Текст книги "Три короны для Мертвой Киирис (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Глава седьмая
– И что нам с ней делать? – спросил Рунн, когда пауза после откровения Киирис стала просто невыносимой и болезненно давила на уши.
Слова прозвучали так, будто речь шла о симпатичной безделушке, которая резко стала никому не нужной и бесполезной. И осознавать это было … больно.
Киирис незаметно для всех сглотнула, мысленно приказала себе держаться. Все идет правильно, все так, как нужно. Ее сердце должно быть – и будет! – свободным. Ей нужна трезвая голова.
– А с ней нужно что-то делать? – отозвался Раслер. Его пустой взгляд на мгновении вспыхнул – и потух. – Мейритина может быть нашей гостьей.
– Бред, – отмахнулся от младшего тенерожденный. – Я понимаю, что сладкая богоподобная девочка сотворила настоящее чудо, уморив тебя до состояния сна, но это не повод держать в руках отраву. Не знаю, как вам, а мне не хочется, чтобы навязчивая идея королевы снова стоила кому-то жизни.
– Я думал, она решила отказаться от этой затеи, – пробормотал Дэйн, отходя к стойке, на которой болтались короны поверженных им правителей. Подтолкнул одну пальцем, прислушался к нестройному лязгу, когда корона стукнулась о своих соседей. – Королева заходит слишком далеко.
– Я говорил, что ей самое место в Башне плача, – сказал Рунн. – С кляпом во рту и на цепи.
– Хватит! – рявкнул на брата император. Киирис видела, как напряглись его плечи, как на жестких скулах перекатываются желваки. – Она – твоя мать! Она родила тебя в муках и заслуживает уважения хотя бы за это. Скажешь подобную ересь еще раз – и я велю приковать тебя к позорному столбу и самолично выпорю.
– Она – безумная тварь! – тем же манером вернул ему Рунн. Спрыгнул со стола, громко и грязно выругался. – Боги, ты не можешь быть таким слепым, Дэйн! Ей нужна лишь власть, все, что королева делала – она делала так или иначе для собственной выгоды. Если потребуется, она переступит и через тебя тоже, даром, что ты – порождение ее порченного чрева и император. Уверен, что паучиха уже не сплела заговор против тебя?
– Уверен, что ты слишком много болтаешь. И в тебе говорит старая обида.
– Она убила его, Дэйн, и будь я проклят тысячу раз и гореть мне в брюхе Пылающего, если я до самой могилы хоть на миг забуду об этом.
Последние слова прозвучали с такой неприкрытой болью, что Киирис едва не поддалась слабости просто взять его за руку. Здесь, в белоснежной мраморной клетке, их было четверо, но Рунн был бесконечно и абсолютно одиноким, как отбившийся от стаи волк. Он и выглядел так же: взъерошенным, озлобленным, с затравленным взглядом одиночки.
Кого убила королева-мать и почему это так сильно повлияло на ее среднего сына? Почему эта смерть превратила его в плюющегося злобой мерзавца?
– Туард знал, на что шел, – сказал Дэйн достаточно жестко, чтобы приструнить негодование брата. – Я был старше тебя, и прекрасно помню, что он и сам был одержим идеей использовать Осколок. Вина королевы лишь в том, что она не остановила его. Хотя могла бы.
– Это все чушь собачья, – огрызнулся Рунн. – Ссука внушила ему бредовую мысль, будто он сможет. Она его подначивала, а пока отец часами торчал в лаборатории, трахалась вот с его ублюдочным папашей!
Палец тенерожденного уткнулся в грудь Раслера. Наследник костей посмотрел на брата с полным безразличием и, воспользовавшись тем, что спорщики заняты друг другом, подошел к Киирис. От него веяло могильным холодом. От соблазнительного молодого мужчины, чей запах и слова заставили сердце Киирис бешено рваться из груди, не осталось и следа. Перед ней стоял отрешенный от мира мясник, о котором говорили, что он водит смерть на поводке. И мейритине захотелось отодвинуться от него хотя бы на шаг.
