Текст книги "Думать не будем пока ни о чем (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Глава двенадцатая: Антон

Рыцарь романтичного образа – это, как бы, совсем не про меня.

Нет, я не брутальный самец и не мачо, но после определенных уроков и выводов понял, что нет смысла расстилаться перед женщинами просто так только потому, что у меня член, яйца и я, как мужик, должен делать красиво. Должен я только своим родителям и тем людям, которые это заслужили.

Но, конечно, на свидание прихожу с цветами. Чтобы создать нужное настроение. Женщины почему-то очень любят, когда им дарят умершие растения.

Но сегодня у меня в кармане целое большое исключение из правил. И я даже не знаю, откуда во мне этот порыв. Возможно, малышка выглядела слишком несчастной, и ее перепуганные зеленые глаза преследовали меня если не всю ночь, то утром определенно. Возможно, это просто жалость. Возможно, меня немного грызет любопытство и желание продолжить то, что так и не стало поцелуем.

Да все, что угодно.

Но раз я напрягаюсь настолько, что достаю ее номер – и теперь «торчу» виски одному шустрому пареньку – и даже немного забиваю на работу, чтобы смотаться к черту на рога за тем, что Очкарика явно порадует. Ну а потом, когда работа все-таки забрасывает меня в ее края, даже не колеблюсь, выруливая в сторону знакомого дома.

Почему вообще не удивляюсь, когда за распахнутой дверью Йен стоит в моем свитере и штанах в облипку с каком-то нелепом принтом из диснеевских персонажей? Волосы на этот раз собраны заколкой на затылке, но в целом растрепаны и волнистыми прядями лезут ей в глаза. Выглядит недавно проснувшейся. Забавной. Смешной до чертиков с этой широкой удивленной улыбкой.

Чего уж там, мне нравится, как она на меня реагирует. Льстит что ли мужскому самолюбию, тем более, что я сам далеко не эталон мужской красоты.

– Ух ты… – Осматривает меня так удивленно, как будто впервые видит мужчину в костюме.

Ей «ух ты», а мне целый геморрой: пришлось ночью тащиться в квартиру, забирать вещи, чтобы утром быть «официально», потому что даже мне, любителю послать правила на хер и ходить на работу в том, в чем хочется, иногда приходится соответствовать.

– Привет, – еще раз здороваюсь я и прохожу в квартиру, когда Очкарик пропускает меня вперед. – Только выбралась из постели?

Мне нравиться ее смущать, потому что некоторым девушкам, даже не красавицам, смущение идет как профессиональный макияж. Ей точно к лицу. Особенно когда вдобавок снова втягивает нос в воротник и смотрит на меня из-за стекол больших круглых очков.

– Прости, ужасно выгляжу, – извиняется она.

Обычно я говорю что-то в духе «Да ладно, бывает и хуже», но сейчас жопой чувствую, что шутка не зайдет.

– Выглядишь милой.

Не вру. Правда милая. Видимо, все же разница в возрасте немного на меня давит. Как-никак – девять лет. Обычно я не связываюсь с женщинами моложе тридцати. По целой куче объективных причин, главная из которых – с маленькими нет общих интересов. У них в голове – клубы, тусовки и это модное слово – движ. А мне после заебов на работе хочется домой, есть, секс и спать.

– Я начинаю ревновать к этому куску шерсти, – пытаюсь немного ее растормошить, когда Очкарик снова закрывает рот ладонью, на этот раз прямо через свитер. – Ты с ним целуешься чаще, чем со мной. Хотя нет – со мной еще не целовалась. Почти.

Тяжело это объяснить – желание целовать женщину просто так, даже когда она выглядит сонной взъерошенной совой. Но если она и дальше будет делать то, не знаю что, сегодня у нас будут поцелуи. И еще какие, блядь, поцелуи.

Кто-то сзади выразительно кашляет. Как в поганом кино.

Поворачиваюсь.

Ну надо же, счастливый молодой муж, где бы мы с тобой еще встретились.

Смотрит на меня так, словно я завалился к Наташке в трусах и ластах до того, как он свалил на работу с цветущими рогами. А, между тем, это он посреди бела дня у своей бывшей и явно не догоняет, что вообще происходит и откуда здесь нарисовался посторонний мужик.

