты.

– Вы хотите сказать, – раздосадованно произнес Тревиц, что ключом к Земле, местонахождение которой неизвестно, может стать планета космитов, местонахождение которой так же неизвестно?

Дениадор пожал плечами.

– Двадцать тысяч лет мы не имели с ними дела. Не думали о них. Они, как и Земля, исчезли в тумане.

– На скольких планетах жили космиты?

– Легенды называют пятьдесят планет, подозрительно круглое число. Скорее всего, их было гораздо меньше.

– И вы не знаете местонахождения ни одной из этих пятидесяти?

– Ну… в общем… я сам себя спрашиваю…

– О чем?

– Поскольку древнейшая история, – сказал Дениадор, – это мое хобби, как и доктора Пелората, иногда я в поисках сведений о далеком прошлом изучаю древние документы. В поисках чего-то более достоверного, чем легенды. В прошлом году мне попался старый корабельный журнал. Он почти не поддавался расшифровке. Этот журнал относится к очень давним временам, когда наша планета еще не называлась Компореллоном. Там она именуется "Планетой Бейли", что я считаю ранней формой названия "Планета Бенболли" из наших легенд.

– Вы это опубликовали? – возбужденно спросил Пелорат.

– Нет, – ответил Дениадор, – как гласит старая пословица, не следует нырять, пока не убедишься, что в бассейне есть вода. Видите ли, там говорится, что капитан корабля побывал на планете космитов и вывез оттуда женщину.

– Но вы сказали, – заметила Блисс, – что космиты не допускали чужих.

– Именно поэтому я и не публикую материал. Он кажется невероятным. Есть неясные истории, которые можно отнести к конфликту космитов с колонистами, нашими предками… Такие истории есть не только на Компореллоне, они есть на многих планетах, и в многочисленных вариантах, но все они сходятся в одном: космиты и колонисты не смешивались. Не было между ними социальных контактов, не говоря уже о браках, и все же, очевидно, капитана-колониста и женщину-космитку связывали узы любви. Это настолько невероятно, что мне не остается ничего другого, как только считать эту историю образчиком романтической беллетристики.

– Это все? – разочарованно спросил Тревиц.

– Не все, член Совета. В том, что уцелело от корабельного журнала, я наткнулся на ряд чисел, возможно, это – впрочем, возможно и нет – пространственные координаты. И если все так, хотя как скептик я обязан сомневаться, документ утверждает, что это координаты трех планет космитов, одна из которых – та, на которой высаживался капитан и откуда он вывез свою подругу.

– Может ли оказаться, – спросил Тревиц, – что, даже если сам рассказ – выдумка, координаты все-таки настоящие?

– Возможно, – сказал Дениадор. – Я вам дам эти числа, вы вольны их проверить, но я не уверен, что вы обязательно чего-нибудь достигнете… И все-таки, – промелькнула быстрая улыбка Дениадора, – у меня есть забавная мысль.

– Какая? – спросил Тревиц.

– Что, если один из этих наборов координат описывает положение Земли?

27

Оранжевое солнце Компореллона выглядело большим, чем солнце Терминуса, но находилось низко и мало грело. Ветер, к счастью легкий, касался щеки Тревица ледяными пальцами.

Он поежился под шубой с электроподогревом, которую ему подарила Мица Лизалор.

– Когда-нибудь должно потеплеть, Мица, – сказал он.

Лизалор бросила взгляд на солнце. Она стояла рядом с ним в пустоте космопорта, одетая в более легкую, чем на Тревице, шубку. Если она и чувствовала холод, то презрительно не замечала его.

– У нас прекрасное лето, – сказала Лизалор. – Короткое, но наши сельскохозяйственные культуры к этому приспособлены. Они морозоустойчивы и быстро вызревают. У наших домашних животных густой мех, и компореллонская шерсть считается лучшей в Галактике. А фермерские колонии на орбите вокруг Компореллона выращивают тропические фрукты. Мы экспортируем ананасы высшего сорта. Большинство людей думают о нас как о холодной планете и ничего этого не знают.