– Ты будешь спать в моей постели, Первая кровь, – сказал он тоном, не предполагающим возражений и своеволия. – Рядом и всю ночь.
– Не уверена, что я буду все еще жива до заката солнца, домин.
– Будешь, конечно, что за вздор. Никто тебя и пальцем не тронет.
Это издевка или безумие? Не может же Раслер всерьез думать, что пока старшие братья решают судьбу мейритины, он может сделать это самостоятельно, и никого не спросив?
– Почему про твой сон все говорят с таким видом, будто это какое-то чудо?
Рунн опередил ответ брата, ловко втиснулся между ними и агрессивно отпихнул Раслера локтем. Киирис ожидала новую вспышку гнева, но ничего не произошло. Наследник костей спокойно отодвинулся, но при этом выглядел так, будто полностью контролировал ситуацию. Возможно, он в самом деле настолько глубоко безумен?
– Потому что с тех самых пор, как его двенадцатилетнюю невесту вернули из плена вернули по частям в двух сотнях сундучков, Раслер больше никогда не спит. Бродит по замку, как призрак, воет и скулит, и калечит всех, кто попадется под руку. До твоего появления, пташка, сумасшедший девственник не спал шесть лет.
Шесть лет без сна? В поисках ответа мейритина поймала взгляд Наследника костей – и осознала, какой непозволительно слепой была с самого начала. Теургия, ну конечно же. Вот откуда этот сиреневый взгляд: наверняка, он использует чистые потоки. Сначала были нужны маленькие порции, но страшно представить, какими они стали за шесть лет.
Боги, да этот мальчишка убивает себя! И ради чего? Ради смерти двенадцатилетней соплячки? Да они знать не могли, что такое любовь и привязанность.
Киирис с трудом приструнила растущее негодование, хоть ладони нестерпимо зудели от желания хлестать наследника по щекам до тех пор, пока проклятая синева не покинет его взгляд. И чего только завелась? Как будто ей не все равно, сколько лет отмеряно этому убийце? Судя по насыщенности цвета – возможно, год или два? А если так, то уже второму сыну беспощадной королевы Бергаты не судьба дожить до тридцати. Значит ли это, что проклятье, о котором Дэйн говорил с такой небрежностью, действительно существует?
– Киирис – рас’маа’ра, – вторгся в ее размышления Дэйн. – И она ею останется до тех пор, пока мы не решим, как лучше всего поступить. Наверное, я не один, кому не хочется видеть ее обезглавленной?
– Вот еще, – фыркнул Рунн, – эта пташка слишком сильно меня заводит, чтобы я вот так просто отказался от желания попробовать ее на вкус.
– Кажется, я предельно ясно высказался на этот счет.
– Засунь свою ясность в задницу, братик, потому что одного твоего «я запретил» недостаточно, чтобы убрать меня с пути.
Несколько секунд они сверлили друг друга взглядами, а потом их зарождающуюся перепалку остановил Раслер.
– Я не претендую на мейритину, но спать она будет в моей постели. Каждую ночь. Я смогу позаботиться о ее безопасности.
– Как ты позаботишься о ней, если спишь, как убитый, стоит этой девчонке придвинуть задницу? – Рунн сделал все, чтобы все распробовали его недовольство. – Матушка при тебе ей оплеух отвесила таких, что девчонка чуть не отдала богам душу, а ты и ухом не повел.
– Это больше не повторится, – механически ответил Раслер. – Но мейритина должна спасть со мной.
– Ага, а я тогда забираю ее каждый нечетный день, – осклабился тенерожденный. – Императору остаются четные дни. Только давайте договоримся, не затрахивать бедную девчонку до потери сознания, не забывать ее баловать подарками и кормить. Ничего не забыл?
Он определенно издевался, но Раслер передернул плечами и бросил: «Я согласен».