Но прежде чем что-то делать, я всегда анализирую ситуацию. С моей работой и навыками на это уходит пара секунд. А больше обычно и не нужно.

Так, кажется, вчера Йен сказала, что у них дружба семьями, и что она была на свадьбе по своей воле, потому что иначе бы не поняли. Больше ничего о бывшем не рассказывала. Возможно, заявился с дружеским визитом? Может, поэтому ей мама названивала весь день? Сомневаюсь, что Очкарик стала бы меня приглашать, если бы у них тут было тайное свидание? Да и не производит она впечатление женщины, готовой стать любовницей.

И еще одна деталь.

Очкарик делает шаг – и заходит мне за спину. Не вся целиком, но явно обозначая, что меня сюда не сквозняком надуло. А если в такой ситуации женщина прячется за мужчину, а не выпихивает его в дверь, значит, это его территория. И не ебет, что другой пришел первым.

– Саша привез эпилятор, – говорит немного дрожащим от волнения голосом. – Прихватил его… случайно, когда забирал вещи.

Смотри какой заботливый. А чего Наташку не шпаришь? Или это она тебя уже затрахала? Всенощной в мозжечок? Она умеет. Я точно знаю.

– Добрый день, Александр, – говорю спокойно, но не без сарказма. – Какими судьбами в наших краях?

– Он тут что делает, Йен? – не понимает Александр.

Потом заглядывает мне за спину, но теперь малышка окончательно прячется и смелет настолько, что потихоньку просовывает руку у меня под локтем, подрагивающими пальцами нащупывая ладонь.

– А я Муз, пришел вдохновлять свою любимую писательницу, – как ни в чем не бывало продолжаю улыбаться я, источая ироничное «дружелюбие». – Александр, вас дома жена с борщами еще не заждалась?

Наташа и борщи, это как ненаписанная песня: в теории хорошо, на практике – говно.

Ставить на место вот таких слишком смелых – это тоже часть моей работы, где мне приходится сталкиваться с куда более крутыми мужиками, чем этот «безусый отрок».

Я даже, наверное, могу представить, что он сейчас думает в этой своей модной рубашке, «Омеге» на запястье и с лицом, которое выбрито чуть ли не до тошнотворной гладкости. Что он весь крутой солидный мужик, на дорогой тачке, с возможностями и прочей лабудой, на которую клюют бабы и которая должна простых лохов, вроде меня, повергать в священный трепет. Со мной эта хрень не работает, потому что так уж сложилось – к счастью – что теперешняя реальность конкретно отличается от сериала «Бригада», и на любых, даже самых крутых «папиков» всегда найдется управа. В том числе – и из вот таких ребят, как я. Потому что рулят у нас силовики, а не Франклин с его клонами[6]6
  Отсылка к стодолларовой купюре, на которой изображен портрет Бенджамина Франклина – американского политического деятеля и военного лидера.


[Закрыть].

– Йен, ты в курсе вообще, кто он такой? – Александр Батькович упорно продолжает делать вид, что меня тут нет, при этом обращаясь к воздуху у меня над ухом.

– Саша, по-моему, тебе уже пора, – не выходя из убежища моей спины, говорит она.

На секунду мне кажется, что он так и сделает – сунет ноги в туфли и свалит в закат, к своей драгоценной жене. Интересно, что было бы с этой рожей, если бы я сунул ему под нос бомбардировку Наташиных сообщений, которую она, несмотря на мое молчание и игнор, продолжила сегодня утром. Даже хочется поднасрать, чтобы посмотреть, как с мужичка слетит спесь, но не хочется доводить ситуацию до уровня пацанских разборок на школьном дворе.

– Значит так, Муз. – Он скрещивает руки на груди, явно рассчитывая произвести впечатление своими бицепсами и трицепсами. Зря. Я же не глупая девочка, меня таким не впечатлить и точно не испугать. – Я за ней присматриваю. Она мне почти как семья, понял?

– Не понял.

Люди обычно слегка_теряются, когда на их прямые вопросы дают прямые ответы. Ну то есть я снова не испарился с горизонта, не откланялся, не стал изображать из себя хулигана, которого поймали за воровством роз на клумбе бабы Мани.

Мне плевать на все эти игры мускулами.

И я никуда не уйду.

– Ты делаешь ошибку, маленькая, – пытаясь выглядеть спокойным, бросает он, нарочно пытаясь задеть меня плечом, когда идет к двери.