– Спасибо, что пришла проводить меня, Мица, – сказал Тревиц, – и спасибо, что согласилась сотрудничать с нами в этой миссии. Однако я беспокоюсь, не навлечешь ли ты этим на себя неприятности?

– Нет! – Она гордо покачала головой. – Не будет у меня неприятностей. Задавать вопросов мне не станут. Я руковожу транспортом, и это значит, что правила для космопортов, таможенных станций, прибывающих и убывающих кораблей устанавливаю я. Премьер-министр полагается на меня и только рад, что детали его не касаются… Но если бы меня и спросили, мне достаточно было бы просто рассказать правду. Правительство одобрит то, что я не отдала корабль Сообществу; народ тоже, если бы ему можно было об этом рассказать. А само Сообщество ничего не узнает.

– Правительство, может, и одобрило бы, что ты не отдала корабль Сообществу, но одобрит ли оно, что ты позволила мне его забрать?

– Ты достойный человек, Голан, – улыбнулась Лизалор. – Ты упорно боролся за корабль, а теперь, когда он у тебя, заботишься о моем благополучии.

Она потянулась к нему, как будто ей хотелось его поцеловать. И с очевидным усилием сдержалась. С вернувшейся суровостью она сказала:

– Даже если бы они стали сомневаться в моем решении, достаточно было бы объяснить, что ты ищешь Древнейшую. Они скажут, что я хорошо сделала, что избавилась от тебя как можно скорее, а также от корабля и всех остальных. Они исполнят обряды искупления за то, что вообще разрешили вам высадиться на Компореллоне, хотя мы не могли знать заранее, чем вы занимаетесь.

– Ты в самом деле опасаешься несчастий для себя и для планеты из-за меня?

– Еще бы, – невозмутимо ответила она. И потом добавила уже мягче: – Мне ты уже принес несчастье, потому что теперь, когда я узнала тебя, компореллонские мужчины станут казаться мне полными ничтожествами. Я остаюсь с неутоленной тоской. Тот, Кто Наказывает, это уже устроил.

– Мне льстит твое отношение, – сказал Тревиц, несколько смешавшись, – но я не хочу, чтобы ты страдала от ненужных опасений. Ты должна понять: считать, будто я приношу несчастье, – чистое суеверие.

– Это тебе, наверное, сказал тот скептик.

– Я и без него знаю.

На густых бровях Лизалор нарос тонкий слой инея, она вытерла лицо и сказала:

– Я знаю, некоторые считают это суеверием, однако то, что Древнейшая приносит несчастья, факт. Это наблюдалось много раз, и никакие аргументы скептиков не могут опровергнуть факты.

Неожиданно она протянула руку.

– Прощай, Голан, – сказала она, – ступай на корабль к остальным, пока наш холодный ветер не заморозил твое нежное терминусское тело.

– Прощай, Мица, я надеюсь еще вернуться и повидаться с тобой.

– Да, ты обещал вернуться, и я попыталась поверить тебе. Я даже мечтала, как вылечу тебе навстречу и присоединюсь к тебе в космосе, чтобы несчастье пало на меня одну, а не на всю планету… Но ты не вернешься.

– Вернусь! Я так легко не сдамся. После того как ты доставила мне такую радость. – В этот момент Тревиц действительно верил в то, что говорил.

– Милый, я не сомневаюсь в твоих романтических порывах, но те, кто отправляется на поиски Древнейшей, не возвращаются. Мое сердце подсказывает мне это.

28

Было приятно вернуться в пилотскую каюту «Далекой Звезды». Пусть тесноватую, пусть лишь ничтожный пузырек воздуха в бесконечном пространстве, но все равно родную, теплую и уютную.

– Я рада, что вы наконец на борту, – сказала Блисс. – Я спрашивала себя, долго ли вы еще пробудете с Министром.

– Недолго, – ответил Тревиц, – было холодно.

– Мне показалось, что вы подумываете, не остаться ли с ней, забросив поиски Земли. Мне не хотелось даже слегка зондировать ваш разум, но искушение, которому вы подвергались, само изливалось на меня.

– Вы правы, – сказал Тревиц. – По крайней мере, в какой-то момент я чувствовал искушение. Министр – замечательная женщина, я никогда не встречал ничего подобного… Вы что, усилили мою сопротивляемость, Блисс?