Лицо Дэйна оставалось непроницаемым. О чем он думает, рассматривая Киирис с таким видом, будто ищет то, что потерял – и не знает, что именно? Ведь он может одним лишь словом закончить эту вакханалию. И что дальше? Забрать для себя или проявить щедрость и подарить кому-то из братьев? Почему, в конце концов, никто не спросит, готова ли она ходить по рукам, как трубка с курительными травами?
«Потому что ты – рас’маа’ра, – услужливо напомнилаСоблазнительница. – Тебя сделали для того, чтобы молча и с восторгом целомудренной девственницы, которую первый раз полизали между ног, ублажать мужчин. И прекрати сопли жевать. Радуйся, что они красивы, как боги. Ведь на их месте мог быть старый воняющий козлятиной толстяк с гнилыми зубами и волосатой мошонкой. Лучше подумай о том, что если будешь хорошей ипослушной девочкой, каждый из них с радостью приласкает тебя в ответ. Только представь, на что способен Дэйн, если растормошить его страсть?»
В унисон своим наставлениям Соблазнительница громко и томно выдохнула.
– Нужно найти таэрн и ключ, – наконец, сказал Дэйн. – А до тех пор Киирис должна быть под присмотром одного из нас. И когда я говорю «под присмотром», я имею ввиду совсем не то, что ты сказал. – Император пришпилил Рунна недвусмысленным взглядом. – В арахане полно шлюх, если у тебя между ногами чешется.
– Но там нет ни одной богини с тремя душами, – тут же парировал тенерожденный. – Но если тебе станет легче, готов поклясться на сиськах Рассветной, что не сделаю ничего такого, чего рас’маа’ра сама не захочет. Но при условии, что и ты, и полудурок согласитесь на то же самое.
– Я уже сказал, что хочу лишь, чтобы Первая кровь лежала в моей постели – и ничего больше, – напомнил Раслер.
– Ну а ты? Или кишка тонка? – подначивал императора Рунн.
Дэйн еще раз осмотрел на Киирис: ее взлохмаченные волосы, выглядывающую из-под меховой накидки обнаженную до самого бедра ногу. Мейритина быстро завернулась в мех до самого носа.
– Хорошо, раз она все равно не может целиком принадлежать ни одному из нас.
Вот так. Судьба рас’маа’ры – подчиняться. Судьба рас’маа’ры-пленницы наследников Нэтрезской империи – подчиняться беспрекословно, ведь непокорность может стоить ей жизни.
Вот только древняя теургия уже начала будоражить кровь. И она покажет всем троим, что в эти игры можно играть в обе стороны.
– Через одиннадцать дней, – не без ехидства сказал Рунн, – к тебе, императорское величество, приедет невеста. И ты сразу останешься не у дел.
Дэйн смерил брата раскаленным взглядом, потом одним рывком приблизился к Киирис и без особой нежности сомкнул пальцы у нее на запястье. От того, с какой силой они впились в кожу, мейритина непроизвольно охнула, но тут же взяла себя в руки. Отныне и до самого конца – никакой слабости. Ни капли слез, ни одного вторжения в душу или сердце. Она и так на грани фиаско, и последнее, что удерживает ее от полного провала – внутренняя гармония. Никто не тронет самое сокровенное, а тело – это всего лишь тело. Впрочем, тело, в жилах которого течет такая притягательная для простых смертных кровь древних мейритов. Будь на ней таэрн – все было бы куда проще. В конце концов, в арахане полным-полно красивых страстных опытных женщин, готовых доставить удовольствие по первому требованию.
А она… Она будет пленницей, и постарается не потерять хотя бы то немногое живое, что уцелело после обучения наставниц из Керака. И найти способ исполнить предназначение.
– Сегодня четное число, – в лицо Рунну сказал Дэйн. Почти без злости, как будто говорил о том, что солнце встало там же, где и тысячи лет до этого. – И рас’маа’ра будет со мной до полуночи. Увижу кого-то из вас хоть в ста шагах поблизости – напомню, каким я бываю с теми, кто не подчиняется моей воле.
