Текст книги "Думать не будем пока ни о чем (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Глава первая: Йен
Всех гостей на свадьбе можно разделить на три категории.
Самая большая – это родственники. Их много, они разные, громкие и обычно именно они начинают травить старые анекдоты, выдавая их за семейные байки.
Вторая – это друзья. Много говорят, много веселятся, громче всех кричат «Горько!»
И третья – это такие, как я. Кого приглашать не хочется, но нужно. Потому что это будет слишком заметно и странно.
– А как вас зовут? – пододвигается ко мне сидящий справа мужчина лет сорока. У него неопрятные усы и некрасивые, как будто выцветшие на солнце мутные глаза. – Я вот Алексей.
– Йен, – говорю я и пригубливаю, но не пью, кислое до оскомины красное сухое вино.
У Саши всегда был дурной вкус на алкогольные напитки. Намного хуже, чем на женщин.
– Как? – икает мой незадачливый ухажер.
Стандартная реакция. Тяжело объяснять людям, что меня назвали в честь героини известной фэнтези-саги. Почему-то, например, имя Николь или Феодора звучит намного понятнее, чем что-то, что начинается на почти самую непопулярную букву алфавита.
– Йен, – терпеливо повторяю я и чуть-чуть приподнимаю бокал, когда кто-то из родственников заканчивает скучный тост предложением выпить за счастье молодых.
Саша смотрит на меня через весь зал, натянуто улыбается, как будто этот жест – не один из многих, а огромный восклицательный знак над моей головой: «Эй, народ, у нас тут бывшая!»
– А чем вы занимаетесь, Й… Йан? – опрокинув в себя стопку, продолжает клеится сосед.
– Пишу книги.
– О!
Еще один мой «любимый» звук. Быть работником банка или менеджером – это всегда «ничего себе!» или «ух-ты!». Учительница, врач, работник сферы обслуживания – «как интересно!». А писатель – это стопроцентное «О!» Как будто я заодно признаюсь в том, что к способности складно собирать слова в предложения у меня есть еще десяток щупалец, вторая голова на затылке и философский камень в правом кармане.
Хорошо, что неуемная тамада снова не дает гостям нормально закусить и отправляет всех участвовать в дурацких конкурсах. Плохо, что на этот раз она явно нацелена вытащить из-за стола даже самых больших молчунов. Вот как я.
– Так, нам нужны молодые девочки! – У тамады профессиональная деформация – даже стоя рядом кричит так, что закладывает уши.
Она берет меня за предплечье.
Ничего такого, кроме того, что это вроде как слишком личный жест.
Но я быстро, как от горячего, одергиваю руку и отступаю на шаг, потирая место, где ко мне только что прикасалась чужая рука. Даже через одежду чувствую неприятный до зубной боли контакт кожи с кожей. Тамада смотрит на меня с непониманием, но быстро переключается на другую жертву.
Я не люблю, когда ко мне прикасаются. Это старая и грустная история, если не сказать грязная и болезненная. Сломанный стержень моей пирамидки, который я склеила лишь бы как, чтобы не рассыпаться, и теперь, стоит случиться шторму, надеюсь, что он выдержит еще немного. До следующего ремонта.
Нас – пятерых женщин и пятерых мужчин – выводят в центр огромного зала.
У Саши всегда было специфическое представление о том, что значит «дорого и богато». Модный ресторан, красная и черная икра на столе. И вишенка на торте – явно очень дорогое платье невесты и бриллиант у нее на пальце. Если я хоть что-то и знаю о человеке, с которым была вместе полтора года, на весь этот пафос он потратил больше, чем может себе позволить. Все ради пыли в глаза, показать своим друзьям, что он вскарабкался на одну ступеньку выше.
Мне кажется, что наряд невесты чересчур пафосный для, пусть и богатой, но «земной свадьбы». Такое впору надевать, чтобы пройти целую процессию по ступенькам какой-то виллы в теплых странах. Но разве бывшая может быть объективной?
– Так, а теперь – паруемся! – Тамада громко смеется и аплодирует своей же шутке. Как будто по ее щелчку мы должны срочно пережениться с первым, кого удастся схватить за галстук.
Я нарочно держусь в стороне, даже не глядя на богатый выбор мужчин.
Они все – не моя возрастная категория.
Мне двадцать шесть, Саше уже тридцать семь и, насколько я знаю, у него нет приятелей младше сорока. Он всегда в окружении старших и опытных, говорит, что привлекает положительную энергетику денег и успеха, перенимает жизненный опыт и правильную мотивацию. На самом деле – просто пытается влезть в мир, где простым смертным нет места. Если только они не обладают выдающимися талантами.