– Я вам много раз говорила, что не должна и не буду вмешиваться в ваш разум, Тревиц. Я считаю, что вы побороли это искушение благодаря сильному чувству долга.

– Не думаю. – Тревиц сухо улыбнулся. – Ничего такого драматического и благородного не было. Два фактора помогли мне побороть искушение. С одной стороны, действительно было очень холодно, с другой – я боялся, что на эту женщину у меня не хватит сил.

– Ну, как бы то ни было, – сказал Пелорат, – теперь вы с нами, в безопасности. Что будем делать?

– Сначала мы постараемся быстренько вылететь из планетной системы Компореллона и удалиться от его солнца на расстояние, позволяющее совершить Прыжок.

– Нас не попытаются задержать?

– Нет, наверно. Министр хочет, чтобы мы поскорее убрались отсюда, пока гнев Того, Кто Наказывает, не пал на планету. Собственно…

– Да?

– Она верит, что этот гнев безусловно падет на нас. Она твердо убеждена, что из этого поиска мы не вернемся. И не потому, что она считает меня непостоянным. Она считает Землю столь ужасным источником несчастий, что всякий, кто отправится ее искать, должен погибнуть.

– А сколько человек покинуло Компореллон в поисках Земли? спросила Блисс.

– Сомневаюсь, чтобы хоть один компореллонец когда-либо улетал в подобный поиск. Я ей сказал, что эти страхи – чистое суеверие.

– А вы сами как считаете?

– Я знаю, что ее страхи в той форме, в какой она их выразила, – чистое суеверие, но они могут быть обоснованными.

– Вы считаете, что нас убьет радиоактивность, если мы вздумаем высадиться на Землю?

– Я не верю, что Земля радиоактивна. Но я знаю, что Земля защищает себя. Вспомните, что из библиотеки Трантора удалены все сведения о Земле. Вспомните, что о Земле ничего не помнит феноменальная память Геи.

Если Земля так могущественна, – продолжал Тревиц, – что может это осуществить, значит, она может изменять разумы, внушать, что она радиоактивна, чтобы предотвратить поиски. Может быть, оттого, что Земля так близко отсюда, на Компореллоне сильнее заметно отсутствие любопытства. Дениадор, ученый, скептик, совершенно убежден, что нет смысла искать Землю. Он утверждает, что ее нельзя найти… Если Земля так усиленно скрывает себя, разве не может она убить нас или изменить наш разум, только бы не позволить нам найти ее?

– Гея… – нахмурившись, начала Блисс.

– Не говорите, что Гея защитит нас, – перебил Тревиц. Земля сумела удалить из памяти Геи ранние воспоминания, значит, при конфликте Геи и Земли победит Земля.

– Откуда вы знаете, – холодно сказала Блисс, – что воспоминания удалили? Может быть, для создания всепланетной памяти потребовалось время и мы можем помнить только о том прошлом, когда создали память? А если память о Земле действительно удалили, откуда вы знаете, что это сделала Земля?

– Я не знаю, – сказал Тревиц. – Я только предполагаю.

– Если, – робко вставил Пелорат, – Земля так могущественна и так защищает себя, есть ли какой-нибудь смысл в нашем поиске? Похоже, вы считаете, что Земля скорее убьет нас, чем допустит, чтобы мы ее нашли. Надо ли нам продолжать?

– Признаю, что, может быть, нам придется сдаться. Но я убежден, что Земля существует и что я должен ее найти. А Гея уверяет меня, что если я убежден, то я прав.

– Но уцелеем ли мы, после того как найдем Землю, старина?

– Возможно, – сказал Тревиц, стараясь говорить легко, Земля тоже признает ценность моего таланта правоты и оставит меня в покое. Но – вот я наконец добрался до сути – я не уверен, что и вы уцелеете, и это меня беспокоит. Это меня всегда беспокоило, но сейчас мое беспокойство усилилось, и мне кажется, что я должен отвезти вас на Гею, а затем продолжать поиск один. Ведь это не вы, а я решил искать Землю, не вы, а я вижу ее значение, не вы, а я одержим ею. Поэтому не вы, а я должен рисковать. Позвольте мне продолжать этот поиск одному. Что скажете, Янов?