Широким твердым шагом император вышел в дверь. Киирис едва за ним поспевала. Уже в пороге оглянулась: Рунн, словно пес, у которого самым наглым образом отобрали кость, раздраженно сморщил нос и оскалился, а Раслер провожал ее все с тем же отрешенным сиреневым взглядом. Проще разгадать звездный узор безлунной ночью, чем мысли этого некроманта.
Весь путь за Дэйном, Киирис разве что не бежала. Несколько раз едва не запуталась в собственных ногах, но каким-то чудом сохранила равновесие. Император почти силой втолкнул мейритину в ее же комнату, позволил рабыне закрыть за ними дверь. А потом резко, почти брезгливо, отпустил руку Киирис и отошел на приличное расстояние. Киирис так и осталась стоять посреди комнаты, ожидая своей участи.
– Если бы я хоть на минуту заподозрил, что ты так сильно отравишь собой всех нас, клянусь, Киирис, я бы приказал бросить тебя в подземелье и удушить той же ночью.
Дэйн отвернулся к зарешеченному окну, выдохнул, что-то бормоча себе под нос. Его широкая спина разве что не рвалась из плена тонкой сорочки, заставляя мейритину вспоминать, как много на ней старых и новых шрамов, как много боли носит на себе этот властный мужчина. У Киирис не было иллюзий на его счет: Дэйн не из тех, кто бросает слова на ветер, и мысль о том, чтобы избавиться от рогатой бестии одним махом, еще не раз посетит его обремененную заботами о государстве голову. Но выпрашивать помилования она не станет.
– Если мой император желает видеть меня униженно стоящей на коленях в попытках выпросить право жить, то в таком случае тебе лучше сразу избавиться от меня. – Она была уверена, что скажет это без заминки, но уверенность и гордость разбились о его громкое чертыханье. Киирис пожелала себе терпения, и все-таки закончила. – Я говорила, что не могу быть ничьей до тех пор, пока надо мной тяготеет древняя теургия.
– Я помню, Киирис, вовсе не обязательно напоминать об этом ежечасно.
Какое-то время император просто молча изучал что-то за прутьями решетки, а Киирис села на софу около кровати. Надо же, от страха забыла, что пятки безбожно замерзли, стали белесыми и сморщенными. Киирис отказалась от помощи, когда услужливая рабыня потянулась к ней с недвусмысленным желанием растереть замерзшие ступни. Почему-то сейчас присутствие девчонки раздражало, хоть Корта была идеальна в своем умении быть неприметной и обыденной, как табурет или ваза на прикроватном столе.
– Тебе нужно переодеться во что-то более приличное, – наконец, распугал тишину император. Когда он повернулся, злости на его лице уже не было. Легкое раздражение вперемешку с фатализмом. Похоже, он все-таки нашел выход, чтобы остаться в ладу со своими внутренними демонами. – Ты будешь присутствовать со мной на военном совете.
Киирис стоило невероятных усилий не выдать своего недоумения. Женщина – и на военном совете? Пленница-рас’маа’ра – среди командующих целыми армиями мужчин?
– Странно, – Дэйн подошел к ней, взял за подбородок, вынуждая смотреть ему в глаза. Киирис поднялась, но он все равно был слишком высоким, чтобы от натуги у нее тот час не затекла шея. Головы на две выше как минимум. Не мужчина, а кровь великанов.
– Что тебя так удивляет, мой император?
– Ты не выглядела испуганной, когда я погрозил лишить тебя жизни, но стоило заикнуться о совершенно безопасной вещи – и от твоей храбрости осталась лишь тень. Что тебя так пугает, рас’маа’ра?
– Лишь то, что ты будешь испытывать мою стойкость столь… странным способом.
– Испытывать? – То, что ответ Дэйна не удивил, говорило в пользу ее догадки. – И что же я буду испытывать, Киирис?
