Текст книги "Цепная реакция (CИ)"

Автор книги: Ая Баранова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

– Ты что тут устроил, а? Охолонись уже, на девиц наезжаешь, придурок! Отпусти её! Сейчас же!

Я резко отпихиваю от себя Эм, которой, конечно же, не хватает пороху признаться, что это мне только что два раза дала по физиономии.

– Нужна она мне...

– Мне зато нужна! – рявкает Себа и обращается к Беркетовой: – Он тебя сильно ударил?

– Нет, Семён, в порядке всё, ты очень вовремя пришёл.

Себа уже хочет сказать ей что-то в ответ, как его взгляд падает на Ольгу – как он на неё смотрит! Как будто она его собственность! Его девушка, жена, как будто дороже для него ничего нет. Столько боли и переживания в его взгляде – он всегда желал ей добра, я знаю, но меня бесит, бесит, что её ещё кто-то может любить, кроме меня. Я не хотел, чтобы о ней волновался и заботился этот придурок. Меня просто рвет на части от того, как он сейчас смотрит на неё и гладит по ладони.

– Спи, сладкая моя. Я приду к тебе утром, и надеюсь, что ты поговоришь со мной.

Я первый раз вижу, что он может быть так добр к кому-то. Его ласковый голос сбивает меня с толку. Передо мной стоит не тот Себа, к которому я привык, а какой-то совершенно другой парень. На секунду я проникся к нему симпатией, но почти сразу же это чувство проходит: Себа надевает на лицо любимые очки и с привычной дурашливостью смотрит на меня:

– Кончай дурью заниматься, Саня. Девушек бить, матом ругаться, давай за ум берись и становись хорошим человеком. Ты можешь, я знаю. Эм, хватит тут сидеть, давай-ка на воздух пошли, ты скоро синяя будешь, как моя кофта.

Он берёт Эмму за локоть и проходит мимо, с вызовом глядя мне в глаза. Для этого ему пришлось задрать голову, потому что я выше его сантиметров на 10. Невысокий рост никогда не мешал ему ставить себя выше меня – не знаю, как у него это получалось, но я всегда на его фоне казался маленьким и глупым. Я смотрю им в след, и чувствую себя тупым пацаном. Мне хочется набить ему морду, но я мысленно даю ему уйти, а сам остаюсь с Олей. Я пробыл у неё до десяти, после чего меня просят уйти. У меня до сих пор болит голова, в особенности саднит скула. Это дрянь так мне треснула, что для меня не будет удивительным, если завтра будет синяк. Сука. Мне нужно расслабиться. Я набрал парням, и пока жду, что кто-то ответит, закуриваю.

– Ромк, привет, чем занят?

– Привет, друг! Пиво пью с Глебом и Олегом! Мы в баре, где наши девчонки зажигали вчера, за столиком у окна, подтягивайся.

НИКА

Вечер хороший. Очень тихий, прохладный и спокойный. Из нашей комнаты открывается потрясающий вид. Мне видна половина территории пансионата и несколько деревьев. Видно даже кусок ограждения, за которым начинается плотный дремучий лес. Здесь в коттеджах широкие подоконники, на которых очень здорово сидеть и думать о жизни. Конечно, подоконник жестче, чем диван, но из-за красивого вида мне не хотелось уходить. Я вытягиваю ноги на всю длину, прислоняюсь головой к прохладному стеклу и сижу, сижу, сижу, без конца сижу одна и думаю о нём. Без конца. Я надеялась, что природа поможет мне поскорее расстаться с болью, что поселилась во мне, но даже здесь мне не скрыться от чувства апатии и депрессии. Мир для меня словно поблек: растерял краски, утратил вкус, сладость, все стало пресным и неинтересным. Ничего не доставляет мне радости, даже сладости кажутся приторными и невкусными, и от любимых шоколадок меня тошнит. Раньше я много читала, но сейчас и это не приносит удовольствия. Я взяла с собой книгу любимого писателя Эльчина Сафарли, «Сладкую соль Босфора», но изящный слог не вдохновляет на новые свершения, а наоборот, нагнетает тоску. Книга так и лежит в сумке, которую я не начала разбирать. Достала лишь кроссовки, кошелек и ролики, а все остальное так и лежит сложенное, запихнутое, умятое, ненужное.

