Текст книги "Думать не будем пока ни о чем (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
Глава третья: Йен
Мне явно не место на этом празднике жизни.
Жаль, что я понимаю это только сейчас, когда взгляд то и дело тянется к Саше.
Саше тридцать семь, но он выглядит отлично для своих лет. Любитель спорта, высокий, широкоплечий, с идеально выбритым подбородком и ухоженными волосами. Он – педант. Любитель мелочей во всем. В костюме и белой рубашке, даже когда застолье окончательно избавилось от налета торжественности, до сих пор в галстуке с красивым зажимом.
Судя по редким взглядам, которые он бросает в мою сторону, пытается понять, почему я до сих пор не ушла. Я и сама не знаю. Наверное, чтобы довести ситуацию до верхней границы боли и абсурда. Может хоть тогда мне не будет так противно от всего этого.
– Красавица, а давай выпьем? – шлепает губами крепко выпивший сосед по столу, и я, стараясь не выглядеть грубой, отодвигаюсь от него.
Выпивший мужчина – это мой личный анти-фетиш. Как и алкоголь в принципе. Но сегодня я пью. И, кажется, уже побила свой личный рекорд почти десятилетней давности: два бокала молодого вина, которые уложили меня в койку накануне вступительных экзаменов.
– Прости, мужик, но девушка со мной, – вклинивается уже знакомый мне голос, и я невольно вздрагиваю, когда между мной и настырным ухажером вдруг появляется преграда. В сером модном свитере и потертых джинсах, в сопровождении громко солирующего дымного аромата смол. – Привет, малыш. Прости, что задержался.
Я поворачиваюсь к Антону и успеваю заметить короткое заговорщицкое подмигивание.
– Привет. – Звучит глупо, но это единственное, что приходит в голову. – Я не прикарманила ни одной прищепки. – Скрещиваю пальцы. – Клянусь.
Он делает вид, что раздумывает, верить ли моим словам.
– Я подумал, что бывшим лучше держаться вместе, – наконец, говорит он, и я чувствую острый прилив стыда, от которого мгновенно вспыхивают щеки. Это слишком очевидно при моей болезненной бледности. – Слишком в лоб? – прищуривается Антон.
– Немного, – осторожно, как всегда, чтобы никого не задеть и не обидеть, отвечаю я. – Уже и сторона невесты в курсе, что на горизонте бывшая?
– За всю сторону не скажу, но меня предупредили на твой счет.
– Даже так? – Попытка издать ироничный смешок провалена с треском. И лучше не пытаться реабилитироваться. – И какими же смертельными вирусами я могу заразить?
– Список был слишком длинный – я не запомнил, – с серьезным видом подыгрывает он. – Но что-то мне подсказывает, что если ты пообщаешься со своим бывшим, то наши паразиты найдут много общего и передружатся.
Умение поддержать разговор – это особенный талант.
Такой же уникальный, как и «носить» тяжелый восточный аромат от экстравагантного парфюмера посреди бела дня к совершенно свободному стилю одежды.
– Любишь фэнтези? – наконец, задаю вопрос, который вертится на языке с первой минуты нашего знакомства.
– Люблю читать. Ну а «Ведьмака» могу на память процитировать хоть сейчас. Весь первый абзац «Последнего желания».
И действительно цитирует: выразительно, с правильной, но не карикатурной интонацией, сопровождая все это той самой мимикой, которую хочется потрогать пальцами. Прямо сейчас вытянуть руку и провести по выразительному углублению от улыбки на правой щеке.
Но стоит вспомнить, что для этого мне придется притронуться к незнакомому человеку – и желание гаснет так же стремительно, как и разгорелось.
– Почему она тебя бросила? – спрашиваю я, пока Антон наливает себе минералку. – Прости, если я тоже слишком в лоб.
– Меня никто не бросал. – Он пристально следит за моей реакцией и даже не выглядит удивленным. – Вижу, что у тебя другая версия развития событий. Порадуй моего внутреннего злого Антошку – расскажи свою.
Я даже не знаю, что ему сказать.
Все, что произошло за последние месяцы, было таким… странным, что, когда Саша вдруг решил рассказать о злоключениях своей новой женщины, я даже не сразу поняла, что он это всерьез.