На сей раз шершавые пальцы императора погладили ее подбородок с едва уловимым налетом нежности. Ох, боги, настроение этого мужчины меняется стремительнее, чем любовники ветреной молодой вдовы. И, судя по тому, что Киирис успела узнать о нем, эта странность распространялась исключительно на нее одну.
– Мою силу воли, Дэйн, – глядя прямо в его непроницаемые глаза, ответила она. – Все те мужчины будут смотреть на твою новую игрушку, подшучивать и высказываться о том, хороша ли я в постели и доволен ли их император. Вероятно, так дрессируют молодых борзых, мой император: заставляют сидеть на месте вопреки всему и покорно ждать, пока хозяин отдаст команду.
– Ты слишком много болтаешь, Киирис, – беззлобно пожурил он. – Просто дьявольски много как для пленницы, чья жизнь висит на волоске. У тебя совсем отсутствует желание жить?
– Напротив, мой император – мне бы не хотелось умереть, так и не распробовав жизнь. Но однажды меня уже отправили на тот свет, и во второй раз это уже не так страшно.
Дэйн скосил взгляд на ее шею, снова нахмурился – и отступил. Она с немым облегчением помассировала затекшую шею.
– Раздевайся, Киирис. Тебе нужно надеть что-то более пристойное, чтобы мои военачальники и генералы не видели то же, что вижу я.
На этот раз император не стал уходить: уселся прямо на пол около софы, согнув одну ногу в колене.
Киирис приказала себе не смущаться ни его присутствию, ни взгляду. Была уверена, что присутствие Дэйна оставит ее равнодушной, но реальность в который раз разорвала эту уверенность в клочья. Стоило Корте справиться с застежками ее туники, уронить одежду на пол, а следом спустить со свей госпожи то немногое, что с трудом прикрывало все интимные места, как Киирис от души покраснела. Да так, что даже уши вспыхнули. Казалось, от ее тела исходит самый настоящий жар, настолько осязаемый, что стыд видно за сто миль вокруг.
– Повернись, Киирис, – приказал император.
Мейритина исполнила приказ. У нее будет время показать характер, но сейчас, когда жизни ничего не угрожает, и император в своем законном праве, кем она будет, если станет брыкаться, как необъезженная кобыла? Разве что разделит ее участь и отведает хлыста.
– Когда ты была с мужчиной в последний раз?
– Разве мой император не желал ничего не знать о том, что было до него? – украдкой переспросила она.
– Я не спрашиваю о количестве, Киирис, меня интересует, когда ты была с мужчиной. Вопрос предельно ясен. У меня нет иллюзий на счет того, что мои братья успели к тебе прикоснуться, но в данном случае меня интересует лишь секс.
– Это было давно, мой император.
«Да-да, расскажи-ка ему как это было, моя дорогая, – похихикала Кровожадная. – Тогда он разве что ноги об тебя захочет вытирать».
– Как давно, Киирис? Прекрати испытывать мое терпение. – Рожденный где-то в глубине его горла рык красноречиво подчеркнул неуместное ситуации раздражение. Император должен быть доволен своей рас’маа’рой, а не раз за разом спотыкаться о ее неуклюжесть.
– Два года назад, мой император.
– И что же ты делала все эти два года? Играла с сестрами?
Намек был недвусмысленным.
– В том числе и это, мой император. Наставницы учили нас познавать свое тело… множеством способов. – Странно, но вопросы понемногу успокоили Киирис, заставили свыкнуться с тем фактом, что она по-прежнему стоит перед ним абсолютно голая.
«Боги, пусть он не прикажет рабыне…»
– Я хочу увидеть твое удовольствие, Киирис, – приказал он. Жестко и четко обозначил свою потребность. – И у нас совсем нет времени, поэтому советую поторапливаться с этим, вместо того, чтобы искать причину отказать.
– Разве я могу отказать моему императору?
Киирис шагнула к нему, но Дэйн остановил ее одним коротким «Нет».
– Корта, пододвинь госпоже кресло.