Всё раздражает. Ни на что нет сил. Эммы нет рядом, и без поддержки подруги я расклеилась напрочь. Она всегда могла вывести меня из депрессии, ровно, как и я её, потому что друг перед другом мы никогда не кривили душой. Если мне хотелось плакать, пусть даже из-за глупой ерунды, то перед ней я не стыдилась своих слез, потому что знала, она меня не осудит. Я бы не пережила того, что произошло между мной и Глебом, если бы у меня не было возможности постоянно звонить ей. Я звонила ей посреди ночи, ранним утром, отвлекала от учёбы, срывала её с важных дел, и она всегда была рядом. Но сейчас мне так трудно, так непонятно, а её нет. Она много времени проводит с Семёном. Не знаю, что у них, но они постоянно общаются. Утром я видела их вместе на кухне, они о чем-то напряженно говорили. Сначала я приняла Эм за Мари, но потом та так ласково кивнула мне «привет, милая», что мне даже стало стыдно, что я не узнала подругу.

Вообще, кто бы мог подумать. Эмма и Семён. Никогда бы не подумала, что ему она понравится. Вообще, у них много общего. Они любят один стиль одежды, этакие яркие спортивные вещи из «Адидаса» и «Найка», оба кажутся энергичными, грубоватыми людьми. Но не смотря на это мне трудно представить, что моя лучшая подруга будет с ним встречаться, потому что я не очень хорошо отношусь к Семёну. Не потому что он плохой парень, а потому что он для меня чужой человек, с которым пусть я и проводила много времени в одной компании, но разговоры не заходили дальше, чем «привет-пока».

Эмма звонила мне несколько раз после того, как она ушла. Я перезванивала ей, но она была недоступна. «Абонент не отвечает или находится вне зоны действия сети». Мне очень нужно с ней поговорить. Я на грани отчаянья. Я заставляю себя успокоиться и ждать, пока она вернётся, но меня бьёт нервная дрожь. Я думаю о нас с Глебом. Думаю, что было бы здорово, если бы у нас восстановились отношения, но то, что произошло за завтраком, разбило в дребезги даже самую жалкую надежду на это. Оля разболтала ребятам, что было вчера. Слава богу, что она не в курсе подробностей, о каких могла догадываться Эм. Она-то знала, что я не ночевала с ней, потому что была в номере у Стаса, нашего вожатого.

Я слишком много выпила вчера. Слишком много. В какой-то момент я не остановилась, и меня понесло. Рядом не было девчонок, которые отвели меня домой – они бросили меня все! Оля тоже напилась вчера, но она контролировала себя и происходящее вокруг. Эмме же хватило ума не пить вообще и уйти спать пораньше. Но для меня вчерашний вечер и сегодняшнее утро были самыми ничтожными в моей жизни. Поначалу мне было хорошо: алкоголь заглушил боль, что мучила меня в последнее время, придал чувство уверенности, спокойствия, мне стало казаться, что ничего такого плохого нет в том, что мы с Глебом расстались. Я пила, без конца пила, потом в какой-то момент я поняла, что я уже даже не в баре, а на улице, целуюсь с каким-то до умопомрачения красивым парнем. Я потом поняла, что знаю его: это был Стас, наш вожатый. Почему-то мне всегда везло на привлекательных парней. Сколько я себя помню, ко мне клеились и предлагали отношения ну просто писаные красавчики. Я не знаю, сколько мы были на улице, прежде чем попали к нему в номер. Я не помнила, как мы туда добрались, что мы там делали. Однако мое утреннее пробуждение голой в чужой кровати мне немного прояснило ситуацию.

Я хотела уйти сразу же, как проснулась. Но, бросив мимолетный взгляд в зеркало, поняла, что лучше мне сперва проложить маршрут до ванной комнаты. Старательно накрашенные глаза растеклись, и я была похожа на старомодную куклу. Я смыла всё с лица, потом меня вырвало. Несколько раз, очень обильно. Я испачкала всю раковину, мне было очень стыдно за это, но я не хотела видеть этого парня и не стала тратить время на то, чтобы её вымыть. Я выключила воду, надела платье – белья я, увы, своего не нашла – и взяв туфли и сумочку, тихо ушла.

Меня мутило весь день, а вечером появилось странное самочувствие, что-то между похмельем, стыдом и желудочным гриппом.