Мы расстались спокойно и тихо. Просто в один прекрасный день он пришел с большим букетом цветов, коробкой конфет и в красном галстуке. И вдруг начал о чем-то говорить, говорить, пока я смотрела на узел его галстука и думала, что я никогда не завязывала ему галстук вот так, как будто руки у меня растут не из плеч, а немного ниже и сзади. И что темный волос на его белой рубашке рассказал обо всем до того, как я вдруг стала «бывшей».
Мы были вместе полтора года. И все эти полтора года я пыталась быть хорошей, удобной и комфортной. Чтобы хоть как-то компенсировать другие свои недостатки, которых у меня куда больше, чем у нормальной женщины. Я смотрела этот проклятый длинный черный волос и думала, что лучше бы Саша просто написал мне сообщение: «Ушел к другой, не выдержал тебя». По крайней мере, это было бы честнее, чем откуп в виде мертвых цветов и шоколадных конфет с апельсиновым желе. Потому что у меня всегда была жуткая аллергия на апельсины.
Я сказала, что все понимаю. Правда ведь понимала. С моими «странностями и холодностью» вопрос замены меня на нормальную женщину был вопросом времени. Может быть поэтому я не плакала, не обвиняла и, когда Саша начал неловко топтаться в пороге, предложила сделать ему чай и поговорить, как прошел день. У него на носу висел тяжелый проект, Саша сутками убивался на работе, и если мы не могли быть парой, то по крайней мере я могла и дальше его слушать.
Только говорить о работе он не стал.
Вместо этого как-то восторженно, словно новобранец на присяге, начал рассказывать, что наконец-то нашел «ту самую», что его понимают с полуслова, дают все, о чем он даже боялся мечтать, исполняют каждую прихоть и просто заглядывают в рот. И вот так, слово за слово, почему-то то и дело поглаживая кривой узел галстука, перешел на свою Настоящую.
Почему-то еще тогда я подумала, что его рассказ очень демонизирован.
Ну а сейчас, когда тот самый «избивающий несчастную женщину жлоб и поганый следак» смотрит на меня с милым прищуром, я в который раз убеждаюсь, что стоит больше доверять своему чутью.
– Избивающий? – Антон запрокидывает голову и громко, наплевав на приличия, хохочет. – Жлоб?! Не зря я не люблю женщин.
– Саша очень щедрый, – пытаюсь улыбнуться я, пригубливая вино. Я бы никогда не стала пить такое сухое, если бы не хотела слиться с толпой. Если бывшая букой сидит среди гостей, не пьет и не ест, то она планирует отравить молодоженов – и лучше погнать ее вон мокрыми тряпками. – Ему всегда нравилось делать подарки, облегчать женщине жизнь.
А про себя добавляю, что он очень часто забывается и делает красивые жесты, которые ему совсем не по карману. Вот как эта свадьба, например.
– Он ее правда любит, – уже совсем на своей волне говорю я.
Ресторан, платье, бриллиант.
Нет, меня он тоже никогда не обижал. Скорее обижался, что я ничего не просила. Думала, что меня за это будут ценить, а моей трудоспособностью и финансовой независимостью будут гордиться. А оказалось, что моя самостоятельность была чечеткой на его мужском достоинстве. А ему, как взрослому мужчине, хотелось заботиться о своей женщине, а не слышать каждый раз: «Я сама, спасибо».
– Уверен, что она его тоже любит, – кивает Антон, но в его голосе столько иронии, что ее, как отельное блюдо, можно подавать к столу.
Не хочу переспрашивать.
– Девушка с именем колдуньи, может, мы, наконец, уйдем с этого скучного вылизанного праздника? – неожиданно предлагает он. – Честно говоря, у меня от этой показательной идеальности уже гмм… одно место слиплось.
Я тяжело схожусь с людьми. У меня и подруга-то всего одна, и та со школьной скамьи.
Еще тяжелее мне с мужчинами. Наверное, если бы я не была крестницей Сашиной мамы, а мой отец не был крестным его младшей сестры, и наши семьи не проводили вместе каждый праздники, мы с ним не стали бы парой. Я бы просто не смогла быть рядом с мужчиной, на которого смотрела как на что-то слишком идеальное для такой сложной поганки как я.