Пелорат наклонил голову так, что уперся подбородком в грудь, его длинное лицо, казалось, еще больше вытянулось.

– Не стану отрицать, что опасаюсь, Голан, – сказал он, – но мне стыдно бросить вас. Если я так поступлю, я потеряю себя.

– А вы, Блисс?

– Гея не бросит вас, Тревиц. Если Земля окажется опасной, Гея будет вас защищать, сколько сможет. Кроме того, в качестве Блисс я никогда не брошу Пела, и как он держится за вас, так я держусь за него.

– Что ж, хорошо, – сурово сказал Тревиц. – Я дал вам возможность. Продолжим поиск вместе.

– Вместе, – подтвердила Блисс.

Пелорат нерешительно улыбнулся и положил руку на плечо Тревица.

– Вместе до конца, – заключил он.

29

– Ты только посмотри, Пел! – воскликнула Блисс.

Она возилась с ручным телескопом просто так, чтобы отдохнуть от занятий с библиотекой Пелората и легендами о Земле. Пелорат подошел, обнял ее за плечи и взглянул на обзорный экран. На экране красовался один из газовых гигантов компореллонской планетной системы. При большом увеличении было видно, какой он огромный. Они наблюдали его из плоскости эклиптики, он находился дальше от солнца, чем корабль, и казался диском оранжевого цвета, кое-где пересеченным бледными полосами.

– Он просто прекрасен, – сказал Пелорат.

– Центральная полоска выходит за края планеты, Пел.

– Знаешь, Блисс, – нахмурившись, сказал Пелорат, – мне тоже так кажется.

– Как ты думаешь, может быть, это обман зрения?

– Не знаю, Блисс, я такой же новичок в космосе, как и ты. Голан!

Тревиц ответил на зов вялым: "Что такое?" – и вошел в пилотскую каюту. Вид у него был слегка помятый, как будто он вздремнул в одежде, как оно и было на самом деле.

– Пожалуйста, – сварливо сказал он, – не трогайте приборы!

– Это только телескоп, – сказал Пелорат. – Посмотрите!

Тревиц посмотрел.

– Это газовый гигант. Согласно имеющейся у меня информации, они называют его Галлия.

– Как вы узнали это с первого взгляда?

– Во-первых, исходя из расстояний, которые я изучил, прокладывая курс, он единственный, который может быть виден при таком увеличении. И потом, у него есть кольцо.

– Кольцо? – озадаченно спросила Блисс.

– Ну, виден только бледный тонкий штрих, потому что мы наблюдаем его с ребра. Можно приподняться над плоскостью эклиптики и дать лучший обзор. Хотите?

– Я не хочу, – сказал Пелорат, – заставлять вас пересчитывать курс.

– Курс пересчитает компьютер. – Тревиц сел за компьютер и положил руки на контакты. Компьютер тепло взял его за руки и, прочитав мысли, исполнил желание.

"Далекая Звезда" ускорилась, и Тревиц вновь ощутил прилив любви к кораблю и к компьютеру, таким чутким к нему. Словно сама мысль Тревица двигала и направляла корабль, как будто корабль могущественное продолжение воли Тревица. Неудивительно, что и Сообщество, и Компореллон хотели захватить такое сокровище. Удивительно, что силы суеверия хватило на то, чтобы Компореллон отступил.

Если корабль вооружить, он смог бы противостоять любому кораблю в Галактике, кроме корабля того же класса. (Корабль, конечно, не был вооружен. Мэр Бранно проявила осторожность и не дала Тревицу оружия.)

Блисс и Пелорат напряженно смотрели на экран. Галлия медленно-медленно наклонялась к ним, показался верхний полюс (неизвестно, какой именно), окруженный вихревыми потоками, а нижний полюс скрылся за выпуклостью сферы.

У верхнего края темная сторона Галлии заслонила область оранжевого цвета, и прекрасный круг становился все более ущербным. Путешественники с огромным интересом увидели, что бледная полоска оказалась не прямой, она изогнулась, как, впрочем, и другие полоски, но более заметно. Теперь центральная полоска отчетливо выступала за края планеты и на каждом конце делала петлю. Не могло быть и речи об иллюзии. Стало совершенно очевидно, что это материальное кольцо, охватывающее планету.