Я думаю, что было бы неплохо найти Олега. Наверно, он не отказался бы прогуляться со мной, все-таки мы с ним очень хорошие друзья. Мне с ним всегда было легко, я могла рассказать ему совершенно всё и быть уверенной в том, что это останется между нами. Единственное, что меня всегда смущало, это то, что он лучший друг Глеба. Глеб проводил с ним так много времени, что Олег стал чуть ли его собственностью. Глеба всегда раздражало, что мы общаемся: нельзя же, чтобы твой лучший друг был так же лучшим другой твоей бывшей девушки. Наверно, это, правда странно, но ссор из-за этого у нас ещё не происходило потому, что Олег всегда находит время и для меня, и для него. Я решаю, что и сейчас он для меня его найдет, и звоню ему.

– Олежка, миленький, привет! Ты сейчас занят?

– Привет, Ник. Нет, с парнями в баре сидим. У тебя случилось что-то?

Где-то вдали раздается противный хохот Глеба.

– Ты можешь со мной встретиться сейчас? Погулять? Эмма где-то пропадает, трубку весь вечер не берёт, а мне необходимо просто выйти на улицу.

– Эмма сейчас с Ольгой сидит в больничном крыле. Встретимся, расскажу. Где ты сейчас?

– Дома у нас! Боже мой, что с Олей?

– Я через 10 минут буду, – с этими словами он вешает трубку, оставив меня во взволнованном состоянии. С Олей что-то случилось? Может, ей стало плохо от жары? Надеюсь, что ничего серьёзного. Скорей бы Олег пришел! 10 минут тянутся так долго, что я не знаю, чем себя занять. Я вынимаю из шкафа более теплую кофту для вечера и спускаюсь на первый этаж, прихватив с собой чашку. Я ставлю её рядом с раковиной и решаю помыть, чтобы на дне не осталось коричневых разводов, как слышу голоса около двери. Глянув в окно, я увидела около входа болтающих Эмму с Семёном. Сейчас я ни капли не сомневаюсь в том, что это моя подруга: в ярких кроссовках, шортах и огромной спортивного покроя голубоватой кофте на молнии, явно ей не по размеру, могла ходить только Эмма. Подруга часто покупает себе куртку на размер-два больше, чем надо, но мне кажется, что раньше я видела эту толстовку на Себе. Эмма прощается с ним, после чего входит в дом и сразу же замечает меня:

– Привет, Ника! Как я тебе рада, ты не поверишь! Ну и дебильнейший день у меня сегодня! – ругается она, снимая кроссовки. Даже не смотря на то, что она светится от счастья, было видно, что она очень устала. Она начинает говорить что-то про Олю, которую она нашла в душе, про Саню, который её сегодня окончательно довёл, после чего и перебивает себя на полуслове и спросила:

– Ты куда-то собралась?

– А что такое?

– Так накрасилась красиво, выглядишь отлично!

– Мм, спасибо большое, – мямлю я. В дверь постучали, потом раздался звонок. Это Олег, который пришел в самый неподходящий момент. Эмма открывает дверь и довольно громко декламирует:

– О, это Олег к нам зашёл, привет!

– Мы прогуляться выйдем, – быстро говорю я. – Ненадолго. Я через час вернусь, поговорим. Хорошо?

– Ну, я спать хотела лечь сейчас, у меня день очень трудный, давай завтра?

– Может, вам двоим пообщаться надо? Ник, погуляем потом как-нибудь, в следующий раз?

– Пойдём уж! – с уверенностью говорю я, и мы выходим из дома. – Давай в лес сходим? Недалеко пойдем, а то стемнеет скоро, там хорошо сейчас. Пошли?

– Пошли, пошли. Уговорила, – улыбается друг.

СЕМЁН

– Вообще, Эм, я сразу понял, что это ты била Саню, а не он тебя. Просто мне хотелось лишний раз задеть его, – говорю я Эмме, как только мы отдались от больничного корпуса на пару метров. – А как ты догадался?

– Ну, у него вся щека красная, это трудно было не заметить. Да и выражение его тупой рожи говорило за него. За что ты так его, бедного? – с наигранным укором в голосе интересуюсь я и решаю покурить. Мне доставляет огромное удовольствие унижать его даже за то, чего он не делал, и лишний раз его позлить. Я останавливаюсь и прикуриваю с лишь пятой попытки из-за сильного ветра. На улице к вечеру стало заметно прохладнее.