Я никогда не принимаю приглашения случайных мужчин.
Поэтому открываю рот, чтобы выдать один из парочки заранее подготовленных вежливых отказов, но вместо этого слышу:
– Буду рада, если заберешь меня отсюда.
Антон немного удивленно улыбается – согласие явно обескуражило не только меня.
Протягивает руку, чтобы помочь мне встать, но я делаю вид, что не заметила жеста обычной вежливости. А он, кажется, делает вид, что не заметил моего отказа принять помощь.
Когда мы, следуя рядом, но даже не прикасаясь друг к другу плечами, обходим зал по кругу и оказываемся в дверях, я чувствую взгляд в спину. Даже два взгляда. Очень хочется оглянуться, увидеть лицо Саши, но выдерживаю режим «невидимки».
Антон прав – этот праздник слишком красивый и торжественный. Как поминки.
Хоть так, похоже, думает только парочка бывших, так что нас можно считать лишь статистической погрешностью.
Глава четвертая: Антон
Я – не идеальный классный понимающий благородный мужик.
Я редкая сволочь, засранец и циник.
Поэтому ни на секунду не сомневался в том, что обо мне Наташа будет рассказывать только ту правду, на фоне которой она выглядит мучающейся грешницей. Еще до того, как Йен подтвердила мою догадку, мысленно угорал над тем, как все-таки поворачивается жизнь. Ты классный, любимый и самый лучший, но ровно до тех пор, пока укладываешься в парадигму – мужик должен. А как только перестаешь гробить свою жизнь на чужие прихоти, становишься козлом и абьюзером.
Сука, жадным абьюзером!
В моем телефоне до сих пор висит ее сообщение двухнедельной давности: «Я люблю тебя, прости, давай начнем сначала!» Точнее, это целая автоматная очередь сообщений. И даже мой острый аналитический ум немного теряется от того, как все-таки насрано бывает в некоторых «светлых» женских головах: то я тиран и мудак, то любовь всей жизни. Интересно, на что Наташа рассчитывала, приглашая меня посмотреть, как ей хорошо с Тем самым? Что я нажрусь с горя? Полезу с кулаками к ее мужу? Начну играть в неандертальца и уволоку ее из-под венца?
– Ты точно следователь? – спрашивает Йен, когда я подвожу ее к своей машине.
У меня большой черный внедорожник. Типа, крутая тачка, а по факту – довольно старенький «Гранд Чироки», купленный для наших снежных питерских зим. На самом деле, хорошее, выгребающее из любого дерьма «ведро», которое, когда я разорусь и сделаю «полный комплект», будет покруче всяких Геликов и Рендж Роверов.
Но когда это еще будет?
– А не похож на следака? – Я забираюсь в салон и открываю вторую дверь. Йен быстро забирается внутрь, и я невольно задерживаю взгляд на том, как она плотно сжимает колени и очень сосредоточенно ищет ремень безопасности.
– Не очень, если честно, – осторожничает она.
Сразу видно, что тут человек, для которого деликатность – это не часть хороших манер, а большая проблема. Почти как трудовая повинность.
– Следователь по особо важным делам ГСУ. Экономический сектор, – разжевываю я.
И наслаждаюсь тем, как округлились ее глаза, как немного приоткрылись губы. Можно подумать, что признался в порочащих связях и развратных наклонностях. Хотя насчет второго мне тоже есть что сказать, но не сегодня, пожалуй.
Хоть я вообще не уверен, будет ли у нас «завтра».
После разрыва с Наташей я настолько разочаровался в женщинах, что последние три месяца вообще не искал женского общества. А для меня – любителя хорошо потрахаться – это очень приличный срок.
– Я тебя боюсь, – признается Очкарик. – Наверное, видишь людей насквозь.
– Вообще-то нет. – «Вообще-то да». – Пристегнулась?
Это была бы вежливость и элемент флирта: наклониться к ней, чтобы проверить, все ли в порядке с ремнем безопасности, но она так шарахается от любой близости, что я держу порыв при себе.
– Да. – Малышка прилежно демонстрирует, что разобралась и без моей помощи.