– Кажется, я достался вам, – слышу рядом обычный мужской голос и даже не сразу понимаю, что он обращается ко мне. – Так и знал, что нужно было надевать костюм.
Я не знаю почему, но первым делом обращаю внимание на руки. Они вот тут, рядом: обычные руки, обычные ладони, аккуратные ногти без заусениц. У него выразительная костяшка большого пальца, какая-то острая, угловатая. Возможно потому что торчит из рукава с прорезью для пальца. Вот уж точно слишком «молодежный» вид.
Поднимаю взгляд выше. Темно-серая толстовка сидит как влитая на животе и груди, выше – на плечах, перетекая в высокий ворот, «скомканный» шнуровкой.
Лицо – это всегда самое интересное, поэтому, превозмогая желание, оставляю его на «сладкое», снова возвращаясь взглядом к груди. Ниже, до темно-синих джинсов с потертыми боками и коленями. Не в облипку, но по бедрам, достаточно выразительно, чтобы оценить ровность и длину ног. Ступни у него тоже небольшие, в странных черных кроссовках без шнурков.
Он точно собирался на свадьбу?
– Не люблю костюмы, – как будто угадав мои мысли, продолжает мой пока что безликий собеседник. – Переехал недавно, рубашки не успел перевезти. Понятия не имел, что бывшая пригласит на свадьбу накануне вечером.
А вот это уже интересно.
Ну что ж, еще один бывший на этом торжестве чужого счастья, давай знакомиться.
Даже не пытаюсь угадать, что увижу, когда, наконец, притрагиваюсь взглядом к его лицу. Кого-то особенного? Уникального? Человека, который был с женщиной, к которой ушел мой мужчина?
У него обычное лицо, без перегибов в тяжелую челюсть или брутальный изгиб губ. Обычный подбородок, немного приподнятые «яблоки щек», ровный нос, совершенно простые губы в обрамлении простой же щетины. Глаза карие, как будто с врожденным прищуром. Широкие, но аккуратные брови. Пара родинок над той, что справа. Коротко стриженные волосы с приличной сединой, хоть на вид ему около… Даже не знаю. От тридцати, но точно меньше сорока?
И последний штрих.
Даже не знаю, почему не сразу обращаю на это внимание, потому что обычно именно запах для меня – своего рода сигнал к знакомству.
– Афганец?[1]1
Речь идет об аромате «Black Afgano» от парфюмерного дома Nasomatto.
[Закрыть]– на своей волне спрашиваю я, безоговорочно угадывая знакомый тяжелый и очень специфический запах самой что ни на есть настоящей конопли, которой посыпали спил хорошо продымленной маслянистой древесины. – Тяжеловато для выхода в свет днем.
Но ему идет.
Запах сидит как дорогой аксессуар, а такие ароматы нужно уметь «носить». И дано это, увы, далеко не всем.
– Только переехал, – повторяет мужчина. – Что бросил в машину – с тем и живу. Антон, – представляется он и к моему большому облегчению не протягивает ладонь для рукопожатия. Просто улыбается.
– Йен, – называюсь я.
– В честь колдуньи из Венгерберга? – Он как будто даже приятно удивлен. Никакого «О!» или «Как-как вы сказали?».
Читает фэнтези?
Можно сказать, что Йен – это старо-шотландское имя и означает «милость богов». Я часто так делаю. Это проще, чем объяснять далеким от чтения взрослых сказок людям, что иногда родители называют своих детей не только в честь героинь затяжных турецких сериалов.
Но ничего из этого не успеваю, потому что тамада вдруг оказывается рядом, сует мне в руки веревку с деревянными прищепками, а Антону ловко завязывает глаза. Он пытается приподнять повязку, но когда на него шикают, послушно прячет руки за спину.
Толстовка немного подтягивается вверх, ровно до того места, где заканчивается пряжка ремня.
Женщины никогда не признаются в этом, но мы оцениваем то, что у мужчины ниже пояса где-то на уровне инстинктов. Просто… мысленно визуализируем, что там может быть по едва уловимым намекам: как натянута ткань, например, как выгибается крупная молния джинсов.
А я, хоть и закомплексованная фригидная ледышка – из-за этого рядом с Сашей за свадебным столом теперь сидит другая женщина – и вегетарианка в сексе, иногда все же люблю подсматривать в «мясное меню».