– Я не хочу говорить о Сане, – начинает Эмма. – У нас в какой-то момент очень испортились отношения, хотя раньше мы отлично общались. В какой-то момент он изменил мнение обо мне и стал хамить. Да я смотрю, ты сам его не жалуешь особо, – подмечает она. Ещё бы мне его не жаловать, я не успеваю узнать, что моя девушка попала в больницу с разбитой головой, как этот проныра уже крутится около неё и переживает, всё ли с ней в порядке, на что он не имеет права.

– Да имбицил он. Я его никогда не воспринимал всерьез. Вроде он старше меня, а ведёт себя как пацан. Если ещё проблемы будут, ты говори, Эмма, – киваю я девушке, на что она смеется.

– Спасибо, Семён, но два года занятий в боксерской секции не прошли для меня даром, и такие мелкие проблемы я вполне могу решать сама.

Сначала я хочу подколоть её, что ни в какой боксерской секции она не занималась, но потом понимаю, что разговариваю я все-таки не с Мари, а её сестрой. Я часто ловлю себя на мысли, что немного забываю, с кем я имею дело, хотя разница между ними огромная. Мари никогда не стала бы заниматься борьбой, потому что это ниже ее достоинства, но эта девушка мыслит совершенно иначе, полагая, что она должна за себя постоять. Я расспросил её о тренировках, и чем дольше она рассказывает, тем интересней она становится для меня. Это наша первая беседа с того дня, как мы познакомились, и я в какой-то момент поймал себя на мысли, что многое потерял, не общаясь с ней раньше. С ней приятно иметь дело: Эмма легко понимает меня, даже если я неправильно выражаюсь, а иногда даже озвучивает вслух то, о чем я думаю в этот момент. Она кажется мне умной девушкой. Если бы мы были более хорошими друзьями, я бы попросил у неё совета, что мне делать в сложившейся ситуации.

Я чувствую, что люблю одновременно двух девушек, и это не дает мне покоя. Меня напрягает то, что Мари и Ольга подружились и много времени проводят вместе. Если они начнут говорить о парнях, то узнают правду и поругаются между собой, а я потеряю их обеих. Я не хочу ни того, ни другого, но я не знаю, кто из них мне дороже. Я весь обратился в неуверенность, противоречие, смятение. Мне очень тяжело, потому что я никому из своих знакомых не мог довериться и рассказать это. Я уверен, что меня не поймут и назовут ублюдком, который мутит с двумя бабами. Они не поймут, что я чувствовал к Мари тогда, как я сильно её любил, как скучал без неё целый год, и как помогла мне выбраться из этой депрессии Ольга. Люди не поняли бы, как мне нравилась Ольгина взрослость, зрелость, её жизненный опыт с одной стороны и милая женская покорность с другой. Она уже в том возрасте, когда девушки умеют вести себя с парнями и ведут себя так, как надо, а не как хочется. Не поняли бы, как я очарован детскостью, скандальностью, неуравновешенностью Мари, её нежеланием соглашаться со мной в тех вопросах, где она считала, что права. Её трудно понимать, она часто не шла на контакт, ревновала, злилась, но это сводило с ума и заставляло думать о ней.

Я устал. От женщин. От всех. Я устал мучиться, думать, париться, бояться. Я боюсь за Ольгу. У меня до сих пор дрожат руки, и я не мог унять эту дрожь. Мы идем и болтаем с Эммой, я не подаю вида, что мне страшно. Не надо, чтобы моя нервозность передалась ей.

– Что сейчас делать будешь?

– Спать, наверно, лягу. Я очень устала. Давай пройдёмся немного, мне успокоиться надо, – просит она. – Много навалилось на меня сегодня, да и я всё-таки из-за этой пьянки не выспалась. А ты не ходил вчера, да?

– Да, мы с Мари болтали, старое вспоминали. Мы с ней знакомы просто.

– Правда? – с удивлением спрашивает она, и мне кажется, что это её огорчает. – Ну, ясно. И давно?

– Ну, мы с ней в одной школе учились. Так, не скажу, что плотно общались, просто знакомые хорошие. Ничего особенного. Просто удивительно, как тесен мир.