Что ж, кажется, нам обоим нужно немного оторваться.
– Куда хочешь съездить?
Пока она поджимает губы и сосредоточенно думает, выруливаю со стоянки и включаю музыку. Делаю погромче, краем глаза наблюдая за Очкариком. Обычно я люблю слушать музыку громко: после тягомотины и мозгоебства на работе громкий речитатив с задорным русским крепким матом – то, что нужно.
Но на этот раз все словно по заказу: мелодичный медленный бит, тот редкий случай, когда мне нравится романтический подтекст пацанского текста.
«В язык тела превращаются ее слова, мне нравится, что я могу быть с ней нагловат…»[2]2
Здесь и дальше – строчки из песни «18+» группы «Каспийский груз».
[Закрыть] – из динамиков куда-то как будто между нами.
Очкарик стремительно краснеет, когда наклоняюсь вперед, задерживаясь ровно там, где на щеки ложится ее рваное горячее дыхание.
Я люблю делать то, от чего меня прет.
И никогда не подавляю эти порывы, потому что почти всегда они заканчиваются чем-то приятным.
Музыка щекочет ушные перепонки, запах духов Очкарика очень необычный – какие-то белые и очень колючие цветы в цитрусовом сиропе. Не помню даже, когда меня в последний раз так «вставляло» от женского запаха. Обычно как-то по фигу, лишь бы не воняло так, что башка в развал.
– На ней обувь от Джими Чу… – подпеваю в унисон парочке рэперов, фиксирую на себе взгляд перепуганных зеленых глаз. – Остального на ней не хочу…
Малышка шумно втягивает воздух ртом, двумя ладонями, как за спасительную соломинку, хватается за ремень безопасности. Такое чувство, что у нее сейчас случится сердечный приступ, и может – точнее, почти наверняка – я перегибаю палку, но не по херу ли?
– На ней не то, чтобы нет белья… – Нарочно шепотом, чтобы мой голос не выпирал громче ребят из моей любимой группы. И уже просто губами, беззвучно: – На ней ни…
– Я бы выпила, – скорее вздрагивает, чем говорит Йен, вжимаясь в сиденье так, словно мы с ней герои известной сказки про Шапочку и Волка. И итог нашей встречи предрешен и известен заранее. – Что-то сладкое и с пузырьками.
Она только заканчивает фразу, а я уже знаю, чем ее удивлю.
Понятно, что она хочет шампанского, но, учитывая наше с ней знакомство и наши статусы бывших, угощать ее классикой как-то совсем не хочется. Банально – аж зубы сводит. И хоть поить Очкарика я буду не сладким, уверен, что ей понравится. Главное, чтобы не увлеклась до того, как скажет свой адрес. Несмотря на то, что наше знакомство как бы намекает на общую ночь, тащить закомплексованную девушку в постель совершенно не хочется. Но уже сейчас я почти уверен, что возьму у нее номер телефона и перезвоню, чтобы попробовать продолжить знакомство уже в «среднестатистических условиях». Хоть в последний раз я ходил на классическое свидание почти три года назад, с Наташей. И, как и с предыдущими женщинами до нее, еще больше укрепился в мнении, что узнать женщину по-настоящему можно только в быту. Поэтому всегда старался как можно быстрее перевести конфетно-букетный период в плоскость «давай жить вместе». И еще потому, что есть проклятая работа, с которой на свидания просто не остается ни времени, ни сил.
Если я когда-нибудь и женюсь, то это произойдет стремительно, как щелчок пальцами. Скорее всего, ни хрена не удачно, но зато хоть избавлюсь от вопросов в духе: «А чего это ты в тридцать пять – и не женат, и без детей?» Будет железная отговорка: «Был женат, не понравилось, больше не хочу».
Пока Йен задумчиво смотрит в окно, все так же двумя руками удерживая ремень безопасности, я веду машину по залитой дождем и наводненной машинами улице. Лето в наших краях было такое, что впору ждать новой волны шуток о том, что петербуржцы видят его только на открытках и в фотошопе. И сентябрь, как логическое продолжение: с первых дней зарядил дождем, притащил тяжелые серые тучи и молочные густые туманы в духе Сайлент-Хилла[3]3
Речь идет о серии компьютерных хоррор-игр «Silent Hill».