Я успеваю развернуть корпус, чтобы эта попытка «быковать» меня не зацепила, но не отказываю себе в удовольствии понаблюдать, как он обувается, срывает с вешалки пиджак – слышно, как трещит ткань – и пинком ладони распахивает дверь. Оглядывается, на ходу расправляет манжеты рубашки и, чтобы не уходить «всухую», добавляет:

– Когда тебя снова уложат… в санаторий, Йен, вспомнишь, что я тебя предупреждал.

Очкарик захлопывает дверь, наваливается на нее спиной и стоит так, словно заклинившая шарнирная кукла. Только дышит нервно и часто и потирает кончик носа, как будто это что-то вроде ее личного ритуала для успокоения. Мне пришлось научиться подмечать такие мелочи, чтобы «читать» собеседников.

– Прости, пожалуйста, – откуда-то из растрепанных волос нервно всхлипывает малышка. – Он… Саша правда как бы часть семьи. Но я не приглашала его и не хотела, чтобы он приезжал. Понятия не имею, зачем он это сделал. Мы до вчерашнего дня два месяца общались на уровне пары СМСок в неделю.

У меня есть пара теорий, но озвучивать их я не буду. Хотя поставил бы на ту, в которой такие мужики считают себя подарком женщине и любят почесывать эго, вроде как разыгрывая искреннее участие к жизни бывшей. На самом деле они прутся от роли благодетеля, хотят, чтобы им заглядывали в рот и ели с рук. Ну а заодно подстраховывается с запасным аэродромом. Потому что девочка, хоть и не модная телка вроде Наташи, но хорошая, милая, умная и знает, с какой стороны держать нож.

– Малыш, он уже ушел. – Я подхожу поближе, но не спешу ее трогать. Тут и дураку видно, что напряжена и натянута, как струна. По мне может зарядить просто на рефлексах, и тогда будет совсем неловко нам обоим. – Иногда мужики такие сволочи, знаешь?

Она медленно кивает и осторожно поднимает голову. Снова тот же взгляд с опаской, немой вопрос: «Все хорошо?»

С этой ситуацией срочно нужно что-то делать, пока один мудак не испортил то, что так хорошо начиналось.

Я сую руку во внутренний карман пиджака, достаю небольшой мешочек из замши.

– Я подумал, что у настоящей Йен из Венгерберга обязательно должна быть обсидиановая звезда.

Когда вытряхиваю на ладонь тяжелый медальон из черненого серебра, у Очкарика расширяются глаза, и она снова – я начинаю приобретать зависимость от этого жеста – прикрывает рот рукой. Это, конечно, не обсидиан, но красивая вещь авторской работы, и меня почему-то немного веселит, что у меня самого есть в пару ведьмачий медальон в форме волчьей головы, который я как раз надел под рубашку. И по фигу, что не в тему – все равно его никто не увидит, кроме этой ведьмы.

Хотя, это я уже размечтался.

Глава тринадцатая: Йен

Keiko Matsui – Tears of the Ocean

Я смотрю на украшение, которое Антон держит на ладони с видом человека, принесшего наборный детский браслет из ракушек. Как будто это просто безделушка, и он вообще случайно нашел ее в кармане, когда искал ключи.

– Это мне? – Я знаю, что мастер задавать глупые вопросы, но ничего другого в голову не приходит. Просто не верится, что в моей жизни появился человек, который понимает, что лучший подарок для девушки со странным именем – что-то, что было у той, в честь кого ее назвали немного эксцентричные родители.

Целая обсидиановая звезда на широком бархатном ремешке.

Я бы душу продала за такую, только поиск в гугле вечно выбрасывал на дешевые пластмассовые подделки с алиэкспресс.

– Может, повернешься? Тут застежка такая, что самой не справиться.

Я снова глупо и часто киваю, поворачиваюсь, чуть не заваливаясь на ногах, потому что голова беспощадно кружится. Меня словно раскрутили на карусели и вышвырнули на самом крутом вираже.

Так не бывает.

Я все равно не могу удержаться и вздрагиваю, когда чувствую прикосновение пальцев к шее. Мы оба как будто замираем, слушаем тишину, в которой из моих сжатых губ вырывает что-то похожее на стон сожаления. Нужно уметь справляться с паникой, нужно взрослеть и перестать видеть опасность в каждом мужчине. Особенно теперь, когда мою слабость перед прошлым может разрушить что-то хорошее и, кажется, действительно настоящее.