– Надо же, а когда мы с тобой познакомились, я тебе наврала, что ты похож на моего бывшего одноклассника. Это была неправда, мне просто стало неловко, что я на тебя так пялилась.

Я вспоминаю этот эпизод, и не могу сдержать улыбки.

– А ты меня сбила с толку, что похожа на Мари. Я начал думать, что это она, но забыл, как зовут. А тут ты говоришь, что ты Эмма, и меня это немного ввело в заблуждение, – вру я. Мне ужасно стыдно врать Эмме, такой замечательной и понимающей девушке, но пока я не могу сказать ей, что это я встречался с Мари, и из-за меня она перенесла такую тяжелую операцию. Потом. Мы обязательно поговорим с ней, но не сейчас.

– Ладно, что было, то было, – очаровательно улыбается она, и мне на одну секунду показалось, что мир стал лучше и добрее. – Давай посидим немного? Вон там? На лавочках около пруда?

– Конечно, пойдём. Холодно только стало.

Она кивает и смотрит куда-то далеко.

– Тебе кофту дать?

– О, не откажусь. Тем более она к моим кроссовкам подходит, – смеётся она, имея в виду, что моя сиренево-голубая толстовка идеально подходит к её пестрым «Найкам».

– Крутые кроссовки, кстати, – говорю я.

– Конечно, за такую цену им не быть крутым. Я люблю хорошую спортивную одежду, она удобная и не мешает жить. Ну и хоть какой-то оптимизм вносит. Все же лучше, чем чёрное все время носить? – говорит она, и я невольно вспомнил, как ругался из-за этого с Мари.

– Бесспорно. Мне кстати тоже купить себе надо. Вернёмся когда, съезжу.

И так мы сидим и болтаем. Обо всём, что приходит в голову. Мы придумываем тупые клички Саше, спорим, какое мороженое круче, апельсиновое или кокосовое, и стоит ли в наше время идти работать на телевиденье или там все придурки. Мы смеемся, дразнимся, при этом совершенно не обижаясь друг на друга и совершенно не заботясь, как глупо мы выглядим со стороны. Я давно так хорошо не проводил время. Этот вечер останется в моей памяти как один из самых лучших, потому что я впервые встретил человека, перед которым мне не нужно притворяться.

– Ну что, домой тебя, что ли? У тебя глаза слипаются уже. Или ты от общения со мной так утомилась? – шучу я, когда я насчитал у Эммы 5 зевков за минуту.

– Нет, с тобой хорошо болтать, Семён, но мне правда очень хочется спать.

Ещё минут десять мы хохочем, пока я провожаю её домой. Какое-то время мы стоим у подъезда, после я вспомнил, что так и не поблагодарил её.

– Эмма, слушай, спасибо, что помогла Ольге. Очень здорово, что ты оказалась рядом, на самом деле, очень счастливое стечение обстоятельств, что ты не смогла участвовать, – я обнимаю её. Как жаль, что нельзя сказать ей, как много Ольга для меня значит. – Ты молодец. Самая настоящая молодец. Не слушай Сашу, он кретин.

– Не буду, Сём, не буду, – обещает она мне. На этом мы прощаемся, и я решаю зайти к себе домой, узнать, как парни и в частности Глеб. Но дом оказывается пустым, и на мои крики никто не отвечает. Я наливаю себе из бара немного виски и залпом осушиваю стакан, после чего заваливаюсь на диван в своей комнате и долго листаю каналы. Через некоторое время на меня нападает странное желание выпить ещё, и я беру бутылку с собой. Чем больше я пью, тем больше понимаю, как устал от этой жизни и как мне необходима ещё пара часов беседы с Эммой Беркетовой, чтобы понять, как жить дальше.

ОЛЕГ

Надо было посмотреть в Интернете прогноз погоды – мне не нравится, что к вечеру похолодало. Если это было бы на один день, то это можно пережить, но холодный ветер, а может быть и дожди, на протяжении всего отдыха, были бы не самым лучшим. Из-за туч на небе в лесу темнее, чем могло бы быть. Мы немного заблудились, потому что пока шли, оживленно беседовали, и не замечали, куда идём. Мы немного устали, и Ника предложила посидеть на двух сломанных толстых ветках огромного дуба, мимо которого мы шли. Мы снимаем с себя куртки и садимся на них. Я достаю из кармана пачку сигарет, и Ника просит у меня одну, чем сильно удивляет. Я прикуриваю нам, и после того, как пламя зажигалки гаснет, мне становится неуютно от того, как же темно в лесу. Я почти не могу различить Нику, только её белую футболку и шорты, светившихся на фоне тёмно-синих деревьев и кустов.