[Закрыть].
– Ну а ты чем занимаешься? – чтобы разбавить затянувшееся молчание, спрашиваю я. А то из себя выжал почти всю подноготную, а с кем имею дело даже не поинтересовался.
Она поворачивается ко мне, зачем-то снимает очки и немного щурится.
Есть у меня одна фантазия из разряда «18+» на тему очков, но без них ее лицо немного меняется. Не сильно – и я даже не могу сказать, в чем именно, но передо мной уже как будто другой человек: пристально разглядывающая меня симпатичная девушка без всей этой напускной «роковой красоты». И без стеклянной преграды взгляд становится еще больше настороженным.
Да что я такого спросил? Ну разве что она засланный шпион, и тогда мы с ней будет играть в Штирлица и Мюллера?
– Я пишу книги, – наконец, говорит Йен.
Хорошо, что я как раз притормаживаю на очередном светофоре, потому что действительно удивлен. Как-то так сложилось, что у меня были девушки из сферы косметологии, была медсестра, была даже любительница смотреть ночью в телескоп и составлять гороскопы, а еще гадалка. Но писательницы – ни одной. Для меня, любителя много и запойно читать, эти люди всегда были кем-то вроде отдельной касты: недостижимые и уникальные.
– Ух ты, – не могу сдержать первую реакцию. – Целая живая писательница?
– Я бы не была так уверена насчет живой, – смущенно улыбается она и снова краснеет. – По-моему, осетрина была второй свежести. Давала себе зарок никогда не есть красную рыбу, которую покупала и готовила не я сама, но не удержалась.
– Любишь форель, лосося, горбушу?
– Форель, пожалуй, больше всего.
– Договорились, малыш, приготовлю на завтрак лично для тебя. Даже гриль расчехлю.
Я не говорю ничего такого. Я вот такой и есть: не люблю жевать сопли, сразу озвучиваю вещи, которые могу сделать и сделаю, если мой порыв не прибить какой-то херней в духе: «Мы с вами только пять минут, как перешли на «ты»!»
Йен моментально отводит взгляд. В ожидании ее реакции покрепче сжимаю руль.
– Без лимона, – наконец, негромко и явно подавляя дрожь волнения, говорит она. – Не люблю рыбу под лимоном. У меня сразу начинается изжога.
Мы оба понимаем, что речь идет не о завтрашнем завтраке после сегодняшней ночи.
Это просто… элемент игры, небольшой флирт. Ну а лично для меня еще и своеобразный способ «прощупать» женщину. Абсолютно уверен, если предложу ей потрахаться, то буду послан далеко и мгновенно, но то, что Очкарик не корчит обиженку в ответ на в общем-то безобидную шутку, мне по душе.
Глава пятая: Антон
В прошлом году, на Рождество, я как-то случайно и неожиданно открыл для себя сочетание двух, казалось бы, несочетаемых вещей: безалкогольного шампанского и классического белого мартини. Даже не помню, что именно побудило смешать то и другое, но по факту получилась какая-то забористая фигня, от которой я в итоге не мог оторваться все праздники. Вроде и не крепко, и не сладко, расслабляет, но не бьет в мозги.
Но то ли тогда я все-таки обпился на всю жизнь, то ли просто из головы вылетело, но об этом «коктейле» вспоминаю только сейчас. Благо, магазин, где все это можно купить, как раз по пути.
Пока я беру с прилавка все, что нужно – Очкарик осталась в машине – в кармане вибрирует телефон. Сразу пару сообщений от абонента «Н». Ну а как еще подписать бывшую? Сначала даже смотреть не хочу, но парень на кассе возится с терминалом, и у меня появляется время, чтобы глянуть, что мне прислали на этот раз.
«Она динамщица! Она тебе не даст, не трать время!»
«Она психованная! Лечилась у психиатра в прошлом году!!!»
«Ты просто мудак, если поступишь так со мной!»
Уууу, как много восклицательных знаков.
Есть только одна причина, почему я до сих пор не блокирую Наташкин номер.