– Я думаю, теперь вы поняли, что это такое, – сказал Тревиц. – Если бы мы прошли над планетой, то увидели бы кольцо целиком, может быть, даже увидели бы, что это не одно, а несколько концентрических колец.

– Никогда не представлял себе такого, – недоуменно сказал Пелорат. – Как оно держится в пространстве?

– Так же, как держатся в пространстве спутники, – сказал Тревиц. – Кольцо состоит из мелких частиц, которые обращаются по орбите вокруг планеты. Они так близки к планете, что приливные силы не дают частицам собраться в одно тело.

Пелорат покачал головой.

– Ужасно, старина, – сказал он. – Подумать только, что я всю жизнь был ученым и при этом так мало знал об астрономии.

– Зато я ничего не знаю обо всех мифах человечества. Никто не может объять все знания… Но планетарные кольца не так уж необычны. Их имеют почти все газовые гиганты, правда, иногда это всего лишь разреженная пылевая дорожка. Просто так получилось, что у солнца Терминуса, в нашей планетной системе, нет ни одного настоящего газового гиганта, так что, если терминусец не космический путешественник и не изучал астрономию в Университете, он ничего не узнает о планетных кольцах. Что действительно необычно – это такое яркое и широкое кольцо. Оно прекрасно! Оно должно иметь, по меньшей мере, пару сотен километров в ширину.

При этих словах Пелорат сжал кулак.

– Так вот о чем шла речь! – воскликнул он.

– О чем ты, Пел? – вздрогнув от неожиданности, спросила Блисс.

– Однажды, – сказал Пелорат, – я наткнулся на отрывок стихотворения, очень старого, на архаичной версии галактического. Я его с трудом разобрал. Его язык свидетельствовал о большой древности… Хотя к архаизмам я привык, моя работа сделала меня специалистом по всяким разновидностям древнегалактического… Так о чем я говорил?

– Отрывок из старинного стихотворения, дорогой, подсказала Блисс.

– Спасибо, Блисс, – и, обратившись к Тревицу, Пелорат заметил: – Она всегда следит за тем, что я говорю, чтобы вернуть меня на курс, когда я сбиваюсь. Со мной это часто случается.

– В этом часть твоего очарования, дорогой, – улыбнулась Блисс.

– Пусть так. Этот отрывок вроде бы описывает планетную систему, в которую входит Земля; стихотворение в целом не сохранилось, сохранился только этот отрывок, может быть, из-за астрономического содержания. Во всяком случае, в нем описывается сверкающее тройное кольцо шестой планеты. "О кольцах трех, столь долгих и пространных, что рядом с ними умален сей мир". Видите, я еще могу процитировать его. Я не понимал, что такое кольцо планеты. Я представил себе три круга по одну сторону планеты в ряд. Это выглядело так нелепо, что я не стал включать стихотворение в свою библиотеку. Я жалею, что не постарался тогда выяснить. – Он покачал головой. – Профессия мифолога в современной Галактике настолько редкое дело, что забываешь, как полезно консультироваться.

– Скорее всего, – прокомментировал Тревиц, – вы правильно сделали, что проигнорировали это, Янов. Не стоит буквально принимать поэтические фразы.

– Но ведь речь шла вот об этом, – сказал Пелорат, показывая на экран. – Именно это описано в стихотворении. Три широких кольца, концентрических, шире самой планеты.

– Никогда о таком не слышал, – возразил Тревиц. – Я не думаю, что кольца могут быть такими широкими. Обычно они узенькие по сравнению с планетой, которую окружают.

– Но вы, – не сдавался Пелорат, – не слышали и о планете с гигантским спутником. Или с радиоактивной поверхностью. Эти кольца уникальность номер три. И если мы найдем радиоактивную планету, которая могла бы быть обитаемой, и у нее будет гигантский спутник, а еще в ее системе будет планета с огромным тройным кольцом, то не будет никаких сомнений в том, что мы нашли Землю.