– Темно, – говорит Вероника и затягивается.

– Темнота – друг молодёжи.

– Мне здесь не нравится, – говорит она, зажав во рту сигарету и затянув шнурки на кедах. – Посмотри, что с Олей случилось, это же ужас какой! Если бы не Эм, она бы провалялась так черт знает сколько и вообще умереть могла. Оле повезло, а Глеб вообще должен быть ей благодарен, а он заносится. Дурак, – с болью в голосе говорит она. – Может, ей вообще в Москву надо? Если у неё серьёзная травма головы, то ей потребуется помощь нормального хирурга, а не местных тупых медсестер!

– Надо до утра дожить, Ника, а там видно будет, – коротко отвечаю я и наклонил голову налево, чтобы потянуть затекшую шею.

– Дожить! Что значит, «дожить»? На нас что, комета упадет с неба? Ой, Олег, ну ты скажешь тоже! – сердится Ника и толкает меня. – Бедная бедная Оленька! Я завтра утром схожу к ней, может, ей помощь нужна.

– Утром к ней Глеб пойдёт.

– Угу, – она всегда становится грустной, если мы говорим о нем.

– Ты до сих пор хочешь восстановить ваши отношения? Все ещё скучаешь? – печально спрашиваю я.

– Это уже невозможно. Ты слышал, что Оля за завтраком говорю? Глеб и не уверен ни в чем, все думает по сто раз и не действует. А уж после того, что у меня со Стасом было, он точно решит, что он мне не нужен больше. Если он и думал вернуться ко мне, то теперь нет.

– Стас это кто, прости?

– Наш вожатый, который нам инструкции давал вчера и ключи от коттеджей.

Я вспомнил этого парня и не смог сдержать улыбки: ну конечно, самые красивые парни всегда крутились около Вероники.

– А, этот? Ну, он вроде нормальный. Глеб говорю, что он долго с ним разговаривал перед тем, как мы сюда приехали. Ну и что у вас?

– Ничего, Олег. Мы переспали, а утром я тихо ушла и старалась не попадаться ему на глаза, – она говорит это таким будничным тоном, словно она каждый день спит с каким-то парнями, а утром, как Казанова, уходит в утренних лучах солнца. Я в таком шоке, что выдавливаю из себя:

– Почему?

– Ну, я так пьяна вчера была, что мне кажется, я натворила дел. Не надо было всего этого делать... Сейчас чувствую себя неловко, и мне пока не хочется с ним разговаривать. Да и он мне не звонил сегодня, скорее всего, не помнит даже, что я у него ночевала.

– Перестань. Он адекватный человек, и тебя не обидит, я уверен. Но Глебу лучше этого не знать, он не правильно поймёт.

– Это точно, – тут она заливается румянцем и смеется. У меня мурашки от её смеха.

– Ты чего?

– Нет, мне все-таки лучше не попадаться ему на глаза: я наблевала ему в раковину утром и оставила на память своё белье, – отчитывается она и заливается хохотом.

– Ну, ты даёшь, – я аккуратно тушу окурок об ствол дуба. – Что у вас с Эммой, кстати? Вы как-то странно разговаривали, когда я зашёл, или мне показалось?

– Не знаю, Олег. Эмма словно отдаляется от меня. Раньше так много времени вместе проводили, что даже надоедали друг другу, а сейчас такого нет. После приезда Мари она изменилась. Вроде бы ведет себя так же, но есть ощущение, что она все время на взводе.

– Они с Мари не любят друг друга?

– Не любят. Они чужие друг другу люди, даром, что на одно лицо. Они назло друг другу делают что угодно, лишь бы только не быть похожими. Эмма, ты же знаешь, особо с парнями не гуляла никогда, в то время как Мари меняла парней, как перчатки. Она выбрала себе манеру лживо угождать и искусственно улыбаться, в то время как Эм говорит, как есть. Правда, не всегда тактично, но я считаю, что так лучше.