– Прости, пожалуйста, – извиняюсь я и, чтобы скрасить оплошность, заводу руку за голову, чтобы приподнять выбившиеся из-под тяжелой заколки пряди. Волосы у меня тонкие и несчастные, а железная бабочка в стеклянных «бриллиантах» была слишком красивой, чтобы такая сорока, как я, прошла мимо витрины. Так что сейчас она почти сползла с волос и кулем висит почти у основания шеи. – Это просто нервы.

– Перестань за все извиняться, малыш. Я же не мальчик с комплексами, чтобы хныкать каждый раз, когда женщина не прыгает ко мне в руки в первый час знакомства. Можно же потихоньку, да?

Я хочу сказать, что ответное «да» можно смело возводить в бесконечную степень, но пальцы снова притрагиваются к моей шее: уверенно, твердо. Ремешок на мгновение немного натягивается, я чувствую холодное прикосновение серебра к коже.

Прикрываю глаза.

Выключаю реальность.

«Иду» туда, где он прижимается к моей спине своей грудью, где мы тесно и плотно друг с другом, как той ночью. Где между нами уже нет одежды. И по коже мурашки от того, как приятно чувствовать между своими ногами – его, мужские, покрытые короткими волосками. И щекотка под кожей, потому что интимно и невозможно близко.

Для кого-то эти фантазии – бегство от неприятной реальности, в которой у меня с мужчиной нет ничего, кроме боли и униженного послевкусия от собственной женской несостоятельности.

А для меня – единственный способ подпустить к себе человека.

Сначала – в своей голове.

Только никто не хотел ждать так долго.

И я не могу позволить себе снова запутаться, придумав, что этот человек будет терпеливее, внимательнее и лучше других. Даже если понятия не имею, как вытолкать его из своих «взрослых» фантазий.

– Все, малыш, выдыхай – мы справились.

Я распахиваю глаза, на мгновение потеряв себя в собственной же квартире. Я так увлеклась, что не заметила, как Антон вышел вперед. Смотрит на меня с тем же прищуром, но уже не улыбается. Оценивает шею в том месте, где под высоким воротником свитера на мне – его подарок.

– Спасибо, – бормочу я. Дрожь в горле мешает говорить, я вряд ли вообще способна связать хоть несколько слов.

– Сними его, – неожиданно просит Антон. Ему как будто тоже нелегко говорить, потому что голос опускается ниже ключиц, как будто в грудную клетку. – Свитер. Хочу посмотреть. Просто посмотреть.

Даже если бы он сказал, что готов поклясться, я бы не стала об этом просить.

Дурочка во мне хочет верить в чудеса. А испуганная девчонка с сожалением качает головой, зная, что все это – очередная ошибка, и расплачиваться придется ей.

Я не знаю, что происходит и почему мои привычные тормоза не работают.

Почему прихватываю свитер за нижний край, тяну вверх и стаскиваю через голову.

Почему рукава так и продолжают болтаться на моих запястьях, словно смирительная рубашка. А дурацкая заколка все еще болтается где-то в переброшенных через плечо волосах.

На мне под свитером – только маленький шрам на правой груди от упавшего когда-то зеркала. Его почти не видно, если не присматриваться, и просто счастье, что в прихожей полумрак.

Я прислоняюсь спиной к двери.

Мне стыдно и приятно одновременно, потому что Антон смотрит так, словно я – что-то особенное. Такое же странное инопланетное существо, как и он для меня. И под горячим взглядом карих глаз во мне вздрагивает какая-то шестеренка, заводится давно остановленный и остывший механизм.

– Смотри на меня… – почти выпрашиваю я. – Пожалуйста, смотри на меня.

Он даже не пытается прикасаться, но приоткрывает губы, проводит по ним языком, и от этого зрелища мои соски моментально твердеют. Я «видела» эти губы ночью, чувствовала их на своей коже, «знаю», как буду чувствовать легкие покусывания и уколы щетины.

– Ты просто пиздатая, малыш.

Не романтично, не мило, не славно и нежно.

Но пальцы на моих ногах подгибаются, живот втягивается, словно на него высыпали лед.