Я – не правильный и не хороший. И мне интересно изучать человеческие пороки под микроскопом. Отчасти, это тоже часть моей работы: чем больше я понимаю логику нелогичных человеческих поступков, тем проще мне понимать логику логичных.
Когда возвращаюсь, Йен вздрагивает и с удивление косится на пару бутылок у меня в руке.
– Безалкогольное шампанское? Не знала, что такое существует.
Она послушно держит простые пластиковые стаканчики, пока я смешиваю содержимое бутылок в равных пропорциях. Полный – ей, и на один глоток себе, чтобы поддержать компанию, потому что пить одна эта малышка точно не станет.
У нее очень интересные реакции. Не смеется, не хлопает ресницами, изображая «прелесть какую дурочку», скорее настороженно, как пугливая кошка, принюхивается и присматривается.
– Это не сладко, но вкусно и с пузырьками, – подмигиваю я. – Попробуй. Клянусь, что ничего туда не намешал.
– И в мыслях не было, – совершено серьезно отвечает она. – Ты же при мне открыл бутылки.
Вот и первый недостаток: она слишком дергается и зажимается, где ненужно. Практически не оставляет пространства для маневра.
Но, надеюсь, алкоголь быстро исправит дело.
– Хочешь в какое-то конкретное место или просто покатаемся? – предлагаю я. Женщин успокаивает, когда они могут контролировать ситуацию. По крайней мере на первых свиданиях.
– Просто покатаемся, – не раздумывая, выбирает она.
Интересно смотреть, как очень осторожно, как будто делает громадное усилие, прижимается губами к краю стаканчика, делает первый маленький глоток. И все это – глядя перед собой.
Не спеша проводит языком по нижней губе.
В голову лезет кадр из какой-то порнухи.
Черт, три месяца без нормального секса все-таки дают о себе знать.
– Вкусно! – неожиданно сияет Очкарик.
Только что настороженно сопела – и вдруг такой взрыв неподдельного восторга. Следующий глоток уже большой, жадный, до блаженно зажмуренных глаз и девичьего довольного стона. Не сексуального, а как будто я подарил ей куклу, о которой она мечтала еще с яслей.
От перекрестка до перекрестка всего ничего, но она успевает «приговорить» порцию и я, не дожидаясь, делаю еще одну. Кажется, пить она вообще не умеет и не любит. Но ведь не все бывшие на свадьбах – счастливые свободные, как я? Может, для нее тот гусь был важным и особенным? Может у нее трагедия всей жизни? Не хочу спрашивать. Не настолько она мне нравится, чтобы изображать жилетку.
Второй она выпивает так же быстро, как и первый, и я даже не удивляюсь, когда расстегивает ремень, уже порядком «плавающими» движениями роется в сумке и достает оттуда телефон.
– Можно? – сияет расслабленной улыбкой, давая понять, что хочет подключиться к моей магнитоле.
– Без проблем.
Мне уже до зуда в заднице любопытно, что она слушает. Прости господи, Билана или Пьеху?
Не угадал.
В динамиках какой-то довольно сильный женский голос, с надрывом и «понтами». Громко, даже больше, чем мне бы хотелось, но я не спешу делать тише, потому что Очкарик вдруг «оживает»: стаскивает резинку с волос, ерошит их руками и, как только что прикалывался я, вдруг подхватывает мотив.
Только если я отрывался и откровенно провоцировал, то у нее в голосе слезы и надрыв. И когда вдруг тянется ко мне через весь салон, я даже не успеваю как следует отреагировать. Но ей и не нужно. Куда-то мне в плечо, горячим дыханием, с напускным весельем сквозь слезы:
– Ну ты же видишь какая я… – Всхлипывает, снова мотает головой, как будто пытается выкричать что-то из самой души. – Не как они, и может быть даже зря…[4]4
Здесь и ниже использованы строчки из песни «Видишь какая я» певицы Мари Краймбрери.
[Закрыть]
Мне нужно как-то разорваться, но не потерять этот взгляд и не влететь в первый же столб.
Очкарик тянется ко мне еще ближе, смело заглядывает в глаза, хоть ее лица за волосами почти и не видно. Светлые пряди запутались в ресницах, на губах след от гремучей смеси, которой она выпила достаточно, чтобы ей сорвало тормоза.