– Она до сих пор ни с кем не встречается?

– Кто? Эмма?

– Да.

– Ну не знаю, мы с ней о парнях мало болтаем. Она не любит об этом говорить, я если честно вообще ничего в этом плане о ней не знаю. Обычно мы говорили о моих парнях... А вот она... У неё много друзей-мальчиков, но чтобы она с кем-то встречалась... Не уверена. А почему ты спрашиваешь, Олег?

– Я? – я отвожу взгляд и делаю вид, что всецело увлечен чирканьем зажигалкой. – Нет. Ничего. Просто так.

– Ты уверен, что просто так? Ты для себя спросил или кого-то другого?

– Не важно.

Она не стала больше ничего говорить. Видимо, обиделась. У нас никогда не было друг от друга секретов, и мой уход от ответа её обижает.

– Для себя, – я молчу, потом добавляю. – Она мне нравится.

– В смысле? – не понимает Ника, но потом по её лицу бежит легкая улыбка. – Она тебе нравится? Эмма нравится тебе?

– Да. И очень давно.

– Ого. Эмма и ты.

Ника удивлена, но не так сильно, когда я думал. Просто мысль, что я мог бы с ней встречаться, кажется абсурдной. Мы разные, прямо противоположные люди. Она шумная, я – молчаливый. Она не боится ничего, и постоянно ругается с окружающими, чтобы всё было, как она хочет. Я предпочитаю промолчать и уступить. Она о своей внешности не думает вообще, носит спортивную одежду и не красится, в то время я трачу по полчаса каждым утром, чтобы моя прическа выглядела идеально. Нас с детства учили тактичности, правилам этикета и любви к семье, Эмма же матерится как сапожник, выросла на улице, и девочка ну совсем не домашняя. Но она потрясающая и всем этим она мне нравится.

Брат мой выбор не одобряет. Когда они только познакомились, она ему не понравилась. Он был вынужден с ней общаться, потому что одно время тусил с нашей компанией. Когда я сказал ему, что она мне нравится, он меня высмеял. Его девушка, Лера, похожа на нашу маму, такая же спокойная, черноволосая и заботливая. Но то, что Эмма не ведет себя так, как принято в нашей семье, не делает её плохой. Прошло какое-то время, и неожиданно они подружились. Брат изменил свою точку зрения относительно неё и сказал следующее:

– Эмма очень крутая девочка. Она многое пережила и очень мужественно со всем справилась. Но она не для тебя. Ты слишком неуверенный в себе, ей другой парень нужен, а тебе другая девушка.

Я долго вбивал себе это в голову, и почти смог убедить себя в том, что мы не друг для друга. Но стоило её увидеть, как становилось ясно, что это бесполезно, и я долго и тихо страдал. Мучился своей тупостью, трусостью, неумением общаться. Я видел, как легко к ней подходили другие парни, знакомились, болтали и ненавидел себя за то, что не мог так же. Когда она обращалась ко мне, пусть с ерундой, типа «сколько времени» или «дай ключ», я терялся. Она надо мной подсмеивалась. То ли потому что искренне считала червяком, то ли потому что в компании все любили надо мной издеваться. Сегодня за завтраком она пропела песенку про голубой вагон, чем, конечно же, насмешила всех и больно обидела меня… Голубой вагон. Знала бы она. Никаких шансов на то, чтобы сблизиться с ней.

– Нет, я не хочу сказать, что это ужасная идея, просто, – задумчиво говорит Ника. – Просто не знаю, вы такие разные, совершенно не похожи. Попробуй больше пообщаться с ней, может, она проникнется к тебе симпатией.

– Она ничего не говорит обо мне?

– Нет. Ты... иногда мне кажется, что ты человек-невидимка. Ты очень тихий. Отзывчивый, хороший, добрый, но тихий. Это рассмотреть надо уметь, а Эмма мишуру любит. Как и все мы, Олег. Все мы смотрим на обложку, и часто закрываем лаза на то, что человек на самом деле из себя представляет. Мне давно пора забить на Глеба, но я по нему скучаю. По его красоте, обаянию. Он противным, вредный, эгоистичный, не идет на уступки, но его привлекательность заставляет закрывать на это глаза. Многие падки на внешность.