Антон становится ближе, но держит дистанцию между нами. Одной рукой опирается в дверь рядом с моей головой, пальцами другой справляется с парой верхних пуговиц на рубашке. Молча, ни на мгновение не покидая мой взгляд.

Я «видела» эти пальцы прошлой ночью, чувствовала их у себя между ног, хотела их внутри: не нежно и тихо, а глубоко, жестко, до хлопков ладонью по влаге. Потому что прошлой ночью я была мокрой с призраком в моей постели, и это было лучше, чем вся моя предыдущая жизнь.

Он останавливается на четвертой пуговице, когда я вижу тяжелые серебряные звенья цепочки, на которой висит серебряная волчья голова. Совсем как в книге.

Мне необходима капля реальности, пока я не потеряла себя во всем этом.

Тянусь к цепочке, подтягиваю ее «руками» в смирительной рубашке свитера, и Антон наклоняется к моему лицу.

Мы просто дышим друг другу в губы, потому что сейчас этого достаточно. Сейчас будет только так.

Даже если он одет, а я – полуголая.

Даже если в своей голове я хочу его в тех самых фантазиях, в которых стыжусь признаться даже самой себе. Хорошие фригидные девочки не могут хотеть, чтобы их ставили на колени, надавливали на поясницу и жестко трахали.

До ноющей боли между ног.

До влажных шлепков.

Но сегодня между нами ни единого касания.

Целомудренно и порочно одновременно.

– Заеду за тобой в одиннадцать, – мне в ухо говорит Антон, нарочно избегая любого контакта с кожей. – Возьми зубную щетку и вещи на пару дней.

И пока я торможу с ответом, как-то немного нервно нахлобучивает на меня свитер, одергивая слишком уж старательно, как будто собирается «закрыть» меня до самых колен.

– Хорошо, – шепотом соглашаюсь я. – Хорошо, хорошо, хорошо…

И прижимаюсь лбом к закрывшейся за ним двери.

Нужно отдышаться.

Привести в порядок мысли, сделать что-то с головой, в которой громко шумит, как будто меня всю целиком затолкали в морскую раковину.

Я только что стояла перед ним голая? Я правда хотела, чтобы он смотрел на меня, хотела, чтобы произошел какой-то щелчок – и мы, возможно, перестали быть еще одним слишком ярким плодом моего воображения?

Мне пусто сейчас. Так невыносимо пусто и одиноко, хоть час назад я спала в своей постели – и мне казалось, что жизнь все еще может наладиться. А теперь во мне как будто нет чего-то несущего, без чего все сложнее собирать себя по кусочкам.

Это страх.

От него немеют ладони, и я снова вся втягиваюсь в чужой свитер. В нем безопасно. Может, это магия? Или снова мое воображение?

Мне нельзя ни к кому привязываться. Это мне обычно слишком дорого обходится.

Я никуда не поеду. Успокоюсь, приведу в порядок мысли и придумаю отговорку, почему не смогу принять его предложение. Позвонить точно не смогу, потому что голос – мой первый Иуда, и предаст до того, как открою рот. Но можно написать сообщение. В конце концов, писать красиво и правильно подбирать слова – это моя стихия.

Возвращаюсь на кухне, мысленно составляя «письмо».

«Прости, мне так неловко, но ничего не получится…». Выливаю в раковину то, чему так и не суждено стать омлетом.

«Ты хороший человек – и мне было приятно провести с тобой время, но все это слишком быстро для меня…». Чашку, из которой пил Саша, выбрасываю в ведро. Просто так. В этом нет никакого сакрального смысла или обиды. Мне просто не нужна эта чашка.

«Все слишком быстро… Я не привыкла...». Я забираюсь на подоконник, где у меня лежит маленький матрас специально для тех случаев, когда мне хочется притвориться кошкой и смотреть на людей за окном, придумывая, кто они, что они и какие у них заботы.

«У меня очень сложные отношения с мужчинами. Я просто фригидная ледышка, так что вряд ли тебя порадует мое общество «в том самом» смысле этого слова».

Поджимаю ноги, упираюсь лбом в колени и накрываю голову руками.

Я в домике. Здесь меня никто не достанет и не пробьется через мою защиту.

Но что если я ошибаюсь?

Ведь может так случиться, что, спустя девять лет, в моей жизни, наконец, появился Тот самый человек? Кто-то, кому я смогу доверить тот еще подарочек – себя?