Рабыня тот час исполнила приказ. Киирис села, руки сами дернулись вверх в попытке прикрыться, но она справилась с минутной слабостью. Дэйн хочет смотреть. Пару раз наставницы заставляли делать нечто подобное тех сестер, которых одолевала непозволительная слабость к стыду. Наложница должна быть раскрепощенной, иначе она не сможет доставить радость своему господину. А о том, каких именно «радостей» желают богатые господа, ходили целые легенды.
Сама Киирис лишь раз прошла через подобное и не сказать, чтобы справилась блестяще. Но тогда напротив сидели наставницы, которые желали лишь приструнить ее стыд: она выполнила требование почти механически, без возбуждения со слабой физической разрядкой. Ощущения были сродни простой щекотки: быстры и короткие. От них даже голова не закружилась.
Но сейчас напротив сидел Дэйн: крепкий сильный и безупречный мужчина, под взглядом которого все ее сознание трепетало, будто одинокий листок на ветру.
– Ноги, Киирис, – напомнил император, когда она несмело опустила ладонь на живот.
Она развела колени, но Дэйн все еще не выглядел довольным. Пришлось сесть на край кресла, оперевшись сзади на руку, чтобы не упасть, и развести ноги под прямым углом.
– Мой император желает именно этого? – Она опустила ладонь ниже, скользнула пальцами по гладкой коже, нырнула между складками – и замерла.
– Продолжай, мейритина, – уже чуть тише, с заметно хрипотцой, потребовал Дэйн. – Спой для меня.
Безумие какое-то. По голодному взгляду видно, что он хочет большего, чем пару раз почти целомудренно ее приласкать или смотреть, как она собственными пальцами будет доводить себя до экстаза. Похоже, у императора тоже есть своя игра, но, в отличие от странностей Рунна и Раслера, Киирис не видела и намека на правила. Знала лишь, что Дэйн любит подчинять, будь то города или женщины, и не будет благосклонен к строптивым.
И все же, что-то в его взгляде заставляло мейритину думать, что именно с ней его жажда повелевать обретает новые, ему самому непонятные эмоции. И эти эмоции… намеки на эмоции, намеки на его желание обладать ею всецело и безгранично позволили родиться в ее теле чему-то теплому и пока непонятному. Чему-то такому, чего не было на испытании перед наставницами. Да и не могло быть.
Она прикоснулась к себе легко, едва порхнула пальцами по тонкой грани удовольствия. Подобные игры никогда особо ей не нравились, но сейчас это было представление для него, для Дэйна. И от одной этой мысли в голове сладко зашумело. Все трезвые мысли и остатки стеснения постепенно выветривались, уступая место единственному желанию – доказать ему, что ей не нужно быть страстной любовницей, чтобы заставить его тело изнывать от желания. Он должен желать ее вот такую: смущенную, но покорную, податливую, но неразгаданную.
Его сила и уверенность будили в ней странное ответное желание: подчиниться, стать той, рядом с которой он забудет о всех своих Военных советах и походах. И она разгоралась. До дрожи в коленях, до сбивчивого дыхания, до искусанных губ.
Пальцы скользили вниз и вверх, лишь изредка прикасаясь к той точке, которая уже трепетно ныла даже от намека на прикосновения. Когда-то, в Кераке, одна из сестер научила ее, что удовольствие нужно смаковать, будто сладости: не запихивать все сразу в рот, лишь бы проглотить, а смаковать, откусывая крошечные кусочки. И наслаждаться каждой нотой вкуса. Иначе для чего тогда вообще начинать?
– Не закрывай глаза, Киирис, – был следующий приказ. – Смотри на меня и не останавливайся.
Это было куда сложнее, чем справиться с недавним приступом стыда. Дэйн так и сидел там: почти расслабленный, как будто видел нечто подобное множество раз. Скорее всего, так и было. Но его горячий взгляд выдавал истинные чувства.
И Киирис, насытившись его с трудом сдерживаемой страстью, раскрылась еще больше, ощущая себя едва ли не экзотическим цветом, который живет лишь для того, чтобы на несколько мгновений распахнуть лепестки.