Вроде там нет ничего такого, что делает мужскую походку нарочито вразвалку.
Почему мне кажется, что даже через повязку моя «пара» видит мой взгляд? Может быть, потому что он немного удивленно приподнимает бровь?
Тамада объясняет правила: женщины вешают друг на друга прищепки в произвольном порядке, а мужчины за минуту должны снять как можно больше с завязанными глазами. Потом мы меняемся ролями и все повторяется. Та пара, у которой будет больше всего прищепок в корзинке, получит приз.
Я мысленно сжимаюсь до размера молекулы, когда женщина средних лет вдруг подмигивает мне и начинает цеплять в меня прищепки со скоростью степлера. Пару раз больно прихватывает ткань вместе с кожей, но это ерунда по сравнению с паникой, которая заставляет меня нервно сжать пальцы в замок.
– Все, готово, – довольно потирает ладони «помощница» – и я с ужасом замечаю, что она прицепила прищепки так, что моему напарнику придется очень тщательно меня ощупать, чтобы найти хотя бы половину.
Господи.
– Все хорошо? – переспрашивает Антон, чутко реагируя на мой нервный смешок. – Все эти свадебные конкурсы – такое убожество. Чувствую себя бесплатным клоуном. Я ведь не один такой?
– Что? – Я понимаю, что он говорит, но от паники начинают путаться мысли, и, чтобы выиграть время, прикидываюсь непонятливой дурочкой. Беспроигрышный вариант. В компании людей, минимум на десять лет старше, не трудно казаться глупее и неопытнее.
Пока тамада накаляет атмосферу скабрезными шутками, Антон делает шаг навстречу, приподнимает повязку и за секунду до того, как нас застукают на мухлеже, успевает окинуть меня цепким взглядом.
– Во-первых, не трясись, – неожиданно переходит на «ты». – Во-вторых, я почти все запомнил. Если будешь подсказывать, мы всех сделаем.
– Ээээ… – Получается очень глупо, и даже попытка прокашляться не заглушает бестолковый звук. – Не любишь проигрывать?
– Вообще-то нет. Но на свадьбе бывшей это будет обидно.
– Болезненное расставание? – наугад предполагаю я.
– Скорее – тяжелое и геморройное, – прямо отвечает он.
Я не успеваю придумать достойный ответ, потому что музыка заглушает наш разговор, и Антон оказывается слишком близко, чтобы меня паника все-таки не сожрала меня с потрохами.
Глава вторая: Антон
Когда вчера Наташа позвонила и пригласила меня на свадьбу, я долго ржал.
Как говорится – в голосину и до слез.
Потому что после нашего бурного расставания, когда она бегала за мной, чтобы сказать, какой я хреновый и как ей будет хорошо без меня, был уверен, что больше этой женщине уже ничем не удастся меня удивить.
Ей удалось.
Хотя вряд ли она понимает, что я пришел не для того, чтобы в последний раз увидеть, какой баран и какое счастье прозевал, а, чтобы еще раз убедиться, что бросить ее было самым правильным решением за… да в общем, за до хрена времени.
Одно плохо. Не люблю я эти конкурсы, особенно те, в которых нужно прикидываться лихим и придурковатым.
– Справа… ниже… – Нервно и прерывисто шепчет моя напарница со странным именем, пока пытаюсь по памяти снять с нее прищепки. – Еще ниже…
Я цепляю мизинцем деревянный край, сдергиваю прищепку – и Йен забирает ее из моих рук. Слабо вздрагивает, когда мы на секунду соприкасаемся пальцами. У нее явно какие-то проблемы с физическим контактом, потому что, даже несмотря на мои крайне деликатные прикосновения, она продолжает громко сопеть всякий раз, когда мне приходится до нее дотронуться.
Почему все симпатичные девушки всегда не в ладу с головой?
– Десять! Девять! Восемь! – орет воодушевленная тамада – и я слышу, как парочка справа начинает усердно пыхтеть. Вот где не скучно. Гости уже порядочно выпили, за окном стемнело, так что самое время искать, кого зажать в углу.
– Кто-нибудь закройте ей рот… – жалобно стонет моя напарница, и я абсолютно с ней согласен. – Слева, на краю пиджака.
– Она подсказывает! – орет кто-то из гостей явно в нашу сторону.