Не буду пользоваться этим.
Офицеры маленьких не обижают.
Но это уже просто издевательство, потому что чем больше я играю в «хорошего парня», тем больше она напрашивается на «злого Антошку».
Уже совсем рядом, грудью по моей руке.
Сжимаю зубы.
Нужно спросить куда ее отвезти.
Тяжело дышит мне в шею, до, сука, мурашек по коже.
– По себе сама…
Я поворачиваю голову, потому что иначе она влезет прямо передо мной.
Здоровенные зеленые глазища без слез, но зрачки расширяются прямо «онлайн», когда нас как-то стремительно несет навстречу друг другу.
– По тебе с ума… – шепчет она, когда я уже мысленно провожу языком по ее губам.
И вдруг отодвигается. Резко, как будто за секунду протрезвела.
Снова вжимается в сиденье и больше не смотрит в мою сторону.
Динамщица, да? Ок, Наташка, один ноль в твою пользу.
– Прости, у меня закружилась голова, – как будто искренне извиняется Йен. – Мне… Стыдно как, ужас.
– Да ладно, – оттаиваю я. Вообще не имею привычки обижаться на женщин. Но очень даже могу на них злиться. Правда, сейчас и близко не тот случай.
Музыка сменяется на что-то почти блюзовое, и когда моя спутница подозрительно долго молчит, я вдруг понимаю, что она просто… уснула. Как младенец, блин, за пару минут.
Не зря хотел заранее спросить у нее адрес. Видимо, жопа чувствовала, что что-то такое может произойти. На всякий случай осторожно притрагиваюсь к ее плечу и, когда в ответ нет никакой реакции, костяшкой пальца отвожу волосы с лица. Правда спит, хоть даже во сне всхлипывает и прикусывает нижнюю губу.
Меня тяжело как-то «растрясти» на эмоции. Когда был моложе, казалось, что чем больше я буду пытаться понять женщину, тем лучше и качественнее будут наши отношения. Оказалось, что это мнение было одно из самых ошибочных в моей жизни. И как-то однажды, после очередного разрыва, я пообещал себе, что больше никто и никогда не вытащит из меня ничего сентиментального. Никакой любви, никаких обещаний об одной на двоих крышке гроба, и с самого начала полная ясность: все, что начинается, даже если начинается пиздато, все равно закончится. И не на пороге ЗАГСа или парным местом на кладбище.
Но именно сейчас мне не хочется быть черствым мужиком, который растолкает заплаканную девчонку с разбитым сердцем и отвезет ее туда, где она, возможно, останется один на один со своим горем.
Ну а раз мы вроде как договорились на совместный завтрак, то какие еще могут быть варианты?
До дома – я, наконец, перебрался жить загород – ехать примерно минут тридцать.
Делаю музыку тише, выбрасываю наполовину пустые бутылки в ближайшую урну и сбрасываю настырный входящий вызов, когда на звонящем в беззвучном режиме экране появляется буква «Н». У моей бывшей точно протекла крыша, раз творит такое на собственной свадьбе. Хорошо, что это уже не моя проблема.
Дорогу на моей любимой горке, где меня зимой, пока шло строительство и нужно было пинками подгонять рабочих, «поцеловал» в бок пьяный вдрызг сосед на «Мерине», размыло. Хорошо, что мое старое американское ведерко запросто выгребает и из такого дерьмища. Вообще без проблем.
Моя спутница так ни разу и не просыпается. Только однажды что-то бормочет сквозь сон и ерзает, как будто ищет более удобное положение.
И даже когда осторожно беру ее на руки, коленом закрывая дверцу, не издает ни единого звука. Только как-то доверчиво, как маленькая, прижимается щекой к плечу. Только раз морщит нос, когда на крыльце ей на нос падает тяжелая дождевая капля. Но все равно продолжает спать, как убитая.
Я укладываю ее на диване на первом этаже. Он большой и удобный, я и сам люблю тут поспать, когда вечером туплю в игровую приставку и становится тупо лень просто подняться в спальню. Так что подушка и теплое одеяло здесь тоже есть. Стаскиваю с Очкарика туфли, секунду медлю, сражаясь с чертями в голове, которые нашептывают, что за мое терпение и примерное поведения я заслужил бонус. Тот, вокруг которого весь вечер вертелись мои мысли.