– Мне не только её внешность нравится. Она фривольная. Очень смелая. Мне хочется быть похожим на неё, тянуться к ней. В общем, ладно, забей. Давай собираться, домой нам пора уже.

– Олег, прости, если обидела тебя...

– Ты меня никогда не обидишь, Ник. Просто наверно не стоило заводить этот разговор.

– Прекрати! Я поговорю с ней. Аккуратно. Она не догадается, почему я спрашиваю, обещаю. Я помогу тебе! Ведь ты мне друг, а друзей не бросают.

– Друзей не бросают. Хорошо сказано! Идём!

Мы встаем с бревен и чувствуем, что спины болят от сидения в неудобной позе. Мы отряхиваем куртки от пыли, грязи и коры и закутались в них. На траве уже выпало слишком много росы, из-за чего казалось, будто в лесу прошел дождь. Мы осторожно прокладываем себе путь, потому что боимся напороться на острую ветку какого-нибудь куста или невысокого дерева.

– Ты ничего не слышишь? – спрашивает в какой-то момент Ника. – Мне кажется, я странный звук слышу, но не пойму, что это.

Мы замираем, и я напрягаю слух: словно бы где-то вдалеке от нас я слышу хрип, который может издавать крупная собака, если она долго бежала, или другое крупное животное. У меня неприятно сосет под ложечкой, но я стараюсь отогнать неприятные мысли прочь.

– Не нравится мне это. Пошли быстрее, – сглотнув, каменным голосом говорю я.

Сзади хрустят ветки. Я хочу обернуться, чтобы посмотреть что там, но какая-то сила словно удерживает меня и не дает это сделать. Я сжимаю губы в нитку и чувствую, что на лбу выступил холодный пол. Хруст за нашими спинами стал громче, и хрип слышался более отчетливо.

– Тебе не кажется...?

Фразу не договорили. Фырканье, а затем угрожающий рев раздается за нашими спинами. Я так резко оборачиваюсь назад, что у меня все плывет перед глазами. На фоне беспросветной тьмы горят две светлых полоски странной формы. Я присматриваюсь, и мне кажется, что под ними горит два больших влажных глаза. Потом я вижу нос. Огромную животную морду с чёрной шерстью, на которой как два огня горят белые пятна. Морда тяжело дышит, хрипит, и, пошатываясь, идет к нам. Поломанные ветки так и трещат под немалым весом этой туши.

– Олег...

Я молчу. Животное раскрывает огромную пасть, и до нас доносится жуткий рев голодного хищника.

– Олееег! – истошно орет Ника.

– Бежим!! – еще громче ору я и резко хватаю её за руку. Мы бросаемся в темноту, сильно сцепившись за руки, чтобы не потерять друг друга, и орем от ужаса, боли от тонких веточек, что бьют нас по лицам, а нечто, что мы видели в зоопарке пару дней назад, и что умерло на наших глазах, неумолимо несется за нами...

САША

Сидение в баре должной радости не принесло – Рома опять начал свой воспитательный процесс, который угнетает меня хуже некуда. Да сколько можно ему объяснять, что я не желаю общаться с этой идиоткой Беркетовой, и вообще с какой стати я должен делать то, что хотят от меня другие? Я свободный человек, я сам за себя решаю, с кем мне дружить, а с кем нет, и Беркетова явно после сегодняшнего дня попала во второй список. Щека горит нещадно, такое ощущение, что мне со всей дури треснул мужик. Она реально мужик, грубая, противная, злая. Да Рома сам это всё прекрасно понимает, просто ему мешает то, что он типа уже взрослый и должен всех учить как себя вести.

Я на минутку забегаю домой, переодеть футболку и прихватить ролики. Раз не судьба мне сегодня попить пива с друзьями, я хотя бы покатаюсь. Сейчас довольно прохладно, и надо использовать это время. Странно, что я один так думаю – бетон для катания пуст. Что ж, мне же лучше. Наушники в уши, и я еду. Несколько кругов подряд я развиваю хорошую скорость, и все волнения, вся злость, накопленные за день, остаются где-то позади. Лучший способ спастись от проблемы – убежать от неё. Бег, скорость – это дает ощущение, что ты прячешься от того, что так преследует тебя. Я стал часто бегать, по утрам или вечерам, чтобы отвлечься от своих проблем. Бег помогает. Бег спасает.