Можно подумать, что мы тут играем не на дурацкий бесполезный приз, а на бесценное полотно голландского художника. Люди – такие люди. Обычно таким все всегда нужнее, чем другим, особенно, когда у кого-то из окружающих что-то идет в рассинхрон с надуманными правилами и моралью. А кто придумал эти правила и мораль – не ебет. Все обязаны следовать.
– Не люблю людей, – говорит Йен.
Ну надо же, как у нас много общего.
Когда дурацкий конкурс завершается, и мы с девушкой меняемся местами, я понимаю, что наши проблемы не кончились, потому что даже после старта она просто стоит с завязанными глазами и опущенными руками, даже не пытаясь что-то делать.
– Мне тяжело притрагиваться к незнакомому человеку, – неожиданно признается она, хоть я и не спрашивал. – Это не имеет к тебе отношения. Это… мои проблемы.
Было бы странно, если бы после пары фраз я вдруг стал настолько противным. Хоть и не красавец, и в целом не качок, не мачо и не «сын маминой подруги» – женщинам нравлюсь, и обычно у меня нет проблем с тем, чтобы им хотелось и моих прикосновений, и моего контакта. Больше, чем на одну ночь.
– Я помогу, хорошо?
Если она и дальше будет так же тормозить, то парочка справа, которую мы в первом раунде обошли на три прищепки, в этом сделает нас всухую. Поэтому беру ситуацию в свои руки, точнее – беру Йен за руки, за запястья поверх пиджака. Она вздрагивает, но после заминки все-таки позволяет вести.
– Это мои плечи. – Укладываю ее ладони и немного прижимаю своими, подавляя порыв одернуть руки. – Слева на рукаве, ниже, на локте. На боку, на джинсах слева, над коленом, на ремне…
Она на удивление хорошо справляется, хоть не подсматривала. Практически с первого раза находит и снимает прищепку за прищепкой, но напряжена настолько, что страшно спугнуть любым неосторожным движением.
Только на мгновение замирает, когда приходится искать прищепку в области ремня.
Ладонями по моему животу, ниже. Замирает. Поджимает губы и втягивает воздух веснушчатым носом. Спускает руки на бока, проводит по карманам. Вздергивает голову, явно выпрашивая подсказку.
– Немного ниже, слева, – сдаюсь я.
Сколько ей лет? Явно не по возрасту сладкой парочки. И она совершенно точно не Наташина подруга: у моей слава_богу_бывшей вообще не тот контингент приятельниц. И я бы точно заметил среди них кого-то в смешных круглых очках.
– Нашла, – с облегчением выдыхает Йен – и тамада, наконец, заканчивает вакханалию.
Если эта крикливая баба хотя бы еще раз посмотрит в мою сторону, я вспомню, что по долгу службы научился самому эффективному способу посылания людей на хер – буквальному.
Я пришел сюда наслаждаться свободой и перекошенным лицом бывшей, которая, кстати, в эту минуту как раз сверлит меня взглядом через весь зал. И смотрит так, будто я заявился на ее белые ковры в грязной обуви.
Не отвожу взгляд, просто смотрю и жду, что будет дальше. Мы уже часа три как в четырех стенах, а до сих пор не обмолвились и словом, так что есть повод ждать как минимум пламенную речь где-то между разрезанием торта и фейерверком.
Наташа, конечно, показательно лезет целоваться к своему теперь уже мужу. Очень в ее стиле. Как всегда, забыла, что я от природы не ревнив. Абсолютно. Не вижу смысла тратить силы на неприятные эмоции. С вечной нервотрепкой на работе расстраиваться из-за женщин просто неразумно, это бесполезная трата сил и нервов. А учитывая, как часто они любят просто позлить, чтобы напроситься на всплеск собственничества, то поддаваться на их игры тем более глупо.
Мы с Наташей были вместе почти три года. И, пожалуй, за эти три года не было месяца, когда бы я не смотрел на нее и не задавался мыслью: почему и зачем я с этой женщиной? Вроде все случилось очень банально – на сайте знакомств. Это только кажется, что мужчине за тридцать ничего не стоит найти женщину на улице. При моей работе, когда ушел в восемь утра и вернулся в десять вечера, и так даже в выходные, верить в сказки о свалившемся на голову счастье уже просто не получается. Пришлось брать ситуацию в свои руки. Только все было как-то вяло. Сначала написала малолетка с банальными ошибками в словах и с которой не о чем было поговорить. Потом дама с претензией на крутость и с фото в профиле на фоне старого ковра на стене. А потом написала Наташа. Я посмотрел на нее и подумал, что она мне не нравится, и что пишет она как-то глупо, и что при таких внешних данных слишком уж выпендривается. Но на тот момент это был мой рак на безрыбье, и после отношений, в которых у меня просто не было нормального секса, я подумал, что с этой барышней можно неплохо провести время до более интересного варианта.