А еще может случиться, что это очередное разочарование. Еще один «Саша» моей жизни, которому будет казаться, что вот он уж точно справится с закомплексованной маминой дочкой, а когда ничего не получится, разведет руками и скажет: «Что ты как бревно, в самом деле?»

Я долго пишу сообщение в телефоне: набираю какие-то пафосные фразы, перечитываю, удаляю, придумываю подходящую альтернативу и снова удаляю.

Может быть, это мое? Настоящее, с улыбкой, от которой как будто развязывается пупок; со взглядом, под которым хочется краснеть, лежа на кровати бесстыже голой; с татуированными руками, о которых я могу фантазировать бесконечно, и это не будут девичьи романтические мечты, а то, что впору показывать на соответствующих каналах?

И все это я потеряю только потому, что снова испугаюсь?

Я еще ничего не решила, но уже записываю его номер в свой телефон: «Антон». У меня больше нет знакомых с таким именем. И имя мне не нравится, потому что в детстве один рыжий толстый Антон очень сильно меня обижал и придумывал дурацкие прозвища, которыми меня дразнил весь класс. Но… моему Антону это имя подходит. Звучит так, что хочется прищелкнуть языком.

Когда в конце имени добавляю смайлик в виде красного сердечка, даже не пытаюсь анализировать этот поступок. Захотелось и захотелось, я любитель поддаваться импульсам. Особенно сейчас, когда забираюсь в мессенджер – а я ими в принципе почти не пользуюсь – и нахожу там контакт по его номеру телефона. На аватарке – черно-белая улыбчивая фотография. Та же хитринка в уголке губ, те же немного прищуренные глаза.

Что написать? Как начать разговор, чтобы мой отказ не выглядел как прилетевший в затылок кирпич?

Я: Я думала, что следователи носят форму с погонами

Отправляю.

Чувствую, как отрезвление валится на голову ледяной глыбой. Я же собиралась поблагодарить за подарок и сказать, что не смогу его принять, потому что…

Антон: Иногда, но обычно лично я хожу как раздолбай

Я: А какое у тебя звание?

Лейтенант? Капитан? Я ни черта в этом не смыслю, хоть у моего оцта за плечами карьера военного в звании подполковника, но это было давно – и я, к стыду своему, никогда не интересовалась всеми этими «пенисами на погонах»[7]7
  Отсылка к цитате из «Кода да Винчи».


[Закрыть].

Антон: Майор ))

Я: Охренеть…

Я: Прости^^

Антон: Сегодня готовишь ты. Что у нас будет на ужин? Что купить?

Я мысленно икаю, обескураженная резкой сменой темы разговора.

Что я буду готовить?

Я: А что ты любишь?^^

Антон: Мясо, мясо и… мясо)) Но только в виде стейка или на ребре. Тушеное нет. Еще блины люблю. И суп какой-то, на твой выбор. Я абсолютно непривередливый.

Я умею готовить.

Я умею очень хорошо готовить. В моем арсенале есть советы Гордона Рамзи и фишки Джейми Оливера. За готовкой я расслабляюсь: надеваю наушники, включаю любимую музыку и, пока нарезаю рыбу или шинкую салат, героиня моей книги сражается со злым демоном или спасает мир от инопланетного вторжения.

Но самое классное – это конечный результат. Когда из кучи самых разных продуктов вдруг получается маленький кулинарный шедевр. Чем не алхимия?

Антон: Малыш, я добрался до работы. Пока не на связи. Но ты пиши, я обязательно прочитаю и отвечу, как освобожусь.

Я ношусь по квартире, быстро переодеваюсь для прогулки и уже на ходу, спускаясь по ступеням, набираю:

Я: Хорошего трудового дня, неформатный майор Геральт[8]8
  Отсылка к циклу «Ведьмак». Геральт – имя главного героя, ведьмака, который носит медальон в виде волчьей головы.


[Закрыть]. Все, что нужно, куплю сама. В этот раз угощаю я.

На улице, прежде чем спрятать телефон подальше в карман, удаляю заметку в записной книжке, где у меня целая мелодраматическая речь на тему того, почему сегодня мы не увидимся, и почему я вообще плохая партия для мужчины, у которого нет проблем с либидо.

Может быть… в этот раз все по-настоящему?