Она невольно застонала и выгнулась, когда подушечкой среднего пальца прижала самую горячую точку. Томное удовольствие сменилось яркими ударами наслаждения. Они, словно бич в руках мастера, хлестали ее по ногам, бедрам, затем поднялись выше, раз за разом обжигая с каждым новым движением пальцев. Ладонь стала влажной, клитор набух, и Киирис с трудом заставляла себя усидеть в кресле. Бедра едва не подпрыгивали, ерзали из стороны в сторону.
– Я хочу тебя слушать, Киирис. В твоем мычании сквозь зубы нет ничего приятного.
Губы разомкнулись сами собой, от самого низа живота к груди хлынула волна едва сдерживаемого удовольствия. Она закричала: сначала это был почти неслышный стон, но когда пальцы надавили сильнее – из горла вырвался настоящий крик.
– Киирис, где ключ? – спросил Дэйн.
Что? Боги, он что, действительно хочет поговорить об этом СЕЙЧАС?
– Мой… император… – Голос предал ее, слова больше напоминали жалобный скулеж.
– Не останавливайся, Киирис, – приказал он уже жестче. – И отвечай на вопрос: где проклятый ключ к твоему таэрну?
Она прикусила губу – и едва не вскрикнула, когда Дэйн неожиданно оказался рядом. Встал между ее широко разведенных ног, лишь слегка притрагиваясь к обнаженной коже.
Его лицо за пеленой длинные волос было одновременно и диким, и потрясающе красивым. Как будто в этого мужчину вселился сам Соблазн, и с каждой секундой отсекал куски от его самообладания.
– Я не знаю, где он, – с трудом, но все-таки смогла произнести она.
– Уверена, что не лукавишь? – Дэйнперехватил ее руку, останавливая. А потом навис всем телом, словно хотел раздавить в случае неудовлетворительного ответа. – Ты должна знать, Киирис, потому что я никогда не поверю, будто мысли о побеге и свободе никогда не посещали твою рогатую голову.
Мейритина зашипела прямо в его суровое лицо, отпрянула, пытаясь поймать собственные пальцы, но Дэйн отодвинул ее руку, отодвинулся сам. И вовремя.
– Я не знаю, мой император, – простонала она сквозь лихорадочно стучащие зубы. Злость смешалась с вскипевшим желанием и, вопреки ее воле, выплескивалась бесконтрольными вспышками агрессии. Будь он чуть ближе, этот коронованный поганец, она бы обязательно вонзила в него зубы.
– Он где-то в Кераке? Спрятан под завесой? Такие вещи не кладут в сундуки и не зарывают под землю.
– Жрицы маскировали все, что представляло хоть какую-то ценность, Дэйн. – Она нарочно назвала его по имени, чтобы, наконец, разрушить преграду отрешенности, которую император так тщательно оборонял. – И если ты, Дэйн, желаешь им владеть, придется постараться, потому что это яблочко ни за что само не упадет тебе в руки.
Он осклабился: широко, плотоядно, как триумфатор улыбается в лицо поверженному. А потом рывком поставил ее на ноги. Киирис пришлось вцепиться в его плечи, чтобы не упасть. Колени предательски дрожали, между ногами болезненно ныло. Мейритина даже укусила себя за нижнюю губу, лишь бы не захныкать или, что было бы куда хуже, умолять Дэйна разрешить испытать последние, самые сладкие эмоции.
– Корта, одень госпожу. Полагаю, будет уместен риаг[18]18
Риаг – женский наряд с брюками и сорочкой, поверх которой обязателен корсет. Так же обязательным атрибутом являются высокие сапоги. Риаг позволительно носить лишь девушка, которые уже утратили невинность. Обычно носится во время конных прогулок, а так же в ситуациях, где уместен более строгий наряд.
[Закрыть]. Я распоряжусь, чтобы мои гвардейцы лично сопроводили вас в зал, где собирается Малый военный совет.