А потом как-то втянулся, стало уже по фигу. Секс был с выдумкой, Наташа «сделала» губы, перекрасила волосы и в целом поработала над тем, чтобы сделать себе «модную внешность». Правда, к этому всему прилагался еще ребенок от бывшего мужа, но меня им особо не напрягали.
– Мы проиграли, – тушуется Йен, перебивая мой невольный мысленный прыжок в прошлое, и как-то нерешительно вертит в руках веревку с прищепками, которые тамада оставила всем проигравшим в качестве утешительного приза. – Сожалею, что испортила ваш триумф.
В наше время девушка, которая умеет правильно и грамотно разговаривать – это прямо редкость. Особенно для меня, человека, который кабаку и бане с проститутками предпочитает вечер с книгой. Поэтому переключаюсь с Наташи на Очкарика и улыбаюсь одной из тех улыбок, которые использую, чтобы расположить к себе человека.
– Зато у нас есть прищепки.
Она поправляет очки и тоже улыбается: пугливо, осторожно и всего на мгновение отвечая на мой взгляд в глаза.
Что в ней есть? Светлые, собранные в «хвост» на затылке волосы, темно-зеленые глаза, круглое лицо со щеками, которые наверняка выглядят забавно, когда она дуется. Обычные «не обколотые» губы, простые брови, почти незаметный макияж, не скрывающий редкие недостатки кожи. Мне чуть выше плеча, маленькая и худощавая. Болезненно бледная – и это бросается в глаза именно сейчас, когда у нее до смешного сильно покраснели щеки. Одета в темно-красный брючный костюм и белую рубашку, застегнутую на самую верхнюю пуговицу. Весь вид говорит: я никого не ищу, я не заинтересована в случайном знакомстве, я вообще не очень хочу здесь находиться.
– Тогда тебе они нужнее. – Йен передает мне приз и снова одергивает руку, когда я притрагиваюсь к ней пальцами, на этот раз абсолютно намеренно. – Все-таки новоселье. Спасибо за игру. И была рада знакомству.
Все это скороговоркой, куда я не могу вставить ни слова.
Разворачивается и уходит на свое место за столом в другом конце зала. Я сажусь на свое и понимаю, что просто не вижу Очкарика с комплексами из-за сидящих между нами тучных мужиков и женщин. А жаль. Посмотреть хочется. Просто из природного любопытства, и чтобы понять, с чьей стороны она здесь гостья. Родственница Наташиного мужа?
Примерно через час, когда тамада «милостиво» разрешает гостям потанцевать, и я с облегчением выдыхаю, потому что сидящие слева и справа мужики перестают жевать и зажимать меня с двух сторон, снова чувствую пристальный взгляд в затылок. Три месяца как расстались, а я до сих пор хорошо помню это неприятное липкое ощущение. Хочется сунуть голову под ледяную воду и отмыться, как будто там остались следы.
Кстати, а ведь правда всего три месяца как разошлись, а вроде только на прошлой неделе со скандалом заставлял ее вывезти вещи.
Улучаю момент, чтобы поискать мою случайную знакомую, но за столом ее уже нет. И среди танцующих как будто тоже. Уже сбежала? После того, как гости торжественно наполнили копилку будущей семьи конвертами, никого на фиг не интересует, остаешься ты до финала или свалишь. Свой долг молодой семье уже отдал.
– Не думала, что тебе хватит смелости прийти, – где-то справа слышу голос Наташи.
Даже поворачиваться не хочется. Что я там не видел? Те же волосы, то же кислое выражение лица и все то же печально пустое декольте. И снова вопрос в голове: зачем я потратил на эту женщину столько сил, времени и нервов?
И снова она говорит что-то в духе «лишь бы сказать», лишь бы слить негатив – и неважно, что ко мне он не имеет никакого отношения.
– Может, хотел проследить, что ты попала в хорошие добрые руки? – по-прежнему затылком «говорю» я. – А то, знаешь, попадется очередной абьюзер вроде меня, будет жестоко насиловать твою нежную психику. А мы, абьюзеры и любители домашнего насилия, видим друг друга издалека. Вот твой муж сразу видно: настоящий, ответственный и хороший мужик.
«Классический алень», – про себя добавляю я.