Осторожно, чтобы ее не разбудить и не напугать, расстегиваю сначала самую верхнюю пуговицу на ее рубашке, потом следующую. И еще одну. Если бы я был так застегнут, то на хрен бы задохнулся во сне. Для меня вообще неприемлемо спать в одежде. Тем более, что на либидо не жалуюсь, и просыпаться со стояком куда приятнее без трусов.
Остается последнее: ставлю на кофейный стол стакан с минералкой и клады пару таблеток растворимого аспирина. Сам я такое не люблю и в принципе редко мучаюсь похмельем, но мою гостью, кажется, ожидает «очень доброе утро». Вряд ли она на «ты» с алкоголем, раз напилась всего-то парой стаканчиков очень сильно разбавленного мартини.
Дальше все по стандартной схеме: душ, забросить вещи в стиралку, прикинуть, нужно ли бриться и послать все к черту. Устал как собака. Вроде и день был как день, и я вон даже симпатичную девушку притащил в свою берлогу, а чувствую себя выжатым, как лимон. Но чем черт не шутит? Мало ли какое у нас будет утро, так что лучше быть подготовленным. Хорошо, что у меня в холодильнике всегда есть мясо и рыба. И как раз форель в этот раз.
Замариновать ее – дело десяти минут. Утром как раз будет то, что нужно.
Телефон на столе снова вибрирует и медленно ползет к краю.
И снова абонент «Н».
Интересно послушать, по какому поводу ее так жестко клинит в этот раз. Вот же непробиваемый сибирский характер.
Включаю громкую связь, потому что руки перепачканы сделанным на скорую руку маринадом.
– Вы ушли вместе?! – громким шепотом в трубку то ли шипит, то ли хрипит Наташа.
Молчу, но издаю достаточно шума, чтобы она поняла, что я в курсе ее претензии. Просто вот даже хрен знает, как реагировать и что отвечать. И вроде как заблокировать грустно: хочется узнать, чем же закончится этот цирк. Потому что я сволочь, а не правильный мужик, совершающий только правильные поступки. Как там говорится? Я принадлежу к пяти процентам тех, кто наслаждается своими пороками и не скрывает этого. Остальные девяносто пять делают то же самое, но корчат правильных. Сторонюсь таких «праведников». Никогда не знаешь, что у них на уме.
– Антон, ты это мне назло делаешь, я знаю! Я тебе всегда была нужна! У нас было… все по-настоящему! – Бывшая резко меняет гнев на милость, начинает сопеть в трубку, как будто вот-вот заплачет. – Что ты с нами сделал? Счастлив теперь? Наслаждаешься свободой?!
– Ага, – соглашаюсь я. Ну а хули рассусоливать, если и правда наслаждаюсь? – Наташ, хватит названивать. Мне, конечно, тупо интересно наблюдать, как тебя штормит, но терпение уже кончается.
– Где она? – как будто и не слышит бывшая. – Тебе всегда нравилось меня унижать, делать мне больно!
– «Она», наверное, уже дома, – без зазрения совести вру я. Так будет правильно: неизвестно что Наташа может сделать с этой информацией. Обиженные женщины способны на все.
– Ты не врешь?
А вот тут уже стоп, крайняя точка, черта, которую я прочертил однажды жирным штрихом и колючей проволокой, когда вытолкал ее из своей жизни.
– К мужу иди, новобрачная, – уже абсолютно зло посмеиваюсь я. – А то у него там праздничная женилка без дела пропадает.
– Я знаю, что ты ревнуешь.
– Спокойной ночи.
Если бы в моей жизни появилась женщина, которая вытащила бы из меня ревность, я бы точно не дал ей уйти. Но говорить об этом Наташе бесполезно – пустая трата времени.
Мы были вместе больше двух лет, и за все это время она не смогла запомнить обо мне элементарных вещей. Не в состоянии понять, что я просто развлекаюсь, изучая ее в том числе и как некий экспонат. И никакая ревность или попытка сохранить мосты не при чем.