Наташа все-таки обходит стол, становится прямо передо мной, как будто собирается расстрелять в упор с трех шагов. Вся такая в богатом и белом, и руки нарочно сложила так, чтобы камень на пальце торчал, словно свидетельство ее правоты. Уже забыла, что это не она ушла из моей жизни, а я вытолкал ее оттуда с матами и скандалами.
– Хорошо выглядишь, – говорю дежурную вежливость. – Счастье тебе идет.
– Рада, что ты заметил разницу, – не может не укусить в ответ.
Почему с женщинами так всегда: пытаешься как-то спокойно, чтобы не нагнетать, а они тут же видят в этом слабину и начинают лихо отплясывать чечетку на трупе, как им кажется, врага.
– Как я мог не заметить, когда ты так сверкаешь, – киваю на кольцо, даю понять, что ее представление не осталось незамеченным. – Нужно было писать в пригласительных, чтобы гости брали с собой сварочные маски, а то как бы не ослепнуть от такого богатства.
Тема денег настолько болезненная для нее, что до сих пор доводит до стиснутых зубов и перекошенной натянутой улыбки.
– Не все мужчины в этом мире думают, что поделиться своими возможностями с женщиной, которую любишь и которая обеспечивает комфорт, – это величайшее право, которое еще нужно заслужить.
Все-таки хорошо, что эта женщина больше не моя проблема.
– Ну куда уж мне, простому бедному следователю, тягаться с бизнесменом, – продолжаю иронизировать я. – Сразу видно, что тебя холят и лелеют. И все твои таланты, наконец, нашли ценителя.
А самое обидно, что она даже не в состоянии понять тонкий стеб. По лицу видно, что пытается, но как всегда ей очень тяжело долго напрягать мозг. Тем более, что я невольно даю повод переключиться на другую тему, когда замечаю идущую на свое место ту самую девушку с именем колдуньи из моей любимой фэнтези-саги.
– Ты серьезно? – с нотками визгливости наседает Наташа. Когда злится – почти всегда переходит на такой ультразвук, что хочется почистить уши. – Ты знаешь, кто это?
– Точно не твоя подружка, – пожимаю плечами. Хотя действительно интересно.
– Это бывшая моего мужа.
О как!
Не зря она привлекла мое внимание. Все-таки работа накладывает коррективы на поведение и восприятие человека, а чутье на то, что дело не чисто, никогда меня не подводило. С самого начала она была белой вороной среди гостей, и даже странно, что я не догадался, потому что теперь это очевидно и просто, как дважды два.
– А почему нас не посадили рядом? – Роняю взгляд на Наташу и снова слежу за Очкариком. Она спокойно усаживается на свое место и тут же оказывается объектом флирта, сидящего рядом уже немолодого и порядком выпившего мужичка. – Нам точно есть, о чем поговорить. Столько общих тем.
На самом деле, мне действительно любопытно, потому что вот у этой странной и закомплексованной, но симпатичной девушки, Наташа увела лакомый кусок, Мужика из Высшей лиги. Ладно я повелся на в общем не нужную мне женщину, потому что выбора не было. Но если выбирать между той и этой, то я бы остановился на Очкарике.
– Она малолетка, которая любит морочить мужикам голову. Динамщица.
– Это тебе любимый муж рассказал? – Даже если Наташа выставит мне пятитомник с диагнозом Очкарика, подписанный консилиумом психиатров, я все равно не поверю ни единому слову. – Тогда понятно, почему у вас с ним случилась такая стремительная любовь.
Наташа сжимает кулаки, нарочито медленно и громко выдыхает через нос.
У нее был один плюс, благодаря которому мы и продержались так долго. Она все же темпераментная баба. И отжигать умеет так, что мама не горюй. Только эти вспышки страсти все равно приелись и в конечном итоге стали вызывать изжогу.
Я поднимаюсь.
– Собираешься закрутить с ней мне назло? – в спину шипит Наташа, следуя за мной по залу, как будто это в порядке вещей – приклеится к бывшему на собственной свадьбе. – Думаешь, мне не все равно?
– Наташ. – Поворачиваюсь, взглядом даю понять, что сейчас она снова переступает черту. – Муж уже заскучал. А я не настолько важный гость, чтобы невеста лично сдувала с меня пылинки. Кстати, камень правда отличный.
Плевать я на него хотел, но сказать не сложно. Пусть порадуется. Все женщина похожи в одном – всем хочется «умыть» бывшего.
